Ликорис для друга

      Они собрались на пустыре — на их обычном месте сбора. Сегодня был выходной, но всем им, кажется, удалось улизнуть из дома на несколько часиков.       В этот раз в компании произошли изменения: теперь с ними была Кадзуми. Мори и Исака отнеслись к этому философски: ну, ясное дело, если она теперь девушка Кобо, то теперь будет с ним всё время. Они не были против. Юмото была классной девчонкой, хоть и немного странноватой.       Сейчас Кобо и Кадзуми уместились на перевёрнутой ванне, а Огай с Котаро остались стоять. После вчерашней порки садиться как-то не особенно хотелось, поэтому оба предпочли опереться о старые покрышки. Судя по всему, Кобо и Кадзуми не особенно влетело, раз уж они могли сидеть. Хотя, зная родителей Абэ, это не особенно удивительно. Может, его даже не спалили. Насчёт Кадзуми Мори не был уверен: он никогда не видел её родителей. — Как вы после вчерашнего? — обеспокоенно спросил Кобо. — Нормально, — отмахнулся Исака. — Куда вы-то пропали? — Мы в кустах спрятались, — ответила Кадзуми. Она сидела, слегка качая ногой в белом чулке, и смотрела вдаль, опять мечтательно улыбаясь, как будто они говорили не о том, как вчера убегали от полиции, а о… Кобо. От такого сравнения улыбка пробежала по губам Мори, однако тут же исчезла: не хватало ещё друзей подкалывать по этому поводу. — И чего мы с тобой не дотумкали, Огай? — фыркнул Котаро. — Бежали там через всё кладбище, как придурки! — Как раз потому что мы с тобой бежали, Кобо и Кадзуми смогли спрятаться, — ответил ему Огай. И снова повернулся к друзьям. — Вас хоть не спалили? — Полицейские? Нет, — мотнул головой Кобо. — А вас поймали ведь, верно? Сильно плохо будет? — На нас даже протокола не завели! — отмахнулся Котаро. И, бросив быстрый взгляд на Мори, добавил. — Решили, что мелкие хулиганы, которые, к тому же, ничего особенно не натворили, не заслуживают их внимания.       Огай в ответ промолчал. У него в планах не было раскрывать ложь Исаки. У Котаро есть причины врать друзьям: вряд ли он хочет, чтобы все обо всём узнали. Огай точно не будет тем, кто раскроет эту тайну. Она его не касается. — Ну, хорошо… — вздохнул Кобо. Однако тут же вскинулся. — А потом? Котаро, тебя кто забрал из участка? — Нацумэ-сан, — Исака скривился. — Ого! — удивился Абэ. Да, он знал, что Котаро уже влетало от Нацумэ-сенсея, но вряд ли ожидал, что опекун Мори вновь возьмётся за этого мальчишку. По правде сказать, Огай тоже не ожидал. — Вам обоим влетело? — Есть немного, — вздохнул Мори.       Кобо сочувственно посмотрел на него. Кадзуми лишь ласково улыбнулась, но Огай был почти уверен, что она не следила за их разговором, опять уплыв в свои мысли. Иногда Юмото могла так делать. Порой это было забавно, а порой пугало.       Котаро только фыркнул, однако Мори видел, как он поёжился при воспоминании о том, что было вчера. Наверняка ему тоже неприятно вспоминать, как он был наказан. И хотя Огай не знал всех подробностей, он был уверен, что приятного там было мало, — хотя бы потому, что он знал, сколько должен был получить его друг.       А Котаро, конечно, вспомнил, что было вчера. Мало кто заметил, как он дёрнул плечами и недовольно скривился, отвернувшись. Пониже спины у него до сих пор всё болело, и вспоминать о наказании не хотелось. Нацумэ-сан вчера был очень строг с ним. Но, может быть, и заслужено.       «Время в углу тянулось невыносимо долго. Котаро стоял, уткнувшись носом в пересечение стен, и изо всех сил пытался не вслушиваться в резкие удары ремня. Напрасно: он слышал каждый, и от каждого его сердце сжималось. Страх за друга и страх за самого себя окутали его, и Исака просто не знал, куда спрятаться от этих непривычных и неприятных чувств.       