Шёпоты в библиотеке

Гермиона всегда плохо относилась к изменам. «Если ты живёшь с любимым человеком — невозможно захотеть другого» — так думала она и была твёрдо в этом уверена. Осуждала измены в кино, не находила оправданий адюльтерам в книгах. Когда произошла первая измена в её окружении — охотница команды «Холлихедских гарпий» Сьюзен Боунс изменила супругу с комментатором матчей Ли Джорданом, и говорили, неслыханно, прямо за трибунами после Чемпионата мира 2002 года — Гермиона не сразу в это поверила. Джинни, с желанным маленьким Джеймсом Сириусом на руках, в нежеланном, парадокс, декретном отпуске от квиддичной карьеры, несколько месяцев подогревала интерес к этому случаю и держала Гермиону в курсе событий. Затяжной бракоразводный процесс, но очень эффектный роман — Гермиона видела Боунс и Джордана на Ежегодном Балу Отдела магических игр и спорта. Гермиона сопровождала Рона, который как раз начал работу квиддичным агентом, «открывателем талантов», и волшебница очень им гордилась — после нескольких лет работы в аврорате плечом к плечу с Гарри, друзья наконец-то карьерно разлучились и Рон стал делать что-то для себя. Сьюзен светилась. Глаза её сияли, от неё волнами исходило очарование влюблённой женщины. Джинни видела реакцию подруги — вежливо скрытое неодобрение — и говорила: «Гермиона, так бывает». Гермиона же думала: «Не в моей жизни». И вот, спустя добрых 8 лет, Гермиона, опаздывая, стремительно перешагнула порог Зала №11 в подземелье Министерства магии, где в трёхстороннем амфитеатре уже собрались сливовые мантии членов Визенгамота, встревоженной стаей переговариваясь и рассаживаясь на своих местах. Этот фоновый шум был привычен и даже чем-то приятен для слуха — идеально для отключения всех лишних мыслей, не относящихся к законотворческой деятельности, и включения режима высокой концентрации. Гермиона жгутом закрутила волосы и закрепила палочкой на макушке, заняв место сбоку на первом ряду — в этой стороне рассаживались слушатели из других отделов и участники процесса, вызванные для подачи экспертного отчёта. Слушание обещало продлиться бесконечных несколько часов. Развернувшись к центральной части амфитеатра, она как раз увидела руку Кингсли в перстнях, как рукоять меча Фемиды, обхватившую молоточек, чётко и ровно опустившийся на специальную подставку, троекратно усилившую звук. Сливовые мантии встрепенулись, заметались на мгновение, как наседки по гнёздам, уселись и замерли, готовые слушать и заседать. — Сегодня, 7 июня 2010 года, в полном составе членов Визенгамота, мы собрались на слушании по рассмотрению проекта закона № 314-302-308A, относительно регулирования создания волшебных артефактов с использованием усилителей из сапфировых наконечников… Концентрация Гермионы соскальзывала с предмета слушаний на мысли о закончившемся вчера отпуске. В очередной ежегодный раз они впятером — Гарри, Джинни, юный Джеймс, Рон и Гермиона — отправились на побережье Сицилии, в тот же самый отель, что и всегда. Это был первый год, когда Гермиона искренне призналась себе в выгорании на работе, сразу после получения повышения до главы Отдела выявления и конфискации незаконных оберегов и артефактов в составе Отдела магического правопорядка, второй уровень. Волшебница твёрдо решила — не хочу Сицилию, не хочу по знакомому сценарию, а идеальнее всего поехать бы куда-нибудь одной, в первое самостоятельное путешествие в жизни — и строго отругала себя за эгоизм. В итоге: две недели на Сицилии, «уже ведь всё спланировали, Гермиона», в той же компании любимых друзей. К последним дням отпуска Гермиона почти взвыла от походов на море, тюленем перекатываясь с бока на бок «для ровного загара» под неусыпным контролем Джинни. Лучшая идея для отпуска — после этих двух недель ада Гермиона бежала на любимую работу чуть ли не вприпрыжку. И Рон снова завёл разговор о детях, который уже даже не пугал Гермиону, а в глубине души вызывал только раздражение. После разговора с Джинни перед отпуском и смены таблеток на зелье Гермиона чувствовала, что сходит с ума — наверное, это была не самая удачная мысль менять устоявшуюся рутину перед поездкой. — Я попробовала новое противозачаточное зелье и всё, нет пути назад. Ты же всё ещё пьёшь маггловские таблетки? — Джинни перекинула хвост на другое плечо, пальцы