Ожоги

      Землистый аромат, появившийся после ночного дождя, заполнял тело и заставлял Артёма делать полноценные вдохи. Целое собрание запахов, так идеально сочетающихся между собой. Мама, ещё при жизни, мельком рассказала ему, что очень любит тропический ливень. Тогда он не понял юмора: в его представлении это явление природы всегда было настоящим стихийным бедствием, не вмещающим в себя красоту. Но с тех пор прошло много лет, и его вкусы изменились. Нет, он по-прежнему считает тропический ливень бедствием, но признаёт его необходимость для того, чтобы в природе существовало это ощущение. Ощущение свежести, спокойствия, созерцания, задумчивости, лёгкой ностальгии.       Комната, которая была перед парнем, чем-то напоминала большой чулан. Пахло несколько тухло — так пахнет в квартирах, где хозяева держат нескольких собак и собирают еженедельные газеты, да так, что ими все полки до краёв забиты. На подоконнике лежала бумажка с колбасными шкурками. На маленькой полочке стояло несколько пыльных книг, которые, наверное, были куплены ещё до развала Советского Союза. У двери, что служит входом в помещение, рядом с грязными, повалившимися набок берцами, стоял ореховый стул. Со стены глядел информационный стенд, поблизости — календарь, на котором рисовался российский флаг, с несколькими пропущенными датами.       — У твоего отца было несколько земельных участков, почему-то унаследованных не вами с сестрой, а другими людьми, не являющимися ему даже родственниками. — Противный, немного чавкающий голос мужчины звучал, как скрежет ногтей о школьную доску. — Держи, это всё что я нашёл. — Он протянул Артёму, который потёр свои уставшие глаза и постарался сконцентрироваться на деле, маленькую стопку бумаг, сцепленных между собой железными скобами.       Мужчина, облачённый в полицейскую форму, явно малую ему, что легко можно заметить из-за натянутой на животе рубашки, прокашлялся и с тяжёлым выдохом уселся на стул. Он оглянулся, стараясь найти пачку влажных салфеток, безуспешно, из-за чего неряшливо вытер руки об штанины брюк, и стал туповато смотреть в сторону Шатохина. Заметно прихмурился, видимо, оставив нормальное выражение лица под подушкой дома, когда шатен на протяжении нескольких секунд абсолютно не реагировал на него, увлечённо копаясь в бумагах.       — Было бы неплохо, если найдёшь их нынешние адреса. — Прервал тишину Депо, указывая пальцами на несколько имён. — Да не ссы ты за свои погончики. — Усмехнулся, увидев сомнение в глазах Вадима, откинулся на стуле и потянулся ко внутреннему карману ветровки, чтобы достать конверт, который позже положил на стол.       — Хорошо, попрошу у Лёхи, это всё? — Согласился мужчина, забирая со стола конверт.       — Нет, ещё дело есть. — Ответил Артём, взяв органайзер для ручек и прочей канцелярской шелухи и начав изучать, чтобы как-то занять себя. — Парни те, что по мелочи у тебя работали, вроде, с мозгами… — Медленно начал парень, но его прервали, выхватив из рук занимательную «игрушку», на что он артистично нахмурился и принялся стучать костяшками по столу. — Думаю, сбыт им небольшой доверить.       — Сбыт?! — Закашлялся полицейский, возмущённо выпучив глаза. — Я этих ребят для ерунды всякой приставил…       — Тебе дурачков новых найти не сложно, а эти и для нормальных дел сгодятся. — Препирается шатен, взлохмачивая пятернёй свои кудри, и перебирает у себя в голове всех знакомых ребят, убеждаясь в том, что для работы подойдут только парни Вадима. — Я их забираю.       — Тебе от меня что надо? — Спрашивает мужчина, вымученно выдыхая и опираясь лбом о свою ладонь, и пытается найти какую-нибудь отговорку, предлог, да всё что угодно, только бы Артём передумал и послал на дело своих или новых нашёл.       — Не будешь их удерживать. — Заключает парень, придвигая стул ближе ко столу, и кладёт локти на деревянную поверхность.       — Ты им лезвия к запястьям хочешь подставить, а когда эти лезвия полоснут — вопрос времени. — Протараторил полицейский, активно жестикулируя и временами заикаясь, а под конец вообще откинул голову на спинку стула, смотря наверх, будто просит помощи у всевышнего. — Я, Артём, всё же мент.       — Ты пидорас, Вадим, хоть и с виду мент. — Огрызается Депо, ловя какой-то неожиданный приступ агрессии, вызванной, видимо, фразой своего давнего знакомого, которая показалась такой чертовски пустой и лживой, рождающей омерзительный скрежет зубов во рту, а вместе с ним и ядерное, весьма мерзкое послевкусие на языке.       Язвительные слова снова и снова невольно проносились в голове Артёма, словно безумная карусель, которая никак не могла остановиться. Видимо, какой-то механизм в голове заклинило, от чего вся конструкция и дала сбой. Гнев, словно бьёт по вискам, разъедает внутренности с того момента, как парень вылез из тёплой постели, которую этой ночью разделил с Ярой, что, кстати, было единственным светом в череде всех этих блядских неудач, а обида на ужасное стечение обстоятельств и его желание сорваться на ком-то оказались настолько сильны, что спровоцировали сей инцидент. Во всяком случае, он так думал, ведь раньше его так резко не накрывали чувства справедливости и правосудия, да и сейчас распространялись они почему-то лишь на Вадима, ибо даже маломальское ощущение раскаяния за всю хуйню, что сам же Шатохин когда-либо творил, не удалось отыскать в его прогнившей душонке. Это просто накопившаяся злость, что даже хуже расклада, в котором шатен заделался бы благодетелем, борющимся со всей ментовской коррупцией в России.       — Ты настоящих ментов в жизни не видел, а я видел. — Продолжил Депо, издевательски слабо усмехнувшись, ведь сил попросту не хватает на что-то более злорадное. — Он одного из старших моего отца десять лет назад закрыл. — Парень отвёл взгляд от объекта агрессии, чтобы диалог стал хоть немного спокойнее, а он, может быть, вместе с ним. — 48 лет, до сих пор майор, живёт в служебной однушке, ходит в затёртых до дыр джинсах, годовая зарплата, как два этих конверта. — Кивает в сторону взятки. — Этот чел клятву давал, и ему не в падлу жизнь свою за слово положить. — Снова посмотрел в сторону мужчины. — Вот это мент, Вадим.       Шатохин встал на ноги и немного покачнулся, наверное, виной тому послужили блядское цунами перед глазами и голова, которую непрерывно ломит с самого утра. Глаза слипаются, организм просит отдыха. Когда он выходит на улицу, то чувствует ветер, укутывающий со всех сторон, такой промёрзлый, словно живой стискивает в прозрачных ледяных руках.       Он томительно откидывается на кожаное сидение, когда залезает в машину, прокрутив меж фалангами пальцев давно разблокированный телефон, отражающий на своём дисплее контакт Глеба, которому он пообещал отписаться, ведь они так и не увиделись после того, как блондина подстрелили. Продолжительные гудки и монотонный голос ассистента. Недоступен. С трудом набирает односложное предложение и откидывает гаджет на соседнее сидение.       

