Stars in the night.

Дома, стены с осыпающейся штукатуркой, старые столбы с грязными основаниями. Брызги грязи украшает все это с низов, а выше, вплоть до тех мест, куда только могут достать человеческие руки, идет история. Негласная история многих лет, которая тихо колышется на стенах и столбах, заборах и гаражах. Листовки, множество листовок, огрызки бумаги, надписи маркерами и красками. Все это — негласная история тех времен, в которые они появились. Проходя мимо ты окунаешься в с первого взгляда совсем неважные и непримечательные куски прошедшего времени. Кто-то продавал свою старую двухкомнатную квартиру некоторое время назад. Нельзя сказать точно, когда это было. Но судя по внешнему виду бумаги, по тому, что номеров телефона снизу не осталось — явно не первая неделя. Это тоже кусок истории. Все эти объявления, бессмысленные надписи на стенах заброшек. Все это несет что-то свое, какую-то крупицу информации, которую замечает не каждый. Это пугает. Все вокруг хранит историю. И Николаю очень не нравится мысль, что когда-то и он был частью этой истории.

«Восходящая звезда Ян Ник вернулась на сцену после долгого перерыва! Что же заставило его уйти из мира музыки на столь долгий срок? Узнаете из следующей колонки!»

При воспоминании об этих статьях в старых газетах по спине блондина прошел табун мурашек. Он не хотел это вспоминать. Но кричащие обо всем на свете стены заставляли его это сделать. Ян Ник — двадцатилетний молодой парень, чья популярность резко возросла после его таинственной пропажи из мира музыки на целый год, после чего он вернулся на сцену, как ни в чем не бывало. Шесть лет назад Николай лишился всего и обрел это все одновременно. Но он не хотел «этого» такой ценой. Гоголь поморщился и поднял глаза на спину идущего впереди брюнета. Достоевский выглядел со спины не таким и хрупким, каким был на самом деле. Блондин давно догадался, что слои одежды просто-напросто скрывают под собой до ужаса худое тело. Его руки с тихим скрипом застегнули клетчатую рубашку. Протез тихо скрипел, его стоит смазать снова, но сейчас у певца нет такой возможности. Яновский потирает свое левое плечо второй рукой и слегка морщиться, продолжая буравить взглядом черный затылок. Он не любил носить протез слишком долго, потому что никак не мог привыкнуть к нему. Потому что плечо, лопатки и спина слишком болели после долгого ношения этой железяки, пусть и протез и сделан под него — настолько легким, насколько это только возможно. Правда все все равно получилось слишком хреново. Пожалуй, не только блондин умеет ошибаться. При этой мысли парень хмыкнул, чем обратил на себя внимание впереди идущего. Федор чуть замедлил шаг, чтобы поравняться с Николаем. Склонил голову, будто это поможет разглядеть его лучше в свете мигающих уличных фонарей, после чего вздохнул. Яновский уже хотел съязвить на этот счет, но когда на его плечи накинули чужую кожанку, он только повернул голову в сторону младшего, хлопая разноцветными глазами в удивлении. Оказалось, в этой таинственной куртке был не только пушистый воротник, но и утепленная пушистая подстилка внутри. Стало и правда намного теплее. -Зачем? -Белые брови кривятся в недоумении и фиолетовые глаза смеются над ним, когда чужая ладонь только поднимается, чтобы потрепать белоснежные кудри. Да что он себе позволяет, черт возьми? Певец фыркает и цепляется пальцами за края чужой ветровки, чтобы ветер не сумел сдуть ее с его плеч. Достоевский, оставшись лишь в своей полосатой кофте, смотрелся и правда слишком худым. Тонкая ткань висела на нем, обтекала худые руки, совсем тонкие запястья. Открывала вид на острые ключицы и позволяла проглядеть изгибы ребер и талии под ней. Блондин сглотнул и отвел взгляд. Кажется, не только он отвратно питается. Только в отличие от Гоголя, который просто чертовски худой, Федор выглядит еще и подтянутым. Худым, но