Сборник историй по заявке "спанктобер"

Смущение сложнее было преодолеть, чем страх. Не смотря на то, что правильность происходящего не подвергалась сомнению, все же тяжело расстаться с той частью рассудка, которое вопит о постыдном. Но это же самое знание и мешает позабыть накопленные за месяц гнетущие ощущения. Пустоты квартиры, никчемности рабочей рутины и собственнослепленного, сутулого, замкнувшегося в себе архетипа. Все эти прилипшие кусками порядком загрязнившегося пластилина мешали жить, дышать нормально. Что же до стыда — это всего лишь реакция. Притом, на все подряд. Без него и водолазку не стянуть, и руки от груди не опустить. Сладок будет лишь тот момент, когда покраснелое лицо найдет свое спасение в прохладе простыней… Но до этого еще так далеко… — Ну что, закончила себя жалеть? — этот голос… Вот всегда так, заставляет вздрогнуть и улыбнуться одновременно, стыдясь собственного малодушия. Ты сама пришла, запросила себе этот день в его расписании. И сама же растерялась. Хотя разумность не дает забыть, что только это место и только этот человек — единственные, кто никогда не станут давить. — Теперь юбку сними. Забудь о колготках, куплю тебе новые. Конечно. Он обо всем позаботится, даже о мелочах. Как раз здесь и не стоит ни о чем беспокоиться, но морально вся эта подготовка к действию не дает покоя. Пальцы дрожат, но справляются с крючком и молнией. Юбка падает, остается вышагнуть из нее. Всегда спокойный и мягкий, Алексей теплой ладонью поддерживает за руку. А затем кладет кисть на спинку своего кресла. Вторая рука послушно следует за первой. Он отходит за предметом, но повернуться и подглядеть превыше всех сил. Поднять глаза на родное лицо, каштановые волосы и глубокие золотистые радужки — тем более. Слишком стыдно вот так перед ним. Почти голой телесно, и оголенной душой. Она снова не справляется. Со своей жизнью, работой, нервами и проблемами. Они как нарастающий ком наваливаются, и без поддержки ей никак не справиться. Алексей чувствует это. Чувствует, что сжавшееся перед ним подобие человека и слова не может вымолвить. — Так что на этот раз ты учудила? Пролила кофе на документ? Забыла в ксероксе оригинал? Забыла закрыть на ключ кабинет? Шутит. Конечно, чтобы она немного расслабилась. Но все не так просто. Все просто ужасно. И хочется не стоять так, за креслом, как перед судом, а уткнуться в него и плакать, пока хлесткие удары не выбьют из нее всю дурь. Как глупо… — Ничего я не учудила. Не дразнись. Подумаешь, когда-то вверх ногами лист скрепила. Я даже в книжках печатных видела такое! — Это называется заводской брак, и покупатель в праве вернуть свои деньги. А ты — сотрудник. Никто тебя не спишет и не вернет. Тебе надо справиться с собой и работать как следует. — Леш, но я уже не понимаю, зачем там работаю, зачем домой прихожу, только чтобы опять начать снова такой же серый день… — Какой я тебе «Леш», когда ты у меня в кабинете? — Прости-а-ай, — почувствовала резкую вспышку на ягодице. — Если хотела со мной просто поболтать, позвала бы в кафе. Но раз тебе потребовалось мое профессиональное воздействие, то будь добра следовать правилам. — Алексей Валерьевич, мне нужна ваша помощь, — наконец твердо готова слушаться его всем телом. — Вот теперь я тебя слышу. Вернее, приступаю к тому, зачем ты пришла. — Удар заставляет сжать пальцы на кресле. Даже на ногах они все подвернулись. Сдержанное мычание от второго и третьего. Звук ложится с треском, не известно, как скоро лопнут колготки. Алексей заставляет сердце бешено колотиться. Напоминает, какая в стране безработица, сколько брошенных в одиночество стариков, предоставленных самим себе детей, сколько болезненных расставаний. А вместо этого ему приходится выслушивать, как она несчастна. Да знает она, все знает, но без жалости к себе, кажется, станет еще более тошно. Стыдно признаваться в таком несущественном. Не таким уж тяжелым, как это казалось. Ведь у нее и вправду есть Алексей. Всегда и везде, стоит лишь набрать его номер из любой точки света. Он сразу ответит или как освободится от работы. Наверняка он думает о ней, даже когда чем-то занят… Больно. Правильно. Так и должно быть. — Хорошие колготки, прочные. Скажешь, где купила? — пытается вернуть из собственных мыслей. Выдох. Боль уже разогрела и распространилась по телу. Ресницы намокли. Костяшки так побелели, что едва могут чувствовать пальцы. — Скажу, Алексей Валерьевич. Может, попробуем их чем-то другим «пробить»… — Главное, чтобы до Тебя дошло. А с попой твоей я уж как-нибудь справлюсь. Он берет латексный прут. Подводит к дивану, располагает на нем как ему удобно. Гладит плечо у бретельки бюстгальтера, убирает волосы с лица. Все прикосновения ради настроя. Ради ритма дыхания, одного на двоих. Ничего личного, ничего интимного, ничего предрасположенного, они не особо волнуют. И не слишком унимают дрожь ожидания. Колготки лопают с первого же раза. Раздается их треск до мерцающих звезд перед глазами. Прут впивается в кожу, будто целует, кусает и жалит одновременно. Пронизывающая боль до костей заставляет дергаться и скулить. Но она должна, должна, должна! А-а-а-а! Больно. Он расставляет пожары от верха до низа. От складки до ямочек, которых не видно под бельем. Выбивает до последней капли сознания, гордости и жалости. Так, чтобы ничего не осталось. Ни места на коже, ни мыслей в голове. Одна сплошная пульсация и не отпускающая взвинченная боль. Не надо, хватит, и так уж измучена. Сама над собой. — Вот теперь передо мной взрослая женщина, а не слюнтявый подросток, — звучит где-то над ухом, когда стихают ее собственные завывания и стоны. *** Она тихо сидит у него на коленях, прислонив голову к плечу. Руки дрожат, поэтому он сам берет чашку со стола и подпаивает ее согревающим чаем время от времени. Не смотря на тепло между ними, сестру начинало подтряхивать — это нормально для человека, отпускающего эмоции. Их накопилось слишком много. Он понимал почему. Он понимал зачем. И ничего не мог поделать с тем, что только к нему. Думал об этом, брал с собой на презентации и форумы, знакомил… Но найти того самого человека — это не то, что заказать ужин в ресторане. Они не появляются по щелчку пальцев, не падают с неба, каких бы усилий ты не прилагал. Он ведь и сам себе пока никого не нашел… Для большего уюта Алексей кое-как выворачивает руку и достает через верх пиджак, который повесил на спинку кресла перед тем, как пороть. Укрывает им нежный калачик от плеча до колена. Иногда, тихонько вращая сидение, покачивает, докармливает чаем, и точно чувствует, как сестренку потихонтку отпускают остывшие отголоски беспокойства и самобичевания.