The shackles of hate

      — Куда ты везёшь меня? — спросил Тэхён. Его голос был слегка нервным, но в то же время полным таинственного ожидания, будто он находится на грани открытия чего-то важного, но сам не знал чего именно.       Юнги лишь усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги, и с лёгкостью, как будто весь мир был под его контролем, произнёс:       — Увидишь.       Тэхён, не скрывая своего недовольства, отвернулся к боковому окну, погружаясь в созерцание окружающего мира. Проносящаяся мимо природа казалась далеким спокойным миром, в который омега едва ли успевал вникать. Он видел лишь мелькание зелёных просторов, редкие дома и утренний свет, что разливался по небу, плавно превращая утро в день. Но это всё для него слишком чуждо, слишком далёко от того, что он чувствовал в себе. Нельзя было забыть, что он был здесь, на дороге с этим человеком и что именно с этим человеком он оказался в этом странном путешествии, где неизвестность была гораздо волнительнее, чем любое оружие. Сейчас никакой ствол не придавал такого значения, чем чувства, заполняющие кимовое тело изнутри. Всё, что он видит за окном автомобиля, казалось чем-то нереальным, будто он попал в сказку после отвратительно долгого кошмара. A что, если и это окажется обычным страшным сном? Что, если всего этого не существует, а Тэхён просто спит? Что будет, если эта реальность разрушится и начнется новая, полна загадок? Ким наверняка сойдет с ума, он попросту не сможет это осознать и переварить в своей голове, которая и так забита всем, чем только можно по самое не хочу.       — Это можно расценивать, как похищение, — пробормотал Тэхён, недовольно поглаживая костяшкой своего пальца по стеклу, будто это действие могло разгладить все его мысли.       Юнги усмехнулся, его голос отголоском прошёлся по салону и в далекой тени этой усмешки звучала лёгкая ирония:       — Так, обычно, и начинаются какие-нибудь любовные истории.       — Шутка так себе, — фыркнул Тэхён, чувствуя, как его грудь сжимает невидимая тяжесть — боль от осознания, что он не может расслабиться, не может отпустить всё то, что произошло в его жизни. Его жизнь уже была шуткой. Кто-то выше играется с ним, как с куклой, начиная с самого детства. Еще в утробе матери с ним неудачно пошутили, в следствии чего оказался омегой. Брюнет понимал, что эта шутка скрывает больше, чем просто легкомысленную попытку рассмешить. За каждым словом скрывался большой страх — страх за будущее, за себя. А впереди была лишь невыразимая пустота, которая так и давила со всех возможных сторон. Ким чувствует некую свободу, но она же его и берет в плен, закрывает в золотой клетке, с которой невозможно выбраться.       Тема поцелуя не обсуждалась. И хотя они оба чувствовали, что в тот момент это было необходимо, особенно Тэхёну, который, казалось, терял контроль над собой, истерично ощущая, как его жизнь рушится — ни один из них не сказал ни слова. В конце концов, Тэхён был благодарен Юнги за то, что тот оказался рядом. Не отпустил. Помог, как смог. Утешил. По крайней мере попытался это сделать. Этот альфа, хоть и незнакомый ему, оказался тем, кто заставил его почувствовать, что ему не нужно быть одному, что он может на кого-то положиться. Но внутренние сомнения, словно ядовитые змеи, ползали в разуме брюнета, шипели на ухо, не отпускали. Он не мог себе позволить довериться, не мог безоговорочно поверить кому-то. И это было неизбежно.       Иногда, когда они ехали вдвоём, на каких бы дорогах они ни были, Тэхён начинал замечать, как пустота между ними заполняется молчанием. C одной стороны — слишком сложные разговоры сейчас были неуместными. Хотелось небольшой тишины, насколько это возможно. Но эта же тишина и убивала, терзая на куски, не оставляя после себя ничего — ни следов, ни своей жертвы. Как быть? Продолжать сидеть с закрытым ртом и тяжело вздыхать?       Это молчание было их собственным, личным пространством. И сейчас, Тэхён, как и всегда, был поглощён этим молчанием, тягучим и туманным, как ночь, приближающаяся неумолимо. Он снова и снова пытался представить, куда их везёт этот человек, находящийся слева от него, но тот не спешил раскрывать карты. Сколько бы он не упрашивал — ответ оставался за завесой.       — Расскажи что-нибудь о себе, — наконец произнёс Тэхён, его голос был тихим, почти заблудившимся в шуме дороги. Он понимал, что если они хотят хоть немного узнать друг друга, то это их шанс. Они ведь почти не знают друг друга, а значит — каждый момент, каждая фраза может быть ключом к такой желанной разгадке.       Юнги бросил быстрый взгляд на Кима, но не стал останавливаться. Он лишь вздохнул, показывая, что немного устал от бесконечных вопросов, но не смел заставить Тэхёна заткнуться. От части, он понимал его чувства, поэтому то и делал, что тяжело вздыхал, наполняя свое тело спокойствием и терпением. Ему сейчас это действительно нужно.       — Что именно хочешь обо мне знать?       Тэхён пожал плечами, его взгляд снова устремился в окно, где в утренних лучах тихо двигались деревья и трава, словно шептали что-то друг другу. С Юнги тоже не хотелось говорить — хотелось, чтобы шептали их души, вместо уст. Хотелось, чтобы это было настолько невесомо, чтобы казалось, будто они находятся на облаках.       — Не знаю, — ответил он, — к примеру, как ты добился того, что имеешь на данный момент.       Юнги не спешил с ответом, но в его глазах мелькнуло что-то, заставляющее Тэхёна понять, что вопрос задел за живое. Даже не просто задел – снова, мучительно медленно прошёлся острым кончиком ножа по не зажившей ране, которая время от времени кровоточила, выворачивая ее наружу. Этот человек мог быть не тем, кем казался. Он был намного сложнее. Как пазл, который невозможно собрать.Слишком много тени в нём, что так и манила к себе, поглощая в сию же минуту.       — Я добился всего, только благодаря наследству, — наконец сказал Юнги. И его слова, казалось, нависли в воздухе тяжёлым грузом. — Обучение в стенах дома, чтобы перенять бизнес отца. В основном он зарубежом, потому что здесь карьеру построить невозможно.       Тэхён задумался. Эти слова говорили о чём-то более серьёзном, чем просто «бизнес». Это была игра, в которой ставки были слишком высоки. И он всё больше и больше чувствовал, что он не просто стал свидетелем чужой жизни — он стал частью этой игры, не зная её правил.       — Разве возможно построить бизнес за пределами стены? — спросил Тэхён, удивлённо выгнув бровь, пытаясь понять, что стоит за этими словами.       — Можно, если правильно выбрать сферу и договориться с правительством, — ответил он, как бы сбрасывая с себя тяжесть откровений.       — И какой у тебя бизнес? — Тэхён не мог не задать этот вопрос. Он ожидал чего угодно, но ответ, который прозвучал, был слишком неожиданным.       Тэхён наблюдает за тем, как Юнги поджал губы и тяжело вздохнул, после чего образовалась складка между бровями.       — Производство и продажа оружия, — тихо и коротко произнёс Юнги. Так, будто это было чем-то обыденным, не заслуживающим обсуждения. А ведь если задуматься, в глазах альфы все так и было. Постоянно работая с оружием, оно потеряло для него особое значение. Теперь, ствол был чем-то ближе, чем собственные родители.       Тэхён почувствовал, как воздух вокруг становится гуще, тяжелей. Оружие. Сколько людей в их стране носили оружие? Это было в крови. В культуре. В их жизни. С детства учат держать кусок металла, убивающий мгновение, не понимая, что оно всё меняет. Что оно способно разрушить не только тела, но и души. Брюнет отвёл взгляд от Юнги, не зная, как реагировать на сказанные слова Мина. Ким, неожиданно начав разговор об огнестрельном оружии, решил также неожиданно его и закончить. Сил разговаривать об этом не было, от слова, совсем.       — Любил ли ты когда-нибудь? — тихо спросил Тэхён, повернувшись назад к окну. Его голос был мягким, но в нём была отчётливо слышна тревога. Не столько из-за вопроса, сколько из-за того, что он сам не был готов к ответу.       Юнги на мгновение замолчал, его взгляд стал где-то далеким, почти пустым. И в этот момент Тэхён понял, что он не единственный, кто носит в себе тени.       — Любил, — произнёс Юнги, поджимая губы. В его глазах был такой взгляд, что Тэхён понял – прошлое до сих пор живёт в альфе, не отпуская. Даже наоборот – с каждой попыткой забыть, все крепче забирает обратно в свои обьястия, нежно и тихо шепча на ухо, что не отпустит никогда. Не отпустит даже сейчас, во время поездки в этом автомобиле.       Тэхён не стал уточнять, что случилось с его любовью. Он не хотел вырывать из чужого сердца старые раны. Он сам не был готов взглянуть в своё прошлое, что буквально тяготило каждый его шаг вперед. Но любопытство присутствует.       Между тем, пейзаж за окном плавно менялся и Тэхён почувствовал, как его разум уходит всё дальше, в мир, где ещё можно было бы найти немного покоя и умиротворения. Этот мир, зелёный, полный мелких озёр и домов, был совершенно чуждым для его привычной жизни. Там, вдалеке, как призраки, мелькали маленькие домики, что казались такими уютными, такими теплыми, как забытые мечты. Он думал о своём доме в лесу, о том, как хотел бы посадить деревья, построить маленький вольер для кроликов, завести собаку. Это было бы его убежищем, его маленьким миром, в котором не стыдно забыться. В этом мире не было бы оружия, не было бы страха. Было бы только спокойствие и возможность быть собой, не боясь совершить очередную ошибку.        Интересно, какой мир там, за стеной?       Но его реальной жизни ничего подобного не было. В этой стране, за стенами, всё было иначе. Тэхён завидовал птицам. Они были свободными, могли улететь в любой уголок мира, куда им угодно, расправив крылья, покидая всех и все. Он же никогда не сможет быть таким. Он не сможет вырваться из этого места, не сможет выйти за пределы своей золотой клетки.       Веки постепенно становились тяжёлыми и, несмотря на свои усилия не закрыть глаза, он почувствовал, как отступает вся реальность. Тэхён не заметил, как его голова наклонилась, упираясь в мягкую ткань сиденья. Шум колес, шелестящий по живой земле, убаюкивал его и в этих звуках он почувствовал какую-то странную гармонию, будто на мгновение мир вокруг него замедлил свой ход.       Тэхён погружался в сон, не ведая, что будет дальше.

***

      Чонгук, как настоящий могущественный зверь наяву, стремился скрыться за укрытием и вскоре напасть на свою очередную жертву, растворившись в строгих, угрюмых стенах своей реальности. Ночь проведённая в клубе, была лишь бурей, которая вскоре утихла, уступив место жестокой дисциплине нового дня. Его тело, ещё сохранившее остатки тепла от страстных объятий с омегой, поглощало звуки раннего утра, как механический зверь, уже готовый к борьбе. Он не вернулся домой, не заглянул в зеркало — вместо этого, как будто решив оторваться от людских слабостей, поехал в место, где не было места для эмоций, для пустых слов, для слабости. В его джипе, как в хищном аппарате, гулко и размеренно урчал двигатель и дорога уносила его туда, где его суть могла быть выражена в действиях, а не в чувствах.       На военной базе, среди железных конструкций и жесткой симметрии, Чонгук чувствовал себя на своём месте. Здесь, в спортивном зале, пахнущем отголосками старания, труда и дисциплины, он был центром мира. Без верхней одежды, в свободных спортивных брюках, он был похож на древнегреческую статую — нечто между человеком и богом. Каждое его движение проникнуто былью силы и напряжения. Его торс, гладкий и рельефный, поблёскивал, словно полотно, на котором отражались напряжённые мышцы, переходящие в твёрдую грудную клетку, на которой поблескивали металлические жетоны. Пот, скатывающийся по его коже, будто капли дождя на жаре, лишь подчеркивал его физическую мощь, способность противостоять любому вызову.       Тренажёрный зал был поглощён мягким светом, проникающим сквозь оконные решётки и глухие звуки тяжёлых шагов. Чонгук, поглощённый процессом, с каждой секундой усиливал нагрузку на свои мускулы, словно искал способ превозмочь не только себя, но и всё, что могло встать на пути у его цели. Поднимая гантели, каждое его движение было отражением его мыслей — чётких, точних и полнозвучных. Мускулы его рук, плеч и спины играли под кожей, натянутой как струна, а капли пота, стекающие по его торсу, казались ещё одной необходимой жертвой на алтаре силы и решимости.       Он поднимал гантели, сам не замечая их тяжести, будто они были частью его самой природы. Изогнутые мышцы его спины натягивались словно проволока, а кожа на ней являла свету скорпиона на всю область, под движением будто оживая. Каждый его шаг был продиктован не столько физической силой. Он не останавливался. В его взгляде была сосредоточенность, не поддающаяся никаким отвлечениям. Брови его были сведены в непреклонной гримасе — мир был не в силах заставить его отвлечься от своей цели.       Тем временем, его мысли вращались в других измерениях. Он не видел и не ощущал усталости, всё его существо было поглощено задачей, которая требовала не просто силы, но и разумной настойчивости. Он думал о Джебоме, о его манёврах, о его скрытности, которая затмевала всё вокруг. Чонгук знал, что этот человек — не просто враг, но загадка, которой не так-то легко найти решение. Он думал о том, как Джебом ускользает, как он тонко распутывает все их усилия и о том, как много они вложили в подготовку этого момента.       Кажется, что в этой тишине, где звуки гантелей и тяжелого дыхания становились частью самого пространства, замерло время. Вскоре должен был подойти Намджун — он владел информацией, знал что происходит, к чему стоит готовиться.       Вечерняя операция, всё было предрешено и Чонгук, несмотря на всю свою физическую мощь, знал, что их действия будет решать он. Он сам людям судьба. В его голове мелькали картинки предстоящего, яркие и чёткие, как слайды на проекторе. Брови сдвигались и в его глазах был не только огонь решимости, но и холодная, железная уверенность.       Взгляд Чонгука был сосредоточен, а его дыхание звучало в такт тяжёлым гантелям, которые он поднимал, как бы с каждым разом заставляя своё тело работать всё больше и больше. Его грудные мышцы рвались, напоминая чугунные перекладины, готовые выдержать любую нагрузку и, казалось, что он поглощал этот мир своей силой, не оставляя в нём места ни для сомнений, ни для слабостей.       Зал наполнился резким звуком открывающейся двери. Внутренний мир генерала не шелохнулся, но его взгляд, несмотря на потоотделение и тяжёлую физическую работу, мгновенно переключился. Перед ним стоял Намджун. Его стойкая осанка, глаза, полные уважения, несли в себе весточку строгой дисциплины. Он поднял руку в знак почтения и отдал Чонгуку военный жест.       — Генерал Чонгук, — начал Намджун, его голос был спокойным и ровным, но в нем звучала скрытая тяжесть. — У нас есть новости о Джебоме.       Чонгук продолжал удерживать гантели, но теперь его внимание было полностью приковано к словам Намджуна.       — Слушаю, — его голос был коротким, словно отголоски горного потока, который неспешно, но с неизбежной силой несётся вперёд.       С серьезным взглядом, Намджун сделал шаг в сторону Чонгука, одновременно протягивая планшет вперёд с открытой картой.       — Мы отслеживаем его следы, и есть вероятность, что Джебом скрывается в одном из этих зданий. Наши снайперы сейчас на точках, следят за округой, — отчеканил на одном дыхании Ким.       Чонгук кивнул, его лицо, несмотря на усталость, оставалось непроницаемым. Он вытер пот с лица белым полотенцем, ощущая, как мышцы его тела продолжают пульсировать от напряжения. Ткань полотенца касалась его кожи, как холодный ветер, на фоне его пылающего внутреннего огня.       — Понял, — он натянул футболку на мокрое тело, его движение было плавным и уверенным. — Мы не можем дать ему ускользнуть. От этого зависит наша власть над страной.       Намджун, по-видимому, заметил этот огонь в глазах Генерала, который не мог успокоиться даже после тяжёлой тренировки. Он сам был поглощён задачей и его ум всё ещё оставался в состоянии боевой готовности, не допустив ни малейшего ослабления.       — Мы подготовили команду под твоим руководством, — продолжил Намджун, направляясь к двери. Он слегка приподнял руку, пропуская Чонгука следовать вперед на выход.       Несмотря на усталость в мышцах, его шаги были уверенными, будто каждое движение было частью большой и безбашенной энергии. По пути в кабинет его грудь слегка вздымалась, дыхание ещё не пришло в норму, но он уже думал о предстоящем. Операция. Джебом. Смерть.       — Ты уверен, что у нас достаточно времени? — Чон, слегка наклонив голову, задал вопрос, словно проверяя на прочность не только информацию, но и свою собственную уверенность. Его взгляд был хищным, стальным, острым, как клинок, готовый вонзиться в цель с точностью, которую невозможно было оспорить. — Он не оставит следов, ты же знаешь, это не его стиль.       Его голос был низким, переходящиим почти в шёпот, но в нём звучала угроза, предупреждая, что он был готов сорваться в любую секунду. Он никогда не был склонен к необоснованным рискам и теперь, в этой игре на выживание, его интуиция не давала покоя.       Намджун встретил его взгляд, крепко сжимающим планшет, словно готовый защищать её как ценную реликвию. Он выпрямился, его осанка была всё такой же железной, уверенной, но в его словах чувствовалась та лёгкая тяжесть, с которой человек, обладающий информацией, ведёт разговор.       — Мы подготовили несколько манёвров, чтобы застать его врасплох. Всё будет решаться в момент. Я знаю, ты не дашь нам промахнуться, — сказал он и в его голосе сквозила уверенность, но эта же уверенность была обнажена под грузом напряжения, скрытым за каждым словом. Он понимал, насколько эта операция была сложной, и сколько рисков на ней висело.       Чонгук молча кивнул. Он был не из тех, кто долго раздумывал о словах. Он отработал каждое движение, каждую деталь в своей голове и теперь ему было важно только одно — не допустить ошибок.       Они шагнули в кабинет. Просторное помещение сразу отрезвило, окутав их холодом. Стены, затянутые графиками, картами и чертежами, создавали иллюзию простора, но в их требовательной и беспристрастной геометрии чувствовалась неумолимая логика, которая придавала всему происходящему жёсткую форму. Тут не было места для случайностей, здесь царила только холодная строгость плана и предельная точность расчётов.       Как только дверь закрылась, воздух будто сжался, становясь плотным и тяжёлым от концентрации. Чонгук остановился у стола, оглядывая карту, его взгляд двигался по линиям и отметкам, которые в этот момент приобретали для него новую реальность. Каждая деталь становилась важной, каждое движение — решающим. Вся операция — как хрупкая конструкция, стоящая на тонкой грани.       — Всё будет по плану, — сказал Чонгук с полной уверенностью, хотя в его голосе всё же ощущалась небольшая напряжённость. Он не мог позволить себе потерять концентрацию. Он обвёл взглядом карту, как художник, оценивающий очередной штрих на своём полотне. Всё было чётко — каждый шаг, каждая позиция, каждый контакт — всё до последней детали было рассчитано.       Намджун, оставив карту перед Чонгуком, начал разворачивать другие документы, его пальцы с лёгкостью скользили по листам, словно он был частью этой механической структуры. Он не отворачивался, зная, что теперь всё зависит от них. От Чонгука, от его команды, от их способности действовать точно и безошибочно.       Генерал, прищурив глаза, прислонился к столу, его ум уже работал на полном ходу. Он видел перед собой карту, но в его голове были не только линии и координаты — перед его глазами предстояла сама операция, как поток воды, который будет мчаться с яростной силой, но лишь в том случае, если все элементы будут идеально слажены. Он видел Джебома, который теперь был как тень, исчезающая за каждым поворотом, скрывающаяся в густом тумане своей собственной хитрости.       Совсем скоро операция начнётся. И хотя внешне Чонгук не подавал вида, его тело уже готовилось к этому моменту, как механизм, который вот-вот запустится. Мышцы его спины были напряжены и даже лёгкое дыхание было сдержано, как натянутая пружина. Он был готов стать не просто оружием, но и механикой этой операции, расчётанной до мельчайших деталей. В этом не было места для слабости, только для точности, как в шахматах, где каждый ход предсказуем, а победа зависит от способности предугадать действия врага.       — Он не уйдёт, — произнёс Чонгук, его голос был твёрд и решителен, как гвоздь, забиваемый в самую глубину дерева. — Мы не дадим ему ускользнуть.       В этот момент в его глазах было всё — и уверенность, и ледяная хладнокровность, и готовность разорвать любую преграду на своём пути. Операция, как и сама их борьба с Джебомом, стала для него чем-то больше, чем просто миссией. Это было сражение, где ставкой была не только жизнь, но и честь, страна. Погоня за Джебомом стала полноценной частью его жизни.

