Чёрные птицы, кошмарные сны

Кевину казалось, что он никак не может проснуться и остановить этот странный ночной кошмар. И вроде бы всё было в порядке. Ничего такого не произошло, имелись проблемы гораздо важнее, — и он всё равно не мог прийти в себя. Кевин тренировался так много, что болели мышцы, но казалось, что этого всё равно недостаточно. Он больше не получал сообщений или звонков ни от Бланш, ни от Жана, все вокруг него были заняты своими делами и предстоящими матчами, и Кевин уже даже не удивлялся и не чувствовал тоску: он всегда был рядом с кем-то, но чем больше вокруг находилось людей, тем более одиноким он себя чувствовал. Это стало проклятой константой в его жизни. Но, каким бы привычным ни был подобный распорядок, Кевин становился ещё более раздражительным. Это заметили все — и поначалу особо проницательные вроде Рене даже пытались выяснить, в чём дело, но Кевин лишь огрызался в ответ, и в конце концов они оставили попытки его разговорить, предоставив Кевина самому себе. Но он продолжал замыкаться в себе, вечно был недовольным и до ужаса придирчивым на тренировках, — настолько, что в конце концов Дэн, которая не стала бы так делать, если бы не крайний случай, пришлось обращаться к Ваймаку и просить его посодействовать. На матч с «Троянцами» Кевин приехал в таком же взвинченном состоянии. Казалось, коснешься его — и ударит током, поэтому никто пытался лишний раз с ним даже разговаривать. Как ни странно, ситуацию улучшил разговор с капитаном команды соперника — Джереми Ноксом. Возможно, он обладал какой-то магией, но на Кевина он неизменно оказывал такое влияние, какое может оказывать на маленького ребенка щенок золотистого ретривера. Кевин был искренне рад его видеть — это правда было едва ли не единственным хорошим событием за последние дни, — и поздоровался вполне приветливо, пытаясь улыбаться как можно шире и отгоняя в сторону мысли о предстоящем разговоре, — но потом они вдвоём отошли от команды, и наконец прозвучал вопрос, который Кевин формулировал в своей голове уже вторую неделю. — У меня есть для тебя защитник. Найдётся для него место в команде в следующем сезоне? Джереми удивлённо распахнул глаза. — Послушай, я доверяю твоему выбору, знаю, что ты вряд ли стал бы советовать мне плохого игрока, — начал он мягко, опуская ладонь Кевину на предплечье, — но, учитывая, с какой командой ты играешь сейчас, если этот защитник что-то вроде… — Жан. Жан Моро, из Воронов, — тут же перебил его Кевин, как только понял, из-за чего тот сомневается. — О, — удивление на лице Джереми становилось всё более искренним и неприкрытым. Потом он вдруг нахмурился. — Жан… Что-то случилось? — Случилось, — невесело усмехнулся Кевин. — В любом случае, за его профессионализм тебе точно не стоит переживать. Он один из лучших игроков команды. Лучше побеспокоиться о другом, — он неловко отвел взгляд. — Я думаю, мы поладим. И новые защитники никогда не бывают лишними, особенно — обладающие таким мастерством, — Джереми быстро кивнул. — Не знаю, что произошло, но в любом случае спасибо, Кев. — Пока не за что благодарить, — тот устало провел ладонью по волосам, — он… сложный человек. Я просто надеюсь, что он справится. После стольких лет жизни в подобных условиях… — Каких условиях? — Джереми тут же нахмурился. Кевин прикусил губу. — Я думаю, мы ещё дойдем до этого разговора, и он должен случиться не на корте, — он улыбнулся широко и не особенно искренне. — А сейчас у нас матч. Тренер спрашивал, когда вы огласите состав на эту игру. — О, — Джереми ослепительно улыбнулся в ответ, поднимая сложенный вдвое лист, который всё это время держал в руке, — прошу. Вот он. — Идём, — Кевин не имел никакого права смотреть первым, поэтому лишь обнял Джереми за плечи и повел его к Ваймаку. Игра обещала быть интересной.