крепким. Противоречия внутри Яновского заставляют его мозг взорваться. -Я же вижу, что тебе холодно. Мы уже почти пришли, — Старший поднимает глаза со своих кед и смотрит вперед на дорогу. Они уже вышли с гаражей и теперь перед ними открывался вид на самые обычные многоквартирные дома. В таких живут очень многие. Брюнет выуживает ключи из кармана брюк простым движением бледных пальцев и пару раз прокручивает их в ладони. Певец успевает заметить, что ключ от квартиры висел в связке с ключ-картой от домофона. На самом деле так делают многие, даже он сам, но почему-то сейчас это привлекло его внимание. Наверное потому, что на его ключах просто отсутствует какой-либо брелок. Скукота. Они проходят к третьему подъезду справа и младший ловко опирает дверь подъезда, придерживает ее рукой, пока Гоголь не зайдет. На самом деле, глубоко внутри себя блондин восхищался этим жестом. И не потому что ему придержали дверь, а потому что сделали это с такой легкостью. Да, наверное, Достоевский и правда селен, раз Яновскому для такого жеста пришлось бы наваливаться на тяжелую железную дверь всем своим весом. Блондин проходит за Федором, ходит с ним хвостиком, пока они не поднимаются на нужный этаж и брюнет наконец не пропускает Гоголя в квартиру. -Добро пожаловать, или как там. Я почти уверен, что у тебя там целые хоромы, но прошу простить — один вечер тебе придется коротать в дешманской хрущевке, — Достоевский хмыкает и его берцы летят в сторону, когда он проходит, судя по звукам, в ванную. Только вот Яновский уже не так спешит идти за ним, оглядываясь. Кажется, брюнет немного приврал, когда назвал это место «дешманской хрущевкой». На самом же деле это была приятная на вид двухкомнатная квартира, выполненная в темных тонах. Ремонт тут был явно совсем недавно, квартира и правда выглядела хорошо. Новая мебель, чистые обои, мягкие пушистые ковры на полах. Внутри было тепло. Конечно, певец почти уверен, что если не все, то большая часть этого — работа самого Федора. И от этой мысли он и правда теряет дар речи. Вряд ли бы Коля смог проделать такую работу сам. Он просто ненавидит заниматься ремонтом и обустройством помещения. -Ты чего застыл? Чай будешь, кофе, какао? — Достоевский проходит мимо и чуть склоняет голову вбок, смотря на блондина. Гоголь успел заметить, что тот снял свои перчатки. У него бледные руки, мертвецки бледные, но также до ужаса красивые. С длинными пальцами и черным лаком, с выпирающими венами и покраснениями на костяшках. Николаю до странного нравятся такие руки и он невольно задерживает на них взгляд, прежде чем сбросить свои кеды на порог и все же пройти в ванную, чтобы помыть руки. Руку. Да, руку. В отличие от хозяина квартиры блондин вынужден остаться в перчатках даже не смотря на то, что ему уже надоело поправлять их каждую минуту. Певец проходит на кухню, чувствует, как впитывается в тонкую ткань перчаток вода, которую не впитало полотенце. Полотенца у Федора тоже мягкие, махровые. Гоголь пришлось постараться, чтобы не прильнуть к нему щекой и не застрять в ванной неприлично надолго. -Кофе, две ложки, пожалуйста. Один сахар, — Голос блондина опускается до шепота, когда он входит на кухню и садится за небольшой столик, наблюдая за хозяином квартиры. Брюнет заплел короткий хвостик не смотря на то, что передние пряди челки очень навязчиво висели у него перед лицом, выбившись из прически. Он закатил рукава по локоть, давая блондину еще более хороший обзор на чужие руки. Яновский откровенно пялится на него. На его фиолетовые глаза, которые будто светились в темноте, пока они бегали по помещению, сначала в поиске чашек, а потом — банки с кофе. Кажется, парень немного нервничал и это заставляло Николая расслабится. Мысль, что не только ты один как на иголках и правда расслабляла, как бы странно это не звучало. -Две ложки кофе? Тебе не кажется, что это слишком для твоего сердца? — Парень