***

      — Тэхён!.. Тэхён, просыпайся, быстро! — громкий настойчивый голос сорвал омегу с остаточными нитями сна. Ким помедлил, потирая глаза, словно пытался отогнать туман после ночного кошмара. Сонные веки тяжело поднялись, словно отказывались видеть тот мир снова, а взгляд, затуманенный остатками сна, задержался на мужчине.       Он едва успел понять, что снова в дороге.       — Без всяких вопросов надевай браслет и склони голову вниз, — голос Юнги звучал как приговор, твёрдый и уверенный, словно не было ни места, ни времени для сомнений.       Тэхён, ещё не до конца проснувшийся, с удивлением заметил, что скорость машины понизилась и его глаза невольно скользнули к вытянутой руке, держащей металлический браслет. После воспоминания с рестораном, где омеги носили браслеты на шее, показывая этим, что кому-то принадлежат, у Тэхёна появилась неприязнь ко всем предметам, которые хоть как-то могли обездвижить действия человека. Его пальцы инстинктивно сжались, но ум ещё не смог уловить всей тяжести происходящего. Он растерянно потёр затёкшую шею и, не в силах собраться, повернул голову в сторону, куда указывал Юнги.       В этот момент сердце омеги сжалось, вдруг осознав, что ситуация гораздо опаснее, чем он мог предположить. В глазах мелькнула вспышка паники.       — Юнги, это… — его голос сорвался на полуслове, пока в груди не вспыхнуло тревожное чувство.       — Блять, без вопросов я сказал! — взрыв ярости и отчаяния в голосе альфы расколол тишину машины. Юнги, не теряя времени, швырнул браслет на колени Кима, одновременно доставая из бардачка какие-то документы, где-то далеко надеясь на то, что Ким самостоятельно среагирует и наденет браслет без его помощи — Какого чёрта у них сместилось местоположение проверки? — рыкнул он, бормоча сквозь зубы.       Минуты, кажется, сжались до крошечного размера, превращаясь в секунды. Тэхён застыл в оцепенении, а вместе с ним и кровь в его жилах. Страх заполнил его грудь и он не мог понять, почему его тело отказывается двигаться, игнорируя сигналы нервной системы. В глазах всё расплывалось, не оставляя пространства для логики. Ведь они ехали прямиком в объятия военного патруля.       — Да твою мать! — выдохнул Юнги, забирая браслет с колен и, словно действуя по наитию, нацепил его на запястье брюнета. Сердце альфы находилось на грани взрыва и его руки дрожали от волнения, как никогда прежде.       — Ты что делаешь?! Я не хочу! — Тэхён почувствовал, как его грудь сдавливает тиск напряжения.       Ким ощутил, как его тело замерло. Его руки дрожали, а глаза, полные ужасной неуверенности, не могли оторваться от жестокого металлического кольца.       До военного грузовика оставалось буквально несколько метров. Юнги довольно резко схватил за скулы Тэхена, заставляя смотреть в свои глаза.       — Сейчас не время брыкаться. Сиди тихо, склони голову и смотри на свои колени. Не смей издать хоть звук, это не игры. Иначе все пойдёт по пизде, — прошипел прямо в губы, не сводя взгляда.       Как и велел Юнги, его голова наклонилась вниз и теперь его взгляд сосредоточился на собственных пальцах, нервно перебирающих края футболки. Тихий сигнал браслета, подтвердивший его активацию, вызвал у брюнета неприятное чувство, будто вся ситуация неминуемо вела к катастрофе, не в пользу самого Кима.       Машина остановилась. Мин, с едва сдерживаемым раздражением, опёрся локтем на дверь и открыл окно. Сейчас каждое движение и фраза имели огромное значение, поэтому прежде чем говорить или что-то делать, все нужно было тщательно обдумать, чтобы не вызвать ненужных подозрений в свою сторону.       — С кем имею честь разговаривать. — произнес Мин с ледяным голосом. Сейчас на его лице отсутствовали эмоции, соответственно считать их было попросту невозможно, даже, если хорошо попытаться. Это стало бы бесполезным шансом найти что-то подозрительное в этом человеке.       В этот момент казалось, что всё вокруг замерло. Офицер, молодой альфа, с мимолётным страхом и нервозностью в глазах стоял рядом с машиной.       — Офицер пограничной территории Северной Кореи Чан Ки Ён, — отдал честь, но в голосе юного солдата звучала ощутимая тревога. — Ваши пропуска и проверка документов вдоль пограничного перемещения.       Чан нервно оглядел Тэхёна, который, как и приказал Юнги, не поднимал головы. Его сердце едва не выпрыгивало из груди, но он оставался неподвижным, как в глубоком гипнозе. Прямо сейчас ему хотелось слиться с креслом или стать невидимым, потому что этот тяжелый и оценивающий взгляд офицера чувствовался до жути проницательно.       — На, смотри бумажки, — сказал Мин и офицер, потрясённый этим действием, чуть вздрогнул от неожиданности.       Тэхён инстинктивно сжал кулаки. Его ум всё ещё не успевал обрабатывать происходящее и вопросы крутились в голове: откуда у Юнги его паспорт? И что сейчас вообще происходит?       Офицер, пытаясь вернуть себя в рамки строгой дисциплины, вскользь бросил взгляд на омегу, но тот не подавал признаков движения. Это, казалось, успокаивало его, но напряжение все равно растекалось по хрупкому телу.       — С какой целью едете в пограничный посёлок? — его голос был тревожным, но он пытался сохранять строгую осанку. С его работой это недопустимо. Сомнения или боязнь в этой профессии должны отсутствовать, несмотря на то, что ты всё еще остаешься человеком.       — Послушай меня, малец, я еду в загородный дом, чтобы провести самые горячие ночей с моим великолепным омегой, — Юнги ответил с холодной невозмутимостью, будто его слова не значили ничего важного, а всё, что он произнёс ранее — самая обычная обыденность. — А ты тормозишь своими проверками.       Неожиданно Тэхён почувствовал, как от этих слов в его животе сжался ледяный ком. Он понимал, что альфа шутит, но несмотря на это, каждое слово отзывалось в его душе холодом. Пальцы кима нервно перебирали ткань футболки, а ощущение чьего-то взгляда, вонзающегося в его затылок, нарастало с каждым мгновением.       Внезапно, Юнги, как тигр, выпустивший когти, пронзительно посмотрел в глаза офицеру, наклоняясь вперёд. Настолько близко, что его горячее дыхание коснулось носа солдата.       — И не смотри так на моего омегу, иначе глаза выколю, — слова вырвались как предупреждение, но в них чувствовалась невероятная угроза, несущая за собой ряд опасностей. Усмешка на лице альфы была фальшивой и холодной, как лёд, а его жесты слишком уверенные, чтобы не воспринимать их всерьёз.       Чан, явно смущённый словами Мина, закашлялся, но не успел оправиться от сказанного. Юнги не отрывал взгляда, словно проверял его на прочность.       — Господин Мин, прошу открыть багажник, — произнес офицер. Его голос не слишком резонировал, но в нем звучала подлинная строгость, будто он не сомневался в собственной власти над ситуацией, но частое сглатывание слюны и облизывание губ говорили сами за себя.       Тэхён почувствовал, как его сердце сжалось в металлический кулак. Нервное напряжение мгновенно распространилось по его телу, точно по команде застывая в каждой клеточке. Сложилось такое впечатление, что его нервы уже на пределе. Возможно, это было самой настоящей реальностью, а не обычным впечатлением, что скрывало за собой не самую приятную правду. Ким сжал пальцы, ощущая, как по коже прокатываются холодные волны, напоминая ему о той безысходности, что может стереть их всех за секунды. Шея уже знатно затекла в таком неудобной положении, дыхание сбивалось, руки беспрерывно потели, а из-за открытого окна, в машине становилось холодно, из-за чего пот с рук Кима неприятно прилипал к коже, что заставляло его чувствовать себя ещё больше неуверенно.       Однако, Юнги вел себя так, будто столкнулся не с пограничным патрулем, а с чем-то малозначущим, настолько уверенно и спокойно он открыл дверь машины и вышел наружу. Офицер следил за каждым его движением, глазами пытаясь поймать малейшую деталь, но все его старания, похоже, были тщетными. Брюнет заметил, как тот пытался сосредоточиться, подбирая бумаги, отчаянно пытаясь вернуть себе собранность, но из его глаз всё равно проступала нотка растерянности.       И вот, в тот момент, когда офицер пытался восстановить свой внешний контроль, Тэхён все ещё не мог понять, почему всё это случается прямо здесь и сейчас, в этом пустынном поле. Почему этот патруль оказался здесь, в самом сердце нигде? И, самое главное, зачем им пропуски? Неужели Юнги планирует что-то ужасное? Ким ведь даже не знает, зачем и куда они едут. Не знает, где они находятся и какая цель этой поездки в никуда. В такой обстановке, думать о хорошем, казалось чем-то нереальным и даже невозможным, ибо все мысли сворачивали в одно русло — к добру это не приведет. В таком случае остается только надеяться на рассудительность своего спутника и на то, что он не окажется очередным психом с своими замашками. Полагаться здесь не на кого, только, если на самого себя, ведь именно в руках Кима сейчас находится его жизнь.       Отрываясь от собственных мыслей, Тэхён испытал, как напряжение растет внутри, сжимая его грудную клетку. Он не мог отделаться от мысли, что что-то здесь явно не так. Офицер медленно, будто прикидывая каждое движение, открыл багажник. Брюнет мельком увидел его руки, что перебирали сумки — три чемодана и огромный пакет из супермаркета. Казалось бы, совершенно ничем не примечательные вещи, но реакция офицера была совсем иной. Он нахмурился и чуть заметно выдохнул, словно обрел разгадку. Мин же, не произнеся ни слова, резко развернулся на сиденье и захлопнул багажник.       — Господин Мин, — произнес офицер с незначительным напряжением в голосе, его слова казались почти механическими, — прошу прощения за задержание. Все в порядке, можете проезжать.       Тэхён заметил, как офицер отдал честь и что в его жестах проскочила некоторая робость, отчаяние. Всё это выглядело так, будто он был вынужден отпустить ситуацию, понимая, что не нашел ничего подозрительного. Но взгляд Юнги остался непроницаемым, когда он, скрытно выдыхая, медленно начал движение, скользя по пустому пространству дороги, будто никто из них не испытывал нервозности.       Тэхён не мог не ощутить облегчения, но его мысли не оставляли его в покое.       — Не поднимай голову, — мягко приказал Юнги, его голос был обострен и напряжен, почти хриплый, будто готовящийся к новому удару тревоги.       Сердце Тэхёна забилось еще быстрее, но он не осмелился и слова произнести. Он знал, что сейчас каждое движение может стать решающим. Когда до их машины, наконец, дошел звук удаляющихся военных машин, Юнги позволил Тэхёну поднять голову.       И как только взгляд омеги встретился с глазами альфы, Тэхён буквально прожигал его молчаливым, наполненным вопросами взглядом.       — Что? — не выдержал Юнги. Его лицо сжалось от раздражения и в его голосе промелькнула суровая, едва сдерживаемая усталость. Испытать такой спектр эмоций не было для него в новинку, но все же, каждый такой случай оставлял после себя заметные следы в виде стресса и горстки успокоительных таблеток на прикроватной тумбочке.       — Что за приколы с паспортами? — невольно вырвалось у Тэхёна. Его интонация звучала как утомленная тревога. И если для Юнги испытывать такой стресс было рутиной, то Тэхён не был к этому никак готов. Ни морально, ни физически. Сложилось такое чувство, будто у Кима появились несколько седых прядей волос, что создавали заметный контраст на его голове. Но похоже, побелели не только волосы — лицо Кима тоже было белоснежным, почти прозрачным. Он выглядел заболевшим.       — Ты серьезно думал, что мы поедем по дороге, ведущая к пограничной стене и останемся незамеченными? — Юнги выпрямил спину, поднимая бровь с едва скрытым удивлением, словно его собеседник на самом деле не понимал, что и так очевидно. Возможно, где-то далеко Ким знал ответ, но из-за чувств, что бушуют в нем, сил для раздумий и спокойствия не осталось, от слова, совсем. Кажется, что прошло всего-лишь каких-то жалких пол часа, но создавалось такое впечатление, будто это безобразие длилось вечность. Целую вечность. Удивительно. Как мало нужно для того, чтобы ощутить себя в другом пространстве и потерять чувство времени.       Тэхён ощутил в себе замешательстве, которое почти перекрыло всю разумную ясность. Он не мог найти логичного ответа на тот вопрос, что давно ворочался в его голове. Все произошедшее ранее слишком сильно затуманило его и без того забитый разум. Наверное, его голова скоро попросту не выдержит и взорвется от такого потока мыслей и не знания ответов на вопросы, кажущиеся такими глупыми для такого умного человека. Вся информация внутри него, медленно, но уверенно разрушает все то, что Ким пытался построить.       — Откуда ты знал, что я соглашусь поехать с тобой и создал мой паспорт? — взгляд Тэхёна был настойчив, он не мог перестать думать о том, что это было заранее спланировано. Словно его жизнь — не случайность, а чья-то бесконечно подробная схема, настолько четко продуманная до самых мелочей так, чтобы тот смог ощутить всю кошмарность этого мира.       — Я не знал, — Юнги пожимает плечами, но в его глазах все же мелькает молчаливая ирония. Его взгляд случайно перехватывает взгляд омеги. И с неописуемым спокойствием, словно все случившееся — не более чем повседневность, он вытаскивает сигареты из кармана и закуривает. Для молодёжи табачные свёртки были поводом для крутости и признания, в то время, как для Юнги, эти незамысловатые свёртки помогали не сойти с ума и притормозить деятельность своей нервной системы, поставив её «на беззвучный».       — А если ты знал, что будут пограничники, то какого черта сразу не нацепил на меня браслет? — Тэхён не мог не понять, почему ему не сказали и не объяснили все сразу. Он явно расстроился. Стоило всего-лишь предупредить и объяснить абсурдность всей ситуации. Но с другой стороны, смог бы Тэхён сыграть этот спектакль настолько умело, зная все наперед? Иногда, импровизация — лучшее решение, в моменты спасающая ситуацию и даже жизнь.       Юнги замялся. Тэхён ощутил, как этот момент затянулся, будто между ними возникла невидимая пропасть, заглядывая в которую, была видна лишь пустота и темнота, что поглощала свет, не давая ему никакой возможности осветить хоть какой-нибудь уголок. От этой пропасти веяло чем-то особенным. Всматриваясь в нее, ты не видел ничего, но в тоже время так много. Ведь эта пропасть не была зеркалом и не могла отобразить отражение чего-то — она была порталом в нечто большее. И это большее сейчас находилось прямо между ними.       — Я… — альфа замолчал на мгновение, поджав губы, словно размышляя о том, как лучше скрыть свою ошибку. Но… может это была вовсе не ошибка?..       — Ты?…— Тэхён глядел на него с укором.       — Забыл, — выдохнул Юнги. Его голос был почти рассеянным. Забыл. Это было странно, нелепо и необычно успокаивающе одновременно. Это казалось таким человеческим.       Тэхён хотел возразить, но слова просто не приходили в голову. Это не была просто забывчивость, это была словно случайность, разорвавшая его логичный мир. Киму хотелось разложить все мысли по полочкам, медленно складывая с них пазл. Но, похоже, в этой ситуации, логика и какая-либо последовательность не существовали вообще. А разве это было нужно?       — Как оказался патруль посреди поля? И что там дальше? — его мысли зазвучали туманно и рассеянно, но он не мог остановиться. Страх не отпускал его, окутывая своим присутствием со всех сторон. Он душил его, заставляя молить о каждом вздохе, чтобы остаться в живых. Прямо сейчас, брюнет находился на коленях у него, покорно склонив голову. Он не знал, чего ожидать, а новая реальность перед ним, все больше сбивала его с толку, водя по своих лабиринтах, выбраться с которых невозможно. Ты начал этот путь, но никогда его не закончишь. Каждый поворот или новый шаг вели тебя ближе к бесконечности, что с каждым разом убегала с под твоих ног все дальше. Ты шёл за ней, как за бабочкой, не замечая того, что творится вокруг тебя и где ты находишься. А когда опомнился — понимаешь, что находишься в цепях. Холодные кирпичные стены, вокруг которых царилась неизведанность и черный мрак, окружали тебя повсюду, не давая возможности дойти к своей цели. Это игра, в которой нет победителя.       — Военная база, — пожал плечами Юнги, заметив краем глаза удивление Тэхёна, — и дорогие постройки для политиков, на случай вторжения извне.       На случай. Это прозвучало так, будто все так и планируется. Будто вторжение произойдет и не оставит после себя ничего. Только мертвые души будут наблюдать над этим сверху, не имея никакой возможности помочь или остановить. Как говорится — случайности не случайны. Значит кто-то знает больше. Значит кто-то уже готовится к будущему, что совсем скоро может их настигнуть. И что же делать в такие моменты? Ничего. Можно ждать своей смерти, а можно насладиться кусочком своей жизни, ведь рано или поздно, она все равно оборвется. В самый неожиданный момент.       Тебя сначала медленно развернут, дадут посмотреть в глаза своему убийце, а затем, медленно и мучительно вонзят нож в самое сердце. Дадут прочувствовать всю боль этого момента. Но самое забавное это то, что болеть будет далеко но кровоточащая рана с куском металла в ней — будет болеть душа, что не успела все окончательно осознать и смириться со своим концом. Она покинет тело, но на протяжении еще несколько лет, будет приходить на свою могилу и оплакивать саму себя.       — Ахуеть, — это слово вырвалось у Тэхёна и он снова потянулся к своему рюкзаку, пытаясь найти некую стабильность в этом бурном море сомнений. Именно такие незамысловатые действия, как копошение в рюкзаке, хоть как-то могли отвлечь его от сего мира.       Небо за окном стало ясным и с каждым проехавшим километром, солнце поднималось выше, озаряя землю и даря ей яркое, жизнеутверждающее лицо. Находясь полностью на свободе, даже не получается представить, что творится там, в городе. Когда ты чувствуешь ветер и слышишь пение птиц, когда можешь подойти к речке и насладиться прозрачностью ее воды, услышать ее шепот. Тогда мир кажется ярче и зеленее. Именно в такие моменты время останавливается, а поток мыслей заглушается. Разве здесь может происходить весь этот ужас? Просто не верится своим глазам, насколько прекрасной может быть натура, а самое главное — здесь ты чувствуешь себя полностью свободным, почти что обнаженным.       — Долго нам еще ехать? — Тэхён устало откинулся на сиденье, закрыл глаза и потер пальцами уставшие веки, кажущиеся до жути тяжелыми. Они были словно тяжелая ноша, которая с каждым разом ставала все тяжелее. От долгих часов стресса, его тело казалось утомленным и безжизненным, как загнанная лошадь. Страх будто бы оставил свой след — ему не удавалось избавиться от ощущения, что скоро он просто рухнет от усталости. Его тело было вялым, а речь не подразумевала за собой связного диалога — язык заплетается, не давая возможности выговориться.       Тэхён ощущал, как его организм затянуло в тугой плен тревоги и усталости. Легкие, будто бы обвешанные свинцом, едва сдерживали его дыхание, а напряжённые мышцы сковывались в нестерпимом дискомфорте. Отголоски недавнего напряжения, как невидимая буря продолжали бушевать в его сознании, накатываясь волнами. Резкие звуки выстрелов, зрелища опасности и ощущение близости смерти — всё это оставило в его душе шрамы, которые не желали затихать и время от времени болезненно кровоточили, напоминая о всех тех жутких событиях, которые ему довелось пережить. Взгляд его был бессмысленным и пустым и, казалось, все тревоги мира собрались в этом миге, готовые поглотить его целиком и без остатка.       — Достаточно. Мы всего лишь четыре часа в дороге, поспи ещё, вряд ли на нашем пути будут ещё военные, — произнес голос, пронзающий туман его мыслей, но не дающий ощущения покоя. Ким не один, но чувствует себя далеко не в безопасности. В этой стране вряд ли он почувствует себя защищенным. Ведь даже военные, на телах которых висел тяжелый бронежилет, не чувствовали себя в безопасности, потому что понимали — не всегда этот тяжелый груз может тебя защитить, а наоборот — из-за своего тяжелого веса тянет тебя вниз. Под землю. Именно там ты сможешь быть в безопасности и быть полностью спокойным. Но и этого тебе никто не обещает. И не будет.       Слова Юнги были утешением для его бурных дум, но Тэхён не верил им, они лишь беспомощно скользили по его разгоряченному разуму.       Он пытался опереться на ту слабую надежду — что конец уже близкок и опасность миновала, но каждое его движение было тяжелым, словно он был обременён невидимыми оковами. Его взгляд упал на окно автомобиля и он увидел лишь бесконечную темную пустоту при ясном дне, не имеющая конца, как и его беспокойство. Прошлые ужасы, словно продолжали тянуть его назад в этот лабиринт страха, как призраки, не желающие отпустить.       Но вот что-то в его теле вдруг отреагировало. Боль, тоска, усталость, внутреннее сопротивление — всё это слилось воедино. Будто ответ на команду, его глаза начали медленно закрываться, а голова, не в силах больше сопротивляться, склонялась к плечу. Бессознательное тело, заполнившееся тревогой и туманом, наконец отдало своё право на отдых. Сон, как мягкая тень, окутал его, поглощая всю его тяжесть, оставляя за собой только тишину и новый мир в виде фантазий.       Мгновение, полное неизведанных мрак и мир, объединились в этот момент, когда его дыхание стало ровным, а мысли растворились в пустоте. Путь впереди теперь стал лишь фоном, а внутренняя буря, наконец, затихла, уступив место забвению.