🕊️🕊️🕊️

Дверь в раздевалку захлопнулась с грохотом, когда Кевин вбежал в неё, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Что он наделал? Что. Он. Наделал? — Мы все умрем, — ослабшим голосом выдавил он, но никто, кажется, и не заметил, потому что все были поглощены ажиотажем от того, что только что произошло. — Ты правда это сказал, Кевин! — Ники подскочил к нему, ободряюще хлопая по плечу, и от его неуместной радости Кевина начало мутить. Он отмахнулся от Ники, уходя к душевым. Горячая вода всегда помогала. Да, он не сдержался, — журналисты со своими бесконечными идиотскими вопросами должны были однажды довести его до крайней точки, — и рассказал о том, что перелом руки не был несчастным случаем. Да: Кевин, мать его, Дэй никогда в жизни не катался на горных лыжах, и теперь об этом знал весь мир экси. Страх взбежал холодной дрожью по телу, от пальцев ног и до шеи, сковывая её хваткой ледяной корки. Горячая вода не помогала согреться, и его всё ещё трясло, когда он прокручивал в голове этот момент: слетевшие с губ слова, ослепляющий свет ламп, шокированное лицо репортера, который не сразу понял, ляпнув что-то в ответ, и лишь потом осознал смысл сказанной Кевином фразы. Он до боли прикусил щеку изнутри, чувствуя отрезвляющий привкус крови, сжал ладони в кулаки, ударил правой рукой по кафельной плитке на стене — не сильно, но чтобы было ощутимо. Боль всегда помогала прийти в чувство. Кевин наконец выключил душ и вышел в наполненное горячим паром помещение, оборачивая полотенце на поясе. В раздевалке он сразу встал возле своего шкафчика, глядя в упор в стену, пока переодевался. И когда в раздевалку зашел Ваймак, он узнал его по шагам и оборачиваться не стал. — Кевин. Всё в норме? — вдруг спросил он. У Кевина что-то болезненно сжалось в груди. Он кивнул, натягивая футболку и убирая форму. — Это было чертовски необдуманное решение. Я даже… Но, знаешь, — он хмыкнул, — я думаю, тебе оно было необходимо, раз ты это сделал. Кевин немного расслабил плечи. Да, об этом теперь знают все. Да, у них наверняка будут огромные проблемы. Но — какой-то груз камнем свалился с его груди, и стало легче дышать, как только эта история прекратила быть тайной, которую он так долго носил с собой и которая так долго ныла болью под рёбрами. А ещё — они выиграли матч, им осталось только выйти на поле с Воронами, и он договорился о месте в отличной команде для Жана. Возможно, по сравнению с остальным, случившееся было так незначительно. Кевин подумал про Жана — и в голове сразу всплыл образ Бланш, который он мгновенно отогнал в сторону. Возможно, она даже не узнает о его сегодняшнем признании — она ведь не следит за новостями экси. Но Кевин не стал бы отрицать, что именно её слова, которые так остро задели, стали одной из причин, почему сегодня он решился высказаться. Жан наверняка узнает о случившемся в ближайшие часы — и почему-то Кевин был уверен, что Жан, несмотря на тревогу и такой знакомый Кевину обжигающий холодом страх, довольно ухмыльнется и подумает о том, как гордится Кевином. Потому что только Жан был рядом в тот день, когда Рико сломал Кевину руку, и только Жан имел право что-то говорить на этот счет. Если бы не Жан, Кевин вряд ли смог бы сбежать в тот злополучный день. Но пока его целью на вечер было отпраздновать победу и унять клокочущую тревогу из-за случившегося, а значит — просто напиться.

