Швы

С момента, как Ян снова ворвался в мою жизнь, все в этой жизни идет по пизде и мимо моего годами отработанного графика. Это причиняет мне почти физический дискомфорт, потому что режим нарушать нельзя. Режим нарушать нельзя, поэтому в восемь утра я уже не у себя в постели, а в спортзале. Прохожу мимо татами, где парни из самой ранней группы учатся складывать одежду, не вынимая из нее людей. Они называют это Джиу-Джитсу. Пару лет назад меня осенило, что пора что-то решать со своим синдромом бездомной псины. Перестать уже считать любого чела, который на меня посмотрит, будь это даже полный еблан, лучшим человеком на земле. Сомнительным, но действенным решением этого вопроса стали одноразовые встречи с типами из дейтинг приложений, которые наконец-то разорвали в моей ебучей голове прочную связь любви и секса. Саня, когда мы с ним, простигосподи, обсуждаем мою сомнительную личную жизнь, называет это тревожно-вовлеченным типом привязанности, что бы это ни значило. Я все так же называю это бедами с башкой. Через полтора часа я ладный и складный выхожу из парадного в ссаный дождь. В Москве по моим ощущениям сейчас две погоды — ссаный дождь и сраный снег. Утром в офисе темно, но на столе уже кофе, сэндвичи и Ян. Ян не на столе, конечно, а за ним. Сегодня кофе не в бумажном стакане из соседнего кафе, а в моей родной желтой кружке из нашей офисной кухни и я подозреваю, что варил Ян его сам. Что это, жест доброй воли, или его плата за мои вчерашние сырники? Которые Ян съел в одного, пока я пытался убедить Владимира, наконец-то уже подписаться с нами, и отвалить уже от меня, Христа ради. Сидит сейчас, уткнувшись в телефон, скроля ленту, и вскидывает голову, когда дверь за моей спиной хлопает. На нашем втором курсе он был резким и захватывающим все мои мысли. Человеком он тогда был непредсказуемым. Сейчас он другой, но в то же время, я вижу там этого Яна из универа. Его резкость смягчилась, но теперь он компенсирует ее уверенностью. — Что тебе нужно от меня? — пропускаю приветственные буквы. Ян блокирует мобилу и смотрит на меня снизу вверх, не моргая, прямо в глаза. — Шанс? — Это вопрос? — сначала действительно не понимаю я, что он несет, а потом делаю вид, что не понимаю, — по работе тебе что-то нужно? — Мне нужен шанс, Марк. В этот раз я не проебусь, — он тоже делает вид, что совсем не слышит мой второй вопрос. — О, значит ты хотя бы признаешь, что проебался? Интересно. — Знаешь, я думаю, мы оба проебались, но свой вклад в это общее дело я давно признал. Когда Ян включает взрослого и рассудительного, он бесит меня не меньше, чем когда поступает как ебалай. И сейчас я снова на грани. Немалую роль в этом играет вид Яна, ведь я все еще падок на красивую картинку. Он в струящихся брюках, и таком бежевом тонком свитере, в котором его широкие плечи выглядят еще более внушительно, чем обычно. Когда нас прерывает стук в дверь, за которой не выспавшаяся Маша называет меня по имени отчеству, на что Ян хмыкает, и зовёт нас обоих на собрание, я готов Машу расцеловать. Она исчезает, но, к сожалению, с Яном также не происходит. — Так что, — скользит по мне взглядом в коридоре, — я могу пригласить тебя на ужин? — Пригласить ко мне домой? Ян кивает. Какой настойчивый пиздюк. — Ты такой же, — говорю то, что давно вертелось у меня на языке, — но совсем другой. — Ну вот такой я на самом деле, — пожимает плечами немного смущенно. Надо же, и так умеет. — Я знаю, какой ты на самом деле, — напоминаю я поморщившись, — мне тачку надо из сервиса забрать. — Подъеду, во сколько скажешь. Ян напирает, и я думаю, разве