Бессмысленные сожаления

В последние несколько месяцев Союз всё чаще забывался, к нему всё реже и реже возвращалось сознание. Дом, в котором некогда царила атмосфера большой семьи, сейчас был практически пуст. Большинство комнат были пусты и заперты на ключ; хозяева покинули их и не собирались возвращаться. С умирающим от болезни Союзом остались только двое его сыновей: Казахстан и Кыргызстан. Уже три года прошло с тех пор, как у Союза случился первый удар: его разбил инсульт. Тогда у него отнялась левая рука и начала меняться личность. Из волевого, но в последние десятилетия довольно мягкого страночеловека, он постепенно начал превращаться в беззащитное существо, почти ребёнка. Дети один за другим покидали отца, даже Россия ушла. В те редкие минуты, когда к Союзу возвращалось сознание и он думал об этом, ему хотелось рыдать. Россия была его гордостью, самой старшей, он видел в ней своё продолжение, ей доставалось почти всё его внимание. Казахстан хороший и добрый мальчик и, возможно он остался с отцом лишь из-за чувства долга и сумел даже появлиять на младшего брата, но Союз был рад и этому. Он слишком поздно понял свои ошибки в воспитании детей, ведь, несмотря на то, что последние десятилетия он стал гораздо мягче, суровость и даже жестокость, которую он проявлял к детям до этого, не прошли без следа. Они ушли, почувствовав наконец свободу. Парализованный и прикованный к инвалидной коляске отец, никак не мог до них добраться, он больше не имел над ними власти. Казахстан и Кыргызстан очевидно воспринимают отца как овоща, ведь в большинстве случаев он действительно бывает не в себе, но порой его безумный и пустой взгляд сменяется осознанным и полным сожаления. Сыновья либо не замечают этого, либо предпочитают не замечать. Но Союз слышал и иногда понимал их разговоры. Он узнал, что между Азербайджаном и Арменией идёт серьёзный конфликт, который начался ещё во время его болезни, что очень сильно огорчило его, ведь они были так близки и дружны между собой. Их родные отцы когда-то воевали, но Союзу казалось, что он воспитал в них чувство семейной общности и они всегда будут дружить. Большинство его детей попали под чары США, что тоже не давало ему покоя, когда он был в себе. Неужели воспитание в духе коммунизма прошло даром? Неужели ценности, которые он привил своим детям, оказались гораздо слабее, чем соблазны капитализма? Неужели ему так и не удалось построить коммунизм, несмотря на то, что он потратил на это почти всю свою жизнь? У него даже социализм построить не получилось, а жизнь уже подходит к концу... За все эти стенания и сожаления он ненавидел минуты, когда вновь становился собой. Казахстан почти каждое утро выводил отца в сад, подышать свежим воздухом. Это был уже конец декабря, так что, весь их сад был усыпан снегом. – Кыргызстан, я с отцом в сад, завари чай! – крикнул Казахстан брату. Он переодел отца в тёплую куртку, одел ему на голову шапку, на руки перчатки и завязал ему шарф вокруг шеи. Союз в этот момент находился в забытье. Затем Казахстан сам надел пуховик, шапку, завязал себе шарф и надел перчатки, после чего выкатил коляску из дома в сад, на крыльцо. – Да, отец, как жаль, что ты меня не понимаешь... – вдруг со вздохом сказал Казахстан. Он встал перед Союзом на корточки и посмотрел в его пустые глаза. – Вчера вот Украина звонила, спрашивала как ты, передавала привет... Сакартвело уже больше года не звонит... Вчера Россия звонила, говорила, что сегодня, ну, то есть вчера, католическое Рождество, хотела поздравить, а потом сказала, что не слишком этично будет поздравлять нас с Кыргызстаном, а особенно тебя с христианским праздником. Азербайджан и Хайястан... – Он глубоко вздохнул. – Им, к сожалению сейчас не до праздников. Мы боимся как бы война между ними не началась... При слове «война» Союз вдруг снова стал собой. Он посмотрел на сына таким осмысленным и пронзительным взглядом, что Казахстану стало не по себе. – О-отец, ты меня с-слышишь? – спросил он. – Дай знать, если слышишь, моргни пару раз, а то речь у тебя давно ещё отнялась, я знаю... Союз моргнул два раза. Казахстан радостно улыбнулся и обнял отца. Союзу так хотелось сейчас обнять его, сказать как сильно он его любит... Он почти не говорил своим детям ласковых слов и особо не обнимал их, мог сказать, но не хотел, не считал нужным. А сейчас, сейчас ему так сильно хотелось сказать о своей любви и показать её силой объятий, но он больше не мог ничего сказать и не смог бы пошевельнуть даже пальцем. Он только улыбнулся сыну ласково-печальной улыбкой, и при этой улыбке Казахстан почувствовал укол в сердце. Его вдруг охватило предчувствие того, что отец совсем скоро умрёт... – Чай готов! – послышался из дома голос Кыргызстана. – Пойдём, папа, – сказал Казахстан и покатил коляску в сторону дома. После завтрака, Казахстан вдруг вытащил из шкафа альбом с фотографиями и сел на пол рядом с коляской отца. Он взглянул ему в глаза и с радостью обнаружил в них осмысленность. Он положил альбом на колени к отцу и раскрыл первую страничку. – Посмотри, папочка, это наше общее семейное фото! – сказал Казахстан, ткнув пальцем в самую первую фотографию. На ней было изображено