сомкнулись на ножке бокала. — Аптечные, да. Уже давно к ним привыкла, зелье вызывало у меня тошноту, головные боли, а я только вышла на работу в Министерство, не было времени разбираться с побочками, — пожала плечами Гермиона, мешая лопаткой салат. — Добавь ещё оливкового. Ну так вот, это новое зелье наконец-то устаканило мои перепады настроения, никак не влияет на либидо, и за два месяца никаких детей и, хочу верить, так будет и дальше, — Джинни рассмеялась. — Больше никаких Поттеров? — недоверчиво усмехнулась Гермиона, мысленно подсчитывая сколько месяцев назад у неё был секс. У неё была работа, список важных дел, и главное — никаких отвлекающих факторов. Она была машиной, универсальной рабочей единицей, высокоэффективной и для оппонентов очень опасной. Кресло Министра ждало её, призывно манило, говорило: ещё плюс-минус 10 лет и ты будешь здесь, не первая женщина и не первая магглорождённая, но справедливая миссис Министр Магии. Иначе зачем уже потрачены 10 лет на рабочие дни допоздна? — Больше никаких Поттеров, — качнула головой Джинни. — Пять лет ушло на полное восстановление, «Холлихедские гарпии» не будут ждать меня снова. Думаю закончить карьеру в 35, тогда и подумаем над ещё одним ребёнком. Джеймса нам пока достаточно. Перед Сицилией нужно было сделать тысячу дел, передать рабочие проекты своему заместителю Голдстейну, всегда её выручавшему, отправить Поршу, свою секретаршу и верную помощницу, в отпуск в одно время с собой, завершить все накопившиеся экспертизы артефактов и задокументировать это всё тонной бумаг. Бюрократия. Бумажный ад. Гермиона скользнула взглядом по амфитеатру, пролистывая в голове краткие профайлы на каждого участника слушаний. Этот вечно задерживает все отчёты, эта дама всегда приходит в огромной остроконечной шляпе с пером, вызывая недовольство позади сидящих членов, этот провёл потрясающую работу с поправками в закон для кентавров, но был страшным занудой. Гермиона повернула голову, чтобы взглянуть на участников заседания на своей стороне не сливовых, обычных мантий и встретилась с насмешливыми серыми глазами. Гермиону пронзило узнавание, на подкорке шевельнулось беспокойство, как будто Драко Малфой, небрежно закинувший руку на свободное рядом кресло, в чёрной мантии, накинутой на застёгнутый до последнего крючка костюм, с цепочкой, мостом протянувшейся от одного края воротника до другого, будто Малфой, на добрых 13 лет старше школьной версии себя, прямо сейчас выкрикнет ей что-нибудь обидное с задних рядов кабинета зельеварения, а не амфитеатра Зала №11 в подземельях Министерства. Гермиона прекрасно знала, чем он сейчас занимается, но ей ещё не доводилось встретиться с ним на поле законодательного боя. Рукав левой руки наверняка был сейчас скреплен запонкой, но метка под ним никуда не делась. Гермиона верила в искупление, в желание исправить ошибки, в искренние и конкретные действия, направленные на очищение своей репутации. Но Малфой, на её взгляд, успешно делал всё наоборот. Она не знала, как ему это удавалось, но за 10 лет он протащил в Визенгамот массу неудобных законов, принятых в частных интересах бизнеса чистокровных и в ущерб общественному. Он пролоббировал застройку расширенного Косого переулка за счёт организованного расселения прилежащего маггловского района, плотно работая с главой Комитета по выработке объяснений для магглов. Какие тут могут быть объяснения, если тебя выселяют из собственного дома по желанию какого-то чистокровного волшебника, Гермиона не понимала. Малфой пробил законопроект о производстве волшебных артефактов с использованием сердечных жил драконов — раньше они использовались только для создания волшебных палочек. Это не считая изготовления обуви и галантереи из кожи драконов, что Гермиона считала высшей степенью законодательного промаха Министерства и кощунственным живодёрством. Глава Бюро по розыску и контролю драконов сразу попал в чёрный список Гермионы. Она не знала, в какие рестораны Малфой водил его на деловые ужины и сколько галлеонов стоило вино, в каком количестве золота он его искупал, но Глава Бюро был шёлковым в руках слизеринца. Какие бы это были заголовки: «Драко Малфой поставил на широкую ногу уничтожение драконов» — если бы о деятельности лоббистов было принято писать в прессе. Серый