Шёпоты в библиотеке

Гермиона действовала быстро, у неё не было ни секунды на раздумья. — Экспеллиармус! Палочка Астории, из тёмного, гладкого дерева, как веретено закрученная у основания, оказалась в руке Грейнджер. Астория засмеялась. — Было бы смешно, если бы я могла ей воспользоваться. Моя магия практически на нуле. Волшебница, как осторожная кошка на незнакомой территории, подошла к Гермионе, раскрыв ладони. Грейнджер чувствовала себя глупо, сжимая две палочки в руках, пока ладонь Астории не накрыла её собственную, задрожавшую в прохладной, мягкой хватке. — Гермиона, мне нужна твоя помощь. Всё, что делала Гермиона — это стремилась помочь ей всеми законными и незаконными способами. Она смотрела в тёмные глаза напротив, ожидая гнева, ревности, мстительного огня, полыхнувшего бы в зрачках, но Астория смотрела на неё мечтательно, доверчиво, как на лучшую подругу. — Мне нужно, чтобы ты убедила Драко дать мне обратный акт и передать моё приданое и право на меня Тео. Гермиона физически чувствовала расширение своих зрачков, ощущение пустоты в затылке, как поднялись брови в изумлении. Может Гермионе лучше дадут возможность сделать чёртов рубин и дальше они сами разберутся в своих чистокровных брачных правовых отношениях? — Не понимаю, как я могу помочь в этом. Астория гладила её руки, вынув свою палочку и убрав её в карман мантии. Гермиона теперь понимала, почему Малфой говорил ей о преимуществах патриархата так убеждённо. Астория вела инфантильную, нежную коммуникацию, она и была ребёнком по голосу, по выражению своего ласкового, миловидного лица. Она всю жизнь провела в клетке, обитой шёлком, в комфорте возможности не принимать решения, не отвечать за свою жизнь. Будь проклятие крови у Гермионы, она бы уже со школы закопалась бы в магию, зельеварение, алхимию, пока бы не упёрлась в дно и не прощупала его досконально. Пока не нашла бы решение своей проблемы. Астории не было смысла этого делать. За неё проблему решали сразу несколько сильных волшебников, включая собственную сестру, ставшую колдомедиком наверняка из-за проклятия Астории. — Потребуй от Драко развода. Делать этого Гермиона, конечно же, не будет. — Астория, уверена, я могу решить проблему иначе, но для этого мне уже нужно идти. Но волшебница снова держала руки Гермионы в своих. — Мне нужно, чтобы Драко отпустил меня и выбрал тебя. Годрик. В глазах Астории у Гермионы могла быть только одна функция — женская, и единственное решение проблемы — решить её по-женски, надавить, уговорить мужчину. Астория понятия не имела о той исследовательской работе, которая уже была проведена Гермионой, о том, что она сделала хотя бы даже полтора часа назад. Для Гринграсс Грейнджер была любовницей супруга, с которой можно было заключить удачный альянс. Похоже, она совсем не любила Драко, если так решительно от него отказывалась. Неужели она не в курсе про отданную ей половину жизни? Если только Малфой не выдумал это, чтобы заставить Гермиону из чувства вины делать то, что она и так уже добровольно делала. Гермиона краем сознания уловила движение и бросила взгляд на выход из библиотеки, чуть отклонившись от Астории в сторону. К ним стремительно зашёл Теодор, плотно прикрыв за собой дверь, пересёк холл библиотеки, преследуемый световыми сферами, вырос над ними, рукой накрыв руку Гермионы поверх руки Астории. Осталось только взмахнуть пирамидой из рук в воздух, как делают команды, настроившись перед стартом в эстафетной гонке. Они забыли только четвёртого участника этого безумия. Всё же истерическому смеху быть. Гермиона засмеялась отчаянно громко. — Астория, оставь нас, пожалуйста, на минутку, мне нужно обсудить кое-что с Грейнджер. Но едва Гринграсс дошла до выхода, в дверях её перехватил вернувшийся Малфой, быстро просканировав расстановку фигур. Астория легко взяла Драко за руку, но Гермиона ничего не почувствовала. Потеря кольца отзывалась пустотой в душе, тревожным состоянием, желанием прикоснуться к опустевшему пальцу, согреть его в ладонях. Драко развернул руку Астории в своей, изучил белую кожу, состояние её вен. — Тори, почему ты здесь? Конечно же, и Тео уже тут как тут, — голос его звучал угрожающе низко, издевательски протянув каждую «у». Гермиона наблюдала за ними, чувствуя под ногами неровности тарелки, на которую себя поставила, зная, что это не её территория. У неё и не было своей тарелки, она больше не знала, к чему себя применять, с кем ассоциировать. — Драко, мы обсудили с Гермионой ситуацию и придумали решение. Можно сделать всё сегодня же, позови Блейза и мы всё оформим, — голос Астории звучал тихо, она смотрела на свои вены, проступающие едва заметно. Всё в Малфое было напряжено, в силуэте фигуры в парадном чёрном проступало ощущение готовящегося рывка. Ну, как минимум, Гермиону не планировали принести в жертву, верно? — Малфой, оформи обратный акт и покончим с этим, — острыми были не только уголки губ Теодора, но и голос, взгляд блестящих в свете сфер библиотеки глаз, даже кончик палочки, которую он прокручивал между пальцев. Он заметил в руке Драко бокс. Пальцы дёрнулись в движении, останавливая палочку в дуэльной хватке. Теодор прекрасно знал, что находилось в таких министерских боксах. — Очередной рубин? — Особенный, — Малфой нашёл Гермиону своим серым угрюмым взглядом. Он наверняка сказал бы ей, что делать, но легилименция с каждым разом пробивалась всё труднее. — У нас есть дилемма и я не уступлю в этом вопросе. Скорпиус остаётся в Англии. — Скорпиусу плохо в Хогвартсе. Может быть он не рассказывает тебе, но мне он каждый день пишет об этом. Мы готовили его к этому, но отчуждение оказалось тяжелее, чем мы думали. Вчера ему нарисовали метку пожирателя на руке, пока он спал. Малфой прикрыл глаза, принимая удар. — Драко, в Ильверморни ему будет лучше. Мне осталось не так много времени, я бы хотела, чтобы он был рядом. Уступи мне. Отпусти меня. Отпусти Скорпиуса. Гермиона видела Малфоя на распутье, у основания