Еще один шанс

✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙       Мусорный бак переворачивается, когда Нил со злостью пинает его, и из опрокинутой корзины дождем просыпаются смятые банки, окурки, шкурки от бананов и прочий шлак, который спортсмены выбрасывают у входа в Лисью Башню. Нил злится — от собственной беспомощности. Это отвратительно, потому что он правда хочет что-то сделать, но все, что он может — это топтать мусор. Он опустошенно смотрит на солнечные блики, отражающиеся в смятом алюминии. Затем в поле зрения оказывается Рене, которая молча ставит корзину на место и, опустившись на корточки, начинает собирать отходы. Нил хмурится, потому что это заставляет его испытывать вину, но это не его чертова проблема. Рене может спасать хоть весь мир — или записаться на общественные работы, если ее смущают распластавшиеся по тротуару обертки от протеиновых батончиков. Нилу насрать — и его бесит, что Рене не произносит ни слова, а просто косится на него с этим блядским пониманием, потому что ему не надо, чтобы его понимали.       Он злобно отворачивается и зарывается руками в волосы, позволяя Рене доделать свою работу. Ему не особо стыдно — так он себе говорит, и он душит чувство вины, которое робко пытается напомнить ему, что он не должен себя вести подобным образом.       — Нил, — мягко окликает его Рене. Он скрипит зубами и немного поворачивает голову, чтобы обозначить, что он ее слушает. — Ты же знаешь, что ты уже сделал и делаешь все, что нужно?       Нил не уверен. Сегодня, наконец, стала известна окончательная дата слушания Аарона, и близнецы отправились в офис Бетси, чтобы обсудить с Уотерхаусом политику поведения на заседании. Они пропустили утреннюю тренировку, и Нил за это время успел так известись, что ему уже физически дурно. Блядское экси не помогло отвлечься, потому что Нил не мог сосредоточиться ни на чем, кроме мыслей о том, что Эндрю придется говорить — все. И повторять это множество раз, пока адвокат будет продумывать стратегию. Вспоминать и переваривать. Все то дерьмо, которое он держал внутри, потому что однажды ему не поверили, когда он сказал, что небо — голубое.       Как круто они изменили мнение, когда это небо обрушилось на них.       И Нил не может помочь, потому что это не его дело, не его проблема, не его жизнь. Это не в его возможностях. Он не может абсолютно ничего — и это отвратительно. У него нет контроля. Не то чтобы он контролировал все, что с ним происходило раньше, но все, что было — относилось к нему. Отец, Лола, Итиро, Эвермор. Он был непосредственным участником событий. Он не следил за шоу, а был его частью, и это давало ему контроль над самим собой, даже если он думал, что умрет в блядском подвале в Балтиморе. Его смерть была его проблемой — и он мог с ней смириться.       Но сейчас он не может принять этот удар на себя, и это злит его до чертиков. Ему хочется перемотать время. Выкорчевать с корнями все неприятные моменты, которые предстоят Эндрю. Забрать его боль — потому что он умеет с ней обращаться. Это нелогично, и его злость иррациональна — потому что Эндрю тоже прекрасно умеет обращаться с болью — и ему определенно не нужно его мученичество. Но разве это справедливо? Справедливо хотеть помочь кому-то, кому это не нужно, так сильно, что зубы сводит от беспомощности, а в груди разрастается нечто темное и колючее?       Нил хочет, чтобы оно лопнуло. Когда он успел стать тем человеком, который не бежит без оглядки от нашествия зомби, а возвращается? Это произошло так стремительно — и он ничего не заметил. Буквально после того, как он сказал, что хочет вернуться — он уже возвращался. На самом деле, он всегда возвращался.       — Я знаю, — говорит он, потому что Рене, закончившая собирать мусор, все еще стоит за его спиной и ждет ответа, готовая к тому, что ничего не услышит. Но… она ведь права, верно?       Все Лисы уже давно в Башне, потому что Нил возвращался из Норы пешком, не готовый с кем-то делиться своей злостью. Ему не хотелось ругаться, выслушивать вопросы и огрызаться в ответ, потому что он был не тем, кто должен был что-то говорить. Вообще-то, Нил не понимает, что Рене делает на парковке. На секунду он думает, что она выглядывала его в окно, но это глупо и не имеет смысла.       Мазерати въезжает во двор спустя несколько секунд, и Нил наблюдает за приближающейся машиной. Он смотрит, как колеса плавно выкручиваются, задавая направление, и машина встает на место. Черная краска блестит в жарких солнечных лучах. Мотор затихает, и некоторое время Миньярды остаются внутри авто. Они не смотрят друг на друга, но Нил видит через лобовое стекло, как шевелятся губы Эндрю, а затем его близнец открывает рот. На их лицах одинаковые бесстрастные выражения, но они выглядят совершенно по-разному: в движениях Аарона читаются напряжение, злость, страх; Эндрю практически не шевелится, и по его окаменевшему телу не видно, тревожит ли его хоть что-то. Нил следит за ним, не замечая десятка метров, отделяющих их друг от друга.       Машина Кевина припаркована неподалеку. Она не такая дорогая, как Мазерати, потому что ни у кого из Лисов, вообще-то, не имеется столько денег, и Нил еще не готов к тому, чтобы начать турне по тайникам, чтобы отплатить семье за все, что они для него делают, хотя бы таким способом, но иногда он думает о том, как всем пригодились бы украденные миллионы. Но машина Кевина ценна и без крикливого логотипа на бампере, потому что Кевин выбирал ее вместе с Ваймаком — и это был подарок отца сыну.       Аарон выходит первым. Он окидывает Нила хмурым взглядом и достает телефон, чтобы позвонить Кейтлин, которая, вероятно, изводится так же, как сам Нил — но эта мысль слишком отстраненная и мимолетная, потому что Нил никогда особо не размышлял о Кейтлин. Ему было достаточно того, что Лисичка решилась за себя побороться — и заставить побороться за нее. Аарон не говорит ему ни слова и проходит мимо, когда раздается грохот водительской дверцы и Эндрю достает сигареты, едва оказавшись на улице. Он смотрит на Нила — и тот чувствует, как вся его злость испаряется, вытекая из него с шипением покидающего лопнувший шар воздуха. Потому что Эндрю, определенно, зол — и этого достаточно для них двоих.       Нил не шевелится, так как не уверен, что Эндрю хочет его приближения, поэтому тот подходит сам и замирает в нескольких шагах, позволяя Нилу дышать запахом табака.       — Привет, — говорит Нил. Это лучшее, что он может придумать вместо неуместных «как ты?» и «все в порядке?», потому что ответ на эти вопросы он получит, когда Эндрю протянет ему сигарету, или прижмет ладонь к его затылку, или попросит оставить его одного. Он получит все ответы, когда у него будет достаточно времени, чтобы присмотреться.       — Привет, — отвечает Эндрю. Он отдает ему полупустую пачку — и Нил думает, что все прошло, вероятно, лучше, чем он себе представлял. Хотя это все равно было тяжело. Эндрю сверлит его тяжелым взглядом еще несколько секунд, а затем переводит его дальше — за ниловскую спину. — Рене?       Нил оборачивается и видит, как Рене кивает. И это — о — обретает смысл. Она одета в спортивный костюм, а ее волосы убраны под радужную повязку. Вероятно, Эндрю написал ей, когда они с Аароном закончили у Би.       — Я буду в зале, — сообщает Рене и проходит мимо, мягко и осторожно касаясь локтя Нила: Эндрю отстраненно следит за этим движением. Это — очередное проявление поддержки и понимания, сообщение, что она чувствует их необходимость остаться наедине, обещание, что все будет хорошо. Нил не возражает против такого прикосновения, но все равно неосознанно хмурится, когда спина Рене отдаляется — и она скрывается за углом Башни, направляясь ко входу в спортивные помещения, расположенному с внешней стороны здания. Очевидно, Эндрю требуется сбросить напряжение.       Нил затягивается, позволяя никотину заполнить легкие, и снова смотрит на Эндрю.       — На ножах? — просто уточняет он. Эндрю неопределенно ведет плечом, а затем отстраненно качает головой. Значит, было тяжело, но не настолько, чтобы браться за лезвия. Нил кивает и выдыхает дым в сторону. Это его удовлетворяет. Вообще-то, он рад, что Эндрю может разделить это с Рене, потому что Нилу кажется, что одного его недостаточно. Он не умеет того, что может Рене, но он может предложить то, что у нее отсутствует — и они поддерживают Эндрю с разных сторон, не давая ему покачнуться, даже если тот никогда не признает того, что ему это нужно. Это хорошо. Они не могут забрать его боль и укрыть его от нее — и, возможно, Рене гложут те же чувства, когда она без лишних слов позволяет опрокидывать себя на маты и бьет в ответ. И поэтому она смотрит на Нила с этим блядским пониманием, которое его уже не злит. Они с ней вдвоем беспомощны — и они оба знают, что делают все, что в их силах.       Эндрю хватается за край футболки Нила и притягивает его немного ближе. Тот делает осторожный шаг вперед, позволяя Эндрю выдохнуть дым в его лицо.       — Я буквально слышу, как ты думаешь, — сообщает он, и Нил согласно кивает. Вероятно, все отражается у него на лице. — Прекрати.       Эндрю не хмурится, не морщится, не закатывает глаза, а его голос скучающий и пустой. В нем столько контроля, что, вероятно, ему тяжело дышать, и Нил не должен вынуждать его терпеть еще и его собственное состояние. Им обоим нужно выдохнуть. Но Нил не способен прервать свой мысленный поток, и он просто опускает глаза на кулак Эндрю, сжимающий ткань его футболки. Бледное запястье, скрытое под черной повязкой, резко контрастирует с оранжевым фоном ткани.       — Я планирую побегать, — говорит Нил.       — Меня должно это волновать?       Нил улыбается и пожимает плечами. Эндрю продолжает повторять это, но он всегда дожидается его, сидя на своем столе и выкуривая в окно, если Нил не предупреждает о том, что задержится, или убегает в предрассветные сумерки, разбуженный кошмаром. Обычно Эндрю ничего не говорит и просто давит на него своим взглядом, но Нил знает, что ему спокойнее, когда он имеет представление о его местоположении. Он качает головой:       — Нисколько.       Эндрю чуть крепче сжимает кулак, скручивая ткань футболки и оголяя узкую полоску изрубцованной кожи ниловского живота: недостаточно, чтобы его на самом деле стало видно, но достаточно для того, чтобы Нил почувствовал острые покалывания воздуха. Затем Эндрю отпускает и отталкивает его, и Нил отступает, чтобы обеспечить необходимое пространство.       — Увидимся вечером?       — Проваливай, кролик.       В противовес собственным словам Эндрю отворачивается сам и отправляется по следам Рене, потому что ему все еще требуется спарринг. Их разговор не легкий и непринужденный, и Нил чувствует тяжелый осадок, усиливающийся с каждым шагом, который делает Миньярд по направлению от него. Но это нормально — и они оба будут в порядке, когда Эндрю выколотит все силы из Рене, а Нил вытопчет кроссовки в попытке обогнать свои мысли.       Они еще только учатся разговаривать, и Эндрю тяжело открываться, но они справляются. И если Эндрю захочет — он расскажет, а Нил выслушает без попыток найти решение, которого нет, и ненужных советов, которые никогда не приходят в его голову.       