так сильно ебаться хочется, или что с тобой не так? Называю адрес, огибая его и выходя первым из кабинета. Не знаю, записал ли он его, но при желании в офисе не трудно узнать. Дальнейший день выдается изматывающим. Шведы в обед подписывают бумаги и полным составом уезжают из офиса, чему я несказанно рад. Оставаться с Яном в одном помещении для меня не легко. Он уходит вместе с остальными, пожав нам всем по очереди руки, задержав на мне долгий взгляд, пока Славян желает им всем хорошего полета и прочих благ. Выживаю день чисто на волевых и на энергии трех эспрессо. За час до конца рабочего дня решаю, что на сегодня хватит и самое время свалить и забрать тачку. В сервисе так не считают, и я отсиживаю этот час там, хотя в обед они прислали сообщение, что все готово. Там ужинаю чипсами из автомата, смирившись и залипнув на видавшем виды аквариуме с несколькими не самыми бодрыми рыбками. Тачку мне так и не отдают, после чего моя грамотная русская речь коренного петербуржца превращается в Челябинский быдляцкий жаргон. Но и он не помогает. Через час, после того как все-таки попадаю домой, на пороге нахожу Яна с пакетом из продуктового. Он смотрит на меня с улыбкой, я же с непониманием смотрю на пакет из «Ленты». — Ты реально готовить будешь? — озвучиваю я свои сомнения, когда он проходит следом за мной в квартиру и разувается. Видеть Яна в своей квартире странно. Странно, что этот человек из прошлого, который забивал на учебу, мог объявиться бухим и в леопардовой шубе, с которым мы смотрели кинематограф не самого высокого жанра, ели пиццу лежа на полу и ебались там же, стоит сейчас в офисных шмотках на пороге моей квартиры, в другом городе, с пакетом продуктов и желанием что-то из них приготовить. — Я же так и сказал. — Да, но я думал, ты чисто поебаться приехал напоследок. В честность его намерений я не верю, но сейчас хотя бы и иллюзий не строю, отболел. — Как же меня заебали твои выводы охуенные, что тогда, что сейчас. Я не ебаться приехал, но могу, если у тебя недоеб. Спроси, а не додумывай. Знаешь такое? — продолжает Ян, кажется, даже немного раздраженный моими словами. А у меня, в общем-то, недоеб и есть. Он проходит, сунув пакет мне в руки, и я прижимаю его к груди, проходя за ним следом на кухню. Ян моет руки, открывает все шкафчики по очереди и вытаскивает оттуда какие-то тарелки и прочую хрень, о нахождении которой в квартире, я даже не подозревал раньше. Стою в шаге от него, и не могу оторвать взгляда от спины Яна. — Знаешь, я думаю нам все-таки стоит поговорить, — резко поворачивается он, прекращая выбирать посуду. — О, правда?! Можешь начинать! — следом вскипаю я, скидывая пакет с продуктами на стол, — появляешься спустя пять лет и делаешь вид, что не было ничего! Почему сейчас?! Почему ты тогда не пришел? Этот вопрос действительно терзал меня все эти пять лет. Что такого могло случиться, что заставило его так поступить? Я рассматривал все варианты от самых банальных, что Ян просто ебался с кем-то еще, до самых невероятных конспирологических теорий, но ответ Яна все равно сначала выбивает из легких воздух, а потом все-таки вызывает во мне желание подправить ему лицо. — Ты чего-то вечного и надежного как будто ждал от меня тогда, — начинает Ян, и я бешусь от того, что вообще-то да, я этого и ждал, как любой нормальный человек, который заходит в отношения, — что я решу твои проблемы, а я свои-то решить не мог. Еще думал, что тяну тебя. Ты мне про Москву эту, про соревы говорил постоянно. Думал, что не хочу быть причиной того, что ты никуда не поедешь, — вздыхает он, — ревновал