***

      Машина, рыча и убаюкивая своим мягким движением, замерла у самой кромки леса, в том месте, где дорога сливается с неба, а лесные просторы принимают последние отблески осеннего солнца. Юнги, излучая усталость, но не теряя своей привычной сдержанности, выдохнул с тяжестью, и мягким жестом выключил зажигание, нарушая тем самым тишину, охватившую их с момента их прибытия. Его взгляд, как магнит, притягивал внимание, сосредотачиваясь на спящем Тэхёне. Этот сон был так глубок, так безмятежен, что казалось, что омега не переживает ни одной заботы. Сколько раз Юнги пытался обрести такую гармонию в пути, но, увы, его мысли всегда уводили его далеко от желаемого покоя. И вот, теперь, перед ним, с закрытыми глазами и дыханием, словно заворожённым тенью леса, сидел Тэхён — абсолютно спокойный. В жизни тот постоянно с напряженным лицом, всегда бурчит, а когда спит — превращается в маленького котёнка, свернувшегося клубочком и уткнувшегося лапкой в влажный нос. Время от времени, его брови слегка подрагивали — видимо даже во сне ему не давали полноценного покоя, но, тем не менее, тот не просыпался и оставался все таким же милым и умиротворенным. В моменте, Юнги словил себя на мысли, что слегка улыбается, но Тэхёну он об этом никогда не расскажет. Это будет тайной, что никогда не раскроется, но иногда будет греть сердце и душу, даже в такие тяжелые моменты, как сейчас. Иногда, все таки стоит забыться и позволить себе ощутить слабость, но будет очень плохо, если этот момент обернется сильным ударом где-то в ребра — почти в самое сердце.       Юнги осторожно отстегнул ремень безопасности и, наклоняясь вперёд, коснулся его плеча, не решаясь потревожить этот момент, но, в то же время, он понимал, что должен, ведь они уже прибыли на место и перед ними предстоит очень долгий путь.       — Эй, Тэхён, просыпайся, мы приехали, — его голос был мягким, словно шелест листьев в лесу, так нежно он произнёс эти слова. Его речь излучала заботу, которую Мин не мог себе позволить проявлять открыто.       Тэхён сдержанно подскочил, словно волна шока прошла через его тело. Он несколько мгновений смотрел на Юнги, его глаза пытались внятно определить, что происходит, но только спустя секунды до него дошло, где он находится и кто рядом. Сонные мышцы, расслабленные, сопротивлялись пробуждению. Потянувшись и протяжно зевая, он почувствовал, как усталость всё ещё цепляется за него.       — Где мы? — прошептал он, не в силах скрыть хрипоту в голосе, который ещё не пришёл в норму после сна, его глаза разглядывали странную и немного неясную картину местности, которая, откровенно говоря, завораживала. Именно здесь чувствуется настоящая свобода. Именно сюда хочется убежать от всех проблем и забыться, утонув в глубокой и шустрой реке, что будет нести твое бездыханное тело по своему течению, нежно шепча на ухо, как любит.       — Около моего загородного дома, но мы не пойдём туда, — сказал Юнги, доставая из бардачка тюбик, оставляя Тэхёна в полнейшем недоумении. — Мы пойдём в лес. Я зайду в дом буквально на пару минут и вернусь. А пока, — он вложил в его руки крем, — нам нужно обезопасить себя от комаров, они в лесу не в шутку активны, несмотря на осень.       Тэхён был ещё не в силах понять происходящее, сон всё ещё волочился за ним, однако, под пристальным взглядом Юнги, он машинально принял тюбик. Парень быстро начал наносить крем на открытые участки кожи, чувствуя, как холодная, почти вязкая текстура крема скользит по его телу, покрываясь неравномерным слоем на его коже и добавляя небольшое прозрачно-белое сияние.       Вокруг царила тишина, разрушенная лишь пением птиц и лёгким шелестом осенней листвы, колыхающаяся под дуновением ветерка. Тэхён, закончив, положил крем обратно в бардачок и вышел из машины. Вдохнул полной грудью, свежий, прохладный воздух обвил его, словно невидимая пелена. Всё вокруг становилось чистым и живым. В этом моменте, в этом пустом и спокойном месте, омега почувствовал, что слёзы как дождик, начали скапливаться в уголках его глаз. Они катились по щекам, тихо и без лишней боли. Казалось, что всё плохое, всё тяжёлое, что было в его жизни, сейчас, в этом мгновении, отступало, растворяясь в чистоте природы. Листья тихо танцевали на ветру, а Тэхён чувствовал, как его сердце, наконец, находит тихую гавань в этом чудесном уединении.              Он не знал, почему именно сейчас, почему эти слёзы, но, возможно, это был момент, когда он перестал бороться. Он устал от борьбы, устал от жизни, которая казалась бесконечной суетой. Он закрывал глаза, пытаясь уйти от всего, но мир, казалось, знал, как очистить его от внутренней боли, как подарить тишину и такое желанное спокойствие, за которым он всегда рвался. Удивительно. Оказывается, обычный лес может подарить больше, чем человек, который обещал достать звезду с неба. Оказывается, ее и не особо нужно было доставать, достаточно было темной глубокой ночью лечь на влажную от росы траву, расслабить тело, очистить свой разум от ненужных мыслей и просто наблюдать. Восхищаться. В такие моменты, эти небесные тела выглядели такими маленькими, но такими огромными. Они были так близко, но одновременно так далеко. Душой ты там, а телом — здесь.       Ещё несколько шагов и перед его глазами развернулась вся широта этого неба, что оказалась закатным золотом. В лучах уходящего солнца трава и листья вокруг стали почти огненными. Тэхён всхлипнул и весь этот захватывающий пейзаж, вся эта гармония природы вдруг обрушилась на его душу, как буря, выбивая его из равновесия. Воздух, что пробирался в его легкие, аккуратно стучался в подсознание, пытался пробраться к памяти, а затем забрать ее себе, чтобы показать, как легко она умеет исчезать. Он хотел сделать Кима невесомым, чтобы катать на своих волнах. Он хотел показать ему, как это — быть свободной птицей.       Стирая слёзы, брюнет присел на капот машины, подогнув ноги и обхватив их руками, погружаясь в созерцание этой красоты. В его глазах отражалась палитра уходящего дня: оранжевые лучи, золотистая трава и темнеющие листья деревьев. Его глаза сияли, как никогда прежде, а слезы делали их еще более блестящими. Сейчас, его зеницы выглядели настолько волшебными. Что казались нереальными. В его глазах был виден отголосок природы, разукрашивающая всё в самые красивые цвета, что только существуют. Сейчас, они превратились в звезды, что мгновение назад были так далеко.       Он думал об осени. Осень всегда была для него временем покоя и размышлений, когда мир, словно подготавливается ко сну, поглощая все свои тревоги. Он начал задумываться, возможно, ему стоит принять помощь от Юнги и остаться здесь, среди тишины и натуры. Может быть, завести собаку, как он всегда мечтал, или даже начать собственное хозяйство? Работа на земле его не пугала, наоборот — это было бы его освобождением от всего, что происходило в его жизни, от всего шума и безумия городов.       Но, внезапно, его размышления прервал тихий шаг и чей-то отдаленный голос. Тэхён повернулся, замечая старшего омегу, с которым Юнги подошёл к машине. Он был лет шестидесяти, но выглядел удивительно бодро, словно его возраст был всего лишь цифрой. На нём была лёгкая белая кофта и вязанный кардиган бежевого цвета, а седые волосы игриво трепал ветер, то назад, то на бок. Пожилой омега подошел к Юнги, а его руки с морщинами были ласково взяты в ладони альфы.       Ким замер, разглядывая их, и не мог не подумать, что этот омега, возможно, был папа Мина. Но лица их совсем не походили друг на друга и Тэхён почувствовал, как начинает теряться в этом калейдоскопе незнакомых отношений.       — Это омега, про которого ты говорил? — с нежной улыбкой посмотрел на Юнги. Альфа кивнул и старик аккуратно освобождает свои ладони из его рук и подходит к брюнету.       Тэхён, словно охваченный внутренним огнём, резко поднялся с капота, его ноги ощутили лёгкое дрожание, словно земля сама пыталась отвести его взгляд от странного незнакомца, который стоял перед ним. Он не знал, как себя вести и в один миг, его руки растерянно сложились в замок перед собой, пытаясь найти какую-то опору в этом мгновении неопределённости. Всё вокруг казалось необычным, как из другого мира. Его взгляд не мог оторваться от старшего омеги, который теперь медленно, с осторожностью, шагал навстречу, словно чувствуя всю ту напряжённую пустоту, что пронзала Тэхёна.       Словно невидимая нить тянула Кима к этому человеку и, вдруг, тот обнял его. Всё вокруг словно остановилось и этот жест был наполнен такой силой, что Тэхён почувствовал её в самой глубине своей души. Тёплое дыхание старшего омеги, его нежные руки, что обвивали Тэхёна, словно его уже давно ждали, убаюкивая от боли и тревог. От этого прикосновения его сердце наполнилось удивительным ощущением — ощущением дома, покоя и заботы, будто весь мир вдруг стал мягким, уютным и безопасным. В этом объятии было тепло, как в доме, где свежий хлеб только что вынули из печи, а воздух насыщен запахом молока, от которого не хочется никуда уходить. Это была крепкая защита, что пронизывала его, словно луч света в тёмной ночи.       — Всё получится, дитя, не бойся ничего. Юнги хороший, он не обидит, — мягко сказал старший омега и его слова звучали как тихая мелодия, укладывающая боль в тени. Ласково положив руку на щеку Тэхёна, он нежно погладил её, словно вытирал из глаз последние следы сомнений.       Тэхён замер, ощущая тяжесть этой доброты. Он не знал, что ответить, не знал, кто этот омега и откуда тот знает его чувства. Все мысли перепутались и, в ответ, он лишь тихо кивнул, будто надеясь, что этого покачивания головы будет достаточно, чтобы отблагодарить за только что пережитый момент, наполненный такой неописуемой связью.       — Мистер Кан, — обратился Юнги и тот обернулся к нему, — я могу у вас одолжить коня? У нас много сумок, пешком не дойдем.       — Ой, что это я, задерживаю вас. Да, конечно, я сейчас его приведу, — Кан аккуратно отстранился от Тэхена и направился в сторону небольшого построения недалеко от дома, — я сейчас… я быстро.       Тэхён перевёл глаза на подошедшего Юнги, взглядом спрашивая, кто это.       — Это папа моего бывшего омеги, — ответил, пальцами зарываясь в свои волосы, чтобы уложить их, затем тяжело выдохнув, на миг опуская голову вниз, — Я выбрал этот участок земли вдали от других домов и поближе к лесу. Когда я впервые увидел этот вид, я понял, что он должен стать моим. Это место даст мне тишину, которую я так давно искал. Этот дом стоит уже пять лет, — его губы искривились в лёгкой, почти грустной усмешке, — и ни разу я здесь не оставался. Поселил мистера Кана здесь, ибо его возраст не позволяет жить в грязном городе.       Тэхён молчал, ощущая странное чувство беспокойства. Столько тени было в этих словах, что они словно тянули его за собой в туман воспоминаний и скрытых эмоций. Почему Юнги всегда скрывает свои чувства? Что прячется за этой загадочной тенью в его глазах? Наверняка, что-то до боли личное, заставляющее снова вскрывать старые шрамы, что не до конца зажили, время от времени, напоминая о себе в виде покалывания где-то глубоко в сердце.       — Почему ты не оставался здесь? — осторожно спросил Тэхён, его голос словно пытался пробиться через туман.       Юнги внимательно посмотрел на Тэхёна, его рука скользнула к его запястью, ловко снимая браслет и в этот момент Тэхён, вдруг, почувствовал, как в глазах Юнги вспыхивает невидимая боль. Это было нечто такое, что невозможно было скрыть. Боль, скрытая глубоко, как океанская бездна, в которой можно утонуть, но от которой не убежать. Он не мог понять, что это было, но он чувствовал её, как собственное дыхание.       — Я строил этот дом с сыном Кана, — его голос стал глухим, будто речь шла о чём-то очень далёком, почти забытом. — Он ушёл слишком рано и несправедливо из этого мира, с ним ушла и часть меня. — Юнги закусил губу, отвернувшись в сторону, чтобы скрыть следы этого мучения. Его взгляд вновь устремился на закат, в котором плавно угасали последние лучи, окрашивая небо в огненно-красный цвет. Его мысли, казалось, затопили этот мир и его слова оставались последним шепотом этой утерянной жизни.       Тэхен почувствовал, как усилился аромат Мина и не тяжело было догадаться, что этот дом он мог строить с омегой. Омегой, которого тот любил. От всех дум и усталости, без предупреждения, начала раскалываться голова. Только ведь недавно она было полностью чистой и легкой, а сейчас обратно принимала свое обличие.              Тэхён почувствовал, как аромат Юнги стал ещё более густым, тяжёлым и в нём была странная, неуловимая нотка печали, из которой возникала скрытая любовь. Привязанность к тому омеге, что навсегда ушёл. Ким вновь ощутил головную боль, разрывающую его сознание от множества чувств, которые не могли найти выхода.       Внезапно, взгляд Тэхёна привлекла фигура старика, что выходил из строения с чёрным конём на привязи. Конь был как живое существо из ночи, его тёмная шерсть переливалась на фоне заката, словно расплывающиеся звёзды. Мышцы животного двигались под кожей, как у мощного существа. Конь выглядел прекрасным, от него излучалась сила, не данная людям. Красивая, длинная грива волшебно поблескивала на свете, невесомо и ловко развиваясь на ветру. Его черные глаза, словно большие бусины, бегали со стороны в сторону, пытаясь зацепиться за какой-либо объект.       — Идём, скоро стемнеет. Надеюсь, ты умеешь сидеть верхом, — бросил Юнги через плечо, его голос был полон лёгкой насмешки, но в нём ощущалась эта скрытая печаль, что пыталась перекрыть себя усмешкой.       Тэхён молча шагал за Юнги, его взгляд скользил по чёрному коню, по его могучим ногам, будто поджидающим его неверные шаги. Брюнет чувствовал странное беспокойство — он никогда не сидел верхом на лошади.

      ***

      Генерал с непоколебимой решимостью, прищурился, изучая район вокруг него. Вокруг ни души, только тени его людей мелькают перед глазами в разных местах, готовясь к облаве.

Несколько часов назад

      — Мы знаем, что он там, — прошептал Намджун, его палец коснулся маленькой отметки на карте, как будто указывая на невидимую границу, за которой скрывалась цель. — Но время играет против нас. Каждая секунда на счету.       Чонгук кивнул, его дыхание становилось всё более напряжённым. Мгновение затянулось, и, собирая своих людей, он вновь обернулся к Намджуну, прожигая его своим суровым и решительным взглядом, от которого появлялись мурашки на коже.       — Мы должны действовать быстро и бесшумно. Ни одной ошибки. Ни малейшего шума до проведения операции, — голос Чонгука был твёрд, как сталь.       Его сердце сотрясал прилив адреналина, когда они снова и снова проговаривали каждый шаг операции. Всё должно было быть идеально. Он знал, что их действия решают судьбу страны. Он должен сделать все, чтобы отец был доволен.       — Если мы расставим людей здесь и здесь, — добавил Намджун, расставляя маленькие пешки по карте, — то вариантов для побега не остаётся.       — Мы должны поймать этого ублюдка, — произнёс Чонгук, его голос скрипел от сдерживаемой ярости, когда он выговаривал слова сквозь зубы. Мысленно он уже представлял, как наказывает этого врага за все его злодеяния, за каждый шаг, несущий угрозу разрушении иерархии в их стране.       — Генерал Чон! — позади раздался голос молодого лейтенанта, останавливаясь на пороге и отдавая честь, заставляя обратить внимание старших по званию, — Разрешите доложить!       — Докладывай, — прищуренным взглядом чёрных глаз Чонгук сканирует лейтенанта.       — Разыскиваемый объект на месте.

