Шесть раз, когда Симон и Вильгельм должны были встретиться, и один раз, когда у них это получилось

1. За окнами по жестяным карнизам барабанил дождь. Мальчик сидел на подоконнике, внимательно наблюдая за исчезающими в неглубоких лужах каплями — на сегодня это единственное развлечение для мальчика, который был заперт в четырех стенах с ветряной оспой. Ни мама, ни сестра не могли разделить одиночество — только пара врачей, иногда навещающих его и умоляющих не расчесывать болезненные болячки. Но как же это сложно. Почти так же невыносимо, как думать о том, что друзья скорее всего сбежали на улицу, чтобы погулять под дождем — засушливым оказалось это лето. Мальчик видел перед собой, как они подставляют под капли лица и улыбаются. После двух недель заточения он многое бы отдал, чтобы оказаться «на свободе». — Симон, — вдруг раздался голос из-за двери, и мальчик вздрогнул. В прошлом месяце ему исполнилось десять, но это был первый раз, когда он остался один. Полностью. Первые дни жар не спадал, и ему казалось, что перед глазами все плывет — очертания знакомых становились странными фигурами со слабо выраженными формами. После этого Симона и отвезли в больницу — чувствовал себя он очень плохо. Дошло до антибиотиков. Иммунитет совсем ослаб, а лето утекало сквозь пальцы — прямо как этот бьющий по крышам дождь. — Симон? — повторил голос, и мальчик выплыл из своих мыслей. Он повернул голову вправо и увидел перед собой врача. В руках тот держал небольшое блюдце с таблетками. — Пора. Мальчик кивнул и неуклюже спрыгнул с подоконника — за эти недели он почти привык, что его единственной физической активностью был этот короткий путь: от окна до кровати, и назад. Но впервые на полпути ему пришлось остановиться. Заиграла музыка. Тихая, почти беззвучная — словно кто-то осторожно бил по почти беззвучным клавишам. За стеной, видимо в другой палате или комнате, кто-то определенно был, и этот кто-то оказался здесь недавно, раз музыка зазвучала только сейчас. Хотя возможно, он (или она?) решил наиграть какую-нибудь мелодию из-за скуки спустя несколько дней «заточения»? Вопросов было так много, но Симон сомневался, что осмелится их задать. Оставалось сделать всего один шаг вперед, чтобы получить свои таблетки, но вместо Симона это сделал врач. Он улыбнулся пробивающимся в палату звукам, и только усмехнулся — видимо, и для него это было неожиданно. Мужчина хотел что-то сказать, но по лицу было видно, что он уже передумал. Ему нельзя рассказывать, кто находится за стенкой. Поэтому не дождавшись лишних вопросов, врач поспешил выйти из палаты. Симон сощурился, а затем повернулся к окну, словно проверяя, продолжает ли лить дождь. Но он так и не стихал, как и музыка. Положив пару таблеток в рот, мальчик прошел к тумбочке, взял стоял стакан воды и выпил его, а затем забрался с ногами на кровать. Любопытство его съедало, но стеснительность не давала даже постучать по стене, подав знак «я слышу тебя». Поэтому Симон достал из-под подушки телефон и написал маме сообщение: «Здесь кто-то играет на пианино в соседней палате. Кажется, я соскучился. Как вернусь, может быть, продолжу занятия в музыкальной школе?». Линда ответила почти сразу же, обрадовавшись, что у сына вновь появилось желание вернуться к музыке. После развода родителей он отказался продолжить обучение, обосновывая это тем, что вдохновения больше нет, а еще, что он вряд ли сможет уделять этому хобби много времени. Но с какой же грустью Симон каждый раз смотрел на людей, которые играли или пели — даже когда он этого не осознавал, он скучал. И вот наконец-то мальчик все понял. А маленький Вильгельм, с утра перебравшийся в инфекционное отделение из-за отравления, пытался наиграть единственную мелодию, которую когда-то учил, и не подозревал, что за стеной его услышали и приняли одно из самых важных решений в жизни. 