***

      Слушание должно состояться через неделю. Нил, сидящий в гостиной их комнаты в Башне и пытающийся читать Сервантеса в оригинале (это в какой-то степени получается, хотя персонаж Дона Кихота ему не нравится, но некоторые ситуации описаны действительно забавно — и Нил может иногда позволить себе ироничную усмешку), удивленно разглядывает мобильник, на экране которого высвечивается входящий вызов от Бетси, номер которой у него сохранен с тех пор, как он договаривался о совместных сессиях близнецов. Телефон (в кои-то веки заряженный), подавший признаки жизни в спальне и поданный раздраженным Кевином, который занимается у себя (и он не нанимался в носильщики — он не забывает об этом сообщить, а Нил просто отмахивается), теперь вибрирует в его пальцах. Нил не совсем понимает, что доктору Добсон от него нужно.       Отвечать, на самом деле, не хочется, потому что Нил не доверяет этой женщине. Но ей доверяет Эндрю, и в данный отрезок времени она проводит Эндрю через ад, и, возможно, у них какие-то проблемы, требующие его вмешательства?       Нил не верит в то, что каким-то невероятным образом его присутствие могло понадобиться Миньярдам на терапии, но все равно нажимает на кнопку с изображением зеленой трубки и подносит раскладушку к уху, ощущая напряжение вперемешку с волнением.       — Слушаю, — сообщает он, без лишних приветствий переходя к теме. Бетси все равно здоровается, и Нил вежливо повторяет за ней, настороженно пытаясь разобрать в ее беззаботных интонациях признаки… чего-то.       — Как ты знаешь, ты будешь выступать в качестве одного из основных свидетелей, — любезно произносит Бетси после стандартного вопроса, как у Нила дела — и стандартного «я в порядке» в ответ. — Мистер Уотерхаус хочет с тобой пообщаться, так как у него есть некоторые предположения о стратегии, которую может использовать обвинение против твоих показаний. Ты не возражаешь, если я организую встречу?       — О, — просто говорит Нил. Это действительно имеет смысл — особенно если Уотерхаус смотрел хотя бы одно из его интервью. — Да, разумеется.       Би ободряюще хвалит его за открытость и готовность сотрудничать, хотя Нилу это кажется надуманным и преувеличенным. Как будто он мог дать другой ответ. Как будто от этого не зависело оправдание Аарона, как будто он не задумывался о том, что его дрянной язык лишит Эндрю близнеца, с которым он так долго разрушал отношения, потому что боялся его отпустить. Разумеется, Нил готов на встречу — и теперь он немного злится, что не подумал об этом самостоятельно.       Он понимает, чего опасается адвокат: весь мир все еще ошарашен именем, данным ему при рождении и раскрытым проклятыми репортерами, и это все еще обсуждается почти так же часто, как смерть Рико. Нил не уверен, что когда-нибудь это прекратится по-настоящему. Но он не понимает, каким образом это может быть связано со стратегией обвинения. Это не имеет смысла, потому что не имеет никакого отношения к делу.       Бетси узнает его свободные часы и обещает прислать СМС в ближайшее время, и Нил отключается, задумчиво разглядывая стену. Он утопает в кресле-мешке, и неожиданно оно перестает казаться удобным. Нил хмуро елозит в нем, вминая плечи и лопатки в мягкость тысяч гранул пенополистирола, и открывает книгу, которую до этого сложил на коленях, зажав палец между страницами, но вновь сосредоточиться на похождениях нерадивого рыцаря ему не удается.       У него уже было время смириться с приближением слушания и тем, каким мрачным Эндрю возвращается с сеансов с Бетси и встреч с адвокатом. Ему это не нравится, но это не в его власти — и он душит всколыхнувшееся чувство беспомощности, которое душит его в ответ.       Но эта беспомощность объединяет их всех (если не считать новичков, которых никто даже не думает посвящать в запутанные отношения оригинального состава Лисов) — и иногда Нил чувствует какое-то подобие единения. С каждым днем после оглашения даты Аарон становится все раздражительнее, но впервые это кажется уместным. Дэн позволяет ему выплескивать гнев и страх на поле все чаще, молча проглатывая его оскорбления и крики. Все видят, как он отстраняется — но сейчас явно не то время, чтобы пытаться насильно влить его в команду.       Они все злятся, вообще-то. Кевин безжалостно уничтожает новичков, поливая дерьмом каждый неверный шаг, — и все так же уничтожает старшекурсников, ядовито комментируя их промахи на тренировках. Элисон дерзит и язвит больше обычного (хотя казалось бы — куда?), и даже Мэтт позволяет себе резкие высказывания. Они грызутся между собой, обходя стороной кузенов, — и это в каком-то роде проявление заботы и поддержки. Агрессивная беспомощность. Нил ее понимает.       Эндрю практически ни с кем не разговаривает, слишком утомленный долгими беседами с Добсон и Уотерхаусом — и даже с Нилом они, в основном, делят вместе время на крыше в молчаливом раскуривании сигарет, и дым оседает в легких непривычным грузом, потому что Нил видит, как Эндрю тяжело. Он не подходит к нему, пока не получает приглашение в виде долгого тяжелого взгляда, и ничего не спрашивает о его самочувствии. Он его не касается, потому что, очевидно, сейчас вырыто слишком много дерьма, которое Эндрю ощущает на своей коже. Нил — просто рядом, сгусток бесплотной тени на случай, если это вдруг станет нужно.       Потому что он постоянно спрашивает, нужно ли что-то Эндрю — и это единственное проявление беспокойства, которое он себе позволяет, чтобы не душить того своими переживаниями. Ответы Эндрю градируются от «покой» до «твой рот» — и Нил либо смиренно оставляет его до нового тяжелого взгляда, либо подставляет губы, позволяя Эндрю яростно выцеловывать на нем свою боль и до хруста удерживая собственные руки за спиной за локти.       И его так чертовски бесит, что он не может сделать большего. Ему хочется вырвать из груди все то тепло, которое он бережет и вынашивает, и укутать им Эндрю, который покрывается тонкой коркой защитного льда, готовясь обнажить свои шрамы перед присяжными. Ему хочется выкопать тело Дрейка, где бы оно ни находилось, и испробовать на нем все техники Лолы.       Нил отшвыривает книгу и подходит к окну, открывая его, чтобы вдохнуть свежего воздуха, потому что внезапно ему становится душно. И, вероятно, страшно, потому что — какого черта? Это все так бесконтрольно, что он на мгновение задумывается о том, чтобы позвонить Стюарту и попросить обо всем позаботиться, но сразу же отмахивается от этой идеи. Он не хочет восстанавливать эту справедливость еще большей кровью. Это дело и так достаточно грязное, чтобы вовлекать в него дядю с его мафией, и Нил скрипит зубами.       Когда он решает, что нуждается в пробежке, от Би приходит сообщение: она ждет его через час в своем офисе. Не идеально, но времени должно хватить, чтобы проветрить голову. Нил запихивает телефон в задний карман и покидает комнату, не удосужившись переодеться. Он бежит в сторону футбольного поля и наматывает круги по стадиону, пока вибрация будильника не извещает о том, что ему пора вернуться, чтобы ополоснуться — и отправиться к Добсон.       Нил доходит до кампуса пешком. Мазерати стоит на парковке, и он скользит по ней взглядом, отстраненно размышляя о том, будут ли близнецы присутствовать на его встрече с адвокатом. Ответ приходит в виде Аарона, с которым он сталкивается в дверях, когда входит в здание.       — Отвали, — тут же бросает тот и грубо толкает Нила в сторону. Нил позволяет себя оттеснить, хотя в его голове уже вспыхивают мысли о том, как ему хочется впечатать белобрысый затылок в ближайшую стену. Он впитывает злость Аарона и выпускает ее через поры.       — Не обязательно быть таким мудаком! — кричит он ему вслед, и тот вскидывает руку, демонстрируя выставленный средний палец. Нил фыркает и поворачивается в сторону коридора, тут же встречая взгляд Эндрю, который следует за братом, соблюдая дистанцию — то ли ради собственного спокойствия, то ли ради его безопасности.       Эндрю внимательно смотрит на Нила, и тот легко ему улыбается. Осторожно, бережно, мягко. Взгляд Эндрю задерживается на его груди, куда минутой ранее упирались руки Аарона, а затем он глядит через плечо Нила на брата, который ждет его у машины, раздраженно попинывая переднее колесо у пассажирского места. Его глаза немного и опасно сужаются, и это не предвещает ничего хорошего. Нил понятия не имеет, какие темы они обсуждают у Добсон, но после этих сеансов, которых в последнее время становится все больше, Эндрю всегда какое-то время деморализован.       — Эй. — Нил вскидывает руку, заслоняя обзор на Аарона, и машет ей, возвращая к себе внимание Эндрю. Тот медленно моргает и смотрит на Нила пустым взглядом. — Все в порядке.       Глаза Эндрю остаются холодными и безразличными, но он задумчиво кивает, как будто на самом деле верит в эти отскакивающие от зубов слова.       — Би сказала, ты встречаешься с Уотерхаусом. — Это не вопрос, а утверждение, но Нил все равно согласно мычит, чтобы обозначить, что он слушает. Голос Эндрю немного хриплый, как будто ему приходится выталкивать слова из глотки силой. — Телефон?       — Заряжен, — закатывает глаза Нил. Эндрю смотрит на него немного скептически, и тот со вздохом извлекает мобильник и открывает его, демонстрируя подсветку экрана.       — Напиши, когда будете заканчивать. Я заберу тебя.       — Хорошо. — Нил улыбается шире, и Эндрю следит за тем, как растягиваются уголки его губ. Нил не шевелится, позволяя ему самому определить границы того, чего ему хочется в данный момент, и спустя некоторое время тот кивает и направляется к выходу. Он невесомо скользит пальцами по плечу Нила, когда проходит мимо — словно ему требуется подтверждение его реальности. Мимолетно и неощутимо, но по коже все равно разбегаются мурашки.       Нил провожает взглядом сильную спину Эндрю, обводя очертания его широких плеч, и дожидается, пока близнецы сядут в Мазерати (Аарон не смотрит в сторону брата — и тот игнорирует его аналогичным образом). Затем Нил решительно отворачивается и направляется к кабинету доктора Добсон.       Она встречает его дружелюбной улыбкой.       — Добрый день, Нил, еще раз. Извини, что получилось так спонтанно, но чем раньше мы начнем, тем больше времени будет на подготовку, верно?       Нил отстраненно кивает. Би предлагает ему воду, содовую или горячий шоколад. Нил отказывается, скрещивая руки на груди, и прижимается к стене, подпирая ее лопатками. Би поправляет очки на носу и понимающе кивает. Она проходит к своему столу, где у нее все еще стоит собственная кружка, и аккуратно опускается за него. Ее глаза блестят за полукружьями мерцающих стеклышек.       — Почему бы тебе не присесть?       — Я могу подождать здесь.       Нил чувствует себя неуютно. Взгляд Би словно проникает ему под кожу, и в ее выражении лица слишком много осознанности и принятия. Нилу это не нравится. Ему не нравится думать, что кто-то способен так легко прочитать его. Ему не нравится думать, что кто-то может легко найти его уязвимости, и ему хочется сжаться в клубок. Они еще не оставались с Би наедине после Балтимора — и, кажется, Нил не успел подготовиться к этой встрече.       — Так как твои дела? — непринужденно обращается к нему женщина. — Как успехи в роли вице-капитана?       — Все нормально.       — Не чувствуешь дискомфорта при общении с новичками?       Нил хмурится и пожимает плечами. Это обычные вопросы, которые можно принять за учтивую вежливость, но он знает, что за ними последует. Если он откроет рот, Би вцепится в его язык и будет тянуть, как голодная пиранья. Он ей не доверяет, и это отчетливо отражается на его лице. Би подтягивает к себе кружку (дно гулко скрипит, перемещаясь по деревянной поверхности стола) и обхватывает ее пальцами. Нил продолжает молчать, и она задумчиво смотрит в окно.       — Как ты себя ощущаешь в связи с приближающимся слушанием? — Вопрос будто бы обронен в пустоту, и Нил сжимает зубы, испытывая разгорающееся раздражение.       — Это не сеанс, — резко обрубает он. — Если мне понадобится консультация, я запишусь отдельно, спасибо.       Би мягко улыбается и снова поворачивается к нему. Медленно подносит кружку к губам, делает большой глоток (она у нее бездонная, что ли?) и мягко облизывает губы. Нил гневно смотрит на нее, а затем отворачивается в сторону полки с коллекцией стеклянных статуэток. Когда на них попадают солнечные лучи, свет преломляется, и они радужно переливаются, подмигивая какофонией цветов.       — Ты прав, это не сеанс, — соглашается Би. — Извини, если я перешла границы и заставила тебя чувствовать себя некомфортно. Я просто подумала, что, может быть, есть что-то, что тебя беспокоит и что тебе хотелось бы обсудить, пока мы ждем? Генри должен подъехать в течение десяти минут.       Нил поджимает губы. Его беспокоит столько всего, что оно сжимается в его груди в тугой комок непонятного, раздражающего, иссушающего ничто. Его беспокоит его беспомощность, и тревожность, и напряжение в команде, но он не собирается выворачивать перед Би душу. В ней столько всего, что она никогда не отмоется. И все это принадлежит ему. Он не представляет, что способен показать это кому-то, кроме Эндрю.       Тьма плещется в его зрачках, затемняя синие радужки, и Нил не может отделить ни одной связной эмоции, чтобы бросить ее в лицо Би. Все в нем гудит роем встревоженных пчел, которые копошатся под его кожей, сталкиваясь в голове короткими всполохами искр.       Нил какое-то время завороженно наблюдает за солнечными бликами, мерцающими между статуэток, купленных Эндрю. Би, собиравшая Эндрю по кусочкам в этой комнате множество раз, деликатно переставляет что-то на своем столе, и Нил уверен, что она разглядывает его, потому что его шрамы на лице чешутся. Он обхватывает себя за запястья, просовывая пальцы под повязки, подаренные Эндрю, к давлению которых он все еще привыкает, и скользит подушечками по изрубцованной коже.       В этом кабинете и вокруг него столько Эндрю, что он немного расслабляется. Его плечи, до этого защитно прижатые к шее, опускаются, и Нил медленно выдыхает. Он ничего не отвечает Би, продолжая прижимать себя к стене, и Би начинает тихонько напевать себе под нос, обозначая, что принимает его границы.       Уотерхаус стучит в кабинет через семь минут (Нил отсчитывает про себя по-испански все это время, отстраненно разглядывая простые пейзажи на стенах, стопки книг на полках, собственные руки — и усиленно притворяясь, что Би в этой комнате нет). Би сдержанно ему улыбается, приглашая войти, и тот деловито проходит к ее столу, выкладывая из своего дипломата какие-то бумаги. Он бормочет Нилу приветствие, перебирая стопку, а затем поворачивается к Би спиной, облокачиваясь о ее стол, и нетерпеливо кивает Нилу в сторону дивана.       Нил вздыхает и, наконец, отходит от стены, признавая, что ведет себя неразумно. Вероятно, им предстоит долгая беседа, и он не может постоянно зажиматься в углу. Но он не испытывает неловкости перед адвокатом. Теперь, когда между ним и Бетси есть еще один человек, он может сесть на диван.       Уотерхаус быстро переходит к сути. Сначала он просит рассказать Нила обо всем, что он помнит, и тот сухо перечисляет факты, нацепив на лицо безразличную маску Эндрю. Сначала он говорит об «Экситс» и покупке клюшки, послужившей орудием убийства. Это дается легко, потому что почти никак не связано с тем, что происходило после, и он рад, что височная кость Дрейка была смята в кровавое месиво (Уотерхаус советует ему воздержаться от таких высказываний в суде, и губы Нила криво дергаются). Его голос становится совсем бесцветным, когда он пересказывает события ужина в доме Хэммиков, ссору между Ники и Лютером, ядовитые высказывания Эндрю, защищавшего семью. Это выходит чуть сложнее, потому что чем ближе Нил подбирается к кульминационной развязке, тем труднее ему становится дышать.       Уотерхаус деловито выслушивает его, иногда заставляя возвращаться к деталям или меняя его формулировки, предлагая более нейтральные слова. Нил закатывает глаза и послушно повторяет за ним, облагораживая свою речь аккуратными и безжизненными терминами. Он слышит, как шуршит ручка Би, которая делает какие-то пометки по ходу его повествования, и Нил недовольно морщится, размышляя о том, составляет ли та его психологический портрет на основе того, какие слова он употребляет. Уотерхаус перебирает бумаги, оставляя на них заметки, что-то вычеркивает, будто пишет сценарий, и Нил сосредотачивается на том, что ему нужно говорить.       Часть с Дрейком Нил проскакивает в несколько отрывочных предложений, и он чувствует, как его губы криво и хищно изгибаются, когда он говорит о том, как клюшка хрустнула — и кровь оросила стены и лицо Аарона. Уотерхаус недовольно качает головой и рекомендует контролировать мимику. Нил непроизвольно вскидывает руку, прижимая ее ко рту, и ему требуется некоторое время, чтобы заставить лицевые мышцы расслабиться. Затем Уотерхаус начинает задавать вопросы, заставляя Нила пережевывать каждую деталь. В голове вспыхивают красочные образы, и в ушах стоит дикий пьяный смех. Нилу хочется зажать глаза и уши, но вместо этого он тяжело смотрит на Уотерхауса. Его голос понижается, и тот на секунду отшатывается, как будто в глазах Нила горит адское пламя. Би деликатно кашляет и предлагает сделать перерыв.       Уотерхаус недовольно поджимает губы, но Нил к этому моменту уже покидает кабинет, резким движением поднимаясь с дивана. Он чувствует себя как на допросе в офисе ФБР, только гораздо хуже. Говорить об отце было проще, потому что это была его травма — и рядом с ним сидел Эндрю, готовый лично передушить всех агентов, если те перейдут черту, если Нил почувствует себя плохо, если он просто попросит его об этом.       Но вспоминать о том, чему он стал свидетелем в доме Хэммиков, думать о том, что еще происходило с Эндрю, представлять все его приемные семьи, беспомощность, немые вскрики, слезы, кровькровькровь и блядское «пожалуйста» слишком тяжело. Нил с большей охотой готов вернуться в Эвермор, если бы это означало неприкосновенность Эндрю. Если бы это на самом деле помогло. Если бы это не было бесполезно.       Его тошнит.       Он сглатывает желчный ком и оглядывается. Его ноги унесли его в сторону библиотеки, когда он вылетел из кабинета Би, как пробка из бутылки шампанского, и он совсем не заметил, как оказался в трех лестничных пролетах и множестве извилистых коридоров от Би и Уотерхауса. Нил устало протирает лицо, вминая пальцы в кожу, и грубо сдавливает рубцы на скулах и щеках, напоминая себе, что они еще не закончили. Он достает мобильник и проверяет время: они разговаривают уже полтора часа. Отвратительно.       