Мы разрушим наши стены

Сверкнули вспышки фотокамер,

Вернув в реальность бытия.

Комок в груди мгновенно замер,

Любовь и нежность сохраня.

У них получилось. Миллс в это верила, но с большим трудом, первое время ожидая подвоха, поскольку привыкла к тому, что редко жизнь преподносит подарки. Эмма стала её официальной парой в глазах детей, и Реджина была счастлива, что притворяться больше не нужно. Её душа пела, она начинала свой день с улыбки, а завершала под бурлящий смех детей. Журналистка стала первым эгоистичным выбором в её жизни и одним из самых верных решений. Женщина была счастлива с ней, она видела с ней будущее, видела в нём возможности, которых была лишена ранее. Блондинка полностью оправдывала доверие брюнетки, стала для неё лучшим другом, а затем и избранницей, была и осталась преданным товарищем её сыну, а сама Миллс души не чаяла в дочери Свон. Реджина верила, что их отношения — правильные, что сама Эмма — это правильно. Женщина никогда не была ни в чём так уверена прежде. Она была настроена серьёзно и не хотела терять время, откладывая неизбежное: жить вместе, строить вместе семью, быть вместе против всех. Брюнетка слишком многое упустила, отказывая себе в возможности быть просто довольной жизнью, и сейчас жадно цеплялась за эту возможность. Цеплялась за журналистку каждую секунду, жадно впитывая её в себя. А блондинка… Она была просто замечательной, чуткой, понимающей… Изобретательной. Свон заставила Миллс пересмотреть многое в своей жизни, включая и сексуальную её часть. Реджина не могла представить любовницу лучше, не подозревала, насколько ей на самом деле не хватало подобных страсти и дикости. Столько удовольствия от занятий любовью она никогда не получала! Эмма не давила, позволяя женщине познавать свою сексуальность в правильном для неё темпе, всячески поощряя любопытство и не выставляя границ. Брюнетка была зависима от поцелуев журналистки, её внимательных губ, опытных рук и виртуозных пальцев. Она и подумать не могла, что способна заниматься любовью ночь напролёт, но тело её ни разу не подвело. Оно реагировало на блондинку всегда и без исключений. Миллс не догадывалась, что ей так не хватало любви: беззаветной, чистой и яркой. Той любви, которая ранее существовала для Реджины лишь в сказках. Свон восполняла все пробелы в потребностях женщины, она заполнила собой все израненные участки сердца брюнетки, исцеляя их, вдыхая в них новую жизнь. Эмма обладала исключительной способностью дотянуться до самых тёмных уголков души Миллс, не просто принимая их, а согревая своим нежным теплом и заботой. И это было исключительное чувство, уникальное, неповторимое. Реджина и сама не знала, что способна на такую светлую любовь к кому бы-то ни было, кроме Генри. Страшно представить, как всё могло осложниться, если бы дети не поняли этих чувств. И всё же, время шло, дни сменяли друг друга, а Хоуп и Генри остались прежними: улыбчивыми, весёлыми и полностью очарованными. Женщина была безмерно им благодарна за подаренную возможность, о которой ребята даже не задумывались. Дети приняли всё с присущей им беззаботной лёгкостью, не смотря на первичное замешательство сына брюнетки, поскольку понимали, что факт романтических отношений журналистки и Миллс ничего не рушил и не менял ровным счётом ничего в принципе. Мальчик не возражал против блондинки, не противился тому, что мать нашла своё счастье в другой женщине, не считал чувства Реджины к Свон противоестественными. Девочка же выросла в среде полной толерантности, поэтому просто поддерживала брюнетку, не позволяя той почувствовать себя неловко. Генри стал словно больше доверять Эмме, а Хоуп открыло шутила с Миллс, подсказывая той «слабые места» журналистки, которыми Реджина неустанно пользовалась. Они сплотились, их узы стали крепче… Домашняя жизнь женщины стала напоминать мечту. Как же прекрасно было позволить себе лёгкий флирт за ужином, который ребята не могли распознать, или же целомудренные поцелуи в щёку за завтраком после полной страсти ночи. Дети теперь с пониманием относились к тому, что блондинка делила с брюнеткой одну спальню на двоих, что стремилась коснуться Миллс при любом удобном случае, что теперь местоимение «мы» обрело другое, новое для их семьи значение. Свон часто обнимала Реджину за просмотром любимого телешоу ребят, иногда сама засыпала в руках женщины, положив голову на грудь, будучи убаюканной её сердцебиением. Брюнетке нравилось просто перебирать спутанные золотистые пряди Эммы, лёжа на диване, ощущая вес её тела на своём и слушая весёлое перешёптывания детей, которые не шумели, чтобы не нарушать царившую идиллию. За полтора месяца, прошедших со дня их «признания», Миллс привыкла к этому, забыв, что когда-то была одинока в собственном доме. Её сердце радостно сжималось каждый раз, когда журналистка говорила о планах на будущее, или же, когда наблюдала за тем, как увлечённо блондинка играет с ребятами, позабыв, что сама давно уже не ребёнок. Реджина показала Свон пентхаус, владелицей которого уже практически являлась, и взяла с неё обещание поговорить с Хоуп о переезде в скором времени. Генри уже был готов стать «одной большой командой» (как он сам и выражался), но пока прислушивался к просьбе матери не торопить Эмму, и просто выжидал. Сын часто спрашивал женщину о том, как сделать пребывание журналистки и девочки ещё более приятным в их потенциальном доме и постоянно предлагал свою помощь в базовом обустройстве будущей комнаты Хоуп, словно и не думал о том, что дочь блондинки может отказаться. Брюнетка тоже знала, что девочка не откажется. Хоуп была очень похожа в этом на свою мать: «за любой кипиш, кроме голодовки». Ребята успешно завершили учебный год, Астрид при поддержке Миллс и родительского комитета организовала своим ученикам незабываемый выпускной, который включал в себя так же программу и для родителей. Реджина впервые делегировала весь процесс классной руководительнице детей, лишь изредка осуществляя контроль, потому что иначе просто не могла. Свой «выпускной» ребята отпраздновали на природе в палаточном лагере на берегу озера под присмотром родителей и пары учителей, но лишь после того, как женщина убедилась, что канатный городок (который входил в развлекательную программу) регулярно проходит проверку на прочность, и что меню составлено в соответствии со всеми нормами. Единственными досадными обстоятельствами подобной поездки были: необходимость ночевать в разных палатках (Свон с дочерью, а брюнетка с сыном) и непрекращающийся зуд от комариных укусов. Летние каникулы детей были в самом разгаре. Ребята проводили каждый день вместе либо с Эммой, либо с Миллс, но чаще сразу с обеими женщинами (лишь изредка кто-то из матерей уговаривал одну из близких подруг присмотреть за своими чадами, чтобы урвать вечерок другой для романтического свидания с логичным его завершением). Реджина понимала важность моментов, которые могла провести наедине с журналисткой, и позволяла себе их с большой охотой. И всё же, не смотря на всё своё новообретённое счастье, брюнетка помнила об оставшихся вопросах, которые требовали решения и, чем быстрее, тем лучше. Миллс предстояла встреча с человеком, который ранее являлся ей мужем: о данной аудиенции не знал никто, кроме блондинки (и та не скрывала, что идея оставить Реджину наедине с бывшим супругом ей, мягко говоря, не нравилась). Свон не ревновала, а просто не доверяла мужчине, который только и делал, что запугивал и лгал. С другой стороной шатена Эмма просто не была знакома, поэтому её беспокойство было женщине более, чем понятно. И всё же журналистка не встала в позу, когда брюнетка попросила отпустить её к Хамберту, и охотно согласилась присмотреть за детьми в это время, пока Руби не заберёт их на вечер, который у пары был уже распланирован. Грэм предложил пообедать и на удивление был крайне мягок и учтив, почти скромен в своей просьбе, а таким она не видела его уже многие годы. Миллс согласилась сперва из чувства долга перед сыном (мальчик скучал по отцу и хотел знать, что Реджина с бывшим мужем в хороших отношениях), затем к этому чувству примешалось любопытство. Женщина общалась с бывшим супругом только по телефону, посредством сообщений или же коротких звонков, но знала, что мужчина всегда находил время для, порой, часовых бесед с Генри. Он больше не ссылался на загруженность на работе, не пытался говорить только о том, что знает, а учился слушать своего сына и позволял ему говорить обо всём на свете. Мальчик теперь улыбался, говоря об отце, а это сильно подкупало брюнетку. Но шатен был не самой тяжёлой ложкой дёгтя, ведь Кора всё ещё маячила на горизонте, постоянно напоминая о себе дочери, в попытках вернуть свою значимость в её глазах. Миллс не могла вечно игнорировать факт её существования, ожидая, что мать отважится на какую-нибудь подлость, если уж не в адрес самой Реджины, то в адрес блондинки. А на дессерт остались репортёры, которые продолжали активно интересоваться женщиной после развода и подробностями её личной жизни, как и жизни Хамберта, но никто из них так и не сделал никаких заявлений. Для Грэма молчание было несвойственно, но брюнетка была даже благодарна ему за возможность морально подготовиться ко всем возможным событиям. Они продолжали атаковать издательство письмами и звонками, заваливали бедную Ингрид предложениями об интервью, сколько бы Миллс не отзывалась. Им всегда было мало, потому что они не получали того, чего жаждали больше всего на свете — скандала. С этим вопросом Реджина решилась разобраться сегодня, но по-своему. Этот день был очень важным для женщины: «Зачарованный Лес» праздновал свой юбилей, о котором знал не только весь город, но и чуть ли не весь штат, и именно сегодня брюнетка приняла решение представить Свон всему миру. Миллс организовала званый вечер, раздав приглашения только самым стратегически нужным ей гостям (пусть и не все они были ей приятны), строго настрого запретив пускать репортёров и журналистов. Она не была дурой и осознавала в полной мере, что представителям прессы ничто не помешает столпиться у входа в издательство, поджидая Реджину и всех её гостей. Возможно, даже кто-то попытается обманом попасть внутрь, но Эмма дала пару профессиональных советов, как этого лучше всего избежать, усилив оборону, и женщина охотно вняла совету. Блондинка, вопреки первоначальным сомнениям брюнетки, не возражала предстать перед всеми гостями Миллс в качестве её пары, спутницы не только на вечер, но по жизни. Свон согласилась сразу же, как только Реджина озвучила свою идею, ведь лучшего шанса просто не могло представиться. Эмма помогла женщине подобрать правильные слова, чтобы рассказать об их планах детям, чтобы те тоже смогли морально подготовиться к тому, что могут случайно прочесть в новостях. Генри смутился, забеспокоившись, но Хоуп быстро привела его в чувства, заверив, что взрослые знают, что делать. И как же брюнетка была благодарна журналистке! Блондинка освободила для Миллс свой вечер, позаботилась о том, чтобы за детьми было кому присмотреть, даже не сопротивлялась Реджине, когда та повела её по магазинам, чтобы подобрать подходящий случаю наряд. Свон делала для неё всё и даже больше, и это было самое искреннее проявление чувств. Женщине было не важно, как общественность воспримет новость о романе владелицы издательства с журналисткой самого скандального журнала спустя сравнительно короткий период после развода, но репутация всегда была довольно шатким и непостоянным её спутником. Брюнетка собиралась взять Эмму за руку и пройти через самое пекло, чтобы потом вздохнуть полной грудью. Миллс остановила машину возле итальянского ресторана и осторожно заглушила мотор, но не торопилась выходить из салона. Она решила дать себе минуту просто вздохнуть и перестать так сильно цепляться за руль свежим тёмным маникюром. Судя по припаркованному внедорожнику, который Реджина проехала в поисках свободного места, Хамберт уже ждал её в ресторане. Грэм и все его проступки остались там, в здании суда, два месяца назад, но что-то внутри женщины продолжало с опаской реагировать на бывшего мужа. Она выключила музыку, чтобы немного собраться с мыслями и сконцентрироваться. Брюнетка старалась контролировать своё дыхание, не позволяя сердцу сбиваться со спокойного ритма, пока тёмные глаза следили за проходящими мимо Мерседеса прохожими. Они не замечали её, не знали, что Миллс за ними наблюдает… Забавно. Примерно так чувствуют себя репортёры, выжидая сенсацию? Журналистка предупреждала, что, даже если Реджина их не видит, не значит, что их нет. Она даже стала привыкать к их теневому присутствию в жизни. Женщина посмотрела на себя в зеркало заднего вида, проверяя безупречность макияжа, и кончиком указательного пальца откинула чёрные пряди с лица. Непоколебимая, властная, сильная… Это была вовсе не маска. Именно так брюнетка хотела выглядеть сейчас, хотела, чтобы так её воспринимали все. Она была собой. Миллс в последний раз решительно выдохнула, отводя взгляд в сторону и отстёгивая ремень безопасности. Она плавно вышла из машины, негромко хлопнув дверцей, и поставила автомобиль на сигнализацию. Реджина старалась смотреть только вперёд, не оглядываясь по сторонам по пути ко входу в ресторан, поэтому она не шла, а шествовала, гордо вскинув подбородок. Женщина помнила наставления блондинки: вести себя так, чтобы журналистам не к чему было придраться. Нет гарантий, что за ней не наблюдают в этот самый момент, но нужно быть готовой ко всему. Всё, что может сделать брюнетка — выглядеть изумительно и невозмутимо в каждом кадре, пусть они подавятся своими снимками. Миллс вошла в ресторан, подарив администратору отстранённый взгляд и дежурную улыбку, которыми часто пользовалась. Она чётко назвала своё имя, сканируя взглядом помещение в поисках знакомого лица, и сотрудник поспешил проводить Реджину к зарезервированному столику в самом дальнем углу зала. Мужчина вполне разумно выбрал место подальше от панорамных окон, куда заглянуть и при этом остаться незамеченным просто невозможно. Любой незваный гость сразу попадал в поле зрения. Шатен сидел за столом, слегка ссутулившись: его плечи поникли, сам он немного осунулся, отчего черты лица стали чуть более резкими, будто бы высеченными из камня. И, тем не менее, женщина не могла сказать, что Хамберт потерял свою мужскую привлекательность, о которой всегда знал и которой часто пользовался в качестве своего главного оружия. Грэм был одет с иголочки, как обычно предпочитая бессмертную классику в своём образе: чёрные брюки и пепельно-розовая приталенная рубашка, расстёгнутая на воротнике. Его переросшая в бороду щетина была ухоженной, вьющиеся каштановые пряди немного отрасли и сейчас в творческом беспорядке падали на лоб, а уставшие голубые глаза всё ещё оставались пронзительными и светлыми. Брюнетка помнит те дни, когда считала своего супруга идеальным спутником для себя, но это время давно прошло. Теперь же Миллс ровным счётом ничего к мужчине не испытывала, кроме той толики уважения, которую смогла сохранить, как к отцу своего ребёнка. Шатен не сразу заметил появление Реджины, будучи погружённым в свои мысли. Он немного хмурился, листая новостную ленту в телефоне, и женщина заметила глубокую складку между его бровями, которой раньше не припоминала. С Хамбертом она не виделась давно, но однозначно заметила определённые изменения в его облике и манерах. Грэм стал казаться чуть более простым, человечным, обычным… Не эталоном идеального мужа с обложки глянцевого журнала, и это по-своему подкупало. Брюнетка ненадолго застыла, быстро обведя посетителей ресторана взглядом. Каждый из них был занят либо своим блюдом, либо беседой со своей парой, не замечая Миллс и её бывшего супруга, хотя их лица всё чащи появлялись на страницах форумов или газет. Иногда полезно и приятно побыть невидимкой. Однако, стоило мужчине услышать знакомый стук каблуков по мраморному полу, как его глаза тут же взметнулись вверх, встречаясь со смелым взглядом карих глаз Реджины. Шатен тут же поднялся из-за стола в знак приветствия и благодарно кивнул администратору, который мгновение спустя поспешил обратно на свой пост. Женщина осталась стоять, просто глядя Хамберту в глаза, в полном молчании. Он нечитаемым взглядом прочертил силуэт брюнетки, пока снова не остановился на её лице: Миллс гордо вскинула голову, немного выгнув бровь дугой в немом вопросе. Грэм едва заметно прищурился, неловко потоптался на месте, а затем вымученно улыбнулся, стараясь казаться вежливым. Реджина решила не присоединяться к этой игре. — Здравствуй, Реджина, — голос бывшего мужа казался немного сиплым, будто бы он впервые за долгое время заговорил. — Ты здорово выглядишь. Женщина и сама осознавала, что выглядит просто отменно на его фоне: свежая укладка, идеальный макияж, строгое, но подчёркивающее достоинства её фигуры платье. Брюнетка казалась оживлённой, лицо сияло, глаза блестели… Она саму себя давно такой не помнила и сейчас догадывалась, что мужчина искренне сражён её внешним видом. Миллс приняла себя и своё счастье, и это принятие стало главным её украшением. В свободе от брака и условностей она обрела себя настоящую. — Благодарю, — ровным тоном ответила Реджина. — Ты тоже, Грэм. Она слегка склонила голову в знак приветствия, сделав один шаг на встречу шатену, тем самым давая ему понять, что готова пойти на диалог и пока уходить не собирается. Женщина хотела узнать цель их встречи и, признаться, её терзало любопытство. — Спасибо, что согласилась прийти, — Хамберт пытался скрыть нервозность за вежливостью, но выходило это из рук вон плохо. Его выдавали немного резкие движения и напряжённые плечи. Он указал на заранее отодвинутый от стола стул. — Прошу, присаживайся. Брюнетка плавно опустилась на предложенное ей место, расслабленно откинувшись на спинку стула. Она расправила плечи, перекинув нога за ногу, и вперила в Грэма прямой выжидающий взгляд. Бывший супруг тоже вернулся на своё место напротив Миллс, первоначально старательно избегая прямого зрительного контакта с ней. — Я не знал, захочешь ли ты чего-нибудь, — нехотя произнёс мужчина. — Поэтому ничего не заказывал. Ограничился только чёрным чаем без сахара. Вроде, ты его пьёшь… — Очень любезно с твоей стороны, — отозвалась Реджина. — Спасибо. Шатен рассеянно кивнул, задержав взгляд на фарфоровой чашке чая, к которой женщина пока не притронулась, вопреки его надеждам. Он не знал, как себя вести с ней, да и брюнетка затруднялась дать себе ответ на этот вопрос. Хамберт был человеком, с которым она прожила годы жизни, это правда, но также истина была и в том, что на самом деле Миллс мало что знала о нём. Грэм так и остался для неё незнакомцем. И всё же бывший муж первым позвонил ей с просьбой встретиться. Он не угрожал, не заявлялся к Реджине домой, не пытался увидеться с сыном без её ведома — а именно такого поведения она и ожидала от этого мужчины. Возможно, всё дело было в страхе, что материал Свон будет опубликован, вероятно, он также не хотел нарваться на саму Эмму, которая обитала в доме женщины на постоянной основе, а, может, дело было и в чём-то другом?.. — Как ты? — всё-таки спросила брюнетка, заметив, как шатен тут же выдохнул с оттенком облегчения. Он словно только и ждал возможности продолжить неловкий разговор. Хамберт вымученно ухмыльнулся, подняв взгляд на Миллс, но так и не достиг её лица. Вместо это он сконцентрировал внимание на её губах и словах. Грэм казался тенью того, кем был раньше, и это изменение было крайне неожиданным для Реджины. Бывший супруг не был сломленным, нет, но его оболочка словно немного треснула под грузом, который был женщине неизвестен. — Бывало и лучше. Репортёры сидят в печёнках, преследуют меня почти двадцать четыре на семь. Если тебе интересно, то я встретил парочку на улице у входа в ресторан, вероятно, они всё ещё где-то там. Журналюг просто не впустили внутрь, потому что все столики были заняты. Считаю, что мне повезло, — наконец выдавил мужчина. Он говорил о представителях жёлтой прессы так, будто они были неизлечимой заразой. — Стоит быть начеку. — Но ты так и не дал им того, что они жаждут, — брюнетка склонила голову на бок. — Почему? Шатен любил красоваться на публике, питался вниманием, жил за счёт всеобщего обожания и лепетания перед ним… И всё же, сейчас Хамберт походил скорее на затворника, чем на светского джентльмена. Видимо, развод на нём отразился сильнее, чем Миллс могла предположить. — Что я могу им сказать? Что от меня ушла жена, потому что мы не сошлись характерами? Мы оба знаем, что это жалкое оправдание, в которое никто не поверит, — немного едко усмехнулся Грэм, и это напомнило Реджине его прежнего. — Я и сам не знаю, что им сказать. И понимаю, почему ты сама не делала никаких заявлений. Женщина отстранённо кивнула, скрестив руки на груди. Она продолжала изучать бывшего мужа, отмечая синяки под глазами и уставший взгляд. Мужчина пригубил чай и, когда он поднёс чашку к губам, в глаза брюнетки бросился белый след от обручального кольца на пальце — единственное, что их связывало помимо мальчика. Миллс была удивлена собственной реакцией: она ожидала, что почувствует укол грусти о потраченных в пустую годах, или же жалость к шатену, но на душе было пусто. — Хотя, я пытаюсь найти выгоду в сложившихся обстоятельствах, — продолжил Хамберт. — Наш развод послужил отличным пиар-ходом. Теперь моя фирма пользуется повышенным вниманием репортёров, а следовательно, и рекламой. Поступило много предложений о сотрудничестве. Теперь я более избирателен. — Я рада, что что-то не меняется, — отозвалась Реджина. — Ты всегда поражал меня своей деловой хваткой. — А как твоё издательство? Читал, что у тебя сегодня важный вечер… Ты давно готовилась к этому юбилею, не боишься, что что-то пойдёт не так из-за… Всего случившегося? — Грэм пытался вести дружелюбную беседу и его осторожность в выборе слов немного смущала женщину. — Делаю всё возможное, чтобы моя личная жизнь и работа не влияли друг на друга, — брюнетка кивнула в подтверждение своих мыслей. — Предложила Мулан место в качестве штатного юриста, она пока не приняла моё предложение, но шанс, что я получу желаемое всё ещё есть. Она помогает мне отвадить репортёров от «Зачарованного Леса». — Фа Мулан, — припомнил бывший супруг. — Да, она была хороша. Полагаю, я её недооценил, как и тебя. Миллс не ответила, пропустив что-то похожее на укол в словах мужчины мимо ушей. Она лишь вздёрнула подбородок, когда голубые глаза всё-таки осмелились пересечься с её. Шатен медленно рассматривал Реджину, немного хмурясь, хотя на губах играла незнакомая ранее