Чёрные птицы, кошмарные сны

Если бы Кевин мог, он бы просто остался в этом чертовом домике в горах до конца своих дней. Такая жизнь — в одиночестве и без экси — была бы ужасно грустной и короткой, но это было лучше чем то, что ожидало его по возвращении в Пальметто. Сразу три важных и пугающих дела нависали над ним как грозовые тучи, заставляя сердце судорожно сжиматься от одной лишь мысли о любом из них. И Кевин даже не знал, что именно будет для него сложнее: он был готов упасть в панический обморок от каждого из пунктов, потому что они все пугали его в равной степени. Первым в списке был разговор с Бланш. Кевин наотрез отказался от предложения Эндрю присоединиться к нему: знал, что подойти к этому нужно как можно мягче, и ни Эндрю, ни Нил с этим не справятся. Хотя в собственных силах Кевин тоже очень сомневался, но, решаясь сделать это самостоятельно, он хотя бы брал полностью в свои руки и контроль, и ответственность, и возможную вину. Во-вторых: встреча с Жаном, мать его, Моро. Наверное, это пугало Кевина даже сильнее, потому что он боялся того, что Жан уже никогда не сможет его простить. И, в целом, его нельзя будет в этом винить. Но помимо простой встречи, Кевину предстоял ещё и разговор с Жаном — и он, заранее предвкушая категоричный отказ и агонию паники, сразу пытался подготовить достаточно веские аргументы для того, почему Жан должен играть с Троянцами. Он хорошо знал Жана — и потому с трудом мог представить ситуацию, в которой он бы согласился или даже обрадовался такому предложению. Кевин думал, что, вероятнее всего, он просто не станет его слушать — сразу, как только увидит. — …Мне кажется, тебе пора прекращать постоянно ходить в наушниках, — слегка обеспокоенный голос Нила прокрался в поток его мыслей. — Ты уже оглох. — Просто задумался, — буркнул Кевин, проводя ладонью по лицу. — Мы далеко? — Кевин, — Эндрю обернулся на него, перегибаясь через переднее сиденье, и только теперь Дэй заметил, что они уже припарковались возле кампуса. Пару секунд длилось неловкое молчание. — У тебя явно проблемы. — Твоя наблюдательность тебя подводит, — фыркнул он, отстегивая ремень и выходя из машины. Он ушел так глубоко в свои мысли, что не заметил, как они приехали. Да, определенно есть, над чем задуматься. — Сегодня ночью тренировка, — бросил он парням, прежде чем уйти в противоположную от кампуса сторону. Нил и Эндрю переглянулись, но говорить ничего не стали. Кевин ушел, чтобы вызвать такси: ещё по дороге в Пальметто он, не откладывая, написал Бланш. Оказалось, она будет на учебе до самого вечера — но у неё найдется перерыв в почти два часа между парами. И Кевин сказал, что тогда просто приедет к ней сам. И попросил скинуть адрес. Это настолько поразило Бланш, не привыкшую к какому-либо вниманию, что последнюю пару перед встречей она сидела, ощущая странное волнение. Ни разу не было такого, чтобы кто-то совершал лишние движения ради её, Бланш, удобства. Она всегда была одиночкой. И это касалось не только отношений — друзей в том числе. С самого детства у неё буквально не было времени на то, чем обычно занимаются дети. Её единственным другом была скрипка. Она могла обсудить свою жизнь и новости с другими скрипачами, с которыми пересекалась на конкурсах — и зачастую они были старше неё. Со временем Бланш привыкла к общению с такими людьми, к умной речи и рассуждениям, ко взрослым мыслям, и с большинством ровесников ей стало попросту неинтересно. У неё, конечно, были друзья в школе — но она появлялась там не слишком часто, а ещё жила в частном доме за городом, поэтому до того возраста, когда в город Бланш начала добираться самостоятельно, у неё по-настоящему не было друзей. Признаться, даже ту девушку из Марсельской консерватории, с которой они неплохо общались и с которой вдвоем приехали на семестр в Колумбию, она не считала своей подругой в общепризнанном