Шёпоты в библиотеке

С утра под ногами снова шуршали листья, а Малфой рядом без утренней дозы кофеина шёл хмурой зевающей тенью. Волосы его снова лежали идеальной платиновой волной, а пальто не было застёгнуто, несмотря на значительно упавшую за ночь температуру — ему всегда было жарко. — Как ты планируешь решить вопрос магии Мэнора, если не через меня? Малфой затормозил у входа в кофейню по пути и махнул ей рукой — заходим. — В Мэнор вернутся родители и мама возьмёт на себя магию хозяйки. Поместье нельзя оставлять без волшебства. Гермиона взяла со стойки свой капучино и наблюдала, как посветлели его тёмные глаза после двойного эспрессо и вспыхнувшего кончика сигареты. — И тебя это устраивает? Малфой подтолкнул её к выходу. — Нет, но я больше не буду тебя ломать. Меня устраивает всё так, как оно есть сейчас. Они много работали, встречались на обед и на слушаниях Визенгамота, уходили вечером в Лабораторию и до ночи крутили шпинель. Гермиона вернула Гарри Корону с поддельным камнем и каждый день мониторила фото королевской семьи и форумы ювелиров Англии, ожидая скандала, но мир оставался безмолвным и не в курсе величайшего подлога. В другой день они шагали в раменную в SOHO, под толстым каблуком сапожек уже не шуршала листва, они обсуждали чем можно было заменить их кровь, доводя предположения до абсурда. Кровью кентавров, славящихся своей мудростью? Кровью пиявок, которая высосет из Астории проклятье? Может быть, всё же стоит пустить кровь феникса вместо его слёз? Слезами готова была умыться Гермиона от постоянного недосыпа. Ещё несколько недель в таком режиме и максимум, который она сможет предложить Астории — это приложить к себе подорожник. Она продолжала совмещать должности главы отдела артефактов и члена Визенгамота, понимая, что рано или поздно ей нужно будет отказаться от второго уровня, либо перестроить работу отдела так, чтобы хотя бы иметь свободные вечера пару раз в неделю. Гермиона сталкивалась с недовольством других членов своим присутствием на слушаниях и бессильно злилась, когда её идеи вырубали на корню. Если Малфой оказывал ей поддержку — чистокровные судьи неохотно дослушивали её до конца. Драко молча обнимал её и укачивал в ладонях, когда выдержка изменяла ей и яростные слёзы всё же проливались против воли, за закрытой дверью кабинета. Так был устроен этот мир — чтобы его изменить и прорубить дорогу магглорождённым, ей самой нужно было мимикрировать под мир чистокровных и играть по его правилам. Заручиться поддержкой чистокровного супруга и переступать через себя, предлагая востребованные услуги своего отдела, решая чужие проблемы, о которых Малфой узнавал незаконным способом чтения невысказанных мыслей. К ней в кабинет, как будто это был уже заведённый порядок, буднично зашла Пэнси, и принесла с собой шлейф правдоподобной ароматной колы с лимоном. От Пэнси пахло, как от стакана с коричной газировкой, когда только хочешь сделать глоток и в нос бьют пузырики газа. Гермиона даже оторвалась от своих документов и вынырнула на секунду из рабочего потока. — Пэнси. — Гермиона, — Паркинсон расположилась напротив, вытянув из крафтового пакета симпатичные булочки и протянула Грейнджер стакан с латте. — Проходила мимо и решила оторвать тебя от работы. — Сейчас не самое удачное время, — но стакан взяла, осознав, что за весь день не успела сделать ни минуты перерыва. Живот отправил сигнал в мозг режущим министерским самолётиком по гортани с просьбой срочно разобраться. — Решила, что, может, тебе нужна дружеская поддержка? Как твоё психологическое состояние? Как ощущается брак? Как дела с переездом в Мэнор? Пэнси — это засланный шпион, не беспокоящийся о прикрытии, в лоб спрашивающий то, что нужно было узнать дорогому супругу Забини? — Пэнси, неужели тебе не всё равно, — усмехнулась Гермиона, стараясь удержать в голове все данные из этой конкретной папки на её столе, чтобы завизировать всё верно. Но Пэнси звучала искренне и жёстко: — Конечно, не всё равно. Я знаю, что никто тебя об этом не спросит и я тут, чтобы выслушать. Может быть, у тебя есть какие-то вопросы? Гермиона нахмурилась. — Есть один. Где сейчас находится Астория, если она больше не на подпитке от магии Мэнора? — Полагаю, что в Нотт Мэноре. Как дела обстоят с их магией я не знаю, там вряд ли кто-то появлялся за последние десять лет. И у Тео никогда не будет наследников с Асторией, она не выдержит ещё одну беременность, — Пэнси отпила кофе и развернула маленький квадрат брауни. Ну вот, теперь Гермионе ещё и их жаль, когда у неё не было времени себя пожалеть в чехарде министерских задач. — Я не могу понять, почему ты так холодна к Астории и Тео? Они же были твоими друзьями? Мы с Драко