полуулыбка. — А ты преобразилась, Реджина. Развод пошёл тебе на пользу. Я давно не видел тебя такой уверенной в себе, — он улыбнулся чуть шире. — Меня это немного задевает, но я не понимаю, почему. С каких пор Хамберт стал говорить прямо и честно? Женщина решила не задавать этот вопрос, но подсознательно приготовилась к обороне. Она улыбнулась в ответ, но улыбка глаза не тронула. — Может дело в разводе, — уклончиво согласилась брюнетка, имея ввиду изменения в себе. — А может и в том, что я больше не боюсь тебя, Грэм. Бывший муж поджал губы, схватившись за свою чашку чая. Мужчине, по всей видимости, были неприятны упоминания того, что было раньше между ним и Миллс. Он медленно пропустил нижнюю губы через зубы, резко втянув воздух через нос. — Значит, у тебя всё хорошо? Ты не жалеешь ни о чём? — шатен действительно рассчитывал услышать ответ, который бы потешил его израненное самолюбие? — Нет, — Реджине не нужно было даже думать над ответом. Она заметила, как губы Хамберта сжались в ровную линию. Рассчитывал, что женщина проявит учтивость, чтобы ему было легче? Так было во время брака, но не сейчас. — Грэм, расскажи мне, зачем я здесь. Бывший супруг сделал ещё один жадный глоток чая, покосившись за спину брюнетки, всматриваясь в прохожих на улице через панорамное окно. Он видел всех, их не видел никто. Мужчина медленно опустил чашку обратно на блюдце, но из пальцев её не выпустил. — Обществу полезно видеть нас вместе, — произнёс шатен. — Даже, если репортёры не смогут сделать снимки нас двоих «за обедом», им будет достаточно и того факта, что мы вошли в один ресторан с разницей в несколько минут. Остальное они придумают сами. Миллс не удивилась его ответу, однако что-то в словах Хамберта задело её. Реджина склонила голову на бок, хлёстким взглядом пронзив Грэма. — Ты делаешь это ради мнения третьих лиц и собственной репутации? — выгнула бровь женщина. — Потому что я пришла сюда ради Генри, и только из-за него. Я знаю, что, согласившись на встречу, дала журналистам пищу для новой статьи, но меня это не заботит. Я здесь потому что хочу, чтобы сын верил и знал, что его родители, даже не смотря на развод, стараются общаться по-человечески. Бывший муж вздрогнул, будто от пощёчины, и сжал челюсти, потупив взгляд. Слова брюнетки пристыдили его, хотя именно этого она отчасти и добивалась. Мужчина откашлялся, нервно почесав свободной рукой щетину на подбородке. — Прости, — это слово далось ему тяжело. — Ты права. Я здесь должен быть ради нашего мальчика. Так будет и впредь. Я поработаю над тем, чтобы правильно расставлять приоритеты. Шатен тяжело вздохнул и наклонился к дипломату, что стоял подле него под столом, под пристальным взглядом Миллс. Он быстро выудил из него большой конверт из плотной крафтовой бумаги, в котором обычно отправляли важные документы курьерской службой, и положил свою ношу на белую скатерть. Хамберт положил ладонь на конверт, немного хмурясь, словно уговаривая себя на что-то, а затем медленно пододвинул конверт Реджине. Она немного прищурилась, когда Грэм поспешно отдёрнул руку и откинулся на спинку стула с такой силой, что тот жалобно скрипнул. Когда женщина не предприняла попыток узнать, что внутри конверта, бывший супруг устало выдохнул. — Там не сибирская язва, честное слово. — Что внутри? — её тон был с налётом прохлады. — Открой, — мужчина посмотрел брюнетке прямо в глаза. — Лучше будет, если ты всё увидишь сама. Шатен был серьёзен, но вовсе не агрессивен или раздражён. Он казался безмерно усталым, лишённым сил, у него будто бы кончились ресурсы на весь тот яд, что он носил в себе. Миллс потянулась к конверту, её пальцы коснулись немного шероховатой бумаги, подтягивая ношу поближе к себе. Реджина взяла конверт в руки, по весу примерно определив, что документов там сравнительно немного, и принялась с присущей ей аккуратностью вскрывать плотную бумагу. Женщина выудила белые ровные листы, а глаза тут же быстро пробежались по тексту. С каждым прочитанным словом и его последующим осознанием, кровь в венах брюнетки ускорялась в геометрической прогрессии. Тёмные брови взметнулись вверх, когда взгляд снова устремился на Хамберта. — Ты возвращаешь мне акции «Зачарованного Леса», — Миллс не спрашивала, но Грэм всё равно нехотя кивнул. Реджина приложила максимум усилий, чтобы её голос не дрогнул под наплывом эмоций. Обманчивая нейтральность сейчас была лучшим вариантом в общении с бывшим мужем. — Не хватает лишь твоей подписи, — мужчина криво улыбнулся. — Но я тебя не тороплю. Ты вольна подписать бумаги, когда тебе захочется. Покажи документы своему адвокату, чтобы она проверила всё ли в порядке. Всё равно эти акции мне больше не нужны. Они никогда на самом деле его и не интересовали. Шатен никогда не лез в дела издательства, ничего не смыслил в работе женщины, да и не хотел вникать. Поэтому его притворное желание быть акционером «Зачарованного Леса» на пороге развода настолько выводило брюнетку из себя. — В чём подвох, Хамберт? — Его нет, — покачал головой Грэм. — Эти акции были жалкой попыткой удержать тебя. Глупая ошибка, Миллс. Хотя, по факту, мы давно отдалились друг от друга. Было неправильно пытаться купить тебя, угрожать издательством или Генри, — бывший муж нервно провёл рукой по волосам. — Поэтому отныне ты единственная полноправная владелица «Зачарованного Леса», как всегда и должно было быть. Я делаю это ради сына, Реджина, и ради попытки остаться с тобой «друзьями», если это возможно, конечно. Сердце женщины сжалось, на мгновение позволив брюнетке почувствовать что-то вроде благодарности к мужчине. Шатен был не обязан после всего случившегося идти на уступки, вполне мог вернуть акции Коре, чтобы снова насолить Миллс, или же продать их третьему лицу, но… Хамберт поступил по совести, чтобы мальчик в будущем мог им гордиться. Каким бы Грэм ни был, прежде всего он — отец. В этот раз слабая улыбка Реджины была искренней. — Спасибо, — женщина сложила бумаги обратно в конверт. — Я ценю то, что ты сделал. Обязательно ознакомлюсь с бумагами и попрошу Фа связаться с твоим юристом для урегулирования деталей. Бывший супруг рассеянно кивнул, рассматривая ремешок новых часов на своём запястье. Тяжесть его уступки была брюнетке очевидна, как и его внутренняя борьба. Как бы Миллс к мужчине не относилась, она не могла отрицать его работу над собой. Возможно, пройдёт ещё какое-то время прежде, чем Реджина перестанет предвзято и с подозрением относится к шатену, но теперь, хотя бы, на это был шанс. Женщина убрала конверт в свою сумочку, пытаясь успокоить своё сердцебиение и не выдать волнения. Брюнетка уже и думать забыла о том, чтобы так просто вернуть наследие отца, хотя она отчаянно этого хотела. Издательство теперь только её? Хамберт отойдёт в сторону, а мать больше не будет иметь вес? На душе стало теплее. Отец был бы рад узнать об этом. Миллс вернула внимание Хамберту, неожиданно для себя осознав, что тот не сводит с неё глаз. В его взгляде она прочитала что-то светлое, даже доброе, мимолётный проблеск, который Грэм тут же попытался скрыть. Бывший муж осушил свою чашку до дна и дал знак официанту, чтобы тот подлил ещё чая. На что ещё был готов пойти мужчина, чтобы реабилитироваться перед Генри? У шатена было слишком много грехов за душой… — Я слышала о твоём «хобби», — Реджина подождала, когда официант уйдёт прежде, чем задать вопрос. Хамберт на мгновение замер, сжав челюсти. Он приготовился к удару. — Ты всё ещё?.. — Нет, — покачал головой Грэм: резко и решительно. Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь смыть с себя какую-то грязь. — Я завязал. Понял, что это слишком опасно. Раз уж эта твоя… Журналистка нашла доказательства, то тоже самое может сделать и прокуратура. А лишиться всего я не готов, как и сесть за решётку. Удивлён, что ты сразу не заговорила об «этом», — бывший супруг не мог скрыть своего пренебрежение к блондинке. Его лицо немного искажалось, а в глазах вспыхивала ярость, которую тот старался подавить. — Ты знала обо всём изначально? — Нет, — покачала головой женщина. — Узнала только после развода. Для меня эта новость стала неприятным сюрпризом. Мужчина хмыкнул, качая головой. Он был удивлён услышанным. Брюнетка ведь могла раздавить его всего за секунду, если бы захотела. — Спасибо, что не стала настраивать сына против меня, — шатен содрогнулся от мысли про альтернативный исход. — Если бы мальчик узнал обо всём, я бы мог забыть о том, чтобы даже просто увидеть его. — То, чем ты занимался, Хамберт, непростительно. Я никогда не смогу простить тебя за это, — Миллс покачала головой. — Я не ожидала узнать такого о человеке, с которым строила жизнь. Однако, Генри ещё слишком юн, чтобы понять нас и то, что нами движет. — Знаю, что не в силах ничего исправить, — с этим утверждением Грэма Реджина могла бы поспорить, но не стала. Она здесь не за этим. — Но уж точно гарантирую, что больше никто не пострадает по моей вине. Я не собираюсь наживаться за счёт других. Не так, как раньше. Теперь буду действовать согласно букве закона, иначе я знаю… Чем всё обернётся. К тому же, я уверен, если оступлюсь, Свон будет первой, кто постучит в мою дверь с новостью, что мне конец. Женщина осознавала, что в этом бывший муж был прав. Эмма ни за что не позволит мужчине как-то повлиять на спокойствие брюнетки или Генри. Миллс прекрасно знала, какой серьёзной и воинственной может быть журналистка, как менялся её взгляд, а тело напрягалось, как у хищника, перед прыжком, когда она чувствовала опасность. И этот образ блондинки в качестве Спасителя вызвал невольную ухмылку у Реджины, которая не осталась незамеченной шатеном. Плечи Хамберта напряглись, а взгляд немного потускнел. — Я не хочу, чтобы сын стыдился меня, — обронил Грэм, словно пытаясь переключить собственное внимание на другую тему. — Я не подведу его. — Хорошо, если так, — кивнула женщина. — Я верю, что ты этого хочешь. Бывший супруг глубоко вздохнул, потирая ладони. Брюнетка заметила, что мужчине было тяжело сидеть спокойно и не подвижно, словно он пытался сконцентрироваться на всём и сразу, не позволяя себе слишком много думать. Миллс даже начала сочувствовать шатену, но всё равно старалась не показывать этого. Слишком многое она пережила по его вине, чтобы так просто расслабляться рядом с ним. — Я стал ходить к специалисту, — выпалил Хамберт так, словно признался в самом унизительном для себя поступке. Реджина вопросительно выгнула бровь, как бы намекая, что ждёт продолжения. — И бросил пить. Вернее, бросаю. Иногда позволяя себе бокал шампанского и вина в компании коллег и бизнес-партнёров, но наедине с самим собой я больше не пью. Женщина растерянно моргнула, удивлённая не столько самим признанием Грэма, сколько ощущением, что тот перед ней отчитывается. — Ты намекаешь на то, что посещаешь что-то вроде клуба «Анонимных Алкоголиков»? — медленно произнесла брюнетка. — Я не алкоголик, Миллс, — чуть грубее, чем планировалось ответил бывший муж, за что тут же поспешил извиниться. — Прости. Нет, я не хожу в этот клуб. Специалист, о котором я говорю, другого рода. — Я пришла не ради игры в угадайку. — Он помогает мне справиться с гневом! — сквозь стиснутые зубы, пытаясь подавить раздражение, выдавил мужчина. — Алкоголь просто притуплял моё самообладание и развязывал руки, — на этой фразе он посмотрел на Реджину, и она готова была поклясться, что заметила в его глазах искреннее… сожаление. Да, шатен сожалел, что позволял себе лишнего с матерью его ребёнка. — Но проблема всегда была во мне, а не в бутылке. — Что ж, — женщина немного растерялась от такого признания. — Я не ожидала такое услышать. — Я стараюсь работать над своей агрессией, — продолжил Хамберт, словно не услышав слова брюнетки. — Пока выходит с трудом, так как я по натуре своей вспыльчив, но я не хочу… Не хочу, чтобы ты боялась меня. Не хочу, чтобы меня боялся наш мальчик. Я наломал дров, — Грэм скривился. — Становился причиной слёз Генри столько раз, что в итоге испытывал отвращения к самому себе. Миллс, я ведь действительно люблю своего сына. — Я никогда не сомневалась в этом. Реджина смотрела на бывшего супруга так, словно впервые увидела в нём обычного мужчину со своими слабостями. Эта новая сторона шатена казалась ранимой, хрупкой, такой стеклянной, что любое неверное слово или взгляд могли уничтожить то хорошее, что он так старался в себе взрастить. Женщина неожиданно для себя признала, что была не до конца справедлива с Хамбертом. Он пытался измениться, и уже встал на верный путь исправления, а это куда больше, чем она могла рассчитывать. — Наш мальчик стал чаще улыбаться после общения с тобой, — брюнетка решила пойти навстречу Грэму, дать ему мотивацию не опускать руки. — Ваши с ним телефонные разговоры благотворно влияют на его настроение. Генри ценит их. Всё чаще он говорит о тебе в хорошем ключе, — бывший муж медленно улыбнулся, тронутый искренностью Миллс. Он был благодарен за её слова. — Но ты должен понимать, что находишься в самом начале пути. Чтобы сын перестал тебя бояться и начал доверять потребуется ещё много времени и твоих усилий. — Я это понимаю, — мужчина кивнул. — Я готов к этому. — Хорошо, — Реджина немного помолчала. — Знай, я не стану препятствовать вашему с ним общению. — Спасибо, — искренне поблагодарил шатен. — Я бы хотел… Я бы хотел увидеться с ним лично. Я скучаю по мальчику и был бы благодарен, если бы ты разрешила провести с ним время. Ничего серьёзного. Я его заберу с утра и верну вечером без опозданий. В следующем месяце состоится городская книжная ярмарка, думаю, ему бы понравилось сходить туда. Мне… Мне бы понравилось провести таким образом с ним время. Женщина улыбнулась. Хамберт не упомянул ни спорт, ни прочие увлечения, которые пытался навязать Генри ранее. Теперь Грэм ориентировался исключительно на потребности сына и его интересы. Брюнетка придвинулась ближе к столу, потянувшись к чашке уже остывшего чая. Это был её жест примирения, и бывший супруг его принял. — Это отличная идея, — произнесла Миллс прежде, чем пригубить чай и сделать небольшой глоток. — Думаю, нашему сыну твоё предложение понравится. — Хорошо, — мужчина не смог скрыть облегчения. — Я позвоню ему завтра. — Почему мне кажется, будто ты спрашиваешь у меня разрешение? Я ведь не запрещала вам общаться. Ты мог и раньше предложить мальчику увидеться. — Потому что я чувствую, что был обязан сначала предупредить тебя, — шатен чётко произнёс каждое слово. — Да и я сам не был готов. Я всё ещё не до конца собой владею, но постараюсь сделать так, чтобы Генри было комфортно в моём обществе. Реджина по достоинству оценила честный ответ Хамберта. Она кивнула, возвращая чашку на блюдце. То, что Грэм первым делом решил узнать мнение женщины, вероятно, будучи готовым к её отказу и принимая его, о многом говорил. К тому же, брюнетка догадывалась, что сын будет счастлив провести время с отцом. — Поговори с мальчиком. Только, прошу, не давай ему налегать на сладкое. Последний комментарий вызвал у бывшего мужа ухмылку. Его лицо на мгновение озарилось светом, но затем взгляд снова немного помутнел. — А Свон против не будет, Миллс? — мужчина выровнялся на стуле, когда Реджина пронзила его взглядом с внезапной догадкой. Он спрашивал не просто так, а потому что знал… Знал об отношениях женщины с Эммой. — Журналистка не слишком-то меня жалует, но я не смог бы винить её за это даже, если бы захотел. Брюнетка помедлила с ответом, анализируя возможные варианты. Шатен был честен в своих словах, по крайней мере она обязана ему тем же. Хамберт действительно подозревал о внебрачном романе Миллс, что было не совсем правдой, и много раз подкреплял свои догадки нападками и обвинениями, которые нельзя было назвать полностью беспочвенными. Отношения с Грэмом на самом деле закончились задолго до того, как Реджина познакомилась с блондинкой, уж точно до того, как она полюбила её. Однако, бывший супруг был прав, когда считал, что у женщины есть сильные чувства к Свон, хотя она до сих пор прямо не подтверждала его слова. — Не будет. Все мы взрослые люди с детьми. Эмма знает, что мальчику нужен отец, и она куда лучше, чем ты о ней думаешь, — брюнетка опустила взгляд, разглядывая след от обручального кольца на своём пальце. — Давно ты знаешь о нас с ней? Мужчина усмехнулся тому, что Миллс не стала ничего отрицать. Он был раздражён, но и благодарен за честность. — Догадывался с самого начала, как ты помнишь. Хотя уверен, что ты не позволяла своей привязанности заходить далеко до самого развода. Ты человек чести, — шатен улыбнулся с оттенком досады. — И я знаю, что ты бы не поступила бы подло по отношению к Генри, или ко мне. Но именно знаю обо всём уже несколько недель. Сын случайно обмолвился мне о том, что ты начала встречаться с журналисткой, — Реджина выдержала его взгляд. — И расстроенным этим событием мальчик не выглядел. Блондинка ему нравится, хотя я не могу представить, чем именно. — Они действительно прекрасно ладят, — кивнула женщина. Вдаваться в объяснения характера крепкой дружбы Свон и Генри она в данный момент не хотела. — Реджина, я уверен, что ты счастлива этому факту. Буду честен, хотя знаю, что мои слова тебе не понравятся, — брюнетка медленно вскинула бровь, буравя Хамберта взглядом. — Не важно, как я отношусь к Эмме. Она мне не нравится по ряду причин, озвучивать которые даже не нужно. Я так же никогда не буду считать эту самодовольную журналистку подходящей для тебя парой, — Миллс опасно прищурилась и набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы напомнить Грэму, что он не имеет права так говорить о блондинке, но бывший муж продолжил говорить, немного повысив голос. — И да, возможно во мне говорит ущемлённое эго. Ведь ты предпочла её мне. Но… Это хорошо, что Генри Свон нравится. Я не могу обещать, что это сработает, но… Я постараюсь попытаться оставаться нейтральным к твоей Эмме. Хотя… Не уверен, что она попытается сделать тоже самое. — Не попытается, — ответила Реджина. — Но пока хватит и того, что ты сделаешь первый шаг. Не допусти, чтобы я или твой сын пожалели об этом. Женщина и не ждала, что мужчина и журналистка поладят, да у неё и не было такой цели. Шатен ненавидел блондинку из-за её профессии и нарытого компромата, из-за сломанного носа, из-за того, что она фактически заняла его место подле брюнетки и мальчика, превосходя его во всех отношениях. А Свон ненавидела Хамберта, потому что считала его психом и садистом, чудовищным отцом и мошенником… Миллс полагала, что Ад замёрзнет прежде, чем Эмма даст второй шанс Грэму, как и наоборот. Бывший супруг ухмыльнулся так, словно догадался о мыслях Реджины. Он прочистил горло, постукивая пальцами по белой скатерти стола. Его явно терзали вопросы более личного характера, но он не мог понять, насколько уместно будет их задавать. Мужчина опустил взгляд, несколько вьющихся прядей упали на лоб: из-за созданной ими тени добавляли его уставшему виду несколько лет сверху. — У тебя с этой журналисткой всё серьёзно, раз вы сообщили обо всём детям, так? — голос шатена звучал тихо, но уверенно. Было невозможно понять, больно ли ему это осознавать, или же он просто уязвлён. — Да, всё серьёзно, — женщина посчитала, что этого ответа будет вполне достаточно. Она не стала бы объясняться перед Хамбертом, не стала бы распинаться о том, что она испытывает к блондинке, и какой счастливой та её делает. Хватало и того, как потеплел голос брюнетки, а губ коснулась мягкая улыбка — константа реакции на Свон. — Полагаю, на юбилей «Зачарованного Леса» Эмма придёт в качестве твоей пары? Раньше Грэм всегда сопровождал Миллс, и не важно в каких отношениях они были. Он был её неизменным спутником, и это было первое громкое событие, на которые Реджина явится, будучи незамужней дамой. — Да. — Удачный момент, чтобы заявить о себе, — сдержанно ответил мужчина, откашлявшись. — Чувствую, какой наплыв репортёров последует после этой новости. Женщина пожала плечами, уже смирившись с последствиями. Да, от журналистов потом будет трудно отбиться, но она была готова. Блондинка поддерживает каждое её решение, дети только рады отношениям матерей, друзья одобряют и принимают их в статусе «пары», а остальное разве должно иметь значение? — Что ж, тогда удачи, Реджина, — шатен буквально заставил себя это сказать. Он протянул брюнетке руку через стол, и та повисла в воздухе в ожидании какой-либо реакции со стороны Миллс. — Сегодня она тебе понадобится. Реджина посмотрела на его ладонь, ухмыльнулась, но приняла её, крепко пожимая. Это рукопожатие было чем-то вроде перемирия и прощания. Женщина понимала, что подобный жест был необходим обоим, но знала, что он на деле лишь начало кардинальной трансформации их восприятия друг друга. Она успела забыть, насколько большой была рука Хамберта. В ней чувствовались сила и странная аккуратность, словно Грэм остерегался сделать что-то лишнее. Бывший муж позволил себе ещё на мгновение удержать руку брюнетки в своей, словно борясь с собой, а затем осторожно выпустил её запястье. — Кора будет присутствовать на юбилее? — вдруг спросил мужчина, отведя глаза в сторону, и резкая смена темы, а также тона, немного напрягла Миллс. Впрочем, как и любое упоминание злобной родительницы. Шатен не просто так поднял этот вопрос. Речь о матери Реджины никогда не заходила без причины. — Не думаю, что ей когда-либо нужны были приглашения, — поморщилась женщина. — Хотя, после развода она не особо горит желанием общаться со мной. Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Коре. Хамберт придерживался либо нейтралитета, либо же вставал на сторону родительницы брюнетки в конфликтах, преследуя исключительно свои интересы. Однако, Миллс знала, Грэм не всегда понимал те или иные поступки матери Реджины, пусть и не признавался об этом. — Знаю, — бывший муж резко втянул в себя воздух. Он выглядел словно немного виноватым и пытался спрятать это за напускным спокойствием. — Но, думаю, тебе стоит разобраться с Корой заранее, Реджина, если не хочешь, чтобы она испортила весь праздник. Мы оба знаем, насколько твоя мать непредсказуема. Внутри брюнетки всё похолодело. Любое упоминание родительницы вызывало негативную реакция всего организма. Тело словно бы сопротивлялась какой-то губительной и вредоносной инфекции, которая имела личину старшей женщины семейства. Внутри Миллс будто подожгли фитиль динамита, и чудовищный взрыв уже был на подходе. — Что ты имеешь ввиду? — процедила Реджина сквозь зубы. — Есть что-то о чём мне стоит знать, Грэм? — Да, — мужчина словно бы искренне сожалел о том, что собирался сказать. — Роль твоей матери в нашем разводе куда более значимая, чем ты думаешь.