меня еще постоянно, просто по каждому не проконтролированному тобой часу. Это тогда ужасно бесило. Он замолкает и делает шаг навстречу. Мне же от такой честности хочется хорошенько прописать ему, а потом свалить куда подальше, и я машинально отворачиваюсь к окну, в поисках сигарет и пепельницы, чтобы хоть чем-то занять свои руки, но Ян воспринимает это движение по-своему и обхватывает меня сзади, притягивая к себе. — Я, когда не успел на соревы, думал, что вот сейчас-то ты точно не выдержишь и отъебешься наконец сам собой, — продолжает он, — думал, закатишь после этого истерику, мы посремся и решим, что нам лучше по отдельности. А ты не просто закатил, — меня уже трясет, и я еле сдерживаю накатившую злость, а Ян продолжает, не выбирая выражений, — ты еще Жентоса бедного приплел, который мне пришел денег занять, но и хуй с ним. — Охуенно, — я делаю еще попытку выбраться из его захвата, но Ян не отпускает, — отцепись, можно я покурю хотя бы? Пытаюсь говорить спокойно, но меня колотит всего. Колотит не от жалости к себе и прочего дерьма, которое, несомненно, накатило бы пять лет назад. Нет, сейчас колотит от того, что мы не могли поговорить об этом тогда. — Блять, ну мне двадцать лет было, сделай мне скидку. Мне тогда понятия семьи, верности, надежности и стабильности вообще казались выдуманным, да и сейчас иногда кажутся, но я работаю над этим. И я постараюсь сделать все, чтобы такого не повторилось. Можешь ничего не отвечать сейчас, просто дай мне шанс? Просто можно я побуду рядом и постараюсь сделать так, чтоб ты поверил, что я вменяемый человек? Я прям феерически облажался, я знаю, — Ян крепко держит меня поперек живота, и когда я перестаю дергаться, наконец-то ослабляет хватку, — и если можно, я бы тоже покурил. Он отпускает меня, и я не поворачиваясь, достаю с холодоса пачку Парламента и пепельницу. Открываю окно и подкуриваю, все еще избегая смотреть на Яна. Слышу, что он тоже рядом чиркает зажигалкой и затягивается. Ян считает, что я жутко обижен, я же люто взбешен. Прощать мне давно нечего. — Пять лет твои соцсети сталкерю, но встретить тебя в офисе тут вообще не ожидал, — продолжает он, и я слышу как трещит сига, — когда увидел, решил, что если это не божественное вмешательство, то что вообще тогда? Короче, подумал, что буду еще пять лет жалеть, если не попытаюсь хотя бы извиниться. — Ты и не извинялся. Упрощать Яну жизнь и прекращать его душевные терзания я не намерен. — Если ты не сможешь меня простить, то я пойму. Но мне очень-очень жаль, извини, — он щелчком отбрасывает смятый окурок в открытое окно, игнорируя пепельницу. — Давай уже пожрем, — игнорирую я взрослые вопросы. Чтобы пожрать, надо сначала приготовить. Готовим вместе и почти молча. Ян иногда просит ему чем-то помочь, командует, к теме нашего прошлого не возвращается. Дает мне время на размышления. Я тоже молчу. Пытаюсь понять, что чувствую, ну кроме желания сломать ему ебало. Тогда я бы, наверняка, не понял его. Сейчас же ход мыслей вполне ясен, но мне легче от этого не становится. Не разделяю его мнения, конечно, но понять могу. А вот чтобы прям снова доверять, — это уже вряд ли. Как вообще можно доверять человеку, который однажды уже решил, что не хочет быть твоей поддержкой? Попробовать еще раз? Нет, спасибо, я не хочу больше пробовать. До ужаса еще обидно, что Ян чувствовал, что у меня проблемы. Разве я старался их переложить? Что вместо того, чтобы выбрать быть поддержкой друг другу, он выбрал просто не ввязываться в это. Перестало ли меня после этого разговора по-прежнему по-животному тянуть к