2. — Вильгельм, — мягко обратилась к сыну Кристина, но звучала он все равно строго — как бы не старалась поменять голос, привыкший к определенному тембру. Мальчик только моргнул, но не повернулся к матери. Его взгляд был прикован к окну и очереди, стоявшей за последними билетами на финал Евровидения. Достать их было почти невозможно, только сегодня выпустили дополнительную сотню, но Вилле об этом не знал. Единственное, в чем он был уверен, так это в несправедливости того, что кому-то приходится ждать несколько часов, а он со своей семьей могут ничего для этого не делать — они и так будут сидеть в VIP-ложе на лучших местах. Вильгельм не думал бы об этом, если пару раз не подслушивал разговоры Эрика с одним из его лучших друзей. Много в этих беседах было непозволительного и даже революционного — но парни были не в курсе, что их слышит кто-то еще. Говорить, что ты думаешь, недопустимо. — Вильгельм? — женщина коснулась ладонью его плеча. — Пойдем, пора занимать места. Мальчик вздохнул, но ничего не сказал. Бессмысленно было возражать — хотя бы этому он уже научился, но чувствовал, что однажды чаша терпения переполнится, и не останется в Вильгельме ничего от маленького покорного принца. Спустя минут пять Вилле вместе с родителями переступили порог заполненной другими важными гостями ложи. Шоу вот-вот должно было начаться. Это было первое для мальчика серьезное мероприятие — Вильгельм чувствовал себя почти взрослым, хотя все равно отдал бы многое, чтобы просто подурачиться с братом. Если бы здесь был Эрик, они бы не отказали себе в какой-нибудь шалости. Вилле обернулся и увидел дверь, ведущую к пожарной лестнице, и возникшая в голове идея заставила его отвернуться. Не должен он позволять себе даже думать о том, чтобы нарушить пару правил, но так хотелось… Мальчик закусил губу и краем глаза проследил за родителями — они были весьма увлечены разговором с каким-то послом и не обращали внимание на сына. Спустя пару секунд Вильгельм уже стоял за закрытой дверью по другую сторону — к счастью, лестничный пролет был освещен. Мальчик мог сбежать по ступенькам и проникнуть, возможно, на любой этаж стадиона — как бы глупо ни было, эта идея восхитила его настолько, что он почти сразу же побежал вниз. Чем ниже Вилле спускался, тем громче становилось эхо от концертного зала — на местах пониже, в фанзоне и на танцполе было значительно больше людей. Мальчик ликовал от осознания, что он здесь один — никто его не увидит, можно бегать туда-сюда сколько угодно. Пока, конечно, родители не обнаружат его пропажу. В этот же момент внизу, в пролетах двух, послышались чьи-то голоса, и Вильгельму пришлось резко остановиться. Страх оказаться пойманным сковывал движения, но нужно было приложить титанические усилия, чтобы все-таки сдвинуться с места. — Аюб, зачем?! Нам сюда нельзя, — эти слова звучали обеспокоено. — Симон, да ладно, — голос принадлежал явно кому-то другому, и этот человек совершенно не переживал, что они пробрались в запретное место. — Мама и так с трудом достала эти билеты, — первый мальчик звучал слишком по-взрослому. — А еще я очень хочу посмотреть шоу. Вместо согласия его друг (или знакомый?) решил подняться выше — Вильгельм понял это по шуму шагов. Еще чуть-чуть и эти ребята его бы точно увидели, и кто знает, чем такое знакомство закончилось. Поэтому мальчик тоже прыгнул на несколько ступенек вверх. — Куда ты?! Вернись! Вильгельм слышал некое копошение внизу и только по удаляющимся шагам понял, что блюститель правил все-таки оттащил друга и заставил пойти за собой — в какой-то момент лестничный проем заполнили громкая музыка и ликующие крики людей. Видимо в тот момент они открыли дверь, за которой после и скрылись. Оставалось десять минут до начала, и Вилле понял, что ему пора — к счастью или наоборот, к несчастью, встреча с любителями пожарных лестниц и нарушений правил так и не состоялась. Но поднимаясь наверх мальчик думал и о том, что по сути не отличается от других детей, как бы в этом его не убеждали окружающие люди. И от этого осознания настроение Вильгельма чуточку улучшилось. 