***

Женщина чувствовала, как в ней закипает ярость с примесью разочарования. Эта коллаборация губительных эмоций требовала своего выхода, и брюнетка, пожалуй, впервые, была склонна податься этому искушению. Она так устала. Устала от Коры и её махинаций, устала от того, что родительница всегда задавалась целью подкосить Миллс, а не протянуть руку помощи, устала ожидать от неё лишь плохое. Её мать всегда подпитывала тёмную сторону Реджины, подкармливала её демонов, сравнивая женщину с собой, пытаясь заставить ту поверить в то, что они одинаковы, заставить ненавидеть себя. Кора всегда говорила, что они похожи больше, чем брюнетка думает, больше, чем та хотела и готова была признать. Теперь же Миллс была готова явить родительнице свою тьму во всей её красе, дабы показать, что та с ней сделала. Её мать… Родная плоть и кровь с самого начала была той, кто вставлял Реджине палки в колёса, пусть и использовала для достижения своих целей чужие руки. Женщина не могла понять, почему Кора так поступает, не могла вспомнить, что именно она сделала не так, раз за всю жизнь так и не заслужила её материнского тепла и заботы. С самого рождения и на протяжении более тридцати лет она не слышала ни одного искреннего слова похвалы, заботу и учтивость она получала лишь на публике, ведь того ожидали от родительницы чудо-девочки зрители, вежливость матери сочилась ядом притворства, отравляя сердце брюнетки слишком глубоко, заставляя ту считать, что другого отношения она не заслуживала. И всё же, Миллс отчаянно нуждалась в Коре, особенно после смерти отца, настолько, что она подсознательно продолжала искать её одобрения. Но теперь… Теперь Реджина готова была поставить точку. Она не могла больше выносить козни родительницы, её угрозы, её саму. Брюнетка слишком поздно осознала, что она уже больше не та маленькая девочка, которая ищет признания. Она выросла в сильную и властную женщину, не благодаря, а вопреки действиям матери, а любовь и свет она познала и впустила в свою жизнь только лишь благодаря Генри, Хоуп и Свон. Миллс чувствовала, что часть её никогда не перестанет думать о Коре, помнить о ней, отчасти заботиться… Однако её сердце и душа сейчас взывали к самому правильному, но болезненному решению, на которое, казалось, Реджина никогда не будет способна пойти. Женщине предстояло отказаться от родительницы, если та не даст ей хотя бы маленький проблеск надежды на то, что их отношения ещё смогут измениться. Брюнетка направилась прямо в галерею искусств, по настоянию шатена. Именно там мать проводила свои дни, готовясь баллотироваться в мэры, в перерывах устраивая званые вечера и приглашая гостей, дабы разбавить рутину и потешить своё чёрное сердце вниманием. Кора всегда думала, что всё в этой жизни можно купить: будь то машина, дом или простая человеческая любовь. Она на всё вешала ценники и ярлыки. Только вот Миллс ей так оценить по-настоящему и не удалось. Реджина ворвалась в галерею, с силой распахнув двери. Порыв воздуха тронул подол юбки её платья, прохладным дыханием опускаясь на обнажённую кожу. Холодно женщине не было, она пылала изнутри, её глаза горели огнём, а взгляд мог обратить любого в пепел. Брюнетке было плевать, кто на неё смотрит, плевать, что о ней могут думать, плевать на всё, что влекли за ней громкое имя и статус. Единственное ценное, чему «научила» Реджину Старшая Миллс — что нужно ценить и оберегать семью. К несчастью, женщина не познала это на примере Коры. Увы, нет. Это был урок от обратного. Неестественно белый цвет стен резал глаз, картины и статуи, которые и ранее казались брюнетке воплощением полной безвкусицы, и вовсе блекли под холодным светом направленных на них ламп. Белые колонны, глянцевая плитка пола, каменные стены: всё это отражало ритмичный шаг её острых, как кинжалы каблуков. В обители родительницы всегда были люди: обычные посетители, её старые знакомые, помощники предвыборной компании и прочие снобы. Все они не значили для Миллс ничего, она даже не запоминала их лица, но все они знали Реджину в лицо. Стоило женщине появиться в дверях здания, как десятки глаз тут же устремились к её овеянной мраком фигуре, а когда брюнетка двинулась вперёд с грацией и аурой хищника, никто не осмелился перегородить ей дорогу, даже сотрудники охраны потупили взгляд, заметив дочь начальницы. Миллс тяжело дышала, тёмные пряди прятали лицо в тени, но не нужно было даже видеть его выражение, чтобы понять, что намерения у неё отнюдь не дружелюбные. Никто даже не попытался уточнить цель визита Реджины, все боялись поплатиться за это головой. Женщина точно знала, куда нужно держать путь. Не найдя взглядом среди остолбеневших зевак свою мать, она прямой наводкой пошла в сторону массивных дверей из красного дерева, ведущих в кабинет Коры. Рядом с дверью стоял небольшой письменный стол её секретаря — моложавого парнишки, которому едва перевалило за двадцать, и которого брюнетка часто видела ошивающимся подле родительницы, но никогда не мешающимся под ногами. Вышеупомянутый мальчишка вскочил на ноги, когда Миллс встретилась взглядом с его большими синими глазами. Ранее Реджина не замечала его смазливости, но теперь что-то особенное заставило её заострить на секретаре внимание и приглядеться к нему. Светлые короткие волосы зачёсаны назад, чистое гладковыбритое лицо (хотя женщина и сомневалась, что этот юноша мог похвастаться чем-то посерьёзнее пушка над верхней губой), спортивное телосложение, опрятный вид: светлые брюки, рубашка, на которой висел бейджик с именем «Эрик», бабочка… Точно старшеклассник на своём выпускном. Брюнетка задержала взгляд на его мускулистых руках, а именно на левом запястье, которое окольцевали дорогие золотые Ролексы. Украшение не по статусу, вряд ли простой секретарь мог позволить себе нечто подобное на свою зарплату. Да и на премию было не очень похоже. Парнишка получил возможность работать в галерее явно не за свои знания в области искусства, а из-за упругой задницы. Подарок от щедрой начальницы? Или же символ «привилегированности», о которой Миллс предпочла бы не знать? — Мадам, я могу вам помочь? — Эрик с опаской бросил взгляд в сторону кабинета начальницы. Реджина была уверена, что его мозги сейчас лихорадочно работали над тем, чтобы вспомнить, есть ли в расписании Старшей Миллс встречи, которые он забыл внести. — Я пришла к матери. Секретарь вздрогнул от стального и холодного, как арктические ледники, голоса женщины. Он знал, какая репутация была у Коры, но также был уведомлён о том, что репутация её дочери ничем не уступает. Две ведьмы, соревнующиеся в своём коварстве. — Но Кора просила не беспокоить… — начал было Эрик, однако брюнетка вскинула ладонь, не давая договорить, и направилась мимо него с решимостью, равной целой армии обученных солдат. Будь у Миллс в руках оружие, она бы им воспользовалась. Реджина, не слушая приглушённый лепет паренька (слишком трусливого, чтобы рискнуть на самом деле противостоять ей), уверенно взялась за ручки дверей обеими руками и распахнула их с такой силой, что те, неготовые к такой агрессии, врезались в стены, рискуя подпортить дорогие покрытия. Шум привлёк внимания гостей и посетителей, и те, ведомые любопытством, отвлеклись от любования картин, чтобы понаблюдать за встречей женщины с родительницей. Брюнетка понимала, что зрители в данном случае пришлись кстати — мать не сможет прогнать её. Кора вздрогнула от неожиданного появления Миллс и обернулась в её сторону, глядя на дочь с праведным гневом в глазах, который, тут же поспешила подавить, когда заметила за Реджиной толпу зевак. Родительница стояла у окна с бокалом красного вина в руке, вцепившись свободной рукой в широкий подоконник с искусственными цветами, и смотрелась под стать своему набитому переоценённым пафосом кабинету. Викторианская мебель в сочетании с современной техникой выглядела настолько же неуместно, насколько и привлекала к себе внимание. На матери было узкое платье-карандаш тёмно-фиолетового цвета из блестящей ткани, её пышные волосы были собраны сзади в высокий хвост, на шее дорогое ожерелье из драгоценных камней, а на лице безупречная маска из дружелюбия и приятного удивления. — Реджина, не ожидала твоего визита! — родительница посмотрела на Эрика, который стоял прямо за спиной женщины. — У нас назначено? Что-то не припомню этого. — Нет, мадам, — вместо брюнетки поспешно ответил секретарь, спасая свою латентную мордашку. — Ваша дочь просто ворвалась в галерею и… «Ворвалась»? Миллс выгнула бровь и медленно обернулась на Эрика, пригвоздив его к земле своим взглядом. Тот мгновенно замолчал, тяжело сглотнув, понимая, что рискует не дожить до конца рабочего дня. Он был похож на испуганного кролика, попавшего в капкан. Реджина смерила парнишку взглядом, он был выше её на голову, но всё ещё ничтожно мал во всех других отношениях. Губы женщины исказились в опасной ухмылке. — Прочь, — процедила она, и Эрик, даже не взглянув на мать брюнетки, чтобы спросить у той позволения, трусливо попятился. — Реджина, — голос Старшей Миллс выдал предупреждающие нотки. — Прошу тебя, заходи. Не стой на пороге. Полагаю, ты хочешь поговорить со мной тет-а-тет? Кора надеялась на это. На мгновение Реджина допустила мысль, чтобы устроить разборки родительнице прямо при свидетелях, но благоразумие взяло верх. Ничего, она может оставить своё выступление на десерт. Женщине нужно было сохранить лицо и достоинство, хотя бы в собственных глазах. Гнев и ярость брюнетки доставляли её матери настоящее удовольствие, но вот холодное безразличие заставляли Кору почувствовать себя пустым местом. — Конечно, мама, — Миллс постаралась придать как можно больше тягучего мёда своим словам. — Прости, что без приглашения. Решила устроить небольшой сюрприз, я же знаю, как ты их любишь. Родительница едва заметно прищурилась, почувствовав подвох в словах дочери, но больше ничем не выдала своих истинных эмоций. Она подошла к Реджине, обворожительно улыбаясь перешёптывающимся и сбитым с толку гостям. Самая сверкающая хозяйка вечера из всех возможных: широкая улыбка, «мягкий» взгляд, наигранный смех… — Прошу, продолжайте экскурсию, — бросила старшая женщина гостям снисходительным тоном. — Я позже присоединюсь к вам в зале. Эрик, уловив намёк в голосе матери брюнетки, поспешил закрыть за ними двери кабинета, оставшись снаружи. Улыбка на губах Коры продержалась ровно до того момента, пока не послушался щелчок, и кабинет не погрузился в тишину. Звукоизоляция? Интересно, для каких же целей? Родительница уколола Миллс взглядом, но ничего не сказала. Она развернулась и прошествовала к своему столу, где ранее оставила ещё нетронутый бокал вина, намеренно проигнорировав нормы приличия. Мать не предложила дочери присесть, не сочла нужным угостить её даже стаканом воды, словно говоря, что ждёт момента, пока та исчезнет с глаз долой и не будет зря не только тратить её время, но и занимать пространство в кабинете. Впрочем, Реджине приглашение было и не нужно. Она медленно двинулась следом за старшей женщиной, остановившись у её стола. — Если ты пришла, чтобы лично пригласить меня на юбилей издательства, то не стоило так утруждаться, — прохладно начала Кора. — Можно было просто передать приглашение через Эрика. Брюнетка не сводила взгляда с бесстрастного профиля родительницы, поэтому довольно точно уловила момент, как дёрнулись уголки окрашенных кровью губ при следующих словах Миллс: — У меня нет никакого желания связываться с твоим мальчишкой для плотских утех, Кора, — Реджина намеренно назвала старшую женщину по имени. — Пусть твои любовники останутся только твоей реальностью, не хочу обмениваться с ними и словом. И, кстати, я пришла уведомить тебя об обратном. Я не желаю видеть тебя сегодня в «Зачарованном Лесу». Ни сегодня, ни завтра, никогда. Мать с драматичной усталостью вздохнула, словно груз от компании брюнетки был ей неподъёмен. Старшая Миллс всегда была той, кто навязывался Реджине, но она всегда старалась преподнести всё иначе, будто бы это её дочь цепляется за неё, не отпуская. — Прорезались зубки? — Кора усмехнулась, она холодно посмотрела на женщину. — Не забывай, что это я научила тебя кусаться. Не тебе мне указывать. — Спорное заявление, — брюнетка чувствовала, как покалывают кончики пальцев от желания стереть эту бездушную маску с лица родительницы, чтобы вывести на настоящие чувства. — Я долго мирилась со многими твоими выходками, но ты перешла все возможные границы. Мать сменила облик и притворилась оскорблённой, будто Миллс просто клеветала на неё, глядя прямо в глаза. Реджине было тяжело держать себя в руках, пытаясь не дать крику ярости вырваться из сжимающихся в спазмах лёгких. — Ты же знаешь, что теперь у меня ещё больше причин посетить твою вечеринку, дорогая, — старшая женщина сцепилась с брюнеткой взглядом. — Не люблю, когда мне запрещают что-либо. Именно этого Миллс и ожидала: самоуверенность матери, которая нацепила на себя корону, заменив её на надуманный нимб святой, который всегда демонстрировала людям. Кора сама знает, какая из её личин настоящая? Нет… Родительница считала себя выше и лучше всех, она даже мысли допустить не могла, что в чём-то несовершенна. Реджина почувствовала странный прилив сил, к которому моментально прибилось железное самообладание. Женщина сдержанно выдохнула, расправив плечи, а затем подарила матери ледяную улыбку. Кора ожидала, что брюнетка прогнётся под её самоуверенностью, подтвердит её значимость и важность её мнения, но не в этот раз. Больше никогда. Родительница обращалась с Миллс, как с элементом мебели, аксессуаром, удобной гарнитурой… Но никогда, как с дочерью или, хотя бы, человеком. — Моя охрана получила чёткие указания вышвырнуть тебя из издательства, если ты надумаешь переступить порог. Уверена, репортёры будут рады посмотреть на твои жалкие попытки как-то объяснить ситуацию, Кора, — Реджина прищурилась, ей было тяжело подавить в себе волнение. — Или ты попробуешь вломиться? Лицо старшей женщины перекосило от злости. Смысл слов брюнетки быстро достиг её сознания. Мать сделала жадный глоток вина, глядя на дочь поверх кромки бокала. Кора привыкла к тому, что всегда могла попасть даже туда, где её совсем не ждали. Никто и никогда не разговаривал с ней так, как сейчас говорила с ней Миллс. Никто ей не угрожал! — Что ты себе позволяешь? — яд кобры заиграл на языке родительницы. — Ты представляешь вообще, чем это может для тебя обернуться? — Очень хорошо понимаю, — Реджина сложила руки на груди. — И даже не стану скрывать своего удовольствия от грядущего. Старшая женщина моргнула, моментально сменяя свою маску: теперь перед брюнеткой была оскорблённая и огорчённая поведением дочери мать. Она делала вид, что не заслужила такого отношения Миллс. Хотя, вероятно, она даже верила в это. Кора видела недостатки всех вокруг, кроме своих собственных. — Что за цирк ты устроила, Реджина? — родительница прижала руку к груди, хватаясь за сердце. Она сделала ещё один основательный глоток рубиновой жидкости. — Неужели я чем-то заслужила такое жестокое отношение? Я твоя мать! Если бы не я… — Не стоит так налегать на вино, — брюнетка откинула волосы с лица, своим спокойным тоном обрывая Кору. — Это какой по счёту бокал? Или вернее будет упомянуть бутылку? Родительница проглотила возмущение, громко поставив бокал на стол, и медленно опустилась в дорогое кресло. Кожа заскрипела под весом матери, а окрашенные фиолетовым лаком ногти впились в ручки этого импровизированного трона. Кора некоторое время просто смотрела на Миллс, но та надеялась встретить этот гневный взгляд тёмных глаз. Реджина отодвинула для себя стул и тоже грациозно опустилась на его край. Их глаза не прерывали зрительного контакта. — Это не твоё дело, — прошипела старшая женщина, когда поняла, что её игру брюнетка поддерживать не собирается. Повторно к бокалу она, однако, не потянулась. Миллс устроилась на стуле поудобнее и перекинула ногу за ногу. Она хотела наорать на родительницу, разнести её кабинет, да и всю галерею в клочья, но понимала, что этим лишь подпитает самоуверенность матери. Кора была самым настоящим эмоциональным вампиром, а Реджина долгое время была её излюбленной жертвой для этих нужд. Женщина понимала, что лучше всего будет показать родительнице свою силу иначе. Она хотела поставить мать на место, заставить её говорить, чтобы хоть раз в жизни получить честные ответы на терзающие её вопросы. Брюнетка была морально готова к боли, как и к тому, что Кора попытается раздавить её сердце в собственных руках и нанести новые шрамы. — Мой развод тоже никогда не был «твоим делом», — в голосе Миллс чувствовалась сила. — Но ты всё равно не смогла удержаться, верно? Остаться в стороне и позволить разрешить всё мирным путём — не твой стиль. Родительница лишь слегка повела бровью. Пожалуй, она была даже впечатлена самообладанием Реджины, хотя не хотела это признавать. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — снова этот наигранно удивлённый тон. — Неужели? — женщина склонила голову на бок, глядя на свою взрослую копию, которой никогда не хотела бы стать в будущем. — Ладно, дам подсказку. Сегодня у меня состоялась крайне плодотворная беседа с Хамбертом. — И? — из матери бы вышла превосходная актриса. Жаль, что роли у неё всегда одни и те же. Кора стала нетерпеливо перебирать пальцами по подлокотникам своего кресла. — Какой реакции ты от меня ждёшь? Брюнетка подарила родительнице ослепительный оскал, который должен был напоминать улыбку. Реакция матери не заставила себя ждать: она нахмурилась, губы сжались в тонкую линию. Её лицо теперь напоминало застывший пластилин, который кто-то забыл на холодном и сыром подоконнике. Кора старалась скрыть своё беспокойство, а это было малознакомое ей чувство — о чём-то переживать родительница не привыкла. — Грэм сделал мне довольно щедрый подарок. Я надеялась, что ты порадуешься за свою дочь, мама, — Миллс немного наклонилась к столу родительницы. Она понизила свой голос до заговорщицкого шёпота, потому что знала, что мать жадно впитывает в себя каждое слово. — Он вернул мне акции издательства. Кора резко втянула в себя воздух, оцарапав дорогим маникюром кожу кресла, словно Реджина провела раскалённым лезвием прямо по её горлу. Лицо старшей женщины осталось нетронутым эмоциями, но глаза… Родительница вполне могла бы убить взглядом. Мать постаралась сделать вид, что не расслышала слов брюнетки. — Прости, я, кажется, ослышалась? — Ничего страшного, я повторю, — улыбка медленно покинула уста Миллс, а голос обрёл угрожающие нотки. — Мой бывший супруг, которого ты так щедро одаривала советами и наставлениями о том, как насолить мне перед заседанием суда, вернул мне акции. Теперь я самый крупный… Ах нет… Единственный акционер «Зачарованного Леса». — Не говори глупостей, — фыркнула Кора так, словно не мыслила подобного предательства со стороны мужчины. — Нет, этого не может быть. — Ты не рада? — Реджина бегала взглядом по лицу старшей женщины, желая пробраться той под кожу. — Я получила все бумаги о передачи акций в моё владение. Издательство, которое создал мой отец, и которое я собственноручно взращивала ценой долгих лет и многих жертв, наконец, полностью под моим контролем. Законно. Неужели ты не хочешь отпраздновать это событие? Родительница скрипнула зубами, тряхнув головой. Её дыхание участилось, стало глубже, зрачки сузились. Мать едва ли не дышала огнём. Новость ошарашила её, отбирая один из самых важных козырей в её коллекции, как и излюбленный рычаг давления. — Вот же слабохарактерный идиот, — прорычала Кора. — Совершенно не умеет пользоваться своей тупой головой! Реакция родительницы подтвердили слова шатена. Брюнетка почувствовала укол в сердце, но тут же подавила обиду, которую сейчас ни в коем случае не должна была показать. Миллс ухмыльнулась, присматриваясь к матери, как к добыче. Выкуси. — Это же была твоя идея отдать Хамберту акции, верно? Как и идея заявить на единоличную опеку над моим сыном. Это не Грэм изначально хотел лишить мальчика матери, а ты, — слова, которые звучали холодно и нейтрально, на самом деле прожигали Реджину изнутри. — Мама, Генри твой внук! А я — твоя родная дочь! Старшая женщина цокнула языком и закатила глаза, этот аргумент для неё ничего не значил. Брюнетке было больно и противно от происходящего, но она держалась. Бывший муж признался, что родительница Миллс воспользовалась его слабостью, угадав момент, когда мужчиной было проще всего манипулировать (после пары бокалов виски) и поселила в нём идею: больше, чем «Зачарованный Лес», Реджина ценит только своего сына. Чтобы сломать волю женщины и удержать её подле себя, сделать её удобной марионеткой, нужно было всего лишь отобрать у неё мальчика. Так не только шатен мог бы делать с брюнеткой всё, что захочет, но и её мать. Кора давила на Хамберта, точно зная его слабые стороны, использовала его, как орудие, а тот был слишком сильно ослеплён яростью, чтобы это заметить. Миллс не оправдывала его, но теперь словно бы больше понимала причину его поступков. Реджина знала лучше всех, что перестала бы существовать без Генри. Она была бы лишь оболочкой, куклой, идеальной снаружи, но абсолютно опустошённой внутри. Женщина понимала, насколько это точный в своей жестокости план, и также знала, что он точно сработал бы, если бы не появление в этом уравнении Эммы и её дочери, которых Кора недооценила и, как следствие, не учла. Брюнетка постоянно цеплялась в мыслях за солнечный образ журналистки, как за единственный якорь, способный удержать её корабль от крушения. — Твой сын не лишился бы никого, если бы ты сохранила брак! — рявкнула родительница, даже не отрицая слова Миллс. — Но ты слишком упряма, как твой отец! Никогда ничего не можете сделать так, как от вас требуется! — Значит, это правда. — Ты думаешь, что Грэм бы додумался до всего сам? Ха! Да у него кишка тонка действовать радикально! — мать снова схватилась за бокал. — Какая же глупость! Тупоголовый придурок… Что ж, поздравляю, Реджина, — Кора выплюнула имя женщины, как ненужную жвачку, которую устала перетирать во рту. — Теперь «Зачарованный Лес» снова твой. Ты за этим пришла? Чтобы тыкнуть мне своим триумфом в лицо? Думаешь, ты этим лишила меня чего-то? Брюнетка покачала головой, глядя на сущего Дьявола, который залпом осушил бокал Коры. Родительница всегда действовала исключительно из своих интересов, никогда для кого-либо другого. Миллс всерьёз считала, что любовь матери может распространяться только на неё саму, на большее её ресурсов просто не хватало. Это нужно было принять ещё давным давно и перестать верить в чудеса. — Хватит, — Реджина не узнала свой голос. Он был тихим, но спокойным. Вся женщина источала непоколебимую стать, походя больше на древнегреческую статую из идеального, но холодного мрамора. — Просто ответь мне, какая тебе выгода от моего брака? Ты не могла влиять на меня через мужа, тебе по большей части вообще было плевать что происходит в моей семье, но стоило захотеть свободы, как ты тут же подключилась. И не неси всю ту чушь про сохранение репутации семьи. Даже, если это отчасти и правда, должно же быть что-то ещё. — Не льсти себе. — Ты нуждалась в сохранении контроля надо мной. Родительница рассмеялась. Её колючий, обжигающий саму душу смех, пронизывал до самых костей. Мать не просто смеялась, она насмехалась над дочерью. Брюнетка смотрела на неё надеясь лишь на то, что не позволит себе превратиться в это подобие человека. — Я была против развода, потому что ты так его жаждала, — скривилась Кора, и Миллс поверила этому до абсурда простому объяснению. — Разбалованная жизнью девчонка. Ты всегда получала всё, что хотела. Сначала от отца, затем от общества. Я не могла смотреть на то, как тебе всё легко сходит с рук, Реджина. Тебя нужно было держать под контролем, чтобы ты помнила, что многим обязана именно мне. Я подарила тебе жизнь, оплатила образование, подобрала тебе идеального супруга для брака, а ты от всего воротила свой нос! — Я старалась быть хорошей дочерью, — ровно ответила женщина. — Никакой благодарности и признательности! Подарила ей жизнь, но лишила материнского тепла? Дала образование, которое оплатил и поддерживал никто иной, как Генри Старший? А сведя брюнетку с этим мужчиной, родительница закрывала глаза на то, какой несчастной была Миллс в браке с тираном? Реджине было чем возразить, но она не хотела давать старшей женщине то, чего та так жаждала. Отсутствие реакции со стороны брюнетки сильно выбешивало родительницу. — Ты провалилась, — фыркнула мать, которая ни на шутку разошлась. — Вся моя жизнь пошла под откос из-за тебя! Я была в центре внимания, пока ты не появилась, Реджина. Я никогда и не хотела детей, но от меня это ожидалось, и я последовала этим глупым ожиданиям. Нашла стабильного мужа, который во мне души не чаял, носил на руках и делал абсолютно всё, о чём бы я не попросила. Я могла жить в собственное удовольствие, тратить годы своей жизни исключительно на себя! Пожалуй, я даже была счастлива. Но потом появилась ты… Я забеременела. Люди стали интересоваться тобой больше, чем мной, хотя ты была размером с чёртову горошину! Миллс смотрела на Кору и не хотела верить, что всё это происходит на самом деле. Каждое слово родительницы, навеянное алкогольной искренностью, причиняло боль, но Реджина дала себе слово стойко вытерпеть каждый нанесённый удар. Мать была собой в этот редкий момент. Глаза были темнее ночи, рот извергал проклятья, черты лица приобрели особую резкость и угловатость, присущие моменту. Истинная Кора. Нечеловеческая. — Ты заняла моё место! — взревела старшая женщина, её голос сорвался. — Забрала у меня всё, а я стала твоей тенью! Ты забрала у меня мою молодость, силу, красоту. Пока ты была внутри меня, ты высасывала всё, кем я была. И вот, — родительница взмахнула рукой, указывая на брюнетку. — Посмотри на себя. «Та самая» Миллс, чьё имя произносят с трепетом страха и уважения. Я должна была оставаться в центре внимания, а не ты! Ты не должна была заменить меня, Реджина! Самомнение матери казалось женщине непостижимым. Она не думала, что Кора могла вот так воспринимать её, так ненавидеть, желая растоптать. Родительница возненавидела её ещё до появления на свет… Разве подобную глубокую ненависть возможно исправить? — Ты винишь меня за моё рождение? — брюнетка выгнула бровь дугой, холодно улыбнувшись. Всё внутри неё сжималось, отторгая общество матери. — Я виню твоего дурака-папашу за то, что он настоял на продолжении своего рода, — огрызнулась Кора. — Мягкотелый баран с толстым кошельком! Я не подписывалась на материнство. Но он всё давил и давил, пока я не сдалась. Меня тошнило от его потребности стать родителем, так что я сделала всё возможное, чтобы он, наконец, от меня отстал. Старый глупец, бесполезный мечтатель с ничтожными амбициями… — Не смей так говорить о нём, — Миллс вытянулась, как струна. Это стало ошибкой. Кора, заметив, что смогла нащупать слабое место Реджины, решила надавить посильнее. — Ты должна быть благодарна мне за правду, дорогая, и за все жизненные уроки, которые я тебе подарила. Ведь ты всем обязана именно мне, не ему! А твой дорогой и любимый папочка… На самом деле просто тряпка, — ухмыльнулась старшая женщина, довольная собой. — По крайней мере он должен был быть благодарен, что ребёнок, которого он так жаждал, точно был от него. Брюнетка резко поднялась со стула и врезалась ладонями о письменный стол, нависая над ним, как разъярённая гарпия. Она смотрела на родительницу сверху вниз, чувствуя, как ногти деформируют лакированную поверхность стола, беспощадно царапая её. Миллс обязана матери своим рождением? Она обязана ей всем? Более абсурдной речи Реджина не слышала. Именно отец был тем, кто воспитывал её, посещал каждый детский утренник или выпускной. Генри Старший привил молодой женщине все те моральные ценности и силу характера, которые сделали её той, кем она являлась. Именно благодаря отцу брюнетка была в состоянии в одиночку потянуть на себе семейный бизнес и домашний быт. Кора просто маячила где-то позади, на фоне, примеряя маску матери только, чтобы достичь собственной цели, относясь к мужу и дочери, как к аксессуарам, которые можно забыть дома за ненадобностью. — Ты не имеешь права вообще говорить о нём, — Миллс со звериным удовольствием отметила, как родительница невольно втянула голову в плечи, услышав громыхание бури в голосе Реджины. — Только не ты. Признаться, я шла к тебе со смешанными чувствами, но ты только что облегчила мне задачу. — Что ты хочешь этим сказать? — фыркнула старшая женщина, пытаясь заручиться самообладанием. — Отныне, я не желаю тебя видеть в радиусе километра от издательства, моего дома и моей семьи. Тебе никогда не было дело до внука, так что по Генри ты не станешь убиваться, — брюнетка очень надеялась, что мать послушает её хотя бы в этот раз. — Но так же не думай совать свой нос к… — Не смей мне указывать! — возмутилась Кора. — Я… — Поверь мне, я смею и буду, — Миллс не шелохнулась. Она перебила родительницу без колебаний в ответ. — Я не угрожаю, а лишь предупреждаю. Каждое действие рождает противодействие, как тебе хорошо известно, мама. Поэтому, если ты только решишь нарушить покой моей семьи, я в миг опубликую статью о твоей алкогольной зависимости, отравлении и реабилитации в специальном учреждении. Твоя политическая карьера канет в Лету, и я с интересом за этим понаблюдаю. Я так или иначе не стану поддерживать тебя на выборах, так что строй свою кампанию, исключив меня из неё полностью. Как ты думаешь, сколько голосов соберёт кандидат, которого не поддерживает родной ребёнок? Полагаю, что не много. Я ни за что не займу твою сторону, потому что лучше всех знаю, кто ты на самом деле: не более, чем алкоголичка-рецидивистка, которая на самом деле на большее не способна. Мать сжалась под весом слов Реджины, одновременно раздуваясь, как сжатый под давлением шар с краской. Женщина готова бы помочь ей в этом нехитром деле. В глазах родительницы брюнетка увидела страх и полное осознание того, что слова Миллс не пустой звук. Однако, мать никогда не умела признавать поражение, даже, когда оно было очевидным. — Стерва! — Кора резким взмахом руки снесла со стола бокал и стопку бумаг. Белые листки беспорядочно взметнулись в воздух, а затем постепенно стали оседать, пока бокал с громким звоном разбивался на мельчайшие осколки. Реджина даже не моргнула, а лишь подалась немного вперёд, ощущая носом тяжесть материнского парфюма. — Полагаю, в этом мы действительно похожи. — Это всё влияние этой несносной Эммы? — фыркнула старшая женщина. — Она посмела копаться в моём прошлом? По твоей наводке или самостоятельно? — Она тут не причём. — Нужно было уволить эту мерзкую журналистку, когда у меня была такая возможность! — родительница хмыкнула. — Хотя, мне никто не помешает сделать это… — Только попробуй хоть пальцем тронуть Эмму, и я откушу тебе руку, — брюнетка была серьёзна. Мать от неожиданно сильного в своей резкости ответа Миллс даже вздрогнула. Она нервно рассмеялась, но Реджина подозревала, что Кора не веселится, а находится на грани нервного срыва. — У этой бездарной блондинки могло быть светлое будущее, но она оказалась глупее, чем я думала. Эта Свон, ха! Просто разорвала шанс на безбедную жизнь вместе с моей визиткой, когда приняла твою сторону, — расхохоталась старшая женщина почти истерично. — Поверь мне, я позабочусь, чтобы Эмма ни в чём не нуждалась, — брюнетка ослепительно улыбнулась. — Потому что, к твоему сведению, сегодня вся страна узнает о том, какие отношения нас связывают. Родительница закатила глаза, стараясь выглядеть невозмутимо, но дрожь в её руках и пальцах выдавала нервное волнение. Она дёрганным движением головы, откинула волосы с лица, часто моргая. Из груди вырывалась частое и сиплое дыхание. — О чём ты? Какие отношения могут быть между тобой и… — мать не договорила. Она судорожно выдохнула, расширенным от шока глазами уставившись на Миллс. — Только не говори мне, что ты спишь с Этой? С журналисткой? Ты вообще головой думаешь, завязывая такие интрижки? Реджина не ответила, но её молчание было громче слов. Кора сокрушённо откинулась на спинку кресла, опустив взгляд в стол. Такого «удара» она не ожидала. Женщина превзошла все возможные ожидания родительницы в негативном плане, но почему-то была страшно этим довольна. — Ты решила заделаться лесбиянкой, разочаровавшись в своём браке? Или сам брак развалился именно из-за твоих извращённых вкусов? — ужалила мать. — Боже мой, мы живём в современном обществе. Ты можешь делить постель с кем пожелаешь, перетрахивай хоть весь штат, мне плевать, но найди себе в любовницы кого-нибудь подходящего по статусу. Зачем было разводиться с Хамбертом, чтобы потом выводить в свет какую-то белобрысую шлюшку? Брошенная фраза Коры разожгла опасное пламя. Брюнетка могла стерпеть многое: любые оскорбления в свой адрес, любое пренебрежение от родительницы, глотая её яд, но не когда кто-то или что-то задевали её блондинку. Миллс едва сдержалась, чтобы не вцепиться Коре в шею собственными руками. Никто не смеет трогать Свон. Пульс подскочил, а глаза заволокло мутной пеленой опасного и дикого гнева. — Закрой свой рот, — Реджина воспринимала оскорбления в адрес своей второй половинки на свой счёт. — Эмма — часть моей семьи, и я не стану это скрывать. Заруби себе на носу, что я уничтожу тебя, не моргнув и глазом, если узнаю, что ты решила отыграться на ней или её дочери. Пояснять тебе что-либо не считаю нужным. Такие понятия, как настоящая любовь и преданность тебе никогда не были знакомы. Моя жизнь отныне тебя не касается. Можешь больше не рассчитывать на мою финансовую помощь, не ждать меня на мероприятиях и никогда не забывай, что твоя карьера сейчас висит на волоске. Твоя драгоценная репутация закончится тогда, когда я открою рот, ты меня услышала, мама? Старшая женщина отпрянула от брюнетки так, словно та вот-вот могла взорваться. Ужас и паника отразилась на её лице, а беспомощность во взгляде была именно тем результатом, которого добивалась Миллс. Родительница начала понимать, что истинная власть никогда не принадлежала ей, а всё время была исключительно в руках Реджины. Ещё секунду, и старшая женщина лишится её. — Ты совершаешь большую ошибку, позволяя себе такое общение с матерью. — Ты никогда не была ею, — покачала головой брюнетка. — Единственное, что нас связывает, это общая группа крови и фамилия. Думаю, этим мы и ограничимся. Мать понимала, что тонет, но вместо того, чтобы просить о спасательном круге, намеренно топила себя. Кора не могла остановиться, ей нужно было оставить последнее слово за собой. — Ты мне больше не дочь! — выкрикнула родительница в лицо Миллс. — Я отказываюсь от тебя и всей той мерзости, что ты влечёшь за собой. Ты разочаровала меня, Реджина. Опротивела мне! Давно нужно было сказать тебе, что твоё появление — не более, чем ошибка, которую я готова принять. Сердце сжалось, причиняя физическую боль каждой клеточке тела. Реджина улыбнулась, пожимая плечами. Она себя ошибкой не считала… Несмотря на ощущение победы над старшей женщиной, брюнетке было больно физически. — Рада, что мы друг друга поняли, — обронила она и медленно выпрямилась. — Можешь не провожать меня, я знаю, где выход. На этих словах Миллс просто развернулась к выходу, игнорируя беспомощную ругань и проклятья в свою спину. — Не смей оборачиваться ко мне спиной, Реджина! Помяни моё слово: ты останешься одна с таким отношением, но винить тебе будет некого! Будешь жить в одиночестве, слышишь? Мать требовала женщину остановиться, звала её по имени, срываясь на фальшивые ноты, но брюнетка не сбавляла шага. Нечеловеческая боль придала ей силы двигаться дальше, оставляя образ нежеланной и нелюбимой дочери за собой, скинув, как кокон. Она шла вперёд, будучи успешной бизнес-леди, лучшей матерью, любимой, и хотела узнать, кем ещё она способна стать без Коры. Родительница могла, как угодно, запугивать Миллс, но та знала точно: она никогда не будет одна. Больше никогда. Реджина не попрощалась с матерью, не удостоила взглядом гостей галереи, которые точно слышали повышенные тона, доносящиеся из закрытого кабинета, не обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на Кору в её истинном обличии. Она просто ушла, обронив одну единственную солёную в своей горечи слезинку на дорогой пол галереи. Переступив порог, женщина вдохнула полной грудью запах… Свободы.