оборачивается через плечо и под взглядом, кажется, искренне взволнованных фиолетовых глаз блондин стушевался, забившись в угол стола. Достоевский, поняв, что ответа ему не дадут, только вздохнул и покачал головой, но сделал все так, как и просил певец. Гоголь на самом деле часто думал о том, что это и правда слишком. Пора бы что-то менять, но где-то в глубине души ему все же ненормально нравится этот крепкий и горький кофе, эта вечная усталость и вечные проблемы. Николай ясно осознает, что это неправильно, но привыкший к таким условиям гнилой мозг устойчиво старается романтизировать состояние хозяина. Это ненормально почти также, как ненормально то, насколько Гоголю нравится разглядывать чужие руки, яркие глаза и в целом — чужой силуэт и фигуру. Это абсолютно точно ненормально, но ему это так нравится. -Сегодня полнолуние, кстати. Мы можем чуть позже выйти на крышу и посмотреть. В то время луна будет примерно над линией горизонта. Тогда же и встретим рассвет, — На календаре седьмое марта. И сегодня правда полнолуние. Только вот большинство обычных людей будут даже не в курсе этого, пока не посмотрят в окно или не выйдут на улицу. Федор просто наблюдательный или он увлекается космосом? Блондин крайне внимательно следит за ним, пьет из своей кружки, на удивление, достаточно вкусный кофе и наблюдает. Брюнет садится рядом с ним и их плечи слегка касаются друг друга, когда младший отклоняется в сторону, держа горячую чашку пальцами. И не больно ему совсем? Странный он какой-то. И почему-то он слишком притягивает Гоголя, как будто у этого парня есть собственное магнитное поле, от которого блондин просто зависим. -Ты увлекаешься космосом? — Кажется, Федор даже немного удивляется, когда замечает настолько заинтересованный взгляд на себе. Он пожимает плечами и отпивает чай из своей чашки, выдерживает невероятно долгую паузу, прежде чем дать ответ. И эти пару минут молчания почему-то кажутся блондину невыносимо долгими. Возможно потому, что где-то в нем живет тот маленький гиперактивный ребенок, который просто не выдерживал долгого молчания и которому всегда было, что рассказать. Гоголь хмыкает. Он правда бы хотел наладить отношения со своим маленьким Колей, но сейчас он слишком устал, чтобы думать об этом. Почему из депрессии выйти так сложно? -С начальной школы. В моей комнате есть пара макетов на эту тему, плакаты, книги. Могу показать потом, если хочешь, — Достоевский отводит взгляд и совсем тихо постукивает короткими ноготками по чашке. Интерес этого парня кажется ему слишком… Странным. Ян Ник — молодая звезда русской музыки, он знаменитость. И сейчас этот же человек сидит с ним, обычным студентом литературного факультета, пьет чай и так… Искренне интересуется тем, что тот говорит. Эти ощущения новые. Его интерес не похож на интерес Гончарова. И это пугает. Ваня хороший друг, определенно. Но иногда брюнету кажется странным то, что порой он целиком и полностью отдается человеку, который для него важен. Достоевскому это кажется даже не странным, его это пугает и голос в голове твердит, что нужно убегать быстрее. Федор ненавидит этот голос и мечтает задушить его, избавиться, лишь бы он перестал им управлять. Но от самого себя, от своих травм, к сожалению, убежать просто невозможно. Кажется, ему придется просто смирится. -Обязательно. Но сначала крыша, луна и рассвет, — Гоголь и правда загорелся этим. Его странные, разноцветные глаза блестят в лунном свете, который проникает через неплотно зашторенные окна. Его легка улыбка такая усталая, но, кажется, правда искренняя. Федор замечает, что у певца слегка выпирают передние клыки и когда он улыбается они «накладываются» на нижнюю губу. Это выглядит мило и даже необычно. Пусть блондин наверняка это тоже ужасно ненавидит в себе, Достоевскому это нравится. Ему нравятся эти странности в чужих ему людях. Ему нравится. -Конечно.