3. Когда Сара попросила Симона сходить с ней на первое занятие по верховой езде, он думал отказаться — провести единственный выходной дома в обнимку с приставкой и вкусной едой хотелось сильнее. А еще это все казалось ему ужасно скучным, но сестре было необязательно об этом знать. В одну из немногих школ конного спорта в округе их привезла мама. Она пообещала вернуться через полтора часа — оставалось этого только дождаться. Симону слишком поздно пришла идея позвать с собой друзей, но он уговаривал себя как мог — не так уж долго придется делать вид, что ему интересно. И самое главное — если бы не он, возможно, матери пришлось отпрашиваться с работы, а это вызвало бы большие проблемы. Из мыслей мальчика вывел радостный вскрик Сары. Он обернулся к сестре, завороженно смотревшей на манеж — сегодня она выглядела по особенному счастливой, потому что спустя долгое время и долгие уговоры ей удалось добиться своего. Пару месяцев назад по одному из каналов сестре попалась передача про жизнь лошадей — с тех пор она была почти одержима. Любовь и любопытство росли, но одно — увлекаться, и совсем другое перейти от простого интереса к действию. В тот же момент Линде попалась статья про терапевтическое общение с лошадьми для детей с разными формами аутизма. Все сошлось так идеально и так быстро, что теперь Сара могла посещать занятия, рекомендованные уже врачом. — Рад вас видеть! — воскликнул инструктор. Одной рукой он поглаживал в области груди стоящего рядом с ним коня, а другой — махал им. Сара немного замешкалась, но только на пару секунд. Она приоткрыла ворота манежа, взяла Симону за руку, и они прошли внутрь. Видеть ее такой вдохновленной и заинтересованной было очень необычно, но в ней мальчик узнавал себя — именно так он себя чувствовал, когда садился за пианино. — Проходите, не бойтесь, — мужчина, готовый дать Саре первый урок, выглядел дружелюбно. Правда, Симон все еще опасался довериться ему полностью. Сестрой же двигало желание поскорее познакомиться с объектом обожания. Мальчик следил за первыми, пусть сначала и неуверенными, шагами сестры. То, как она осторожно и бережно коснулась бурой блестящей шеи лошади, а затем провела рукой по груди, завораживало. Их знакомство началось удачно: именно так, как и должно было быть. Так что когда девочка уже вовсю внимательно слушала инструктора и пыталась запомнить его наставления, Симон сделал несколько шагов назад — к ограждению. Он так и стоял там пока Сара не забралась на своего нового верного друга. Они сделали вместе несколько шагов вперед — мужчина не отпускал лошадь, ведя их за собой. Только после этого Симон расслабился — у Сары получалось лучше, чем она ожидала. Вчера сестра говорила, что не уверена, что у нее получится с первого раза, но к счастью, она уже делала огромные успехи. Прошло минут двадцать, когда внезапно раздались глухие отдаленные выстрелы. Было непонятно, откуда они, но последующие становились только сильнее. Словно стреляли из ружья, при этом очень близко. Симон не успел среагировать — в отличие от инструктора, который молниеносно схватил Сару на руки, спасая ее от замешательства лошади — она резко дернулась и побежала навстречу мальчику. Все произошло так быстро, что Симон не успел понять, как ему удалось спастись — ему повезло стоять совсем рядом с выходом. Но даже оказавшись за оградой он все еще с ужасом смотрел на пробегающее мимо животное. Если бы еще чуть-чуть, возможно, он здесь уже не стоял и не думал о том, кто решил, что стрелять рядом с конным манежем — это отличная идея. В нескольких метрах от конюшни, в отдалении, стояли две фигуры — их не было видно — они стреляли по тарелкам. Первая, естественно, была пропущена, но затем цель была достигнута. Последующие выстрелы были более громкими. Статный мужчина следил за своим «учеником», и после финального залпа, крикнул: — Отлично, Вильгельм, у тебя получилось! Молодец! — Людвиг ликовал, смотря на оглушенного, несмотря на наушники, сына. Вилле был одновременно рад и потерян — ему не нравилась стрельба, но отец постоянно говорил, что он должен обучиться и этому навыку. Так просто надо, возражения не принимаются, и мальчик понимал, что занятия не закончатся, пока он не освоит все азы. Отец и сын продолжили занятия, даже не предполагая, что могли кому-то помешать, так как были уверены: в округе никого нет. Не подозревали они и о том, что после этого случая один мальчик настолько испугался, что больше никогда не подходил близко к лошадям. 