Наказание

Мягкий сапог твердо становится на быстро поднимающуюся и опускающуюся грудь, прижимает Сампо к холодному камню пола маленькой, аскетичной и до ужаса (а также пятен перед глазами) белой комнаты. Вокруг морозно, иней почти покрывает синие волосы. Чужой гнев холодит, а не обжигает, как это бывает у обычных людей. Потому что человек над ним — особенный. — Доигрался? — шипит Гепард, его голубые глаза метают молнии. Сампо дёргает связанными за спиной руками. Доигрался. Нога перемещается к подбородку, приподнимает за него голову, заставляет смотреть в глаза. Злость и обида, которую Гепард долго сдерживал, теперь выливаются через борта, заливают его обычное спокойствие и холодность. Всегда должна быть та самая капля, после которой человек уже не может сдерживать себя. — Ты имеешь смелость мало того что нарушать закон, так и издеваться над служителем Эона, совсем совести нет? Бесстыдник, как ты посмел пробраться в мою комнату после всего что ты сделал? — напыщенно и твердо говорит Гепард, каждый раз все сильнее нажимая на кадык. Дышать и сглатывать становится больно, во рту скапливается слюна. В комнате как будто становится совсем темно и тесно, а взгляд направлен лишь в чужие глаза, завораживающие своими злыми огоньками. Рассчитывал ли Сампо именно на это? Да. Вывести всегда такого прилежного и набожного, милого и спокойного Гепарда на что-то яркое, что-то опасное и рискованное. На настоящие, ничем не заглушаемые эмоции. В груди давит от массивности сапога и восторга. К огромному сожалению, ногу Гепард перемещает на живот, давит намного легче. — Так на что ты надеялся? — ждёт ответа, и Сампо собирает остатки мыслей. — Хотел… Увидеть тебя. Гепард пронзительно смотрит, опускается ногой немного ниже, к паху, и Сампо задыхается. Что это? — Только увидеть? — спрашивает спокойно Гепард, но видно, как и ему тяжело — уши краснеют, а дыхание сбивается, когда он переносит свою ногу ещё ниже, и Сампо стонет. Не отрывая своих глаз от чужих, не скрываясь и не сдерживаясь. — Не ожидал что желание твоего тела и души это быть наказанным, — бормочет Гепард, немного проводя носком ботинка по ноге, но не возвращаясь к паху, и чужие бедра сами вскидываются навстречу грубоватым прикосновениям. Сампо сам не ожидал, но узел на веревке, — из которого он мог с лёгкостью вора выпутаться при желании — скованность движений, чужой припечатывающий взгляд и сапог заставляют колени дрожать, а мозг отключаться. Вот, они здесь. Лучшим наказанием было бы, наверное, оставить его таким: связанным и открытым, желающим, но не дотянувшимся до своей мечты, когда она была так близко. Гепард все же был милостив к людям. (Возможно, самую малость, это все же была слабость к одному определенному человеку) — Раз уж ты пришел к своему священнику, то начинай исповедоваться. — Геппи, я… — умоляющий стон срывается с губ, когда носок ботинка всё-таки легко проходит по паху, но снова Гепард убирает её в сторону, дожидаясь продолжения, — Ты такой восхитительный в этих твоих белых закрытых одеждах, статный, но я бы хотел увидеть тебя без них, понимаешь? Умоляю, Геппи я пришел сюда только за этим, я… — льётся из него, пока его не затыкают чем-то вроде платка и не приходиться жадно вдыхать воздух носом. — Извращенец, — презрительно выплёвывает Гепард, и почему-то от этого слова все внутри сводит не только от стыда, а ещё и от странного возбуждения. Становится ещё хуже: его реакция заметна и быстро читается, и следующие оскорбления будто бьют по щекам, заставляют их краснеть ещё сильнее. Мычание выходит приглушенным из-за ткани во рту, когда он чувствует что Гепард садится к нему на середину бедер, все ещё изящно и статно держа осанку. Будто его одежды и волосы сейчас не