***

«-Мам, сегодня будет метеорный дождь, посмотрим его вместе? Мам? — Маленький мальчик прижимал к груди свой небольшой телескоп, дергая женщину за рукав ее платья. Брюнету десять лет и он увлекается космосом до ненормального, выпросив у родителей свой небольшой профессиональный телескоп и небольшую 3D модель солнечной системы. Его ночник — звездное небо и мальчик засыпает каждый раз с думами о звездах, о таком бескрайнем, темном и манящем холодном космосе. Женщина только фыркает и дергает рукой, из-за чего вцепившийся в ее рукав мальчик чуть ли не падает, почти что выронив драгоценный подарок из своих худеньких ручек. Федор и правда отличался от своих сверстников чрезмерной хрупкостью, странной прической и до ужаса большими фиолетовыми глазами. Он казался им странным, хотя парниша был не сильно против остаться в одиночестве. Хотя порой ему хотелось бы найти человека, которому он мог бы рассказывать о новых фактах, которые он вычитал из книг. -Отвали! Не видишь, я занята? Сам посмотри, иди, куда хочешь. Ты сделал домашнюю работу? Учителя уже жалуются на тебя, что ты вечно в облаках летаешь! — Мальчик виновато опускает голову и сильнее стискивает телескоп в своих объятиях. Теперь ему не так хочется провести это время со своей матерью. Он любит ее, но иногда ему правда очень хочется сбежать куда-нибудь на самую далекую звезду, лишь бы перестать выслушивать все то, что она ему говорит. -Как скажешь, — Его голос всегда был тихим и ровным, чем он очень раздражал родителей. И сейчас женщина замахивается, чтобы ударить ребенка по затылку, слушая его тихое шипение. Это больно, когда тебя бьет человек в три раза больше тебя самого. Достоевский потирает ушибленное место ладонью и поднимает свои бездонные глаза на мать, слегка склонив голову. В его фиолетовых, как сам космос, глазах, накапливаются слезы. — За что? -Ты даже таких элементарных вещей не можешь сделать, Федор? Теперь ясно, почему у тебя совсем нет друзей.» Ты один, потому что сам в этом виноват. Ты во всем виноват.

-Федь! А это же Большая Медведица, да?

Младший быстро моргает, будто бы выйдя из сна. Он смотрит на блондина, потом на небо, туда, куда он указывает и кивает. Гоголь довольно хихикает и опускает руки, держась ими за края крыши, немного раскачивая самого себя, двигая ногами в воздухе, как маленький ребенок. В его глазах, таких неправильных, отражаются звезды. Федору нравится это и он улыбается, предпочитая смотреть на певца, нежели на звездное небо. Это небо он знает лучше самого себя. Все закаты, рассветы и расположение облаков. Каждое созвездие, планету и спутник. Он знает небо наизусть и теперь ему хочется выучить и понять что-то посложнее. Например, Николая. -Смотри, там кратеры на луне видно, — Яновский снова тыкает пальцем в небо и брюнет смотрит туда, на пару секунд задержав взгляд на его ярких перчатках. Достоевский медленно кивает и достает из кармана штанов пачку сигарет, вытаскивает одну себе и протягивает курево и Николаю, пока тот лишь благодарно улыбается, ожидая, пока младший даст и огня. Они смотрят на луну и брюнет даже мимолетно удивляется тому, насколько глубоко затягивается Гоголь, прежде чем выдохнуть. Город тихо шумел под их ногами, где-то снизу мяукал кот. Николай выдохнул еще один клуб дыма изо рта, слегка морщась от тупой боли из-за потрескавшихся губ, посмотрев себе под ноги. -Скажи, Федь, — Достоевский промычал, слушая его. Сигарета отражалась красным огоньком в его фиолетовых глазах и это было красиво. Парень затягивается еще раз и наконец тушит бычок о край крыши, смотря, как еще горячий пепел падает вниз и улетает, подхваченный порывом ветра. Федор курил, по большей части, из-за эстетического удовольствия. Ему нравилось, как дым танцует в воздухе, как пляшут вензеля на потоках ветра. Для него это такое же искусство, и ему даже нравится мысль о том, что оно убивает его. Не правда ли приятно умереть от чего-то столь прекрасного, как воздушные вензеля и порхающий в воздухе горячий пепел? Он странный и ему определенно нравится это. -А ты ведь тоже хотел попасть в космос и больше никогда оттуда не возвращаться, умерев от жара звезды или пропав навсегда в черной дыре? Чужой вопрос вводит его в ступор. Теперь уже брюнет смотрит на носки своей обуви, чувствуя на своем лице взгляд чужих глаз. Парень поджимает сухие губы, облизывает их и молчит, вытягивая из пачки вторую сигарету и снова закуривая. На самом деле в этом вопросе нет ничего такого: это нормально, что абсолютно каждый человек хотя бы раз, но задумывался о своей смерти. Но Достоевского пугает то, что Гоголь спрашивает об этом с такой обыденностью. Брюнет переводит взгляд на Николая, опускается к его рукам. Там, где рубашка сползла с одного плеча, видны шрамы. Белые и розоватые, глубокие и не очень, но именно шрамы. Младший отводит взгляд и затягивается снова, выдыхая дым в сторону. Не очень приятная ситуация, а его молчание только нагнетает атмосферу. Теперь он, кажется, понял, почему именно блондин не снял перчатки еще тогда, когда они находились в квартире. Федору просто страшно представить то, что же творится с его руками под ними. -Хотел, — Наконец сипло раздается в воздухе и Яновский даже слегка вздрагивает от неожиданности. Пепел падает на штанину и жжется, пока Федор не смахивает его рукой. Он почти прожег дыру в своих брюках, и теперь там красуется не очень красивый след. Парень ругается себе под нос, зажав сигарету зубами, краем глаза видя, как певец поднимается с места и отряхивает штаны, выкидывая окурок вниз с крыши. -Уже уходишь? -Встретимся как-нибудь потом, — Николай натянуто улыбается ему и натягивает рубашку плотнее на плечи, прежде чем развернутся и уйти. Они не встретили рассвет и не посмотрели на макеты Достоевского в его комнате. Брюнет остался сидеть на крыше до самого рассвета, прежде чем уйти, оставив окурок вдавленным в край бетона.