кардинал, на страницах Пророка он появлялся только в разделе светских сплетен, под руку с Асторией, красивой чистокровной волшебницей, на которой он женился в разгар судебных заседаний в 98 году. Астория ещё даже не закончила школу, Гермиона помнила две статные фигуры в наглухо застёгнутых пальто на Кингс-Кроссе — юную волшебницу не провожали родители, потому что она перешла под родовую защиту и опеку супруга. Она была ещё несовершеннолетней, ей только должно было исполниться 17 лет. Провожать в школу свою юную жену — вот из-за таких историй Гермиона недоумевала, как можно свято верить в обычаи чистокровных, устаревшие столетия назад. Потом Астория не вернётся в Хогвартс после рождественских каникул и будет сдавать экзамены экстерном — уже в мае у Малфоя появится наследник, Скорпиус. Чистокровная ячейка общества создана, Люциус наверняка был очень доволен. Гермиона поймала себя на том, что задержала дыхание, взгляд серых глаз обжигал, вынуждал как можно быстрее отвернуться. В голове она чувствовала лёгкие охлаждающие прикосновения к воспаленному мозгу, когда Кингсли закончил внушительную вводную часть и передал слово экспертам Министерства. Ещё одна муторная часть любого заседания. Отвернувшись, Гермиона подумала о том, что за весь отпуск им с Роном так и не удалось побыть всецело вдвоём, посвятить время только друг другу. Всю первую неделю Рон пролежал в постели со свалившейся из ниоткуда простудой, превратившись из крепкого 30-летнего мужчины в ребёнка. «Я заболел», «я умираю», «в своём завещании я всё оставлю тебе», «обними меня», «я хочу суп» — Гермиона даже не знала, какое из двух зол выбрать, пойти на ненавистный пляж с налипающим на кожу песком или остаться в номере с Роном, который постоянно требовал от неё включить мамочку. На вторую неделю ему стало лучше, но теперь они то катались на водных лыжах с Гарри и обгорели до пылающей красноты, то так объелись пиццей, что не могли дышать. В последний день отпуска Гермиона решила «сегодня либо никогда» — и пошла в магазин белья, перемерив самое развратное бельё, которое она когда-либо видела. Купив бутылку вина, коробку конфет, она чувствовала себя мужчиной, собирающимся на свидание со шлюшным набором, но никак не влюблённой женщиной. Скорее женщиной, которая сама себе отменила таблетки и запустила вагончик на открывшиеся пути, как оказалось, на годы заблокированного либидо. Ей хотелось быть женщиной, которую в законном отпуске хотя бы в последний день трахнут. Сначала всё шло хорошо, совместный ужин закончился на очень приятной ноте, Рон поглаживал её бедро и она чувствовала, что разомлела от бокала вина. Но как только они оказались в номере, Рон нырнул под одеяло и абсолютно счастливый в момент захрапел. Гермиона никогда не испытывала такого раздражения. Стянув платье, Гермиона зашла в ванную и осмотрела себя в огромное зеркало в душевой. Это зеркало было создано для того, чтобы смотреть на себя, обхватившую ногами мужчину за талию, но вовсе не в красивом белье, какого у неё ещё никогда не было, которое теперь ей ещё и нужно было самостоятельно снять. Открыв бутылку вина и несчастные конфеты, Гермиона пыталась понять, когда так произошло, что в смешном возрасте 30 лет, в самом расцвете сил, они за две недели не нашли ни времени, ни желания заняться самой естественной частью супружеской жизни. Гермиона точно помнила, когда был последний раз — на 14 февраля, и уже один факт, что секс у них произошёл только под общественным давлением выдуманного маркетологами праздника, пылающим красным флагом воцарил в голове. Гермиона разглядывала себя в зеркало, проводила пальцами по тонкой шелковистой ткани, обтянувшей швом соски, по эластичной полоске бретели, от центра бюстгальтера лёгшей между грудей и обхватившей горло ошейником — самый сексуальный комплект из всех базовых белых, бежевых и чёрных в её бельевом шкафу. Гермиона не думала, что если она сейчас в ванной наестся конфет и выпьет бутылку вина в соло, сидя в красивом белье перед зеркалом — это будет худший день в её жизни. Вовсе нет. Но она была несчастна. Гермиона почувствовала прикосновения к талии и к шее. Как будто прохладной призрачной рукой кто-то обхватил её за горло, опустил руки по боковым линиям, провёл по бёдрам, нежно скользнув на полукружие груди, даже не