***

      Взгляд блондинки направлен на горизонт, она выдыхает клубок белого дыма через нос, а по телу проходит приятная волна наслаждения, повторяет эти махинации ещё пару раз, запрокинув голову назад, и выпуская думок вверх. Выкидывает окурок из окна верхнего этажа и он, разбившись об асфальт россыпью искр, погас, как и трое до него. Ловит себя на мысли, что она никогда ещё так часто не курила табачные изделия. Голова предательски болит, отдавая неприятной болью в виски и на выступающую часть лба, которую она оживлённо массировала, стараясь облегчить страдания. Она прикасается прохладными ладошками к горящим щекам, а по телу проходят приятные мурашки. Брюнет, которого Яра вчера видела вместе с Артёмом, занёс какие-то горькие таблетки и упаковки с лимонным порошком, она через силу приняла всё это, но температура так и не спала.       Девушка вернулась на постель, неуклюже смахнув стопку тетрадок на пол, открыла свой ноутбук и по-особенному легла, разместив его на ноге, которая находилась в поднятом состоянии, вероятно, выглядело это странно и несуразно. Она погрузилась в нудное изучение каких-то терминов, сначала читала их на мониторе, а потом отворачивалась в сторону зеркала и старалась повторить, но оттуда на неё смотрело собственное отражение, выглядящее совершенно по иному, волосы некрасиво спутались, кожа была какой-то неухоженной, глаза уставшими. Блондинка двинула носом и, смешно нахмурившись, поднялась с простыней, чтобы принять душ и немного освежиться. Что бы ей поделать, только бы не учиться.       Год назад она поступила в вуз, который хотела, и ей некого винить за то, какой шарагой он оказался, кроме самой себя. Противоречащая сама себе программа, преподаватели, которые должны помогать сделать идеально, вместо этого бесконечно срутся между собой — всё это убило её желание учиться. Чувствует ненависть. И презрение. Стыдно, что хотела в этот вуз. Жаль, что крутилась на шесте, чтобы оплатить свою мечту получить эту профессию деньгами старикашек и мажоров.       Яра в очередной раз проверила свой телефон, надеясь, что увидит смс от подруги, но на глаза попалось лишь уведомление от мобильного оператора, сообщающее об окончании тарифа. Она пытается быть сильной. Идти куда-то, если не хочется, делать что-то, если не хочется, вставать с постели, если не хочется. В какой-то момент она действительно верит, что нормальная, что действительно справляется. А потом снежный ком абсолютно всех её загнанных на подкорку страхов выбивает почву из-под ног, как сейчас. Хочется просто лечь и лежать, или еще лучше — исчезнуть. Даже не умереть, просто исчезнуть, потому что она больше не человек, сгусток, которому плохо, просто невыносимо плохо.       Блондинка роется в своей маленькой косметичке в поисках блистера с таблетками, но находит просто пустую упаковку и, тихо ругнувшись, выбрасывает её. Зарывается ручками в волосы, стараясь немного распутать, после чего заплетает их в растрёпанную косу. Ободряюще бьёт себя по щекам и умывается простой водой из-под крана, стирая остатки туши с красных глаз. Взгляд её невольно цепляется за красные отметины на шее, а на губах появляется мимолётная улыбка. Она не знает свежие ли они, ведь, может, прошлые ещё просто не успели сойти, но это не важно. Несколько дней назад она плакала из-за них, а сейчас радуется, этот факт вызывает тихий смешок. Не думала она, что судьба настолько злая и хреновая шутница, но что есть, то есть. Она бы могла сесть и начать рассуждать о своих чувствах, о том, что же делать дальше или как захомутать себе Артёма, но есть достаточно вещей, которые сейчас излишне грузят мозг, добавлять к ним ещё и сердечные переживания ей как-то не хочется. Пусть всё идёт своим чередом.       