гораздо более аморальны в сравнении с ними. Пэнси качнула головой, край каре гладко скользнул по плечу. — О, ну конечно. Отношения с Тео — это эпистолярный роман длиной в 10 лет. Не знаю, где Астория хранит все эти письма, но они подписали друг другу, может быть, тысячу конвертов. И моё любимое. Знаешь, откуда у Драко с Блейзом эти удобные зеркала для общения? Астория в самом деле гений — это она придумала отправить Тео такое, чтобы они могли разговаривать. Всё же писать от руки — это долгий процесс. Бедные совы, конечно, отправляются в трансатлантические перелёты, но быстрее работает почта через портключ, слишком официально и накладно для тайной переписки. Поэтому общаться через зеркало — решение впечатляющее. И тогда можно видеть друга друга. И слышать. Не знаю, чем ещё заниматься? — Пэнси изогнула бровь, тряхнув головой, будто хотела выкинуть предположение, промелькнувшее в мыслях. Гермиона просматривала один документ за другим, она хотела как можно скорее с ними расправиться и заняться действительно важным делом. — Пэнси, разве Астория не твоя подруга? Пэнси в ответ только щёлкнула зажигалкой, выдохнув дым в сторону. — Астория не была мне близкой подругой. Драко мой друг. Тео… Мне всё равно на Тео. Я люблю Драко, переживаю за Драко, счастлив должен быть Драко. Они ещё несколько минут молчали, Пэнси выдыхала ароматный дым в воздух кабинета, в котором нельзя было курить, Гермиона занимала свои мысли работой и не могла сосредоточиться на чём-то ещё. Пока наконец не закончила с последним на сегодня документом и не отправила вавилонскую башню папок Порше обратно. — Ладно, давай перейдём к делу. Не просто же поболтать зашла её новая подруга. — Я к тебе с большим, грандиозным проектом, который для меня очень важен. Это артефакт, изобретение, которое изменит волшебный мир. И мне нужна твоя помощь. Пэнси выложила перед ней небольшой блокнот, размером с ладонь. Гермиона покрутила его палочкой в воздухе и осторожно взяла в руки. Он открылся с девственным скрипом, внутри он был пуст. — Ты же знаешь такое приложение, Twitter? У тебя же наверняка есть телефон? В общем, мне надоел Пророк, Ведьмин досуг и остальная периодика, которой практически и нет. Про «Придиру» я и вспоминать не хочу, я провела конкурентный анализ и это всё удручает. Я хочу создать блокнот, который, надеюсь, скоро появится в руке каждого волшебника, умеющего читать. Преимущество его в том, что каждый может писать в своём блокноте и написанное будет появляться в чужих блокнотах, которые совершили подписку чарами слежения. Можно создать своё пространство и писать новости, какую-то информацию туда, не знаю, личный дневник, и появляться она будет в блокнотах у тех, кто на тебя подписан. Потрясающе. Пэнси, чистокровная волшебница из 2010-го, переступив через жёстко консервативный мир сов, перьев и хрустящей газеты с движущимися изображениями, только что изобрела интернет, вдохновившись маггловским твиттером. Однако он оставался на бумаге и от руки. — От тебя мне нужна честная экспертиза. Я работала над этими чарами год. Самое сложное — трансляция в другие блокноты и сохранение переписки. Потому что количество страниц небезгранично и рано или поздно место в блокноте заканчивается, — она постучала палочкой по блокноту в руках Грейнджер, проявив на белоснежной бумаге чёткие, яркие чернила и свой почерк с изящным наклоном. — Не стесняйся с проверкой. Я буду рада любым изменениям, которые помогут сделать его лучше. — Ты же знаешь про чары незримого расширения? Можно сделать бесконечное количество страниц в этом блокноте. Пэнси смотрела на неё, не мигая. — Грейнджер, если ты поможешь мне — я возьму тебя в долю. С этим изобретением и должной рекламой я заработаю все волшебные деньги мира. Я стану самой влиятельной волшебницей в медийной Англии. Гермиона усмехнулась. Взять в долю чиновницу Министерства, и никакого мошенничества. — Разве ты не самая богатая волшебница в Англии уже сейчас? Пэнси перевела мечтательный, охваченный светом будущих софитов взгляд обратно на Гермиону. — Когда ты пойдёшь с кампанией к креслу Министра, только представь, как поможет тебе хорошо продуманная программа работы с моими блокнотами? Может быть, лучше оставить всё как есть, с двумя-тремя газетами, совами и перьями? Волшебный мир, возможно, ещё несколько столетий не будет готов к такому уровню развития? Но Гермиону грело любое напоминание о кресле Министра с собой в одном предложении, не говоря уже о том, что это были вполне осязаемые изменения устройства магического общества. Если она сможет создать свободу слова и увеличит количество источников информации, это будет победой над закоренелым, управляемым одной, максимум двумя