***

Брюнетка смотрела в окно, наблюдая за сменяющими друг друга огнями вечернего города. Небо было тёмно-синим, небоскрёбы сияли тысячами золотых бликов. Автомобили гудели, стараясь перекричать друг друга, создавая приличную для мегаполиса симфонию, которой ежедневно сопровождались главные улицы города. Эта какофония звуков была Миллс настолько привычна, что она давно перестала обращать на неё внимания, принимая, как данность. До издательства осталось менее пятнадцати минут, но всё, о чём Реджина могла думать, это о журналистке, сидящей подле неё. Душа женщины могла трескаться по швам, а само тело разваливаться на части, но хватило всего одних безмолвных объятий, чтобы брюнетка исцелилась почти моментально. Миллс отправилась к блондинке сразу после визита к родительнице, потому что нуждалась в ней больше, чем в глотке свежего воздуха, и Свон, увидев её глаза, полные боли и непролитых слёз, притянула к себе, стоило Реджине переступить порог. Эмма знала потребности души женщины больше, чем та сама понимала их. Брюнетка уткнулась носом в изгиб шеи и плеча журналистки, обвила руками её талию, прижалась тесно к груди, чтобы сердце прилегало к сердцу. Миллс словила себя на том, что не хочет плакать, а щёки сводит от улыбки, пока золотистые пряди щекочут лицо. Реджина без утайки рассказала блондинке обо всём: о встрече с мужчиной, упоминание о котором будто бы вызывало у Свон изжогу, его «подарке» и о болезненном разговоре с матерью, которую, как оказалась, Эмма не переваривала ещё больше. Журналистка выслушала всё, не прерывая, пока женщина не затронула слова Коры, которые заставили блондинку довольно грубо выругаться под нос. Брюнетке пришлось постараться, чтобы успокоить Свон в её опрометчивом желании кинуться к несносной родительнице и помочь ей хорошенько вымыть рот с мылом. Опрометчиво, глупо, но чертовски очаровательно. Эмма тоже поделилась с Миллс подробностями первой встречи со старшей женщиной семьи, хотя всегда говорила расплывчато, объяснила, при каких обстоятельствах смяла и выбросила визитку матери Реджины, и брюнетка поняла, что слова журналистки заставили её влюбиться ещё сильнее. Также блондинка нехотя рассказала Миллс, что Кора преследовала её у редакции какое-то время назад, но цели старшей женщины остались ей неизвестны. Реджина даже знать не хотела. Она была готова в любой момент объявить родительнице войну, если та не внемлет её предупреждениям и здравому смыслу. Позже брюнетка отправила Свон готовится к вечеру, и сама стала колдовать над своим образом. Она знала, что не стоит расслабляться и тянуть резину, ведь Эмме обязательно понадобится её помощь с волосами или нанесением лёгкого макияжа. Миллс доставляло странное удовольствие подобного рода занятия: готовится к появлению на публике с журналисткой, в качестве своей возлюбленной, прихорашиваться у блондинки на глазах, замечая, что та любуется даже тем, как Реджина наносит тушь на ресницы, и слушать как Свон что-то мычит под нос, расчёсывая влажные после душа волосы. Сейчас, сидя в машине, женщина повернула голову в сторону Эммы, заметив, как та нервно дёргает коленом, глядя в своё окно. Её лицо казалось задумчивым, тонкие губы лишь слегка приоткрыты, глаза не задерживались на объекте за прохладным стеклом дольше секунды. Брюнетка попыталась спрятать улыбку, понимая, что журналистка готовится перечеркнуть свой спокойный уклад жизни, стать той, кого раньше высмеивала в своих статьях, а всё из-за любви, которую всегда избегала. Они через многое прошли вместе, и через многое ещё пройдут, но тоже вместе. Миллс предупреждала, что не отпустит блондинку, если та решится на отношения с ней, и была верна своему слову. Свон обречена, хотя, пожалуй, уже сотни раз доказала, что жаждет этой участи. Реджина понимала, что сегодняшний день полностью перевернёт её жизнь, если уже этого не сделал. Шокированная благородством шатена и перечеркнувшая родство с матерью женщина находилась в самом эпицентре всех возможных чувств, но старалась концентрироваться только на хорошем. Брюнетка хотела стать мягче, теплее, добрее, той, какой становится рядом с Эммой, на постоянной основе. В её жизни не было место ничему другому. Миллс потянулась к руке журналистки, и пальцы блондинки мгновенно отреагировали, сплетаясь с пальцами Реджины в естественном и привычном для обеих жесте. Свон повернулась к женщине, встретив её взгляд тёплой улыбкой. Брюнетка могла купаться в малахитовом море этих глаз вечно, любуясь золотыми разводами на радужке. — Ты в порядке? — осторожно, прощупывая почву, поинтересовалась Миллс. — В полном, — отозвалась Эмма. — Просто задумалась о том, какие статьи первым делом завтра мы успеем прочесть, после юбилея. Отчасти я даже жалею, что не смогу принять в этом соревновании участия. Немного тоскливый вздох журналистки развеселил Реджину. — Будет увлекательно, — хмыкнула женщина. — Твои коллеги разберут нас обеих по косточкам, расскажут сумасшедшие теории о нашем знакомстве, кто-то даже рискнёт предположить нашу историю романа. Будет хорошо, если хотя бы на процентов пять-десять они попадут в точку, — блондинка многозначительно фыркнула, хотя понимала, что предвзятость брюнетки минует её собственные статьи, которые по-настоящему уважает. — Каждый раз можно найти какой-нибудь любопытный факт о себе, который не знала раньше. Свон немного развернулась к Миллс, заинтересованно склонив голову на бок. Реджина могла поделиться с ней чем угодно и не бояться последствий, кто бы мог подумать, что самым надёжным слушателем в её жизни окажется именно журналистка? — К примеру? — Ну, из самый любимых: ещё до моего знакомства с Хамбертом, была статья о том, что я выхожу замуж, хотя я просто посещала свадьбу старого друга, а все предположения были основаны на том, что в моём платье преобладали светлые оттенки; помню одну историю, в которой утверждали, что я чуть не продала издательство Риз Уизерспун, хотя просто сходила с ней пообедать; ах да, писали, что обложки для одной серии книг «Зачарованный Лес» делали из натуральной кожи животных… — припомнила женщина, слегка прищурившись. — Ингрид пришлось сильно постараться, чтобы опровергнуть эту чепуху. Мы даже остановили производство на время. Трудно переубедить повёрнутых на своём деле эко-активистов и защитников прав животных. Благо, в суде ни у кого сомнений в моей правоте не возникло. Эмма рассмеялась, представив себе всё это. У блондинки был другой подход к работе, но она прекрасно знала, что многие журналисты выживают именно за счёт подобных «вымыслов». Куда проще что-то нарисовать у себя в голове, чем потрудиться над фактами. — То есть, следуя этой логике, — задумалась Свон. — Все будут обсуждать буквально всё? — Обязательно, дорогая, — с напускной серьёзностью кивнула брюнетка. — А также будут делать предположения о том, в каком университете ты училась исходя из того, как ты ноги ставишь при ходьбе. Или же попробуют угадать твой знак зодиака по выбору блеска для губ, всегда подобное забавляло. Лёгкая беседа расслабляла Миллс. Ей нравилось, что она может приводить все возможные абсурдные варианты, шутить над серьёзными вещами и просто потешаться над ними. Смех Эммы звучал живым ручейком, вторя её собственному. — Готова поспорить, что кто-то даже рискнёт предположить, что в бокалы мы разливаем не вино, а кровь наших преданных читателей, — Реджина изобразила плотоядную ухмылку. — И только потому, что издательство не пустило прессу на мероприятие. Нам ведь наверняка есть, что скрывать. — Культ? Что ж, ладно, поджаренных сирот подают на десерт с хрустящей корочкой, прямо в центре города, — поддержала шутку журналистка, а женщина поджала губы, не исключая и такой вариант. — Боже, как к этому вообще можно спокойно относиться или привыкнуть? Мне даже отчасти совестно, ведь я заставляю окружающих чувствовать себя так же дискомфортно, выполняя свою работу. — Не сравнивай, — покачала головой брюнетка. — Твои статьи и то, что нам предстоит прочесть — два разных мира. — Легче от этого не становится, — простонала блондинка. — Чувствую себя голой, и не важно сколько на мне одежды. — Ещё не поздно передумать, — пожала плечами Миллс, кивая на шофёра. — Только скажи, и я попрошу Сидни увезти нас из города. Свон широко улыбнулась, качая головой. Впрочем, Реджина ни капли не шутила, вынося своё предложение. Она была готова перечеркнуть все планы, если бы Эмма оказалась к ним не готова. — Смеёшься? — дерзко усмехнулась журналистка. — Неужели ты думаешь, что я не приму участия в подобной сенсации? Да мне каждый репортёр позавидует. Я в самой гуще событий. Будем считать, что ты — мой вип-пропуск на любое мероприятие. — Вот как? — женщина вскинула брови, посмеиваясь. — Ты едешь со мной за славой, Свон? Хочешь стать знаменитостью? А ты карьеристка. Учитывая обстоятельства, перед тобой любая редакция откроет свои двери, лишь бы ты поделилась инсайдом. — Хорошо, что я разборчива в этом вопросе. Блондинка немного придвинулась к брюнетке, не выпуская её руки из своей. Пальцы Свон стали нежно оглаживать кожу рук Миллс, прекрасно осознавая, что ласка не останется незамеченной. Реджина поджала губы, чтобы скрыть глуповато-довольное выражение лица. Она чувствовала исходящее от этих касаний тепло во всём теле. — Я готова быть кем угодно, — тихо ответила Эмма. — Если тебе это нужно, Реджина. — Тогда будь собой. Только это мне и нужно. Ведь теперь у меня есть дети и ты, — женщина немного наклонилась к журналистке, пихнув её в плечо своим. — Не боишься такого груза ответственности? Блондинка покачала головой. Её дыхание сбилось от мурлыкающего шёпота брюнетки, который всегда действовал безотказно, и последней это очень нравилось. Свон притянула к губам руку Миллс и с исключительной заботой поцеловала каждую костяшку пальцев. Её губы, такие мягкие и прохладные, разжигали в Реджине жар самого Солнца. — Как я могу бояться того, что так отчаянно желаю, Реджина? Женщина не ответила. Она бегала взглядом по лицу Эммы, пока не остановилась на приоткрытых губах. Брюнетка хотела поцеловать журналистку прямо сейчас, украсть её дыхание, заставить просить о большем и ждать продолжения уже в их спальне, но решила, что подобная вольность на заднем сидении автомобиля, за рулём которого сидит всё ещё зрячий Сидни, не самая отличная идея. Миллс облизнула собственные губы, потупив взгляд: они подъезжали и пора было начинать спектакль. Машина свернула на парковочную зону прямо напротив дверей издательства, которую буквально заполонили человеческие фигуры. Гул голосов, перекрикивающих друг друга, смешался с неустанными яркими вспышками фотокамер, заставив Реджину протяжно выдохнуть. Блондинка выпрямилась, скользя профессиональным взглядом по представителям прессы, словно подсознательно выискивая среди них знакомые лица. — Как мне себя вести? — Повседневно, — ответила женщина, а затем игриво прищурилась, припоминая свои будни со Свон. — Только, пожалуй, чуть более сдержанно. — Могу ли я заявить о своих правах на тебя прямо с порога? — уточнила Эмма, довольно ухмыльнувшись от комментария брюнетки. — Я на это рассчитываю, — кивнула Миллс, не спеша выходить из машины. Её забавляла новообретённая немного озорная усмешка журналистки. — Только попрошу придерживаться этических норм, разумеется. — Разумеется, — с напускным официозом кивнула блондинка и при это сама учтиво поклонилась, передразнивая Реджину. — Тогда позволь поухаживать за тобой. Свон не дожидалась ответа женщины, поскольку она даже и не спрашивала, а просто уведомляла её о той или иной инициативе. Самоуверенность была Эмме к лицу в такие моменты, ведь отсутствие сомнения лишь подчёркивало доверие в их отношениях. Журналистка выпустила руку брюнетки из своей, взволнованно кивнула каким-то своим мыслям и вышла из машины с неположенной стороны, что ей Миллс обязательно припомнит, но позже. Блондинка опередила в своём намерении Сидни, который тут же испуганно уставился на свою начальницу, словно растерявшись от того, что привычный ему порядок действий был нарушен. Реджина с тихим вздохом взмахнула рукой, говоря, что ничего страшного и пора бы уже привыкнуть к таким порывам Свон. Она не изменится. К счастью. Эмма оббежала автомобиль, стоически игнорируя новую волну шквала голосов, не позируя, не обращаясь к «публике» с натянутыми улыбками, не сбавляя шага, и взялась за ручку двери со стороны женщины. Тонированные стёкла не позволили журналистке увидеть тронутую заботой улыбку брюнетки, но дали последней возможность рассмотреть решительный вздох, который блондинка успела сделать прежде, чем открыть машину и представить Миллс публике. Яркие вспышки ненадолго ослепили неподготовленные глаза, поэтому Реджина опустила взор вниз, часто моргая. Она со всех сторон слышала своё имя, произнесённое разными голосами и тональностями, слышала название издательства, любопытствующие вопросы, с кем это женщина вышла из машины и прочий шум, отвечать на который она не собиралась. Свон протянула брюнетке руку, собой заслоняя её от толпы, тем самым позволяя Миллс сфокусировать взгляд на её протянутой ладони. Реджина вложила кончики пальцев в руку Эммы и с её помощью изящно вышла из машины. Женщина поравнялась с журналисткой, и та отступила на шаг, давая возможность зрителям урвать пару удачных снимков героини вечера. Брюнетка пробежалась взглядом по толпе, снизойдя до широкой белозубой улыбки, пока взгляд не остановился на Зелине у самых дверей «Зачарованного Леса». Дизайнер возвышалась на каблуках с планшетом в руках, отмечая прибывших гостей и проверяя наличие имён в списках — мера предосторожности, чтобы на вечер не пробрался незваный гость. Рыжеволосая особа была в кремовой блузке, узкой юбке-карандаше и пиджаке с немного укороченными рукавами. Последние два элемента её одежды были нежно-персикового, почти оранжевого цвета, что предавало больше яркости её огненным кудрям. На Грин Миллс и решила держать ориентир. Блондинка, чья рука всё ещё держала запястье Реджины, проследила за взглядом женщины и ощутимо расслабилась от вида знакомого лица. Свон не была близко знакома с Зелиной, как и не всегда могла стерпеть характер дизайнера, но Эмме было чуточку проще осознавать, что не все, кого её предстоит сегодня встретить, окажутся чужаками. Журналистка немного щурилась от работы фотокамер и криво усмехалась, выдавливая из себя подобие на светскую улыбку. Брюнетка гордо вскинула подбородок, прильнув поближе к блондинке после того, как та не забыла притворить за Миллс дверь автомобиля. Перед ними стоял маршрут длиной в несколько метров из красной ковровой дорожки, на которую репортёры не смели ступать из-за ограждения и охраны. Свон опустила взгляд на Реджину и осторожно, но по-собственнически, обвила рукой осиную талию женщины, словно бросая вызов не только собственному волнению, но и окружающим их коллегам-репортёрам. Глядя Эмме в глаза, брюнетке казалось, что вокруг них никого больше нет. Этот жест на время ошеломил многих, потому что на пару долгих секунд шум голосов заметно поутих, переходя на сбивчивый шёпот, но, как только пара двинулись вперёд к дверям издательства, снова обрёл свою силу. Миллс никогда не чувствовала себя так прежде: спокойно, уверено, готовой ко всему. Когда журналистка прижимала её к себе и шла с ней в ногу, когда зелёные глаза следили за каждым её вздохом, подстраиваясь под неё… — Ты прекрасна, — шепнула блондинка, и уголок алых губ Реджины приподнялся синхронно с уголком брови. — Я хотела, чтобы ты любовалась мной сегодня, — также тихо ответила женщина. — Ты достигла своей цели. Брюнетка скользнула взглядом по репортёрам сначала по левую сторону от себя, затем по правую. Все они что-то громко кричали, тянули свои диктофоны и микрофоны, радуясь даже брошенной вскользь улыбке. Все они были голодными пираньями, жадными до новостей. И Миллс было, что им предложить. Реджина покосилась на Свон: такую сильную против всех, и такую слабую перед ней. Сердце женщины наполнялось кровью от всех чувств, что она испытывала к Эмме, но, чтобы описать их или уместить в слова, не хватало словарного запаса. Брюнетка немного замедлила шаг, когда до порога осталось всего пару метров, и её журналистка это заметила. Она вопросительно посмотрела на Миллс, когда та придержала её за руку и вовсе остановилась. Реджина хотела показать блондинку всему миру, хотела показать, что она сама принадлежит ей. Дыхание участилось, удары сердца отдавались во всём теле, голос охрип от чувств… — Готова стать главным заголовком всех новостей, Свон? — прошептала женщина, и Эмма услышала её среди этого шума лишь потому, что стояла очень близко. — Как никогда, — тихий, но уверенный ответ, вызывающий тихую ухмылку облегчения. — Наклонись ко мне. Журналистка поддалась навстречу, и со стороны можно было подумать, что та собиралась поделиться с брюнеткой каким-то важным секретом, а сама Миллс потянулась к блондинке, слегка привстав на носки дорогих туфель. Медленно, неторопливо, растягивая удовольствие. Цитрусовый аромат окутал Реджину, лёгкая сладость шампуня от волос Свон проникла в лёгкие, заполняя их собой. Женщина прильнула нежным поцелуям к уголку губ Эммы, и дыхание их обеих замерло. Брюнетка не позволила себе большего, не хотела, чтобы дети увидели то, к чему не были готовы в первых же предложенных новостях, поэтому предпочла продемонстрировать поцелуй, который был и целомудренным, и томительно-интимным. Миллс намеренно продлила контакт губ к коже дольше необходимого, когда блондинка вдруг судорожно выдохнула, улыбаясь от действий Реджины. Репортёры взорвались, оповещая обеих женщин, что пути назад уже нет. Грин, которая до этого лишь шокировано наблюдала за развернувшейся миниатюрой отмерла только в тот момент, когда брюнетка с улыбкой отстранилась от журналистки. Зелина схватила блондинку и Миллс за руки, а потом довольно бесцеремонно затащила их в само здание, пока никому из репортёров не пришло в голову брать издательство штурмом. Её лицо пылало от смущения, глаза были распахнуты неестественно широко… — Вы что устроили? — возмутилась рыжеволосая бестия, переводя взгляд с Реджины на Свон так, будто отчитывала двух провинившихся детей. — Совсем крыша поехала? Что за интерактив с прессой, чёрт возьми? Пара взяла несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Эмма выдохнула усмешку, проигнорировав выпад Зелины, и женщина деликатно откашлялась, возвращая себе самообладание. — Мне необходимо предупреждать о том, когда я захочу поцеловать свою пару? — брюнетка скептически посмотрела на Грин. — Думаю, что подобный пункт точно не будет присутствовать в твоей должностной инструкции. Зелина вскинула брови, закатив глаза. Рыжеволосая не выглядела удивлённой отношениями Миллс с журналисткой, как и осуждающей их. У неё было много спорных черт характера, но среди них никогда не было предвзятости. Дизайнер смотрела на Реджину скорее с одобрением и уважением, о которых никогда не скажет вслух, что женщине всегда в ней и нравилось. — Но премию я всё равно заслужила, — заметила Грин, и брюнетка ответила снисходительной ухмылкой. — Обсудим это позже. — Договорились, а теперь идите, плохой тон — заставлять гостей ждать. Все эти люди пришли сюда не из-за юбилея, они пришли из-за тебя, — Реджина невольно выпрямилась под весом слов Зелины. — Вы лицо издательства, мисс Миллс. Так что покажите им, чего стоит «Зачарованный Лес». Женщина откашлялась, поправив причёску, когда боковым зрением заметила следующий автомобиль с приглашённым гостем, подъехавший к «Зачарованному Лесу». Ей удалось частично совладать со своим игривым настроением, хотя слова дизайнера укололи сердце волнением. Брюнетка оглянулась на репортёров, напоминающих стервятников, перевела взгляд на планшет Грин, где были видны многочисленные громкие фамилии в алфавитном порядке, жаждущие её внимания, и снова обернулась на блондинку, которая тоже пришла на вечер только ради неё. Журналисты по ту сторону защитного стекла немного погодя метнулись к следующим жертвам (гостям, которых с этого расстояния Миллс не удалось рассмотреть), подарив Реджине и Свон отличную возможность скрыться. Зелина громко фыркнула, а затем мотнула головой в сторону лифта. Женщина согласно кивнула, решаясь на этот маленький побег. — Вам двоим безумно повезло, что все гости наверху и не видят вашего «гормонального всплеска». Думаю, вам стоит поскорее присоединиться к вечеру. Глупо начинать праздник без владелицы издательства, — дизайнер задержала на брюнетке взгляд. — Ингрид тебя искала, чтобы получить согласование некоторых корректировок. Пришлось кое-что подправить в самый последний момент. — Хорошо, — Миллс было плевать на эти мелкие косяки, она уже получила от вечера всё, что хотела. — Спасибо. Реджина потянула Эмму за собой, и та быстро подстроилась под её уверенный шаг. Они дошли до отполированных металлических дверей лифта, которые вполне можно было использовать вместо зеркал, и уже нажали на кнопку вызова, когда Грин окликнула женщину. — Реджина! Брюнетка оглянулась через плечо на Зелину, увидев неожиданно весёлую усмешку. Дизайнер смерила взглядом Миллс и журналистку, как единое целое, а не по отдельности, и просто подмигнула. — Я ошиблась, когда считала тебя скучной начальницей, — огласила Грин. — Ты умеешь делать сюрпризы. Реджина улыбнулась, едва заметно кивнув Зелине в знак благодарности. Двери лифта открылись, и новоявленная пара тороплива скрылась в нём, чтобы подняться на нужный этаж. Блондинка прижалась спиной к стенке лифта и шумно выдохнула, прикрыв глаза, но затем, секундой спустя, притянула к себе женщину, чтобы украсть короткий, но уже более основательный поцелуй, пока никто их не видит. Брюнетка питалась этой любовью, с особой жадностью и ревностью относясь к каждой её капле. Практически весь этаж пришлось переоборудовать под аналог бального зала: убраны письменные столы (словно их вообще никогда не существовало), организованы фуршет и шведский стол, армия официантов атакует гостей, умело лавируя между ними с подносами полными бокалов из звенящего хрусталя, живая музыка, ласкающая неискушённый слух сочетанием струнных и клавишных инструментов… Миллс была впечатлена. Слегка приглушённый тёплый свет ламп заставлял почувствовать себя в каком-то новом сказочном месте, Реджина лишь отчасти узнавала в нём свой офис. Весь потолок устилали гелиевые шары чёрного цвета, с серебристыми ленточками, завивающимися на концах, настоящие произведения флористики (исключительно белого цвета) красовались на специально отведённых для них местах, а каждый гость, который также, по мнению женщины, служил украшением вечера, был одет с иголочки. Или, вернее сказать, практически каждый. Гости, многие из которых были знакомы брюнетке лично, а остальных она пригласила с целью наладить общение, повернули свои головы в сторону «звёздной» пары, как только те вышли из лифта. Одни смотрели с восхищением, другие с недоумением, третьи в полнейшей растерянности. Все они изучали не столько Миллс, сколько сопровождающую её Свон, явно пытаясь понять её статус и происхождение, возможно, что-то ещё, чтобы предположить, кем она приходится Реджине на этом вечере. Женщину немного раздражал факт того, что Эмма превратилась для