Наше время

      — Приём, доложить обстановку, — его голос прорезал ночь, как выстрел.       — Прием. Почти все на месте, генерал. Как слышно? — раздался голос из рации.       — Принял, — кратко ответил Чон, цепко нацепив рацию на жилет.       Он достал сигареты, извлек одну и поджёг. Дым, медленно поднимающийся в ночное небо, становился единственным свидетельством его решимости в данный момент. Он глубоко затянулся, ощущая вкус никотина и прогоняя беспокойные мысли. На фоне резких звуков ночной тишины, он наблюдает за своими людьми рядом с зданием, всего в нескольких метрах. Это место, где всё должно закончиться. Где этот ублюдок должен поплатиться за всё, что они с отцом строили годами. На его губах появилась едва заметная усмешка, но внутри него кипела ярость, заставляющая разгонять кровь по венам с все большей скоростью, целиком сжигая изнутри. Его пальцы мелко подрагивали от предвкушения, а на языке чувствовался вкус победы.       — Люди готовы, Чон, — вставая справой стороны, доложил Намджун, смотря так же на здание. Чонгук кивнул, его сердце колотилось от ожидания. Он знал, что времени было в обрез. Каждая минута могла сыграть решающую роль. Внезапно он увидел, как один из омоновцев, внимательно следя за сигналами, готовился к штурму       — Пора, — сдержанно и отчётливо проговорил он, его голос был тяжёлым, как груз.       Намджун, не теряя ни секунды, поднёс рацию и отдал приказ. В ту же секунду его команда рванула вперёд, в темную пустоту ночи. Боевое напряжение накалялось, а дыхание замирало в воздухе, словно даже сама ночь замерла в ожидании.       Снаружи раздались приглушённые звуки распахивающейся двери, её удары о стену, а затем крики омоновцев, слышные лишь через рацию Чонгука. Он внимательно следил за окнами квартиры Джебома, будто каждое движение могло предсказать, что будет дальше. Все его чувства были на пределе. Намджун стоял рядом, его лицо, как и у всех остальных, выражало полное сосредоточение. Это не была просто операция. Это было устранение угрозы, грозящая разрушить все, что они строили с его отцом долгие годы.       Затем наступила тишина.       Тишина, как предвестие беды.       Из рации Чонгука раздался голос, в котором сквозил страх:       — Генерал, мы перевернули всю квартиру, никого нет… Только записка…       Чонгук выбросив докуренную сигарету на тротуар, подавлял в себе очередной всплеск злости. Ступая по асфальту тяжелыми ботинками, он ощущал, как его ярость постепенно нарастает, будто накатывающая волна, после которой наступит сильнейший цунами, что унесет с собой тысячи жизней.       Чонгук быстро поднялся по лестнице, его шаги отдавались эхом в пустом коридоре вместе с шагами Намджуна позади. Каждый новый вздох и шаг отдавался болью где-то в районе висков. Чем ближе генерал становился к квартире, тем ближе была их смерть. Никто не знал, что прийдет в голову Карателю на этот раз. Каждая его месть хуже предыдущей, ведь он — человек с нездоровыми мыслями, любящий питаться душераздирающими криками и, как никогда прежде, искренними мольбами людей. Но сейчас в его голове только один вопрос: как такое могло случиться? Он не был готов к такому исходу событий, когда буквально все шло слажено. Каждое движение было продумано до мелочей, тогда почему такой исход? Где они совершили ошибку?       Генерал быстро поднялся по лестнице, его шаги отдавались глухим эхом в пустом коридоре. Намджун следовал за ним, молча. Всё шло идеально, всё было просчитано до мельчайших деталей, но… не так, как они ожидали. Достигнув квартиры с открытой дверью, Чонгук застыл на мгновение, осматривая молчаливых людей. Картина была ужасающей: всё перевёрнуто, вещи разбросаны, как символ хаоса, который они сотворили. Складывается такое чувство, будто по этой квартире только что прошелся ураган, сносящий крышу не только домов, но и людей, что находились в этом помещении, не понимая, что сделали не так и где просчитались. У них не было права на ошибку, а теперь, допустив ее, они обязательно за нее расплатятся. Только не деньгами — кровью. Смотря вокруг, не скажешь, что несколько минут назад, комнаты были в полном порядке и здесь царила чистота — сейчас все разрушено, в целости не осталось ничего. Вот только это Чонгука не радует, потому что его целью был не беспорядок в квартире, а поймать Джебома. Сейчас крутится только один вопрос: как мышь смогла убежать от такого ловкого кота?       В комнате царила холодная тишина, нарушаемая лишь их сбитым дыханием. Взгляд Карателя упал на записку, лежащую на столе. Она была помечена словами: «Для генерала». Чонгук быстро взял её и развернул.              «Ты слишком самоуверен в своих силах, Чон Чонгук, раз уж ты думал, что это моя квартира. Следующий раз будь настороже. Передавай привет отцу».       Сердце Чонгука взбесилось, словно зверь в клетке, барабаня по бокам груди, захватывая дыхание. Гнев, как буря, разворачивался внутри, сжигал изнутри, наполняя его каждый нерв сыплющимися искрами. Руки сжали бумажку, превращая её в комок ненависти, перехватывающая горло, заставляя воздух сжиматься в лёгких. Он ощущал, как напряжение растёт, как почва под ногами начинает трескаться, не выдерживая этого внутреннего землетрясения. Эта игра стоила слишком дорого, она была не просто вопросом поражения, она была вызовом самому его существованию, вызовом, который Чонгук не смог принять. Он не мог позволить себе стать пешкой в чужой игре. Всё, за что он боролся, всё, что он выстраивал годами — могло быть разрушено одним неверным шагом. Он не мог, не имел права позволить себе быть манипулированным.       Генерал обернулся к своим людям и его взгляд был подобен львиному, пронизывающему и беспощадному, готовый разорвать всех на куски, после чего утробно рыча. Он осматривал их, как охотник, выискивающий слабое звено в стае. В каждой тени на их лицах, в каждом движении тела он ощущал потоки страха, рвущиеся наружу, но ни один из них не осмеливался пошевелиться. Казалось, что тишина перед бурей была настолько густой, что её можно было разрезать ножом. Феромоны паники друг друга, тяжёлые и тягучие, наполняли воздух — их не выдерживали даже альфы, чья природа призвана противостоять любому вызову. Кислород душил, хотя должен был дарить жизнь. Сейчас внутри них все перевернулось — никто не знал, что будет с ними дальше. Провалиться под землю было мало — Чонгук их и оттуда достанет, а затем своими же руками убьет, заставит пожалеть, что они вообще родились на этот свет. Никому не будет прощения, даже мертвым.              — Кто был информатором, что объект находится именно здесь?! Кто сообщил?! — всплеск злости не заставил себя ждать. С каждой прошедшей минутой, генерал все больше терял контроль над собой — кулаки невольно сжимались, дыхание сбивалось, в висках пульсировало как никогда прежде, а кровь была подобна водопаду — бежала, разливалась по телу с такой же скоростью, как вода текла с обрыва.       И вот, когда волнение достигло своего пика, из правого ряда вдруг вышел один из омоновцев. Он поднял руку, как капитан корабля, отчаянно пытающийся предотвратить бурю, но сам становится её жертвой. Он встал перед генералом, как перед высшей силой, готовый подчиниться её воле. Он не осмелился встретиться взглядом с Чонгуком — тот был слишком опасным, как прямой солнечный луч, что обжигает, не оставляя шанса на спасение. Омоновец смело становится перед генералом Чоном и отдает честь, взгляд не смеет поднять.       — Я сообщил, что объект находится здесь. Мне доложил анонимный информатор, — его голос был твёрдым, но в нём слышалась нотка страха. Это признание было подобно камню, брошенному в бурное море, заставляя волны вздыматься с новой силой.       Но Чонгук не нуждался в словах. В его груди разгорался вулкан, а лицо оставалось каменным, холодным и непроницаемым. Он прикрыл глаза, но этого было недостаточно, чтобы сдержать гнев. Под стальными мышцами бушевала лавина, каждый её поток ощущался внутри, а люди вокруг, словно лёгкие листочки, чувствовали, как земля под ними начинает трескаться.       В мыслях начинает проворачиваться новый план, а на лице незамедлительно образовывается едва заметная ухмылка, за которой прячутся самые страшные желания. Перед его глазами появляются неоднократные жуткие картинки, которые он может осуществить в реальность прямо сейчас. Только от одной мысли о мучительной смерти человека, ему уже становится хорошо. Внутри него появляется необъяснимая вспышка, желающая снести все на своем пути, а главное — забрать жизнь.       — Ты ведь понимаешь, что тебя ждет? — его взгляд хищный, жадный, жаждущий крови. Чонгук прекрасно знает, что омоновец сейчас не в восторге от произошедшего и боится его. Это питает, заставляет жить такого монстра, как Каратель. Генерал слегка покачивает головой со стороны в сторону, ожидая ответа парня.        — Генерал.. прошу, не надо.. — в глазах парня видно страх. Очень большой страх, занимающий все пространство внутри него, заполняя собой по самые края. Ему хватило меньше секунды, чтобы осознать, что он натворил. Он знает что его ждет, но отчаянно пытается ухватиться на жизнь, что ему уже не принадлежит.       Чонгук его не слышит, он знает свое — убить, уничтожить, разорвать на части, не оставить после себя ничего. В воздухе витает запах предстоящей гибели, а Каратель каждый раз жадно вдыхает воздух, пытаясь насладиться. На языке чувствуется вкус предстоящей мести, что подливает масла в огонь. Демон на ухо нежно шепчет, чтобы тот поскорее расправился с парнем, показав ему, что такое настоящий ад в недрах земли. Но разве демон, не сам Чонгук?       Первый удар наносится коленом прямиком в живот, выбивая воздух с лёгких омоновца. А ведь совсем скоро они ему и не понадобятся совсем.       Альфа моментально скручивается и с грохотом падает на пол, цепляясь рукой за место удара. Даже бронежилет не спасает от такой мощи. Резкая и сильная боль в брюшной полости заставляет его слегка шипеть, а солоноватая жидкость начинает скапливаться в уголках его глаз. Игра началась. Он в ней проиграет.       Второй удар проходится тяжелым ботинком по самому лицу. Легкий хруст носа может значить только одно — ему его сломали. Это и видно — кровь, слегка густоватая и тягучая, пролаживает путь сначала к немного пухлым, розовым губам, а затем и к подбородку, сразу же скапывая на паркет, образовывая на нем разводы соответствующего цвета. В комнате появляется незамедлительный крик омоновца, эхом разносящийся по помещению. От удара голова парня резко отскочила назад. Складывалось такое впечатление, что ему словами и шею — настолько сильным и четким был урон, как и движение самой головы омоновца.       Грудь альфы часто вздымается от нехватки кислорода. С каждым новым ударом, силы всё быстрее покидали тело, как и желание жить в этом мире. Омоновец морально борется за жизнь, не смея показать этого физически, в то время, как генерал довольствуется его мучениями, хотя все большего. Злобная душа Карателя наслаждается видом у его ног, действия осуществляются быстрее, чем мысли успевают появиться в его голове. Сердца у него нет, как и совести, либо сожаления. Он живет моментом, заставляя других людей страдать.       