Яну? Конечно же, нет. Саня говорит, что в душе я мазохист. Я начинаю верить Сане. Когда мы садимся за стол, я даже уже остыл. Протягиваю ему пиво из холодильника, которое было в пакете с продуктами: — Безалкогольное взял, не знаю, пьешь ты сейчас или нет, — объясняет Ян свой выбор. — Не пью. — И я, — протягивает он мне приборы, — у меня самолет сегодня, но если ты не против, я вернусь в субботу утром. Надо только кое-что уладить дома. Смотрю на него молча, снова какое-то «кое-что». — Да кота, кота мне надо забрать. Я его на три дня отдавал, пока меня нет, но он там уже всех заебал, — закатывает глаза Ян, видимо, уловив мои подозрения, — а, помнишь Арнольда? Арнольда я не забуду. — Думал, ты его брал на передержку, — вспоминаю я подробности того, как Арнольд попал к Яну. — Я тоже, но его не забрали. Ян накладывает нам пасту и садится на стул напротив. Пробует первым, и, кажется, результат его устраивает. — Интересно, почему, — хмыкаю я. От нападения кота на моих ногах не осталось и следа, но в память он залег на всю жизнь. — Да нормальный кот! — смеется Ян. — Он меня ненавидит! — я тоже не могу сдержать улыбку. — Да он всех ненавидит! Пробую наш совместно приготовленный ужин, и он неплох. Вкусно и с налетом времени в Питере. Только трагизма сегодня меньше. — Ты один живешь сейчас? Я имею в виду без соседей? — тычу я в его сторону вилкой. — Да, я продал квартиру ту. Снимаю сейчас один, поэтому кота надо было кому-то отдать на время поездки. Сейчас попрошу соседку с нижнего этажа заходить кормить его. Ну и нужно в офисе дела закончить по вашей сделке, чтоб они меня с неделю не искали. — Не помню, чтобы я говорил, что буду рад тебя видеть, — фыркаю я. — А ты не будешь? — лукаво улыбается Ян. — Это не важно, буду я рад или нет. Я тебя к себе не приглашал. — Я и не напрашивался. Собираюсь пожить в отеле, — пожимает он плечами и встает, чтобы собрать пустую посуду, — Как насчет свидания в субботу? Меня так бесит эта красивая сказка, которую тут мне навешивает Ян, что я собираюсь расставить все точки над i. Я не против отношений без обязательств, может быть даже какого-то ненавязчивого приятельства, но не надо меня, пожалуйста, этим сказочным дерьмом кормить. Накушался уже. — И что, мотаться будешь на выходные ко мне? Зарплата позволяет? Давай с тобой прикинем наше будущее — редкие встречи, а в остальное время мне надо будет просто надеяться, что ты не ебешься еще с кем-то и верить всему, что ты мне скажешь, и не спрашивать тебя ни о чем, потому что тебя это триггерит? Ян спокойно смотрит на меня, позволяя выговориться. — Ездить не далеко, — пожимает он плечами, — я большую часть времени удаленно работаю, поэтому могу жить не только в Питере. И ты можешь спрашивать о чем угодно. — Ты поехавший, — отвечаю я почти с восхищением, — так много телодвижений ради того, чтобы со мной поебаться? — Да ты заебал, Марк, — закатывает он глаза, — тут только ты о ебле говоришь постоянно. Но если уж на то пошло, я на многое готов, да. Ты невероятный, и я очень жалею о том своем решении. — За пять лет стал невероятным резко? Так странно слышать от Яна такие вещи. И приятно. Пытаюсь вспомнить, говорил ли мне кто-то вообще такое. Что я невероятный. — Ты не представляешь, каким ты был тогда, — продолжает он, глядя мне в глаза, — мне нравилось в тебе все. Даже то, что пугало. Мне нравилось, какой ты бесстрашный. Время тогда было и отличное, и мерзкое. Мерзкое из-за моих решений, конечно. Ян, немного осмелев, делает шаг навстречу и кладет ладонь мне на щеку, поглаживая подушечкой большого пальца. Замираю в его