гостей в музейный экспонат, но журналистка уже ранее успела обговорить это с брюнеткой. Она была готова к такому отношению и обещала, что всё будет хорошо. Миллс знала, что блондинку ждёт по меньшей мере десяток неудобных вопросов, но кто, если не она сможет лучше всех увильнуть от щекотливых тем? Свон неловко откашлялась, с присущей её характеру смелостью глядя на незнакомцев. Она не давала им возможности взять верх в этой зрительной дуэли. Высокая, с ровной осанкой, горящими зелёными глазами она заставляла Реджину гордиться собой. Сила Эммы плавно перетекала и женщине, а брюнетка, тем временем, делилась с той своим спокойствием и непоколебимостью. Они вместе со всем справятся. Из общей картины выбивался только Август Бут, который, казалось, только и ждал появления главной пары этого вечера на низком старте. Загорелый и отдохнувший (писатель провёл пару недель творческого отпуска на островах), пританцовывая, шёл прямо к Миллс, бросая любопытные взгляды на журналистку, которая продолжала оглядываться, любуясь декором. На нём были классические джинсы, новые лакированные туфли и обычная рубашка песочно-жёлтого цвета — самое большее, на что Бут был способен. Август держал в руке телефон, его экран был активирован, в принципе, как и у большинства собравшихся гостей. Яркие отблески подсвечивали лица собравшихся заговорщицким озарением, придавая немного нездоровый блеск любопытным глазам. — Дамы, — с напускной учтивостью поклонился писатель. — Вы успели произвести фурор ещё до того, как мы вас лицезрели, — Бут повернул телефон экраном в сторону Реджины и блондинки. На местном форуме уже были первые немного смазанные снимки поцелуя двух женщин — ничего сверх меры, но с очевидным подтекстом. — Даже я не так скандально врываюсь на вечеринки. — Учись, — усмехнулась Свон, едва удостоив вниманием поспешно сделанные кадры. Брюнетка оторвала взгляд от экрана, посмотрела на немного расслабившуюся от компании Бута Эмму, с которым та поддерживала довольно приятельские отношения, а затем вернула внимание обратно Августу. Из того, что Миллс успела прочесть в кричащих заглавными буквами комментариях под фотографиями, люди пытались выяснить личность журналистки, кто-то снизошёл до комплимента о том, как гармонично смотрится пара, а кто-то успел наброситься на Реджину, причитая, что некорректно вот так появляться на публике с новой пассией, не дав при этом никаких комментариев о своём разводе прессе. Женщина выглядела легкомысленной по версии большинства, но её мало это волновало. Все важные для неё люди знали правду, а до мнения остальных никакого дела быть не должно. — Быстрее, чем я думала, — признала брюнетка. — Интернет — классная штука, — хмыкнул писатель. — Пока он работает тебе на руку. Однако вы бьёте рекорды. Такой активности не было со времён развода Эмберт Хёрд и Джонни Деппа. Миллс на автомате подарила гостям широкую улыбку, обещая чуть позже каждому уделить своё внимание. Она легко взмахнула рукой, призывая каждого продолжить то, чем они занимались до её прихода, намекая, что их прямые взгляды находит крайне дискомфортными. К её удаче, гости прекрасно были осведомлены о нормах приличия, и поспешили переключиться на прежнее занятие. Или, по крайней мере, сделали вид, что переключились. — Это только начало, — понизила голос блондинка. — Уверена, что они будут здесь до самого конца, попытаются подкараулить нас под конец мероприятия. Послушай, раз дети сегодня с Руби, нам не обязательно возвращаться домой к тебе, ведь я почти уверена, что найдутся отчаявшиеся ребята, которые сядут на хвост автомобиля. — Я всё предусмотрела. Поэтому попросила Сидни сменить машину и подобрать нас у чёрного входа, когда я позвоню, — так же тихо отозвалась Реджина. — Я помогу, — шепнул Бут. — Не первый раз сбегаю от папарацци. Кстати, если тебя это успокоит, к моему отнюдь нескромному мнению, вы очаровательно смотритесь вместе. Этот Казанова действительно щеголял огромных списком своих любовных побед, среди которых были замужние дамы (жёны банкиров и магнатов), а также щепетильные до своей репутации актрисы и модели, которым было непозволительно быть замеченными в обществе такого человека, как Август, особенно после совместной ночи. Писатель умел покидать места преступления незамеченным ревнивыми мужьями и репортёрами, однако ни одна из любовниц не учитывала самовольство Бута, который, хоть имена никогда и не называл, всегда хвастался своим невинным распутством. — Поделишься историями? — заинтересовалась Свон. — Не под запись, — подмигнул Август. — Я могу развлечь тебя своими байками, конечно, но для начала тебе придётся попотеть, — он многозначительно кивнул на гостей. — Не дай им сожрать тебя заживо. — Обнадёживает, — хмыкнула Эмма, сделав небольшой шажок к женщине в поисках поддержки. Брюнетка уже готова была пообещать, что не отойдёт от журналистки ни на шаг, но вовремя прикусила язык. Она знала, что это неизбежно. Миллс необходимо было сделать дежурный обход гостей, чтобы поприветствовать присутствующих, уделяя драгоценные минуты своего времени, следуя негласным правилам и традициям, пока блондинке придётся иметь дело с теми, кто сам заинтересуется ею. А таких будет не мало. Реджина виновато улыбнулась Свон, и та пожала плечами, смирившись со своей участью. Писатель остановил проходящего мимо официанта. Сначала взял два бокала шампанского для женщин, а затем третий для себя. Он с юмором отнёсся к молчаливым переглядываниям брюнетки и Эммы, пригубив свой напиток. Только что вечер для Бута стал в разы интереснее. — Я могу помочь тебе, Эмма, — Август немного наклонился к журналистке, хотя смотрел на Миллс, словно спрашивая у той разрешения сопроводить её спутницу через этот тернистый путь. — Расскажу, кого стоит избегать, а кто достаточно безобиден в качестве собеседника. Просто держись меня, все опасные моменты я постараюсь перехватить на себя. Реджина позже присоединится к нам. Женщина понимала, что это лучший вариант. Она давно перестала замечать за писателем попытки заинтересовать собой блондинку, ведь та была целиком и полностью её, но его манера кокетливо вести себя с любой особой женского пола вызывала лёгкое раздражение. Брюнетка понимала, что Бут получает от этого какое-то своё извращённое удовольствие, нервируя хозяйку вечера. — Спасибо, Август, — Миллс кивнула писателю. — Это отличная идея. Писатель, очевидно польщённый доверием Реджины, расплылся в улыбке Чеширского кота. Он посмотрел на Свон, ожидая уже её вердикта, и та тут же часто закивала, радуясь любой возможности смягчить возможные нападки. Женщина разомкнула губы, чтобы пообещать, что тоже присмотрит за Эммой, но оклик её имени не дал такой возможности. — Реджина, — к ним подошла Ингрид, с кое-какими бумагами и дорогой перьевой ручкой. Она широко улыбнулась журналистке в знак приветствия, никак не выдавая своим видом, что уже наверняка в курсе последних новостей. — Могу украсть тебя на пару минут? Заместительница была в узком красном платье-карандаше, оголяющим практически всю спину. Брюнетка никогда прежде не видела Уайт в таких ярких цветах, но они придавали бледности её кожи какой-то дорогой оттенок, имитируя белый мрамор. Светлые волосы распущены, пряча тонкую шею с массивным ожерельем под водопадом из золотых волос. Ингрид переглянулась с Бутом, который не мог не задержать взгляд на длинных полуобнажённых ногах «правой руки» Миллс. Что-то необычное было в том, как румянец окрасил бледные щёки собранной и сконцентрированной на работе заместительницы от внимания Августа. Реджина медленно прищурилась, глядя на писателя так, словно тот осмелился покуситься на святое. Да, Уайт приходилось часто взаимодействовать с Бутом, однако строго в рамках сотрудничества. Неужели?.. — Чудесно выглядите, — учтиво отметила блондинка, прерывая мысли женщины. — Спасибо, взаимно. Я впечатлена, — по-доброму отозвалась Ингрид, с искренним дружелюбием обращаясь к Свон. — Я могу украсть у тебя Реджину на время, Эмма? — Что случилось? — спокойно поинтересовалась брюнетка, обогнав журналистку с ответом. — Почему ты так торопишься? — Пришлось немного изменить последовательность программы на вечер, — тихо пояснила заместитель. — И нужно обсудить, когда тебе будет лучше всего сказать традиционную речь. Так же хотела предупредить, что кое-кто из гостей настаивает на личной беседе, да и машина с фейерверками немного задерживается. — Мы получили разрешение на использование пиротехники? — тон Миллс тут же из светского перешёл в строго-деловой. — Да. Все нормы соблюдены, работать будут профессионалы, — заверила Реджину Уайт. — Однако, Реджина, полагаю, что лучше уладить формальности до того, как праздник перейдёт в разгар. — Мне есть о чём беспокоиться? Ингрид посмотрела женщине в глаза и покачала головой. Если бы у брюнетки были проблемы, она бы скрывать это не стала. Миллс давала очень узкому кругу лиц, но заместитель ни разу не подставила свои мотивы под сомнения. — Нет. Если ты беспокоишься об Эмме, то она, как я вижу, — Уайт покосилась на Августа, немного улыбнувшись. — В надёжных руках. Реджина поджала губы, неохотно соглашаясь. С блондинкой она почти забыла об остальных своих обязанностях, что было немного опрометчиво с её стороны. Женщина посмотрела на Свон, которая всё это время спокойно слушала разговор, и Эмма с пониманием кивнула. — Я отметила, к кому из гостей ты должна подойти первым делом, — Ингрид протянула брюнетке бумаги. — И по каким вопросам. — Всё хорошо, иди, — журналиста наклонилась к Миллс, её дыхание пощекотало шею. Кожа покрылась тёплыми мурашками, а на губах мелькнула улыбка. — Срази их всех, Реджина. Я справлюсь. Если что, ты всегда знаешь, где меня найти. — Я постараюсь не заставлять себя ждать, — пообещала женщина. Она ещё раз покосилась на писателя, предупреждая его взглядом, и вернулась к списку гостей, который передала ей заместитель, вчитываясь в комментарии, которые сама же Уайт нанесла на полях. Брюнетка настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала слова Бута, обращённые к блондинке. — Что ж, урок номер один, — Август кивнул на бокал Свон, когда та уже поднесла золотом искрящую жидкость ко рту, чтобы сделать глоток. — Много не пей. Смачивай губы шампанским, но утоляй жажду соком или водой. Одного этого бокала «для вида» хватит на весь вечер. Алкоголь сильно развязывает язык, а это не нужно. Пусть пьют другие, расслабляются, но нам нужно быть хитрее. Эмма тут же послушно опустила бокал, не смея сомневаться в логике слов писателя. Реджина усмехнулась, размешивая собственное шампанское в бокале свободной от документов рукой. Совет показался ей вполне разумным. — Постарайся не говорить о себе, интересуйся ими, завали вопросами своих собеседников, чтобы у тех просто не было времени поинтересоваться тобой. В сложных ситуациях отвечай вопросом на вопрос, и я буду подключаться к беседе, — продолжил Бут. Он предложил журналистке свой локоть, и та, немного помедлив, приняла дружескую руку. — Позволь сопроводить тебя к первому столику, Эмма. Я познакомлю тебя с режиссёром, который хочет экранизировать первую мою книгу. Август потянул блондинку за собой, но та напоследок обернулась на женщину, чтобы словить брошенный ей вслед тёплый взгляд. Брюнетка не отрывала глаза от Свон, которая довольно профессионально отнеслась к делу: поздоровалась за руку с вышеупомянутым режиссёром, при этом глядя ему исключительно в глаза, а меньше минуты спустя заставила его весело рассмеяться брошенной колкой шуткой, которая так же пришлась и писателю по вкусу. — Поздравляю тебя, — добавила Уайт, заметив, куда смотрит Миллс. — Вас обеих. Ты впервые так часто улыбаешься, глядя на кого-то, и здорово, что чувства взаимны, Реджина. — Спасибо, — женщина подавила улыбку. — Нас будет ждать очень много работы с местными редакциями, чтобы подкорректировать всё то, что они выдумают в этот раз. — Поверь мне, — Ингрид не удержалась от смешка. — Я уже это поняла.

***

Брюнетка, как и подобает хозяйке вечера, была максимально общительной и вежливой. Она оставляла своих собеседников удовлетворёнными, договариваясь о совместной работе и планах на будущее. Заместитель подсказала, кто из гостей хотел бы инвестировать в издательство, а кто предлагал Миллс выгодную сделку по поводу открытия новых филиалов «Зачарованного Леса» в других городах и штатах. Реджина умело уклонялась от щекотливых тем о политике, чтобы не отвечать на вопрос будет ли она голосовать за Кору в грядущих выборах в мэрию, а также многозначительно улыбалась, когда гости, не осмеливаясь задать вопрос об отношениях женщины с Эммой, просто делали комплимент таинственной журналистке. Каждый называл блондинку «спутницей», «парой», «партнёршей»… Брюнетка не опровергала и не подтверждала эти ярлыки, лишь благодаря за добрые слова и таинственно улыбаясь. В лицо они могли говорить одно, но думать позволяли себе совершенно другое. Первоначальное оцепенение гостей спало. Потребовалось чуть меньше часа, чтобы они забыли об ошеломляющей новости, отложили в сторону телефоны, более не обращая внимание на назойливые уведомления, и просто отдались вечеру. Крепкие напитки, горячая и изысканная еда, которую готовили специально приглашённые повара на кухне этажом ниже, весёлый аккомпанемент, нашедший своих танцоров среди приглашённых дали Миллс возможность немного привыкнуть к ситуации. Реджина словно шагнула на столетие назад, глядя, как пёстрые юбки платьев кружатся в танцах, а каблуки ритмично отбивают пол. Женщина постоянно наблюдала и за Свон со стороны. Эмме виртуозно удалось очаровать публику. Она смеялась вместе со всеми, вовремя подключая к разговору Августа, когда чувствовала, что беседа может уйти не в то русло, и умело прятала своё волнение, которое выражалась в редких мимических жестах: журналистка иногда жевала губу, иногда чесала бровь, иногда отводила глаза в сторону. Если бы брюнетка не знала блондинку и видела её в первый раз, то могла бы предположить, будто Свон часто участвует во всех светских раутах, хотя и предполагала, что многие основы этикета и поведения Эмма скопировала именно с неё. Журналистка и сама часто оглядывала зал в поисках Миллс, словно проверяя её, готовая помочь, если та позовёт её. И как же блондинка лучезарно улыбалась Реджине, когда замечала, что та смотрит на неё в ответ. Не важно какое расстояние было между ними: пару метров или же расстояние в целый зал, женщина чувствовала тепло её присутствия, её запах остался на коже нежным шлейфом, а имя клеймом на сердце. Брюнетка даже не волновалась во время официальной части всего мероприятия, хотя до этого несколько вечеров подряд продумывала свою речь, корректировала, перечитывала и вновь корректировала. Когда пришло время сказать своё слово, Миллс чувствовала лишь спокойствие и умиротворение. Она стояла в окружении десятков лиц и сотни глаз направленных прямо на неё, держала бокал высокого над головой и благодарила каждого, кто пришёл в этот важный издательству вечер. Властный и сильный голос Реджины разносился по помещению, отражаясь от стен, передавая только уверенность и решительность, которые и должны были ассоциироваться с «Зачарованным Лесом». Женщина не давала своему голосу дрожать, потому что в толпе видела лица дорогих ей людей, и одну самую драгоценную улыбку, ради которой готова была пойти на всё. Свон стояла в первом ряду, шевеля губами в такт словам брюнетки, потому что уже успела заучить её речь наизусть, ведь Миллс часто по вечерам её декларировала, и это позволяло Реджине убедиться, что она не одна стоит перед всеми. Не одна. Но не обошлось и без сюрпризов. В последний раз, когда женщина обернулась на Эмму спустя какое-то время после пламенной речи, то нашла её мило беседующей с человеком, которого та ранее не могла и на дух переносить. Друг брюнетки, Робин Локсли, который прибыл на вечер с небольшим опозданием, смог урвать у Миллс всего пару минут, чтобы поздороваться и отвесить комплимент, один из тех, что Реджина уже слышала около сотни раз за вечер, но уже куда более искренний. Друг не счёл нужным как-то комментировать отношения двух женщин, как и выяснять что-то у брюнетки, ведь просто не имел на это право. Между Миллс и Локсли уже давно всё было ясно: он питал к ней нежные чувства, которые она не могла разделить, поэтому, по настоянию Реджины, был вынужден двигаться дальше. Робин принял отношения женщины и журналистки, а озвучивать ему прочее было без надобности. Блондинка же полностью расслабилась рядом с другом брюнетки, больше не считая его угрозой, к радости последней. Миллс считала ревность лестной, но спокойствие и комфорт второй половинки ценила выше тешущего эго чувства. Свон понимала всё предельно точно: Реджина в отношениях с ней, они не держат свои чувства в тайне от детей и теперь от общественности, собираются в будущем жить вместе и делить быт… Чем это не доказательство преданности? Женщина гордилась тем, что давала Эмме чувство уверенности в завтрашнем дне, и что журналистка не позволяла никаким сомнениям себя одолеть. Брюнетка не знала, о чём блондинка беседует с Локсли, но видела, что Робин удивлён благосклонной переменой в отношении Свон к нему. Друг Миллс выглядел просто замечательно в тёмно-зелёном, как хвойный лес, смокинге и атласовой рубашке. Его русые волосы были зачёсаны назад, аккуратно уложены гелем, щетина подстрижена, а галстук совершенным узлом повязан на шее. Локсли смеялся, когда Эмма начинала о чём-то спорить с писателем, и добродушно отвечал на все вопросы журналистки, когда та снова возвращала ему внимание. И всё же Робин заметил, как женщина наблюдает за ними. Друг ненадолго замер, поддерживая зрительный контакт с брюнеткой, его добрые глаза были лишены корысти или обиды. Годы дружбы были ему куда важнее неразделённой любви, редкое и удивительное качество. Миллс отсалютовала Локсли бокалом, и Робин ухмыльнулся. Он лёгким кивком головы, сопровождённым вздёрнутыми бровями, указал на блондинку (но та не заметила этого жеста, продолжая что-то активно доказывать Буту) и поднял большой палец вверх. Друг одобрял Свон и понимал, почему Реджина выбрала именно её, хотя, из бесчисленного множества вариантов, на самом деле, у неё никогда и не было выбора. Её душа приняла решение за женщину ещё до того, как она поняла, какую роль Эмма заняла в её жизни. — Слишком очевидное обожание, — пропел хорошо знакомый голос слева от брюнетки. — Потерпи до вечера, когда останешься с журналисткой наедине, пожалуйста. Миллс обернулась на светловолосую подругу, тут же обнимая её, тем самым благодаря её за всё. Она видела, как Нолан присоседилась к празднику, но из-за наплыва «обязательных гостей» в расписании, не смогла сразу поприветствовать её. Реджина улыбнулась, когда Кэтрин ответила на объятия, крепко прижав женщину к себе. На ней было насыщенное синее платье коктейльного типа с лёгкой юбкой и едва заметным узором, напоминающим вьющиеся лозы виноградника. Светлые волосы подруги были собраны в хвост, голубые тени на веках делал взгляд Нолан пронзительнее и выразительнее, а розовая помада так и притягивала взгляд к губам. Кэтрин постаралась над своим образом, и брюнетке не нужно было гадать, для кого она это сделала. — Привет, — поздоровалась Миллс. — Спасибо, что пришла, Кэт. — Я не могла пропустить такой вечер, — подруга отстранилась от Реджины. — И ничуть не пожалела, что не пропустила. Хочешь поделюсь важной информацией? — Конечно. — Коллеги из «Сан-Франциско Кроникл» хотят взять у вас с блондиночкой интервью, а также поместить ваш совместный снимок на главную страницу сайта. Узнала об этом пару минут назад, — Нолан помахала в воздухе телефоном, словно он был какой-то сущей мелочью. — Я знаю, как ты относишься к подобным вещам, но на твоём месте рассмотрела бы вариант сотрудничества с такой крупной редакцией. Одна статья из «Кроникл» с вашим интервью опровергнет тысячи мелких статеек, которые наверняка уже отправлены в печать. Женщина задумалась над предложением Кэтрин, понимая, что это может стать решением действительно многих проблем. Что ж, она поговорит об этом со Свон чуть позже. — Возможно мне даже разрешат взять у вас интервью в прямом эфире, — поиграла бровями подруга. — Обещаю отфильтровать вопросы перед записью. — Разве у тебя не другой профиль? — Я уверена, что мне пойдут на уступки, — ухмыльнулась Нолан. — Достаточно сказать, что ты моя близкая подруга, как начальники сами поручат мне «допросить» тебя и Эмму. Признаюсь, подобная перспектива мне крайне приятна, чтобы разбавить рутинную работу. — Тогда передай руководству, что я рассмотрю их предложение, если ведущей будешь ты, — усмехнулась брюнетка. — И это моё главное условие, но отнюдь не последнее. — Я позже свяжусь с тобой по этому вопросу, — пообещала Кэтрин. Её взгляд потеплел, когда она немного понизила голос. — Ну и как ощущения? — Чувствую, будто выдрала все испорченные страницы из книги, чтобы начать писать свою историю заново, — Миллс ответила искренне. — Я не знаю, что будет дальше, немного боюсь, но в тоже время абсолютно спокойна. Такого воодушевления я давно не испытывала. Я не могу найти правильных слов, Кэт. Я просто знаю, что никогда не буду сожалеть о сегодняшнем дне. Подруга понимающе кивнула. Она вперила в журналистку характерный для неё придирчивый взгляд, а затем радушно хмыкнула. — Никогда не думала, что ты заставишь блондиночку всё-таки променять её джинсы на нормальный человеческий наряд, — заметила Нолан, рассмеявшись. — Как ты её убедила? — Есть свои методы, — довольно улыбнулась Реджина, и Кэтрин снова прыснула, едва не пролив содержимое бокала. Какие именно подруга благоразумно решила не спрашивать. Нолан попыталась успокоиться, пригубив шампанское, а женщина снова нашла взглядом Свон, любуясь её новым для себя амплуа. Эмма, внемля просьбе брюнетки, согласилась на покупку самого настоящего классического брючного костюма, в качестве альтернативы платью. Миллс не смогла устоять перед соблазном утолить подобное любопытство; Ей достаточно было просто пообещать, что журналистка не будет разочарована ответной уступчивостью Реджины, и блондинка согласилась не раздумывая. Белая приталенная рубашка из гладкой, не мнущейся ткани, туфли на коротком каблуке, маленький аккуратный дамский галстук, мысли о котором не давали женщине покоя ещё в примерочной (она придумала уже несколько способов применения своей новой «игрушки»), и светло-серый костюм-тройка составляли вечерний образ Свон. Зауженные брюки акцентировали длину ног Эммы, а жилетка, которая виднелась из-под расстёгнутого пиджака, подчёркивала женственность фигуры журналистки. Золотистые волосы были собраны в классический пучок на затылке, несколько вьющихся прядей обрамляло лицо подобно растянутым пружинам, сдержанный макияж, представляющий собой только нежный розовый блеск и стойкую тушь. Блондинка иногда засовывала одну руку глубоко в карман брюк, второй поправляя галстук, иногда играла с плотно прилегающими к запястьям рукавами рубашки, иногда задумчиво оглаживала пальцами лацканы своего пиджака. Брюнетка была заворожена всей этой эстетикой. Миллс знала, что теперь будет настаивать на подобных нарядах Свон, хотя бы по праздникам. Ещё никогда прежде Реджина не