Вдруг, в голове Чонгука вспыхнуло очаровательное по его мнению желание, которое он незамедлительно осуществляет. Генерал наклоняется над избитым телом парня, руками берет за горло и начинает душить. Рот омоновца жадно хватает воздух, едва попадавший в его полость, но этого недостаточно, чтобы нормально дышать. Глаза закатываются, а лицо немедля разукрашивается в красный цвет. Не в силах больше терпеть, парень цепляется своими ладонями в руки генерала, пытаясь их убрать. Оказал сопротивление? А зря. Очень и очень зря.       Генерал резко отпускает парня, а тот звонко ударяется головой об пол, не имея сил ни встать, ни дышать. Его глаза полны отчаянья, но в то же время, где-то так далеко зарождается надежда на спасение, когда видит, что Каратель отходит от него. Он не знает, радоваться или плакать, ибо в будущее заглянуть не может. А Чонгук может — он его знает, потому что оно от него и зависит.        — Твои последние слова?       Омоновец точно не ожидал это услышать. Нет, только не это. Надежда в глазах мгновенно угасает, ведь это конец. Его конец. В голове появляются мысли все таки уговорить генерала не убивать его, а просто отпустить. Действовать? Действовать. Как говорится — попытка не пытка, хуже уже не будет.       Или будет?       — Генерал, прошу, не убивайте… Я… Я изменюсь, я сделаю все, что вы попросите, только прошу, не убивайте, пожалуйста… — это были не последние слова парня, но слова отчаянья. Смерть уже дышит ему в шею, но он настойчиво пытается ее отогнать от себя куда подальше. Но знает ли он, что Чонгук и смерть — союзники?       — Всё, что я хочу, говоришь… — задумчиво тянет.       — Да…       — Тогда позволь мне передавить тебе глотку. — что угодно, но этого парень ожидать не мог. Где-то далеко в подсознании появился огонек, что его отпустят и он будет жить, но не тут-то было. Чонгук — непредсказуемая вещь, от которой можно ожидать чего угодно. Никто не знает его следующий шаг. Никто и не пытается узнать. Это бессмысленно. Его невозможно остановить, поэтому зачем идти навстречу своему концу? Зачем укорачивать себе свое существование? Тем более, зная, что вот так легко ты не умрешь. Тебе не позволят умереть легко и быстро.       — Что?… — омоновец делает вид, будто ему послышалось. Нет, он не хочет умирать вот так. Неужели.. спасения не будет?..       Генерал появляется возле него быстрее, чем тот успевает осознать, что сейчас произойдет. А Чонгук молчит, не отвечает парню. Он подкрадывается, хватая за душу, желая ее истерзать. Омоновец продолжает лежать на холодном полу, каждой клеточкой своего тела ощущая страх и неприятие ситуации. Всё, что ему остается сделать, так это опустить тяжелые веки, чтобы не смотреть в глаза своему убийце, ведь вглядываясь в них все глубже, можно увидеть бездну и самые страшные тайны, которые Чонгук унесёт с собой в могилу. Теряться в этих черных, как тьма, глазах не хотелось, поэтому закрыть свои, было, наверное, его лучшим решением.       Омоновец считает свой каждый вздох, ведь он может стать его последним. Вдруг, на шее чувствуется тяжелая и жесткая подошва темных ботинок, пережимающая ему горло. Сначала, Чонгук давит слабо, давая возможность прочувствовать каждый момент. Затем, давление на шее парня с каждым разом нарастает все больше, не позволяя вдохнуть полной грудью. Альфа начинает хрипеть, задыхаясь от нехватки кислорода. Глаза открываются все шире, кожа на лице становится краснее, а рот невольно открывается в попытке вдохнуть. Сколько это продолжалось? Не больше минуты, но парень был все еще при жизни. Руки омоновца вцепились в ботинки Чонгука, немного сжимая. Это была попытка ухватиться за жизнь. И снова неудачная.       Чонгука начинает смешить эта ситуация — насколько борзая и одновременно спокойная оказалась у него жертва. Но веселье длилось недолго — легкая усмешка генерала внезапно пропадает, заменяясь серьезным выражением лица.       Чонгук немного приподнимает ногу с шеи омоновца и резко, с неописуемой силой ударяет в горло.       Хруст.       Ему сломали гортань.       Сильная боль охватывает парня, одновременно создавая удушье. Он умрет. Прямо сейчас. Кровь не заставила себя ждать — сразу же заполняет рот альфы. Алой жидкости потихоньку становится все больше, пока она не начинает выливаться за края, окрашивая все вокруг в соответствующий цвет. Её и так здесь уже достаточно, но хочется большего. Желание раскрасить всю эту квартиру в красный цвет, становится просто неудержимым. Чонгук улыбается — ему нравится. Это то, чего он так давно хотел. Кровь здесь приветствуется, ее ждут с нетерпением, а когда она приходит — ей позволяют делать все, что она захочет. Но ей слишком сильно нравится оставлять след после себя, поэтому когда она все таки приходит — все вокруг становится бордовым, алым, с привкусом металла.       Ладонь парня накрывает его горло, будто он пытается достать гортань, застрявшую глубоко внутри. Все его попытки тщетны, чего и следовало ожидать. Тело бьется в конвульсиях, ноги мечутся со стороны в сторону, будто это поможет ему убежать от этого кошмара. Будто это поможет ему обмануть смерть.       Омоновец хрипит с каждым разом все сильнее и громче, заставляя капельки крови разбрызгиваться в разные стороны с новой силой. Жидкость темно-бордового цвета вытекает и сразу же заполняет его полость рта обратно — она не даст возможности жить. Она пообещала, что заберет его с собой — она свое обещание выполнит.       Вдруг, движения парня стихают, руки ослабевают, а звуки, которые тот издавал ранее, внезапно затихли. Это его последние секунды в этом мире. Он умер. Кровь все еще продолжает течь, никто не пытается ее остановить. Сердце омоновца остановилось, а глаза понемногу становятся стеклянными.       Тишина.       Не было слышно дыхания даже других, стоящих в этом помещении. Перестал дышать омоновец — перестали дышать все наблюдавшие за этим, не самым приятным глазу зрелищем.       Снова кряхтение.       Живучая зараза.       Чонгук метко выхватил пистолет, его движение было молниеносным, точным и смертоносным. Его рука уверенно охватывает холодный металл, будто он сливается с оружием, становясь его продолжением, его бессмертным спутником в этом мраке. В воздухе витает не только запах пороха, но и отголоски страха, будто время замедлило свой ход, преломляясь через остриё его взгляда. Он прицеливается, не глядя в цель, а словно вглядываясь куда-то далеко, в бездну, поглощающая его собственные мысли.       Пуля, словно отголосок грозы, попала в лоб омоновцу. Звуковой удар разрывает тишину, как раскат грома и через его ладонь проходит холодная металлическая дрожь — это не боль, а лишь отблеск силы, отдающаяся по всему телу как бешеный поток энергии. Он не чувствует ни облегчения, ни боли, ни сожаления. Только гнев.Сердце Чонгука не бьется быстрее, его мысли не замедляются. Он просто делает это. Стрельба для него — как ритуал, как нечто неотъемлемое, что вытесняет всякое чувство, оставляя только глубокую, холодную уверенность.       Но, несмотря на свою бесстрастность, он ощущает некую неуловимую притягательность момента. Он знает, что его действия пугают окружающих, он чувствует, как каждый выстрел становится пульсирующим эхом в душах тех, кто его окружает, даже в самых немых и страхом сдавленных их взглядах. Омоновцы, его собственные люди, сжимаются, стараясь не попасть в его поле зрения — они боятся его так же, как он когда-то боялся своих собственных слабостей. Эта страшная власть, которую он ощущает как тяжесть на плечах — это его топливо, его дыхание.       Чонгук питает себя этим страхом, он впитывает его, как губка поглощает воду. Он наслаждается этим ощущением — не потому что ему нужны доказательства его силы, а потому что оно дает ему ощущение абсолютной свободы. Свободы от всего — от сомнений, от переживаний, от связей. В этом холодном одиночестве он находит своё место в мире. Он не связан ничем. И, возможно, это самое страшное в нем — умение жить в пустоте, где нет места для человечности.       На этот раз, омоновец точно мёртв.       Обещание крови выполнено.       Но, несмотря на свою бесстрастность, он ощущает некую неуловимую притягательность момента. Он знает, что его действия пугают окружающих, он чувствует, как каждый выстрел становится пульсирующим эхом в душах тех, кто его окружает, даже в самых немых и страхом сдавленных их взглядах. Омоновцы, его собственные люди, сжимаются, стараясь не попасть в его поле зрения, они боятся его так же, как он когда-то боялся своих собственных слабостей. Эта страшная власть, которую он ощущает, как тяжесть на плечах — это его топливо, его дыхание.       Чонгук питает себя этим страхом, он впитывает его, как губка поглощает воду. Он наслаждается этим ощущением — не потому что ему нужны доказательства его силы, а потому что оно дает ему ощущение абсолютной свободы. Свободы от всего — от сомнений, от переживаний, от связей. В этом холодном одиночестве он находит своё место в мире. Он не связан ничем. И, возможно, это самое страшное в нем — умение жить в пустоте, где нет места для человечности.              — Кто вам дал право самовольничать?! Забыли кого нужно слушаться?! — его голос прорвался сквозь тишину, как рычание хищного зверя, чувствующий свою власть и не терпящий предательства. Все присутствующие замерли, как статуи, не подавая признаков жизни — прям как парень, который только что полег.       Его слова сотрясали пространство. Каждое слово звучало как удар молота по железу. Намджун, стоявший рядом, молча кивнул, его глаза были полны понимания. Это был не просто его промах, это был промах всех, кто стоял здесь.        — Никому не позволю отдыхать и спать, пока не прочешите всю Северную Корею! — сквозь зубы приказал он, его голос звучал, как гром. Намджун стоял рядом и просто молчал, ведь говорить что-то сейчас было просто бесполезно. Эмоции брали верх, затмевая разум, — Я с вас шкуру спущу, если посмеете упустить этого ублюдка. Уберите тело и сожгите к чертям. Выполнять приказ!       Его приказ был безжалостный, как шторм, не терпящий возражений. Омоновцы поспешно покинули квартиру, словно их тела притягивал к земле тяжёлый магнит страха. Каждый шаг, каждый взгляд в сторону генерала были полны понимания того, что пути назад теперь нет. Тишина, оставшаяся после их ухода, была почти осязаемой, как паутина, натянутая между каждым вздохом.       — Узнай, чья это квартира и почему Джебом выбрал её, — произнес Чонгук не оборачиваясь, словно его слова были вырезаны изо льда — такие же холодные и неумолимые.       Намджун молча кивнул и направился к выходу, его шаги не издавали ни звука, словно он был не человеком, а частью этой безжалостной машины, движущейся вперёд, не зная остановки.       Но Чонгук был уверен в одном: Джебом не сбежит. Он знал, что его враг — не просто человек, а тень, что может скрыться в любой момент. Но это был не конец, это была настоящая битва. И эта страна, несмотря ни на что, не отпустит его, не оставит на своей земле его следов.