В прошлый раз он получил всего двадцать ударов по ягодицам и был готов рыдать. Да что там, он и рыдал, как ребёнок. В этот раз у него тридцать ударов ладонью и десять ударов ремнём. Котаро просто не представлял, как переживёт подобное. Нет, наверное, он и не переживёт. Откинется там же, на столе, где его наверняка будут пороть.       «Вот откинусь — тогда пожалеете о своих зверских методах!» — мстительно подумал Исака. Мысли пятилетнего, но Котаро слишком устал, чтобы о них волноваться. Вдобавок ему всё ещё было неуютно от воспоминаний того, что произошло на кладбище всего несколько часов назад.       Свою бабушку по отцовской линии Исака всегда побаивался. Она была жестокой и властной, и пока была жива, командовала всеми в доме. От Котаро тогда требовалось быть самым лучшим, самым прекрасным учеником и самым послушным сыном и внуком. Он старался как мог, учился лучше всех, но всё равно бабка была им недовольна и каждый день выговаривала ему это. Она хотела, чтобы он умел ещё больше. Даже разговаривала с родителями о том, чтобы отправить его в секцию каратэ, но потом они все сошлись на мнении, что с его телосложением он максимум сможет выполнять ката. И Котаро отправился в секцию нихон-кэмпо — по словам бабки, там хотя бы защита была. Через год учитель сказал, что Исака там ни на что не годен, и Котаро ушёл из секции. Ему было пять лет, и тогда он второй раз применил свой дар, но никто даже не понял этого.       И хотя он избавился от ненавистной секции, где его постоянно дразнили и мучали, Исака не избавился от своей бабки, которая после его (намеренного) провала, казалось, стала ещё более жестокой. Руку на него она не поднимала — слишком старая была — но постоянно говорила такие вещи, после которых Котаро хотелось её убить.       «Ни на что не годный мальчишка. Ты так и сдохнешь в канаве, если не будешь стараться!»       «Меньше девяноста баллов по каллиграфии? Ты умственно-отсталый?!»       Котаро зажмурился и с силой стукнулся головой о стены. Хватит. Хватит её вспоминать. Её больше нет, она давно умерла. Кадзуми просто ненадолго воскресила её, но теперь её снова нет. Она умерла и больше никогда не вернётся в мир живых. Никогда не заговорит с ним вновь.       Но Исака до сих пор не мог понять своего мотива в этой истории. Ведь они могли воскресить любого человека — так почему он предложил свою бабку, зная, сколько воспоминаний она в нём пробудит? Котаро не понимал самого себя. Однако вполне предполагал, что ему, возможно, просто хотелось увидеть, насколько лучше стала его жизнь, когда эта старуха умерла.       Дверь позади него открылась, и Котаро резко вернулся к реальности, в которой его должны были в скором времени выпороть. Вздрогнув, он вжался в угол и снова зажмурился. Пожалуйста, пусть это будет просто плохим сном. Он не хочет получать пониже спины. Не хочет ремня. — Исака-кун, пошли, — сухо сказал опекун Мори.       Сердце обречённо провалилось куда-то вглубь. Котаро повернулся и на ватных шагах подошёл к Нацумэ-сану. Оказалось, это было не так уж и сложно. Исака просто не верил, что действительно может получить так много в своё второе наказание.       Нацумэ-сан взял его за руку, наблюдая за Мори. Огай тем временем достал свою ночную одежду, собираясь идти в душ. При мысли о том, что ему придётся ложиться в кровать после такой суровой порки, Котаро вздрогнул. Нет, он просто не переживёт этого.       Может, и правда воспользоваться способностью? Просто приказать им всем застыть на месте и по-тихому смыться из этого дома. Нет, к себе он не пойдёт. Не хотелось видеть родителей, зная, что они даже не попытались приехать за ним в полицейский участок — впрочем, он сам не дал полицейским их номера. Сам виноват, да? Но Котаро знал, что, даже если бы им позвонили и сказали, что их сын попал в переделку и сейчас лежит в больнице при смерти, они бы всё равно не приехали: с утра надо вставать на работу. Что уж говорить про полицейский участок.       