руками, средством массовой информации. Интересно, какие могут быть проблемы с чарами дублирования и слежения? Гермиона выдвинула ящик стола, собираясь достать новое перо, золотой снитч радостно подкатился к ней под руку, совсем забытый. — Кстати, об изобретениях. Пэнси, я не знаю, что с ним не так, но твой Снитч работает неправильно и я вынуждена настоять на том, чтобы ты провела дополнительную проверку, — Гермиона подцепила шарик пальцами и протянула его Паркинсон. Волшебница уставилась на Гермиону, как поражённая громом прямо в центре Министерства. — Грейнджер, я благодарна тебе за новый этап доверия в наших отношениях. Я уверена, что мы подружимся. Хочешь сказать, что он не сработал? Я никогда в это не поверю. Это совершенная магия крови, он был в разработке много месяцев и забрал у меня много сил. Что ты сделала не так? Уверенность Паркинсон в своих словах раздражала. — Я не знаю, мне было больно. Пэнси взяла снитч у неё из рук и закрутила его в вихре чар. — Не может такого быть! Ты использовала его одна или с Драко? Вы оба пролили кровь? Гермиона долго смотрела Пэнси в межбровье, где пролегла напряжённая складка. Она против воли удивилась тому, какой увлечённой оказалась Паркинсон, как она горела своими изобретениями. — Я капнула свою кровь и держала шарик в руке. Но каждое прикосновение Драко было болезненным. Пэнси зло усмехнулась. — Хочешь сказать, что вы не читали инструкцию перед тем, как использовать артефакт на магии крови? И Драко не пролил ни капли своей драгоценной и чистой? Вы такие идиоты! — Пэнси бережно опустила шарик на стол, будто прогладив его пальцами в успокаивающем «С нами всё в порядке, дорогой» и подкатила его обратно к нахмурившейся Гермионе. — Во-первых, основная цель изобретения этого Снитча — изучить и пробудить себя наедине, без посторонних людей с членом. Он создан для того, чтобы проливать на него кровь в одиночестве, Грейнджер! Гермиона застыла в своём кресле, даже не чувствуя, что её сейчас отчитывают. У неё в голове вертелся Кубик Рубика с наконец-то верной комбинацией. — Это не какая-то тебе секс-игрушка, это артефакт для того, чтобы найти общий язык с самой собой. Познакомиться с собой глубже, а не просто подрочить, Салазар! А потом уже приглашать кого-то изучать вместе. Попробуйте ещё раз. — В раздражённом шипении и зубах, схвативших фильтр сигареты, скрылось почти беззвучное «идиоты». — И раз уж вы себя считаете такими продвинутыми, могли бы изучить инструкцию и узнать, что кровь проливают вдвоём. Ну или втроём, я не осуждаю, по количеству участников — столько и капель крови должно быть на поверхности Снитча. Тогда никакой боли и быть не должно. Гермиона медленно поднялась со своего кресла, чувствуя пустоту в солнечном сплетении. Из груди будто бы выкачали весь воздух, а мозг всей своей тяжестью давил на глаза. Она была идиоткой всё это время и, казалось бы, Паркинсон, которую Гермиона весь Хогвартс считала недалекой заносчивой стервой, оказалась умнее их всех. — Паркинсон, ты даже не представляешь, насколько ты гениальна. Гермиона покинула сцену своего кабинета и даже не увидела, как округлились глаза Пэнси. Правда, всего на секунду. Прищурившись, Паркинсон смахнула пепел в чашку с недопитым чаем и сладко затянулась. — Конечно, представляю. Этот мир скоро будет принадлежать мне. Гермиона ворвалась в Лабораторию Малфоя, но комната была пуста. Шпинель крутилась в центре металлического стола, отбрасывая кровавые отблески на стены. Она несколько раз прикоснулась к своему кольцу палочкой, мысленно подгоняя Малфоя аппарировать как можно скорее. Она достала со стола с фолиантами алхимический труд Фламеля и листала его вручную, пальцы дрожали, грозя выронить палочку из захвата. Вот оно, алхимическое слияние красного и белого, Король и Королева, которые празднуют свою «химическую свадьбу», лев, поглощающий солнце. Капля крови должна быть одна. Гермиона хорошо помнила своё разочарование, когда на шестом курсе неукоснительно следовала «официальным» инструкциям учебника Либациуса Бораго по зельеварению и результаты неизменно оказывались значительно хуже, чем у Принца. Она неохотно отходила от инструкций, но в алхимии не было никаких правил и прописанных истин, бесконечные загадки. Ей нужно было рискнуть в последний раз. Она обернулась на звук аппарации и вцепилась в Малфоя, подтянув его к столу, и ткнула палочкой в выцветшую от времени иллюстрацию. Она вдохнула слишком много воздуха и не могла внятно и сразу сказать все мысли, которые крутились у неё в голове, но вербальные трудности легко решались пониманием в серых глазах, Драко читал её, как раскрытую книгу. Но грустная усмешка потянула уголок его губ вниз. — Это не