личное

Ха, а это больно… вот же засранец. Я забочусь о нем, а он вот как, значит… «Извините, просто… Мегуми. сказал, что он сирота…» Мелкий еж.

***

Сатору было 19, когда этот пацан свалился на его голову. Ну, точнее, он сам свалил его себе, но разве был выбор?! «Родня» сожрала бы мальчишку. Совершенно осознанно вычистила изнутри. А Сатору всегда любил делать все всем на зло. Нет, он не выкрал ребенка, просто сделал вид, что понятия не имеет, чьи корни у этого малявки с тучным взглядом. Годжо не был сентиментальным дураком, он видел потенциал, чувствовал. Ну и не мог у великого и ужасного убийцы магов остаться совершенно никчемный потомок. «Потомочек», учитывая его детские размеры. Нет, серьезно? Сатору, конечно, не часто видел детей, но чтоб прям до колена… «жесть, а он вообще вырастет?» плавало на волнах в голове. А потом и сомнения, и улыбка пропадали с появлением образа…прообраза отца мелкого. Он так и сказал всем — друзьям, коллегам, родне: «теперь это мой сын.сыночек.суныля». Ну, конечно же, в своей манере. С наглым оскалом, с закинутыми на стол ногами и взглядом типа «мневсеравноктовыябогинЯ». А потом перевез Мегуми к себе в общежитие. Естественно вместе с Цумике, без нее пацана с места не сдвинуть, но та даже рада была. Целую неделю строил вид гордого и счастливого отца-без-ума-от-новых-обязанностей. Правда никаких обязанностей у него не прибавилось. Он все так же был беззаботным лентяем, Цумике умело готовила завтрак-обед-ужин каждый день, Мегуми не выносил бардака и «заботливо» убирался каждый день, бормоча под нос проклятия в адрес одного ид…инфантильного парня.мужчины.отца. Нет, папаши. Это больше подходит. К слову, заботливым отцом Годжо и правда нельзя было назвать: он не следил за детьми, считая их абсолютно взрослыми, — нет, ну разве 7 не серьезный возраст? — приходил домой за полночь, не задумываясь о том, что разбудил их, забывал покупать продукты, даже когда Цумике мягко намекала, что в холодильнике не только мышь повесится может, но и конь. А еще Сатору периодически просто сваливал из дома на неделю-месяц-два, оставляя мелких на коллег. Ну, потому что работа. Но давайте честно, ладно? Он старался быть добрым. Старался не строить из себя любящего отца, потому что вообще не был для них им, и все прекрасно это понимали. Каким бы сильным и гениальным он ни был, а он не был, привыкнуть к таким резким изменениям в жизни было правда трудно. Вот он и бросал все на течение в надежде, что все просто поплывет само собой. И так продолжалось несколько лет. А потом девушка заболела. И Мегуми почему-то стал винить его. Хотя, а кого еще? Это же он обещал защищать их — и не защитил, обещал быть рядом — и не был, обещал…да вот, проблема именно в том, что «только обещать он и горазд!». Это было больно. Даже сильнее, чем удар поддых. Где-то на уровне предательства Гето, он же правда спустя время начал воспринимать их, а тем более Мегуми, ведь Цумике уже была довольно взрослой и самостоятельной девочкой, как младшего братика, как… как ребенка, который нуждается в поддержке, хоть и упорно держит свою безразличную маску. Сердце дрогало, когда в редкие моменты темная маска шла трещиной, и он плакал, прижимался, просил помочь, просил не оставлять его одного в этой зловещей тьме комнаты, с этими монстрами подкроватными и порезами детской фантазии. Когда просил научить какому-нибудь приему, и забавно дул губы, расстраиваясь, что не получилось. В таких случаях Сатору просто делал то, что считал нужным: обнимал и гладил по голове, убеждая, что темнота не умеет кусаться, или трепал по мягким колючкам, обещая в следующий раз показать то, что у малявки точно получится. Малявки. Он даже в телефоне его так записал, дав в каждом мессенджере синонимичное оскорбление (исправлено: ласкательное прозвище) типа: мелкий, зануда, мелкий зануда, занудная малявка. А потом Фусигуро исполнилось 14. И его законного опекуна вызвали в школу. «Подрался?» — изумленно вскинул брови старший, мгновенно просыпаясь. «Да, — невозмутимо ответил Мегуми через телефонную трубку. — Они хотят видеть кого-нибудь старшего. Но не утруждай себя просыпаться так рано, все-таки еще только 12, я скажу, что никто не придет», и скинул трубку. Зараза. Конечно, Сатору придет. Он собрался за 5 минут и еще примерно столько жепотратил на дорогу. По его словам (только в 10 раз больше). Летел, как муха. Ястреб («Эй, Мегуми, придумай какое-нибудь красивое сравнение!» — «жаба.» --«Как жаб…эй!»).

***

И вот он сидит перед этими надутыми накрашенными тетками (нет, это не личная обида, а факты, факты), и уничтожает Фусигуро взглядом. — Извините, просто… Мегуми сказал, что он сирота… Психолог смущенно моргает своими длинными ресницами, пытаясь скрыться от неловкости за папкой с бумагами. Ну да, вызвал-то директор, откуда ей знать всю родословную учеников. Прокашлявшись, Годжо решил взять ситуацию в свои руки, раз М даже не поперхнулся слюной от его взгляда. (дисклеймер: мы против насилия над детьми!) — Ха…да… Вы его извините, ну сами понимаете, переходный возраст! Поцапались немного, а он меня уже в могилу положил, засранец. «Очаровательная улыбка спасет мир» — наверно, с таким девизом он родился. Или посмотрел в зеркало первый раз. — Так… что там мой сын натворил — вот тут Мегуми поперхнулся. А потом они два часа вздыхали и отчитывали его за ужасное поведение, как делают все педагоги и…отцы, когда дети творят дичь.

***

Сердце можно разбить, можно склеить, а можно просто выжечь кислотой. С всегда так думал. Но именно ту часть сердца, что была отдана маленькому засранцу, просто отправили на иглотерапию к какому-то профану. Если быть точнее, к самому засранцу. Он раз за разом тыкал в него иголками, словно экспериментальным путем хотел понять, где будет больнее. Вот оно — нереализованные до конца отцовские чувства, слабое место великого Сатору Годжо. Нашел, дикобраз недоделанный. Он сидел на балкончике, крутя в руках очки и стуча пальцами по бутылке чего-то «сильногазированного, исключительно для взрослых», и вспоминал. Вспоминал все. Моменты, слова, ощущения. Он прокручивал в голове, как Мегуми пару десятков раз садился на его очки, как фыркал, когда Сатору смеялся над его прической, когда пытался помочь с уроками и не получалось, когда шутил, чтобы мелкому Фусигуро было не так страшно, когда неудачно выделывался… когда он называл его сыном. Ну да, точно. Что тут удивительного, он же сразу сказал, что Сатору никогда не станет ему кем-то важным, как бы ни старался — они никто друг другу. Просто один видел в другом потенциал, а другой не хотел жить на улице. Вот и все. Ничего особенного. Ну да, почти 8 лет под одной крышей. Кажется, даже этого мало, чтобы понять, что имеет ввиду Сатору Годжо и как сложно ему выражать свои чувства, давать кому-то тепло, привязываться…потому что жизнь так устроила, что сильнейшим всегда падает больше боли на весы, чем другим. И именно так жизнь устроила, что почти 8 лет под одной крышей больше чем достаточно, чтобы Мегуми Фусигуро смог назвать самого дорогого ему человека отцом, но слишком мало, чтобы он сделал это вслух и при ком-то.