Нет, домой бы Котаро не пошёл. Не после того, что увидел на кладбище, не после встречи со своей давно умершей бабкой. Скорее, он отправился бы бродяжничать на улице, слоняться по переулкам и курить сигареты, которые остались в кармане его брюк.       Хоть бы Нацумэ-сан не спалил!       Котаро вздрогнул и понял, что останется. Именно из-за этой мысли. Потому что он знает, что Нацумэ-сан, если спалит его сигареты, всыпет ему как следует. И вовсе не из-за того, что он нарушает какой-то загадочный запрет взрослых, нет. А из-за того, что это действительно вредно, особенно для его неокрепшего организма. Значит, Нацумэ-сан заботится о них обоих и пытается воспитывать. Может быть, о нём в меньшей степени, но даже этого достаточно. Для Котаро, который никогда не знал, что такое забота, этого достаточно.       Мори ушёл в ванную, а они с Нацумэ-саном направились на кухню. Закрыв за ними дверь и убедившись, что Огай начал свои водные процедуры, Нацумэ-сан повернулся и хмуро посмотрел на него. Котаро под этим взглядом сжался, понимая: час его расплаты пришёл. — Твоя ведь идея: пойти на кладбище? — строго спросил Нацумэ-сан.       Исака кивнул. Нет смысла отпираться. Сейчас ему казалось, что опекун Мори знает обо всём, даже о том, что они всегда пытались тщательным образом скрыть. — Зачем?       Зачем? Чтобы Кадзуми могла раскрыть свою способность. Чтобы он мог убедиться, что ужас его жизни с бабкой действительно остался в прошлом. Чтобы вспомнить, что несмотря на все невзгоды, он по-настоящему счастлив.       Счастлив, что она умерла.       Котаро неопределённо пожал плечами. Не знал он, что на это ответить. Ни один ответ не удовлетворил бы Нацумэ-сана, только вызвал бы больше вопросов. Лучше поскорее покончить с этим допросом с пристрастием и перейти к наказанию. — Не хочешь говорить? — вздохнул Нацумэ-сан. — Ну что ж, тогда подведём итог. Ты предложил Огаю пойти на кладбище ночью, даже не подумав о том, как опасно ночное время для четырнадцатилетних мальчиков. Вы попали в полицейский участок, чуть не испортив своё личное дело.       «Личное дело — это всё, что вас волнует, Нацумэ-сан?» — горько усмехнулся Котаро. Ему-то было плевать на всех взрослых. Но Мори явно будет не в восторге, если узнает об этом. Исака лишь надеялся, что Огай никогда не узнает об этих словах Нацумэ-сана. — Я не вижу, чтобы ты особенно раскаивался, — вздохнул Нацумэ-сан. — Может быть, наказание донесёт до тебя, что вы оба сделали не так.       «Наказывайте, — подумал Котаро. — Мне почему-то уже всё равно». Ему действительно стало резко без разницы, что будет с ним дальше. Возможно, потому что Нацумэ-сан сказал про это «личное дело» и испортил всё впечатление о себе как о хорошем опекуне. А может, потому что он слишком устал.       Нацумэ-сан тем временем сел на стул, стоявший посреди комнаты, и хлопнул себя по колену. Котаро вздрогнул, резко осознав, что его ждёт. — Ложись, — подтвердил его догадки Нацумэ-сан.       Исака прикусил губу. Снова как малыш лежать на коленях совершенно чужого ему человека? Нет уж, увольте. — Лучше… — у него резко кончились слова. — Лучше что? — суховато спросил Нацумэ-сан. — Даже не вздумай спорить со мной.       Котаро прикрыл глаза. Нет, он никогда не сможет этого сказать. Это слишком стыдно, слишком неловко. Он никогда не сможет заставить себя попросить наказать его на столе. — Ничего, — заметив взгляд опекуна Мори, он добавил. — Простите.       Казалось, Нацумэ-сан немного смягчился. Во всяком случае, Котаро почудилось, что взгляд его потеплел, и он уже несколько мягче, хоть и по-прежнему строго сказал: — Если ничего, тогда ложись. Быстрее.       