сработает. Но выглядит очень романтично. — Почему не сработает? Моя кровь должна поглотить твою, мой патронус поглотит твой и мы поместим их в рубин. Какая ирония, кровь магглорождённой поглощает кровь чистокровного и создаёт философский камень. — Твоя кровь? Потому что ты львица, и потому, что я — солнце, потому что я такой горячий парень? — Малфой откровенно насмехался над её идеей, далёкой от академичности и научности. — Давай просто попробуем и вместе посмеёмся, если это окажется бредом. — Грейнджер, это не сработает. Мне надо возвращаться обратно в Министерство. Я подумал, что с тобой что-то случилось. — Случилось! Я наконец-то решила формулу рубина! Но Малфой уже вытряхнул из портсигара очередную сигарету и собрался аппарировать. Гермиона выхватила её у него из пальцев. — Сделай, как я прошу, и можешь отправляться куда захочешь. Малфой потерял веру в то, что у них получится, но это не значит, что Гермиона собиралась сдаваться. — Если ты сделал всё это, чтобы через пять лет умереть и оставить меня одну — я буду заставлять тебя проливать кровь столько, сколько потребуется для создания рубина. Доставай свои счастливые воспоминания и дай мне своего ската. Я всё сделаю сама. Малфой провёл ладонью по её щеке и сжал плечо. — Если я хочу стать Верховным чародеем Визенгамота, чтобы протолкнуть твои программы с магглорождёнными, мне нельзя пропускать слушания. Кингсли не может совмещать позицию Министра Магии и слушания, поэтому это место скоро станет вакантным. И поэтому мне нужно успеть занять его. Мне никогда не стать Министром, мой потолок — Верховный чародей. Ты не можешь отвлекать меня от этого. — Мы больше не спасаем тебя и Асторию? — Гермиона не могла в это поверить. — Максимум — мы уничтожим королевскую шпинель, либо создадим кровавую гирлянду. Я не вижу решения с этим камнем. Астория больше не моя забота, её пытается вылечить Тео. Мне нужно возвращаться. Гермиона схватила его за лацканы мантии и встряхнула, уловив отголоски удивления у него в глазах. — Дай мне пять минут своего времени, свою кровь и патронус. Я умру, если не попробую сделать это прямо сейчас. В его движениях палочкой чувствовалось раздражение, он высек из кончика такой яркий патронус, что у Гермионы даже заболели глаза от его свечения. Она поймала его в стазис и закрыла глаза, вспоминая ощущение, когда впервые почувствовала, что у неё снова появился дом, тяжесть руки, по-хозяйски лежавшей на талии, тёплый бок урчащего Живоглота у груди, зарывшиеся в шерсти пальцы Малфоя, запах горячего дерева. Её выдра оказалась такой же яркой, как и скат, закруживший вокруг подружки. — И как ты собираешься их соединить? — Малфой выглядел хмуро, но наложил чары стазиса на её патронус, как она и требовала. — Я направлю свой патронус к твоему, а ты свой к моему и посмотрим, что получится. Малфой насмешливо приподнял бровь, но сделал, как она сказала, всё ещё поглядывая на часы. Скат, завертевшись вокруг выдры, которая высекала гладкие восьмёрки вокруг него, слился со свечением патронуса Гермионы, превратив две их телесные формы в сияющий шар. Грейнджер протянула руку и Малфой вложил свою ладонь, не отрывая взгляд от патронусов, и скривился, когда Гермиона рассекла его кожу и собрала каплю крови на лабораторное стекло. Он осторожно уколол её палочкой в ладонь и вытянул каплю её крови. — Теперь я их смешаю, — Гермиона слила их в одну, одинаково красную со всех сторон, и закружила вокруг неё патронусный шар, отправив их в шпинель. Камень довольно, жадно впитал их кровь, подсветив всполохом кровь дракона и кровь единорога. Но ничего не произошло. Они молчали несколько секунд, пока Гермиона не сжала ладони в кулаки и Малфой не погладил её по голове. — Гермиона, перестань бороться. У нас не получилось. Мы придумаем что-нибудь ещё. Теперь я могу вернуться в Министерство? — Нет! — Гермиона смахнула слёзы из уголков глаз. Малфой в деле с рубинами разочаровался и сдался. Он решил подготовить ей поле для битвы и оставить её, когда придёт время. Её это не устраивало. — Ты зарядишь в рубин инсендио, как предлагал твой алхимик. — И взорву тут всё? Салазар, почему ты в таком отчаянии? Почему сейчас? — Потому что я не могу тебя потерять. Потому что, если потребуется, я украду шпинель Меншикова из Большой императорской короны, и мы попробуем снова. — Она яростно подавляла слёзы, не позволяя себе слабости. — Грейнджер, не надо, я прошу тебя, — Малфой усмехнулся ей в волосы, прижав её к себе. — Ты должна быть пассажиром в этой истории, хоть раз в жизни отдай руль мне. Я сделаю всё законно. Она чувствовала слёзы, пролившиеся по щекам, спазм в горле, который не получалось просто сглотнуть, температуру вокруг себя, услышала