Нил медленно возвращается к офису Би, испытывая истощение. Если сеансы Эндрю с ней проходят так же, он совсем не понимает, чем они помогают. Он чувствует пустоту.       Когда он заходит в кабинет, оказывается, что Уотерхауса там уже нет. Би любезно протягивает ему стакан с водой, и Нил принимает его с благодарностью. Он устало опускается на диван и вопросительно оглядывается. Би понимающе поправляет очки на переносице.       — Мне показалось, что на сегодня с тебя достаточно. Я договорилась с Генри, что организую еще одну встречу. Ты не возражаешь?       Нил просто бессильно кивает. Внутри него — чертова бездна, и она сосет и пульсирует, разрастаясь в легких и сминая его под собой, как бульдозер.       — Как ты себя чувствуешь? — деликатно интересуется Би, когда Нил опустошает стакан и передает его обратно. Он внимательно смотрит на нее. Он чувствует себя разбитым. Изможденным. Тяжелым. Ему не хочется говорить, но у него нет сил защищаться. Би терпеливо ждет, и он в конце концов отвечает:       — Пусто.       Би кивает и понимающе вздыхает.       — Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.       — Уверен, Эндрю и Аарону приходится сложнее, — криво улыбается Нил. Он достает телефон и сбрасывает Эндрю СМС с сообщением, что они закончили.       — Но Эндрю и Аарона здесь нет, — мягко произносит Би. — И сейчас именно ты проходил через неприятные воспоминания в течение долгого времени. Я знаю, что это тяжело. То, что ты был свидетелем, а не участником, не означает, что ты не можешь испытывать гнетущих эмоций по этому поводу.       Нил отстраненно ведет плечом. Вероятно, слова Би имеют какой-то смысл, но он слишком устал, чтобы разбираться с этим. Он чувствует себя так, будто занимался экси с Кевином всю ночь. Он встает и машет Би рукой, обозначая конец разговора.       — Напиши, когда нужно будет это повторить, — бормочет он, возможно, не очень разборчиво, и уходит, не дожидаясь ответа. Одна встреча с адвокатом, который стремится им всем помочь — и вот как он себя чувствует. Это слишком выматывает. Нил не хочет думать о том, что они будут обсуждать в следующий раз. Он не хочет представлять того, как они будут проходить через это в суде.       Нил выходит на улицу, глубоко вдыхая, потому что в легких у него что-то тянет, как будто они залиты водой. Ему тесно в своей грудной клетке, и он прижимает ладони к солнечному сплетению, пытаясь выжать из себя это блядское ощущение. Опускается на тротуар, вытягивая ноги, и откидывается назад. Вообще-то, ему хочется лечь, но он не собирается показывать Эндрю, как он разбит после одной встречи с Уотерхаусом. Ему нужно оставаться сильным. Ему нужно быть долбанной гравитацией, потому что это то, в чем нуждается Эндрю. Ему нужно быть стабильностью.       Поэтому Нил возвращается в исходное положение, подтягивая колени к груди, и, сложив на них локти, подпирает лицо руками, занимая ожидающую позу. Мазерати въезжает на парковку через три минуты, и Эндрю тормозит возле Нила, игнорируя всякую разметку.       Он выходит из машины и сразу прикуривает две сигареты, протягивая одну из них Нилу. Тот затягивается и глубоко тянет носом табачный запах, обволакивающий его лицо. Дышать становится легче, и Эндрю опускается на тротуар рядом с ним — близко, но не прижимаясь. Нил сжимает сигарету в пальцах и наблюдает, как она тлеет.       Они ничего не говорят друг другу, потому что Нилу не хочется рассказывать о том, как все проходило, а Эндрю и так знает, из чего состоят сессии с Уотерхаусом. Воздух наполняется молчаливым пониманием. Когда пепел добирается до фильтра, Нил выбрасывает сигарету и смотрит на Эндрю. Он ощущает его присутствие каждой клеточкой естества. Его внимательный взгляд, его сильное тело, его гравитацию. Эндрю удерживает его в сознании, и Нил одновременно благодарен ему за это и зол на себя за то, что нуждается в поддержке, когда самому Эндрю приходится проходить через худшее. Эндрю встает и коротко бросает:       — Поехали.       Нил поднимается следом без лишних вопросов. Ему неважно, куда Эндрю увезет его: на крышу, к межштатной магистрали или на другой конец света. Он хочется убраться отсюда как можно дальше.       — Мы вернемся к тренировке? — уточняет лишь, когда занимает свое место и пристегивает ремень. Эндрю косится на него взглядом, говорящим: «Блядь, как же я ненавижу, когда ты открываешь рот», — но все равно отвечает:       — Да, наркоман. — И заводит мотор.       

***

      Нил встречается с Уотерхаусом еще раз через два дня. Би так же любезно приветствует его в своем офисе, деликатно интересуясь его состоянием, и Нил вежливо сообщает, что все в порядке. Би понимающе кивает, и Нил отворачивается. Он дожидается Уотерхауса на своем месте у стены, отказываясь занимать диван перед Би, потому что тогда это уже будет слишком напоминать сеанс, и Би беззаботно делится с ним какими-то отстраненными новостями о погоде, шоу-бизнесе, мире спорта. Нил почти не слушает, но ему нравится, что она заполняет своей болтовней пустоту, и он несколько раз мычит что-то невразумительное, поощряя ее к продолжению. Он ощущает приближение лавины, и ему не хочется думать о том, что снова придется говорить, но это то, ради чего он сюда пришел.       Когда адвокат появляется в кабинете, Нил переходит к дивану — и беседа возобновляется с того места, на котором они закончили. Уотерхаус достает свои заметки, выслушивает отрепетированную речь, дает комментарии, учит Нила говорить правильно.       Это заканчивается быстрее, чем в прошлый раз, но ощущается так же тяжело. В конце концов, Уотерхаус остается более-менее доволен постановкой речи — и они переходят к теме, ради которой все затевалось и о которой Нил уже успел забыть, взбудораженный неожиданными требованиями к репетиции показаний.       Уотерхаус затрагивает то, о чем Нил думал, когда шел на первую встречу, поднимая имена Натаниэля Веснински и Балтиморского Мясника.       — Я не понимаю, каким образом тут может быть причастно мое происхождение, — чеканит Нил. Уотерхаус устало вздыхает и объясняет:       — Это достаточно животрепещущая тема. Ты долгое время скрывался и находился в бегах, у твоего отца есть особая репутация, и твоя связь с преступным миром может быть использована негативным образом.       — Мой отец мертв, — бесцветно сообщает Нил. — И я находился в бегах именно для того, чтобы разорвать связи с преступным миром.       — Ты должен быть готов к тому, что они бросят это тебе в лицо. Кэсс Спир решительно настроена обелить имя своего сына любым способом.       Сердце Нила пропускает удар.       — Подождите, там будет Кэсс?       — Разумеется. Она главный свидетель обвинения.       Нил сглатывает. Это имеет смысл. Это, блядь, чертовски разумно, и ему стоило подумать об этом раньше. Господи, в его голове столько мыслей — и ни одной дельной, каждый чертов раз. Для чего ему вообще был дан мозг, если он так туго соображает, не способный углядеть очевидное? Естественно, Кэсс там будет — и плевать, что она живет на другом краю материка.       Нил чувствует, как у него начинают дрожать ладони. Не от страха, а от мгновенно переполнившего его гнева и желания бить, резать, кромсать. Уничтожить.       — То есть, вы хотите сказать, что она приедет на сраное слушание с целью обвинить меня в том, что это был мой блядский умысел, потому что моим отцом был Балтиморский Мясник? — шипит Нил, и его на самом деле трясет. Он думает, что ненавидит эту женщину.       — Полегче с оборотами, — хмыкает Уотерхаус. — Никто не будет выдвигать тебе это напрямую. Но есть вероятность, что они попытаются это затронуть. Они обвиняют Аарона в предумышленном убийстве — и им нужен мотив. Кэсс настаивает на невиновности Дрейка, и она будет готова уцепиться за любую возможность, даже если это — смехотворное предположение о том, что ты спланировал все заранее.       — И какой мотив у меня? — ядовито интересуется Нил. Би стучит ручкой по столу, и он хмуро наблюдает за движением ее кисти, выглядывающей из-за спины Уотерхауса. Би практически не вмешивается в их разговор, лишь изредка напоминая обоим о необходимости соблюдения этики, но сейчас кажется, что ее терпение на пределе.       — Садизм? Доминирование? Склонность к насилию? — пожимает плечами Уотерхаус. — Наследственная тяга к убийству? Может быть, ты серийный маньяк, кто знает?       — Хреновый из вас адвокат, — ухмыляется Нил. Он чувствует неожиданное веселье. — Они вообще имеют на это право? ФБР все еще ведет расследование.       — Они не будут говорить о твоем отце. Они будут говорить о тебе. Они попытаются вывести тебя на эмоции, чтобы саботировать слушание. Думаю, у них тоже есть доступ к Интернету и всем твоим публичным выступлениям.       Нил фыркает, не найдясь, что ответить. Вероятно, Кэсс находится в отчаянии, если Уотерхаус предполагает такое поведение. Это действительно смехотворно. Какой план она строит после? Лишь оттягивает неизбежное.       