любовалась одеждой, которую буквально мечтала сорвать. Всё-таки, возможно, у неё появлялись свои фетиши. Впрочем, свой наряд женщина выбрала, опираясь на гармонию с образом Эммы. На брюнетке было длинное чёрное платье в пол из мягкой ткани, которая прилегала к телу, подчёркивая все нужные изгибы, с интригующим глубоким декольте и игривым разрезом на бедре, куда часто падал взгляд журналистки. Брюнетке льстил этот немного рассеянный и неконтролируемый взгляд любимых глаз. Миллс не стала собирать волосы, по просьбе блондинки оставив их распущенными — чёрные волны щекотали плечи, немного заходя на обнажённые лопатки. В качестве косметики Реджина использовала свой стандартный набор: тушь, дымчатые тени и помаду, цвета спелого граната. Женщины были эффектной парой, и ни один даже самый неловкий кадр, не могли испортить впечатление. Свон воплощала в себе всё светлое, а брюнетка своим обликом восхваляла тьму, но вместе они прекрасно сочетались. — Ты счастлива, Миллс? — спросила Нолан, когда Реджина ухмыльнулась своим мыслям. — Да. — Рада слышать, правда. Эмма молодец, — похвалила журналистку Кэтрин. — Она прекрасно держится. Не думала, что у журналистки получится влиться в эту среду. — Ты ещё не знакома с её упрямством так, как я, — пояснила женщина, продолжая разглядывать блондинку. — Мне кажется, что для неё нет ничего невозможно. — Любовь страшная штука, — фыркнула подруга. — Только посмотри, что она сделала с тобой и Свон. У Эммы появилась собранность и серьёзность, а ты, наоборот, научилась расслабляться и позволять себе минуты слабости. Брюнетка пожала плечами так, словно не заметила задиристую интонацию в голосе Нолан. Она решила сменить тему, пока всё не зашло слишком далеко для любопытных патрулирующих зал ушей. — Как Марк и Терри? — Они с Дэвидом, — отозвалась Кэтрин. — Отвезла их к отцу на пару дней. Мальчикам нужно мужское участие в воспитании. — У вас всё хорошо? — Ну, я больше не хочу пырнуть его вилкой в глаз, так что это прогресс, — хмыкнула Кэтрин, а затем немного помолчала. — Расскажешь, как прошла встреча с Хамбертом? — Завтра, — пообещала Миллс, оглянувшись по сторонам. — Тут народу многовато. — Пообедаем вместе? — Да, — Реджина кивнула. — Звучит здорово. Женщины погрузились в молчание. Они смотрели на болтающих между собой журналистку и Робина, только строгий и конкретный интерес был у каждого свой. Подруга брюнетки не могла контролировать свою реакцию на Локсли: при взгляде на него черты её лица разглаживались и появлялся намёк на мечтательную улыбку. Миллс догадывалась, что Нолан испытывает к её старому другу, и часто давала Кэтрин понять, что не против этого. Подруга заслуживала найти себе достойную партию, а хорошие мужчины редко ей попадались. Нолан в целом не спешила с поиском отношений, потому что считала, что устала от них, решив посвятить себя семье и карьере, но сердцу трудно приказать. Что-то в Локсли зацепило Кэтрин. Может дело в близнецах, с которыми Робин ладил, как добрый друг? Или всё из-за врождённого очарования друга Реджины и его привлекательности? А может это было что-то за гранью простого понимания? Что-то, что нельзя объяснить? Кэт, тем не менее, не спешила. Она была осведомлена о прошлой влюблённости Локсли в близкую подругу, но отнеслась ко всему с пониманием. Нолан часто становилась инициатором встреч с Робином, а подобной инициативы она прежде за собой не замечала, приглашала его на ужины, поощряла сыновей, когда те уговаривали своего нового друга посетить какой-нибудь музей или автосалон, да и в целом Кэтрин просто наслаждалась абсолютно любым времяпрепровождением с Локсли, о чём смущённо делилась с женщиной позже. Пока рано было говорить о влюблённости, но сильная симпатия была очевидна. Брюнетка знала, что Робин ещё не до конца отпустил свои чувства к ней, но также заметила, что друг действительно заинтересован в светловолосой телеведущей, и не только, как в хорошем человеке. Локсли иногда мог не впопад поинтересоваться интересами и увлечениями Нолан в разговоре с Миллс, иногда Реджина видела, как Робин со всей присущей ему ответственностью подбирает интересные места для встреч с Марком и Терри, а порой замечала, как друг часто меняет запонки на рукавах перед встречей с Кэтрин, словно не решаясь, какие её впечатлят больше. — Мы с Локсли приехали сюда вместе, — тихо призналась подруга так, словно провинилась перед женщиной. — Он предложил подвезти меня, и я согласилась. — Он же вернёт тебя обратно домой, я надеюсь? — Конечно, Робин настоящий джентльмен, — Нолан произнесла последнее слово с оттенком печали. — Порой даже слишком. Довозит до дома, провожает до двери, но всегда отказывается, когда я приглашаю его войти. Он не пропускает ни одного моего сообщения, но отвечает официально так, словно он граф, а я какая-то леди. — Он долго жил в Лондоне, дорогая. Перенял кое-что от старых добрых и консервативных британцев. — Я уже не знаю, как иначе мне намекнуть на то, что он мне… — Кэтрин осеклась, не договорив до конца. Она поспешно сделала глоток шампанского, пытаясь отвернуться, чтобы скрыть отнюдь не хмельной румянец. Брюнетка удивлённо вскинула брови, невольно забавляясь с досады подруги. Локсли действительно ей нравился. Миллс была искренне рада за Нолан, но почему-то была искренне позабавлена с ситуации. Неужели Реджина вела себя также нерешительно, когда у них с блондинкой всё только зарождалось? Интригующая смена ролей, и женщина была не прочь побыть сводницей. — Иногда мужчинам нужен небольшой толчок, — ухмыльнулась брюнетка своим мыслям. — Порой мы вынуждены брать инициативу в свои руки. Робин хороший, он мой друг и я не посмею сказать иначе, но он не очень догадливый, Кэт. Если ты хочешь, чтобы он что-то понял, тебе стоит быть более конкретной. Кэтрин протяжно выдохнула. Её глаза не отрывались от Локсли, а длинный палец с французским маникюром нетерпеливо стучал по кромке бокала. — Предлагаешь быть настойчивой? — перевела слова Миллс подруга. Она задумалась. — Но откуда мне знать, что он не против и… — Пригласи Робина на ужин, — прервала сомнения Нолан Реджина. — Только для вас двоих. Ты сама сказала, что мальчики у Дэвида на несколько дней. Так у Локсли просто не будет возможности сослаться на близнецов. Я уверена, что он согласится побыть с тобой, а не с вами, Кэт. Ты ему нравишься. — Он тебе это сказал? — Кэтрин тут же впилась шокированным взглядом в женщину. — Нет, но это же Робин. Его благородство и чрезмерная воспитанность не позволили бы ему сказать мне такое, — подруга даже немного расстроилась, и брюнетка поспешила добавить немного мотивации. — Но я не слепая. Он интересуется тобой, часто упоминает, спрашивает о твоих интересах, — Нолан расплылась в смущённой улыбке, как школьница. — Пригласи Локсли к себе, приготовь что-нибудь вкусное и обязательно с мясом, а также подчеркни в своём приглашении, что вы будете одни. Прошла секунда. Две. Три… Кэтрин распахнула глаза, едва не подавившись шампанским. Она поспешно промокнула губы салфеткой, растерянно моргая длинными ресницами. — Свидание, — выдохнула подруга так, словно Миллс только что открыла для неё Америку. — И ты… Не против? — С чего бы? — удивилась Реджина. — Я буду первой, кто поздравит вас, если из этого выйдет что-то хорошее, не сомневайся. Кэт, — женщина повернулась к подруге. — Вы оба мне безмерно дороги, и я вижу, что между вами есть некая искра, которую просто нужно лишь немного раздуть, чтобы появился огонь. Неужели ты не попробуешь подлить толику розжига? Нолан смотрела в глаза брюнетке, пытаясь понять, насколько та уверена в своих словах. Миллс была тронута заботой Кэтрин, ведь для неё дружба с Реджиной была важнее пока ещё безобидного любовного увлечения. Женщина хотела, чтобы подруга поняла одну простую истину: никто и никогда не встанет между ними, в особенности мужчина. Нолан, словно прочитав это в глазах брюнетки, порывисто и немного несдержанно обняла Миллс, едва не задушив её в своих руках. — Спасибо. — Тогда вперёд, — Реджина развернула Кэтрин лицом к Робину. — Подожди, что? — подруга окаменела. — Давай, иди к нему. — Но что мне ему сказать? — женщина терпеливо вздохнула. — Вы же можете о чём-то часами с ним болтать, верно? — Нолан в ответ поджала губы. — Я так и думала. Брюнетка подтолкнула Кэтрин в сторону Локсли, отметив, что Свон и Августа в его компании уже нет, а, значит, это идеальная возможность подруге пообщаться с Робином. Нолан что-то бросила на прощание Миллс и осторожно, словно пробираясь по минному полю, направилась к другу Реджины. Однако, чем ближе она подбиралась к Локсли, тем увереннее себя ощущала: шаг стал шире, а спина ровнее. Женщина не видела лица подруги, но заметила, как заинтересованно заблестели глаза Робина, подкреплённые широкой улыбкой. Брюнетка отвела взгляд от потенциальной пары, посчитав себя третьей-лишней, и стала выискивать в толпе Эмму. Она чувствовала вину за то, что притащила журналистку на званый вечер, но так толком и не уделила ей внимания. И Миллс успела соскучиться по её компании и ощущению сильного тела под боком. Реджина была неизлечимо больна блондинкой, ей требовалось зарядиться её энергией. — Прошу прощения, — женщине дорогу перегородил мужчина средних лет, которого она до этого не встречала. — Мисс Миллс, наконец-то у меня появился шанс пообщаться с вами лично! Брюнетка подавила усталый вздох и изобразила приятное удивление, словно ей польстило внимание незнакомца. Мужчина был просто… Обычным. Миллс понимала, что не сможет вспомнить его лица уже через пару дней, учитывая, сколько новых знакомств: полезных и не очень, она сегодня успела завести. Её глаза по-прежнему выискивали в толпе Свон, пока незнакомец продолжал своё знакомство. — Гектор Уэллс, — представился мужчина. — Владелец сети букинистических магазинов в северных Штатах. Подобных Уэллсу Реджина видела уже пятерых сегодня, её мало интересовало, что Гектор собирался ей сказать, иначе бы Ингрид включила его в «обязательный» список. — Очень приятно, — женщина пожала ладонь мужчины, отметив, однако, что он задержал её руку на пару лишних секунд в своей немного шероховатой ладони. — Я приехал сюда из Бруклина, чтобы, наконец, познакомиться с вами, — у мистера Уэллса явно были какие-то проблемы с соблюдением личных границ. Он стоял непозволительно близко, брюнетка ощущала исходящий от него горьковатый запах виски, поэтому сделала осторожный шаг назад. — Я тронута вашим вниманием, Гектор. — Зовите меня Гек, — подмигнул мужчина, и улыбка Миллс едва ли не треснула по швам. — Гек, — повторила Реджина. — Если вы хотите обсудить со мной потенциальное сотрудничество, то попрошу подождать с этим вопросом до более удачного случая. Можете оставить свои контакты Ингрид, моему заместителю, и мы с вами свяжемся. Вопреки надеждам женщины, так просто избавиться от назойливого Уэллса не получилось. Гектор с жадностью и восхищением рассматривал брюнетку, перебирая пальцами в воздухе, но не осмеливаясь прикоснуться, словно Миллс — Венера Милосская под охраной музея. Реджине было неприятного от этого липкого прямолинейного взгляда. Она поняла, что сотрудничать с Геком она не будет ни при каких обстоятельствах. — Я действительно приехал в Сан-Франциско чтобы обговорить условия потенциальной сделки, но, увидев вас… О, мисс Миллс, я просто очарован, — «и пьян» добавила мысленно женщина. — Я не знал, что увижу такое прекрасное создание, да и, к своему счастью, узнаю, что вы свободны от брака, а, следственно, свободны для нового… — Что? — удивилась брюнетка, опешив от такого напора. — Подождите, Гектор. — Вы меня околдовали с первого взгляда, — Гек постарался сфокусировать на Миллс стеклянные глаза. — Я не представлял, что увижу вас такой! — Если я вас так интересовала, достаточно было просто вбить моё имя в адресную строку любого поисковика. Если постараться, то можно найти достаточно свежие фотографии, — процедила Реджина. Она старалась не дать волю своим мыслям. — Я старомоден, — мужчина сделал шаг к женщине, но она тут же отступила. — И свободен. Не хотите ли поужинать со мной? — Благодарю, но нет. — Вы не ужинаете? — Уэллс окинул брюнетку взглядом. — Но ваша фигура просто изумительная. — Я не заинтересована в ужине, — поправила Миллс, хмурясь и прикидывая, насколько уместно будет вызвать охрану. — С вами. — Но почему же? — Гектор словно не понимал, что переходит границы. — Я всё придумал: ресторан только для нас двоих, ужин при свечах, шикарный букет роз… — Она не любит розы, — услышала Реджина немного насмешливый ответ, а затем родная рука скользнула по чёрной ткани платья, останавливаясь на талии. Женщина выдохнула, на секунду прикрыв глаза. Каждая клеточка её тела ликовала от воссоединения с Эммой, словно вернувшись домой после долгих странствий. — Эмма Свон, — представилась журналистка, протянув Геку руку. — Девушка Реджины. — Девушка? — нахмурился мужчина, словно услышал незнакомое слово. Он автоматом пожал ладонь, едва заметно поморщившись от неожиданно сильного рукопожатия. Блондинка ухмыльнулась. Свон была примерно одного роста с мужчиной, стройнее его, но почему-то силы от неё исходило больше, чем от Уэллса раз в пять. Эмма наблюдала за Гектором с вызовом, её взгляд, несмотря на усмешку, был серьёзным и сосредоточенным. Женщина моментально почувствовала себя под защитой, словно за стенами самой мощной крепости. — А вы новости не читали? — журналистка выгнула бровь, её рука крепче прижала брюнетку к себе. Собственница. — Только о нас и говорят. Гектор часто заморгал глазами, переводя взгляд с блондинки на Миллс, словно ожидая, что та опровергнет её слова, но Реджина молчала. Вместо этого женщина склонила голову на плечо Свон, показывая своё к ней расположение. — А, так вот почему все так шептались, — нахмурился Гек поправляя очки. — У меня телефон сел. — Зато теперь вы знаете, — отозвалась брюнетка, её рука скользнула по спине Эммы. Она ладонью чувствовала напряжённые мышцы лопаток. — Поэтому, повторюсь, что ваше приглашение отклонено, Гектор. Спасибо за уделённое время. — Хорошего вечера, — натянуто ответила журналистка и, к счастью для мужчины намёк был понят. — Советую вам перейти на чай с лимоном. Уэллс поспешно отошёл, лепеча под нос извинения и нелепые оправдания, заметно стушевавшись. Блондинка смотрела ему в след какое-то время, пока Миллс смотрела на неё. Если бы не все эти люди, Реджина бы уткнулась носом в шею Свон и уже вдыхала бы запах её кожи. Её тело вибрировало от этой мысли. — Твоя привычка меня спасать, пожалуй, начинает импонировать, — пошутила женщина, опустив ладонь уже на поясницу Эммы. — Только сейчас? — улыбнулась журналистка, поворачиваясь обратно к брюнетке. Она не ждала ответа, а просто нежно коснулась лица Миллс, убирая волосы с глаз. Блондинка немного задержала пальцы на смуглой щеке, пока нежные глаза ласкали кожу, а затем нехотя опустила руку, напомнив себе, что вокруг всё ещё есть люди. — Однако этот Гектор в чём-то прав. Ты действительно обворожительна. Это платье просто сводит меня с ума. Ещё бы немного, и с остатками достоинства Гек потерял бы пару зубов. Реджина тихо рассмеялась, обведя взглядом ближайшее окружение. Гости всё ещё иногда посматривали на них со Свон, но уже с меньшим шоком и удивлением. Конечно, свои сплетни они уже придумали. — Половина твоих гостей здесь считают меня либо литературным агентом Бута, либо новым автором, с которым ты сотрудничаешь, — поделилась Эмма, веселясь. — Я не стала их разубеждать, конечно, но и не соглашалась с их предположениями. Думаю, они уже завтра будут шокированы новостью, что ты пришла на юбилей издательства — довольно закрытое мероприятие — с журналисткой в качестве пары. — Думаешь твоё «разоблачение» будет готово к утру? — Да, — не раздумывая кивнула блондинка. — Я бы на месте репортёров не спала всю ночь, чтобы выяснить, кого целует такая женщина, как ты, на глазах у всех. — Приму за комплимент, — фыркнула брюнетка, изучая Свон взглядом. — Ты как? Не слишком устала? — Я в порядке, всё хорошо. Еда отличная, музыка тоже, но шампанское слишком сухое, однако это уже мои капризы. Август сказал, сколько стоит одна бутылка. За такую стоимость я бы пила его, даже если бы в бутылке был просто песок. Миллс рассмеялась, закусив губу. Её рука неосознанно легла на воротник рубашки Эммы, под пальцами ощущая гладкую текстуру ткани. — Спасибо. И я не за Уэллса благодарю, — поспешила пояснить Реджина, шутки журналистки были именно тем, в чём она так нуждалась. — Спасибо, что сделала всё от тебя зависящее сегодня, чтобы поддержать меня. — Это было не сложно, — блондинка сделала вид, что задумалась. — Только в следующий раз предупреди, что к тебе нужно подходить по записи, я хотя бы талончик возьму. Женщина весело хмыкнула, посмеиваясь. От Свон не было и грамма осуждения или обиды, только обожание и нежность. Брюнетка повернулась лицом к ней, опустив руки на сильные предплечья, ненадолго прикрыв глаза, чтобы впитать от неё ещё немного тепла. Когда Миллс открыла глаза, то тут же потерялась в нежной улыбке Эммы. Журналистка немного наклонилась к ней, остановившись всего в паре сантиметров от аккуратного уха. — Но у нас есть небольшая проблема, Реджина. Сердце подскочило, а дыхание предательски сбилось. Пальцы впились в серую ткань пиджака блондинки, словно та могла в любую секунду испариться. Женщина скользнула взглядом по лебединой шее Свон, видя, как быстро бьётся артерия под тонкой молочной кожей, и с трудом подавила порыв не впиться в неё зубами. У Эммы было слишком много власти над ней, и это вместо того, чтобы пугать, наоборот, возбуждало. — Какая? — тихо спросила брюнетка. — Это наш первый выход в свет, как пары, и мне бы стоило вести себя, как подобает, — голос журналистки стал не громче дыхания. — Но я не могу дождаться возможности остаться с тобой наедине. Ты и твоё платье, — ладонь блондинки скользнула ниже, всего на пару сантиметров ближе к разрезу на бедре Миллс, но затем остановилась. — Искушаете меня на не самые благородные мысли. Реджина тяжело выдохнула, горячий поток воздуха приветствовал светлые пряди на своём пути и поцеловал шею Свон, оставляя мурашки. Эмма вздрогнула, шумно сглотнув. Благородство в данный момент было для женщины не в чести. Ей хотелось побыть безрассудной, безумной, спонтанной и хаотичной… Быть такой, какой делает её журналистка. Брюнетка отстранилась от блондинки и уверенно взяла её за руку. Она, не говоря не слова, потянула Свон за собой, даже не думая проверить, привлекли ли её действия внимание окружающих. Миллс уводила Эмму подальше от толпы в сторону своего кабинета, ключ от которой был всё ещё только у неё. Журналистка преданно и крепко сжимала её ладонь в своей, очевидно прочитав намерения Реджины и с радостью поддерживая их. На пути встречалось всё меньше людей, большинство из которых уже были достаточно пьяны, чтобы сосредотачиваться на чём-то ещё, помимо собственной устойчивости. На счастье женщины, стеклянные стены и дверь кабинета были плотно завешаны жалюзи, однако свет включать было рискованно, чтобы не привлечь внимания. Брюнетка буквально утянула блондинку за собой, крепко притворив дверь, щелчком замка отрезая их от окружающего мира. Кабинет был с хорошей звукоизоляцией, но всё-таки далёкой от совершенства. Сейчас Миллс слышала приглушённую собственным сердцебиением музыку, и слабые отголоски гостей по ту сторону двери. Реджина оставила ключ в замочной скважине, чтобы никто не смел прервать её, спиной ощущая близость Свон, реагируя на неё каждой клеточкой тела. Женщина медленно обернулась, стоя лицом к лицу с Эммой, внимая её учащённому дыханию, и вовсе не от быстрого бега. Их разделял всего шаг, несколько десятков ничтожных сантиметров, которые брюнетка не могла выносить. Она решительно шагнула к журналистке, и та встретила её на пол пути. Тепло, сила, желание, потребность… Блондинка обхватила лицо Миллс прохладными ладонями, контрастом к которым служил обжигающий само естество Реджины поцелуй. Трудно описать, что испытала женщина в этот момент. Это было похоже на второе дыхание, дающее организму и телу возможность дальше функционировать, когда кажется, что у тебя больше нет сил. Брюнетка изнывала, чувствовала ломку, которая брала своё начало из самых недр костей, и спастись от которой просто невозможно. Свон была для Миллс этим вторым дыханием — всем, что ей так было нужно в этот день. Эмма накрыла губы Реджины алчным ртом, намеренно медленно проведя языком по нижней губе, заставляя женщину лишь сильнее впиться ногтями в ткань пиджака журналистки. Блондинка спрашивала позволения, осторожно, но настойчиво. Брюнетка с готовностью разомкнула губы, позволяя Свон двинуться дальше и взять больше, забрать всё, что та только пожелает. Когда игривый язык Эммы скользнул по языку Миллс, из лёгких обеих вырвался сдавленный вздох, граничащий со стоном. Как Реджине этого не хватало! Женщина отвечала на каждое движение языка журналистки, копировала его, но не старалась перехватить инициативу. Не сегодня. Брюнетке хотелось полностью подчиниться блондинке, здесь и сейчас, наплевав на предосторожность и рискуя попасть в неприятности. Миллс знала, что нужно быть тихими, знала, что гостей может смутить не только её отсутствие в зале, но и отсутствие Свон, а там уже сложить одно с другим будет не сложно. Но как же Реджине было плевать на всё. Она хотела начать свою жизнь с чистого листа, так пусть первая глава их с Эммой истории будет наполнена воспоминаниями о которых она никогда не забудет. Женщина намотала галстук журналистки на кулак, притягивая любимую ещё ближе, а вторую руку опустила на талию, рывком прижимая к себе. Ближе, ещё ближе, ещё! Они целовались самозабвенно, изголодавшись и требуя утоления своей первобытной потребности. Блондинка запустила руку в шелковистые волосы брюнетки, ногтями провела по чувствительной коже на затылке у самых корней волос, действуя мягко и осторожно. Миллс, не удержавшись, несильно прикусила нижнюю губу Свон, жадно всасывая её в жар своего рта, и вырывая тихий нуждающийся всхлип. Эмма целовала Реджину с неизвестной ранее ей яростью и жадностью, и этот ураган, который до этого никак не вязался с вечно мягкой и осторожной в постели журналисткой, разжигал в женщине не просто огонь, а настоящий пожар. Желание струилось по венам, туманило разум, концентрировалось внизу живота, сжимаясь, словно в невидимом кулаке. Брюнетке была любопытна эта новая сторона страсти блондинки, и пускай хоть кто-нибудь попробует прервать это изучение! Языки сплетались в неистовом танце, вторгаясь так смело и властно в рты друг друга, словно варвары, грабя всё, что находят на своём пути. Миллс выпустила галстук из захвата, но лишь для того, чтобы взяться за воротник пиджака Свон и, уверенным и хорошо отрепетированным за время их отношений движением, стянуть его с плеч. Куда упал первый элемент одежды и в каком состоянии они его найдут позже — никого не волновало. Реджина отстранилась от Эммы, чтобы полюбоваться её румяным лицом и блестящими в сумраке кабинета глазами. Женщина коснулась лица журналистки, костяшками пальцев очертив его овал, пока блондинка, как застывшее изваяние, наблюдала за ней, принимая нежность брюнетки, как подарок. Свон никогда