Половицы громко заскрипели, раздавая в увядшем помещении мимолетное скрипучее эхо. Фантомный силуэт шатена мелькнул перед глазами девушки. На лице появилась слабая улыбка, а тревожные мысли почему-то утихли. Появилось ощущение безопасности, которое она так редко испытывает, когда принимает какие-то седативные или возвращается домой к маме. Облегченно вздохнув, медленно побрела к постели, возвращая на раковину небольшую сумочку. Прикрыв глаза, почувствовала небольшой прилив воспоминаний, а теплое чувство наполнило её сердце.       Возвращаясь через небольшой коридор в комнату, Яра услышала тихий грохот и, нахмурив брови, ускорила шаг. Нечаянно слишком резко открыла дверь, из-за чего та врезалась в локоть незнакомого девушки блондина. Она немного теряется и, спешно расправляя футболку, робко передвигается на несколько шагов вперёд, давая парню место, чтобы развернуться. Рассмотрев его, заметила большое количество татуировок на торсе, несколько из которых были скрыты лишь бинтами, ведь их владелец не удосужился надеть хотя бы майку. Она усмехнулась, увидев незатейливые чёрные цифры, по-видимому, готические, скорее всего означающие год рождения, и поинтересовалась про себя: «Набивать дату собственного возникновения на свет на пузе перед тем, как вступить в бандитскую группировку — традиция?».       — Тебя, кажется, Глеб зовут? — Спросила Яра, немного застеснявшись, ведь общение с новыми людьми ей всегда тяжело давалось, ибо почву ещё не прощупала и не понимает, что лучше сказать, как не показаться странной и всё такое, это напоминает ей не диалог, а хождение по минному полю.       Блондинка решила осмотреть теперь комнату, а не тело какого-то патлатого симпатяжки, чтобы выяснить причину шума. Она опустила взгляд, малость помрачнев, когда увидела свои блокноты, небрежно валяющиеся на полу. У неё много красивых вещей, которыми она не пользуется, чтобы они дольше оставались новыми. Всякие тетрадки и записные книжки, некоторым даже больше 10-ти лет, а они так и остаются чистыми и нетронутыми, в их числе. Как будто она не просто покупает их, а собирает для своей собственной магазинной витрины, ведь никогда не применяет, а ждёт какого-то особенного момента. Это, вроде как, называется коллекционирование…       — Надо было их убрать сразу, когда только приехала. — Пробубнила девушка, помогая Глебу поднять всё своё богатство немного робеющими руками.       — Да, а ты кто? — Запоздало ответил парень, когда всё до последней бумажки было аккуратно сложено в одну стопку, но голос его был без всякого энтузиазма, ибо пулевое ранение в ребро не особо радовало и поднимало настроение.       — Я Яра. — Кинула девушка, смешно теребя в пальцах край футболки. — Долго объяснять всё, спросишь у Артёма. — Пробубнила она, когда уже десять секунд простояла с задумчивым видом, стараясь собрать слова, бесконечно вьющиеся на языке, в предложения, но этого никак не получалось.       — Кстати, где он? — Поинтересовался Голубин, ибо не видел друга уже долгое время, а обещанное сообщение не было получено.       — Не знаю. — Пожала плечами и с полным серьёзным видом она уже хотела попросить его позвонить, ведь какой-то трепет за шатена не унимался в груди, но посмотрев в холодные глаза парня, она немного зависла.       — Макс куда-то съебался, Тёмыч не возвращался, а медсестрички, любезно приставленные ко мне в няньки, с ужасом сбежали. — Начал он, взяв одну из книжек блондинки в пальцы и прокрутив её, нагло сел на постель, откинув ноутбук и учебники подальше. — В общем, меня нужно перебинтовать, а нашёл я только тебя. — Пожал плечами и, смешно подув вверх, чтобы откинуть чёлку, сложил ладони в замок. — Я просто сам не могу, не получается.       Она сглотнула — боялась крови, не панически конечно, но всё же… Признаться в том, что даже багровые следы, которые, наверное, давно впитались в бинты, могут её испугать, было крайне неловко. Особенно учитывая, что Глеб уже спихнул повязку — надо же. Ей ничего не оставалось, кроме как попытаться шугануть его своей безрукостью.       — Я младшей сестре занозу не могу вытащить, думаю, что ты сам лучше справишься… — Яра забавно похлопала глазками, перебирая собственные пальцы. — И почему ты не можешь сделать это сам, если рана находится не где-нибудь на спине, а в легкодоступном месте?       — Хочется, чтобы мне на болячку подули, по волосам погладили, какой молодец сказали, как мама в детстве. — Отшутился парень, но хмурое выражение почему-то не сошло с его лица. — Не получается как-то. — Сдвинул брови, убирая со лба тонкие пряди блондинистых волос и наблюдая, как она растерянно оглядывается в поисках аптечки или места, где хранятся медикаменты.       Нашла. Немного порывшись, взяла оттуда бинтики, ватные диски, марлевые салфетки, хлоргексидин, чистый этиловый спирт и тупые ножницы, ведь других не было. Намочила ватку в спирт и подсела к парню, ещё раз посмотрев на рану. Блять. Руки сильно затряслись, но несколько вдохов и выдохов малость спасли положение.       — Слишком хорошо ты себя чувствуешь для того, кто вчера пулю получил. — Буркнула девушка, смотря на рану, что выглядела как-никак больной, и на Глеба, у которого конечно было бледное лицо с синевой под глазами, но он почему-то не дёргался и не бубнил себе под нос что-то в лихорадочном бреду мокрый от пота, как это показывают в боевиках.       — Травмат. — Прошипел он, когда спирт соприкоснулся с мертвенной кожей. — Стреляли специально так, чтобы заделать несерьёзную рану, но вырубить. — Плотно сжал губы и замолчал, по крупицам собрав всю свою природную выдержку и хладнокровие, постарался помочь Яре с обработкой, норовя скорее отделаться от всей этой неприятной процедуры.       Блондинка думает, что ответить, ибо сидеть и слушать шелест ветра из приоткрытого окна как-то некомфортно и глупо. Ни черта в голову не приходит. Пустота. Такое ощущение, будто бы пытается ежа проглотить. Положительного результата нет, а какой-то нелепый осадок остаётся. На языке крутятся произвольные слова, пока марля затягивается вокруг продезинфицированной и чистой от крови раны. С затруднением разрезает конец, ведь ножницы, заминающие лёгкую полупрозрачную ткань, будто провоцировали девушку на то, чтобы воспользоваться зубами, как в детстве, после обмотки разбитого колена, на которое к тому же приложен грязный подорожник. Проверяет на качество свою работу, спрашивая Голубина о его комфорте, пока он слабо двигает корпусом туда-сюда, после чего получает посредственный и какой-то недовольный кивок.       — Я говорила. — Хмурится девушка и немного агрессивно открывает ящик, в котором и нашла всю необходимость для помощи этому неблагодарному блондину, видимо, зря. — Я вообще могла ничего не делать, лежал бы и кровью кафель заливал… — Начала она ворчать, но половицы вновь скрипнули, встречая того, кого изначально тут и ждала девушка.       Шатохин вошёл промокший практически насквозь. Снова. Несмотря на то, что уже сегодня прогнозировали солнце, погода, казалось, совсем не собиралась меняться. Наоборот, как назло, в течение последней недели каждый грёбаный день шли нескончаемые дожди. Дверь за парнем закрылась, сам он легонько качнулся, пожал руку Глебу и стал быстро переодеваться в сухую одежду, чтобы не заболеть, наверное, хотя будь это так, то вчера он бы не стал обмениваться бактериями с человеком, у которого температура. Он кивнул на какой-то неясный вопрос Глеба, копошась в рюкзаке, и вытащил все бумаги, которые могут помочь, что удалось собрать за сегодня.       — Сам изучай, я несколько суток не спал, вообще нихуя не вижу, будто всё плывёт. — Тихо сказал он, отдавая документы в руки Голубина.       