весов, на одной чаше которых была Астория, которая перед смертью хочет взять от жизни хотя бы немного любви и Скорпиуса рядом. На другой чаше была Гермиона, при условии, что Драко отдаст сына на другой континент. Это была не просто дилемма. На самом деле, всего несколько лет рядом со Скорпиусом было у Драко. Теодор качнул головой в её сторону. — Насколько далеко вы шагнули с рубином? Малфой вспыхнул от ярости. Он опустил бокс с камнем на стол, закрыв его от взгляда Тео собой и выставил палочку в пространство между ними. — Это тебя не касается, Нотт. Я не рад тебе в своём доме. Ты сейчас же его покинешь. Гермиона продвигалась от них вдоль книжных полок, медленно, как в клетке с разъярёнными нунду. Астория молчала, сжав в руках платок. — Без Астории я его не покину, — Тео сжимал палочку в пальцах, направив её на Драко. Малфой ухмыльнулся в ответ так же остро. — Тогда желаю вам попутного ветра на обратном пути в Америку. Капли крови закапали на паркет бесшумно, но в напряжённой тишине, в заряженном раздражённой магией воздухе — оглушительно. Астория приложила платок к носу, моментально пропитавшийся кровью. Тео метнулся к ней, Малфой тяжело выдохнул и вытряхнул из палочки своего огромного ската, отправив его за Дафной. Астория послушно крутила головой на движения Драко, который, чуть сдвинув Тео в сторону, накладывал кровоостанавливающую магию. Теодор мог сделать это и сам, но рука с зажатой в пальцах палочкой дрожала. Как и голос Астории: — А где Гермиона? Они все втроём повернулись к столу, заваленному фолиантами. Грейнджер не было. Как и бокса с камнем. Гермиона щёлкала пальцами, кружа вокруг бокса в лаборатории Малфоя, потрясываемая магией, рвавшейся наружу. У неё не было времени на решение семейных брачных вопросов и делёж детей. У неё была задача поважнее. Она уже собрала шпинель, кровь была в стазисном плену огня и океана, создала патронус, но не смогла ухватить его в стазис. Ей нужна была ещё одна пара рук, либо более быстрые движения. Но магия патронуса была очень сложной, требовала высокой концентрации, отнимала большой заряд магической силы. Предательские слёзы задрожали в уголках её глаз. Ей было сокрушительно, до сжавшегося от боли сердца жаль Драко. Она не знала, чем он был занят эти два года, которые он потратил на сдерживание прогресса болезни Астории, на работу с камнями. Не видела его ежедневников, не знала распорядка дня. Гермиона слышала от алхимиков про десятки отсмотренных им рубинов, про неизвестное количество пустых оболочек, про взрывы из-за нестабильной, неправильно созданной магии. Гермиона узнала о том, что он провёл какой-то тёмный ритуал и отдал половину своей жизни матери своего ребёнка, которая об этом, судя по всему, не знала. Гермиона не могла поверить в то, что Астория, зная о таком акте самопожертвования, выбрала бы Теодора и настаивала бы на переезде с ней Скорпиуса. Гермиона никогда бы не смогла так поступить. Личность Астории всё ещё оставалась для неё загадкой. Малфой появился в лаборатории с треском и, кажется, вздохнул с облегчением, когда увидел Гермиону и бокс с камнем на металлическом столе. Светящаяся выдра радостно закружила вокруг него, как питомец вокруг хозяина, только вернувшегося домой. Драко провёл фитилем сигареты между губ, загнав его в угол, прикурив от палочки, дёрнув головой вверх на выдохе. Маленькое облачко дыма вырвалось, сразу же растворившись в воздухе. Свободной рукой он раскрылся, позвав Гермиону в объятия, расстегнув её пиджак сразу же, как она оказалась рядом, скользнув кончиками пальцев по обнажённой коже. — Просто будь рядом, Грейнджер. Мне сейчас очень больно. Гермиона ухватила его руку в свою, посмотрев на часы. Титановый браслет, связывающий его со Скорпиусом, прокрутился на запястье. Было уже 23 часа. — Почему ты не рассказал им о ритуале и половине жизни? Не могут же они не знать об этом? — Потому что их это ебать не должно, — Гермиона удивилась его грубости. Малфой сделал глубокую затяжку, охватив сигарету огнём наполовину. — Потому что Астории нельзя волноваться. Растёт тревожность — ускоряется кровоток. Она забрала у него сигарету, сделала затяжку, выдохнув с наслаждением. Первая и последняя. Растерев фильтр в пепел в одной руке, другой провела по платиновым волосам, пригладив, разбив пальцами его вариант министерской волны. Они не были на территории Министерства, им больше не надо было скрываться, можно было стянуть маски. — Пойдём напьёмся. У меня нет сил на рубин сегодня. Я даже согласен на фиш-н-чипс. Гермиона притянула его к себе, положив его голову себе на плечо, свою опустив на его. Их завтра могут и арестовать, если Гарри на это решится. Но её магия была на дне. У неё не получится собрать рубин сегодня. — Пойдём. Они напились в ближайшем маггловском баре, так хорошо, что не смогли бы аппарировать. Они даже обсудили вариант позвать Блейза, который бы смог забрать их, но в итоге пошли домой пешком, вспомнив, что дом находится в Оксфорде только через пару кварталов вдоль Холланд Парка. Они снова оказались тут, будто это было заколдованное место, притягивающее их магнитом. Малфой перелез через высокое ограждение и поймал Гермиону в темноте, она зацепилась за острые копья калитки и едва не порвала пиджак. Они дошли до сада Киото Гарден, их встретила хмурая на вид цапля и шум водопада. Карпы никуда не делись, несмотря на откормленный вид всё так же изящно плавали в пруду. Они рухнули на землю, в ещё пока зелёную траву, хотя уже и было по-осеннему прохладно. Малфой окружил их куполом согревающих чар. Они смотрели на небо. Одновременно воздушный простор бороздило сразу пять самолётов. — Это было из-за Скорпиуса. — Что? — Гермиона приподнялась на локте, в голове всё было в расфокусе. Её окрепшая за недели тренировок окклюменция потеряла стабильность, истончилась, утратила прочность. — Почему мы с Ноттом больше не самая неразлучная пара на Слизерине. Помолчав, он испепелил окурок и достал новую