не перестанет так смотреть на неё, никогда не перестанет любить её так, как сейчас… Миллс это знала, видела в её нежном взгляде, читала в каждом вздохе. Реджине не нужны были гарантии и подтверждения, она просто знала, что права. Пытливые карие глаза очертили стройный силуэт напротив. Эмма стояла спиной к окну, бледное сияние вуалью накрывало её фигуру, заставляя её чуть ли не светиться. Без пиджака, лишь в рубашке и жилетке, журналистка казалась женщине ещё более сексуальной. В полумраке, когда свет от уличного фонаря творил свою магию с глазами брюнетки, казалось, будто блондинка была хрупкой и тонкой, но руки Миллс чувствовали силу мышц под нежностью кожи, Реджина знала лучше всех выносливость Свон, её гибкость и плавность. Женщина закусила губу, потянув галстук Эммы вниз, вынуждая ту послушно наклониться. Карие глаза метались между дорогим кожаным диваном и крепким письменным столом, но на самом деле выбор уже был сделан. Она снова атаковала губы журналистки, получая неистовый отпор. Нежные золотистые пряди щекотали лицо брюнетки, светлые ресницы трепетали, пока умелые руки скользили по телу Миллс, пальцами сминая чёрный бархат ткани. Реджина подтолкнула блондинку спиной к столу, пока губы вкушали сладость поцелуев, зубы кусали, а язык позже извинялся за укусы. Их тела двигались в совершенном балансе, не сбиваясь с шага, поскольку хорошо знали друг друга. Женщина остановила Свон у стола, тихо застонав, когда та, властно и глубоко поцеловала её, одной рукой накрыв, а затем и сжав грудь сквозь платье. Требовательно и практически нагло. Брюнетка провела руками по плечам Эммы, повторяя взглядом маршрут своих ладоней. Журналистка была невероятно красива. Миллс уже знала, что будет делать с этим галстуком, и как прекрасно он будет смотреться на этих бледных запястьях… — Не смей снимать с себя костюм, пока я не скажу обратное, — практически рычала Реджина в тонкие губы, закипая изнутри. Она чувствовала своё желание, которое влагой легло на тонкое кружево нижнего белья. Блондинка была ответственна за это. Свон выдохнула задиристую усмешку в шею женщины прежде, чем на обхватить губами мочку её уха. Острые зубы Эммы ужалили чувствительное место, заставив брюнетку от неожиданности вскрикнуть, но тихо, приглушённо, довольно. Журналистка редко позволяла себе такую грубость, но Миллс приходила от неё в восторг. Она знала, что в блондинке есть дикость, есть грубость, есть хищная страсть, которую она старается держать в узде. Но сегодня Реджина хотела именно её. Она откинула голову назад, позволяя блондинке продолжить свой маршрут, передавая ей весь контроль над собой. Свон не просто целовала, а нападала на сантиметры кожи женщины, но не оставляла никаких следов своего пребывания. Её язык чертил свой хитрый маршрут, зубы лишь немного царапали кожу, однако брюнетка чувствовала, как колени подгибаются от незатейливых и незамысловатых ласк. Её ласк. Миллс приходилось цепляться за плечи и предплечья Эммы, чувствуя опасность скованных сталью мышц под ладонями. Журналистка сейчас была изголодавшейся львицей, готовой атаковать добычу, и в этот раз Реджина была не против побыть её главной и единственной трапезой. То, что происходило, было чистейшим безумием, но необходимым и желанным. Блондинка одним движением поменялась с женщиной местами, нависнув над последней, и брюнетка почувствовала, как деревянный край её стола вжимается в поясницу, подстёгивая Миллс опасной болью. Теперь у Реджины появилась возможность лучше рассмотреть лицо Свон, когда оно было освещено бледно-голубым светом. Немного растрёпанные волосы придавали Эмме лёгкое бунтарство, искусанные губы приоткрыты и слегка изогнуты в улыбке, а глаза с расширенными от желания зрачками, казались почти чёрными. Женщине нравилось то, что она видит. Она подалась навстречу журналистке, но вместо поцелуя, на который так рассчитывала блондинка, очертила острым кончиком языка контур нижней губы Свон, очевидно провоцируя её. Грубо выругавшись, Эмма подхватила брюнетку за бёдра, и одним движением усадила её на стол. Миллс по достоинству оценила ширину и размеры данного элемента мебели, не обращая внимания на слетевшие от столкновения папки с документами, что теперь безвольно лежали где-то на полу. Реджина смотрела журналистке только в глаза, когда та неторопливо придвинулась, опираясь руками о крышку стола по обе стороны от женщины. Она хотела, чтобы блондинка разнесла её кабинет в щепки, только бы не подумала остановиться. Брюнетка не знала, что способна на подобное, что станет одной из тех, кто будет желать быть подчинённой кому-то за своим же столом, на нём. Она изнывала от рук Свон до дрожи, умирала от мысли, что Эмма может ею овладеть в «святая святых», куда не каждому было дозволено даже постучать. Журналистка была первой, последней и единственной, кто побуждал в Миллс совершенно новую тьму, поощряя её и принимая. Реджина призывно развела колени, и блондинка в один шаг устроилась между её ног, прижимаясь бёдрами — женщина чувствовала, как пульсирует внизу живота в такт сердцебиению от действий Свон. Эмма, терзая и себя, и брюнетку неторопливыми ласками, провела кончиком носа вдоль линии челюсти Миллс, медленно очертила языком контур ушной раковины, вырвав жалобный и нуждающийся стон из сжимающейся в спазмах груди Реджины, затем поцеловала чувствительное место за ушком. Женщина дышала урывками, сознание отключалось от этой игры, всё тело требовало добавки, но журналистка была беспощадна, упиваясь податливостью брюнетки. Миллс обвила ноги вокруг талии блондинки, обнимая её за шею, притягивая к себе, заставляя Свон чуть ли не навалиться на себя сверху, лишь бы чувствовать её ещё больше. Да, Реджина должна была находиться среди гостей сейчас, чествовать «Зачарованный Лес», рекламировать себя и издательство, но как же всё остальное? Женщина хотела жить, получать всё до последней капли от своего второго шанса, позволить себе то, что никогда не позволяла ранее. Брюнетка любила «Зачарованный Лес», уважала отца и его волю позаботиться о своём детище, но… Если бы Миллс пришлось выбирать между издательством и Эммой, она бы выбрала второй вариант. По мере того, как журналистка спускалась ниже к груди Реджины, женщина выгибалась, чуть ли не ложась на стол. Блондинка практически не отрывалась от брюнетки, целуя её даже сквозь ткань платья. Миллс ощущала дыхание Свон на себе, её губы, язык, зубы, но не руки… Эмма упиралась ими в стол, но не пыталась дать Реджине даже мимолётную разрядку. Поцелуи обожгли ключицы, лёгкий укус пришёлся на самый низ разреза декольте, когда журналистка вдруг снова выпрямилась, возвращая женщину в сидячее положение. Брюнетка неосознанно толкалась бёдрами в бёдра блондинки, в поисках хотя какого-нибудь контакта или трения. Беспомощность её просто убивала. — Пожалуйста, — услышала Миллс свой тихий шёпот. — Пожалуйста. Реджина не умоляла прежде так жалобно, не умоляла так искренне и отчаянно. Свон соприкоснулась лбами с женщиной, ненадолго прикрыв глаза. Она прислушивалась к себе и к брюнетке. — На самом деле, — Эмма накрыла ладонями колени Миллс, оголяя кожу от защиты юбки платья. Её пальцы ловко перебирали ткань, задирая её. Когда руки журналистки ожили, Реджина едва ли не рассмеялась. — Не всё сегодня прошло гладко. — Что? — женщине тяжело было включить голову, чтобы понять слова блондинки. — Я слышала, что люди шепчут о нас, что они думают о тебе, Реджина. Брюнетка судорожно вздохнула, когда руки Свон медленно поползли выше. Эмма намеренно немного царапала кожу ногтями, дразня Миллс, однако зудящая боль тут же стиралась лёгким нажимом следующей за пальцами ладони, тёплой и уверенной. Реджина глубоко дышала, стараясь вслушиваться в шёпот журналистки. — Они не говорят об этом в глаза, но за спиной считают, что я — твоя временная остановка, эксперимент, который ты себе позволила после неудачного брака, — блондинка едва касалась губ женщины, и та сильно впилась пальцами в край стола, сдерживаясь. Как они посмели так выразиться? Как кто-то посмел усомниться в искренности её чувств? КАК? Брюнетка нарушала все свои правила, шла наперекор общепринятым нормам и слала куда подальше чужое мнение! Единственное, чего Миллс желала: чтобы Свон не встречалась с пренебрежительным отношением. Она этого не заслуживала. — Ты моё число «Пи», — чётко произнесла Реджина осознанным голосом, и Эмма улыбнулась, тронутая данной формулировкой. — Как же мне хотелось сказать этим пышущим снобизмом гостям, что они ошибаются. Что ты вся моя. Только моя. Журналистка звучала тихо, но её голос пробирался в сознание женщины с ловкостью дикой лисицы, бегущей от охотничьих псов. Брюнетка начала понимать, что приоткрыло завесу на эту тёмную сторону блондинки, на её поведение и это очаровательное желание продемонстрировать свою силу Миллс. Сейчас, в этот момент, Свон была собственницей, жадной до тех сокровищ, что принадлежат ей, ревностно оберегая каждую монету. Реджина прикрыла глаза и тихо вздохнула, когда опытные пальцы Эммы коснулись кружева её трусиков. — Все они говорят, что ты наиграешься и успокоишься, — шептала журналистка, её губы двинулись в сторону, щекотя щёку. — Это не правда, — выдохнула женщина, качая головой. — Говорят, что тебе нужен мужчина при деньгах, с хорошей репутацией, прирождённый отец, широкоплечий филантроп, который будет здорово смотреться рядом с тобой, — блондинка подцепила пальцами резинку трусиков брюнетки. — Который сможет спасти тебя, вернуть с неправильного пути. Описывают какого-то рыцаря на белом коне, который должен спасти принцессу из лап дракона. Или, вернее, из моих. — Свон, — прошипела Миллс, немного растянув согласные буквы, и получила в награду пылкий, но короткий поцелуй Эммы. — Ты знаешь, кто мне нужен. Не только сейчас. Всегда. Журналистка ненадолго застыла, её усмешка, брошенная куда-то в шею, заставила Реджину задрожать от восторга. — Подними бёдра, — отозвалась Эмма, и женщина послушно исполнила просьбу. Журналистка скрутила пальцы под резинкой трусиков и умела спустила бельё с бёдер брюнетки до самых колен одним движением. Идеальное сочетание грубости и мягкости. Миллс чувствовала под ягодицами скатавшуюся ткань платья, но дискомфорта, как такового, не ощущала. Она встретилась с глазами блондинки, и лёгкие Реджины затрепетали от роя бабочек. Золото этих глаз сияло только для неё. — Все эти люди забывают, что рыцари нужны только принцессам, но ты не одна из них, — Свон полностью стянула трусики с ног женщины, ткань на прощание забрала с собой первые капли возбуждения брюнетки. Однако вместо того, чтобы отшвырнуть трусики в сторону, Эмма скомкала их в кулак и спрятала в карман своих брюк — даже этот неторопливый жест заставил Миллс проглотить свой стон. — Ты королева, Реджина. Тебя не нужно спасать. Женщина хрипло рассмеялась, бегая туманным взглядом по любимому лицу. Она находила его до невозможности идеальным, потому что готова была смотреть на него до самого конца. Эмма стояла так близко, её слова разжигали желание так просто, и сама она была концентрацией всего, чего брюнетка хотела. Миллс схватила свою любовницу за край галстука, до дрожи сжав его в кулаке. — Тогда, Эмма, — Реджине было сложно держать себя в руках, её голос трепетал. — Обращайся со мной, как с королевой. Женщина впилась грубым и остервенелым поцелуем в ухмылку журналистки, борясь с желанием прокусить её губу, чтобы наказать за эту медленную пытку. Блондинка ответила мгновенно и жадно. — Как прикажете, — выдохнула Свон, отстранившись и задирая подол платья брюнетки так, чтобы та ощутила, как прохлада касается влажных сторон своих бёдер. — Ваше Величество. Миллс резко втянула в себя воздух, когда вместо того, чтобы, наконец, прикоснуться к ней, Эмма медленно опустилась перед Реджиной на колени, не прерывая зрительного контакта. Когда журналистка позволила себе опустить взгляд ниже, новая волна неизведанного возбуждения накрыла женщину от осознания того, что блондинка собиралась сделать. Они со Свон часто экспериментировали, познавая друг друга, и брюнетка любила пробовать новое, но подобное было впервые для неё в принципе. Никто ранее не стоял вот так перед Миллс на коленях в благоговейном преклонении, и никто не обладал над ней такой беспрекословной властью, как Эмма в данный момент. Журналистка придвинулась к Реджине, ласково поглаживая её колени, словно успокаивая, и поцеловала внутреннюю сторону бедра женщины, сначала одного, затем второго — брюнетка была уверена, что её сердце выпрыгнет из груди и умчится прочь в любую секунду. Кровь билась в ушах, оглушая, все ощущения и нервные окончания были сконцентрированы только на тех местах, где блондинка так щедро дарила Миллс воистину потусторонние поцелуи. Бёдра Реджины подрагивали, пока Свон постепенно продвигалась всё ближе к заветному центру женщины. Брюнетка ощущала дыхание Эммы между своих ног, оно напоминало слишком мягкое и слишком нежное касание, которое служило Миллс обещанием большего. Журналистка обхватила бёдра Реджины руками, но уже более властно и уверенно, приводя их в статичное положение, и женщина неосознанно опустила одну ладонь на голову блондинки, спутанными и дрожащими от нетерпения пальцами наслаждаясь шелком чистого золота гладких волос. Знакомство с языком Свон произошло стремительно, стоном отразившись от стен кабинета. Эмма сделала всего одно движение, пройдясь по всей длине влажной промежности с бескомпромиссной стремительностью. Брюнетка следила за журналисткой и не могла оторваться от этого эротического зрелища, думая о том, как её влажное возбуждение блестит на тонких розовых губах. Блондинка и сама смотрела на Миллс, не переставая ублажать её своим ртом, даже облизнулась так, словно желая собрать всё, что Реджина ей предлагает. И этот невинный и порочный жест пульсацией пробежал от чувствительного центра женщины до корней волос на голове. Свон настойчиво надавила на живот брюнетки, вынуждая ту принять полулежачие положение, и, когда Миллс послушалась, положила конец своим прелюдиям. Её язык, такой юркий, горячий и влажный, скользил по чувствительным складкам, раздвигал их в стороны под небольшим давлением и напором, затрагивая клитор, дразня его. В глазах Реджины танцевали чёрные круги, а с губ срывались ругательства сразу на нескольких языках, но она не осознавала этого. Она стонала, её тело ломалось, руки дрожали… Удивительный новый опыт, о котором женщина даже не думала ранее. Эмма обхватила губами комочек нервов брюнетки, заставляя последнюю выгнуться в спине, как от разряда в несколько сотен вольт. Удивительно сколько нервных окончаний сконцентрировано в этом узелке, и как виртуозно журналистка играет с ними. Блондинка посасывала его, обводила языком, иногда прерываясь, чтобы подарить нежные поцелуи и дразнящие укусы половым губам Миллс. Реджина до боли прикусила щеку, когда Свон провела самым кончиком языка по промежности женщины, как в первый паз, и брюнетка почувствовала привкус крови во рту. Но её тело было слишком сильно сконцентрировано на манипуляциях Эммы, чтобы вспоминать о такой мелочи, как боль. Журналистка вновь прислонила язык к изнывающим складкам и толкнула его вперёд, раздвигая их так же просто, как если бы орудовала пальцами. Брюнетка невольно представила, как выглядит сейчас со стороны, распаляясь и плавясь от нежной и болезненной любви блондинки. Её возбуждало абсолютно всё: начиная от новизны ощущений и заканчивая тем фактом, что они со Свон практически полностью одеты. То, что планировалось быть быстрым сексом на столе, превратился в новый урок, который Эмма решила так искусно преподать. Длинные пальцы журналистки по-прежнему крепко держали бёдра Миллс, ногтями впиваясь в бархатную кожу, а сильные руки не давали Реджине пошевелиться, пока прохладный кончик носа щекотал лобок, пока язык, контролируя удовольствие властной женщины, вырывал звуки, которым позавидуют даже суккубы. Блондинка не торопилась, божественно посасывая губами и оказывая идеальное давление зубами там, где брюнетка нуждалась в этом больше всего. Все действия Свон заставляли Миллс искать за что бы уцепиться, но надёжнее, чем подол собственного платья, Реджина ничего не нашла. Её пальцы скручивались, путаясь в ткани, пока с губ слетали тихие, но постепенно нарастающие стоны. Женщине пришлось зажать себе рот одной рукой, чтобы никто даже случайно не услышал её мольбу о пощаде. Эмма провела языком от входа до самого клитора, и брюнетка дёрнулась. Миллс даже показалось, что она услышала стон самой журналистки, но у неё не было сил проверить это. Блондинка снова провела языком тот же самый маршрут, лаская уздечку, выше задержавшись на набухшем комочке, и уже секунду спустя обхватила его губами, втягивая в горячий рот и водя по нему кончиком языка. Как поразительно много ощущений может подарить один только язык, если знать, как им пользоваться. Реджина стонала в свою ладонь, её бёдра пытались сжаться, но Свон беспощадно не позволяла им это. Эмма отстранилась, выпуская ноющий клитор из плена своего рта, но лишь для того, чтобы нежно прикусить его, а затем надавить на него языком сильнее, точными движениями вызывая залпы фейерверков перед глазами женщины, снова, снова и снова. Журналистка обвела языком внутреннюю часть влажных складок, будто бы распутывая тот самый коварный узел внутри брюнетки, который грозился взорваться. Искусный язык блондинки двигался твёрдыми движениями, длинными и глубокими, похищая последние остатки здравого смысла Миллс. Она была близка к разрядке, так чертовски близка к тому, чтобы уже подавлять не стоны, а крики дикого удовольствия. Реджина осмелилась опустить взгляд вниз, чтобы увидеть два сияющих во мраке изумруда глаз Свон. Она смотрела на женщину, любовалась её, запоминала каждое её движение, наслаждалась процессом, и от этого брюнетка возбуждалась только сильнее. Умелые руки Эммы хорошо справлялись со своей задачей, удерживая вздрагивающие бёдра Миллс, которые контролировать она была уже не в силах. Зелёные глаза исчезли за веером пушистых ресниц, когда журналистка начала буквально смаковать Реджину, вкушая всё до последней капли. Каждое движение её языка делало женщину всё более дикой, необузданной, неукротимой. Блондинка постепенно спускалась всё ниже к горячему входу брюнетки, и Миллс ощутила в глазах горячие слёзы облегчения, когда Свон толкнулась языком внутрь, проникая в горячее лоно, на мгновение зависая, давая Реджине привыкнуть к новым ощущениям. Женщина простонала заветное имя в свою ладонь, когда Эмма начала толчками двигать языком по разгорячённому входу брюнетки, проникая в него с беспощадной точностью. Жар внутри Миллс достиг своего апогея, она уже не могла метаться, её тело словно скрутило, а затем выгнуло в спине. Реджина сильно прижала руку ко рту, чтобы крик, который брал своё начало в эпицентре всего возбуждения, проделав свой хитрый маршрут, тараном вырвался из израненный губ. Женщина понимала, что уже близка, оставались какие-то считанные секунды до взрыва, и журналистка тоже это чувствовала, прочитав всё по реакции тела брюнетки. Блондинка ускорила темп, даже не думая отстранятся, требуя своё и, с тихим всхлипом Миллс, получая награду. Реджина почувствовала, как каждый атом в её теле вибрирует, а затем взрывается, как и она сама. Лёгкие сначала сжались, а потом расширились до необъятных размеров, как и сердце, которое наверняка уже сломало пару рёбер в израненной грудной клетке. Женщина кончила прямо на язык Свон, до последнего ощущая её внутри себя. Брюнетка отняла дрожащую руку ото рта, жадно хватая ртом воздух, пока её приглушённое сильным оргазмом сознание привыкало к происходящему. Эмма, напоследок оставив чувственный поцелуй в самом центре половых губ, а затем и ещё один ласковый на клиторе, неторопливо отстранилась. Она медленно поднялась на ноги, большим пальцем вытирая влагу со своего подбородка, любуясь порочной беспомощностью Миллс. Реджина тоже наблюдала за журналисткой из-под полуприкрытых ресниц, часто дыша. Блондинка поравняла галстук, бесстыдно разглядывая женщину, самодовольно ухмыляясь. Чёрт, она слишком хороша! Брюнетка протянула Свон руку, и та помогла ей прийти в сидячее положение. Миллс пришлось ухватиться за напряжённые плечи Эммы, чтобы не рухнуть обратно. Журналистка продолжала стоять между её ног, осторожно приобнимая Реджину в ответ одной рукой, а второй лаская всё ещё обнажённое бедро женщины. — Нам пора вернуться, — прошептала блондинка куда-то в волосы брюнетки. — Как бы мне не хотелось обратного. Миллс шумно выдохнула, ощущая неудовлетворённость Свон, как свою физическую боль. Эмму била мелкая дрожь, тело колотило от жажды разрядки, но и принимало факт невозможности её получения. Реджина не знала, сколько времени они проверили в её кабинете, но внутренние часы подсказывали женщине, что ещё немного, и Ингрид с Зелиной отправятся на её поиски. И всё же, журналистка тоже нуждалась в ней… Брюнетка отстранилась, чтобы посмотреть блондинке в глаза, но взгляд остановился на всё ещё влажных тонких губах. Совершенно не отдавая себе отчёта в действиях, Миллс рывком притянула Свон к себе, одаривая её глубоким поцелуем. Реджина задрожала, ощущая свой запах на губах Эммы и терпкий немного мускусный вкус на юрком языке. Свой вкус. Журналистка с жадностью ответила на поцелуй, позволяя женщине немного пососать свою нижнюю губу, прижимая брюнетку к себе, так отчаянно и так преданно! Миллс отстранилась от блондинки с улыбкой победительницы на губах. Ей нравилось думать, что она заклеймила собой Свон, что только у неё есть доступ к её губам. — Дай мне десять минут со всеми попрощаться, Эмма, — выдохнула Реджина, уткнувшись лбом в плечо журналистки. — Если поедем к тебе, то окажемся на месте уже через двадцать минут. — Попрощаться? — переспросила блондинка, думая, что ослышалась. — Да, я больше не хочу здесь находиться. Моё участие далее не обязательно, я свою работу выполнила. Ингрид справится и без меня, — женщина выпрямилась, затем обхватила лицо Свон ладонями. — Твоё тело… Сама ты нуждаешься во мне, и всё, о чём я могу думать это: какая ты на вкус. Я хочу попробовать тебя так же, как ты только что дегустировала меня, Эмма. Журналистка застонала зажмурившись, она схватила брюнетку за бёдра, стараясь не сорваться. Она так крепко прижималась к Миллс, что у той промелькнула мысль, что ещё немного, и они сольются в одно целое. — Ты не представляешь, что делаешь со мной, Реджина, — прошептала блондинка, осипшим голосом. — Надеюсь узнать, — ухмыльнулась женщина, приподняв голову Свон за подбородок, вынуждая ту посмотреть ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты научила меня всему, Эмма. Хочу слышать твои стоны под собой, и чтобы твои пальцы путались у меня в волосах. Обещай мне, что будешь терпелива к моим урокам. — Обещаю, — закивала головой журналистка, тяжело сглотнув. — Только прошу, оденься, иначе я за себя не отвечаю. Не после того, что ты только что сказала. — Ладно, — брюнетка весело рассмеялась, протянув блондинке ладонь, на которую та уставилась с немым вопросом во взгляде. — Верни мне мои трусики, пожалуйста. Или, ты думаешь, они мне сегодня не понадобятся? — Вот чёрт! — жалобно простонала Свон.