Ты готов принять моих демонов?

Над Пилтовером медленно, но верно собираются тучи. Лёгкий свет луны, умудряющийся время от времени выглядывать из-за облачной пелены, падает на крышу десятиэтажного здания, освещая одинокую фигуру девушки. Длинные синие локоны, собранные в две косы, развиваются на прохладном ветру, одна из них спадает на плечо. Пронзительные синие глаза щурятся, вглядываются в окна соседнего здания. Хэкстек. Она наблюдает за ним, выискивает лазейки. Каждую неделю выбирается в Пилтовер только для того, чтобы в очередной раз незаметно пробраться внутрь, изучить неизвестные ходы, разузнать коды от сейфов и лабораторий. И сегодняшняя вылазка последняя перед операцией. Осталось лишь выяснить пароль от главного компьютера и секретного хранилища, в котором и хранится нужная ей вещь. Последний штрих в огромном деле… – Ну что ж, Джинкс, пора навести суету…

***

POV. Silco Я резко просыпаюсь от необъяснимого чувства тревоги. Сердце колотится как бешеное, а по спине стекает холодный пот. Пульс учащается, когда рука не обнаруживает родного тела рядом. Поворачиваюсь на пустующую половину кровати. Снова ушла… Делаю несколько глубоких вдохов, поправляя упавшие на лоб тёмные пряди, успокаиваю сердцебиение. Осматриваю комнату на наличие в ней синеволосой девушки, но, не обнаружив таковой, поднимаюсь с кровати и привожу себя в порядок. А мысли всё об одном… Где же ты? – Она снова сбежала? – спрашивает Сейвика, когда я заглядываю в очередную комнату. – Ты что-то знаешь? – не смотрю на неё, знаю, что она радуется новому проколу этой несносной девчонки. – Кто-то из охранников видел, как она скрылась под покровом ночи, направляясь в сторону… Пилтовера, – специально делает паузу, знает, что эта новость мне не понравится. – Почему её снова никто не остановил? – чувствую, как злость медленно закипает внутри, но вовсе не на "пропажу", а на бесполезность персонала. – Разве кто-то осмелится? Любой знает, что перечить ей - себе дороже… Вот трусы… – Как только она объявится, сразу же сообщи мне! Я буду у себя, – поручаю я, направляясь на второй этаж. – А как же завтрак? – Я не голоден… – холодно отрезаю я, не желая больше с ней разговаривать. Сейвика - хороший помощник, верный друг, но порой слишком надоедает… Кабинет встречает меня привычной мрачноватостью. Серые стены, чёрные шкафы и стол посередине у окна, тёмный кожаный диван с двумя креслами - всё это как-то подозрительно давит на мозг и сдавливает лёгкие, словно это помещение внезапно мне осточертело. С каких пор такая обстановка угнетает меня? На глаза попадается яркий рисунок на стене, сильно выделяющийся на общем фоне. На лице растекается лёгкая улыбка, а в голове сразу всплывают воспоминания того дня…

~~~

С тех пор, как я забрал Джинкс из психбольницы, прошёл месяц. Она долго не могла привыкнуть к тому, что я называю её именем, так называемого, демона, но постепенно свыклась и привыкла ко мне. Вот только возникла одна незадача – я не учёл, что её психически здоровая сторона окажется весьма креативной. Поэтому сейчас я лицезрею новое "произведение искусства" на стене, где раньше стояли ещё два книжных шкафа. Яркие пастельные мелки, которые угораздило меня ей подарить, теперь очень сильно выделяются на мрачной стене и бросаются в глаза каждому вошедшему. – И что это такое? – как можно спокойнее спрашиваю я. – Это ты и я, – она поочерёдно показывает на свои каракули, а затем резко поднимает на меня голову. – Мы же теперь семья, да? Её голос звучит слишком серьёзно. Синие глаза поблёскивают надеждой и, казалось, смотрят прямо в душу, выворачивая её наизнанку. Я не мог, пока что, назвать её своей дочерью. Слишком тяжело даётся её лечение. Все мои мысли заняты лишь этим, ведь если я не восстановлю гармонию у неё в голове, то в один прекрасный день она меня просто убьёт в очередном приступе. К тому же, прошло ещё мало времени, чтобы я действительно начал воспринимать её как дочь. Но даже вопреки этому я почему-то лгу ей. – Конечно семья! – говорю я, опускаясь на колени, кладу руки на её хрупкие плечи. – Отныне и навеки я твой отец, а ты моя дочь. И я никогда тебя не брошу! Она ничего не отвечает. Лишь улыбается, да так искренне, что мои губы тоже невольно растягиваются в улыбке. Девчонка бросается ко мне в объятия, утыкается в шею, стискивает своими маленькими ручонками и шепчет. Шепчет слова благодарности. Я слышу, как стучит её сердечко рядом с моим, чувствую её тепло и теряюсь. Кажется, что до неё я никому не был нужен, но теперь… – Почему ты нарисовала это именно здесь, в этой комнате? – спрашиваю я, ведь в её распоряжении, фактически, весь дом. – Просто здесь ты проводишь больше всего времени, – она отстраняется, оглядывая комнату. – Но здесь так мрачно… И я подумала, что нужно добавить немного красок, чтобы тебе было веселее. Веселее? – Ты всегда один, и я решила, что это, – поворачивается к рисунку, – скрасит твоё одиночество во время работы. Кажется, впервые в жизни до меня доходит истина… – А можно я ещё что-нибудь здесь разрисую? – смотрит на меня с глазами, наполненными азарта, и хитро улыбается. А я не могу отказать. Не могу сопротивляться единственному лучику света в этом мире. Ребёнку, который так безоговорочно доверяет мне. Это оказалось выше меня… – Конечно можно! – мягко улыбаюсь, нежно проводя рукой по её волосам, и вижу, как сильнее искрятся голубые очи. Девчушка вновь обнимает меня, а я чувствую, как мой привычный серый мир рушится под гнётом тёплых чувств к ней, с которыми я не в силах совладать…