4. — Ты же несерьезно? — Вильгельм исподлобья смотрел на Эрика. Они стояли напротив зоомагазина — никто не знал, где они, потому что в очередной раз удалось сбежать из дворца. По возвращению им, конечно, могли устроить скандал, но небольшой — Эрик точно бы все разрулил. Как и всегда. — Ты просто одержим этой лягушкой, — парень довольно смотрел на брата, который даже и не подозревал, насколько он на самом деле серьезен. — Это не значит, что мне нужна настоящая. Вильгельм столько раз говорил о Эрику о том, как ему нравится снежный шар с принцем-лягушкой, который подарил дедушка, что старший брат решил исполнить его желание. Но совершенно по-другому. — Мама будет зла, но это нормально, — энтузиазм Эрика все больше пугал Вилле. На долю секунды ему показалось, что он над ним смеется. — Ты издеваешься. Где я буду ее держать? — мальчик нервно взглянул на дверь зоомагазина. Как бы глупа эта идея не была, иметь хоть какое-нибудь домашнее животное ему все же хотелось. Пусть это будет не собака и не кошка, даже не грызун, но кто-то, за кем можно присматривать. Даже не имея представления пока как. — Организуем. — Это все равно не то, — Вильгельм повернулся к брату. — А еще ты уезжаешь. — Поэтому это надо сделать, — Эрик подмигнул мальчику. Его ждала новая школа со старыми друзьями, а затем удивительная, хотя и сложная жизнь, наполненная королевскими обязанностями. Вернуться в детство, проведенное с младшим братом, больше не получится. — А если она выпрыгнет из террариума? — прыснул в кулак Вилле, но почти сразу уже они вместе рассмеялись. — Проберется к Яну-Олафу в кровать? Фееее, — поток фантазии было не остановить. Мальчишки согнулись от распирающего смеха. Вильгельм обожал такие «вылазки» всей душой — не нужно было притворяться, не нужно было ничего объяснять, можно было просто быть собой и радоваться моменту, отдаваться ему полностью. Получалось это только в компании старшего брата. И как же ему было страшно, что он его скоро покинет. — Я буду скучать, — тихо прошептал Вилле самому себе, опустив голову, но Эрик все равно услышал. — Не успеешь соскучиться, — он по-доброму улыбнулся уголками рта и крепко приобнял брата за плечо. — Ладно, пойдем, оставим эту покупку до момента, когда ты будешь готов за кем-нибудь присматривать. — Иди ты, — Вилле не переставал удивляться тому, как ловко брат одновременно подшучивал над ним и был с ним добр. Удивительный дар. И чувствовать эту опору было очень важно — так что мальчик был готов внимать каждому слову Эрика, не переставая им восхищаться. Братья прошли мимо магазина, в который так и не зашли, и пройдя пару метров, услышали, что колокольчик на выходе все-таки звякнул. Они не обернулись и не увидели, как оттуда вышли отец и сын. — Такие красивые, — мальчик поднял перед собой наполненный водой пакет, в котором плавали золотые рыбки. — Осталось заказать для них аквариум, — добродушно ответил Микке, похлопав Симона по плечу. Это был один из немногих дней, когда их встреча-поездка прошла хорошо. Он чувствовал себя здоровым, таблетки действовали, и он был рад, что сын видит его в таком состоянии, а не в том, как обычно. Даже учитывая, что больше они вместе не жили. — А я пока придумаю им имена, — мальчик улыбнулся. Сегодня у них действительно получилось — хотя бы ненадолго — быть семьей. 5. День был солнечный — идеальный для прогулки в парке с другом, чьи родители все-таки согласились отвезти их вместе в Стокгольм. Парни выехали из Бьерстада рано утром, позавтракали на заправке, а теперь бродили среди каштанов и кленов в парке Хюмлегорден, наслаждаясь долгожданным теплом. По правде говоря Симон не был уверен, что именно эта поездка значит — все чаще, когда он оставался наедине со своим другом, ему хотелось быть ближе. Взять его ладонь в свою, чуть сжать и, возможно, опустить голову на плечо. Было ли это обычным проявлением дружбы — Симон не знал. И от этого ему становилось еще более неловко. У них были общие интересы, они чувствовали себя рядом друг с другом комфортно — этого должно быть достаточно, верно? Симон кивнул самому себе, а затем обратил взгляд к юноше, увлеченно рассказывающего о книге, которую закончил только вчера. Его голос, тембр, жестикуляция ощущались, как нечто родное. Приходилось заставлять себя вслушиваться, чтобы не потерять нить беседы. — Так ты думаешь, что это его лучший рассказ? — Скорее повесть, — юноша остановился и улыбнулся. — А