🕊️🕊️🕊️

Утро следующего дня началось с головной боли не только из-за похмелья, — ещё и из-за человека, которого Кевин совсем не был готов видеть. Когда Ваймак вошел в их комнату вместе с Теодорой, Кевин сначала хотел искренне возмутиться насчет того, какое право он вообще имел так делать и привозить её сюда, но — как и всегда рядом с этой девушкой — очень быстро он просто потерялся, чувствуя себя бесполезным. Их отношения были настолько странными, что они даже не называли их отношениями в прямом смысле этого слова. Изначально это было прихотью Рико. Он посчитал, что Кевин слишком много времени проводит с Жаном или в одиночестве, и ему нужно найти нормальную компанию, поэтому практически заставил его начать встречаться с Теей. Обоим это было не нужно, оба восприняли это как дурацкое развлечение. Возможно, за все эти годы у Кевина так и не появились чувства к ней. Просто неприязнь и непонимание как-то сразу переросли в привычку, и он предпочел смириться. После побега Кевина из Гнезда они почти не общались. Он сменил номер, поставив в известность только Жана, оборвал все связи, — и Тее понадобилось немало времени, чтобы вообще его отыскать. Но они никогда не говорили на полном серьезе о том, чтобы прекратить всё происходившее между ними — чем бы оно ни являлось. Ни у одного не хватало на это смелости. — Какого черта ты не рассказал мне об этом тогда? — прошипела Теодора, когда Кевин закрылся с ней в комнате, с усталым видом сложив руки на груди. — Ты всегда была на стороне Рико, — он пожал плечами. — И до сих пор. И всегда буду, — Тея сверкнула глазами. Кевин глянул на неё с удивлением, выдохнул — резко, через нос. Волна неприязни прокатилась дрожью по телу. — Даже сейчас? Когда узнала о том, что он сделал? — спросил он тихо. — Откуда мне знать, правда ли это было? Вдруг твоя пламенная речь была актом привлечения внимания с твоей стороны, — фыркнула девушка. — Скоро финал, это может быть выгодно для вас. Ты не сказал тогда, всё скрывал, так почему я должна поверить сейчас? Кевин невесело усмехнулся, сжал запястье левой руки пальцами правой, взглянул на полосы шрамов. Врать о таком? Его начало мутить, когда он представил, что кто-то может даже мысль такую допускать. А Тея — верила. — Мне кажется, нам пора наконец прекратить весь этот бессмысленный спектакль, — сказал он устало, тряхнув рукой. — И расстаться. Если мы вообще встречались. Если у кого-нибудь вообще поднимался язык называть всё происходившее отношениями. Тея фыркнула. Непонимание в глазах сменилось презрением. — С удовольствием, — она подавила глухой смешок. — Мы давно оказались на разных сторонах, Кевин, и пропасть между нами — всё шире с каждым годом. Ты просто трус, — выдохнула она, пальцами сжимая переносицу. — И это предложение расстаться сейчас лишь доказывает, что та история с рукой — выдумка. Рико не мог такого сделать. Она развернулась, направляясь к двери уверенным шагом. — Мог. Сделал, — процедил Кевин сквозь зубы ей вслед. — Доказательство — в шрамах на моей руке, в моих панических атаках, в том, что ни с того ни с сего меня может просто на мгновение перенести в тот день вспышкой воспоминаний, и я потеряю контроль над собой. Если этого тебе не достаточно, нам точно не о чем говорить. Тея застыла, держась за дверную ручку. Обернулась — взмах густых каштановых волос, искра карих глаз, сосредоточенность нахмуренных бровей, высокие скулы. Она напоминала живой огонь. Жаль, Кевина он никогда не был способен согреть. — Говори, что хочешь. Вряд ли я когда-то сменю сторону. Я не предатель, а некоторые могут себе такое позволить, — она наконец распахнула дверь. — Прощай, Дэй. Надеюсь, больше не доведется встретиться. И она ушла. А Кевин испытал внезапное облегчение. Словно все эти годы на его груди стоял невидимый пыльный сапог, а теперь ногу убрали, и он наконец смог вдохнуть полной грудью. Это было непередаваемо — он и не представлял, что для такой свободы в теле ему нужно было лишь сказать пару резких слов и покончить с этим.