***

      Тэхен сидел, неподвижно вцепившись в гриву коня. Его пальцы судорожно сжали волосы животного, но ни ветер, ни шорохи листвы не могли развеять ту настороженную тишину, что окутывала их в этом ночном лесу. Ночь стояла как живое существо, тяжело и бесшумно дыша, поглощая звуки и мысли, словно темные воды бездонного озера. Лишь редкие шаги коня, тихие, осторожные, словно он сам чувствовал под ногами призраков старых камней и корней, заставляли лес казаться живым, чутким. В темноте, освещенной только слабым сиянием луны, каждая трещина дерева, каждый шорох казался громким и значительным, будто скрытый мир вокруг внимательно следил за ними. Глаза были по всюду, но их задачей было не навредить, а наоборот — охранять, защищать. Они были по всюду, но нигде, ведь их невозможно было увидеть, только почувствовать. Эти взгляды были устрашающими, но утешающими одновременно, ведь их присутствие значило одно — они здесь не одни. Но становилось ли от того лучше? Ни капли.              Сзади, где, казалось, таилась сама тьма, Тэхен чувствовал почти физически тягостное тепло Юнги, которое не могло не беспокоить. В воздухе было что-то неуловимо изменившееся. Он искал в этой тишине ответы, но мысли беспорядочно метались, не находя в себе спокойствия. «Почему все вдруг стало таким другим?» — думал он, в очередной раз не находя слов, чтобы расставить все по местам. Тэхен не мог найти места для вопросов, которые так мучили его. Юнги был рядом, но как будто стоял за тем барьером, который Тэхен не мог преодолеть.       — Почему мы не могли доехать на машине? — наконец, с тревогой в голосе, задал вопрос, не понимая, что его мучает больше: ответ или само молчание, что висело между ними.       Юнги, не оборачиваясь, лишь лаконично ответил:       — Потому что это привлечет лишнее внимание. Оставит следы на траве. Машины не могут исчезать так же, как мы.       Прогулка продолжалась, но каждый шаг казался не просто движением по лесу, а перемещением по неведомому пространству, нарушающееся лишь редкими паузами, когда они проходили мимо массивных деревьев. Их силуэты сливались с темнотой, словно они были частью самого леса. Юнги остановился у одного из таких деревьев и, не делая лишних движений, скинул с коня тяжелые сумки. Тэхен последовал за ним и вскоре оба начали устраиваться на ночлег.       — Здесь сделаем привал, а завтра продолжим путь, — произнес Юнги, доставая из сумки спальные мешки, расстилая их под деревом и привязывая коня к повалившемуся бревну. Воздух казался достаточно прохладным, так как скоро наступит глубокая ночь, но, несмотря на это, он был таким приятным — до невозможности аккуратно касался открытых участков кожи, лаская, оглаживая, зазывая в свои невесомые и легкие объятия, обещающие подарить то, что невозможно купить ни за какие деньги в мире — свободу.       — Не думал, что придется проделать такой путь, — тяжело выдохнул Тэхен, потирая уставшее, влажное от пота лицо ладонью.       Тэхен, выдохнув, ощущал, как тело, наконец, расслабляется, оглядел темный лес, поглощённый ночной тенью. Легкий ветер шелестел в высоких деревьях, словно скрытые существа переговаривались друг с другом на языке, понятном только им.       — А нас дикие животные не съедят? — Тэхён с искренним беспокойством бросил взгляд на Юнги, который не спеша расстилал спальные места. Он делал это настолько умело, что складывалось впечатление, будто это его не десятая и далеко не сотая попытка. Неужели ему так часто доволилось оставаться наедине с тёмными лесом, что он так спокойной реагирует на все происходящее вокруг?       — Не должны. Мустанг умеет драться, — ответил Юнги, лишь слегка пожав плечами. — Да и будет холодно ночью, так что лучше потеплее кутайся. — слова с его вырывались легко и независимо. Кажется, в его мыслях был порядок и присутствовала тишина, в отличии от тэхёновых. Тот явно выглядел обеспокоенным как снаружи, так и внутри.       Тэхен с интересом бросил взгляд на коня, который, казалось, был больше сосредоточен на поедании жухлой травы, чем на своих обязанностях по охране.       — Мустанг? Кто придумал назвать коня в честь машины? — удивленно проговорил Тэхен, чувствуя странное веселье, что вкралось в его голос.              — Я, — взглянул серьёзно через плечо Юнги и Тэхен прикусил нижнюю губу.       Тэхен кивнул, погружаясь в мысли, никак не желающие уходить. Ночь продолжала быть укромным убежищем для всех тех вопросов, что не нашли ответов. Тэхен устроился, стараясь найти удобное положение, но ощущение холода не отпускало его. Он заглянул в ночной лес, где тени дерева создавали призрачные картины, а небо над головой пронзали молчаливые звезды, как маленькие глаза, следящие за их дорогой.       Юнги устроился рядом, облокотившись спиной на ствол дерева, погружаясь в сумку. В воздухе было что-то непривычное — все молчали, но это молчание было наполнено чем-то особенным. Оно было нужно обоим, ведь говорить было не о чем — их присутсивя рядом было достаточно.       — Есть не хочешь? — спросил Юнги, не поднимая взгляда, лишь светя фонариком в сумке.       — Немного, — ответил Тэхен, не успев скрыть легкое сомнение в голосе.       Мин, усмехнувшись, достал несколько контейнеров с едой и одноразовые палочки, протягивая один из них Тэхену.       Ким с благодарностью принял тёплый контейнер и открывает. Аромат еды был приятным и будоражущим. Тэхен не мог не заметить, как его желудок немедленно отреагировал, издав звуки, которые не смогли скрыть голод. Он устроился поудобнее, пытаясь уловить вкус в каждом кусочке.       — Это мистер Кан дал? — спросил Тэхен, пережевывая пищу, не отрываясь от Юнги.       — Да, он всегда приносит мне еду, когда я появляюсь, — с теплотой в голосе ответил Юнги. — Он заботится о том, чтобы я был накормлен.       — А правительство не вмешается, что он у тебя живет? — Тэхен пытался понять, как устроена эта жизнь, пытаясь найти в ней хоть какие-то очевидные правила, помимо тех, которые он уже знает.       Юнги, пережевав пищу, запил ее чаем в крышке от термоса, открыто наслаждаясь домашней едой. А ведь никакая еда не была такой вкусной, как еда, приготовленная мистером Каном. Жаль, что возможности быть у него почаще, почти не было. В той постройке, где живёт старший омега, присутствовала атмосфера дома, где тебя ждут и обязательно встретят. Где накормят, посмеются за обеденным столом, а затем пригласят на совместный просмотр фильма. Это было местом, в которое хотелось неоднократно возвращаться, снова и снова ощущая чувство нужности. Там, ты чувствовал себя недостающим пазлом, вставив который, получалось сложить полноценную картину.              — Я переписал его как члена семьи. Никто не придет к нему, потому что он не представляет угрозы. Он просто живет своей жизнью. Я помогаю ему финансово, он покупает что-то нужное, кормит своих животных.       Тэхен слушал, впитывая каждое слово. Он не мог понять до конца, что стояло за всем этим. Неужели для него был нас только дорог тот омега, что теперь он обеспечивает его папу? Что стало с ним? В голове вспыхивали обрывки воспоминаний, влекущие за собой больше вопросов, чем ответов. Все это складывалось в неясную картину и, не имея ясности, Тэхен просто молчал. Они сидят в тишине, перебивая её лишь шорохом пакетов и дыханием Мустанга, хоть что-то было видно только благодаря подсвечиваемому фанарику Юнги, а вдали слышны тихие звуки ночных птиц и шуршания листвы. Тэхен все ещё понять не может, куда его ведёт Юнги, что хочет показать? Он уже успел увидеть папу бывшего омеги Юнги. Что дальше? Столько много вопросов и ни одного ответа. Мин умалчивает и не даёт развёрнутого ответа. Тэхен хочет задать вопрос, но только от одного представления об этом, начинает переживать, да так, что кусок в горло перестаёт влезать.       Ким задумчиво отложил контейнер с едой, не дождавшись, пока все до конца съест. Силы уходили и мысли туманились. Он притворился, что заснул, но его разум все еще блуждал в темных глубинах ночи.       — Ты не доел, — мягко, почти с укором, произнес Юнги, заметив, что Тэхен оставил свою еду.       — Наелся, спасибо, — едва слышно произнес Тэхен.       Сон медленно овладевал его телом, но сознание не отпускало. Тэхен устроился в своем мешке, пытаясь согреться, но холод проникал в самую душу. В эту ночь он не мог найти покоя, свернувшись словно эмбрион. Тэхен не мог не заметить, как все меняется. Как изменяются люди, их заботы, их взгляды, и что на самом деле важно для них. Ночь становилась их союзником, а молчание — их тайной. Брюнет бросал взгляд на размеренное дыхание Юнги, которому, кажется, был не по чем этот лютый холод, что даже пар изо рта шел. А блеск луны будто только добавлял большего холода.       — Тэхен? — раздался голос Юнги, прерывая его размышления, что тот вздрогнул от неожиданности.       — Мм? — только и смог ответить он.       — Ты весь дрожишь. Ты замерз? — хмуро произнес Юнги, поворачиваясь полностью к омеге и распахивая сонные глаза.       — Только немного, — отчаянно пытался скрыть стук зубов от холода, хотя все это было напрасно.       — Иди сюда, — без колебаний, Юнги раскрыл свой спальный мешок и поманил рукой к себе. Омега недоверчиво взглянул на него. — Ну же, я не кусаюсь, так смотришь, будто не спали на одной кровати, — закатил глаза и усмехнулся, — иди сюда, — мягкий голос так и манил к себе, зазывал поддаться.       Альфа не сводил глаза с неуверенного омеги, метал взгляд свой в разные стороны, будто борясь со своими мыслями. Ведь это лечь буквально в одно ложе к альфе, тесно с ним соприкасаясь, делиться теплом друг с другом. Но Ким все же сдался — мерзнуть он всю ночь не особо хочет, а в последствии и заболеть, хоть принципы и противоречия так и кричали в его голове.       Тэхен вылез из-под своего спального мешка, аккуратно переползая к Юнги, начиная сильнее дрожать от контраста температур, подмечая, насколько тепло у него. Альфа удобнее расположился, укладывая практически на свою грудь омегу, застегивая мешок, тем самым не давая путь отступления.       — Боже, Тэхен, ты весь промерз, — нахмурился он, крепче к себе притягивая холодного омегу и растирая ладонью спинку, дабы скорее унять чужую дрожь.       — Я думал, что согреюсь, — шмыгнул холодным носом, утыкаясь в чужую горячую шею.       — Какой же ты маленький глупыш, — с ласковым голосом произнес, переплетая ноги в тесном мешке.       Аромат миндаля исходивший от Юнги, в который раз его успокаивал. С каждой минутой становилось все теплее и теплее, как и в душе тоже. Кто его в последний раз так ласково и крепко обнимал? Кто так нежно, с трепетом гладил по спине и делился теплом, заботой? Таких людей Тэхен не помнит, да и были ли они вообще в его жизни? Внутри омега скулит от радости, что вновь о нем позаботились, ласку подарили и нежность. Он трется неосознанно об шею, вызывая тихие смешки Юнги. Сон морит от теплоты, но мысли так и не покидали голову.       — Ты каждого так обнимал, с кем оставался на привале? — произнес одними губами в шею.       — Никого.

***

      — Это здесь? — в его взгляде читалась неуверенность, как едва заметная тень, что проскользнула между складок его бровей. Он ожидал другого.       — Да, здесь. Ты что, думал, пентхаус будет тебя тут встречать? — в голосе альфы звучала лёгкая насмешка, но в её интонациях была и доля уважения, и почти братская забота. Он сбросил свои вещи с коня и они глухо упали на землю, будто сами по себе, послушно принимая её приют. Трава под ними вздрогнула, тронувшись в сторону.       Юнги, не теряя времени, шагнул вперёд, его ноги касались земли с таким ритмом, что казалось, сама почва в ответ откликается, улавливая и повторяя его шаги. Он думал. Он делал шаг за шагом, под ногами отчётливо звучал некий внутренний ритм, словно он был не просто человеком, а частью чего-то большего. Тэхен, наблюдавший за этим, замер на мгновение. Он подумал, что, возможно, всё это — чей-то розыгрыш, не более того. Но когда он снова оглянулся, что-то изменилось. Слева из земли начала подниматься тьма, как зловещая вуаль, из которой, словно проявляясь сквозь слой ночи, возникала дыра. Земля в этом месте начала таять, словно остывающая лава, открывая проход в неведомое.       — Пойдём, — Юнги похлопал Тэхена по спине, словно показывая, что нет причин для беспокойства. Он легко подобрал сумки и направился к яме, поглощённой тьмой. Его уверенность была такой же железной, как стальной стержень.       Тэхен, подхватив сумки, последовал за ним. Ступая осторожно, он ещё не знал, чего ожидать. Но когда они приблизились к яме, что-то ещё более странное привлекло его внимание — как тень, что вырывается из темноты, появилась фигура, медленно вылезающая, протягивая руки, чтобы забрать сумки, исчезая с ними в бездне.       Подойдя ближе, Тэхен столкнулся с глазами незнакомца, встретившиеся с его взглядом. Парень выглядел не так, как мог бы ожидать — измотанный, с грязными руками и мокрым лбом, словно только что заканчивал с тяжёлой работой. На нём была футболка, когда-то белая, теперь тусклая и изношенная и сверху её скрывал комбинезон бежевого цвета, с запачканными серыми пятнами. Его лицо было всё таким же привлекательным, с тёмными волосами, спадающими на влажный лоб, и карими глазами, что искрились живым интересом.       — О, ты новенького привёл? — голос незнакомца прозвучал с оттенком игривой заинтересованности. Он бросил взгляд на Юнги, который передавал ему сумки.       — Давай без разговоров, потом всё обсудим. Сейчас не время, — буркнул Юнги, не скрывая лёгкого раздражения. Он забрал сумки из рук Тэхена и передал их незнакомцу, который, в свою очередь, кивнув, быстро исчез в темноте.       — Окей, — раздался голос из глубины ямы.       — Мустанга поможешь спустить?       — Сейчас, только подложку вставлю, — продолжился голос, а следом раздался глухой бубнеж, в котором сквозило явное раздражение, — Да твою омегу! Кто опять его туда засунул?!       — Это кто? — недоумение в лице Тэхена так и читалось, пока Юнги спускается ещё на одну ступень ниже и протягивает руку.       — Я все объясню, доверься мне, — сказал Юнги, глядя ему в глаза. Тэхен увидел в нем только уверенность.       Немного погодя, брюнет, с сомнением в глазах, протянул свою руку. Мир, в котором он привык мыслить чётко и рационально, теперь расплывался, становясь неясным и многослойным, как сама тьма, в которую он погружался.

