Родственные души

СЛЕЗЫ НЕ ЗАСТАВИЛИ СЕБЯ ЖДАТЬ. Я мчалась домой и чувствовала, как они катятся по щекам. Я не могла понять: это слезы ярости или унижения? О чем я думала? У обычных людей не бывает таких эмоциональных всплесков. Я же не героиня какого-то фильма, в котором после простого драматического монолога злые люди признают свои ошибки. Это настоящая жизнь. Реальность. Подлецы никогда не испытывают сомнений и не задумываются о своих действиях. При этом такие, как я, держат рот на замке, терпят плохое обращение и тратят впустую свою жизнь, уповая на карму, а потом с горечью осознают, что ее не существует. Вот это ночка! Я задрожала, игнорируя взгляды прохожих. Думаю, не часто они видят бегущего и рыдающего подростка. Мой телефон в сумке гудел как сумасшедший, но я решила не обращать на него внимания. Буду разбираться с последствиями завтра, когда на это появятся силы. Я все время вспоминала выражение на лице Вероники, когда я упомянула про хламидиоз. Я же обещала, что никому об этом не расскажу! Чем ближе я подходила к дому, тем тише и темнее становилось на улице. Расстояние между домами все увеличивалось, в конечном счете позволяя втиснуть между ними частные, изолированные и ухоженные лужайки. Слезы начали стихать, а плач помог выплеснуть эмоции. Нельзя изменить прошлое. Этому меня также научили на терапии. Так что нет смысла убиваться. Я старалась не думать о Тони, но это оказалось трудно. Ведь никогда прежде так не реагировала на девушку! Я крепко обхватила себя руками, вспоминая тот момент, когда наши взгляды встретились. Может, это и бред, но я была уверена, что тогда в толпе она перехватила мой взгляд. Будто искала меня. Да, определенно бред, но мне казалось именно так. От одной мысли о ней мое сердце начинало биться, как басы в ночном клубе. Неужели я влюбилась? Нет, так дело не пойдет. Тем более она менее чем за пять минут показала себя полной дурой. Подумать только, она смеялась над чьим-то психическим заболеванием. И это с учетом того, что, по словам Бетти, сама страдала от депрессии. Я свернула в свой квартал и порылась в сумке в поисках ключей. Шагая по подъездной дорожке, запретила себе думать о случившемся, пока чуточку не протрезвею, а также не стану менее потной и менее эмоциональной. Папа, как всегда, дожидался моего возвращения. Я кинула сумку на кофейный столик в гостиной, и он, опустив газету, посмотрел на меня сквозь очки в форме полумесяца: – Как прошел вечерок, милая? – Он прошел, – я на мгновение замолчала, – нормально. Папа кашлянул и аккуратно сложил газету. Затем похлопал по подлокотнику кресла, приглашая меня присесть: – Настолько плохо? Иди сюда, расскажи мне. Я скинула вонючие балетки и свернулась возле него. – Ну, – начала я, – у меня снова была паническая атака. Позорище! Папа приподнял брови, но ничего не сказал. Если мои слова и расстроили его, то он об этом умолчал. – А потом Вероника сказала одному парню, будто я потеряла сознание из-за того, что посчитала его невероятно красивым. Думаю, она пыталась произвести на него впечатление, высмеивая меня. Что тоже не удивило папу. – Это похоже на Веронику. – Да, это в ее стиле. Он снова поднял газету. Я прищурилась, чтобы просмотреть заголовки. – Что происходит в мире? – спросила я скорее по привычке, чем из любопытства. Папа встряхнул газету. – О, знаешь, мир рушится. И так далее и тому подобное. Я положила голову ему на плечо: – Значит, просто еще один обычный день? Все так же наполненный мучениями? Он улыбнулся: – Верно. Я наблюдала за папой, пока он читал газету. На нем был темно-бордовый шерстяной джемпер, который мама не раз сдавала в благотворительный магазин, а он потом выкупал, потому что когда-то именно такой был у Пола Маккартни. Странно ли, что мне нравился папин запах? Он меня успокаивал. И был родным. Дело в том, что я папина дочка. Его маленькая принцесса. Как с любовью говорила мама: «Счастливая случайность». Родители не планировали заводить второго ребенка после рождения моего брата Джейсона, особенно учитывая их возраст. А потом Джейсон женился и съехал, и это, думаю, их напугало. Особенно папу. Поэтому мне уделяли много внимания. Но иногда мне этого не хотелось, так как не верилось, что я когда-нибудь встречу человека, который будет так же хорошо относиться ко мне, как папа. Меня начало