сигарету. — Война закончилась, я сдал экзамены экстерном, и начались круги ада на слушаниях в Визенгамоте. Отец сказал: женись. Это хорошо скажется на слушании — история любви, юные волшебники, раскаяние, отсрочка от Азкабана. Красивая чистокровная ведьма, которую я знаю всю жизнь, что могло бы пойти не так? Он горько усмехнулся и сделал глубокую затяжку. Гермиона обняла себя за плечи, чувствуя, как от прохлады земли коченеют руки. Тут же волна тепла накрыла её, Малфой снова отложил палочку в сторону. — Мы видимся сразу на балу, посвященному нашей помолвке, Астория ведёт себя, как примерная дочь чистокровных родителей — тоже послушно выполняет свою функцию и спасает семью бывших пожирателей. В этот же день, 1 августа, мы торжественно и бесповоротно женимся. Мы даже не успели ничего обсудить. Гермиона упирается взглядом в небо, продолжая слушать — голос Драко обволакивает её. — Может быть, если бы нам не было бы так смешно мало лет. Если бы над нами не стояли оба наших отца. Магии похуй на девственность, есть кровь, нет крови, но консумация должна произойти. Закрепили брак, Люциус распил с Гринграссом огневиски, можно больше никогда не повторять этот ад. Я долго думал зачем вообще согласился на всё это дерьмо, если прошёл Битву и мясорубку Волдеморта в собственном доме, тренировки Беллатрисы по легилименции. У меня был один единственный шанс сделать всё по-своему и я его упустил. Я даже был рад, что отправил Асторию обратно в Хогвартс на последний курс и погрузился в работу. Я ещё не знал, что хуже всего будет стоять на перроне вместе с ней. Всех студентов провожают в школу родители, а к Астории родители даже не приехали, потому что она уже перешла под мою фамилию и защиту и я должен отправить её в школу, как супруг. Ёбаный ад. И знаешь, кого ещё я вижу на перроне? Тебя. С твоими буйными волосами и ужасным котом в корзине, всю такую деятельную и счастливую героиню Битвы, с Уизелом ладонь в ладонь и думаю: «ненавижу». Я тебя всей душой в тот момент ненавидел. Потому что в идеальном мире, если бы я пошёл на 7 курс, я бы не оставил тебя в покое. Я бы обязательно тебя добился. Гермиона закрыла глаза, чувствуя, что если бы слёзы ещё остались, она бы обязательно дала им волю. — Пока я восстанавливаю семейный бизнес, вникаю в юридические аспекты, Астория понимает, что беременна и начинаются новые круги ада. Тео, который в Хогвартс пошёл вместе с ней, кружит вокруг, доводит её, просит сделать аборт и сбежать с ним. Сначала она долго скрывает, но потом пишет Пэнси за советом, которая делает что? Бежит поздравлять меня с наследником. Я в ту же ночь приезжаю в Хогвартс, и у нас с Асторией происходит неприятный разговор. Мы решаем, что мне нужен наследник, она выполнит свой контракт, родит ребёнка в мае, назовём Скорпиусом. И дальше она вольна делать всё, чего ей только не захочется. Потом меня ловит Тео и говорит: люблю, отпусти её, жить не могу. Я — человек, которому никогда не отказывали, который жил со знанием, что всё принадлежит мне априори, просто потому, что я Малфой. Уже столько сделал для своей семьи: починил шкаф, шёл убивать великого волшебника, думая, что не спущусь с Астрономической башни живым — у меня будет сын! Тео был оторван от реальности, если думал, что я убью или отдам ему своего ребенка. Мне нужен наследник — факт, и жена — да, это не был мой выбор, мне назначили её родители — не может быть такой ситуации, когда я, Малфой, должен что-то добровольно отдать. Гермиона молча смотрела на пепел, обугливший сигарету и почти дошедший до его пальцев. — Мы крепко подрались, нас разнимала МакГонагалл, как бы смешно это сейчас ни звучало. Тео отправился в больничное крыло, а я забрал Асторию из школы в Мэнор на рождественские каникулы и она уже не вернулась в Хогвартс. А старший Нотт насильно увёз его в Америку — если любишь отпусти, вся хуйня. Малфой бросил потухшую сигарету в траву. — В мае рождается сын и это вообще не лучший день в моей жизни. Роды очень тяжелые — кажется, я быстро стану первым отцом в компании и первым же вдовцом. Жизнь вынудила нас с Асторией разбираться в проклятье в процессе, беременность ослабила её магию и здоровье. Блейз, хотя у него и была стажировка в адвокатуре, здорово помог мне. Дафна начала своё большое исследование колдомедика. Астории становится лучше. Она сама выбирает Скорпиуса и такого счастливого ребенка не видел свет. Я его страшно боялся, не знал как к нему подступиться. Первые 4 года я всё время был рядом, наблюдал за каждым шагом, гиперопекал. Астория любит его, но я знаю, что в глубине, запертой на сто замков, она страдает по Тео. Ещё одна причина, почему бы я хотел навсегда избавиться от легилименции, это происходит само собой, я просто не могу это контролировать. Гермиона впервые посмотрела ему в глаза. — Я всё же думала, что ты читаешь мысли по желанию. Ты проникаешь в мозг, потому что хочешь этого. Взгляд Малфоя тяжелой плитой придавил её к земле. — Ты внимательно читала книгу? Ты прочитала её полностью? Гермиона молчала. Она не дочитала эту книгу. Она ненавидела её. Драко отвёл взгляд и продолжил: — Я сильно качнулся в лоббировании законов для своей компании и других чистокровных, использовал легилименцию постоянно, это просто стало частью меня. Я мог легко зайти в голову любому, даже сильному окклюменту, и он не заметил бы, даже если я сам бы об этом сказал. То, что ты чувствуешь меня в своей голове — поразительно. Когда на первом слушании в июне ты начала озираться и искать меня, я был шокирован. Ты не должна была почувствовать. Гермиона чувствовала. Плечом — его плечо, бедром — его бедро. Это были самые обычные физические ощущения, но её электричеством прошивало от этих соприкосновений. Окклюменция дрожала вокруг затуманенного алкоголем разума. — Тем более ты не должна была почувствовать ничего из тех ощущений, про которые ты мне сказала после второго слушания. Я не могу это объяснить, ни в одной книге ничего нет о ментально