оттягивая одежду — прикосновения были будто сразу под кожей, нервные окончания послушно реагировали на это приятной истомой. Вынырнув с глубины своих неутешительных размышлений о браке Гермиона вздрогнула всем телом. Эти прикосновения были не в её воспоминаниях, не в её фантазиях, не в её голове. Они действительно были, происходили прямо сейчас, пока одна из сливовых мантий монотонно зачитывала свой отчёт, а кто-то едва не храпел. Гермиона затрясла головой и испуганно обернулась, заметалась взглядом по сидящим вокруг сотрудникам Министерства. Каждый был занят своим делом, многие, нужно отдать им должное, внимательно слушали и даже что-то записывали, скрипя пером по пергаменту. Гермиона пыталась вычислить кто мог так зло пошутить, ментально домогаться её. Она отказывалась верить, что это могло произойти только у неё в голове. Её напугало, как быстро эти движения налили кровью весь низ живота, вызвав томление и желание прикоснуться к себе. Грейнджер — министерский работник, профессионал, у неё сейчас идут слушания важного законопроекта, кто посмел так насмехаться над ней? Взгляд зафиксировался на платиновых волосах, ярком пятне в чёрном облаке мантий вокруг. Выражение лица было скучающим, в руках он крутил сияющий металлическими гранями в свете свечей и ламп портсигар, взгляд серых глаз лениво скользил по амфитеатру. Малфой выглядел так, будто они все его страшно утомили и он считал минуты, пока Кингсли не ударит молоточком и не отпустит его жить свою интересную жизнь со светской полосой в газетах, пожинать плоды принятых аморальных законов. Гермиона пристально смотрела на него, всё ещё ощущая прикосновения по всему телу так, что хотелось либо задрожать под ними, либо с криком скинуть сейчас же. Малфой открыл портсигар, вытряхнул сигарету, но, задумавшись, положил её обратно, стукнув кольцом на безымянном пальце по металлу. Он не выглядел как человек, который сейчас делал бы то, что Гермиона испытывала. Но Грейнджер чувствовала, что-то подсказывало ей — никто не был способен на это, кроме самого большого в зале Министерства морального урода, как Малфой. Внимание отвлёк стук молоточка, Кингсли распускал собрание, назначив второй день слушаний на следующей неделе. Прикосновения схлынули, как будто исчезли под прохладными струями душа. Гермиона поднялась, не сводя глаз с Малфоя, который статуей нависал над стоящими рядом сотрудниками министерства. Его не выдавало ничего. Кажется, Гермиона ошиблась. Она подошла к Кингсли, который горячо её поприветствовал, как будто она была тем самым человеком, которого он весь день ждал. Гермиона не обманывалась — это была привычная манера поведения харизматичного Кингсли, который притягивал к себе союзников обезоруживающим светом, который Министр проливал, будто выделяя только тебя в толпе. Тебя и ещё остальных 1500 сотрудников. Перекинувшись парой слов, они направились к выходу, где уже столпились сливовые мантии. Малфой стоял у стены рядом с эффектным мулатом, внешне Блейз переманивал внимание всех вокруг на себя. Такой же тёмный силуэт, прямая спина человека, который чувствует своё превосходство над заурядным обществом. Гермиона знала, что Забини — адвокат Малфоя, но обычно он не приходил на слушания, разве что в качестве независимого консультанта. — Надеюсь, не пропустил ничего интересного, — сказал он Драко, который скучающе щёлкал портсигаром и смотрел в сторону. Гермиона в очередной раз почувствовала себя идиоткой. — Слушание по делу Браксов затянулось, не успел заскочить к вам в пыльный мир законов. Малфой остро ухмыльнулся, его профиль выделялся на фоне тёмных стен, подсвеченный светом от свечей. Повернув голову, он посмотрел Гермионе прямо в глаза. — Что ты, Блейз, — протянул он, как будто говоря это прямо у неё в голове. — Было очень интересно. Тени легли на его лицо, выделив скулы, ещё больше заострив ухмылку. — Ну что ж, я заинтригован, — посмеиваясь, ответил Блейз, пройдясь взглядом по толпе и встретив её глаза на себе. Теперь они оба смотрели на неё. — Грейнджер, — как будто даже удивлённо произнёс мулат, чуть кивнув ей в качестве приветствия. Гермионе хотелось убежать, и она это успешно сделает. Чуть дёрнув головой и глухо бросив в ответ «Забини», она скользнула в проём двери и до своего кабинета, кажется, действительно бежала.