клонить в сон, но мне было так уютно, что я осталась сидеть. – Я накричала на Веронику, – сказала я. – И велела впредь не использовать мои панические атаки в своих подкатах к парням. Я замолчала, размышляя, стоило ли продолжать. – А потом сказала парню, которого она пыталась закадрить, что у нее было ЗППП. Вот теперь папа удивился. Он снова отложил газету и посмотрел на меня. – Это так ужасно, – продолжила я. – Не знаю, что на меня нашло. Я просто страшно разозлилась. Она больше никогда со мной не заговорит. А какой-то парень узнал про меня все. Я чувствую себя униженной. Я закончила речь и ждала папиного ответа в надежде, что он поделится своей мудростью. – Так, – сказал он, – значит, просто еще один обычный день? Все так же наполненный мучениями? И тут неожиданно для себя я рассмеялась. Всегда приятно просыпаться воскресным утром. И первые пять минут именно так и было. Сквозь занавески проникал свет, и я с удовольствием наслаждалась теплом и уютом кровати. Но потом, конечно же, вспомнила о произошедшем. Я вскочила и отыскала телефон, который оставила в куче вчерашней одежды. Разблокировав экран, увидела девять пропущенных звонков: четыре от Бетти, четыре от Джози и один с неизвестного номера. Не стоило так сбегать. Тогда это казалось эффектным и важным ходом, но сейчас я понимала, что это скорее было эгоистично и глупо. Подруги переживали за меня. Чертовски злились, но переживали. Я провела пальцами по волосам и поняла, что сегодняшний день потрачу на извинения. По дому разлетелась трель дверного звонка, и я услышала, как мама ее открыла. Вероятно, кто-то из соседей пришел попросить молока – такой у нас был квартал, с местными интригами и уличными вечеринками. Как же я удивилась, когда в комнату с мертвенно-бледным лицом ворвалась Бетти. – Так, значит, ты жива, – сказала она. Я подняла с пола толстовку и быстро натянула ее через голову: – Бетти, мне так жаль… Она перебила меня: – Если ты собираешься извиниться за вчерашнюю истерику, то не стоит. Я расслабилась. – Это была самая смешная сцена в моей жизни. А выражения лиц Вероники и Тони просто незабываемы. Хотя все получилось чересчур драматично, ты имела на это право. Правда, думаю, ты сошла с ума. Как ты решилась бросить вызов Ронни?! Ты смелее, чем я думала. – Так Вероника… – Конечно, она в ярости. Но тебе ли ее винить? – Нет, – пропищала я. – А что думаешь ты? – Скажем так, этим утром ты не самый мой любимый человек. Почему, черт возьми, ты сбежала? И даже не потрудилась ответить на звонки. Мы думали, тебя где-нибудь пристукнули. – Извини, Беттс. Она улыбнулась: – Да ладно, к полуночи я решила, что раз твоя нервная мама до сих пор мне не позвонила, то ты добралась до дома целая и невредимая. Я похлопала по покрывалу рядом с собой, и Бетти присела. «Отлично, я прощена!» – Так что произошло после моего эффектного ухода? Бетти залезла на кровать подальше, чтобы прислониться к стене. – О, это было великолепно. Мы с Джози пытались сдержать смех, а Вероника слетела с катушек. Конечно, нам пришлось согласиться с ней, когда она заявила, что ты вероломная сука. – И как Тони ко всему этому отнеслась? – как можно небрежнее спросила я. Бетти задумалась. – Надо отдать ей должное, – сказала она. – Она выглядела так, словно ее ударили по лицу. Не думаю, что она привыкла, чтобы кто-то так с ней общался. Господи, как же она красива! Я это уже говорила? Я кивнула, расстроившись, что мы отклонились от темы. – Да, просто великолепна. Молодец Мистик Мэг. Так что он сделал потом? – О! – воркующим голосом сказала Бетти. – Тони тебя заинтересовала, да? Я покраснела: – Хватит! – Ха-ха! Шерил влюбилась, – ткнув меня локтем в бок, сказала Бетти. – Да-да, очень смешно. Ладно, в Ривердейле есть девушка, чье лицо не пугает до ужаса. Но это не значит, что я влюблена в эту девушку. «Не влюблена же, правда? Не могло этого произойти. И хватит думать об этом». – Я-то тебе верю. Одна на тысячу. Но вообще Тони хорошая девушка. – Беттс, как ты можешь такое говорить? После того, как она посмеялась надо мной и моими паническими атаками? – Нет, не смеялась. Она просто решила, что ты потеряла сознание. Ей было стыдно, когда она узнал настоящую причину, и выпрашивала у меня твой номер телефона, чтобы извиниться. Мое сердце перестало биться. – Правда? – Да. И не отставала, пока