Исака глубоко вздохнул, набираясь смелости. Если он не может ничего изменить, значит, надо принять наказание. Нечего бегать. Некуда ему бежать.       Он подошёл к Нацумэ-сану и лёг к нему на колени. Неловко поёрзав, Исака опёрся руками о пол и опустил голову. Ко лбу мгновенно прилила кровь из-за такого неудобного положения — возможно, поэтому Котаро так сильно покраснел. И ничего ему не стыдно. Совсем не стыдно. — У тебя тридцать шлепков и десять ударов ремнём, — сказал Нацумэ-сан. — Приговор обжалованию не подлежит? — рискнул Котаро.       Левая рука Нацумэ-сана легла ему на спину, правая — на ягодицы. Вся бравада опять ушла, как будто её и не было. Исака зажмурился, чтобы ничего не видеть, но это лишь усилило смущающие ощущения. — Нет. Ты провинился, Исака-кун, и целиком и полностью заслужил это наказание, — суховато ответил Нацумэ-сан.       Котаро вздохнул, давя в себе страх. Он справится. Он выдержит. Ведь выдержит, правда?       Первый удар был довольно лёгкий, Исака подпрыгнул больше от неожиданности, чем от боли. Устроившись чуть получше, Котаро приготовился к новым ударам. И они не замедлили посыпаться. Сильные, суровые, обжигающие кожу с каждым разом. Исака был готов взвыть уже к десятому удару — а впереди было ещё двадцать таких же и десять ремнём. Вся уверенность испарилась так, словно её никогда и не было. Он не выдержит. Он просто откинется прямо тут от боли.       Нацумэ-сан, казалось, не обращал внимание на его состояние. Он просто продолжал методично шлёпать его, лишь придерживая второй рукой. А Котаро уже к двенадцатому удару не мог удержать себя на месте. Он начал ёрзать и тихо хныкать в кулак, прижатый ко рту. В прошлый раз почему-то было не так больно — во всяком случае, теперь ему так казалось. Может быть, это потому, что сегодня ему должно прилететь намного больше? Котаро не знал, но думать об этом не хотел.       Наверное, ожидание худшего делало это наказание таким невыносимым. Казалось, удары горели на коже, как будто его прижгли каленым железом. Котаро морщился после каждого и со страхом ждал, когда придёт черёд ремня. Это наверняка будет просто невыносимо, и он не сможет сдержать криков. Кричать не хотелось — главным образом потому что он не хотел тревожить Мори. А ещё не хотел, чтобы Нацумэ-сан слышал, что ему больно. Не желал показывать, что наказание работает.       Ближе к двадцатому шлепку Котаро потерял счёт, однако всё всё равно закончилось совсем быстро: ещё десять шлепков, и Нацумэ-сан остановился. Исака тоже замер, глядя в пол. Кожа на ягодицах горела, и он был вымотан наказанием. А впереди была ещё одна часть. Самая сложная. Ремнём его ещё не пороли. — Ты понял, почему я тебя наказываю? — суховато спросил Нацумэ-сан.       Его рука опять легла на спину Котаро, как бы напоминая о его положении. Исаке снова захотелось зажмуриться, однако он нашёл в себе силы оставить глаза открытыми. — Да, Нацумэ-сан, — выдавил он. — Почему?       И как можно вообще ответить на этот вопрос?! Котаро прикусил губу, пытаясь не выдать какую-нибудь дерзость, которая, несомненно, только увеличит наказание. — Потому что я… подговорил Огая пойти на кладбище ночью? — Хорошо. Ещё почему? — Потому что это могло плохо сказаться на нашем личном деле? — предположил Котаро. — Это третья причина.       Исака вздохнул и, всё-таки чисто инстинктивно поняв главную причину (возможно, наказание всё-таки работает!), пробубнил куда-то вниз: — Потому что это опасно. — Верно. Ты всё прекрасно понял, Исака-кун. Теперь давай закрепим это.       Котаро сжался, услышав позади себя звяканье ремня. До этого идея порки этим страшным орудием наказания представлялась ему лишь простой угрозой. То есть, он, конечно, понимал, что Нацумэ-сан сдержит своё слово. Не такой он человек, чтобы смягчать наказание. Но всё-таки Исака почему-то надеялся, что ничего не будет, что Нацумэ-сан не станет наказывать его ремнём. Как оказалось, он просчитался.       