насылаемых легилименцией физических ощущениях. Считай это моими эротическими фантазиями, которые ты необъяснимо уловила. Гермиона помнила свои ощущения очень хорошо, они стали спусковым крючком для всех событий, которые произошли за это время. — На девятилетие Скорпиуса Астории становится хуже. Оказывается, весь год она успешно всё маскировала, но проклятие стало прогрессировать. Я в таком отчаянии, что даже связываюсь с Тео, который за 10 лет сделал большую часть работы по изучению родовых проклятий — ублюдок не мог просто отпустить её. Он постоянно приезжает в Англию, делится своими наработками, просит о встрече с ней. Нужен кровавый рубин — ну что ж, здравствуй министерство и здравствуй Грейнджер со своими мыслями о неудавшемся браке, в своём белье в зеркале, в которое только и нужно смотреть, как страстно ты ебешься. И сам того не осознавая я сидел на скучном до одури слушании и чувствовал, как член налило кровью просто от одного этого вида у тебя в мыслях. И я решил «почему нет?», процесс слушания удачно длинный, но не знал, что отправил тебе в голову. А когда увидел, как ты озиралась в ужасе, а потом ещё и твой гневный взгляд, и подрагивающие от ярости волосы. Да ещё и смеешь отбивать доводы мной подготовленного человека. А потом ещё «Малфой, зайдите в мой кабинет» — никто мне не приказывает, а тут такая разъярённая львица. Конечно же, мне стало интересно и, конечно же, я зашёл. Он повернул её ладонь в своей и прикоснулся губами к запястью в поцелуе. — Спустя столько лет я вижу роскошную женщину, с огромным интеллектом, но заёбанную работой. Амбициозную как никто, кого я знаю. Я бы никогда к тебе не прикоснулся в новой версии тебя — другие волосы, другое лицо, и пахнешь ты совсем не так, как я представлял в школе, совершенно потрясающе. Но когда я увидел тебя заболевшую, снова с ужасными волосами, ты выглядела кошмарно, правда — я вспомнил, что ты — та самая Грейнджер из школы, которую было бы смешно бояться. Это было сильнее меня. Я захотел тебя сокрушительно сильно. — Ты такой невыносимый, Малфой, — Гермиона смотрела на него, повернув голову, уперевшись в серую, хорошо знакомую сталь. Он развернулся к ней, положив ладонь на лицо, большим пальцем прогладив скулу, губы, подбородок. Уже через секунду он поцеловал её, потянув на себя. Её окклюменционная стена, которую она весь месяц так старательно строила, рухнула. И Гермиона ответила на поцелуй отчаянно. Она аппарировала их в свою квартиру, чистую и пустую — арендаторы съехали несколько дней назад. Они схлестнулись в поцелуе, снесли столик у входа, прошли по коридору, напирая друг на друга, разворачивая, снимая, сдёргивая одежду. Малфой толкнул её на диван. У Гермионы было всего несколько секунд передышки, чтобы почувствовать изменения. Взгляд Малфоя сразу же стал острее, он всё ещё держал её в своих руках, но моментально остановился. Тёплое чувство свернувшейся на дне души верёвки, к которому она так привыкла, исчезло — переезд состоялся. Теперь у Гермионы снова был свой дом. Их конкубинат скоропостижно завершился. Малфой так и не рассказал ей о полных условиях Непреложного обета, как супруге. Драко медленно отвёл от неё руки, прикрыв глаза, прислушиваясь к себе. Гермиона сама потянулась к нему, поцеловав в шею, но он откатился от неё, посмотрел в потолок. Малфой, сам же стал причиной её сексуального возбуждения, требовал от неё ярости, страсти, жажды разрушения, о которой она и не подозревала, и сам же сейчас отодвигал её от себя. Драко поднялся и ушёл на кухню и когда через несколько минут не вернулся, Гермиона пошла за ним, наконец-то стянув с плеч пиджак, прижав ткань к груди. Если она сейчас найдёт квартиру пустой — она не расстроится. Она будет в бешенстве. Но Малфой раскурил сигарету и налил себе кофе из кофейника на кухне, Гермиона даже не знала, что здесь осталось из техники. Напротив его чашки стояла ещё одна, как энерготепловая турбина в морозный день, выпускала пар от свежей заварки кофе. — Грейнджер. Гермиона опустилась на стул, притянув кружку к себе. — Что произошло? Малфой прикоснулся губами к фарфоровому краю, кофе наверняка был обжигающим. Гермиона хотела эти губы и эти пальцы в запредельной близости к себе, но от Драко чувствовалась стена отчуждения. — Я ведь на секунду подумал, что Обет убьёт меня. — Я не понимаю. Малфой собрался из развалившейся позы на её кухонном стуле, стянул разорванную в порыве бабочку, висевшую так, будто она тоже опустила руки, перестала бороться. — Выпей кофе и иди спать. Камин ещё не подключён к сети? Я привезу кота и твои вещи к вечеру. — Драко, — Гермиона смотрела за его движениями, как он сделал последний глоток, обошёл её со спины, трансфигурировал свой пиджак в тяжёлое одеяло и накрыл её, ладонями прижав ткань к плечам. Его голос звучал над ней, она чувствовала напряжение его пальцев. — Иди спать. Завтра очередной тяжёлый день. Самый тяжёлый. Но дальше будет легче, обещаю. День оказался и правда невыносимым. Гермиона шла от каминов до своего кабинета под прицелом десятков глаз, коллеги даже не старались поглядывать на неё незаметно, они пялились откровенно, не стесняясь. Грейнджер шла свою «прогулку стыда», спасибо, что не в том же костюме, в каком была вчера. Нет, она с каждым шагом слышала шелест своей фиолетовой мантии, в которую Малфой завернул её утром. Он застегнул часы на её запястье, но серого кольца, к которому она так привыкла, не последовало. Вместе с потерей согревающего её чувства магии, верёвкой связавшей её с потоковой магией Малфоя, отсутствие кольца беспокоило Гермиону. Как будто она что-то безвозвратно потеряла. Грейнджер оказалась в безопасности стен собственного кабинета, но там её перехватила Порша, вцепившаяся в неё, наплевав на субординацию. — Гермиона, если бы ты сказала мне раньше! Я ведь думала всё это время, что вы ненавидите друг друга. Я никому не рассказала, что вы подрались! Но кто бы мог подумать! Я так рада за тебя. Гермиона почувствовала, как уголок губ дёрнулся, вырвавшись из под её контроля. Если бы она сама понимала, что происходит. Почти сразу появился Гарри и отвёл её за собой в одно из помещений Аврората в подземельях, где Гермиона распаковала бокс с Имперской короной. Трансфигурированный камень всё ещё был на месте, она осторожно вынула его и убрала в карман. — Гарри… — Не говори ничего. Я не должен знать. Просто закончи с этим и возвращайся к нам. Я боюсь, что я теряю тебя. — Ты никогда меня не потеряешь. Я всегда буду рядом. Гарри обнял её. Она вспомнила, как они качались в неловком, но необходимом в тот момент танце в палатке, под песню из радиоприёмника, когда Рон бросил их и умчал в темноту. Хотела бы она ещё раз её услышать. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — Гарри подкурил сигарету и вышел из помещения. У неё были все запирающие обереги и заклинания, корону нужно было вернуть во вторник. За это время она точно разберётся с камнем. Гермиона бы занялась шпинелью прямо сейчас, но камень всё ещё оставался у Малфоя, а её уже звал долг, с ловкостью и почти без мошенничества организованный Драко. Она ворвалась в Зал №11 вовсе не законодательным вихрем. Неспроста ураганам дают женские имена. Гермиона положила начало своей законотворческой программе в защиту магглорождённых юных волшебников стремительным тайфуном, снося на пути любое возражение. Власть развращала, но у Грейнджер была конкретная, осязаемая цель. Под её защитой у волшебников из семей магглов с рождения будет совсем другая жизнь. Она сразу же сформировала против себя группу возрастных чистокровных судей, которым не понравился ни её напор, ни инициатива сама по себе. Слишком много нужно было переделать, разленившийся аппарат законодательной власти собирался сопротивляться изменениям насмерть. Они не боялись Гермиону, были ей недовольны, не грубили ей открыто, потому что Кингсли поддержал её, но без Малфоя они пока её не воспринимали, как участника Совета. Драко на заседании не было. Хотела бы она знать, где он пропадал. Гермиона вышла с заседания абсолютно опустошённая. После обеда ей нужно было вернуться обратно и она в ужасе думала о том, как организовать работу отдела без Энтони, который сейчас наверняка запускал в небо змея, либо падал в прогретые солнцем волны на пляже, либо наверняка с удовольствием читал интересную книгу. Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз она читала что-то кроме сухого юридического текста, вызывавшего изжогу своими оборотами. У неё не было времени изучить Пророк утром, поэтому, оказавшись в своём кабинете, она первым делом развернула свежий выпуск. Но не нашла ни одного упоминания о себе, Малфое, Астории. Рецензия на новую постановку магического балета с впечатляющими элементами квиддича в хореографии — пожалуйста. Новые инициативы Кингсли во внешней политике — на первой полосе. Реклама новинок «Всевозможных волшебных вредилок Уизли» — на перманентно выкупленном рекламном месте на обороте. Ни слова об адюльтерах, двойных браках, шокирующе вскрывшихся романах. Вторая часть заседания прошла ещё напряжённее. Гермиона отвечала на выпады решительно, но значительно смягчила тон голоса, сбавив напор. Это была игра вдолгую и, несмотря на поддержку Эмилии и многих членов Совета, ей было одиноко. Малфой так и не появился. Следующим этапом в её распорядке дня был наконец-то кровавый артефакт. Она уже знала, что с ним делать. Ей только нужен доступ к оболочке. Но Порша скинула целую кипу бумаг прямо ей на голову. Организовать работу целого отдела второго уровня — это полноценный рабочий день. Гермиона ещё не успела подготовить себя к совмещению двух работ. Щупальца мигрени уже огладили её лоб, подобрались к глазам. Гермиона выпила привычные две таблетки. Она невольно вспомнила о третьем курсе и маховике времени. Ни при каких условиях она не вернёт такой распорядок в свою жизнь. Когда Малфой наконец-то появился в кабинете, она не могла скрыть от себя, что была рада его увидеть. Казалось, что он занимал собой всё пространство комнаты, в своей с широким размахом полей чёрной мантии. Куда подевалась сливовая? Малфой развернул её в кресле к себе, его правое бедро между её ног, и накладывал исцеляющую магию на её голову, подарив сознанию приятную прохладу. — Грейнджер, ты слизеринка, и я ненавижу Дамблдора за то, что он заколдовал Шляпу и отправил тебя в Гриффиндор. — Что случилось? — Она дёрнулась встать, но он толкнул её обратно — он ещё не закончил. — Ты полгода держала Скитер в банке? В анимагической форме? Гермиона прокрутила кольцо на пальце скорее по привычке и впервые услышала отголоски мыслей Малфоя. Осознание неожиданно взятой вершины, на которую она и не мечтала забраться, прошибло её до выбитой из груди души, всего на секунду. Казалось, что её магия физически тянулась к нему, ожидая прикосновения в ответ. Малфой проконтролировал выпуск нового Пророка с вечера, но всё равно был поражён, когда днём отправился к Рите, собираясь запихнуть в её алчную до славы и богатства глотку мешок с золотом за молчание, но этот шаг не потребовался. У Скитер был кодекс журналиста и первое, неизменное правило, которое Золотая девочка ещё в школе отлила в золоте и хорошенько вбила в Риту — про Грейнджер лучше никогда ничего не писать. Следом Гермиона увидела Скорпиуса, маленькую белую руку с омерзительной, чёрной татуировкой, которую Малфой снимал смоченным в каком-то зелье платком, слёзы в серых глазах и крик: «Я тебя ненавижу!», но Малфой вытолкнул её из своих мыслей. — Я чувствую тебя, — голос звучал устало, без очевидной угрозы, но Гермиона сразу же свернула паутину своей легилименции. Малфой изменил мантию на пальто, затянул пояс у неё на талии и уже вёл их куда-то по знакомым с детства улицам. Гермиона держала его за руку, замерев в момент, как поняла, что он хотел сделать. — Зачем мы здесь? Но Драко даже не подумал ответить, потянул её за собой и когда Гермиона вернула руку себе, прижав её к