🕊️🕊️🕊️

Кевин заваривал чай на кухне, когда у него зазвонил телефон. Он взял его, удивленно пялясь на имя Бланш на экране, а потом ответил на звонок. — Кевин, — начала она без приветствия, но вдруг замолчала. В голосе была какая-то тревога. Кевин замер с чайником в руке, прижимая телефон к уху плечом. Их недавняя ссора совсем забылась в тени этого волнения. — Почему ты… Не рассказал сразу? Вопрос повис в воздухе, не получая ответа. Кевин не сразу понял, о чем она вообще говорит, но она тут же подсказала: — Имею в виду, про руку. Он тяжело сглотнул, залил чай кипятком и поставил чайник на место, пытаясь унять дрожь в руках. — Должен был? — ответил наконец глухо. На том конце трубки послышался прерывистый вздох. — Ты… Кевин, — в голосе звучало почти отчаяние. — Ну конечно. Я… Я столько тебе наговорила, а ты молчал… Кевин, я… Кевин не знал, что говорить, слушая её дрожащий голос. Поставил чашку на стол. Завтракать перехотелось. — Мы можем встретиться? — вдруг спросила Бланш неуверенно. — Извини, если я отвлекаю. Ты и сам понимаешь, что нам очень нужно поговорить. Кевин замер посреди кухни, не доходя до стола. Сжал телефон в пальцах крепче. Два дня до матча с Воронами. Единственное, куда ему правда нужно ехать — стадион, никак не Колумбия. Но голос девушки звучал так обеспокоенно, а еще Кевин понял, что все эти дни не сможет нормально тренироваться, потому что будет об этом думать… Он вспомнил своё состояние. Вся напряженность, скованность в теле, навязчивые мысли — ссора с Бланш играла здесь не последнюю роль. До зуда под кожей хотелось наконец разобраться и высказать всё, что томилось внутри на медленном огне. — Кевин? — Бланш спросила осторожно, встревоженная тишиной на другом конце трубки. — Я приеду, — наконец выдохнул Кевин, облизывая губы. — Куда? В конце концов, нельзя было откладывать этот разговор бесконечно. Бланш молчала несколько неловких секунд, а потом нерешительно произнесла: — Вообще-то, я думала, что это я приеду… Потому что… Ну, ты знаешь… Кевин выдохнул. Конечно: она чувствовала вину за то, что наговорила ему тогда, и собиралась сама все исправить. До этого момента он и не осознавал, насколько они похожи. — Нет, Бланш, всё в порядке, я приеду сам, — он точно не собирался заставлять девушку в состоянии стресса разбираться в чужом городе. Она несколько раз его поблагодарила, они договорились о месте встречи, и Кевин положил трубку. Он снова приехал на территорию её университета — было уже по-апрельски тепло, — они встретились в сквере, где не было никого, кроме них двоих. Бланш смотрела на него с тревогой и чувством вины и начала диалог с повторения уже сказанной ранее фразы: — Почему ты не сказал сразу? У Кевина что-то болезненно сжалось внутри, когда он увидел её взгляд: в нем не было обвинения или раздражения, только глубокая печаль, сожаление, от которого Кевин успел отвыкнуть, и какой-то испуг. Возможно, Бланш переживала из-за их ссоры так же сильно, как и сам Кевин. До этого он даже не допускал такой мысли, а теперь она казалась ему единственно верной. — Потому что никто меня не спрашивал, — он нашелся с ответом. — И об этом всегда знали лишь несколько человек. Жан, конечно, в их числе. Он бы сказал, если бы… — Кевин, — она перебила его и вдруг опустила ладонь на его предплечье чуть выше локтя, мягко сжимая. Кевин замер, глядя на неё. Ему было почти больно смотреть на её лицо: каждый раз оно вызывало такие противоречивые эмоции. Она была красивой, очень, но именно тот факт, что она была красивой, резал по сердцу ножом. Потому что она была так похожа на Жана — Кевин был готов поклясться, что