Шатохин выглядел совсем хреново. Глаза, слегка отёкшие, ужасно покраснели, выдавая болезненное состояние их обладателя, будто тот в край обкурился марихуаны или принял большую дожу стимулирующих препаратов, из-за чего полопались мелкие сосуды. Он немного кривился от боли, наверное, зубной или головной, иногда тихо шипя. Все действия были заторможенные, очень вялые, выдавали сильную физическую слабость. Казалось, что парень просто без сил свалится на простыни, когда его друг наконец-то покинет помещение. Пара слов и долгожданная смена кадра наступает — Глеб уходит. С собой он унёс все силы, чувства, мысли и желания Артёма. В голове лишь бережно крутятся мечты о прохладной кровати, которые шатен пожелал бы осуществить в кротчайшие сроки, если это получится, ведь уродливые кошмары и мучительно гнетущую бессонницу никто не отменял, заставляя его всем своим существом содрогаться от неизменной боли в груди, страха, вины и тоски. Чёртово сознание вечно влачит его в свою глухую тьму, не даёт затихнуть и прикрыть, наконец, веки.       Рука Яры медленно-медленно скользит по девственно-белой бумаге, выводя на ней какие-то незатейные линии, позже походящие на что-то вроде детского рисунка. Взгляд её сосредоточен на уставшем парне, через не могу пытающегося не повалиться на пол, а хотя-бы дойти до кровати, не говоря уже о том, чтобы раздеться или помыть руки после улицы. Девушка немного приходит в себя, замечая, что всё это время её холстом служил план для написания доклада, который теперь выглядел так, словно младшая сестра, получившая недавно в подарок новый набор фломастеров, его стащила. Она хмуриться и грозно сдувает со лба белокурые локоны, сминая листочек в комок, ведь ему уже ничего не поможет. Закрывает крышку ноутбука и отодвигает от себя груду бумажек, ибо даже мысль, что завтра могут запустить ядерную бомбу, а это конченое задание, половина которого уже написана, не будет законченно и ранее, получается, силы были потрачены зря, никак не вдохновила девушку на работу.       — Могу обратно съехать туда, куда меня изначально поселили, я ведь, наверное, мешаю. — Тихо говорит блондинка, глядя на парня, который уже зарылся в постель, свернувшись в комочек, из-под опущенных светлых ресниц, нервно теребя свои пальцы, и немного покачивается на стуле, чувствуя себя как-то беспокойно и некомфортно.       — Нет. — Он едва-едва размыкает веки, фокусирует свой взгляд на белом-белом потолке и привстает, ежась от небольшой боли в правом плече. — Иди сюда. — Подозвал девушку, кивая на вторую половинку кровати, и видя в ответ недоумевающий, чуть глупый взгляд голубых глаз, из-за чего пришлось слегка чётче повторить своё желание.       Блондинка тихонько приблизилась, словно перепуганный кролик, дрожащий перед голодным волком, и легла как только можно дальше от Артёма, почему-то боясь придвинуться, начинает робко укрываться, но чувствует тёплые руки на своей талии, прижимающие её максимально близко к изнурённому телу, будто пытаются переломать хрупкие кости, сами того не желая. Ткань прохладная, жар исходит от рядом лежавшего парня. Нерешительно поворачивается и утыкается носиком в горячую шею. Это ощущается так привычно и комфортно, как будто это не первая их ночь вместе. Окно было открыто, из-за чего издали доносились автомобильные гудки и шум дороги, проходящей параллельно близкому каналу, но они оба слишком устали, чтобы волноваться о мелочах. Она ещё не спит какое-то время, слушая сердцебиение и вдохи-выдохи парня, которой, к слову, сразу с головой нырнул в мир грёз, мерно и безоглядно, он сам не понял, как так вышло — почему Яра оказывает на него эффект сильнейшего седативного, даже лучше, ведь все чувства, ежедневно скребущие душу острыми когтями изнутри, исчезают где-то в небытие, когда он сжимает хрупкое тело девушки в своих руках. Голубоглазая замечает, как умиротворение и безмятежность милосердно смягчают черты лица шатена, сглаживают скулы и подбородок. Считает его очень красивым. Особенно таким — расслабленно-сонным, похожим и непохожим на себя, открыто-беззащитным, без масок и прикрас. Кажется, будто таким его видит только она. Двигается ближе, устраиваясь у него под боком, прижимается ухом, щекой к его ключицам и всем своим существом впитывает-запоминает ритм мужского дыхания, чтобы дышать в унисон. Плотно закрывает веки, затихает и на двадцатом вдохе забывается сном. Стук его сердца — лучшая колыбельная.       