Остаток отведенного времени они тратят на то, что Уотерхаус закидывает Нила колкими обвинениями, резкими вопросами и неоднозначными предложениями, и Нил отвечает, стараясь сохранять в голосе хладнокровие, но при этом медленно закипая изнутри. Уотерхаус хмурится все больше каждый раз, когда Нил открывает рот, и ему не нравится ни один из его ответов, потому что Нил больше склонен к тому, чтобы послать нахуй, чем терпеливо парировать эту чушь. Уотерхаус пытается рыться в его грязном белье почти так же отчаянно, как репортеры, и Нилу хочется убежать, и он злится так сильно, что у него скрипят зубы каждый раз, когда адвокат меняет тактику.       В конце концов, Уотерхаус устало качает головой.       — На этом все. Репетируй выражение лица перед зеркалом. Тебе на самом деле не стоит так улыбаться перед присяжными. Я буду протестовать против неуместных вопросов, но и ты старайся держать себя в руках. Не стоит давать им лишнего повода для скандала.       Нил поджимает губы и кивает. Все это кажется ему глупостью. Кэсс хочет превратить праведную месть и защиту семьи в очередное шоу его имени — и, о, она не представляет, что он может ей предложить. Уотерхаус подозрительно щурит глаза и косится на дрогнувшие уголки его губ.       — Бесстрастная маска, — напоминает он. — Говори, что это не относится к делу.       — Я понял, — цедит Нил. Уотерхаус машет рукой и поднимает глаза к потолку, как будто возносит беззвучную молитву или вопрошает, зачем он в это ввязался. Кажется, у него нет никакой веры в Нила, и это его немного смешит. Злость его медленно отпускает. В конце концов, это то, чего он хотел — принять удар на себя. И если Кэсс попытается повесить на него какие-то обвинения, он встретит их со стальной решимостью.       Но, с другой стороны, это может разрушить Эндрю — и эта мысль не нравится Нилу так сильно, что он замирает, не замечая, как Уотерхаус покидает кабинет Би. Он думает о том, как Эндрю привязан к Кэсс и как он хотел, чтобы она была его матерью, отрицая ее очевидную намеренную слепоту перед преступлением, которому она позволяла повторяться не только с ним, но и со всеми детьми до и после. Эндрю терпел, снова и снова, ради иллюзорного счастья в ее розовом саду, ради ласковых потрепываний, взъерошиваний волос и любящих прикосновений. Нилу страшно, что он столкнется с этим спустя годы — и его разочарование будет сокрушительным. Крах всех мечт и надежд — и Нил знает, что он не справится с тем, чтобы оказать ему необходимый уровень поддержки.       — Бетси, — тихо произносит он. — Ты ведь будешь там?       — Почему ты спрашиваешь? — Она смотрит на него, немного склонив голову, и ее взгляд серьезен и сосредоточен. Возможно, она чувствует, что сейчас Нил озвучивает что-то действительно важное — не в рамках процесса, а именно для него.       — Для Эндрю, — говорит он. — Вы… я не уверен, какие между вами отношения, но… Он доверяет тебе. И ты важна для него. И Кэсс важна для него, и он столкнется с ней впервые после того, как освободился. Я боюсь, что он не выдержит, когда встретится с ней и со всей мерзостью, что она хочет сказать. Ему нужна поддержка.       Нил поднимает на нее неуверенный взгляд. Би, вероятно, единственный человек, которому Эндрю доверяет так сильно. Возможно, он и не считает ее подобием матери — и точно не сравнивает их с Кэсс, но Би — та женщина, что дает ему теперь заботу, поддержку, понимание и похвалу.       — Я не говорю о том, что ты должна стать заменой Кэсс, — поспешно добавляет Нил, сталкиваясь со взглядом Би, и он смотрит на нее открыто и решительно. — Но ему нужна… мать. Вместо утраченной. И ты можешь дать ему это.       Нил не уверен, что смог верно донести мысль, но Би, в конце, концов, профессионал, и она может поймать суть в его несвязных и взволнованных словах. Она смотрит на него некоторое время, а затем кивает и мягко улыбается.       — Я буду там. Как минимум для дачи показаний об их психологическом портрете. — Би стучит ручкой по блокноту и отталкивает его в сторону, складывая руки на столе: ладонь поверх ладони. Она внимательно заглядывает в глаза Нила и еще раз кивает. — Но я тебя услышала, и — да, я буду там.       — Хорошо, — выдыхает Нил. Это дает ему некоторое облегчение. Би понимающе улыбается и опускает взгляд на его сцепленные на коленях руки: Нил неосознанно скребет ногтями по шрамам на костяшках, удерживая себя за них. Когда Би начинает говорить, ее голос звучит так осторожно, словно она ступает на минное поле:       — А что насчет твоей матери? Тебе нужна ее поддержка?       Нил удивленно моргает, сбитый с толку такой сменой темы. Он не задумывается о Мэри и даже не вспоминает о ней в последние дни, слишком погруженный в подготовку к судебному разбирательству и тугой клубок эмоций в его груди. Мысли о ней, внезапно ворвавшиеся в его голову, заставляют его растеряться.       — Если бы моя мать была здесь, она бы выколотила из меня всю дурь за то, что я вообще оказался в этом месте. — Он разводит руками, имея в виду не только конкретный момент и суд, но и оглашение своего имени, соглашение с Мориямой, борьбу с Рико, решение стать частью Лисов. — Мне не нужна ее поддержка.       — Ты по ней не скучаешь? — мягко уточняет Би. Нил хмурится и жует губу. Некоторое время он размышляет над тем, чтобы встать и уйти, потому что это снова становится похожим на терапию, и Би определенно старается залезть ему под кожу. Но в этот раз он не ощущает это таким болезненным — и он слишком благодарен ей за то, что она поняла его переживания об Эндрю и дала обещание поддерживать его там, где сам Нил не может. Поэтому он отвечает:       — Иногда. Она бывала жестока, но она делала это ради моего выживания. Я знаю, что она любила меня, даже если она не всегда умела показать это, потому что была слишком сломлена побегом и отцом.       — Какие чувства ты испытываешь по поводу ее утраты?       Нил сглатывает. Это так чертовски напоминает терапию, что он готовится обрасти защитным слоем колючей щетины и спрятаться в панцире. Но он уже открыл рот — и он может продолжить. Дать последний ответ, расплатившись с Би за ее веру в Эндрю.       — Я рад, что она мертва, — отвечает он, и по большей части действительно имеет это в виду, потому что, если бы она не умерла, где бы он был? Если бы она осталась жива, он никогда бы не оказался в Аризоне, никогда бы не приехал в Южную Каролину, никогда бы не встретил Лисов и не узнал бы Эндрю настолько, что у него что-то сладко пульсирует в груди каждый раз, когда он думает о нем. Он продолжал бы убегать, прятаться и лгать, постоянно оглядываясь, пока люди Натана не пошли бы по его следу. Он умер бы так, как и ожидал — безымянным и забытым, в каком-нибудь далеком неизвестном нигде. Нил твердо смотрит в глаза Би и завершает свое обнажение, отсекая коротким: — У меня могла бы быть или она, или все это, и я не отдам это за нее.       И больше он не собирается открывать рот и говорить что-либо. Би оказалась достаточно умна, чтобы свести разговор в эту сторону, и Нил думает, что именно поэтому не доверяет ей. Такие люди, как она, всегда норовят зарыться поглубже и вскрыть самые больные нарывы. Но, если бы Би не была так умна, ей никогда не удалось бы найти подход к Эндрю, и поэтому Нил не может по-настоящему разозлиться на нее.       Би отставляет кружку со своим горячим шоколадом, который тянула на протяжении всего допроса (нет, правда, как она это делает?), и пристально смотрит на Нила, и он уже жалеет о том, что ответил. Долгий разговор с Уотерхаусом, требовавшим осторожной правды, разбередил не только старые раны, но и вывел его на это неожиданное откровение, спровоцированное потребностью защитить Эндрю. Нил резко поднимается на ноги и салютует Би, потому что ему кажется, что она определенно может взять это на вооружение. Но ему не хочется верить, что она станет использовать Эндрю таким образом, потому что их доверие родилось не на пустом месте.       Би окликает его, когда Нил уже подходит к двери, и он тяжело выдыхает, когда она начинает говорить, но не поворачивается. Он позволяет словам прилететь в спину:       — Не думаю, что она просила бы тебя сделать выбор. Она сбежала, потому что хотела, чтобы ты выжил, так ведь? Она сбежала, потому что хотела защитить тебя. Может быть, она не так себе это представляла, но факт остаётся фактом: ты выжил, Нил. Я уверена, она, наконец, спокойна.       И эти слова бьют его под лопатки, пробивают ребра, пронзают сердце. Нил судорожно выдыхает. Эти слова — неожиданно — обрушиваются на него облегчением, в котором он и не думал, что нуждается. Она, наконец, спокойна. Ему хочется, чтобы это было правдой. Ему хочется, чтобы Мэри упокоилась с миром и отпустила его — и ему хочется отпустить ее. Он болезненно цепляется за мягкий тон Би и ее уверенность, потому что она говорит это так прямо и открыто, что в этом невозможно сомневаться.       Нил коротко оборачивается и кивает. Его глаза немного щиплет, и он не понимает, откуда в нем взялась эта реакция. Это не то, за чем он приходил сюда, но это… Это правда облегчение. И он готов поверить Би, потому что ему это необходимо — и потому что Эндрю доверяет ей всю свою жизнь, даже если сам Нил еще не готов ей довериться.       — Спасибо за этот разговор, — улыбается Би. — Я ценю то, что ты сказал мне.       Нил толкает дверь и выходит.       