мог бы спутать её с ним в темноте. В чертах его лица всегда было что-то утонченное и женственное, даже — аристократическое, и Бланш… Она будто была создана именно для этих черт. И кудри обрамляли лицо, как на картине, лёгкая горбинка на носу придавала шарм, Кевин тяжело сглотнул, когда заметил, что даже форма их губ была идентичной. Хотя они не были близнецами и даже двойняшками — всё равно эти черты были видны невооруженным глазом. И Кевин покорился им, сжимая правой рукой покалеченную левую, и почувствовал острую необходимость просто… рассказать. Обо всём. Потому что она заслуживала знать, и Кевину подумалось, что она это выдержит. — Я обвинила тебя в такой ужасной вещи, а ты и не подумал отрицать, — она вдруг снова заговорила, глядя на него с выплескивающейся через края тревогой. — Конечно, сейчас мне очень стыдно, что я правда подумала о том, что ты мог просто оттуда сбежать и оставить там Жана, но я ведь действительно не знаю почти ничего… Кевин ощутил укол в сердце от упоминания. Каждый раз ситуация с Жаном заставляла его чувствовать себя вот так. Он надеялся, что однажды им удастся полностью разобраться с этим, однажды Жан убедит Кевина в том, что простил его. Но пока прошло слишком мало времени, и до этого дня было ещё далеко. — Вот именно. Ты не знала. В тот момент я не нашел в себе сил рассказать, — Кевин перебил её, пытаясь успокоить. — Потому рассказываю сейчас, если ты правда хочешь услышать. — Хочу. Конечно, хочу, — Бланш почти прошептала. Кевин взглянул на неё с благодарностью, а потом выдохнул и присел на лавочку рядом. Девушка последовала его примеру. — Мне всю жизнь внушали, что я всегда буду вторым. Как бы сильно ни старался. Сколько бы усилий ни прикладывал. Потому что первое место было уже занято. И когда я просто попытался обогнать его, человека, всегда стоявшего на пьедестале… Я просто не смог сдерживать свои способности во время нашего поединка и всё-таки победил. И мне пришлось заплатить, — Кевин поднял в воздух левую руку, глядя на неё с тоской. — Я думал, что никогда больше не смогу играть. Ты знаешь, сейчас ведь я играю другой рукой. Бланш перехватила его взгляд, застыла от изумления. Только теперь она начинала осознавать, как мало знает о Кевине, только сейчас поняла, насколько он, оказывается, сильный человек. А Кевин продолжил говорить, и слова срывались с губ сами, почти без контроля. Он пытался не рассказывать о вещах, которые были чересчур даже для него — не стал говорить о том, что однажды ему приходилось наблюдать за изнасилованием Жана, о том, что время от времени они зашивали друг другу раны, о том, какие изощренные были методы наказаний, — но он говорил о Рико. Возможно, впервые за всё время после побега. Говорил о том, как он отвратительно привязан, как ненавидит себя за это, о том, что они с Рико всегда были очень близки и Кевин продолжал в чем-то ему доверять, потому что он просто держал его в своих сетях, о том что уже буквально считал Рико своим братом, когда он совершил этот ужасный поступок. Бланш взяла его за руку, когда ему уже не хватало дыхания, а пальцы мелко подрагивали. Она осторожно и мягко поглаживала тыльную сторону ладони, и Кевин на мгновение замолчал, прикрывая глаза и пытаясь отогнать панику. — Спасибо, — пробормотал он. Бланш лишь качнула головой, глядя на него, как завороженная. — Я ещё ни с кем не говорил об этом так… Так подробно. — Извини, если я реагирую не так, как ты от меня ждешь, — Бланш вдруг тревожно нахмурилась. — Есть что-то, что тебе хотелось бы услышать? Или мне что-то стоит сделать? Кевин покачал головой, глядя в пустоту перед