Прикосновение грубой кожи заставило Котаро замереть от ужаса. Казалось, он сейчас потеряет сознание, потому что дыхание как-то резко кончилось и вдохнуть больше не получалось. Мальчик закрыл было глаза, однако тут же распахнул их, уставившись в пол. Нет, закрывать глаза нельзя. Он должен хотя бы немного контролировать ситуацию.       Нельзя доверять взрослым. Никому нельзя доверять.       Первый удар — и Котаро широко распахнул глаза, чудом не закричав. Боль была настолько сильной, что он, на самом деле, даже не сообразил закричать. Его как будто кипятком ошпарили, и кожа мгновенно отошла, съёжившись в красное месиво. Исака принялся хватать ртом воздух, пытаясь прийти в себя, однако у него не хватило времени: прилетел второй удар, заставивший его опять замереть от шока и боли.       У него впереди было ещё восемь ударов! Восемь вёдер воды с кипятком на уже ошпаренный участок! И нельзя ни убежать, ни закрыться — вообще ничего нельзя сделать, потому что кто-то вдруг решил, что он заслужил эти вёдра кипятка! Как справиться с этим?! Как с этим справлялся Мори?!       И чисто инстинктивно Котаро поступил так же, как и Огай: он просто засунул в рот кулак, с силой укусив его. Укусил насколько сильно, что ощутил, как захрустели и сместились сухожилия. Звук проник в самый мозг и застыл там, даря ещё более неприятные чувства. Но они хотя бы смогли перекрыть третий удар ремня, который Исака выдержал молча.       Четвёртый, пятый и шестой прошли так же. Кулак горел, однако Котаро не выпускал его, с каждым ударом ремня лишь впивался в него зубами всё сильнее и сильнее, как будто хотел прокусить до крови и выпить её. Если бы ему удалось это сейчас, он был бы счастлив. Хотелось умереть прямо в это мгновение, не дожидаясь окончания наказания. Впрочем, ему и казалось, что он сейчас умрет, только не от потери крови, а от боли.       На восьмой удар Нацумэ-сан заметил, что он кусает кулак, и громко вздохнул. Его рука схватила руку Котаро и насильно вытащила кулак из его рта. Исака сопротивлялся, как мог, и успел поцарапать кожу на своей руке острыми зубами, однако даже не заметил этого: от досады и обиды у него поплыло перед глазами и помутились все чувства. Нацумэ-сан тем временем взял его кулак и прижал к его спине. — Котаро-кун, ты можешь кричать и плакать, если тебе хочется. — Да черта с два! — выругался Исака. Сейчас ему было настолько обидно, что он проиграл в этой неравной по силам схватке, что было плевать, накажет его за ругательство Нацумэ-сан или нет. — Плюс один удар.       Сердце сжалось. Оказалось, всё-таки не плевать.       Девятый удар — и Котаро выгибается, кусая губы. Нет, он не будет кричать! Не потому что ему стыдно и совестно, а потому что он не хочет, чтобы Нацумэ-сан слышал, что ему больно. Десятый удар — и Исака жалеет, что всё-таки выругался. Не стоило. Сейчас бы всё закончилось. Но нет, конечно, ему надо было выругаться и заставить Нацумэ-сана наказать его ещё и за это.       Одиннадцатый удар ремнём всё же вырвал у мальчика слабый вскрик. И тут же Котаро упал на колени Нацумэ-сана, тяжело дыша. До затуманенного болью разума дошло: всё закончилось. Он выдержал наказание, он справился. Он выдержал даже больше, чем изначально должен был выдержать. Но он справился. Всё закончилось.       Хотелось рыдать, но у Котаро почему-то не вырывалось ни звука. Он мог лишь лежать и смотреть в пол, просто расслабляясь. Даже вставать не хотелось. Одного только хотелось: чтобы все в мире люди исчезли. Чтобы никого не осталось. Чтобы никто не видел его в таком слабом состоянии.       