***

      — У нас тут конечно не как в пентхаусе Юнги, но тоже уютно.       Тэхён шёл по узким бетонным коридорам за незнакомым альфой, который вскоре представился как Ли Минсо и начал водить его по этому неуютному бункеру. Юнги куда-то исчез, а Минсо болтал без остановки, словно пытаясь подружиться с новичком, показывая ему старые закоулки подземелья. Стены, словно сто лет не видевшие солнца, давили на разум своей холодной серостью, а воздух был тяжёлым и влажным, наполняя лёгкие ощущением удушья. вался эхом. Казалось, что даже сам бункер пытался отгородиться от мира, прячась под толстым слоем бетона и железными дверями. Этот мрак и затхлость, эта мертвая тишина… Это место было не тем, что Тэхён ожидал увидеть, когда Юнги привел его сюда. Он старался не замечать, как каждый шаг отдавался эхом.       — Раньше здесь был военный бункер на случай вторжения. Вон там, — Минсо указал на иронично пустую столовую, — столовая, а там, — он повернул в другую сторону, — комната отдыха, где мы обычно собираемся, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, который скачивает Хосок. Кстати, потом с ним познакомишься. Он ещё тот засранец.       Минсо смеялся, но Тэхён едва воспринимал его слова. Всё это было чуждо и некомфортно. У него закружилась голова не только от быстрого перехода от темы к теме, но и от мысли, что он оказался здесь. Ким, в пол уха слушая его рассказы, оглядыаал коридор, наполненный тем, что можно было назвать лишь полумраком. Он казался не просто пустым — он был пустым с какой-то внутренней тяжестью.        В конце коридора находился тренировочный зал, где несколько человек обсуждали предстоящую тренировку. Просторный зал был полон спортивных тренажёров, на полу лежали маты, а на противоположной стене висели мишени с дырками от пуль. Зал был переполнен и Тэхён почувствовал себя неуютно — слишком много людей. Их присутствие казалось вторжением в личное пространство, словно каждый взгляд поднимал какой-то невидимый барьер. Атмосфера была напряжённой, и все взгляды обратились на Тэхёна, когда он вошёл. Его взгляд встретился с взглядом Юнги, который, казалось, был поглощён обсуждением тактики с незнакомым омегой. Но тот не отрывал взгляда от Мина, словно игнорируя его.       Минсо, заметив взгляд Юнги, с минутной задержкой бросил быстрый взгляд на Тэхёна, осознав, что момент напряжённый и сразу же отвёл взгляд. Тэхён почувствовал лёгкое успокоение от того, что встретил знакомые глаза Юнги — это был знак, что здесь всё-таки есть место для него.       Тэхён сделал шаг вперёд, как стрелок, привлекая внимание всей группы. Мгновенно разговоры затихли, и воздух будто пропитался напряжением. Все взгляды обрушились на него, как холодные лезвия ножей, скользнувшие по коже. Минсо, в свою очередь, не медлил, подталкивая Тэхёна к центру внимания, похлопал его по плечу. Улыбка его была тёплой, но в то же время загадочной, как весенний дождь, пробуждающий землю к новой жизни.       Однако не все были так приветливы. Незнакомый омега, стоящий рядом с Юнги, наклонился немного вперёд и в его глазах вспыхнула настороженность. Его взгляд был не просто изучающим — он был почти звериным, как взгляд хищника, готового выхватить свою добычу. С крылом инстинкта он сверлил Тэхёна с ног до головы, его лисьи глаза прищуривались и Тэхён с лёгким холодом осознал, что за этим взглядом скрывается не просто любопытство, а прямой вызов. Противопоставляя ему взгляд, Тэхён почувствовал, как напряжение в воздухе стало ещё ощутимее.       — Познакомьтесь, это Ким Тэхён, — произнёс Юнги, делая шаг в сторону брюнета и вставая рядом с ним, словно подчеркивая важность этого момента, как режиссёр, выстраивающий сцену. — Я привёз его на несколько дней, чтобы показать, ради чего мы все здесь и к чему стремимся. Прошу, относитесь к нему с уважением, как и ко мне.       Тэхён чувствовал, как слова Юнги, словно каменные плиты, падали на его душу, оставляя глубокие следы. Он знал — всё, что происходило здесь, было больше, чем просто тренировки и обмен опытом. Это было нечто большее, чем можно было воспринять одним взглядом. Все эти глаза, что молча следили за ним, рассматривали его с холодным интересом, вызывали у него чувство, будто он стал частью какого-то зоопарка и все смотрели на него, как на редкое, чуждое существо.       Внезапно, среди общего молчания, вышел высокий альфа, сияющий улыбкой, как солнце, прорезающее туман. Его слова звучали как весёлая музыка, побуждающая к жизни.       — Ну наконец-то у нас появилось новое лицо, — произнёс он, подойдя и крепко пожав Тэхёну руку, как будто это был первый важный шаг на пути знакомства. — А то я думал, что в мире больше не осталось таких красивых омег.              Тэхён почувствовал, как искры этого комплимента разлетались по помещению, оставляя посоэле себя едва заметное сияние. Но тут же появилась другая фигура в белом халате.       — Хосок! — воскликнул парень в медицинской одежде, сокращая расстояние между ними и давая подзатыльник альфе.       — А, кстати, я Чон Хосок, — уже в более спокойном тоне продолжил альфа, улыбаясь и потирая место удара.       — В смысле больше нет красивых омег? Совсем страх потерял? — продолжал омега в халате.       Тэхён наблюдал за этой сценой с лёгким недоумением, пока Юнги, стоявший рядом, потирал переносицу, сдерживая улыбку, как будто его уже давно не удивляли такие перепалки. В это время омега в образе доктора обернулся к Тэхёну и с улыбкой сказал:       — Я Сокджин, но можешь называть меня просто Джин-хëн. Здесь я в группе врач, так что, если что-то будет болеть или мучить недомогание — можешь смело обратиться ко мне.       — Тэхён. Приятно познакомиться, Джин-хëн, — кивнул он, улыбнувшись в ответ.       Однако атмосфера тут же накалилась, когда Хосок, возмущённо посмотрел на Джина.       — Айщ, Джин, ты настоящий абьюзер, с этим парнем общаешься мило, а со мной как с игрушкой для пинков, — возмущался Хосок, глядя на Джина, отпустившего руку Тэхена, с замеревшей улыбкой развернувшегося лицом к альфе.       — Ты вообще какого хрена тут так долго делаешь? Кто за системой следить будет? — возмущению не было предела.       — Не обращай внимания на их перепалки, — тихий шёпот на ухо заставил вздрогнуть, повернув голову и встречаясь с карими глазами, вдыхая яркий аромат миндаля, Ким начинал чувствовать себя чуточку спокойнее. — Они постоянно между собой ругаются на пустом месте.       — Я Минджун, — предстал перед Тэхёном тот самый омега, что минуту назад стоял возле Юнги и протянул руку для пожатия. Его взгляд так и кричал о том, что он не рад появлению Тэхёну, сканируя по новой. Но теперь его взгляд был холодным и насторожённым. Казалось, он следил за Тэхёном не просто так, как бы оценивая его, но и с определённой целью, словно хотел понять, кто он на самом деле. От Минджуна так и исходил негативный аромат красного винограда, что и опьянеть можно. Но Тэхён не отдаёт должное, чуть склонив голову к плечу, осматривая омегу в облегающих лосинах, кроп топе, явно привлекая внимание одного из альф. Не трудно сопоставить факты увиденного и происходящего. Этот Минджун явно привлекает внимание Юнги.       Тэхён усмехнулся на свои мысли, протягивая руку в ответ и пожимая.       — Тэхён.       — Юнги, можно тебя на минутку? — не отрывая взгляда от новоприбывшего омегу.       Юнги слегка нахмурился и молча кивнул, отходя в сторону с омегой к одному из дальных углов. Тэхён искривил губы в усмешке. Интересно. Этот Минджун ревнует?       Как только разговор перешёл в другую плоскость и Юнги повёл Минджуна в сторону, Тэхён остался один, задумчиво наблюдая за происходящим. Всё вокруг напоминало незавершённую картину. Брюнет сканирует зал и вот что ему удалось запечатлить: Минсо очень эмоционально разговаривает с Хосоком и Джином о чем-то; в углу Минджун что-то яростно говорит Юнги, всплескивая руками. Тэхён поджал губы, отойдя немного в сторону.       Но одиночество его было недолгим. Мелькнувшие силуэты, новый альфа и трое омег, подошли к нему, приветствуя его и представляясь. Их голоса раздавались, как порывы ветра, но даже их звуки не могли отвлечь Тэхёна от своих мыслей. Один из них — Воншик, альфа, на вид лет сорока, олицетворящий силу и порядок. Его тело, словно скала, при каждом движении переливалось мускулами. Он был тренером в их маленькой ячейке сопротивления, занимавшимся обучением военным тактикам и оружию. Его серьезный, но не пугающий взгляд глубоко врезался в Тэхёна, словно вижел все тайные уголки его души. Омеги нет-нет да вставляли свои замечания, бросая заинтересованные взгляды на Тэхёна, жившего раньше в городе.       Знакомства протекали с необыкновенной активностью — имена, лица, бесконечные разговоры, всё это мешало сосредоточиться. Тэхён почувствовал головокружение, его разум поглощал слишком много информации за раз. В этих разговорах и людях он улавливал не просто стремление к личной свободе, а яростную решимость идти против системы, против страны, где правила диктовались жестокой рукой закона и президента. Против армии генерала Чон Чонгука. Это было похоже на самоубийство. Как небольшая группа, несколько человек, могли осмелиться противостоять такой мощи? Силы, что нарушают законы природы, разрушая судьбы, что сталкивались с людьми, способными на такие чудовищные поступки. Ведь против Чонгука не выстоять — его глаза, как тёмные бездны, поглощают всё. Он убивает не задумываясь и каждый его шаг — это шаг ближе к смерти. Тэхён до сих пор ощущал запах его кожи — тяжёлый, насыщенный запах, который оставался с ним, как проклятие.       Расставленные на полу мягкие пуфики, на одном из которых расположился брюнет, были подобные оазисам в этом жестоком мире. Он был один, поглощённый мыслями, не позволяя себе отвлечься, несмотря на непрекращающуюся боль в груди. В его пальцах тускло поблёскивала старая кружка, чьи края обвиты налётом времени, как тени прошлого. Где-то внутри неё затаился светлый след жизни — остатки неведомой свежести, угасшие с течением лет. Она не была как старый, забытый друг, с которым он делил свои глубочайшие переживания. Наоборот, она была невыносима, как и это место, куда его привели. Где-то в глубине его души бурлила тревога — дым сигарет, к которому он привык, исчез. Сигареты остались у Юнги.       «Жутко хочется курить», — сказал себе Тэхён, снова поглядывая на кружку. Он чувствовал, как жгучее желание противоречит его усталости.       Время застывало. Тэхён, пребывая в одиночестве, пытался разобраться в этих сбивчивых мыслях. Он думал о Юнги и его непреклонной воле. Альфа не сдавался. Он стремился вернуть утраченное, но Тэхён не мог поверить в это. Он видел действия Чонгука. Он видел его своими глазами — тот взгляд, что всё поглощал, как бескрайний космос, сжимающий сердца до ломки. В его действиях не было сомнений, не было раскаяния. В памяти омеги стояла чёткая картина: горячая кровь, общая для людей, чуждых друг другу, на белой плитке. Они все стали частью этой боли, одной неутолимой жажды смерти. И среди всего этого — Сехун. Он был там и Тэхён надеялся, что в следующей жизни, в другом месте, он будет счастлив. Обретёт то, что потерял. Но это был мир, где невозможно было соревноваться с Чонгуком. Тэхён знал это. Каратель убивал без колебаний, расчленяя всё, что могло бы стоять на его пути, не моргнув и не испытывая ни малейшего сожаления. Этот человек — его аромат, тяжёлый шаг и глаза, наполненные тёмными безднами, оставались в душе Тэхёна как невыносимое тяжкое бремя, от которого нельзя было избавиться.       Сквозь его мысли пробились приглушённые шаги и едва слышные голоса, сливающиеся в тишине.       — Я тебе уже говорил, что это не просто так, — первый голос, очень знакомый.       Юнги?       Тэхён сёл вполоборота и прислушиваясь к тихим голосам, бегая глазами по полу.       — Он не вызывает у меня доверия. А если он один из тех, кто потом побежит к правительству и нас всех тут повяжут? И это в лучшем случае, а в худшем, просто нахрен растреляют и Чонгук не откажется в удовольствии заснять нашу смерть.       — Минджун, — прозвучал строгий голос Юнги, заставивший другого замолчать, — с каких пор ты начал мне не доверять?       — Ни с какой, — голос стал сразу тихим, словно растерял какую либо свою уверенность.       — Так какого чёрта ты тут устраиваешь? Ты сомневался в других людях, которых я сюда приводил? — Голос Юнги явно стал раздражительным, даже до сюда Тэхён почувствовал его миндаль.       — Нет…       — Так почему ты в нём сомневаешься?       Тишина, затянувшаяся после этих слов, казалась мучительно долгой. Наконец, в ответ был только усталый вздох Юнги.       — Иди спать, завтра у вас с Воншиком тренировка.       Голоса затихли, шаги постепенно удалялись, оставляя после себя тишину. Тэхён повернулся, сев спиной ко входу. Его взгляд невольно упал на черный экран телевизора. Он не был уверен, что ему хочется здесь оставаться. Не трудно было догадаться, что Минджун будет говорить об этом с Юнги. Тэхён и сам не рад был здесь находиться. Было здорово увидеть новые лица, познакомиться. Больше по душе ему стали Джин и Хосок, от них веело спокойствием и каким то расслаблением.       Внезапно, в его поле зрения возникла фигура. Она замерла у входа, и Тэхён, даже не оглянувшись, понял, кто это. Альфа держа в руке зелёную бутылку, покрытую матовым покрытием от контраста. Тэхён краем глаза смотрит на его профиль, от его тела, склонённое от усталости, всё ещё источало какое-то напряжение.       — Так ты все слышал... — устало выдохнул Юнги.       — Это не имеет значения. Ты ради этого меня сюда привёз? Чтобы я здесь остался и учился? — Тэхён наконец повернулся к нему, цепко скользя взглядом по его лицу, пытаясь разгадать скрытые засмыслы.       — Я привёз тебя сюда, чтобы ты не сдавался так просто. Я не хочу, чтобы ты терял смысл жизни. Я хочу, чтобы ты продолжал бороться. Этот мир… Он когда-нибудь поглотит нас всех, но разве мы не можем хотя бы попытаться его изменить? — Юнги говорил с трудом, будто слова не шли с лёгкостью. Его пальцы поглаживали стенки бутылки, а уголки губ невольно искривились в не совсем радостной усмешке. — Я хочу, чтобы ты попробовал.       — Чтобы я жил в одном закрытом помещении с ревнивой виноградной лозой? — фыркнул Тэхен, отворачиваясь и отпивая кружку.       Юнги усмехнулся и тихо начал смеяться. Потирая усталые глаза, его плечи слегка вздрогнули от смеха.       — Это не ревность, это переживание.       Тэхён закатил глаза и цокнул языком, посмотрев на Юнги.       — Если ты не видишь ревности омеги, то ты либо слепой, либо тупой, Юнги, — без злобы ткнул пальцем в плечо альфы, заставив того слегка покачнуться.       — Тупым и слепым меня ещё не называли, — улыбнулся Юнги, прищурив глаза и осматривая Тэхёна       — Ты невыносим, Юнги, особенно, когда пьян, — Тэхён потер переносицу, ощущая головную боль от этих разговоров и от мыслей, которые не оставляли его в покое. — Вот надо было судьбе тебя подкинуть мне?       — Так ты останешься? — тон сразу же приобрёл серьёзный оттенок, сменяя тему на серьёзную, — Хотя бы попробуй, Тэхён.       Омега посмотрел на свою кружку в руках. Вся эта тягучая неопределённость оставалась внутри него, не позволяя принять окончательное решение. Оставаться здесь или уйти? Он не знал. Но решение должно было быть его.       — Дай сигарету, я знаю, что они у тебя остались, — выдавил он, и его голос стал почти хриплым.       Юнги без лишних слов поставил бутылку рядом и достал пачку сигарет, протягивая одну Тэхёну, зажигая её. Тэхён ощутил, как никотин моментально ударил в голову, как знакомое тепло, обнимающее его изнутри. Он даже не сразу осознал, что его язык теперь поворачивается быстрее.       — Ты тоже тут будешь? — совсем тихо произнёс Тэхен.       — Мне долго нельзя здесь быть, — покачал головой, — некоторые заметят моё отсутствие и начнут задавать вопросы.       Тэхён кивнул, смотря на тлеющую сигарету между своими пальцами.       — Ты же знаешь, что я не люблю вокруг себя чужих мне людей.       — Знаю. Я тут побуду пару дней, ты попробуешь со мной, посмотришь все, тебе многое расскажут.       — Если я не соглашусь, то ты заберешь меня обратно? — посмотрел на Юнги.       Он должен быть уверен в том, что у него будет выбор в этом, что не останется там, где не хочет и не будет делать то, чего не хочет.       — Заберу.