***

             В ночь перед судом они все собираются в гостиной их комнаты. Кевин сидит в одном из кресел, нацепив наушники и уткнувшись в ноутбук, где наблюдает запись экси Троянцев против Красных панд. Это одна из его любимых игр, и можно подумать, что ему совершенно насрать на происходящее, но Нил понимает, что таким образом Кевин ищет отвлечение, которое им всем необходимо. Воздух в гостиной уплотняется и сгущается — и он давит на них, предвещая скорое наступление кошмара. Ники сворачивается калачиком на диване, купленном совсем недавно (когда стало ясно, что кресел очевидно не хватает на всех), — и он впервые не говорит, а отстраненно пялится в стену, и его глаза отражают пустоту и безысходность.       — Эй. — Нил пихает его в колено, и, хотя изнутри его пожирают похожие чувства, натягивает на лицо улыбку. — Все будет в порядке.       — Да, — вяло соглашается Ники. Он ему, очевидно, не верит, потому что эти слова, вылетающие из его рта, не являются настоящими ни для одного из Лисов. Но сегодня — это то, во что им нужно верить. Нил сжимает его плечо.       — Мы пройдем через это, и Аарона оправдают. Все закончится и останется позади, — говоря это, он смотрит на Эндрю, который сидит у окна на своем столе, и между пальцев у него тлеет сигарета. Нил ощущает физическую потребность прикоснуться к нему, но сейчас совершенно точно не то время, чтобы пересекать границы. Поэтому он позволяет руке Ники сжать его кисть — и сжимает ее в ответ. Ничего не значащая поддержка.       Эндрю медленно поворачивается в их сторону, и Нил ловит его взгляд. Тот не моргает и немного приподнимает запястье. Нил мягко отпускает Ники, который выдыхает и прикрывает глаза, и осторожно подходит к столу, аккуратно вынимая сигарету из пальцев Эндрю. Тот ему позволяет, и Нил затягивается, чтобы не дать ей потухнуть.       — Тебе что-нибудь нужно? — тихо спрашивает он. Эндрю безразлично смотрит на него, и Нил предпринимает еще одну попытку. — Мороженое? Увести Ники и Кевина?       — Нет, — Эндрю отзывается спустя несколько секунд. — Останься.       Если бы Нил не знал его, он бы решил, что это не ответ на его вопрос, а приказ перестать суетиться. Но он уверен, что уже научился немного читать Эндрю между строк, и его «останься» подразумевает гораздо больше, чем «оставь Ники и Кевина в покое». Это в каком-то роде: «Останься рядом. Сдержи свое слово. Мне нужно ощущать твое присутствие», — хотя Нил никогда бы не рискнул озвучить это предположение вслух.       — Конечно, — отзывается он и облокачивается на стол рядом — в пределах досягаемости руки, если Эндрю понадобиться убедиться, что он все еще здесь. Они проводят какое-то время в тишине, пока Ники пытается подремать на диване, а Кевин — расслабиться, наблюдая за игрой Джереми. Сигарета заканчивается на фильтре, и Эндрю прикуривает еще две. Он передает одну Нилу, на мгновение касаясь его пальцев — и это физическое заверение, в котором нуждаются оба. Нил улыбается, а Эндрю смотрит на него тяжелым и пустым взглядом.       Аарон, у которого все еще есть запасной комплект ключей от их комнаты, приходит на рассвете. Никому из них не удается заснуть по-настоящему, хотя к этому моменту Кевин уходит в спальню (Эндрю грубо вытряхивает его из мешка, переворачивая кресло уверенным пинком), и Нил с Эндрю перебираются в кресла, сдвинув их ближе, чем они обычно стоят. Ники не шевелится на диване и глубоко дышит — слишком глубоко для сна, скорее — для концентрации и успокоения.       Аарон заходит в гостиную, окинув их незнакомым безжизненным взглядом. Нил приподнимается со своего места и наблюдает, как тот скрывается в коридоре, а потом из кухни доносится звон посуды. Эндрю никак не реагирует на появление брата, а Ники слишком сосредоточен на дыхании (а может, он на самом деле дремлет), поэтому Нил опускается обратно. Аарон наверняка провел ночь с Кейтлин — и он не нуждается в их утешениях. Но он пришел в их комнату, чтобы разделить тяжелое молчание — и значит, он понимает, как это важно. И значит, это важно и для него: провести какое-то время с семьей (и блядским Нилом Джостеном), даже если они не скажут друг другу ни слова.       Примерно через полчаса он проходит в гостиную и, пихнув Ники в ноги, опускается на диван.       — Тебе что-нибудь нужно? — на всякий случай уточняет Нил. Он старается звучать деликатно, но Аарон, кажется, все равно слышит в его голосе ядовитую иронию.       — Отвали.       Нил пожимает плечами, потому что это звучит как ответ. Он сворачивается в своем кресле, опускаясь обратно под взгляд Эндрю, который смотрит на него через полуприкрытые веки, и немного сдвигает руку к краю, где их мешки соприкасаются. Эндрю тоже меняет положение кисти — и их ладони лежат рядом, практически касаясь друг друга ребрами. Нил может кожей чувствовать чужое тепло — и этого достаточно, чтобы знать, что они рядом. Эндрю медленно закрывает глаза, и Нил повторяет за ним.       Спустя какое-то время в дверь стучат. Аарон подрывается так, как будто его бьют под ребра (хотя резкий внезапный звук заставляет вздрогнуть всех), и идет открывать. Ваймак сообщает, что у них где-то час до того, как пора будет выезжать, и ворчит, чтобы они привели себя в порядок.       — Оденьтесь нормально, — бурчит он, и Нил почти уверен, что это камень в его огород. — Мы не на похороны собираемся.       Нил закатывает глаза и поднимается. Аарон уходит к себе, чтобы подготовиться (Нил замечает, что у него немного дрожат руки, когда закрывает за ним дверь). Сам Нил идет в кухню, намереваясь заняться завтраком. Он ставит чайник, кофейник, кастрюлю с молоком — и достает все, что может понадобиться в этом нехитром деле. Овсяная каша — его максимум, но у них есть мед и яблоки, и этого должно быть достаточно.       Он слышит, как в коридоре кто-то возится, а затем из ванной доносится шум воды, звучащий непривычно громко после их наполненной тишиной ночи. Он возится у плиты, следя за закипающим молоком, и медленно шинкует яблоко на мелкие кубики. В какой-то момент к нему присоединяется Ники, гремящий тарелками. Он натягивает на лицо беззаботное выражение, хотя его губы слишком напряжены, но Нил это никак не комментирует. Им всем нужно что-то рутинное.       Затем он меняется местами с Эндрю, отправляясь в душ, пока Эндрю занимается остатками завтрака, а Ники уходит к себе вслед за Аароном. Кевин выглядывает из спальни, и его глаза обведены красным, а по белкам расползается сеть полопавшихся сосудов.       Они собираются на кухне снова через полчаса. Ники к этому моменту вернулся — вместе с Аароном — и все парни одеты непривычно прилично, как на один из банкетов КРЭ. Они все разбавляют костюмы какими-то яркими деталями, следуя совету Ваймака: на Кевине бордовая рубашка с расстегнутым воротом, у Ники — яркий голубой цветастый галстук, Аарон — в белой рубашке с темно-зелеными вставками, и даже Эндрю надел серый пиджак вместо обычного черного, который непонятно откуда взялся в его гардеробе. Нил вяжет на шею свою спортивную бандану. Они все не то чтобы понимают, как должны выглядеть, чтобы не казалось, что они идут на похороны, — и их образы выглядят как нечто среднее между аутфитом в «Райские сумерки» и смокингами на какое-то торжество.       Когда они завтракают, Ники начинает болтать, заполняя пустоту, и его в кои-то веки никто не затыкает, потому что его бодрый и натянутый лепет ни о чем отвлекает всех от того, что должно вот-вот произойти. Ваймак возвращается точно к указанному сроку, объявив, что ждет их на парковке через пять минут — и молот бьет по наковальне.       Когда парни выходят в коридор, Нил обнаруживает, что все Лисы из оригинального состава стоят там, собранные и готовые к бою. Он удивленно рассматривает их, потому что даже не думал, что они станут что-то такое делать. Но вот они, как на подбор: на Элисон элегантное бежевое платье, Мэтт в синем костюме, Дэн и Рене в осторожных нейтральных платьях-футлярах светлых оттенков. Лисы, определенно, встали пораньше, чтобы подготовиться, и на их лицах написаны решимость и свирепость.       Эндрю оглядывает их тяжелым взглядом, и Нил думает, что им стоило предупредить их о своих намерениях — а ему стоило заранее сообразить, что они обязательно выкинут какую-то подобную глупость. Он сжимает зубы и смотрит на Дэн:       — Вам туда нельзя.       Брови Дэн сползаются к переносице.       — Эй, мы одна стая. Мы должны быть там, когда они будут пытаться порвать Лиса.       — Вам туда нельзя, — повторяет Нил, потому что неожиданно не может подобрать подходящих слов. Он чувствует взгляд Эндрю на своем лице, и он знает, что ни один из членов команды не должен присутствовать на слушании, потому что их не приглашали. Сегодня Эндрю окажется на свидетельском месте, и его будут пытать перекрестным допросом по поводу Дрейка, насилия, изнасилования и всех этих ужасных вещей, о которых никто из Лисов никогда не должен был узнать. Это принудительное раскрытие разрушит их и так шаткие отношения.       — Малыш, мы собрались, чтобы надрать зад этим говнюкам, — фыркает Элисон. — Я делала укладку полтора часа.       — Мне жаль. — Нил вздыхает и качает головой, а Элисон закатывает глаза.       — Аарон? — подает голос Рене. — Нам отвалить? Это твое слушание.       Аарон удивленно моргает и разглядывает Лисов. Скорее всего, он не ждал, что они соберутся, и не ждал, что его мнения спросят. Вероятно, он все еще считает их неспособными на такое взаимодействие, хотя после событий в Балтиморе он мог бы догадаться, что его команда на самом деле сплотилась. Возможно, он не считает себя частью этого. Возможно, он слишком поражен, чтобы что-то сказать.       Лисы ободряюще ему улыбаются, оставляя при себе все едкие высказывания и претензии по поводу затраченного на сборы времени, и каким-то образом объединяются вокруг него, незримо смыкая руки в неосязаемый круг, выстраивая границы, оберегая его злость и ярость. Вероятно, Аарон ненавидит их за это еще сильнее, потому что все, что ему обычно нужно, это чтобы его оставили в покое — и забиться куда-нибудь с Кейтлин, возможно, свернувшись у нее на коленях.       Но вот они здесь — и они ждут его окончательного решения, как будто он для них действительно важен. Аарон сглатывает и оборачивается на Эндрю, взгляд которого все такой же безразличный, но его челюсть плотно сжата, а на скулах играют желваки. И, может, Аарон редко понимает его выбор — или просто не принимает его, — но он знает своего близнеца чуть больше, чем ему, возможно, хотелось бы. И, неожиданно, он принимает сторону Нила, который ждет его ответа, напряженно сведя лопатки.       