***

Сообщение от: Сигма 05:32 Боже, Коля, прости! Мы слишком заговорились с Ваней и немного забыли про вас. Надеюсь, вы с Федором хорошо провели время. Как ты себя чувствуешь? Еще раз извини за это! : (

Николай промычал, почувствовав вибрацию телефона ладонью. Смотреть, кто там и что написал не хотелось. В целом ничего нового. Блондин нехотя разлепляет глаза и все же цепляется за телефон пальцами, поднимает его над собой и, щурясь, смотрит на экран блокировки. Перед глазами все немного плывет, взгляд цепляется больше не за всплывающее мигающие сообщение, а за обои. На этой фотографии изображена молодая женщина с красивыми, пышными и длинными белоснежными волосами, заплетенными в свободный хвост. Красная резинка с помпоном надета примерно на высоте плеч, белые пряди летают в воздухе, на порывах ветра за ее спиной. Ее кожа бледная, почти белая, она улыбается и веснушки на ее щеках слишком выделяются. Она в теплом красном сарафане, сидит в поле на клетчатом пледе, на котором также оставлены корзинка и еще пара сумок. Это был пикник на закате. Гоголь всегда замечал то, как же красиво блестят ее голубые глаза в свете солнца и как же по-домашнему приятно она выглядит именно на фоне теплого летнего заката. Яновский знает об этом человеке все, но они больше никогда не встретятся. У Николая давно перестали наворачиваться слезы при взгляде на эту фотографию, но именно сейчас, даже не зная точно, почему — может, из-за переполняющих его эмоций и апатии одновременно или из-за переставших действовать успокоительных? Но именно сейчас слезы все же предательски навернулись на глаза, смахиваемые белыми ресницами, они прозрачной росой покатились по щекам. Парень шмыгнул носом и положил телефон на грудь, прижимая его одной рукой, в то же время поворачиваясь и зарываясь носом в подушку. — Я так безумно скучаю, мам, — Он бормочет, чувствуя, как тянет и режет горло от слез и как мокрые дорожки стягивают кожу. Он не любит плакать. Но иногда это выходит против его желания. Наволочка подушки пропитывается слезами, когда чужие плечи перестают содрогаться. Телефон давно скатился с груди и погряз в складках пледа, а разноцветные глаза смотрели в окно. Прозрачные занавески порхали на порывах ветра, проникающего в открытые окна. Небо было светлым, кажется, даже вышло солнце. Оно слишком редко посещает такой город, как Питер и, должно быть, сейчас все жители безумно рады и удивлены такому зрелищу. Гоголь поморщился. Через силу отвернулся на другой бок, вздохнул, почувствовав под собой свой же телефон. Плечо болело, но он не мог как либо улучшить свое положение, так что просто вытащил из-под себя мобильник левой рукой, все же заходя в него, открывая переписку с Сигмой. На момент загрузки Яновский успел разглядеть себя в черном экране. О боже, он выглядит просто ужасно. Дерьмище. Певец вздыхает, смотрит на время и печатает ответ, кое-где промахиваясь по буквам и отправляя прямо так, не стремясь исправить сообщение.