еще есть фильм. Надо тоже посмотреть. Можно устроить киновечер. Все же, наверное, он ни о чем не догадывался, и Симону стало грустно. Казалось, что с ним что-то не так, и от этого нужно скорее избавиться, чтобы жить было намного легче. Но сколько не отодвигай эмоции и чувства, проявятся они в любом случае — и чем дольше их держать под замком, тем опаснее для окружающих будут последствия. — Может тогда у меня? — Симон зажмурился, но не успел испугаться, потому что почувствовал, как его ладонь сжимают. Кажется, он получил ответ на все свои вопросы — заданные и незаданные. В этот момент мимо ребят промчался какой-то сумасшедший на велосипеде, и им пришлось разойтись, иначе бы их сбило с ног. Сначала Симон подумал, что этот человек спутал парк со специально отведенной зоной для езды, но потом понял, что выглядел нарушитель нетипично для велосипедиста. Он был одет в черный официальный костюм, но пол-лица было закрыто маской — словно на улице стоял мороз. — Эй, осторожно! — вдогонку крикнул Симон, но его не услышали. Вильгельм даже не повернулся, хотя ему было очень стыдно — никогда он еще не спешил так сильно. Через пять минут он должен был быть в Королевской библиотеке, расположенной в парке. Сегодня впервые за долгое время парню разрешили погулять по городу одному, но он настолько увлекся, что потерял счет времени и почти заблудился. Можно было вызвать охрану, но это значило бы только то, что он не прошел тестовый «выход в свет». Так что, как бы ему не хотелось остановиться и извиниться, времени на это не было. А Симон и его друг уже без зазрения совести обсуждали, что если человек богат, это не значит, что он может делать, что пожелает. Это была еще одна интересующая их обоих тема — будучи мальчишками из простых семей, иногда с трудом сводящих концы с концами, им было что рассказать друг другу. 6. Выступать первый раз перед широкой публикой было заветной мечтой Симона. Но сама идея того, что он будет петь на сцене для стольких людей одновременно изматывала и подзаряжала. Наверное, из-за баланса эмоций он и выглядел таким серьезным и спокойным. С утра мама пожелала ему удачи, а Сара была среди зрителей — уже это не позволяло ему сделать шаг назад. Удивительно, что спустя пару недель их школьный хор пригласили выступить на одном из городских мероприятий — по слухам должен был приехать даже кто-то из королевской семьи, но даже без этого Симон чувствовал ответственность. Это был его шанс проявиться — других уже не осталось, как бы он ни старался. Но возможно этого и не требовалось. Меняться ради других — не про него. Когда Симон и другие участники хора вышли на специально оформленную сцену на площади Брантингторгет, которая располагалась во внутреннем дворике бывшей канцелярии, сердце забилось чуть быстрее. Конечно, они выступали не на Стурторьет, но выглядела она не менее благородно — будоражила воображение. Заиграла музыка, и зрители замерли. К первому ряду к своим местам прошла Королева в сопровождении мужа и сына, но не младшего, а старшего. Выглядели они самую малость напряженными, но как и требовалось — у них получилось скрыть ненужные эмоции. Никто не должен был понять, как сильно повлиял на них ночной инцидент — пусть даже все в Интернете это обсуждали. Симон был сосредоточен на выступлении, а утренние новости он и не читал, поэтому никак не мог знать, что младший принц королевской семьи был замечен в драке в клубе. Он должен был присутствовать на мероприятии вместо принца Эрика, но его внешний вид не позволил ему это сделать. А еще, возможно, Королева была слишком разгневана. Пока хор Хиллерска исполнял единственные выученные за время учебы композиции, Вильгельм сидел на своей кровати, поджав ноги, и пытался обнять себя руками. Ему было холодно, хотя для осени погода стояла хорошая, а дом не успел остыть. После произошедшего он понимал, что рассчитывать на поддержку матери не стоит — но в глубине души все равно теплилась надежда на то, что в первую очередь Королева обнимет его и скажет, что они с этим разберутся. Ошибки неизбежны, но видимо ее младший сын совершал их слишком часто и слишком глупо. Может быть, было бы лучше, если он все-таки пошел на запланированное мероприятие и все наконец-то увидели его настоящую натуру. Натуру неудачника, потому что в семье не без урода, и тогда на нем удалось бы поставить крест — капитальный и окончательный. Вильгельм горько смаковал эти мысли — жалеть себя казалось правильным. Тем более он был совершенно один. В этот момент лежащий на тумбочке телефон звякнул. Пришло сообщение от Эрика с единственной фразой: «Кажется, тебе все-таки придется пойти в Хиллерска». 