***

Рон очень хотел детей. Это было в высшей степени невыносимо, потому что разговор о «когда уже наша очередь?» вызывал у Гермионы вполне физическую нервную чесотку. Для мужчины из многодетной семьи иметь много детей, парадоксально, было желанной нормой, для женщины из семьи, где была только она одна, не иметь детей вообще было необходимостью. Гермиона думала — «к 30, не позже, решу», но вот 30 наступило и не замедлило свой бег, оставалось три месяца и вот уже 31, а решение так и не пришло. Она как не хотела детей, так всё и оставалось. Стабильно. Поэтому, когда Гермиона дежурно сходила к своему маггловскому гинекологу и он сказал про «раннее бесплодие», «ленивый яичник» и какие-то другие ругательства, Гермиона в ужасе почувствовала, что в глубине души рада. У неё теперь было официальное освобождение от родительской гонки, от рождения детей, по состоянию здоровья. Теперь ничто не могло отвлечь её от работы. Ну, кроме Рона, который был бы убит горем. Она очень мягко сказала ему в воскресенье, перед рабочей неделей и Рон даже не сразу понял, что она имеет в виду. — Но, это ведь был маггловский врач, нужно попробовать магическую диагностику. — Рон, поверить не могу, что ты так говоришь! Маггловская наука в большинстве случаев шагнула гораздо дальше магической. Я хочу сейчас сосредоточиться на работе, я буду решать этот вопрос чуть позже, через пару лет. — Уже через пару? Что случилось «к 30»? — Рон был безутешен. Гермиона была настроена решительно, отрывать пластырь, так сразу. — Я хочу стать Министром, Рон. Ребёнок сейчас откинет меня на 5 лет назад, минимум. Это был бесконечный разговор об одном и том же. Даже смешно, что его вели люди, у которых последний раз секс случился на 14 февраля. Возможно, если бы не желание иметь детей, они бы так и жили, по-соседски, в устаканившемся распорядке супружеской жизни. Гермиона даже думала: «возможно, у мистера и миссис Уизли даже сейчас секса больше, чем у них». Но ей и так было комфортно. До момента, пока она снова не оказалась на слушании в Зале №11, где ей нужно было выступить со своими тезисами, разъясняющими вопросы об использовании сапфировых наконечников в магических артефактах. Прошла неделя с первого заседания, она проделала хорошую работу, её тезисы были железобетонными. Использовать наконечники она сейчас с удовольствием запретит. Гермиона зашла в Зал и сразу же увидела Малфоя и Забини — как две тени, они нависали на верхних рядах. Она хотела успеть занять места повыше, чтобы не крутить головой, не смотреть откуда-то снизу, из позиции подчинения. Даже в школе они сидели позади, это было выгодно с точки зрения нападок на гриффиндорцев и Золотое трио. Выгодно оставалось и сейчас. — Сегодня, 14 июня 2010 года, в полном составе членов Визенгамота, мы собрались на слушании по рассмотрению проекта закона № 314-302-308A, относительно регулирования создания волшебных артефактов с использованием усилителей из сапфировых наконечников… Гермиона почти сразу почувствовала холодные прикосновения к своему сознанию. Это воспламенило в ней ярость, она буквально кожей почувствовала чьё-то присутствие в своей голове и нервной системе. Она медленно повернулась, встречая мимолётный серый взгляд Малфоя, который казался безучастным свидетелем скучнейшего мероприятия дня. Но она знала. Кингсли передал ей слово. Итак, что было не так с сапфиром? (1) Использовалось слишком много трудовых единиц, это могло сказаться на регулировании использования труда гоблинов, эльфов и прав лиц, не являющихся людьми; (2) использовалось слишком много камней, это могло сказаться на добыче драгоценностей и регулировании сохранения природных ресурсов; (3) требовалось проведение экспертизы по магическим свойствам сапфиров и предложению других, энерговосполняемых источников… Гермиона даже не почувствовала, а как будто бы увидела в голове образ одиннадцатилетней первокурсницы, с огромной копной непослушных волос, на зельеварении, за