Вероятно, присутствие Лисов — это последнее, чего хочет Эндрю: чтобы другие люди знали это о нем, знали, что он оказался достаточно слаб, чтобы позволить этому произойти, знали, что с ним делал Дрейк. И Аарон тоже этого не хочет. Он не планирует делиться гнилыми подробностями прошлого своего близнеца, который никогда не давал на случившееся разрешения — и был достаточно силен, чтобы пережить это. Это — их личное дело, их борьба, их травма, которую они только начинают поднимать на сессиях с Бетси. У них впереди — долгий путь, если они хотят достичь какой-то цели. И если Аарон допустит присутствие Лисов в зале суда, он, вероятно, потеряет брата. Вопрос лишь в том, хочет ли он этого. Он ненавидит, что все это стало достоянием общественности; он бы унес в могилу все эти трагедии, если бы мог, — Нил видит это в его глазах, со взглядом которых на мгновение встречается. Сейчас они понимают друг друга, как ни странно. Два отражения одной боли.       — Нет, — твердо произносит Аарон и внимательно смотрит на каждого из Лисов по очереди. — Вам не нужно быть частью этого.       Рене мягко ему улыбается и понимающе кивает. Элисон разочарованно одергивает подол своего платья, заползающий ей на бедра, но ничего не говорит. Дэн некоторое время разглядывает Аарона, потом косится на Эндрю и на Нила.       — Хорошо, — кивает она. — Мы будем ждать здесь — и у нас будет столько алкоголя, что мы сможем наполнить бассейн в тренажерном зале.       Аарон немного неуверенно и устало улыбается, и, вероятно, это первая искренняя улыбка, адресованная Лисам. Элисон удивленно хлопает глазами, а Дэн растягивает губы так широко, что, кажется, обнажаются ее зубы мудрости.       — Идите и порвите их на кусочки, — напутствует она, и Аарон кивает. Затем он разворачивается и идет к лестнице, и его семья молча следует за ним. Плечи Ники немного трясутся, и он судорожно шепчет слова благодарности, обнимая на прощание Дэн, которая ласково гладит его по спине. Нил, следующий за Эндрю, оборачивается через плечо и поднимает вверх большой палец, встречаясь взглядом с Мэттом, который не проронил ни слова за все утро, напряженно замерев в дверном проеме комнаты, которую теперь делит с кузенами. Возможно, он способен понять их состояние лучше всех остальных.       Лисы могут интерпретировать его жест как угодно, но Нил старается вложить в него емкое «спасибо» за то, что они здесь собрались, — и за то, что так легко отпустили. Рене улыбается ему, и в ее глазах Нил замечает знакомую тьму и напряжение, которые плещутся в нем самом.       Ваймак ждет их на парковке, его машина стоит у самого входа. Рядом с ним с носков на пятки переминается Кейтлин. Аарон выдыхает при виде нее, и его плечи расслабляются. Он немного обмякает, когда Кейтлин приближается к нему и ласково проводит рукой по его волосам. Эндрю не смотрит в их сторону, сразу направляясь к Мазерати. Он сует ключи в руку Нила и решительно забирается на пассажирское сиденье, игнорируя пристальный взгляд Ваймака. Кевин вздыхает и садится на заднее место, а Аарон и Кейтлин пристраиваются в машине тренера, даже не пытаясь приблизиться к Мазерати. Ники мечется между ними, как будто от выбора машины зависит его жизнь, и Эндрю решает за него:       — Поехали.       Кажется, что никто не может найти правильных слов, чтобы что-то выразить, и молчание слишком непривычное и тяжелое, хоть и знакомое. Гнетущая атмосфера давит на легкие, когда Нил заводит автомобиль и выезжает с заднего дворика Башни, в зеркало заднего вида наблюдая за следующим за ними седаном Ваймака.       Дорога до здания центрального суда Колумбии пролетает в одно моргание. Нил на самом деле не замечает, когда оказывается пора парковаться перед массивным строением, каждый кирпич которого словно создан для того, чтобы давить массой и пригибать к земле. На самом деле, перед ним обычная административная постройка, но Нил думает, что предпочел бы вернуться в семейный дом в Балтиморе, чем войти в это здание.       Эндрю, весь путь до Колумбии проведший за разглядыванием пейзажа в окно, не шевелится. Нил оборачивается к Кевину, заглушив мотор, и встречает его тяжелый и хмурый взгляд. Кевин выглядит бледным и решительным, но его губы сжаты в тонкую линию. Им всем неприятно находиться здесь, хотя выражение лица Эндрю остается невозмутимым.       — Ты можешь оставить нас? — спрашивает Нил по-французски, и Кевин судорожно кивает. Он выбирается из машины немного поспешно, как будто боится, что если задержится хотя бы на секунду, его разорвут на ошметки. Эндрю не шевелится, когда хлопает задняя дверь, продолжая все так же безразлично разглядывать окружение за окном. Нил задумывается о том, не ищет ли он взглядом Кэсс. — Эндрю?       Он не отвечает блядскую вечность. Затем медленно поворачивается и пристально смотрит на Нила, в глазах которого может видеть свое бледное отражение.       — Нил.       — Тебе что-нибудь нужно?       Эндрю вздыхает, как будто его до чертиков достал этот глупый вопрос. Нил стискивает пальцы на руле, и костяшки на его ладонях немного бледнеют. Расплавленные ожоги на них резко контрастируют с матовой кожей. Время вокруг них застывает, но Нил с каждым ударом сердца ощущает приближение момента, когда им придется выйти из машины. Вероятно, Эндрю чувствует то же самое.       Он медленно закатывает рукава и снимает повязки, оголяя шрамы. Нил сразу отворачивается, чтобы не смотреть, потому что Эндрю это не нравится — и он, вероятно, и так чувствует себя слишком обнаженным, избавляясь от знакомой тяжести лезвий. Но это разумно. Ему не стоит входить в здание суда вооруженным — и они оба это понимают.       Эндрю протягивает повязки в его сторону.       — Не потеряй.       Нил осторожно поворачивается обратно и медленно принимает материю. Эндрю мог бы просто убрать их в бардачок или швырнуть на заднее сиденье, но он отдает повязки Нилу, поэтому тот спрашивает:       — Я могу их надеть? — потому что он понимает, что Эндрю будет спокойнее, если его ножи будут присутствовать в зале, пусть и на предплечьях Нила.       — Да.       Нил кивает и закатывает собственные рукава, задирая пиджак и закручивая манжеты рубашки. Свои повязки он носит только с футболками, потому что ему не надо хранить в них оружие, и сейчас его руки обнажены. Он медленно натягивает на них повязки Эндрю, пока тот следит, как круглые участки иногда гладкой, а иногда словно пенящейся кожи, изрезанной глубокими полосами, скрываются под черной материей. Ножны вшиты прямо в ткань, и Нил двигается аккуратно, ощущая тепло голого металла в тех местах, где рукояти выглядывают из своих кармашков. Он ощущает тепло Эндрю, и ему кажется, что его обволакивает силой и уверенностью.       Когда Нил опускает рукава, Эндрю выдыхает, и Нилу кажется, что он слышит в этом выдохе какое-то облегчение. Он поднимает взгляд на Эндрю.       — Ты справишься.       — Заткнись.       — Эндрю…       — Нет.       Нил послушно закрывает рот и поджимает губы. Эндрю смотрит на него, и Нил чувствует, как его взгляд расползается по его лицу, проникая в поры, ускоряя кровоток и оседая на сердце. По голосу Эндрю ощущается его напряжение, и он говорит сквозь сжатые зубы, когда его глаза замирают на губах Нила (его сердце пропускает удар и прыгает куда-то в глотку).       — Да или нет?       — Только если ты на самом деле этого хочешь, — шепчет Нил, немного наклоняясь вперед. Он дает Эндрю время определиться со своими чувствами и разобраться, не является ли его желание попыткой убежать от реальности и отвлечься. Он не против быть тем, с кем Эндрю может забыться, — но только если это его обдуманное решение.       Эндрю обхватывает его за подбородок и притягивает к себе, сближая их лица. Его губы — сухие, горячие и потрескавшиеся, и Нил скользит по ним языком в попытке немного смягчить и увлажнить. Они сталкиваются зубами, и язык Эндрю проникает в рот Нила. Поцелуй наполнен гневом и отчаянием — чувствами, которые никогда не отражаются на миньярдовском лице, но о которых Нил всегда знает. Чувствами, которыми он делится с ним через прикосновения, а не слова.       Эндрю отстраняется и на несколько секунд прижимается лбом ко лбу Нила, обхватив его затылок сильными пальцами. Нил чувствует, как мозоли от клюшки скользят по его шее, и выдыхает. Ему хочется сказать, что все будет в порядке, они будут в порядке, Эндрю будет в порядке, но тот запретил говорить ему это, поэтому он молчит. Затем Эндрю отталкивает его — ровно в тот момент, когда в окно с водительской стороны кто-то деликатно скребется. Нил оборачивается, готовый драться, но он чувствует, как рука на его шее расслабляется, а затем видит Би, которая осторожно отступает от машины, и на него наваливается облегчение. Би действительно здесь — и она пришла помочь Эндрю. Она сможет провести его через это. Она не даст ему сломаться перед Кэсс.       Нил убирает ключи от Мазерати в карман, когда они выбираются из машины, и Би ласково улыбается.       — Доброе утро, Эндрю, Нил.       Нил в ответ что-то бормочет, и Эндрю кивает, отводя взгляд. Он снова смотрит на здание суда, и Нил поворачивается к Би.       — Я присоединюсь к остальным, — говорит он. Би понимающе кивает и делает осторожный шаг к Эндрю, а Нил отступает и потирает запястья. Он думает, что им нужно время наедине, и Добсон наверняка сможет найти для Эндрю больше слов, чем удается ему. В конце концов, это ее работа. Нил несколько раз оборачивается, приближаясь к зданию — и каждый раз ловит взгляд Эндрю, направленный ему в спину, хотя голова того склонена в направлении Би, которая что-то ему говорит, и он изредка кивает. Нил смотрит на него в последний раз, прежде чем войти в двери, и выражение лица Эндрю такое же каменное и отстраненное, как и всегда.       Нил входит в коридор, тут же налетая на Ники, который, вероятно, хотел нетерпеливо выглянуть на улицу и проверить их местонахождение. Ники взвизгивает и отступает, и Нил смотрит на него с легким удивлением.       — Где все? — спрашивает он.       — Второй этаж. Эндрю?       — С Би.       Ники кивает и манит Нила пальцем. Они углубляются в здание, направляясь к лестничному пролету, и Нил ощущает страх, смешанный со злостью, застрявшей в глотке. Ему кажется, он идет на очередное шоу Кэти Фердинанд со всеми этими постановочными обвинениями, и ему становится тяжело дышать.       Они проходят мимо скучающих охранников, которые вяло проводят металлодетекторами вдоль его спины, и Нил ухмыляется от мысли о том, что никто не догадался просканировать его полностью — а им стоило это сделать, если обвинение собиралось устроить шоу из его имени. Впрочем, если бы они это сделали, это обернулось бы новой работой для Уотерхауса, так что в конце концов Нил рад, что никто не воспринимает его всерьез, а отношение к безопасности в здании суда — такое наплевательское. Линолеум скрипит под ногами, пока парни поднимаются в направлении зала, где должно пройти слушание, и их шаги отдаются гулким эхом в высоких стенах.       — Я чувствую себя неуютно, — бормочет Ники. Нил согласно мычит, и они приближаются к их небольшой группе.       Оказывается, среди прочих присутствует и Эбби, и они вместе с Ваймаком стоят с Кевином, пока Аарон шепчется в стороне рядом с Кейтлин. Та держит его лицо в ладонях, не давая отвести от себя взгляд, и ласково водит большими пальцами по его щекам. Нил наблюдает за ними какое-то время, и он на самом деле рад, что ледяное сердце Аарона кто-то может растопить. Он помнит, как тот отшатывался от Рэнди, когда она приезжала навестить Мэтта (именно тогда он задумался о том, что, возможно, они с Аароном похожи немного больше, чем ему казалось, хотя эта мысль ему не особо понравилась. Но тот шарахался от взрослой женщины так же, как делал сам Нил рядом с Ваймаком, когда мужчина поднимал голос или взмахивал руками, и ему потребовалось много времени, чтобы поверить, что тот не собирается причинять ему вред). Нил никогда не размышлял о том, что стояло за поведением Аарона и его запретом на сближение с девушками, но, вероятно, это имело смысл — и Кейтлин, дарящая ему покой ласковым голосом, вероятно, была настоящим утешением. И, как бы он ни злился на Аарона и сколько бы неприязни между ними ни было, он рад, что заставил этих двоих бороться друг за друга — и заставил близнецов пойти на сближение.       Ваймак подзывает их с Ники, и Нил сообщает, что Эндрю с Би, опережая очередной вопрос. Ваймак кивает, и в линии его челюсти прослеживается очевидное напряжение.       — Они здесь, — говорит он, слегка поведя головой в сторону, и Нил смотрит в дальний конец коридора, где кучкуются еще какие-то люди. В целом, на их пути встречались другие слушатели и ожидающие разбирательств, поэтому Нил не обратил внимания на толпу, отделенную от них несколькими охранниками. Но теперь он видит родителей Ники — и тот отводит глаза, пристыженно опуская голову, как будто он в чем-то, блядь, виноват. Ники отворачивается от Лютера и Марии, и его глаза влажно блестят, а Нил думает о том, чтобы достать нож и метнуть его, вспомнив все уроки, что когда-то давала ему Лола. Но он не уверен, что сможет повторить этот трюк без практики, которой у него не было около десяти лет, а Ваймак — держит его за плечо, потому что, оказывается, его ноги уже движутся в их направлении.       Нил видит Кэсс. Он понятия не имеет, как она выглядит, но он сразу узнает ее заплаканное лицо, выглядывающее из-за спины Лютера. И вот она — о — она одета как на похороны, укутанная сверху донизу в черное платье и черный платок. Ей не хватает только вуали, и от всего ее облика веет трауром. Нил ненавидит ее. Ричард ласково обнимает ее за плечи, и они о чем-то тихо переговариваются с прокурором и полицейским, стоящем в их узком кругу, изредка бросая косые взгляды в сторону Аарона. Того не сопровождают с конвоем, потому что он, вообще-то, освобожден под залог и является относительно свободным человеком, но Спирам, определенно, хотелось бы видеть его в наручниках. Нил криво и хищно усмехается, когда ловит на себе один из взглядов их компании. Лютер резко отворачивается, Ричард хмурится — и губы Нила болезненно и опасно растягиваются, когда прокурор заставляет всех отвернуться, а Ваймак загораживает ему обзор.       — Успокойся, — командует он, и Нил сжимает зубы, медленно выдыхая. Его бессильная ярость превращается в ядовитые испарения в его желудке. Это похоже на кислоту, разъедающую его изнутри, и Нил рад, что Эндрю с Би, которая целенаправленно сокращает любое время, которое они могут провести вместе с Кэсс, просто дыша одним воздухом.       Он отворачивается и смотрит на Кевина, взгляд которого горит той же свирепостью. Они могут сколько угодно притворяться, что не ладят между собой, в Норе или Башне, но, на самом деле, после всего, что связало Эндрю и Кевина, невозможно отстраниться и не желать объединиться против его обидчиков. Нил бьет Кевина кулаком в плечо, выражая понимание. Затем он поворачивается к Ваймаку и Эбби.       — Вы собираетесь присутствовать на слушании?       Ваймак смотрит на него долгим взглядом, а затем качает головой.       — Мы будем здесь на случай, если нас вызовут в качестве свидетелей, и чтобы завалить вас бухлом, как только все закончится. Но мы не войдем в зал.       Нил кивает. Возможно, Аарон уже попросил тренера держаться подальше, когда объяснял ему причину отсутствия всех Лисов, собранных и готовых освистывать обвинение с трибун. Это хорошо. Ему хочется, чтобы в блядском зале вообще никого не было — и этого зала не было, и не было ужасного прошлого. Но он не может этого изменить. Поэтому хотя бы такая минимизация присутствующих заставляет его испытать облегчение. Он поворачивается к Кевину и спрашивает:       — Ты останешься с ними? — Кевин удивленно моргает, и Нил переходит на французский: — Ему не понравится, если ты узнаешь слишком много.       Он не говорит ничего особенного, но смена языка заставляет Кевина задуматься. Он некоторое время разглядывает массивную дверь, через которую им всем предстоит в скором времени пройти, вероятно, представляя все, что он может там услышать. Он рос с Воронами — и он знает о грязи достаточно, чтобы понимать, как она ломает человека. Кевин сжимает кулаки и кивает.       — Я буду ждать здесь, — соглашается он. Это звучит как огромная уступка с его стороны, но Нил благодарно и коротко улыбается. Это меньшее, что он может сделать: оградить историю близнецов от всех настолько, насколько это возможно. Ему жаль, что он не имеет власти над Кэсс.       Он косится на Кейтлин, и его разрывает между желанием оставить ее за дверью и осознанием необходимости поддержки Аарона, хотя это не ему придется выкапывать из себя дерьмо, скрытое в порезах на запястьях. Но Кейтлин и сама все понимает, когда двери зала для слушания открываются — и их приглашают пройти внутрь. Она ласково целует Аарона в кончик носа и отходит к Эбби, мягко подталкивая своего парня в помещение. Нил не уверен, самостоятельное это решение или порыв Аарона защитить Эндрю, но он испытывает облегчение, когда они занимают свидетельские места лишь вдвоем с Ники, который выглядит так, как будто его сейчас стошнит, пока он наблюдает за Аароном, приближающимся к месту подсудимого, отделенного от них невысоким ограждением, — и за их спинами никого нет.       Нил думает о том, обсуждали ли это между собой близнецы, и почему ему самому позволено остаться. Он пришел, потому что Эндрю не запретил ему — и потому что в его «останься» было куда больше смысла, чем кто-либо мог услышать. Он размышляет о том, есть ли хоть малейшая вероятность того, что Аарон принимает необходимость его присутствия. Или Эндрю угрожал брату ножами? Нил скользит пальцами по предплечьям, успокаивая себя легким нажатием, через которое лезвия Эндрю прижимаются к его коже.       К счастью, слушание закрытое, и в зале нет никаких репортеров. Это не означает, что они не будут ждать Лисов после, но сейчас у них есть возможность сохранить подобие тайны. Подобие — потому что Нил смотрит на двенадцать присяжных, безразлично собирающихся на своей трибуне, и ему хочется залить их глаза и уши воском. Он очень надеется, что они уважают закон и никогда не станут трепаться о тайне разбирательства — ради их же блага.       Кэсс и Ричард занимают свидетельские места с другой стороны вместе с полицейским (Нил смутно узнает в нем Хиггинса, которого видел однажды в начале прошлого учебного года, когда тот заявился в общежитие, чтобы поговорить с Эндрю о его приемной семье), Лютер и Мария пристраиваются за ними. Ники вздрагивает и сжимает запястье Нила. Он изо всех сил старается не глядеть в сторону родителей, и Нил ощущает, как Ники сжимается на своем месте, словно пытается слиться со скамьей и исчезнуть. Уотерхаус сидит рядом с Аароном и тихо его инструктирует, излагая последние советы перед началом заседания.       Нил оглядывает высокие стены и широкие окна. Помещение залито светом — видимо, в глупой попытке скрыть тьму, которой здесь обычно предаются. Дверь позади хлопает еще раз. Нил резко оборачивается, чтобы увидеть, как в зал входит Эндрю. Би держится в нескольких шагах позади, не пересекая никаких границ, но ее взгляд пышет решительностью защитить. Она сразу же находит взглядом спины Кэсс и Ричарда и плотно сжимает губы. Эндрю тоже смотрит в их сторону, и его лицо не выражает ничего. Хиггинс возле них шевелится, как будто думает, что Спирам может понадобиться защита, — и это смешно, но Эндрю его полностью игнорирует, сосредоточенный на напряженной линии сжатых плеч Кэсс.       Нилу кажется, он рассыпается на осколки. Он встает, потому что чувствует потребность броситься между Эндрю и Спирами, закрыть его своим телом, оттеснить. Он остается на месте, потому что его ноги становятся ватными. В Ниле пульсирует беспомощность. Он просто стоит, наблюдая, как Эндрю замирает перед женщиной, которую хотел считать своей матерью, а она даже не поворачивается в его сторону, комкая на коленях свое блядское похоронное платье (господи, уже почти год прошел). Би осторожно склоняется к его плечу и что-то тихо говорит. Губы Эндрю шевелятся спустя несколько секунд, и он ей отвечает. Затем он переводит взгляд на Нила, замершего у скамьи в полудвижении, и смотрит в его глаза — до тех пор, пока секретарь не объявляет, что заседание вот-вот начнется.       Эндрю шевелится и медленно двигается до их скамьи, занимая место между Нилом и Ники, и Би садится за его спиной. Перед ними — Аарон и Уотерхаус, и Эндрю окружен стеной из людей, которые хотят его защитить. Довольно забавно, учитывая, что судят сегодня Аарона, но ведь все это происходит из-за того, что Аарон тоже защитил брата. Все это привело их сюда — в момент, когда Эндрю придется обнажиться перед множеством незнакомцев, когда ему придется рассказать о том, что происходило. И Эндрю находится в центре, готовый прикрыть любого из них, присматривающий за ними из самой удобной точки.       Нил немного двигается, чтобы закрыть своим телом Кэсс, на которую Эндрю старается не глядеть, но его взгляд скользит в ее сторону против воли, и Нил хочет послужить хотя бы таким щитом. Аарон коротко оборачивается, проверяя, что его близнец на месте, и Нил почти не замечает животного страха в его глазах, потому что все, о чем он может думать, это ЭндрюЭндрюЭндрю и «он не должен видеть Кэсс».       Спустя несколько мгновений объявляют, что идет судья, и все встают. Мужчина в нелепом парике занимает свое место за кафедрой и бьет молотком.       Шоу начинается. ✮⋆˙✮⋆˙✮⋆˙