руках, не в силах пошевелиться. Ближе он не подходит, не пытается силой поцеловать или прижать к себе. — И почему ты думаешь, что теперь будет как-то по-другому? — срываюсь я на хриплый шепот. — Потому что теперь я меньший ебалай? Так и стоим с ним посреди кухни, и желание у меня одно, закрыть глаза и отдаться этим прикосновениям. — Так и будем зря потраченную юность вспоминать? — отступаю я на шаг, и пальцы Яна скользят по моей шее. — Может, теперь у меня еще больше проблем и тебе это все вообще не упало? — Правда? Тогда можешь поговорить со мной об этом, мне не плевать. — Это займет много времени, — пожимаю я плечами и выхожу из кухни, выключая свет и оставляя Яна в темноте. — Ночь только началась. Прохожу в гостиную и падаю на диван, на котором провожу вообще большую часть жизни в этой квартире, когда не сплю. Да и по правде сказать, первые месяцы я спал тут, обходя спальню стороной. Не мог заснуть на большой кровати, зато тут, на диване было самое то. Ян садится рядом, ставит на низкий стеклянный столик перед диваном еще две бутылки безалкогольного, пепельницу и сиги, следом из кармана достает зажигалку и кидает ее рядом. Обхватывает меня за плечи, удобно устроив большую широкую ладонь. — Расскажешь, чем жил? И я вопреки здравому смыслу рассказываю ему все. Начиная с того, как мне позвонил тренер из горного. Как я въебал второй бой. Как паршиво было на душе сначала, как искал Яна в толпе против воли и надеялся, что не встречу его в универе. Про то, как выходил бегать ночью, когда тяжелые мысли не отступали. Ян сжимает мое плечо, когда я рассказываю, как он меня поломал тогда. Как уехал в Москву с Юрцом. Слушает молча и не перебивает, не оправдывается и не вставляет свои пять копеек, которые готов вставить всегда. Вертит свою бутылку в руках, иногда делая короткие глотки. Когда рассказываю про свои интрижки, чувствую, как его грудная клетка вздымается и как он зло дышит. — У тебя нет права меня осуждать, — фыркаю я, прекрасно понимая его реакцию. — Я и не осуждаю, я сатанею сейчас от ревности. — Не ожидал от тебя. — Я сам не ожидал. Рассказываю про горный, про то, как много в моей жизни было первенств, как получил мастака, познакомился со Славяном и жизнь поменялась. Универ кончился, спорт стал просто хобби, а работа стала до странного удовлетворять. Ян обнимает меня за плечи, и я засыпаю выговорившись. Просыпаюсь в той же темноте, что и заснул, от незнакомого будильника и первые пару секунд не могу понять, почему вообще меня обнимает Ян. Все тело ужасно затекло от сна в неудобной позе. Память быстро возвращается, когда сонный Ян целует меня куда-то в макушку и говорит, что идет умываться и ему пора на самолет. Из ванной Ян выходит заметно посвежевшим. — И что у тебя рожа такая сияющая? — А что у меня с утра не может быть хорошего настроения? — расплывается он в довольной улыбке, вызывая тачку в приложении. — В апреле? В пять утра? — вскидываю я бровь. — Да, туда-сюда и снова увидимся, — Ян обувается, и резко оборачивается с курткой в руках, — действие. — Что «действие»? — Я выбираю «действие» сегодня. Дашь свой номер? — Мы вообще не так играли, — закатываю я глаза, — давай мобилу. Ян протягивает мне телефон, и я забиваю свой номер в контакты. — И я не жду тебя через три дня, чтоб ты знал. — Ну значит посмотрю весеннюю Москву и уеду домой. Ян уходит, крепко обняв меня за плечи, и я зарываюсь носом в его шею, вдыхая знакомый запах. Закрываю дверь, и признаться честно, я и не помню уже, когда мне в последний раз было так хорошо и уютно в своей квартире с кем-то кроме себя самого.