первой партой слева. Гермиона сидела на самом краешке стула, и тянула руку, почти подпрыгивая от нетерпения. Сейчас ей было уже не 11, а 30, и у неё больше не было никаких сомнений. Малфой каким-то образом использовал легилименцию и прямо сейчас отправил ей в голову издевательское изображение её в юные годы, намекая, что ничего не меняется. Это был он. Гермиона знала, с какой парты открывался ракурс на неё именно под этим углом. Попался. Заседание длилось долго. Подопечный Малфоя, мистер Туссен, владелец компании, занимающейся добычей и продажей сапфиров со всего мира, отбивался яростно. Добычей и магической обработкой сапфиров на производстве занимаются только волшебники-люди, со всеми разрешениями и сертификатами; экспертиза о сохранении природных ресурсов показала, что на месторождениях ещё богатые запасы, и это не считая добычи камней в самых обычных целях, а именно для украшений; что же касается заменителей на энерговосполняемые источники, то это и вовсе нонсенс, сапфиры могут терять свой магический заряд, который восполняется, не нарушая свойств камня и его внешний вид. На каждый пункт у Гермионы и её отдела нашёлся ответ, хотя ей и самой это казалось местами лишним. Получается, что на производстве организована дискриминация, раз работают только волшебники, не допуская регулируемый и оплачиваемый труд лиц, не являющихся людьми; камни добываются и продаются-покупаются буквально одной магической компанией-монополистом, представителем которой является мистер Туссен, а это значит, что нужен отчёт антимонополистического отдела; она всё ещё не видит официально оформленных документов о проведении экспертизы, которая бы показала, что сапфиры являются энергозаменяемыми источниками. Даже если вам кажется это очевидным. Необходимо документальное приложение, спасибо. В середине своей пламенной речи Гермиона зафиксировала взгляд на Малфое, она хотела всем своим видом показать, что понимает, с кем она сейчас на самом деле воюет. Вовсе не с марионеточным мистером Туссеном, который был подготовлен на славу, это правда. Малфой со скучающим видом смотрел поверх её головы и вертел на большом пальце кольцо с печаткой. Гермиона сбилась на середине предложения, весь воздух выбило у неё из лёгких — с каждым поворотом кольца она одновременно почувствовала круговые прикосновения к соскам. Немыслимо! Быстро прижав руки к груди, закрыв моментально ставшие острыми соски, Гермиона чуть резче, чем это было необходимо, закончила рассмотрение тезисов со своей стороны и передала слово Кингсли. Она была в бешенстве. Кажется, даже кончики волос искрили от ярости. Кингсли завершил слушание. Сливовая толпа собралась и двинулась к выходу, Гермиона, оглушённая, оставалась на своём месте. Когда она оказалась в аудиториуме совсем одна, она несколько раз провела рукой по волосам, приглаживая их. Нет, она это так просто не оставит. Гермиона вышла в коридор резко, казалось, чувствуя вокруг завихрения своей рассерженной магии. Но никого догонять не пришлось. Малфой, чуть лениво оперевшись плечом в министерские стены, стоял рядом с Забини и мистером Туссеном. Он едва обернулся на стук каблуков за спиной, приподнял бровь на резко брошенное откуда-то сбоку «Малфой, зайдите в мой кабинет». Гермиона не планировала траекторию своего движения именно так, но толчок плеча о его бок пронзил обоих разрядом тока. Не останавливаясь, она проследовала прямо к лифтам, краем глаза уловив восторг на лице Забини — кажется, это был величайший прикол, который случился за весь его день. Гермиона услышала, как Малфой проследовал за ней к лифтам и встал на безопасное расстояние, но будто нависая над ней тёмной тенью. Если бы не ежовые руковицы, которыми она себя обхватила, она бы нажала на кнопку вызова лифта раз сто, а не один. Малфой проследовал за ней в лифт и они отправились на второй уровень. Вместе с ними в лифт зашли буднично переговаривающиеся сливовые мантии. Гермиона чувствовала его очень