понимании — Реми не знала почти ничего о ее жизни до поступления, а Бланш не горела желанием рассказывать. Об отношениях поначалу она в принципе и не думала: ей было не до этого, потому что мама всегда твердила, что отношения — тоже работа, и у Бланш не было времени и сил на подобные заботы. Случилось такое, что однажды она все-таки влюбилась в парня, — и это оказалось не взаимно. Она не зареклась больше никогда не влюбляться, просто стала осторожнее, — но уже через год после этого её доверие к мужчинам оказалось подорвано. И тогда Бланш уже твердо решила заняться исключительно собой, музыкой и саморазвитием и не позволять себе влюбляться. Потому что ей могли снова сделать больно. Правда, было наивно полагать, что девушка, прожившая всю сознательную жизнь без внимания отца и почти отчаянно нуждающаяся в подобной любви, никак не будет реагировать на внимание со стороны парней. Поэтому, сама того не осознавая, Бланш зацепилась за Кевина ещё тогда, в баре, когда он просто помог ей не стать жертвой какого-то мудака. И каждым действием и словом сейчас он лишь сильнее притягивал её к себе — хотя она об этом даже не думала и наверняка стала бы отрицать, скажи ей кто-то напрямую. Но, конечно, никто не мог ей об этом сказать, и потому сейчас Бланш слушала нудную лекцию по теории музыки и со странным трепетом в груди ожидала их встречу. Правда, трепет был больше похож на неприятное волнение: в конце концов, с Жаном случилось что-то ужасное, а она до сих пор не поняла, что именно. Все её догадки казались ей бредовыми — или она просто боялась поверить в их правдивость. Так или иначе, Бланш не могла уделить внимание лекции, потому что ее мысли были заняты совершенно другими вещами. Кевин приехал чуть раньше необходимого, и у него было время пройтись по территории консерватории. На улице уже было достаточно тепло, чтобы учиться, сидя на скамейке во внутреннем дворе, и он тут и там видел студентов, повторяющих произведения или просто разговаривающих о жизни. Мелькали футляры скрипок и контрабасов, то и дело слышалось пение, из открытого окна доносилась мелодия фортепиано. Кевин в восхищении остановился, прислушиваясь. Он не умел играть ни на одном инструменте и вряд ли стал бы учиться, но музыка всегда была ему близка. В детстве он вместе с Рико слушал японские песни, которые тот любил, потом — по советам Жана, тщательно скрывая от остальных, — слушал много французской музыки. Американский рок тоже не обошел его стороной, и сейчас он слушал музыку всегда, когда была такая возможность. Поэтому музыканты — люди, которые эту музыку создавали своими руками и головами, — его искренне восхищали. А сейчас он оказался в консерватории, где музыкантом был каждый, кто попадался ему на глаза, и Кевин ощутил себя окруженным горами таланта, усердия и любви к искусству. Подобное осознание вызывало приятный трепет в груди. Правда, весь трепет прекратился, как только Кевин нашел дорогу к кафе, о котором сказала ему Бланш, и вспомнил, зачем он вообще сюда приехал. Тихо вздохнув, он взял два стаканчика кофе и сел за один из свободных столиков. Не прошло и пяти минут, как в дверях появилась Бланш — с сумочкой на плече и футляром в руках. Кевин почти нехотя махнул ей — хотелось спрятаться в углу и сделать вид, что его здесь вовсе нет, — и она подошла к столику. В первые секунды она даже не смогла бы сказать, что именно её поразило больше: уставший и замученный вид Кевина или тот факт, что он купил ей кофе. Но Дэй тут же попытался улыбнуться, а Бланш сразу вспомнила, зачем они встретились, и волна тревоги накрыла с головой. — Спасибо, что приехал, — она слабо улыбнулась, садясь напротив него и ставя скрипку рядом. Взяла протянутый Кевином стаканчик, согревая ладони. — Я решил, что не стоит откладывать, — он качнул головой. Конечно: решил не откладывать, но в итоге максимально