захлопнувшуюся крышку бокса с рубином, едва слышное «инсендио» над её головой. Их поглотил яркий, красный свет, опаливший её со спины и по бокам. Малфой вдохнул и уже не выдохнул, когда она медленно развернулась в его руках. Шпинель пульсировала магией, если бы они сейчас взмахнули палочкой с «ноксом» на губах, она бы всё равно сияла в темноте, красный залп света исходил из её сердцевины. Внутри, вокруг трёх капель крови происходило бесконечное движение трёх стихий. Малфой осторожно взял бокс в ладони, и Гермиона с замиранием сердца следила, как он открыл крышку. — Может быть, нам стоит подождать? Я не хочу, чтобы нам оторвало руки. Но Малфой уже вынул камень, нагревший белую кожу вокруг своих гладких стен, Гермиона видела красные блики в серых радужках и в своих тоже. Малфой простучал его палочкой, руки его дрожали, так же, как у неё. Пальцы сжались на камне добела, вены на руках вздулись, кровь бежала по венам спринтерскую дистанцию, вырвав у Драко стон сквозь крепко сжатые зубы, а из левой руки — чёрную, яркую магию с завихрениями щупальцев, огладивших запястье, затянувшихся в камень, который засиял ещё свирепее, поглотив магию в своей сердцевине. Драко опустился на стул, закрыв глаза, обессиленный и сражённый камнем, который просился в руки Грейнджер. Она схватила Драко за запястье — он был холодным, таким, каким она никогда его не чувствовала. Гермиона, дрогнув, отправила в воздух волну тепла, но Малфой накрыл её руку своей, останавливая движение руны. — Не надо. Я забыл, что такое холод. Дай мне минуту. Он подтянул её к себе и упёрся лбом в её живот. — Я не могу поверить, что мы создали философский камень. Теперь мне нужно сделать зелье вечной жизни. Гермиона выпрямилась. — Зелье вечной жизни? Как мы его приготовим? — У меня будет, сейчас уже надеюсь, лет 15 на его разработку. Мы сделали самое сложное. — Голос его звучал глухо. — У тебя такой план? — У тебя есть другой? Гермиона оттолкнула его от себя, руками обхватив его скулы и челюсть. — Мы можем обратиться к портрету Дамблдора и выяснить не оставил ли ему случайно рецепт зелья его друг Николас Фламель. — Гермиона посмотрела на часы, раздумывая, не отправиться ли к МакГонагалл сегодня же. — Ты сейчас это предлагаешь? — Засмеялся Малфой. — Может быть он оставил ему и рецепт изготовления философского камня? — Поздно, мы уже сами всё придумали. Малфой сжал её ладонь в своей, их кольца стукнули платиновыми боками друг о друга. — Ты придумала. Он вырос над ней, рассматривая свои ладони и камень в руке. — Да, слушание отменяется. Я сейчас свяжусь с Тео. Не хочешь пока вылечить свои мигрени? Гермиона взяла камень из его руки и осталась в Лаборатории одна. Она боялась этого камня, не решалась прикоснуться к нему палочкой. Ей нужно выбрать, что она может излечить? Гермиона осторожно простучала его острием древка и почувствовала боль в висках, глазах, лоб пульсировал болью с аурой. Тревожно перевернулся низ живота, и боль разом схлынула из тела, будто смытая водой. Кажется, всё же камень срабатывал сразу на все недуги в теле. Это был уникальный артефакт. Если бы они были хорошими людьми, они бы изменили жизни тысяч волшебников. Но они были аморальной парой, нарушившей закон, создавшей философский камень в краденной шпинели, и совершили подлог в короне Британской империи. Да, ей обязательно нужно запретить кровавые рубины и оставить этот камень в семействе Малфоев. Драко вернулся и забрал шпинель из её рук. — Получилось? Гермиона перевела на него взгляд. — Кажется, да. Мне надо в Хогвартс. Малфой усмехнулся. — А мне в Нотт Мэнор. Грейнджер думала, что МакГонагалл откажет ей в просьбе, но Минерва только провела её в кабинет директора и, сжав в руке её ладонь, болезненно прижав кольцо со шпинелью к пальцам, вышла, оставив её с задремавшим Дамблдором наедине. — Мисс Грейнджер? — Голос его прозвучал сонно. — Или сейчас уже миссис Уизли? Я теряю счёт времени, а Минерва уже не так охотно общается со мной, как и другие портреты. — Дамблдор понизил голос до заговорщического шёпота. — Если честно, мы тут все друг друга страшно утомили. — На самом деле, технически я сейчас миссис Малфой. — Гермиона накрыла одну ладонь другой, собираясь с мыслями. — Вот как, — Дамблдор был удивлён. — Что ж, я рад, что у юного Малфоя появился шанс на искупление. Не буду скрывать, не ожидал от Малфоев такой, — сделал паузу, — непокорности. Да-да, у Гермионы не было времени вести эту философскую беседу. — На самом деле, я тут не только узнать, как у вас дела. Мне очень нужна помощь по формуле зелья вечной жизни, которую разработал Николас Фламель. Дамблдор молчал несколько минут и она не решалась его торопить. В какой-то момент она