собой, сжимая её ладонь крепче. — Лучше скажи что-нибудь о себе. Хорошее, плохое, неважно. То, чем готова делиться, — наконец ответил он хрипло. — Мне нужно отвлечься. — Ты уверен? — она замерла, но Кевин молчал, прикрыв глаза. Потом он наконец медленно кивнул и посмотрел на нее из-под прикрытых век. — Ладно. Хорошо. Я играю на скрипке с семи лет, — Бланш усмехнулась, но смешок вышел скорее горьким. — И… Знаешь, когда ты говорил про это чертово первое место, мне очень хотелось сказать о том, что для меня оно всегда было проклятьем. Потому что от меня требовали только первых мест. Я была… своего рода вундеркиндом. И никого не волновало, что я могу уставать. Что мне может надоедать находиться в руках с инструментом семь дней в неделю. Я была ребенком — даже в пятнадцать оставалась им, — и у меня не было права голоса, — она тоже отвела взгляд. Кевин наблюдал за ней, восстанавливая дыхание, и заметил странные движения в пальцах — словно она их не контролировала. — Моя мать забирала себе все деньги с моих выигрышей. Моей скрипке шесть лет, но, если бы я копила все заработанные деньги, я бы уже, пожалуй, в теории смогла бы купить скрипку Страдивари, — она попыталась улыбнуться, но у неё не вышло. — И… мне кажется, или мы очень, очень похожи в одной вещи? — Мне кажется, что даже не в одной, — Кевин усмехнулся, — но я слушаю твой вариант. — Я не услышала ни слова о каком-то другом занятии помимо экси, — выдала Бланш осторожно. — Я люблю скрипку до боли в сердце и ненавижу её — тоже до боли. И у меня нет выбора. Всё, что я есть, кем я являюсь, — это скрипка, этот хрупкий деревянный корпус и струны, и я не могу позволить себе бросить это сейчас, потому что я просто не умею делать ничего другого. И, возможно, потому, что без музыки жить уже даже не смогу, — на последних словах её голос едва не сорвался. Кевин взял её вторую ладонь в свои, сжал её прохладные пальцы, пытаясь поймать её взгляд, который она усиленно отводила. — Я… Да, мы очень похожи, — нашелся он наконец. — Не скажу, что не могу ничего, кроме экси — это скорее про твоего брата, — на этих словах Бланш всё же подняла взгляд, и в нём мелькнула искорка: понимания, сожаления и даже робкой радости от того, что они с Жаном похожи. — Но я не хочу ничего, кроме экси. Мне это… не нужно. Моя мать создала этот вид спорта. Я… Я не то чтобы чувствую себя обязанным, но… — Я понимаю, о чем ты, — Бланш кивнула. — Все равно есть давление со стороны самого себя. — Да, — Кевин пожал плечами. — Ну, а ещё я просто слишком сильно люблю экси, чтобы менять его на что-то другое. Но я могу понять тебя. Для меня экси — это всё. Не только хорошее, но и самое плохое. Я жил в блядской секте, и не стоит даже пытаться считать, сколько ужасных и отвратительных вещей навсегда будут связаны для меня с тренировками, игрой и клюшкой. Но я выхожу на корт, и… — Кевин прерывисто вздохнул. Бланш наконец подняла на него взгляд, и он посмотрел ей в глаза. — Выхожу на корт, и остальное перестает иметь значение. Больше ничего не вызывает у меня таких эмоций. И я не готов это потерять. — Ты превосходный игрок. И я не думаю, что тебе нужно это терять, пока ты наслаждаешься этим, — Бланш мягко улыбнулась ему. Улыбка всё равно вышла грустной. — Я уверен, что ты тоже играешь замечательно, — Кевин попытался улыбнуться в ответ. — Я был бы рад послушать. — О, — Бланш, кажется, смутилась. — В июле у меня будет два выступления. Если захочешь… Приходи. — До июня ещё надо дожить, — пробормотал он под нос, но Бланш услышала и усмехнулась. Кевину было не то чтобы до смеха. — Знаешь, есть ведь ещё одна причина, по