7. Симон был так увлечен мытьем рук и размышлением о том, как написать завтра тест по математике, что не сразу заметил, что в туалет кто-то зашел. Кто бы это ни был, он очень быстро скрылся в кабинке — и находился там беззвучно примерно минуты две. Только спустя это время нечто бессознательное заставило Симона повернуться. Вода все текла, но парень замер и смотрел на дверь в надежде, что ему не придется стучаться и спрашивать, все ли в порядке. Но чем дольше длилась тишина, тем сомнительнее это было. Симон поспешил закрутить кран, а затем повернулся к сушилке. Мощный всеобъемлющий поток горячего воздуха нарушил царившее в комнате молчание. В этот самый момент парень в кабинке мог дать волю эмоциям, и его бы никто не услышал. Но Вильгельму не хотелось ни плакать, ни страдать — ему была необходима передышка. Возможно скрыться от надоедливого Августа, притворяющегося, что все хорошо Эрика, учителей, директрисы, да всех, кто с таким восхищением на него смотрел и чего-то ждал… Он не мог им ничего дать, и пятиминутное отрицание ситуации в кабинке туалета перед каким-то выступлением хора дало бы ему силы продержаться до конца. — Эй, с тобой все в порядке? — Симон закончил с сушкой рук и все-таки постучал в дверь, за которой находился Вильгельм. Парень вздрогнул — он не ожидал такого вопроса. Скорее он мог предположить, что его попросят поскорее пройти в главный зал. В состоянии ли он это сделать — дело косвенное. — Не знаю, — промычал Вилле, зная, что говорит с кем угодно, кроме его «любимого» кузена и друзей-подхалимов. Интуиция подсказывала, что ему нечего опасаться, можно быть честным и прямодушным. Наконец-то его никто не видит. А для Симона такой ответ не звучал необычно — он и не знал, что говорит с принцем, а не просто с заблудшим учеником. Возможно, если бы он не был так увлечен мытьем рук и мыслями об учебе, этот разговор не состоялся. — Мне кого-нибудь позвать? — Симон обернулся на входную дверь, а затем достал из кармана пиджака телефон. До выступления оставались считанные минуты, но просто так исчезать он не хотел. Вдруг человек слишком плохо себя чувствовал? — Нет, спасибо, думаю, что все уже хорошо, — голос Вильгельма дрогнул. Он проговорил эти слова быстро и не совсем четко, но так Симон хотя бы понял, что «новый тайный знакомый» не при смерти. — Ладно, — парень замолк, на миг сжав губы, и уже хотел уйти, но что-то его остановило. — Надеюсь, все действительно станет хорошо. До встречи на концерте. После этих фраз Симон скрылся за дверью, ведущей к коридору и бесконечным залам. Ему нужно было как можно скорее найти ребят и сделать все возможное, чтобы их выступление не задержалось. В этот момент Вильгельм вышел из кабинки и, помыв руки, отправился по той же дороге — только к брату и Августу, они его уже ждали. Через пару минут парни зашли в главный зал, где сидели другие ученики. На них озирались по сторонам — даже когда они уже заняли свои места. Почти в тот же момент зазвучала тихая музыка — на сцену вышли участники хора. Вилле сразу же увидел Фелис, и они обменялись приветствиями. То, что говорил Август в этот момент парень не слышал, как и слова Эрика — это казалось таким пошлым и неуместным. Внутри себя он вновь содрогнулся от ощущения неприятия. Как только на фоне музыки зазвучал голос Симона, Вилле заметил странное ощущение в груди — только после слов Винсента он его почти потерял. Абстрагироваться было сложнее, чем обычно, но музыка прорывалась сквозь дурацкие насмешки и колкие оскорбления, и забирала все внимание на себя. Симон звучал громко и звонко — Вилле чувствовал, что его грудь наполняется теплом, давно забытым ощущением спокойствия и даже легкой эйфории. Тот незнакомец был провидцем — ему действительно стало чуточку лучше. Они встретились.