заподозрила, что он заснул и прокашлялась, с трудом скрывая раздражение. Так, в общем-то и было, Дамблдор встрепенулся и снова посмотрел на неё из рамы. — Гермиона! Это всё так неожиданно. А зачем вам понадобилась эта информация о Фламеле и камне? — Закрываю свой акт искупления и пытаюсь спасти любимого человека. Дамблдор пощёлкал пальцами с перстнями и прокрутил часы на запястье. Это было любопытно, потому что ещё одни часы, на цепочке, висели сбоку у кармана его тёмно-синего балахона. — Боюсь, я не смогу тебе помочь с конкретной инструкцией. Николас не оставлял для меня рецепта, и сделал это намеренно — слишком большое было бы искушение всё же его создать. Но у меня есть совет — попробуй найти труды его супруги. Так уж вышло, что Николас работал не один, а с женой, Пернеллой. Не было бы её — не было бы философского камня. Видишь ли, камень, как и ребёнка, невозможно создать в одиночку. Это Гермиона уже тоже знала. — Надеюсь, был полезен. Магии моего портрета не хватает на долгие беседы, к сожалению. Но у меня есть последнее, напутственное слово. Вам с Драко не стоит жить дольше ста лет. Долгая жизнь имеет свойство наводить вселенскую тоску. «Смерть» — приключение не менее увлекательное. Когда Гермиона аппарировала домой, раскатывая на языке это сладкое «домой», примерив его к своему душевному состоянию, покою, она увидела шокирующее, невероятное. Мало что могло её удивить, но это выходило за все рамки. Драко лежал на диване, читал какой-то свиток над головой, а сбоку от него свернулся Живоглот, недовольно приоткрыв жёлтый глаз на треск от аппарации. Живоглот признал Рона и смирился с его присутствием в квартире, наверное, только через год после свадьбы. Он чувствовал, как Рон не любил его ещё в школе, никогда не приходил к нему мурлыкать, да что там — хотя бы перестал презрительно смотреть на него и выходить из комнаты сразу, как Рон в неё заходил, только после длительного периода адаптации. И виноват был Питер Петтигрю в личине Хвоста. Как бы повернулась история, если бы Живоглот хоть раз успел прокусить ему горло до того, как вмешивался Рон? Что это было? Как Малфой это сделал? — Драко, если это Империо, я вынуждена доложить об этом в Аврорат. Драко потянулся и осторожно переложил кота в сгиб дивана, поднявшись над ней. — Мы с ним просто поговорили. — Я в это никогда не поверю. — Более того, я думаю, теперь он любит меня больше, чем тебя, — Малфой вытащил у неё из рук папки и откинул их на стол. Гермиона проследила взглядом за их полётом и увидела на полке рядом ещё одно невозможное. — Где ты их взял! Она в три шага добралась до стола и схватила упаковку рыбных желейных лакомств, снятие с производства которых Живоглот всё ещё нестойко переживал. Гермиона даже использовала магию, чтобы найти все оставшиеся партии в магазинах, но это ни к чему не привело. — Малфой, ты купил моего кота! Он усмехнулся. — Не купил, а предложил то, от чего он не смог отказаться. — Лучше расскажи, как прошло с Асторией? Малфой выглядел, как человек смирившийся со своей судьбой. Глаза его остановились в её зрачках. Не может быть. Не получилось? — Успешно. Вытянули проклятье, омерзительно чёрное. Гринграсс горит в аду за это. Но они остаются в Лондоне, это было главное условие, чтобы Скорпиус оставался в Хогвартсе и проводил между нами равное количество дней своих каникул. У тебя? Гермиона обняла его за шею, купаясь в непривычных, не таких обжигающих прикосновениях, как обычно. — Не так успешно. Я на пути. У тебя в библиотеке есть работы Пернеллы Фламель? Малфой погладил её по голове. — Понятия не имею. Но я найду. Гермиона улыбнулась, прошлась кончиками пальцев по его подбородку, губам, скользнула по вискам в платиновые волосы. — Рассказываешь Пэнси о том, что я хочу стать Министром? Малфой оскорбился. — Я всем об этом рассказываю. Я потому на тебе и женился. Если ты хочешь стать Министром, тебе нужно быть замужем. — Кингсли не женат, и ему это не мешает. Драко покачал головой на её наивность. — А ещё он мужчина и холостяк. Идеально для политика. Кроме того, он входит в Священные Двадцать Восемь, а Гертруда магглорождённая. У них будет шанс открыть отношения только когда Кингсли сложит с себя полномочия. Гермиона подняла брови в удивлении. — Тогда никому нельзя знать, что я замужем за волшебником из Священных Двадцати Восьми. Огромное пятно на моей репутации. Малфой засмеялся. — Хорошо. Тогда я забираю назад свои слова про твою бесхитростную глупость. Ты очень хитрая ведьма. И наклонившись к её уху. — Решила использовать на мне магию запретов. Грейнджер, тебе нельзя со мной общаться, я плохо на тебя влияю. Она засмеялась, отклонившись. — Запрещай мне почаще, и я вцеплюсь в