~~~

Наверное, именно в тот день я перестал считать её частью плана мести и начал любить, как родную дочь. Однако, это стало моей личной клеткой, зависимостью. Когда её нет рядом, всё вокруг будто меркнет, а все мысли исключительно о ней. Джинкс… Прошло уже семь лет. Она выросла, окрепла, стала лучшей версией себя, но было одно большое "но"... Мне так и не удалось её вылечить. Да, она поборола в себе Паудер и почти избавилась от триггеров прошлого, но иногда её заносит, и она убивает. Снова и снова. Жестоко и беспощадно. Количество трупов на её руках уже и не счесть, и каждый раз, когда она уходит и возвращается уже в чьей-то крови, я безмерно корю себя за то, что не смог её спасти. Не смог уберечь от столь большого греха. Хотя, что я могу, если она сама не может это контролировать? Мысль об убийстве настолько завладевает её разумом, что мозг просто отключается, а когда наваждение проходит, её охватывает паника и она убегает. Не только от преступлений, но и от самой себя. А потом со слезами просит у меня прощения за безрассудство. А я не могу её винить… Понимаю, как ей тяжело. Ведь в нужное время ей никто не помог, а теперь уже слишком поздно пытаться всё исправить. Остаётся только принять её такой, какая она есть, оберегать её от дурных мыслей и защищать от правосудия. Именно этим я и занимаюсь, каждый раз вытирая слёзы с её бледного лица, говоря, что всё в порядке, залечивая небольшие ранки на коже, оставшиеся после очередного побоища, избавляясь от многочисленных жертв её насилия и заметая все её следы. Я думал, что со временем станет проще. Как же я ошибался… – Проклятье! Резкий нервный импульс заставляет меня бросить все бумаги и, как можно сильнее, ударить кулаками по столу, дабы снять напряжение и почувствовать, как болезненные ощущения приятной волной растекаются по костяшкам пальцев, отдаваясь эхом дальше по рукам. Это расслабляет. Я оседаю на кресло, закрываю глаза, устало тру переносицу, чувствуя, что схожу с ума в ожидании "дочери". Это сложно… Я не знаю, где она, с кем и что делает. Даже не знаю, жива ли она ещё или нарвалась на такие крупные неприятности, что и подумать страшно… И вдруг слышу чьи-то шаги в коридоре, что нарушают мёртвую тишину кабинета. Сердце постепенно ускоряет свой ритм каждый раз, когда звуки становятся всё громче, всё ближе. Ещё чуть-чуть и… Дверь со скрипом открывается. В дверном проёме показывается до боли знакомая синеволосая макушка. Как всегда, любопытные голубые глазки оглядывают помещение и останавливаются на мне. Губы, накрашенные тёмной матовой помадой, расплываются в радостной улыбке, которой мне так не хватало всё утро. Девушка полностью входит в комнату, закрывает дверь и, оставшись там стоять, по-детски наклоняет голову набок так и улыбается ещё сильнее. Только я вижу, что эта улыбка приобретает более виноватый вид, нежели счастливый. Что-то опять натворила… – А вот и я!