близко, как будто полыхающего жаром вокруг неё. Ещё она чувствовала аромат подожженного дерева, который стала разбивать на составляющие, чтобы отвлечь себя и не начать отбивать раздражающий нервный стук каблуком. Можжевельник. Перуанский бальзам. Розовый перец. Каштан. Это так ощущался Малфой спустя 13 лет? Они прошли через лимб её помощницы Порши, кинувшей удивлённый, даже шокированный взгляд — она хорошо знала свою начальницу и Гермиона не выглядела, как спокойная, уравновешенная Гермиона. Она выглядела, как Фемида с занесённым над Малфоем мечом. И глаза её были открыты, чтобы впитать каждый оттенок боли на его лице, когда она этот меч опустит. Дверь в кабинет за ними закрылась, отрезая встревоженную Поршу в предбаннике. — Я просто поверить не могу, что ты использовал легилименцию, ещё и в зале конгресса, ещё и с откровенно сексуальным подтекстом. Это подсудное дело, Малфой. Гермиона даже не села за свой стол. Она остановилась в центре кабинета, искря от ярости. Малфой стоял напротив, с абсолютно безучастным видом. Вытянув из кармана портсигар, он достал сигарету и подкурил её, двинувшись дугой по её кабинету. Рассмотрел благодарственные письма на стенах, окинул взглядом книжный шкаф, развернул колдографию Золотого трио на полке к корешкам книг, чем вызвал их недовольство, покачнул песочные часы, созданные специально для отсчёта времени для приготовления Зелья Высокой Концентрации. Малфой вернулся к Гермионе, всё ещё подрагивающей от злости, и выдохнул дым в сторону. Это был вишнёвый табак. В кабинете Гермионы нельзя было курить. — Грейнджер, тоже очень был рад тебя видеть. Нет законов, регулирующих использование легилименции, кроме совсем старых и не подходящих к нашему случаю. К тому же, вообще не понимаю, о чём ты говоришь. Малфой сделал ещё одну затяжку, вдохнув дым с таким удовольствием и так глубоко, что Гермиона почти закашлялась только от одного его вида. — Ты прикасался ко мне, используя легилименцию! Выдохнув, Малфой прошёлся по ней внимательным серым взглядом, вызвав дрожь в коленях. Но за свой стол она сегодня не сядет. Скорее, это Малфой сядет за то, что использовал легилименцию и прикасался к ней. Даже если ментально, а не физически. Особенно, если ментально. — Я слушал уважаемого мистера Туссена. Тебе бы тоже не мешало прислушаться к его словам, а не отвлекаться на личные проблемы. Малфой сделал паузу. — К тому же, легилименцией нельзя физически прикасаться к кому-либо или насылать ощущения. Изучи этот вопрос в свободное время. Взмахом волшебной палочки он превратил чернильницу на её столе в пепельницу и стряхнул с сигареты пепел. — Правда, я знаю несколько способов решения проблемы, скажем, застоявшегося поезда любви в твоём браке. Гермиона вспыхнула. Запоздало наложив на дверь силенцио, волшебница выставила в пространство между ними зажатую в ладони палочку. — Я сейчас же подам против тебя официальное обвинение. Малфой посмотрел на неё нежно, разгладив взглядом её нахмуренные брови. Сделав последнюю затяжку, он отправил окурок в пепельницу и дымно, с удовольствием засмеялся. — Грейнджер. Как ты планируешь доказать хоть что-то? Гермиона глубоко вдохнула, чтобы рассказать ему, как она это сделает, Малфой сделал такой же издевательски глубокий вдох, посмотрев ей прямо в глаза, продолжил, не позволив вставить ни звука: — Используя омут памяти? Показать всем желающим, что тебя не трахает глупец Уизел? И вместо обсуждения важных законов, ты переживаешь сексуальные фантазии прямо на рабочем месте? Гермиона не отвела глаз от его, прямолинейных и серых, но она чувствовала как весь воздух вышел из её приоткрытого в шоке рта, округлой буквой «О». Малфой снова покрутил в руках портсигар, окинул взглядом её кабинет. — Официальное обвинение, — передразнил он её, зажав сигарету зубами. — Обязательно отправь мне копию. И вышел из кабинета, не прощаясь. Гермиона опустилась на свой стол, сдвинув кипу министерских папок, и расхохоталась.