Ожоги

      Шатохин зол, и каждый шаг, который он делает по наливному клубному полу, заставляет хотеть сжать кулаки и отпиздить какого-нибудь здешнего наркомана, потому что ему больно, а насилие, как он думает, поможет выпустить пар. Больно жить, существовать, пытаться оставаться человеком. Он злится, потому что чувствует себя слабаком, ведь никак не может решить проблемы, в которые теперь впутаны его близкие, а должен быть в состоянии уравновесить всё и вернуть в норму. Ему нужно приложить огромные усилия даже для того, чтобы руководить своими ребятами, что сейчас активно ищут отца, но сил хватает лишь на то, чтобы толкнуть дверь, свалиться на диван и подозвать официантку.       Запах алкоголя, что безостановочно заливался в горло парня, и подросткового духа с примесью отчаяния противно проникал в слизистую носа, как кислота, разъедая её изнутри. Незнакомая отчаянная девушка буквально повисла на Артёме, вырисовывая бёдрами разные узоры, а её менее отчаянная подружка несла какой-то бред, поглядывая в свой напиток, чтобы потом повиснуть на другом парне, когда поймёт максимальную незаинтересованность Шатохина. Вот такой круговорот.       — Серьёзно? — Выпалила Яра, которая внезапно оказалась за спиной Артёма и девушек, что делят с ней профессию, сурово взглянув в туманные глаза парня. — Девочки, вас попросили подойти в раздевалку. — Вымолвила девушка и недовольно сморщила нос, вспомнив запах, что обычно стоит в помещении для стриптизёрш, дешевый лосьон для тела, крайне истоптанные лаковые каблуки и различные телесные жидкости.       Блондинка встречается с равнодушным, беглым взглядом Депо, который сейчас её немного бесит, точнее бесят его руки, что удобно расположились на пятой точке знакомой танцовщицы и не спешат отдаляться. Но парень словно игнорирует её. Не замечает. Целиком и полностью. Это злит. Внезапно и необъяснимо появляются омерзительные ощущения, они вызывают неприятную, щемящую боль в животе. Под кожей надуваются зеленоватые вены, что всегда легко заметить из-за тонкой кожи.       Голубоглазая тихо прокашливается и перебрасывается парой фраз с коллегами, которые уже начали уходить, изящно покачивая своими бёдрами.       — Ты чего тут делаешь? — Яра аккуратно подсаживается рядом, неловко впиваясь ноготками в собственные подушечки пальцев. — Думаешь, что Соня сама научится стрелять? — Пускает нервный смешок.       — Настроение плохое. — Немногословно отвечает шатен, беспокойно поправляя рукава толстовки.       — Здесь станет лучше? — Саркастично спрашивает девушка, продолжая досаждать свои пальцы.       — Я не люблю людей, но иногда люблю находиться среди них, как бы это странно не звучало. Буквально сливаюсь с толпой, растворяюсь в незнакомом сборище. Я перестаю зацикливать внимание на проблемах, исчезаю. — Тяжело выдыхает парень.       — Забавный, но очевидный факт, чтобы что-то изменить — нужно приложить усилия, а не проёбывать время с бутылкой в обнимку. — Толкует девушка, стреляя глазами в стакан с алкоголем, что, кажется, врос в ладонь Депо.       — Не думаю, что я сейчас в состоянии делать что-либо. — Расплываясь в пьяной улыбке, сказал парень.       — Пошли. — На выдохе говорит голубоглазая, неторопливо вставая со своего места.       Шатохин поднимается со стула, выбирается, пьяно и небрежно пошатываясь, из-за стола, и его бьет двойной лихорадкой: от невозможности сфокусироваться, ведь перед глазами всё плывёт, точно при мощном течении, и от желания спать. Сквозь толпу протискивается в самый центр, вбирая в себя вибрации от громко включенной мелодии, и цепляется под локоть блондинки, словно за спасательный круг. Народу, что яблоку негде упасть. Зажимают, толкают, кто-то даже практически сбивает голубоглазую с ног.       Разноцветные яркие огоньки, что повсюду мелькали, сменяются на тёмный узкий коридор, а впереди показались очертания дверей. Светловолосая завела парня в одну из комнат, приглушённый, бледно-розовый свет освещал ряд диванчиков у стены, делая очертания маленьких столиков, которые находились поблизости, и шеста, что возвышался посредине, отчётливее.       — Решила обнажённое представление мне устроить, чтобы быстрее протрезвел? — Игриво усмехается шатен, разваливаясь на диване, и потирает уставшие глаза.       — Нет. — Сурово сводит свои пшеничные брови Яра. — Спать уложить.       — Какая забота! — Артистично разводит руками Депо, добро улыбаясь.       — У тебя же настроение плохое? — Уныло спрашивает девушка, протягивая парню бутылку воды.       — С твоим приходом оно поднялось. — Отвечает парень и начинает жадно пить воду. — И поднимется ещё кое-что, если ты не решишь прикрыться. — Нагло лыбится он, возвращая бутылку на стол, и хищно проходится взглядом по оголённому телу блондинки.       — Идиот! — Смеётся девушка, швыряя в Артёма подушку, которую ранее хотела любезно подложить под его голову. — Ложись спать, чтобы не учудить чего. — Легко следует к выходу, поправляя свои длинные волосы. — Сюда никто не придёт, но заплатить придётся.       — Ты зашла сюда со мной, следовательно тебе отдадут процент от суммы, что я заплачу, ведь я твой клиент. — Выстраивает парень цепочку в своей затуманенной голове, забавно шевеля пальцами. — Бессовестно, не думаешь?       — Мне все время, что ты будешь отсыпаться, танцевать? — Возмущается блондинка, забавно упираясь руками в бока.       — Нет, можешь просто посидеть со мной. — Расплываясь в довольной улыбке, словно Чеширский Кот, и спешно взлохмачивая свои спутанные волосы, говорит Депо.       Девушка неспокойно бегает глазами по комнате, усердно копаясь в сложившейся ситуации. Каждый раз, когда она находится в помещении с Шатохиным, то не может избавиться от напряжения в каждой мышце, а когда диалог, казалось бы, выходит милый и должен приносить удовольствие, за всем этим появляются эмоции, говорящие, что она раздражительная и мерзкая, странная и нелепая, и навязчивая, и вот хуже всего — не понимать, действительно ли это так или нет? После каждого их разговора, обмена фразами или случайного касания, что происходили за короткий срок их общения, она обдумывала и сотни раз прокручивала эти моменты в своей голове, рассматривала, точно под микроскопом, пытаясь найти что-то плохое, будто иголку в стоге сена, и концентрируя внимание только на негативе.       — Это не вопрос. — Хмурит брови Артём, крепко сжимая пальцы на запястье Яры и слабо толкая в сторону диванчика, и уютно укладывает голову на её бедра, когда она ещё не успевает опомниться.       

***

      Зачастую она любила себя и свою жизнь, но иногда скрывала за своим ребячеством много всего грустного, что её будоражило и лишало покоя. А он не особо хотела думать о ее проблемах. Ему нравились её агатовые глаза, которые можно было сравнить с чёрной дырой, буквально принуждающие смотрящего утопиться в себе, раствориться и без остатка отдаться, вечная белозубая улыбка, что проявлялась при каждой приятной мелочи, заражающий беззаботный смех и спонтанность поступков, сводящие с ума, ее прелестные рисунки, вызывающие жизнерадостность, какой вечно обладала их создательница. Ему нравились родинки, сентиментальная музыка, комедийные актёры и фильмы Марвел. Или это все нравилось только ей, а он просто подстраивался под неё?       Он предпочитал не акцентировать своё внимание на этих мыслях, куда приятнее было сосредотачиваться на ней.       Он понимает, что прошло уже четыре года, как-никак, но мысли все ещё так часто крутятся в голове. Сейчас ему точно не нравятся комедийные актёры, ведь серьёзность больше по душе, сентиментальную музыку почти не слушает, а к мелким повсеместным родинкам относится равнодушно.       Часто ворошит воспоминания, как шли в тот день мимо чужой школы, не понимали друг друга и как обычно разлучались около её дома, невдалеке от Артёма, который ждал возвращения сестры. Как после этого она железно сливалась в объятиях со всеми остальными, а к нему прикасалась лишь мельком, чего-то боясь. Но этим он даже голову не забивал, а помнил, как она постоянно смеялась над бредовыми приколами и соглашалась приготовить ужин, не выдерживая тяжесть его грустных глаз, как у кота из Шрека. Как весело они проводили время, когда он приходил к Депо и вскользь проникал в её комнату, и как она просила быстрее выздоравливать, думая, что он заболел, а не совершает противозаконные действия, что были связаны с крупным оборотом наркотиков. Как она была не против, когда он трепал её смоляные волосы. Вскоре он поймёт, что ей это все-таки не нравилось. Или понимал ещё тогда, когда делал это?       