всё их большое семейство. В середине на стуле сидел сам Союз, у него на коленях сидели Беларусь и ГДР, по бокам стояли Россия и Украина, рядом с Россией стоял улыбающийся во весь рот Казахстан, а рядом с ним и сзади стояли все, как их называли «среднеазиатские братья», со стороны Украины стояли «закавказские братья» и «прибалтийские сёстры», а также Молдова. Все дети были одеты по-пионерски, а Союз был одет в строгий костюм. – Ты что? Он же всё равно не понимает... – прошептал Кыргызстан, с удивлением наблюдавший за ним. – Всё он понимает, я уверен в этом, – ответил Казахстан. И действительно, при взгляде на эту фотографию, по щеке Союза потекла одинокая слеза. Кыргызстан удивлённо посмотрел на брата, который одарил его гордым взглядом победителя. Кыргызстан робко сел по другую сторону от отца. Он робко взглянул на отца снизу вверх и встретился с его взглядом, полным нежной грусти. Среднеазиат был в шоке, ведь отец никогда на него так не смотрел. Тут он встретился взглядом с Казахстаном, который глазами пытался сказать ему, мол обними отца. Кыргызстан понял его и робко обнял отца, прижавшись к его груди. Ему, как и многим другим, редко доставалось внимание отца, для него было в диковинку вот так, своевольно обнимать отца. Союз вздохнул как будто от переполнявшей его радости и всхлипнул, и Кыргызстан понял, что отец и сам обнял бы его в ответ, если бы мог. – Я люблю тебя, папа, – прошептал Кыргызстан, закрыв глаза. Тут он почувствовал на своей спине чьи-то прикосновения. Неужели?... – промелькнуло было у него в голове – но нет, это был Казахстан, он тоже решил присоединиться к объятиям. Казахстан никогда не скрывал своей тактильности, он любил обнимать всех и каждого, он, нисколько не стесняясь этого, заключал в свои цепкие объятия всех, кто попадался ему на пути. Когда в их доме появился ГДР, для Казахстана наконец утвердилась постоянная «жертва»... Бедняжка ГДР умер в прошлом году, а отец, наверное, так и не осознал и не понял этого... До вечера отец и двое сыновей рассматривали старые семейные фотографии. Сколько же воспоминаний хранил в себе этот старенький, потёртый альбом. Когда-то, несмотря на все трудности, их семья была по-настоящему дружной и крепкой. В доме всё время был шум и гам, пятнадцать, как-никак, а чуть позже и шестнадцать детей, жили в нём. Кто-то с кем-то то и дело ссорился, но потом сразу же мирился. Союз всякий раз, когда удавалось, приносил детям гостинцев и строго-настрого велел разделить их на всех, чтобы никто не остался без сладкого. Казахстан и Кыргызстан то и дело заливисто смеялись, вспоминая какие-то забавные случаи и чистосердечно сознаваясь в чём-то, что тогда считалось тяжким преступлением, а сейчас кажется лишь забавной шуткой. Слушая их, Союз только улыбался, а сам думал о том, как же мало он знал о своих детях, какую же дистанцию он установил между собой и ними. Все эти радостные моменты происходили без него, когда он возвращался домой, дети забивались по своим комнатам, боясь даже его шагов. Как же он не уважал личности своих детей, не называл их так, как они сами себя называли, не спрашивал их мнения, единолично распоряжался всем тем, что по праву принадлежало им... Союз думал лишь о том, что, если бы он сейчас мог родиться снова и прожить заново свою жизнь, он бы стал другим, совсем другим, отцом. Он бы считался со своими детьми, он был бы с ними близок, они доверяли бы ему... Но что толку мечтать о том, чего никогда не будет? Его дни, а может даже и минуты сочтены. Поздно уже о чём-либо сожалеть. Жизнь уже почти прошла, а он только сейчас всё понял о осознал. Он умирал, полный сожаления и чувства вины, неспособный даже сказать об этом, чтобы хоть немного уменьшить этот груз на душе... Это ли не наказание за всё плохое, что он сделал в своей жизни? Или же это закономерный исход всех его поступков?... В вечерней тишине вдруг послышался звук шагов. Казахстан и Кыргызстан переглянулись. Оба сейчас подумали об этом: братья и сёстры пришли в гости! Братья провели столько восхитительных часов с отцом, чувствовали такое единство с ним, какого им не доводилось испытывать до этого, они подумали, что продолжение этого построждественское чуда может быть только таким: вся семья должна собраться вместе. Среднеазиаты, не сговариваясь, побежали открывать дверь. Но к их удивлению, на пороге никого не оказалось, а на снегу они не обнаружили ничьих шагов. Пожав плечами, братья вернулись в дом. Казахстан подошёл к отцу. Утомлённый Союз, кажется, уже заснул, откинув голову на спинку своего инвалидного кресла. Казахстан собирался сразу же уложить отца в постель и потому начал снимать с него свитер. Случайно коснувшись шеи отца, он не почувствовал привычного пульса на жилке. Сердце Казахстана забилось с бешеной скоростью... Он проверил у отца пульс. Страшная догадка подтвердилась... – Что? Что случилось? – спросил Кыргызстан у брата, заметив, что тот вдруг стал слишком взволнованным. – Отец... Он... он в-всё... – одними губами произнёс Казахстан и пошёл на кухню. Кыргызстан взволнованно поплёлся за братом, желая уточнить у него, всё ли он правильно понял. На лице мёртвого Союза застыла печать глубокого сожаления.