Wake me up inside.

      — О, всё очень легко. Просто встань здесь и позволь мне к тебе прикоснуться, — спокойным голосом обращается к своей спутнице Том Реддл.       Нагайна смотрит на него с глубоким недоверием.       — Это не звучит… Легко.       — Не переживай, — отвечает он. — Это действительно так.       — Я тебе не верю. Ты хочешь… Лишить меня силы, да? Это даже не вопрос, а привычная констатация факта, но Том всё равно отвечает:       — В каком-то роде, да, — он проводит рукой по вырезу платья, дотронувшись до её груди. Соски встают, а сердце ведьмы бешено ударяется о его ладонь. Его прикосновения были так теплы для неё, хладнокровной змеи, пусть и в человеческом теле сейчас. Они заставляли неистово пульсировать прóклятую кровь в жилах маледиктуса.       — Помнишь, с котёнком ты пыталась подчинить себе свою силу?       — Да, — отвечает она, чувствуя, как подкатывает тошнота от воспоминаний.       — Так вот, — продолжает Том, — Не делай этого сейчас. Расслабься.       — Простите, Милорд, — невольно прошептала она и тут же ужаснулась тому, что это обращение сорвалось с её губ само собой. Она впервые назвала Волдеморта так. Но, к её удивлению, он никак не отреагировал на это обращение. Просто протянул Нагайне бокал, чуть наклонив, так что ей пришлось взяться за верхнюю часть, касаясь его пальцев. В следующее мгновение он резко сжал её руку, и хрусталь с треском раскололся в ладони… Острыми осколками в голову врезаются воспоминания прошедшей ночи, проведённой до расцветающей зари с Томом. Они томно и мучительно ласкались — у Нагайны кругом идёт голова; они тихо и по-змеиному шептались — подкашиваются ноги; они безукоризненно и уютно молчали — сердце больно упирается в горло; он обещал ей вернуться в следующую ночь — ей до темноты в глазах настолько хорошо, что ужасно плохо.       Она настолько безнадёжно влюблена, что без её Тома не привлекает воспалённые глаза ничто — не видит ни комнату, ни цвета, не чувствует ни стены, ни ароматы, не слышит ни хороводы, ни дуновения ветра. В ушах лишь стук собственного израненного болезненной любовью сердца — оно призывает сидеть тихо, качаться вперёд-назад и терпеливо выжидать.       Весь вечер Нагайна то рассеяно осматривает комнату, то прохаживается по кухне, то наблюдает за далеко стоящим лесом в окно, то сокрушённо смыкает веки, едва выдерживая накатывающее чувство, подобное сумасшествию.       Нагайна больна нездоровой любовью. Без Реддла ведьма сходит с ума. Но как только ночь забирает в свои владения землю и опускается на лес и её дом с сиянием страждущей луны, в открытом окне появляется её Том. И как в первый раз её сердце сначала замирает, а затем неистово стучит и манит заострённый слух ночного гостя, из-за чего тот властно обнимает свою спутницу жизни, одаряя её горячим, живительным поцелуем и чарующе улыбается, упрашивая поговорить с ним. И ночь за ночью только этим Нагайна живёт.       Что ни день — томление, что ни ночь — упоение.