После признания, что было совершенно три года назад, она почти не изменилась, лишь стала меньше смотреть в глаза и отрекалась, стоило до неё дотронуться. Но она не убегала. Просто фокусировала внимание на других объектах и изо всех сил пыталась игнорировать присутствие, обдавая его мучительным холодом. Ей было неприятно, стыдно, стеснённо, дискомфортно и все остальные слова, что являются синонимам к фразе «Чувствовать себя не в своей тарелке». Но почему-то она не отдалялась, будто что-то не позволяло уйти, точно приковывая незримыми цепями к блондину. Делала вид, будто ничего не было, хотя образы с того вечера, кажись были высечены ножом на внутренней стороне черепной коробки. Она была не против общения, которое в корне отличалась от привычного для них, до определенного времени. Всё рухнуло, когда рухнула она, теряя всю силу, любовь к жизни и энергию, что копились в ней, она не выдержала, не смогла, не вывезла.       Он хранил в голове много чего, но позабыл еще больше. Так мало осталось воспоминаний с ней.       Когда он сидел на лавочке, слишком долго ожидая Шатохина, то невольно представлял как было бы прекрасно сидеть здесь около неё, проверять стих, что задала её невыносимая учительница литературы, и тихо стебать Артёма, который очень медлительно собирался, словно девушка, рисующая стрелки на последнюю в своей жизни вечеринку, смеясь вполголоса. Не было бы.       В фильмах и книжках часто встречаются истории, где через множество лет сталкивались давние знакомые. Они были всё такими же, хорошо ладили друг с другом. Он недоумевал, ведь прошло так много лет, ведь смотрел на Соню, которая была совсем другой, хотя прошло меньше времени, чем в тех историях… Что с ними не так?       Он просто хочет сохранить образ прежней Сони навсегда в своей памяти. Возвращаться к нему, когда сам по себе, потому нестерпимо одиноко, парить в облаках и чувствовать спокойствие от тёплых воспоминаний, что, к большому сожалению, нельзя повторить.       Так он думал всё это время, что они не виделись, но вчера было иначе. Он почувствовал что-то.       Час назад Глебу написали, попросив научить Соню стрелять, хотя это должен был делать Депо. Но не сказать, что Голубин был против… После вчерашнего вечера, когда она, которая была невероятно уставшей и измотанной, уснула на его руках, шибко хотелось увидеться вновь.       Блондин молча стоял около подъезда, точно вкопанный в землю, залипая в окно, что демонстрировало комнатку Шатохиной. Ему нравится это пленяющие сочетание цветов, которое раскаляет и вызывает уныние одновременно. Этот тёплый, комфортный оранжевый цвет окон и холодный, глубокий синий цвет снаружи. В её квартире горит свет, освещая улочку, и так интересно узнать, как она там? Поужинала ли? Сидит ли она и попивает ягодный чай у другого окна, выходящего на боковую дорожку? А может быть она занимается своими рисунками, на которые можно смотреть часами, стараясь понять, что же в её темноволосой голове? Есть в этом что-то уютное, но тоскливое, пустынное, как будто есть что-то хорошее в мире, но ты, блять, больше не часть этого.       Голубин приложил руку к домофону, но сделал паузу, задумался на тему того, что она не хочет его видеть, ведь вчера, когда они только увиделись, была злая. Бред. Он двинул ключом по считывателю и зашёл в чистый подъезд. Подошёл к квартире, которая находилась на первом этаже, и легонько постучал, чтобы не нарваться на неловкую ситуацию, если решит сам войти. Глеб зябко проводит руками по плечам, засовывая их в карманы, с замиранием сердца ждёт, когда же ему всё-таки откроют дверь, нервно топчется и стучит зубами. Сегодня метель началась совершенно не вовремя, за пару минут снежинки угрожающе покрыли собой всю толстовку блондина. Синоптики ни о чем таком не предупреждали — одеваться теплее Глеб не стал, потому замёрз и вымок до последней нитки своей чёрной одежды.       Соня открывает ему дверь, оглядывает с ног до головы и недоумённо выгибает бровь дугой. Она пропускает Сименса в квартиру, а сама уходит в ванную комнату — возвращается незамедлительно с шерстяным свитером, что раньше принадлежал её брату, и сует его парню в руки. В темных глазах забота плещет через край, Глеб видит, чувствует на всех уровнях.       — Что ты тут делаешь? — Тихо спрашивает девушка, неудобно поправляя чёрную прядку волос, и потирает сонные глаза, хотя время было приблизительно около часа ночи. Слишком рано для той, что является «совой».       Брюнетка старалась не смотреть в глаза Голубина, ведь боялась увидеть там то, что абсолютно не сходится с тем парнем, которого она знала с детства. Боялась, что он изменился, ведь ей нравились столь невинная, почти детская наивность и привязанность в его глазах, которыми он радовал лишь её, а остальных же удостаивал холодом и безразличием. Что они ощущали тогда? Лёд. Пленяющий и глубокий морозец — сотни мелких осколков по коже. Некоторые, особо хрупкие и слабые, испытывали страх, что выбивал почву из-под ног и вызывал тошнотворную боль внизу живота. Они были похожи на котят, которые поджали ушки, когда их внезапно схватил за шкирку.       — Я разбудил тебя? Прости. — Бурчит себе под нос от слабого чувства вины, ведь нарушил её покой.       — Я не спала. Просто уставшая в последнее время. — Она осмеливается поднять глаза, сжимая пальцы в кулачки от небольшой тревоги, и видит родной взгляд, как несколько назад.       Брюнетка облегчённо выдыхает и скрывает едва заметную улыбку, отпуская голову и глядя на свои носки. Волна тепла разлилась по её телу, пальцы расслабились, а в глазах появился особый, нежный, притягательный блеск, который отражает все приятные эмоции, что сейчас буйствуют внутри Сони. Чувство лёгкости и защищённости, которое было у девушки, когда Артём ещё не заявился и не поведал о всём происходящем пиздеце, вновь воцарилось.       — Депо попросил, чтобы я научил тебя стрелять. — Протяжно произнёс Голубин и тихонько пошёл в зал, внимательно осматривая квартиру, в которой Шатохина ещё не успела адаптироваться. — Миленько. — Весело улыбаясь, заключил он.       — Чего?! — Воскликнула девушка, смешно выпучив глаза и открыв рот. — Зачем вообще… — Начала девушка, но резкий, громкий и настойчивый стук в дверь перебил её.       — Кто это? — Насторожился блондин и завёл Соню за свою спину, когда получил ответ в виде отрицательного кивка головой.       — Тёма? — Спросила девушка Глеба, аккуратно обхватывая его запястье, и заметила пистолет за поясом его штанов, к которому он интуитивно потянулся.       — Он отдохнуть поехал. — Ответил зеленоглазый. — Иди лучше на кухню, а то мало ли. — Попросил он, кивнув в сторону помещения, и последовал к двери.       — Хорошо. — Прошептала девушка, тягостно убирая трясущиеся руки с тёплой кожи парня, и судорожно проглотила комок во рту.       На ватных ногах, по которым прошлась волна кладбищенского холода, брюнетка зашла в комнату. Её затрясло, появилась лихорадочная дрожь, будто внутри кости заменились на желе, от непонятной боязни, которая появился от того, что даже Глеб напрягся. Он, к слову, смелый и всегда прекрасно контролирует свой страх. Он ему не подвластен. Колени слабеют и она валится на стул, пытаясь восстановить дыхание. Снова слышит требовательный стук в дверь, который отдаётся звоном в её ушах, и замирает, вслушивается, даже дышать перестаёт. Кажется, она чувствовала каждую капельку пота, что стекала по её спине.       Выстрел.       Сердце Шатохиной пропускает удар, глаза расширяются от услышанного, она не успела подумать, но успела осмыслить. Лицо покрывается мертвенной бледностью. Её резкий крик заполнил всю квартиру. Невидимые шторы опустились на взгляд, сужая мир до слабого источника света, что виднелся из проёма.       В кухню врывается мужчина и стремительно надвигается на девушку. Он молниеносно прижал её к стене и накрыл лицо тряпочкой, что пропитана хлороформом.       Она трясется, старается отмахнуться и оттолкнуть амбала, позвать кого-нибудь на помощь, но мысль о том, что ситуация безвыходная, как спичка, вспыхивает в её голове и из широко распахнутых глаз начинают литься слёзы, что больно обжигают кожу. Сознание покидает её, когда тупая, пульсирующая, словно от удара, боль начинает утихать, и она проваливается в непроницаемую тьму. Тело расслабляется и обессилено падает на грудь мужчины.