***

      — Ну что тут у тебя?       Юнги медленно присел на кресло у компьютерного стола, скользнув взглядом по комнате, заполненной старым и новым оборудованием, перепутанными проводами, экранами, на которых неугомонно мигали огоньки и перемещались цифровые потоки данных. Это было место, где происходило что-то скрытое от посторонних глаз, где каждый электронный сигнал был важен и многозначен. Оборудование работало как сложный механизм, в котором каждое шевеление, каждый всплеск цвета на экране создавал атмосферу напряженной тишины, нарушаемой лишь глухими шорохами вентиляторов и тихим жужжанием процессоров.       — Да стабильно, а у тебя там что? Как Тэхён? — спросил Хосок, отпивая из горлышка бутылки и кидая на Юнги взгляд, которого уже не удивляют ни цифровые кодировки, ни загадочные задачи, скрытые в недрах этой техники.       — Витает в сомнениях, — Юнги усмехнулся. — Но его можно понять. Это всё новое для него. Я выбил его из зоны комфорта.       После разговора, Юнги показал ему свою комнату, более просторную нежели другие комнаты, оставляя располагаться там. В ней стояла двуспальная кровать у стены, шкаф пинал, стол и стул в другом углу и даже отдельная дверь с душевой. Тэхён по традиции возмущался, но все же под пьяным натиском Юнги согласился и лёг отдыхать. Юнги не мог не следить за ним, как за ребёнком, заботясь, потому что понимал, насколько хрупкой может быть его жизнь. Он не был готов снова потерять кого-то. Тэхён, измученный за последние пару суток, вскоре уже сладко спал под тёплым одеялом на его постели.       — Это случайно не тот омега, который попал на камеры, когда Чонгук устроил террор в ресторане? — спросил Хосок, чуть прищурив глаза, переводя взгляд с экрана на Юнги, что бы уловить малейшие признаки его эмоций, откинувшись на спинку стула.       — Он, — ответил Юнги, не двигаясь с места. Но его лицо словно застыло в той же самой гримасе, в которой оно оставалось, когда он погружался в воспоминания. — Я до сих пор поражён, что он выжил. Если бы не его смекалка, если бы он не спрятался под стойкой, его бы уже не было, — потер устало лицо.       — Он чем то похож на Хару, — тихо произнёс Хосок, отворачиваясь к главному экрану и сканируя взглядом разные кода. Завёл больную тему.       Юнги вздохнул, тяжело опустив взгляд. Его пальцы, как бы случайно, задели край бутылки. В этом простом движении была вся его печаль, вся невыразимая боль, которую он пытался скрыть.       — Я знаю, — тихо ответил Юнги. — Именно поэтому я показал ему это место. Я не хочу, чтобы он оказался на том же пути. Или того хуже.       — Ты же знаешь, друг, — начал он со вздохом, пожав ему плечо, — что всех спасти не получится. Если за каждого переживать и пытаться спасти, то можно с ума сойти.       Хосок отпивает пару глотков из бутылки и ставит на стол, упираясь локтем в подлокотник и подпирая пальцами висок.       — Я все знаю, Хосок… Я все знаю…       Тишина ненадолго зависла, создавая напряжение в помещении. Хосок помнит Хару, его судьба была ужасна, но не по вине Юнги. Хосок по честному ненавидит омегу Мина за то, что он так поступил с альфой — разбил его своими выходками, а тот до сих пор по нему убивается. Возможно, Юнги был зависим от чувств к омеге, а, возможно, Хосок просто никогда не испытывал такого влечения, под названием «любовь», соответсвенно и не осознает, насколько тяжело отпустить человека в вечное плаванье. Эта потеря была сложной для всех присутствующих на то время, но по-особому для альфы, ведь тот омега сначала стал смыслом его жизни, а затем так несправедливо ушел с жизни всех. Минус один важный член большой семьи. В тот день, когда они узнали, что омега покинул этот мир, никто не мог найти умиротворения. Эта информация не переваривалась в голове, ведь буквально несколько часов назад, Хару был ещё живым. Хосок тянется к пачке сигарет и молча протягивает одну, по очереди поджигая концы.       — Кстати, что там у вас с Минджуном произошло? Я давно его таким злым не видел, — решил развеять программист вязкую тишину, переводя взгляд на задумчивого Юнги.       — Ему Тэхён не понравился, — усмехнулся невесело, приложив к горлышку губы, — Тэхён на этот счёт говорит, что он ревнует. И назвал слепым и тупым.       Хосок в удивлении поднял брови и взглянул на Мина, чуть подавившись сигаретным дымом, постучав себя по грудине. Закашлявшись, Чон потянулся за бутылкой, отпивая жадными глотками.       — Я конечно сейчас прибываю в шоке, но если действительно не видишь то, как к тебе относится Минджун, то, цитирую: «ты действительно тупой и слепой», — тычет в него пальцами с зажатой между ними сигаретой.       — Я вижу, что Минджун ко мне относится по другому, но ты должен понимать, что я не могу подпустить его близко к себе.       — А Тэхёна подпускаешь, — лукаво улыбнулся Хосок, поигрывая бровями.       — Ты еблан, скажи честно? — Юнги усмехнулся, смотря на него с лёгкой улыбкой.       — Был бы я нормальным, ты бы не общался со мной, — покачал головой, выпуская дым изо рта.       Атмосфера витала уже не такой напряжённой. Юнги за это и обожает Хосока, что с ним легко можно поговорить обо всем и не слушать причитания по поводу того, что хорошо, а что плохо. Это не про него. Незамысловатые легкие разговоры, сопровождающиеся легким смехом и расслабленной обстановкой — вот это можно по-настоящему сказать про Хосока. Он дитё солнца, озаряющий теплом и светом даже в самые кромешные и темные будни. С уважением выслушает его мнение и действия, взамен просто скажет своё, не заставляя его принимать.       Но затем, как и всегда, этот момент тишины был нарушен сигналом. Сигналом тревоги. Внезапно загорелась красная лампа и всё вокруг стало менее реальным, словно весь этот мир стал картиной на экране, где вдруг что-то пошло не так. Хосок подскочил и приблизился на стуле ближе к компьютеру, параллельно потушив недокуренную сигарету, быстро что-то печатая по клавишам. Юнги нахмурился, проморгавшись пытается понять.       — Что происходит?       — Не могу понять, что-то взломали, я ищу, погоди, — быстро, без колебаний, отвечал Хосок и его пальцы будто сливались с клавишами, выискивая недочёты в шифре.       Юнги стиснул зубы, поднимаясь с места, стараясь не мешать своему другу, но в его глазах уже читалась паника. Он понимал, что в такие моменты нельзя терять ни секунды. С каждым мгновением темнеющие экраны лишь подчеркивали нарастающую угрозу.       — Чëрт, чëрт, чëрт… — тихо ругается Хосок.       Спустя несколько минут, когда Хосок открыл файл и в его глазах вспыхнуло осознание, всё стало ещё более мракобесным, медленно поворачиваясь к Юнги.       — Что? — смотрит на того с нетерпением и напряжением.       — Твою квартиру взломали, — сказал он, при этом его голос стал таким тихим, будто каждое его слово вырывалось с огромной силой.       Юнги не мог поверить своим ушам. Он буквально почувствовал, как его разум замер на мгновение. С каждым словом этот кошмар всё ближе и быстрее приближался к его реальной жизни, и вот он, момент, который он никак не ожидал.       — Что блять?! — вырвалось у него, прежде чем он мог контролировать свои слова. Его голос, полный ярости и недоумения, словно прорвал тишину, обрушившуюся на помещение. Внутри всё сжалось, как туго натянутая струна, а разум, ещё замутнённый алкоголем, пытался осмыслить происходящее.       — Я не знаю, не понимаю, почему сигнал прошёл с задержкой, но это было, — Чон пробегает глазами по тексту и вновь поворачивается к Юнги, — Почти сутки назад. И с тобой пытаются связаться люди Чонгука.       Как холодный душ, слова альфы обрушились на Юнги. Алкоголь, что ещё недавно пульсировал в его венах, мгновенно исчез, словно кто-то вырвал из него жизненную силу. Взгляд мгновенно затуманился, в глазах зажглись огонь и гнев, а руки, сжимающиеся в кулаки до белых костяшек, сыпали напряжение в воздух, будто сейчас что-то страшное готово было обрушиться .               Альфа, переполненный мощью, сорвался с места. Его ноги не касались пола — он буквально вылетел в коридор, будто не человек, а стихия, что не замечает преграды. За ним, с ошеломленным выражением лица, вскочил Хосок, едва успевший за ним.       — Куда ты пошел?! Стой, Юнги! — его голос был наполнен растерянностью и паникой. Он пытался удержать друга, но бег Юнги, быстрый и решительный, не оставляли шансов.       — Вызывай Минсо, пусть выводит Мустанга, — прорвался резкий, почти хриплый приказ, который эхом отозвался в ушах Хосока.       — Да черт, погоди, да что же это…       Он бросился за Юнги, цепляясь за карманы в поисках рации. Увидев её, сразу связался с Минсо. Тот, пробуждаясь, казался совершенно сбитым с толку. Он явно не знал, что происходит и кто такой Мустанг, оказавшийся теперь на повестке дня.       — Да быстрее ты блять свою задницу поднимай и выводи Мустанга на улицу! — почти крикнул Хосок в рацию, его голос расколол тишину в комнате, не признавая никаких преград.       — Принял, — раздался ответ.       Юнги не останавливался. Его шаги продолжали эхом сотрясать коридор. Хосок настиг его в одной из комнат, где тот уже собирал сумку. Его движения были резкими, отчаянными. Казалось, каждый его жест был пропитан какой-то незримой, но угрожающей силой.       — Юнги, — наблюдая за тем, как тот собирает небольшую сумку вещей, — А Тэхён?       — Пусть будет здесь. Ему нельзя показываться людям Чонгука и, к черту, ему самому, — ответил Юнги, сжимая кулаки, словно готовый расправиться с тем, что не поддавалось контролю. Его гнев был как стихия, способная разрушить всё на своем пути. — Не позволяй ему выходить за пределы бункера, пока я тебе не доложу. Понял?       Юнги, выдыхая, закинул сумку на плечо, его взгляд метнулся к Хосоку.       — А что я ему скажу? — растерянно развел руки в стороны. Он не знал, как обманывать человека, которого видел всего несколько часов.       — Скажешь, что мне срочно нужно вернуться. Приглядывай за ним, только тебе могу доверять, — его голос стал твёрдым, как скала. Он крепко сжал плечо Хосока, но, прежде чем тот успел что-либо сказать, уже прошёл мимо, направляясь к выходу. Всё вокруг пропахло тяжёлым миндалём альфы, сдавливая лёгкие, что даже внутренний альфа Хосока не мог нормально вдохнуть и без того затхлый воздух.       Хосок прикрыл глаза и зарылся пальцами в свои волосы, взворошив их, прежде чем снова бросить взгляд на спину Юнги, исчезавшую за поворотом.       — Это пиздец.

***

      Дорога до города тянулась перед ним как бескрайняя пустыня, обжигающая своим ничем не ограниченным пространством. Она не имела конца, она не имела формы — лишь бесконечная череда изгибов и поворотов, каждое мгновение удлиняющихся, удушающих, как хватка самого времени. Мустанга приходилось гнать без усталости, заставлять его бежать через лес, не останавливаясь ни на секунду, словно сама природа пыталась помешать ему достичь цели, ставя перед ним всё новые и новые преграды. Листва шуршала под копытами, а ветви деревьев угрожающе сотрясались в пустом воздухе. Юнги весь путь извинялся перед животным, проклиная свою судьбу, но его мысли были не о лошадях и не о том, что эта дикая гонка вскоре окажется позади. Нет, его мысли, как и сердце, всё больше и больше сжимающиеся от напряжения были о другом — нужно было добраться быстрее.              Стараясь не замечать запыхавшегося коня, Юнги оставил его около дома мистера Кана и моментально вскочил в салон машины. Встряхнувшись, словно отскочив от мира, он резко нажал на газ.       Рассвет только начинал свою бурю над горизонтом. Лучи солнца пробивались через серые облака, окрашивая мир в мутный свет. Но Юнги не замечал этого. Он не спал уже почти сутки и тело, измученное от усталости и алкоголя, откликалось на каждое движение как старый механизм, не хватающему масла. Глаза его горели от жажды решения, но рука, тянувшаяся к мобильному, не слушала его — в кармане что-то резко задрожало, извещая о множестве пропущенных звонков.       Сотовый в руках стал как горячий камень, обжигающий ладонь, но это не спасло его от этого взгляда, который был столь пугающим, что кровь отступала от лица. Девятнадцать пропущенных звонков. Номер незнакомый. Внутри что-то сжалось, будто всё внутри него вдруг стало потемневшим. Это не могло быть хорошим знаком.       Юнги швырнул телефон на сиденье, не желая больше встречаться с этим цифрованным, холодным лицом безымянного звона и, не раздумывая, нажал на газ с новой силой. Рулевое колесо в его руках стало источником тяжёлой борьбы, и, пролетая мимо патруля, он уже не обращал внимания на скорость или на правила. Он мельком взглянул в зеркало заднего вида: грузовик стоял на месте, без единого мигающего огня. В голове не было места для осторожности или самоконтроля — его мысли были в тысяче мест одновременно, а единственное, что оставалось — это пустота и злоба, готовая взорваться. Что люди Чонгука забыли в его квартире? Что ему стало нужно, что тот объявился на его территории спустя столько лет? Альфа громко зарычал, ударяя по рулю с силой, выливая на него всю ненависть. Как он ненавидит Чонгука и всю его чёртову семью.       Что-то отчаянно тронуло его разум, снова и снова возвращая к тем лицам, что он не хотел видеть, к тем людям, что каким-то чудом вернулись в его жизнь. Чонгук. Эта ненависть как зараза — проникала в каждую клеточку его сознания. Он знал, что ответить на это можно лишь одним способом — удушить, уничтожить. А после этого будет мало и пули. С каждым поворотом Юнги ощущал, как его ярость разрывает его нутро, как его ненависть и разрушение наполняют весь мир.       Но, несмотря на это, скорость не замедлялась. Она становилась лишь быстрее, стремительнее, как шустрая река, влекущая всё на своем пути. До города оставалось чуть-чуть. Меньше минуты. Меньше нескольких шагов. Лишь обрывки мыслей отрывались от него, как отголоски прошлого, но впереди маячил новый мир и в нём не было места для сожалений.       Въехав в подземную парковку, Юнги не просто припарковал машину, а словно запечатал её в металлическую клетку, с характерным хрустом рычагов и обрывом дыхания. Дёрнувшись, он выключил двигатель и напряжение мгновенно поползло по его телу, как ледяные иголки. Вдруг его руки ощутили лёгкий тремор — сдерживаемый, едва заметный, но отчётливо видимый в свете уличных огней. Быстро выбежав из машины, он почти бегом направился к лифту, его шаги отголоском, эхом отдавались в пустых, стерильных бетонных коридорах парковки.       Он нервно нажал на кнопку вызова и это движение словно вырвалось из его тела помимо воли. Кнопка откликнулась тихим, но напряжённым звуком, словно она тоже ждала чего-то. Юнги почувствовал, как его нервы напрягаются, как тень отчаяния пробегает по его сердцу. Он невольно поднял взгляд, чтобы скрыть исподтишка дрожь в руках. Лифт появился так же молчаливо, как и все его ночные кошмары, с его металлическими дверьми, открывшиеся с лёгким, но жутким звуком.       И вот тогда, когда его взгляд столкнулся с тем, что было внутри, сердце Юнги чуть не замерло. Внутри лифта, словно из какой-то кровавой шкатулки, было нечто, что не оставляло сомнений — кошмар стал реальностью. Брызги алой жидкости. Она сверкала на полу, как прожилки в мраморе, а сам лифт утопал в этом кровавом море. В углу, как безжизненный статуйный монумент, лежала поломанная фигура охранника — его тело неестественно согнуто, сломано и каждый угол этой гибели говорил о том, что смерть пришла жестоко. Юнги застыл на месте, перед тем, как взглянуть на это зрелище, его сознание, отказывалось растворяться в пустоте.       Резко повернувшись, он направился к лестнице. В его груди загорелась огненная боль от напряжения, но решимость велела ему идти не оглядываясь, не чувствуя ни усталости, ни страха. Каждый шаг поднимал его всё выше и с каждым этажом его лёгкие, словно сжимавшиеся невидимой рукой, требовали больше воздуха. Он вдыхал его жадно, как беглец, с пропитанными никотином лёгкими, и в этот момент он не был уверен, что вообще когда-либо снова сможет дышать спокойно.       Мин поднялся на свой этаж, хватаясь за свой бок, отдыхая от подобной пробежки. Дверь его квартиры была взломана, зияющая как рана на теле дома. Она висела лишь на одной петле, а тяжёлые куски дерева валялись по полу как разбитое зеркало. В этот момент Юнги почувствовал, как всё внутри него сжалось. Стиснув зубы, он сдержал себе крик, готовый прорваться наружу. Как сдержанный шторм, он вынул пистолет из кобуры, плавным движением сняв предохранитель, как бы разделяя пространство между ним и тем, что ждало его внутри.       Он осторожно сделал шаг в квартиру, каждое его движение было выверено, выточено, как остриё клинка. Всё вокруг было разрушено — мебель лежала разбитая, обломки стекла блестели в тусклом свете как кусочки разбитых снов. Он шагал, не веря, что всё это происходит. Каждый раз осматривал комнаты по-новому, не узнавая их. Каждое движение воспринимал как шаг в неизвестность. В пустоте квартиры не было ни звука — только тишина, тяжёлая и гнетущая, словно за каждым углом скрывались призраки прошлого.       Когда он достиг гостиной, ему пришлось остановиться. Вся комната была объята хаосом — разорванные кресла, перевёрнутые столы, рваные шторы, разорвавшие пространство на части. Он опустил пистолет и тяжёлый, дрожащий выдох вырвался из его груди, словно с ним уходит и часть его самого.       Но замер, словно облитый ледяной водой, когда услышал голос:       — Давно не видились, Юнги.