Сообщение для: Сигма. 09:49 Ничего страшного, все в порядке. Мы посмотрели с Федей на звезды и попили чай с шоколадным печеньем! Мне очень понравилось. Надо будет еще так встретится :)

Сигма, наверное, сейчас спит. Конечно, он тоже не спал, но друг-секретарь явно будет умнее блондина. Гоголь слишком часто пренебрегает своим сном. Гоголь мычит и рывком садится в кровати, недовольно морщась от того, что случайно ударился рукой об угол тумбочки. Неприятно. Парень потер ладонь о острое колено, разворачиваясь и свешивая ноги с дивана, смотря на ковер. Голова немного кружилась, мысли казались слишком бредовыми и беспорядочными, мечась от одной к другой. Местами же проскакивала тишина. Полная пустота в его гнилом мозгу, после чего снова следовал взрыв словесного поноса. Это раздражает. Но это уже часть его жизни.

«Нужно сходить за продуктами.»

Гоголь встает с кровати и держится рукой за стену, когда в глазах резко и надолго темнеет, шатается, ожидая, пока это ужасное чувство пройдет.

«Насколько хорошо я спел на концерте? "

Он проходит в ванную и расстегивает пуговицы рубашки, мельком посмотрев в зеркало. Ох, чувак, ты и правда выглядишь просто ужасно.

«Я так и не посмотрел на макеты и комнату Федора.»

Эта мысль задерживается в его голове неприлично надолго, когда блондин раздевается и заходит в душ, чувствуя секундный дискомфорт от холода, пока не включает горячую воду, подставляя под душ голову.

«Федор.» «…»

Настроение совсем испортилось и Гоголь очень сомневается, что что-то его может сейчас поднять. Он мылит голову, руки приятно утопают в мягких пенных волосах, массируя кожу головы. Пена стекает по длинными прядям, по его плечами и спине, парень чувствует, как мыльная вода льется ему в глаза, но все же открывает их. Шампунь щиплет и Яновский жмуриться, но только вздыхает, снова подставляя голову под горячую воду, оставаясь в таком положении. Он готов был упасть в обморок прямо там от духоты, но когда вода в душе стала казаться ему ледяной, Гоголь все же пошевелился, ошпарившись кипятком. Зашипел, выключая душ и вздохнул, нагибаясь, чтобы выжать волосы от лишней влаги. Конечно, получается у него хреново и вода все равно неприятно стекает по телу, когда парень выходит и берет в руки махровое полотенце. Обычно горячий душ советуют от всех невзгод, но именно сейчас потоки воды отказались смывать с Яновского всю грязь. Его гнилые мысли остались в его мозгу и он просто вынужден с этим смириться. За окном начался дождь.