оттягивал момент. — Жан сейчас в Пальметто. Дома у медика нашей команды. Бланш тяжело сглотнула, уставившись на него. Кофе остался нетронутым. — Возможно, ты не готова это услышать, — продолжил Кевин, так тщательно подбирая нужные слова, что боль запульсировала в висках, — но ты наверняка хочешь узнать, что именно произошло. Как мы уже сказали, Жана просто продали тренеру Воронов, и все эти годы с ним обращались не самым лучшим образом. Он был практически вещью. На днях произошла ситуация, которая стала последней каплей, и после всего, что с ним сделали, он мог просто не выжить. Девушка из нашей команды смогла угрозами добиться того, чтобы забрать Жана оттуда, — произнося эти слова, Кевин ощутил горечь на языке. — Пока что он в безопасности, но его физическое состояние далеко от нормы. Что будет дальше — непонятно. — Господи, это ужасно, — она побледнела, пытаясь подобрать слова. — Почему вы не сделали этого раньше, если он всегда так жил? — Бланш выглядела так, словно вот-вот задохнется от возмущения. Её распахнутые глаза теперь с холодом смотрели на Кевина. — Ты ведь был рядом так долго, и ты за этим наблюдал? — Поверь, мне тоже перепадало, — Кевин натянул кривую улыбку и стал ещё больше похож на ожившего мертвеца. На Бланш эти слова, кажется, не произвели впечатления. — Ты не понимаешь… — Конечно, я не понимаю, — перебила его девушка, почти повышая голос, в котором отчетливо слышалась горечь. — Я никогда ничего не понимаю, bordel de merde… — Твои родители задолжали огромную сумму денег, — Кевин вдруг перешел на французский и заговорил тише. Бланш уставилась на него, как будто впервые увидела. — Жан был буквально их эквивалентом. Твои родители отдали им Жана, а тренер отдал мафии деньги. Представляешь, сколько они в него вложили за эти годы? Сейчас ему некуда идти. Пока что он может быть спокоен, но это ненадолго, потому что, если ничего не изменится и он не вернётся к Воронам добровольно, его могут вернуть насильно или просто убить. Кевина крайне вывели из себя слова девушки, которая всю жизнь провела на другом материке и все равно считала, что разбирается лучше, — и потому он перестал пытаться смягчить удар, выдавая сразу всё. Бланш побледнела так, что в следующую секунду Кевин уже забеспокоился и пожалел о своей резкости. — Ты ещё и французский знаешь, — пробормотала она вдруг. — Я жил в одной комнате с Жаном десять лет, с чего бы мне его не знать, — Кевин изогнул бровь. Бланш прерывисто вздохнула, отводя взгляд, сделала глоток кофе, и только потом наконец заговорила вновь. — Так, значит… Всё настолько серьезно? — Нет, блять, я специально всё преувеличил, просто чтобы ты испугалась, — Кевину с каждой минутой становилось всё сложнее сдерживаться. Над головой, как дамоклов меч, висела мысль о предстоящем разговоре с Жаном. — Извини. Ты, наверное, переживаешь. Пока что он у нас, мы хотим перевести его в другую команду. В университет Южной Калифорнии. Если он согласится, разумеется. — И тогда он будет в безопасности? — без особой надежды в голосе спросила девушка. — Нет. Я вообще не знаю, что делать, чтобы хоть как-то его обезопасить, — вырвалось у Кевина. — Но пока вопрос не в этом. Просто пойми, что раньше этого сделать было никак нельзя. Да и сейчас не то чтобы можно, но это была уже крайняя мера. Бланш молчала долго — настолько, что Кевин думал, что она уже никогда с ним не заговорит. Но наконец она пробормотала, крутя в руках стаканчик с кофе: — Но ты ведь как-то смог уйти. Всё помещение качнулось у Кевина перед глазами, и он лишь тупо уставился на девушку, отказываясь принимать её слова. — Я… — Кевин почувствовал, что ему не хватает воздуха. Эта фраза, произнесенная так тихо, была самым настоящим ударом под дых. — Я больше не мог играть. Поэтому они расторгли контракт. У них не было выбора, — произнёс он сквозь сжатые зубы, повторяя заученное