груди, поднялся по ступеням в одиночестве. У папы сегодня был день рождения, и она не забыла об этом. Гермиона даже подготовила подарок. Но она не ждала, что вместо работы с рубином, которую она запланировала на вечер, Малфой потащит её знакомиться с родителями. Она в три шага поднялась за ним следом и толкнула его в плечо. — Почему ты такой? Почему ты никогда не ставишь меня в известность о своих планах? Почему ты делаешь, что вздумаешь? — На каждый толчок глаза его сверкали, как в теннисе, отбивали мяч в ответ. — Почему… Папа! С днём рождения! Она крепко обняла отца, вмиг лишилась своего пальто, в ладонь её легла бутыль шотландского виски, тяжёлая и наверняка неправдоподобно дорогая, на плечо опустилась рука. Драко не давил физически, управлял ею осторожно, как диким зверем, от которого не знаешь чего ожидать. Они вручили подарок, отец долго крутил бутыль в руках и не мог скрыть шок, бросил на Малфоя изучающий взгляд, настороженный. Значит, виски был даже более редким, чем она думала. Малфой говорил то, что родители хотели услышать, она хорошо знала их и прекрасно знала, как Драко выкручивал из их мыслей смыслы, как легко вплетал их в речь, которая текла естественно, шутливо. Никакого подхалимства — Драко с радостью сцепился с папой по какому-то маггловскому политическому вопросу, даже Гермиона не была в курсе состояния выборов в Парламент. Пожурив политиков, он принял точку зрения отца и они едва соприкоснулись краем стаканов с виски, удовлетворённые жарким спором. Малфой был трикстером, не подчинялся общим правилам поведения, будто с рождения получил инструкцию к жизни, хорошо изучил, порвал и выбросил. Потому что в его жизни не было никаких правил. Он покорял их. Они покорялись легко, радостно, смотрели на Гермиону и глаза их светились довольством. Был ли Малфой искренним хоть когда-нибудь? Для него это всегда была игра? Гермиона злилась. Он, будто специально, затягивал процесс работы с рубином, так, что единственное, чего ей хотелось, это заняться камнями прямо сейчас. Она поглядывала на часы, отпустив колено, заходившее нервно вверх-вниз. Вечер уже закруглялся, они уже разрезали торт. Гермиона смотрела на вишню в тарелке и видела красную шпинель, рубиновые отблески прямо у себя в зрачках. Но отец узнал, что Малфой никогда не смотрел «Крестного отца» и решил, что нет лучшего вечера для знакомства, чем сегодня, прямо сейчас. Гермиона по-львиному зарычала внутри, когда Малфой предложение горячо поддержал. Кажется, он очень хотел умереть и прикончить Асторию, поэтому не спешил заняться единственным способом спасти их всех. Если Малфой и был выбит из годами проторенной коммуникационной колеи, то сегодня. Драко оказался абсолютно поражён «Крёстным отцом», чем навсегда завоевал сердце отца Гермионы. Весь путь до квартиры, которая была в соседнем районе от дома родителей, Малфой курил сигареты одну за другой и молчал. Гермиона засомневалась, не первый ли это фильм, который он посмотрел в своей жизни. — Конечно же, не первый, — Малфой отстрелил фильтром за изгородь. — А какой был первым? — Гермиона открыла замок ключом, чувствуя, как Драко скользнул ладонью по внутренней стороне бедра под её юбкой. И снова слышал её мысли, как будто окклюменции и не было. — Шрек. Первый фильм, на который мы пошли с Блейзом и Пэнси в кинотеатр. Гермиона закатила глаза. Она была уверена, что они, как истинные слизеринцы, выбрали Шрека только потому, что он был зелёным. Перед тем, как покинуть дом родителей, она отлучилась в уборную, и вернувшись, уставилась на своё собственное платиновое кольцо с серой шпинелью, в черничной бархатной коробке, у отца в руке. Серые блики отражались у родителей в тёмных радужках, Малфой раскрыл ладони, уперевшись локтями в колени, чуть подавшись вперёд, будто готов был встать и действовать сию же секунду. Гермиону обняли в четыре руки, прижали к себе, она ощутила мамины любимые духи, знакомые с детства, лёгкий аромат виски и чая в комнате, смотрела на Малфоя, который невозмутимо возвышался над показавшейся маленькой гостиной. Он методично отрезал все пути отступления, заручался поддержкой людей, которые могли бы спрятать её от него за своими плечами. Правда, она уже давно не была в своём девичьем состоянии, несмотря на девичью фамилию, которую Малфой предпочитал её имени. Родители поздравили их с помолвкой и отпустили. Она не получила рубин сегодня, зато Малфой насильно отвёл её к родителям и устроил вечер, который она смогла провести с любимыми людьми. Гермиона понимала, что он из её собственной головы знал о страхе потерять их снова, поэтому потянул её за собой, заставив их принять себя в семью с первого же захода. — Тебе не кажется, что это эгоистично — снова устраивать конкубинат, притащив кольцо моим родителям? Что следом, поглощение моего «приданого»? Малфой легко дёрнул за особенно упрямую, выбившуюся из чар прядь у её лица, будто позвонил в дверной звонок, и убрал её за ухо. — Я обратился к твоему отцу. И это предложение полноценного брака. Гермиона встряхнула рукой с кольцом у него перед глазами. Кольцо само собой появилось на пальце в момент, когда она натягивала пальто обратно на плечи. — Это не выглядит, как предложение. — Потому что это было предложение не тебе, а твоему отцу. Это никогда не закончится. — Драко, я взрослая женщина. — Если бы предложение прозвучало тебе, ты бы вздумала отказаться. Гермиона усмехнулась. — Ты не можешь принять отказ? Малфой осторожно вынул руку из кармана. — Могу. Но ты не хочешь отказываться. Но откажешься, из вредности. Гермиона как раз собиралась показать, как легко ей отказаться от любого его предложения, когда Драко взял её за запястье и надел ей на руку свою перчатку — с каждым днём становилось всё холоднее — скрывая серый раздражитель от взгляда. — Я сейчас всё делаю правильно, — он звучал так убеждённо. — Малфой, ты не можешь держать меня в стороне от рубина вечно. Дай мне завершить его. Я не понимаю, почему ты