***

      Холодный кофе являлся отвратным в любое время года, особенно когда это уже четвёртая кружка дешёвого едкого напитка подряд, которым мерзостно пропах весь отдел полиции, и им приходилось захлёбываться, чтобы не уснуть прямо посреди архива. Вадим снова отхлебнул мутной жижи, морщась и давясь, до тошноты не желая глотать. Электронный экран невыносимо мозолил глаза, из-за чего мужчине не единожды приходилось снимать очки и потирать уставшие веки, на несколько секунд дезориентируясь. Взгляд его переполз на стену, казавшуюся довольно жуткой, ибо тускло-зелёная краска сильно потрескалась там же, где висели старенькие часы, покрытые плотным слоем пыли, от которой, к слову, чертовски воняло, а воздух в помещении сразу же становился до слёз и аллергии тяжёлым. Заметил, как большая стрелка, переломанная напополам, но наспех закрученная скотчем, переползла за час ночи, а это значило, что он перевыполнил норму работы и может успеть закончить завтра до трёх дня, уложившись в сроки, которые были назначены Артёмом.       Полицейский потянулся, громко хрустнув застоявшимися суставами, выключил свет в архивном хранилище и вышел, чуть заторможено и вяло, но тихо перебирая ногами. И тут до заспанного мозга дошло, что что-то было не так, как должно: вместо полной тьмы, разбитой только редкими лучами лунного света, прошедшими сквозь жалюзи, в глубине комнаты горел малый источник света, озаряющий немногим больше пары метров вокруг. Чуть поднапрягши память, Вадим мог с точностью сказать, что горела старая лампа на столе его коллеги. Уже было хотел пропыхтеть себе под нос что-то о старом дураке, забывшем вырубить свет, как в участке потушилось всё, включая индикаторы на мониторах, мерцающие обычно красным цветом. Немного залип, не сразу осознавая ситуацию, причиной чему послужило отчасти коматозное состояние, будто варёная свёкла.       — Иваныч, что случилось? — Крикнул, обычно хриплый, твёрдый голос мужчины поменялся: он задышал чаще, начал обильно глотать слюну, что уж совсем ему несвойственно, да и в целом чутка затрепетал, или вроде того.       Вадим выпрямил спину, когда не услышал ответа от охранника, что было крайне странно, ибо тот хоть и старик, но очень активный, скучает в своей каморке, прибегает по первому зову. Тишина. Абсолютная тишина. Тягучее ничего раненым зверем кричало. Дрожь прошла по дряхлому телу, заставляя обладателя сжаться от фантомного холода. Дышать стало трудно. Шорох, буквально в нескольких метрах от него. Кровь застучала в висках, когда он судорожно начал поворачиваться, робея всем свои созданием. Куртка, накинутая минутой ранее, будто держало его в плену, душила, словно змея, сковывала всё тело. Как жаль, что голова не может вертеться на шее, как карусель на своём подшипнике, так нужно увидеть всё, что происходит вокруг, ибо это единственный способ успокоиться, почувствовать безопасность, но тело остолбенело, словно у Железного Дровосека из той детской сказки.       — Сядь. — Грубый голос, хватающий за горло, от которого непроизвольно появляется сильное гнусное ощущение, заставляющее крепко сжать кулаки, впиться ногтями под кожу, до крови.       Полицейский почувствовал, как дуло пистолета уткнулось в висок. Грудь сжалась так резко и болезненно, словно его рёбра зажали в железные тиски. Медленный и глубокий вдох через нос. Волоски на шее встали дыбом, заставляя перевести взгляд на незнакомца, но в помещении было так темно, что тот просто затерялся во мраке. Паниковать нельзя, иначе можно только ухудшить ситуацию. Несколько слабых и невероятно шатких шагов, которые Вадим, кажется, даже не ощущал, ибо чувство, что пола под ногами вовсе не существует, не покидало его последние пару минут. Зацепился трясущимися руками за спинку стула, сажаясь на него, трепеща от самого истинного страха в своей жизни. Пальцы непроизвольно дрогнули, заставив ногти с неприятным звуком царапнуть по дереву.       — Не кричи, не двигайся, не поможет, старик спит и видит десятый сон. — Подметил мужчина, прерывая молчание и горько, едко усмехаясь, смотря в глаза Вадима. — Тебе нужно заменить эти адреса на другие. — Показывает пальцами на бумажку, которую полицейский распечатал для Шатохина, с местонахождением недвижимости, не перешедшей парню в наследство от отца.       Сердце отбивало бешеными ударами в груди. Губы приоткрылись, будто мужчина хотел что-то ответить, но просто не мог выдавить из себя слова, из-за чего лишь кивнул, проглатывая противный комок во рту. Сейчас переживание за собственную шкуру превосходило все принципы и данные ранее обещания. Начал свою игру, принимая взятки от потенциальных заключённых, но это обернулось против него. Всё чертовски далеко зашло, мозг просто взрывается.       — На эти. — Мужчина передаёт стикер с адресами, чтобы, по видимому, ими Вадим смог подставить Артёма.       — Хорошо. — Лихорадочно соглашается уже предатель, дрожащими пальцами цепляя бумажку.