которой я должен играть в экси, и здесь мы с тобой похожи гораздо, гораздо сильнее. Бланш выгнула бровь, ожидая ответ. — Теперь я должен играть в экси, чтобы не умереть, — в голове Кевина это звучало более обыденно, но Бланш молниеносно побледнела. — Я должен буду выплачивать восемьдесят процентов своего заработка людям, которые меня воспитывали и учили. Своего рода… Отдаю долг. Собой. Своей игрой. — Это… — Блаш не могла подобрать слов. Ее глаза скользили по лицу Кевина, пока она пыталась решить, как правильнее реагировать. — Все нормально. Я всё равно не смог бы уйти из экси, — Кевин прерывисто вздохнул, нервно повел плечами. — Это как стокгольмский синдром. Зависимость. Просто не могу оставить. — Кевин, — вдруг тихо позвала Бланш, и он перевел на неё встревоженный взгляд. — Я могу тебя обнять? Кевин смотрел на неё пару секунд немигающим взглядом, а потом кивнул. Они встали почти одновременно, и Бланш обхватила его руками, прижимаясь крепче. Только в этот момент тело Кевина — до этого напряженное почти до боли, скованное в каждой конечности, — наконец расслабилось, принося с собой волну дрожи, судорожное дыхание и подскок пульса. Кевин обнял её крепче, дрожащими пальцами сжимая ткань кожаной куртки, и она начала осторожно поглаживать его ладонью по спине, чувствуя, как его трясет. — Чш-ш, — услышал он на ухо и едва сдержал всхлип. Паническая атака настигала, поднимала пыль с земли, и Кевину приходилось прилагать очень много усилий, чтобы поводьями удерживать её на месте. — Tout va bien. Je te promets. Кевин быстро кивнул, делая глубокий вдох. От её волос пахло чем-то цитрусово-сладким, и Кевин вдохнул снова. Это ощущалось приятно. Напоминало дом. — Je suis fière de toi, — вдруг услышал он тем же горячим шепотом, и рваный вздох сорвался с губ. — Merci. Merci, — пробормотал он, отстраняясь, чтобы посмотреть в её глаза. Два океана — боли, усталости, страха, тревоги и — бесконечной заботы и нежности. Кевин поражался, как это всё может сочетаться в одном человеке. И почему-то ему казалось, что в его взгляде Бланш видит практически то же самое.

🕊️🕊️🕊️

Возвращаясь в свою комнату в общежитии вечером того же дня, Кевин мало что помнил и вообще осознавал: слишком много было выпито, слишком много случилось за какие-то два часа. Последней каплей, конечно, стал разговор с Бланш. Когда слова слетали с его губ, он будто слышал себя со стороны, с липким ужасом осознавая, что всё это — действительно про него и про Жана. И что в его речи нет и капли преувеличения. Но это стало лишь нажатием на спусковой крючок, поводом — причины копились давно и долго, и рано или поздно все эмоции должны были найти выход в чем-то ещё. Расставание с Теей, приближающийся матч с Воронами, а может — и вообще тот злополучный разговор с репортерами после игры на стадионе университета Южной Калифорнии. Так или иначе — сначала Кевин просто выплеснул все эмоции в разговоре с Бланш, а потом вдруг коснулся пальцами цифры под левым глазом. И что-то словно щелкнуло в голове. Возможно, инициатором была Бланш. Он уже не помнил точно — слишком много выпил после, — но сам бы он на такое вряд ли решился. Возможно, она выслушала все его острые слова про Рико и сама решила, что ему стоит сделать хотя бы что-нибудь. И он оказался в кресле тату-салона, вывалив на стол администратора все деньги из бумажника, чтобы его приняли прямо сейчас, даже если нет записи. И в комнату общежития он вошел пошатываясь, пытаясь не отключиться, игнорируя пелену перед глазами, — и с плёнкой под левым глазом. Плёнкой, под которой расплывалась свежая краска обновлённой татуировки.