тебя мёртвой хваткой, Малфой. Он обнял её крепко. — Я буду только рад. — А если у нас ничего не получится? Голос его прозвучал прямо у неё в голове. — Получится. А если нет — это будут лучшие пятнадцать лет в нашей жизни. *** Но как же так вышло, что Гермиона действительно чувствовала ментальные атаки Малфоя физически? Должно же быть этому какое-то объяснение? Объяснение было, оно крылось в книге «Легилименция: основы и практика», которая прямо сейчас находилась в руках Скорпиуса Малфоя. Он всего-то хотел найти дополнительную информацию о трансфигурации блестящих камней, чтобы немного оживить тоскующего по настоящим драгоценным камням Бакса, и случайно нашёл на полке никому из студентов Хогвартса даром не сдавшихся книг о магической геммологии эту, с непонятным названием. Во всяком случае, Скорпиус о легилименции ещё никогда не слышал. Как она могла здесь оказаться? Книга пылилась здесь с 1996 года, с вечера, который, как обычно это было заведено у шестикурсников, потонувших в домашней работе, проходил за самостоятельными занятиями в библиотеке. — Он имеет полное право целоваться с кем пожелает, — говорила Гермиона, пока библиотекарша мадам Пинс прохаживалась вдоль книжных полок у них за спиной. — Меня это совершенно не волнует. Гарри сидел рядом, понурив голову. Он переживал, что друзья закрутят роман и потом разбегутся и их крепкая дружба дрогнет и рухнет. Но было ещё хуже — Рон и Гермиона не разговаривали друг с другом, Бон-Бон и Лаванда бесконечно сплетались телами и языками, вызывая у Гарри желание закрыть лицо руками и не видеть этого больше никогда. Поэтому он приходил к Гермионе в библиотеку, а следовательно, разговаривать приходилось шёпотом. Правда, в итоге верная подруга только предупреждала Гарри о том, что ему следует остерегаться Ромильды Вейн и других одержимых Избранным студенток, сделавших Фреду и Джорджу кассу на покупке приворотных зелий. Гарри прошёлся взглядом по Библиотеке и замер на знакомых светлых волосах и сером взгляде, прикованном к Гермионе. — Малфой, если ты будешь продолжать так пялиться, Золотая девочка заподозрит, что ты к ней неравнодушен. — Блейз поиграл бровями, уворачиваясь от залпа магии в лицо. — Хэй, грубо. О, Паркинсон! — Махнул ей рукой, останавливая слизеринку в проходе между полками, и пошёл брать непокоряемую крепость с энергией золотистого ретривера. — Не про меня, — подумал Малфой мрачно. И почти сразу после. — Возможно, если она что-то сделает с гнездом на голове. Почему она просто не могла быть хотя бы полукровкой? — Паркинсон, ты сделала эссе по трансфигурации? — Блейз накрутил на ладонь кончик её галстука, и легко потянул. Это было сделано для того, чтобы ловкая маленькая рука с красным лаком на ногтях обернулась вокруг и вырвала ткань из пальцев. Каждое прикосновение было на вес изумрудов, Забини постоянно придумывал новые причины спровоцировать её на тактильность. — Нет, но ты всегда можешь дать мне списать. — Паркинсон изогнула бровь, подкрутив уголок губ в насмешке. Она, конечно же, знала, что Блейз испытывает к ней более глубокие, чем просто дружба, чувства. — Могу, уже всё готово. Но что я получу взамен? Пойдём в Хогсмид? Куплю тебе сахарные перья. Шоколадные котелки? Карамельные бомбы? — На каждое движение её вздёрнутого вверх подбородка, в отрицании уходившего то влево, то вправо, он вспоминал всё больше и больше наименований ассортимента из «Сладкого королевства». — Розовый кокосовый лёд? Шоколадные феи? Пэнси засмеялась. — За эссе и шоколадных фей? Серьёзно, Блейз? — Они с орешками! И трепещут крылышками! Пойдём. Тебе хоть раз будет весело. — Он нависал над ней, зная о том, как он выглядит и как его видят другие студентки, прямо сейчас бросающие украдкой взгляды. Но ему хотелось, чтобы покорилась Паркинсон. Жаль, что у неё были другие планы. — Может у МакГонагалл ты и любимчик, но с меня она три шкуры сдерёт за списывание. Я и так у неё прохожу отработки по четвергам. Придумай что-нибудь ещё, — похлопав Забини по плечу в слизеринской форме, Пэнси обошла его и направилась к выходу. Блейз ухмыльнулся, щёлкнув магией по книгам в её ладони, чтобы она ещё раз обернулась. — Услышал. Придётся взбесить Леди Кошку, а там и на вечер Слизнорта согласится, — себе под нос пробормотал Блейз, а Паркинсон отсалютовал палочкой. — Значит, увидимся в четверг. — И прошагал обратно к Малфою, который читал какие-то безумные пособия по ремонту волшебных артефактов. — Чем вообще ты занят? — Блейз подтолкнул ему свой свиток с эссе по трансфигурации. — У тебя уже два подряд штрафных, скоро отправишься на ещё одни отработки. Держи, только всё не списывай. Малфой бы снова занялся Легилименцией, но кто-то умудрился утянуть