***

Собаки лают во дворах, коты мяучат под окнами и шипят на им неугодных, раздуваясь, словно рыба-фугу. Весьма странное сравнение, но от него брюнет все же хмыкает. Его руки окаменели в карманах пальто, не смотря на то, что оно было достаточно плотным. Холодный, покрасневший нос отчаянно зарывался в белый мягкий мех на воротнике, хоть от холода это не спасало. Дождь продолжал совсем мелко моросить, ветер завывал в трубах и пробирался под одежды, заставляя ежится. Федор уже пожалел, что не переоделся и решил пойти на встречу в том, в чем был. Нет, что Вы, одежда была приличной, но явно слишком легкой для такой погоды. В доме у Достоевского было тепло, так что он свободно ходил в белых пижамных штанах и огромной черной футболке с логотипом "NASA", не чувствуя при этом особого дискомфорта. По крайней мере у него были смешные носки, на этот раз с не малоизвестной желтой уточкой с ножиком на ярко-голубом фоне. Они были донельзя глупыми, но брюнету очень полюбились. У него было еще одно хобби, помимо изучения астрономии - коллекционирование глупых носков. Но все же - яркие около космические носки с удильщиками самые крутые! Брюнет буквально готов ходить зимой с открытыми лодыжками и в кроссовках только для того, чтобы прохожие оценили его носки и, очевидно, тупость. Но это мелочи. Носками же нужно хвастаться, тем более такими классными! Достоевский отвел взгляд от своих бардовых ботинок. Они закрывали его ноги по колено и его фигура совсем пряталась за массивным плащом и обуви на каблучке, но он был не сильно против этого. Наконец он доходит до небольшого кафе и расслабленно вздыхает, когда заходит внутрь. Колокольчик над головой тихо звенит и Достоевский непроизвольно склоняет голову, хотя знает, что даже с его ростом он просто не сможет достать до верха дверного проема. Привычка. Совсем глупая, но имеет место быть. Он проходит за дальний столик, когда замечает там светло-голубую макушку. Иван, кажется, подготовился чуть больше и все еще ходил в своей белой курточке с огромным количеством меха внутри, из-за чего она была до ужаса теплой и мягкой. Брюнету нравилось отжимать ее, когда они приходили в какое-то заведение и в наглую лежать на ней головой или просто обнимать руками, грея замерзшие руки. Друг всегда сетовал на это, просил просто купить нормальную одежду по погоде, но слишком долго дуться не мог. И сейчас парень, как знал, сразу перекидывает свою куртку на диванчик напротив него, куда и садиться Федор, стягивая с себя ушанку и пальто, подкладывая вещи себе за спину в качестве опоры, тут же хватаясь за чужую куртку, принимаясь греть в ней руки. -Ты опоздал. Обычно это делаю я,- Гончаров цокает языком и пододвигает к Достоевскому кружку с горячим шоколадом, который уже начал остывать, но все еще оставался слегка теплым. Федор только закатывает глаза и берет напиток в руки, совсем незаметно кивнув головой в знак благодарности. Его глаза окидывают помещение, губ касается теплый напиток, когда за стеклами витрин он улавливает белую макушку в черной огромной кофте с какой-то кричащей разноцветной надписью. Темные брови поднимаются и брюнет пихает друга ногой под столом, кивая в сторону, чтобы он на это посмотрел. Благо, Ваня успел повернуть голову до того, как человек исчезнет за пределами их глаз. -Это Коля был, что ли?- Горячий шоколад приятно растекается по горлу и филолог кратко облизывает шелушащиеся от мороза губы, когда Гончаров неуверенно кивает на его вопрос. Скорее всего они с кем-то его спутали. Хотя у каждого ли питерца белоснежные волосы в прическе "медуза", которые тонкой косой развиваются за его спиной? Правда, смутила такая темнота образа, ведь Яновский изначально казался достаточно ярким человеком, но у каждого бывают плохие дни. Может, он и вовсе просто взял первое, что попалось под руку. Длинноволосый поворачивается к другу и в серых глазах, кажется, плещется сомнение и тревога, которая передается и брюнету. Только не в глазах, нет. Тревожность залезает в самую его душу, пригревает для себя места у сердца и тянет, неприятно и сильно, заставляя Достоевского даже на секунду нахмурится и закрыть глаза, чтобы перевести дыхание. Он так забеспокоился просто от взгляда на, возможно, вовсе и не певца? Бред какой. -Сомневаюсь. Сигма говорил, что он вроде по болячке слег какой-то,- Иван пожимает плечами и уверенности в этом жесте нет, поэтому брюнет больше ничего не говорил. Вообще они встретились исключительно для того, чтобы обсудить некоторые моменты прошедших дней, а заодно продумать план. План о том, как выцепить Дазая во время праздника сакуры, во время ее самого яркого цветения, чтобы просто погулять и провести время вместе. Из-за работы и учебы их компания совсем распалась и Гончарова это напрягало больше всего, но времени встретится так и не было. У Достоевского сессия, у Вани - работа, как и у Осаму. Связи с Пушкиным были утеряны с самого Нового года, разве что Шибусава время от времени объявляется, а после также быстро уезжает обратно к себе. С Тацухико видится почти также проблематично, как и с шатеном хотя бы потому, что беловолосый - альбинос и все прогулки летом сразу же исключаются, из-за чего они встречаются куда в более мрачные периоды года, чтобы Шибусаве было комфортно. Только вот вытащить брюнета в такой дубак на улицу просто не реально и выходит только насильно, в пакете и связанным, перекинутым через плечо. Конечно, все это шутки, но если бы понадобилось, он уверен, парни бы пошли и на такое. -Может в аптеку пошел,- Достоевский больше не отводит взгляда от витрины, надеясь еще раз уцепить глазами белую макушку. После прошедшей ночи его сердце терзалось сомнениями, чувство вины слишком крепко сжимало его, когда он курил на балконе.

Он так и не показал ему макет Солнечной Системы.