наизусть объяснение. Бланш коротко кивнула, не поднимая взгляд на Кевина, и тот ощутил, как у него упало сердце. Он почему-то ощутил полную уверенность в том, что теперь она уж точно больше с ним вообще не заговорит, и он навсегда оттолкнул её своей резкостью. Но она снова не подтвердила его ожидания. — Я смогу его увидеть? — спросила Бланш тихо, наконец поднимая большие серые глаза на Кевина, и он понял, что она все это время просто пыталась бороться со слезами. Что же, ей и правда можно было лишь посочувствовать: за пару минут она узнала такие новости, и каким-то образом ей нужно было с ними мириться. Пару секунд он просто смотрел ей в глаза, и по спине пробежали мурашки. — Я не знаю. Сначала мне нужно с ним поговорить. Я расскажу ему о том, что ты здесь, — ответил он наконец. — Посмотрим, что он ответит. — Ты думаешь, он будет против? — Бланш невесело усмехнулась. — Ты не представляешь, через что он прошел и каким человеком стал, — Кевин покачал головой, серьезно глядя на девушку. — Ты для него наверняка будешь ассоциироваться с семьей. А никого из них, я уверен, он не захотел бы видеть. — Я не верю в это, потому что я не могла сделать ему ничего плохого. Он всегда хорошо ко мне относился, — сказала она, сжимая губы в тонкую полоску, но голос звучал не слишком уверенно. — Я надеюсь, — Кевин вздохнул, проводя ладонью по лицу. — У тебя всё нормально? — вдруг спросила Бланш, переходя обратно на английский. Кевин непонимающе поднял брови. — Выглядишь очень уставшим. Ты вообще спал сегодня? — Мы рано выехали. Да и просто много переживаний в последние дни, — он махнул рукой. Если он самому себе не мог признаться в том, что он не в порядке, он точно не стал бы обсуждать это с Бланш. Она недоверчиво кивнула, а потом взглянула на часы. — Надо бы идти. Повторить материал для сольфеджио, — она поморщилась. По ее голосу было слышно, как сильно она этого не хочет. Кевин посмотрел на неё тяжелым взглядом. — Я честно хотел рассказать обо всём как можно мягче, но невозможно смягчить то, что ужасно само по себе, — признался вдруг он. Бланш лишь понимающе кивнула. — Ты… Я не знаю, это глупый вопрос, но ты в порядке? — Не глупый, — она невольно улыбнулась, — не знаю, в порядке ли я. Я хочу его увидеть. Тогда буду в порядке. — Вы не виделись столько лет, — Кевин недоверчиво покачал головой, — почему ты так сильно этого хочешь? Неужели ты думаешь, что этот Жан ничем не отличается от десятилетнего мальчика, который был твоим старшим братом? Уже через секунду Кевин понял, что его слова ударили девушку по лицу наотмашь. Она побледнела, видимо, погружаясь в воспоминания, а потом втянула носом воздух как-то чересчур резко. — Он всегда был единственным человеком в семье, который меня слушал. Который проводил со мной время. Которому было интересно, как прошёл мой день, — когда она заговорила, её голос дрожал. Кевину почти захотелось заставить её замолчать, потому что ему было больно слушать. — Кевин, я… Сначала мне было ужасно обидно и больно, потому что он уехал и оставил нас, оставил меня ради неясной цели, но потом я приняла этот факт, и мне просто хотелось верить, что у него счастливая жизнь. А сейчас я узнаю, как всё было на самом деле… — она снова прерывисто вздохнула и опустила ладони на глаза. — И, во-первых, я чувствую вину за то, что правда злилась на него, хотя не имела на это никакого права, а во-вторых, боже, мне просто очень больно осознавать, что он был вынужден так жить! — Эй, — Кевин неловко потянулся к ней, опуская ладонь на её предплечье. Девушка едва заметно вздрогнула, тут же поднимая на него взгляд. Кевин испуганно замер, не понимая такой реакции, но Бланш не отстранилась и выглядела спокойной настолько, насколько было возможно, а потому он решил, что ему просто показалось. — Не вини себя, ты не могла знать. И мне жаль. Правда. Просто будь готова к тому, что