растрепаны, его уши не краснеют, и он сам не возвышается над возбужденным и связанным врагом. Врагом ли? Ремень на поясе Сампо поддается не с первого раза, но все же штаны удается снять и… Гепард выгибает одну бровь. — Я должен был догадаться, что ты настолько ненормальный. Сампо задыхается. Может, он и рассчитывал (надеялся) на такое развитие событий. Может, он и не надел нижнее белье, чтобы… Побыстрее добраться к желаемому. Правда, в его мечтах расклад был немного другой. Внезапно осознание того, что его могут оттрахать здесь, на холодном полу в уединенной маленькой келье, прошибает с головы до ног. Жалобный стон вырывается нечаянно, и он благодарит всех существующих эонов — наверное, иронично в его ситуации — за то, что он звучит не так громко благодаря кляпу. Мягкие и изящные пальцы касаются его головки, скользят по всей длине члена, как бы оценивая. Все тело содрогается от внезапной прохлады кожи и приятных ощущений, и Сампо подаётся навстречу руке. Его тут же осаживают шлепком по бедру. — Эон велел нам быть сдержаннее, — осаживают его, но Сампо не слушает. Как быть сдержанным, если человек о котором ты грезил, кого, ненавидя себя, представлял на месте проституток Подземья, возвышается тут, над тобой, прижимает к полу и вьет из него узлы всех сложностей. Движения Гепарда резки и неумелы, но все тело дрожит и сокращается в конвульсиях, когда холод контрастирует с искрами, высекаемыми трением. Снег не тушит их, а даёт разгореться ещё сильнее, и кажется что по углам, спасаясь от смоляного света лампы — чтобы не вспыхнуть — прячется бензин, а не тьма. Влага скапливается в уголках глаз, влага стекает по бёдрам, тепло и напряжение внутри все нарастают, разливаются по телу и… Остаются там нетронутыми, недвижимыми, когда рука внезапно исчезает под полувсхлип-полустон. — А ты заслужил? — задаёт Гепард риторический вопрос, поглаживая вздрагивающий живот и выпирающие бедренные косточки. Нет, но он готов. Всей душой готов заслужить, вымолить, встать на колени, покаяться во всех грехах, лишь бы… Лишь бы это чувство не ускользало, глаза не сводили с него презрительного взгляда, а мгновение длилось все дольше и дольше. Вместе с весом Гепарда на ногах, Сампо чувствует ещё и его возбуждение, и хочет уже развязать наконец узел, и помочь ему, но в этот же момент движения возобновляются. Жесткие, рваные, Гепард не утруждает себя размазыванием смазки по всей длине, поэтому иногда становится больно, но от этого пробирает ещё больше. Так, что хочется скулить. Может, он это и делает. Ему ничего не слышно за пределами своего наслаждения и вздохов Гепарда. Он снова на краю, буря с вихрем закручивают внутренности в сплошное месиво, мысли сливаются в "хорошо-хорошо-хорошо-хорошо-как-хорошо", вся кожа, кажется, горит огнем, а ледяной пол обжигает и обостряет все ощущения в тысячи раз. Прямо на краю, когда почти-почти, Гепард замедляется, проводит с нежностью подушечками пальцев, и контраст между этими двумя крайностями заставляет выпустить самое громкое, последнее мычание, выгнуться в пояснице, а потом еле как прийти в себя после темноты перед глазами и шумной головы. Тело все ещё мелко вздрагивает, но потихоньку начинает расслабляться. Мысли проясняются, и его первое желание — всё-таки сделать хорошо Гепарду, но он успевает лишь увидеть момент, когда тот сам доводит себя до оргазма, беззвучно, но с тяжёлыми и жадными вздохами. Мягкие светлые волосы лезут в нос, когда от изнеможения Гепард прислоняется к его плечу. Путы стряхнуть достаточно легко, вынуть платок тоже, и Сампо неуверенно обнимает отекшими руками талию в белых одеждах, поглаживает по спине. Старается двигаться нежно, но недостаток опыта сказывается. Ничего, времени на практику у них много.