тянешь. Натянул вторую перчатку на левую руку. — Потому что всё это бессмысленно. Потому что я всё равно рано или поздно умру. Потому что я устал. Сжал оба запястья в своих ладонях. — Мы не занимаемся рубином, потому что я не знаю, как он сработает, это всё только теория и неизвестно, что ждёт меня на практике. Я справлюсь сам. Мне не нужна твоя помощь. Потому что я боюсь тебя. Гермиона смотрела в его глаза, осознавая, что знает узор радужки наизусть. — И что это должно значить? — Не может быть никакого финала после того, как мы закончим рубин. Это история на всю жизнь. Не может быть никаких экстремальных движений, вроде воровства. Ты больше не можешь рисковать. Мне будет спокойнее, если ты займёшься своими законами, я помогу. Но к рубинам я больше не могу тебя допускать. Гермиона не могла поверить в то, что услышала. — Может быть, это я не допущу тебя к рубинам? — Если хочешь моей смерти — пожалуйста. Будь моим гостем. — Малфой усмехнулся. Её угрозы не действовали на него. — Я виделся сегодня с Поттером в Хогвартсе. В понедельник я отдам тебе шпинель обратно и можно будет вернуть корону Королеве. — Что сказал Скорпиус? Малфой достал из кармана портсигар, вытащил зубами сигарету за фитиль и вытряхнул целую обойму сигарет в мусорку, отправив пустой металлический корпус следом. — Ты слышала, что он сказал. Гермиона вдохнула окруживший их дым. — Он не в восторге от того, что мама с папой, как оказалось, не любят друг друга. Он вцепился в своего друга, в своего нюхля, в слизеринский дом и не собирается ни в какой Ильверморни. Несмотря на то, что он писал Астории и не говорил мне. Добровольно я его не отпущу, если он сам не скажет, что хочет отправиться за матерью. Это не твоя забота, Грейнджер, думай о чём-нибудь другом. Думай о своих магглорождённых подопечных. — Я думаю о тебе и думаю о рубине. Аппарируй меня в свою лабораторию. Сделаем его сегодня же. — Нет, для начала ты выспишься. И я бы тоже не отказался от ночи сна. Что бы они друг другу ни говорили, всё опять вело к постели: их резкие, отчаянные поцелуи, «хлебные крошки» из сорванной друг с друга одежды, ароматы небезызвестного Дома, которые разделили общую базу, перемешались между ними, окружив их перечной, горячей и пыльной волной. Нужно было всего лишь соединиться и раствориться в прикосновениях, снять это напряжение, накопившее ядерный потенциал за несколько дней. Малфой ведь не шутил и не издевался над ней — обнажённые соски действительно стояли так остро, вонзаясь, упираясь в ладони, до синяков, губы требовали укусов, шея раскрывалась навстречу прикосновениям. Драко языком проложил косой путь от её плеча к подбородку, выгнув её в пояснице, толкнув к себе вплотную. Они оказывались рядом и моментально принимали горизонтальное и вертикальное положение, притягиваясь друг к другу, как железная крошка и магниты. Малфой прочертил план завоевания новой территории пунктирной линией, сжав в руках её бёдра. Два движения, ткань вниз и немного помочь ей забраться наверх, она чувствовала острое желание заполнить пустоту внутри, там, где сейчас было тесно и жарко, и Малфой бы сделал это, ей не пришлось бы просить, если бы не бесцеремонный, чуть голубоватый лебедь, вплывший в её дом, толкнувший Малфоя в плечо, заговоривший взволнованным, едва знакомым голосом. Это была Дафна и она паниковала. Драко выругался совсем нецензурно, вытянув палочку из кармана. — Надеюсь, вернусь не к утру. — Он криво застегнул рубашку и выдернул пуговицы из петель, выровняв поля рубашки. — Грейнджер, ты почувствуешь кольцо. Знай, что это истекающая кровью женщина, к которой я никогда не прикасался так, как к тебе. — Уходи, — она смотрела на него горячо, ресницы веером опустились в ответ на его практически целомудренный поцелуй в лоб на прощание. К ней запрыгнул Живоглот и Гермиона вздрогнула от неожиданности. Она думала, что ей ещё придётся вернуться в Оксфорд и забрать кота в новый дом, но он уже освоился, ткнулся мордой в её ладонь, обернув лапы пушистым хвостом. Если кольцо и отправляло ей в палец сигналы о прикосновениях Малфоя к Астории, Гермиона их уже не почувствовала. Она заснула крепко, вымотанная чехардой событий. Гермиона действительно проспала почти всю субботу и полдня воскресенья. Во сне она видела метаморфозы красных камней, огромного льва, поглощающего солнце — символ философского камня почти во всех алхимических трудах, видела свою руку в руке Малфоя, в гиперболизированном, жарком, красном Аду, в круге восьмом, рве девятом, который Данте в своей «Божественной комедии» определил для алхимиков и фальшивомонетчиков. Каким-то образом к ним действительно пришли единороги и Малфой протянул руку, чтобы погладить одного по сияющей, белой гриве, чем вызвал у Гермионы отчаянный крик, с которым она и проснулась. Драко не было рядом, Живоглот сидел у неё на груди, смотрел на неё своими жёлтыми глазами строго, не мигая. Наверняка он страшно проголодался. Гермиона насыпала ему корм и собиралась отправиться в лабораторию Малфоя, но поняла, что не может аппарировать. Адрес испарился из её головы. Драко поменял хранителя тайны или что-то сделал, чтобы она не могла добраться до Лаборатории. Поэтому она отправилась в свою, министерскую лабораторию и провела всю ночь на понедельник со шпинелью. У неё не получалось завершить рубин, потому что ей нужна была ещё одна пара рук. Энтони был в отпуске ещё неделю. Гермиона очень злилась на Малфоя, когда выпила свой утренний кофе, привычное зелье в фиолетовом стекле, когда расправила сливовую мантию на своих плечах, злилась, пока ехала в лифте на раннее Слушание, и ещё больше разозлилась, когда не увидела его в амфитеатре Зала №11. Когда она вышла на обеденный перерыв, будто наконец-то за весь день вдохнув свежего воздуха за пределами зала для заседаний, она встретила привычный серый взгляд, небрежную платиновую волну, упавшую на глаза, фиолетовую мантию, такую же, как у неё. Оттолкнувшись от стены, он дошёл до