он будет совсем, совсем другим. — Ты можешь перестать повторять мне это, — заметила Бланш, но в голосе не было холода — скорее, наоборот, была даже благодарность. Всё-таки его прикосновение и почти бессмысленная попытка успокоить снова всколыхнули что-то внутри неё, вызывая ощущения, в которых она нуждалась. — Ладно, извини. Я вообще не должна была говорить всё это тебе, это мои личные переживания, а мы знакомы… сколько? Неделю? — Всё нормально. Тебе сейчас сложно, и в этом отчасти моя вина, потому что я рассказал тебе всё это, — Кевин пожал плечами. Бланш нахмурилась, собираясь возразить, но он продолжил. — Я поговорю с ним, ладно? Я бы тоже хотел, чтобы ты с ним встретилась. Может, ему станет лучше. Кажется, тебе можно доверять и ты вряд ли причинишь ему боль, — пронеслось в его голове, пока он устало смотрел на девушку. Долгие годы, проведённые в попытках защитить Жана от боли и хотя бы немного облегчить его жизнь, выработали у Кевина привычку искать подвох во всём и в каждом. Он не мог уберечь Жана от Воронов, но всё, что было в его зоне контроля, он контролировал очень тщательно. — Спасибо, — Бланш слабо улыбнулась ему. Поведение Кевина до сих пор казалось ей неоднозначным, и у неё было ощущение, что с каждой минутой их диалога он испытывает к Бланш лишь большее раздражение, но в то же время с каждой сказанной им фразой она доверяла ему всё сильнее. Это было самое противоречивое из всех чувств, что она когда-либо испытывала, но чем-то оно ей нравилось. Возможно, Кевин просто вызывал у нее внутри ощущения, которых не было уже давно, и ей просто хотелось оказаться ближе к нему, чтобы снова получить эти эмоции, увидеть, насколько она может в них погрузиться. Но саму себя Бланш убеждала в том, что всё дело в Жане. — И ещё раз спасибо, что приехал, — вдруг добавила она. — В конце концов, не пятнадцать минут пути. — Благодарить тут точно не за что, — он пожал плечами, — куда тебе сейчас? Я провожу. После этих слов Бланш почему-то захотелось ужасно на него разозлиться: после того, что он ей рассказал, и после всех издевок она должна была испытывать к нему как минимум раздражение, а потом он просто предлагает проводить её до аудитории, и она уже готова упасть в его руки. Всё это ей совершенно не нравилось, — но, кажется, сопротивляться было выше её сил. Они прошли до аудитории, говоря о чем-то отвлеченном — так, словно вовсе не над ними зависли сотни тяжелых мыслей, — а возле кабинета Кевин остановился и выдал вполне искреннюю улыбку. Он чувствовал себя несколько виноватым: ему казалось, что всё равно можно было рассказать ей гораздо мягче, просто он сам почему-то этого сделать не смог. И потому сейчас он бы наверняка согласился на всё, лишь бы эту вину искупить. — Рада, что мы наконец поговорили и я знаю правду, какой бы она ни была, — Бланш перешла на французский и улыбнулась. — Я буду ждать от тебя сообщения. — Я помню, — Кевин едва заметно вздохнул. Пару секунд они молчали, неловко глядя друг на друга, не понимая, как им нужно попрощаться, и тут Бланш вдруг нарушила тишину: — Извини, ты выглядишь таким уставшим, можно тебя обнять? — по её губам скользнула улыбка. Кевин удивлённо кивнул, и в следующую секунду девушка мягко прижалась к нему, обхватив торс руками. Он осторожно обнял её в ответ. Её голова оказалась ровно на уровне его шеи — в эту секунду Кевин почему-то задумался о том, что, вообще-то, она и правда довольно высокая, а это очередное её сходство с Жаном, — и от её волос пахло чем-то сладким, будто фруктовым. Кевин устало прикрыл глаза: Бланш и правда умела обнимать так, чтобы человек расслабился. Она наконец отстранилась, послала Кевину слабую улыбку и, махнув рукой, направилась в сторону аудитории. Тот ещё пару секунд стоял в прострации, глядя ей вслед, а после направился к выходу из консерватории, ощущая странную спутанность в мыслях.