Нацумэ-сан взял его за плечо и поднял. Исака сразу же вырвался и отошёл в сторону, стараясь не смотреть на взрослого. Опекун Мори на это только покачал головой. — Давай мы не будем повторять прошлый раз. Ты провинился и заслужил это наказание, Котаро-кун. Обижаться на меня не нужно.       Котаро скривил губы, пытаясь не показывать, насколько он близок к тому, чтобы просто-напросто разрыдаться. Болело внизу ужасно, казалось, что кожа слезла, оставив лишь голое мясо и кровавое месиво. А в груди теснились невыплаканные за много-много лет слёзы. И было просто плохо, так плохо, что хотелось просто исчезнуть.       Нацумэ-сан молча подошёл к нему и обнял его. Как всегда, это было тепло, даже слишком. Невыносимо тепло. У Исаки просто не хватило сил сопротивляться, и он обнял Нацумэ-сана в ответ, как бы прося продлить эти объятия. Не отпускать его. Не отдавать его в руки холода. Хотя бы ненадолго позволить остаться в объятиях и притвориться, что у него тоже есть кто-то, кому не плевать на него.       Нацумэ-сан начал что-то говорить, закрепляя с ним этот урок, однако Котаро не слушал. Он лишь обнимал взрослого и пытался представить, что он не один на этом свете…» — Оу… Мне жаль… — тихо сказал Кобо. — Пустяки! — отмахнулся Мори, бросив короткий взгляд на Котаро, который уплыл в воспоминания вчерашнего вечера. — В конце концов, мы все это заслужили. Кобо, тебя спалили? Наказали как-то? — Ага, — вздохнул Абэ. — Я вошёл в квартиру, а папа как раз шёл в ванную. Он был в ярости, как и мама, разбуженная его гневным шёпотом. Мэй тоже встала и потом побила меня рыбкой.       Огай тихо рассмеялся. Малышка Мэй была очень воинственной. Кадзуми, услышав про это явно не в первый раз, только улыбнулась короткой улыбкой. Котаро вскинулся, услышав про Мэйко, и расхохотался. — Мне кажется, Мэй-тян наказала тебя даже сильнее родителей! — Нет, родители меня на домашний арест посадили, — виновато покачал головой Кобо. — А как ты здесь тогда оказался?! — удивился Мори. — Тайно пришёл, чтобы вам сказать, — развёл руками Абэ. — Если мама с папой узнают, что я уходил, мне влетит ещё больше. Они с Мэй пошли в магазин, а я дома должен был остаться, но убежал к вам. — Ты очень смелый, — улыбнулась Кадзуми. — Но тебе стоит слушаться твоих родителей. — Я знаю, — вздохнул Кобо. — Просто как иначе я сообщу вам, что наказан на две недели? — В школе? — предположил Мори.       Абэ пристально посмотрел на него, немного подумал, а потом хлопнул себя рукой по лбу. Кадзуми рассыпалась лёгким смехом. Ветер подхватил эти смешинки и понёс их дальше, над всей Йокогамой и в сторону огромного Токио. Кобо улыбнулся, слушая этот смех, да и Огай с Котаро не смогли удержаться от улыбки. Всё-таки девочка в компании приносила совершенно другую атмосферу, более нежную и мягкую. Они были совсем не против. — А ты, Кадзуми? Тебе попало? — спросил Исака, когда девочка немного успокоилась.       Кадзуми улыбнулась и покачала тонкой ногой в белом чулке. Мори заметил, как в её глазах потух какой-то прекрасный потусторонний свет, который всегда горел в её сердце. Казалось, Юмото спряталась за мутной стеной, чтобы никто не смог прочесть её душу. — Стоит ли об этом говорить? — мечтательно улыбнулась Кадзуми. — Посмотрите лучше, какое красивое небо…       Если бы это была не она, Котаро наверняка бы настоял на ответе. Да и Огай с Кобо не удержались бы от расспросов. Но тут они как по команде все вздёрнули головы и посмотрели наверх, на прекрасное чистое небо. Краем глаза Мори увидел, как Абэ аккуратно взял Кадзуми за руку и стал нежно поглаживать её ладошку большим пальцем. Однако девочка как будто и не заметила этого. Она лишь продолжала мечтательно смотреть в небо, чуть улыбаясь.       И Огаю вдруг стало очень грустно, потому что в её глазах он внезапно прочёл о всех тяжёлых испытаниях, которые ждут их в будущем.