у него учебник прямо из под носа, поэтому он снова и снова подбирал ремонтные чары, чтобы наконец-то закончить с этим дурацким шкафом. Гарри поднялся и сладко потянулся. Гермиона ещё раз посоветовала ему пригласить кого-нибудь на вечер у Слизнорта, который был уже завтра. Как только друг исчез за полками с литературой по трансфигурации, она вытянула из под учебника по нумерологии «Легилименцию: основы и практика» и снова открыла на описании ритуала на крови, который не успела дочитать. Назывался он «сигнальная магия от легилиментов» и был крайне непрост в выполнении. Гермиона осторожно надрезала палец и растёрла кровь в ладони, палочкой вычертив правильные руны, и прошептала заклинание, отпечатанное курсивом на пожелтевшей от времени бумаге. В этот же момент, Малфой прокрутил фамильный перстень на пальце, который пока ещё по размеру был чуть большеват, и оказался в её голове, как он изредка делал. Только по вечерам и только в библиотеке, когда никто не видел. Гермиона почувствовала присутствие в голове и дёрнулась, окинув взглядом студентов в библиотеке. Но никто не выглядел подозрительно. Она перевернула страницу и в ужасе поняла, что с 313 по 316 страниц не было, их кто-то вырвал. Зарычав от злости на этого аморального человека, который портил библиотечные книги, Гермиона захлопнула голубоватую обложку. В серых глазах пробежал блик узнавания. Ещё на прошлой неделе эти страницы точно были, она хорошо знала этот учебник ещё с занятий Гарри по окклюменции, когда хотела помочь ему с практикой. Получается, она не сможет завершить этот ритуал без отсутствующих страниц. Малфой тем временем скривился, потому что следом услышал размышления Гермионы о том, кого пригласить на вечер Слизнорта, чтобы задеть Рона побольнее, Кормака Маклаггена или Захарию Смита? Смита?! Или Грейнджер такая же идиотка, как и все, или у неё нет абсолютно никакого самоуважения. Если бы только она была хотя бы полукровкой. Гарри быстро вернулся на своё место и отвлёк Гермиону, которая всё ещё чувствовала присутствие в своей голове. Кажется, ритуал пошёл по неверному пути. Что, если это чувство останется навсегда? Гермиона начала серьёзно переживать, но ощущение присутствия схлынуло и она облегченно выдохнула. Она разберётся с этой книжкой в следующий раз. Это был последний раз, когда Гермиона открывала её, потому что тем же вечером Малфой спрятал её на полке по магической геммологии, которую ему предстояло изучать после окончания Хогвартса, запечатав её чарами, рассеивающими внимание. Никто её здесь не найдёт, если только не истинный Малфой. Библиотека закрывалась всего через десять минут, подсвеченная факелами и зелёными настольными лампами, уставшая от наплыва студентов, окутанная тёплыми чарами, выглядывающая в холод и снега за большими окнами. В этой тишине, в волшебный промежуток времени, повисший между юными студентами, несколько волшебников почти одновременно прошептали себе обещания, которые поклялись обязательно выполнить во взрослой жизни. Впереди было ещё полтора года школы и столько событий, которые они в данный момент и предсказать бы не смогли. Но прямо сейчас дух времени безмолвно пролетал от одного волшебника к другому и делал записи в книгу судьбы Небесной канцелярии. Блейз, закончив с главой по зельеварению на завтра, потянулся, снова поймав себя на разглядывании Пэнси, подумал: «Я обязательно женюсь на этой сучке Паркинсон и открою адвокатскую фирму». Малфой, проследив за голубой обложкой в руках Гермионы, которая собралась разложить учебники и вернуться в Гостиную с Гарри, подумал: «Я обязательно трахну Грейнджер». Гермиона, заметив его тёмный, неприятный взгляд в области своей груди, о которой Малфой ещё в прошлом году отпускал обидные замечания, и скривишиеся в ухмылке губы, подумала: «Ты обязательно пожалеешь о том, что говорил мне в школе». Рон, который в этот момент находился за дальним столом, в тени, отрезанный от друзей первыми серьёзными отношениями, включающими допуск к телу, поцелуи и тяжёлый петтинг, думал о том, что братья даже его не подготовили к тому, во что он с головой погрузился. Он своему сыну бы всё рассказал заранее, чтобы он не ударил в грязь лицом. Рон подумал, закрывая учебник: «Я обязательно стану хорошим отцом». Пэнси, краем глаза наблюдавшая за недоступным Поттером и более чем доступным Забини подумала: «Я обязательно стану независимой от отца и выйду замуж по любви». Джинни, которая наблюдала за Гарри вовсе не краем глаза, а прямо, дала себе обещание: «Я обязательно поцелую Гарри на выпускном». И только Гарри, закончив переписывать работу Гермионы, неосмотрительно оставленную на столе, горько усмехнулся и подумал: «Я обязательно выживу».