неё и повёл наверх, по лестницам, минуя лифт. — Куда ты меня ведёшь? — Собираюсь изменить твою жизнь. Она пальцами чувствовала его пустую руку, на ней оставалось только фамильное кольцо. Малфой остановился в коридоре, сжав её плечи в ладонях. — Грейнджер, насколько для тебя важна свадьба, пышное торжество, белое платье? Гости, подарки и прочий бред? Гермиона только часто моргала, бросив взгляд в потолок. — Вообще неважно. Ты же не собираешься сделать то, что я думаю? — Собираюсь. Я только что оформил обратный акт. Малфой рукой провёл по карману пиджака, вероятно, по привычке в поисках портсигара. — Драко... — Каждый из нас получит желаемое. — Я не доверяю тебе. — А я тебе. Я не даю тебе чёртовы рубины, потому что хочу защитить тебя. И себя от ножа в спину. Ты хочешь за меня замуж? — Драко... — Давай обсудим обещания. Если я захочу от тебя что-то скрыть, я не должен этого делать. Полная открытость. Не тиран, а таран, который нёсся вперёд, запустив обратный отсчёт. — Полная открытость, — почти беззвучно повторила Гермиона. Они снова шли, быстро отбивая стуком её каблуков секунды, отсчитывающие время на раздумья. — И это работает в обе стороны. От тебя я жду того же. Тебе нужна вторая половина заседания, чтобы подумать? Они уже подошли к регистрационному офису, на широких скамьях в коридоре сидела парочка, девушка в простом белом платье, прижимавшаяся к жениху и звонко смеющаяся. — Значит, мы правда это делаем? Малфой осторожно завёл прядь её волос за ухо. — Похоже на то. — Если ты попадёшь в беду, я не смогу против тебя свидетельствовать? — Да, я ведь просто обожаю грабить королевскую семью в свободное время, — Малфой махнул кому-то, Гермиона обернулась и увидела Блейза в парадной, чёрной мантии. Он был страшно недоволен ими. — Вы женитесь в этом? — Он приподнял фиолетовый рукав Гермионы и посмотрел на неё с укором. — Да, у нас короткий обеденный перерыв, — усмехнулся Малфой, взяв у него из рук коробку и заглянув внутрь. — Для начала вам нужно будет заполнить документы, я уже всё подготовил. Малфой, у тебя с собой свидетельство о разводе? Свидетельство Грейнджер у меня есть. Гермиона смотрела на Блейза растерянно. Малфой протянул ему свиток и повёл её к освободившемуся окну, в которое Блейз деловито запихнул целую кипу бумаг, протянув им перья и пустые бланки. Гермиона заполняла свои данные, но внутри у неё кипел смех. Что происходит? Почему всё так быстро? Почему она никогда не могла расслабиться с Малфоем? Почему её это устраивало? Они отправили бланки в окно, где симпатичная ведьма с шарфиком на шее приняла документы и выдала чек на минпошлину в 5 галлеонов. Они получили Свидетельство о браке, с которым их уже ждал судья. Вернее, это они прождали его больше 20 минут. У него ведь тоже был обеденный перерыв и дел по горло. — Грейнджер, — позвал её Малфой. — Ты как? — Выхожу замуж, — засмеялась она. — Я про то, что это, возможно, не то, о чём ты мечтала в 12, — его голос не прозвучал насмешливо, скорее даже нежно. Гермиона увидела Пэнси с букетом белых цветов, шагнувшую в зал ожидания. Вероятно, она будет её свидетельницей. Вспышка осветила её ровное каре — пара волшебников, только что торжественно женившихся, поцеловалась для фото у входа в регистрационный зал. — В 12 я уже мечтала быть Министром Магии, я никогда не думала о свадьбах. — Если хочешь остановиться, можем остановиться в любой момент. Гермиона подняла бровь. — Нет, мы делаем это. Но у нас не может быть детей. — У нас не будет детей, пока ты сама этого не захочешь, — Малфой поднял их, увидев судью, вернувшегося наконец из министерской столовой. На стене у входа висели таблички «Запрещён глиттер, рис, лепестки цветов и мыльные пузыри», «Запрещены чары сияния», «Запрещены любые заклинания, выпускающие в воздух предметы, такие как: глиттер, рис, лепестки цветов...». Пэнси вложила ей в руки свадебный букет из белых калл, совсем как на картинах Тамары де Лемпицка. — Простите, что заставил ждать. Итак... Грейнджер-Малфой? — Да. — Вы выбрали короткие клятвы? — Да. — И у вас есть свидетели? Пэнси с Блейзом отсалютовали своими палочками. — Тогда можем начинать. — Судья жестом показал, что они должны развернуться друг к другу. — Драко Люциус Малфой, берёшь ли ты Гермиону Джин Грейнджер в законные жёны, клянёшься ли ты отныне и вовек жить с ней в любви и согласии, в богатстве и в бедности, — бровь Малфоя дёрнулась, — в болезни и в здравии, пока смерть, — бровь Гермионы дёрнулась, — не разлучит вас? Серые глаза заглянули в карие, из зрачка в зрачок. — Клянусь. — Усмешка промелькнула буквально на секунду. — Берёшь ли ты, Гермиона Джин Грейнджер, Драко Люциуса Малфоя в законные мужья, клянёшься ли ты отныне и вовек жить с ним в любви и согласии, в богатстве и в бедности, — бровь Малфоя дёрнулась снова, вызвав у неё улыбку, — в болезни и в здравии, пока смерть, — Гермиона прикрыла глаза на секунду, — не разлучит вас? — Клянусь. — У вас есть кольца? Блейз раскрыл коробку и передал её Малфою. Это были простые кольца из платины, без камней. Руки её дрожали, надев ему кольцо неловко, Драко стянул с её пальца серую шпинель, надел новое кольцо и шпинелью завершил пирамиду. — Чудненько, — судья снова заглянул в свою шпаргалку, чем вызвал у Гермионы короткий смешок. У тебя есть всего одна работа и ты не можешь запомнить слова? Даже не надо говорить никаких высокопарных фраз про лодку любви. Малфой усмехнулся вслед за ней, они не сводили друг с друга взгляда. — Властью, данной мне Министерством Магии Великобритании, объявляю вас мужем и женой. Они выдохнули. Это был самый классический, нечистокровный брак, без каких-либо ритуалов. Тёплое чувство верёвки также не появилось. — Можете поцеловать друг друга. Малфой притянул её к себе за шею, поцеловав её, сбоку их ослепила вспышка — Блейз сразу вытащил камеру и махнул им рукой, потребовал ещё один, для кадра. Второй поцелуй получился ещё отчаяннее. Ну, вот теперь они были официально женаты.