я ей его не дала. Вот кто звонил с неизвестного номера! Я снова покраснела, но упрямо скрестила руки на груди. – Ну ладно. Но зачем мне с ней разговаривать? – угрюмо спросила я. – Господи Иисусе! Шерил, клянусь, ты сумасшедшая. Боже, если бы она позвонила мне, я бы облизала телефон. Она прислонилась к стене и помахала руками перед лицом: – И ты называешь сумасшедшей меня? Я хотя бы не мечтаю залить слюнями образец высоких технологий. – Я думаю, она хочет загладить свою вину. Эти слова стали спусковым механизмом для теплого сентиментального чувства. Поэтому я быстро призвала на помощь рациональную сторону своего мозга. «Я ее не интересовала, она просто хотела помириться. И мне стоит позволить ей это сделать. А если я понравилась Тони?» Я на мгновение потешила себя этой мыслью – и задрожала. Ее рука на моей пояснице, эти темные глаза, смотрящие в мои, прикосновение ее губ к моим… Бетти встала, прервав мои фантазии. – Куда ты? – Поеду к местным прудам, – сказала она, закинув сумку на плечо. – Зачем? – Мама мне рассказала, что муниципалитет чуть не осушил один из прудов – там стало так мелко, что рыба гибнет. Мама увидела это сегодня утром, когда гуляла с Полли. И я решила сходить туда, сделать парочку фотографий, добавить к ним несколько цитат и попытаться втюхать эту статью в «Реджистер». Ее трудолюбие всегда ошеломляло меня. – Бетти, сегодня воскресенье. Выходной день. – Новости не отдыхают, моя дорогая, – сказала она, подражая голосу моей мамы и гладя меня по голове, как ребенка. – Тебе ли не знать. – Ты сумасшедшая! – крикнула я, когда Бетти вышла из комнаты. – А ты вонючка, – отозвалась она. Я оперлась спиной на подушку, слушая звук ее удаляющихся шагов. Затем закрыла глаза, и тут же перед ними всплыло лицо Тони. Это надо было прекратить. Я превращалась в одержимую и начинала пугать саму себя. – Еще кое-что. Я подскочила и резко открыла глаза. В комнату заглядывала Бетти: – Позвони Ронни и помирись с ней, хорошо? И она испарилась, прежде чем я нашла что возразить. Наконец я встала, приняла душ и принялась за ничегонеделание – обычное занятие для воскресенья на фоне легкого похмелья. Иногда я поглядывала на телефон, но новых сообщений или звонков не было. Я так и не решила, хочется ли мне позвонить Веронике. Или Тони. Или обоим. Или никому. Эта неопределенность сводила меня с ума, поэтому я решила прогуляться и надела кроссовки. Оказавшись на улице, я поняла, что приняла верное решение. Несмотря на мнение, что наш городок унылый, было трудно отрицать красоты роскошных лужаек и клумб. Забыв о телефоне, что лежал у меня в кармане, я направилась в сторону парка. Прошла мимо нескольких соседей, сидевших на корточках в своих палисадниках и раздраженно и нетерпеливо ухаживающих за безупречными цветочными грядками и подстриженными кустами. Мимо детей, катавшихся на велосипедах по дороге, которая всегда пустовала по выходным. Мимо огромных машин, которые парами стояли на подъездных дорожках, отдыхая перед полной опасностей поездкой до школы в понедельник. Затем резко свернула влево на слегка заросшую дорожку, вдоль которой с двух сторон росли деревья, образовывая зеленый тоннель. Я так часто ходила по этой тропинке, что точно знала, когда поднимать ноги, чтобы не угодить в крапиву. Дорожка стала круче, и я сняла джемпер, после чего завязала его вокруг талии, с надеждой размышляя как дура о том, что никто не увидит мое преступление против моды. Наконец вынырнула на потрясающий дневной свет. И добралась до своего любимого места. Для остальных это место было ничем не примечательным – обычная полянка, на которой собачники выгуливают своих подопечных, а четырнадцатилетние любят выпить бутылку сидра и пообжиматься. Но мне здесь нравилось по нескольким причинам. Первая – прекрасный вид. Поляна находилась на возвышенности, поэтому отсюда все казалось крошечным, будто перед тобой игрушечный город. Любая глупая проблема, которую выдумал мой мозг, тут же отступала, как только я садилась на единственную скамейку и смотрела вниз. В отдалении можно было разглядеть посадочную полосу аэропорта, а также взлетающие и приземляющиеся самолетики, набитые до отказа людьми. Еще мне нравилось, что об этом месте мало кто знал. В Ривердейле было достаточно парков и лесопарков, приведенных в порядок на пожертвования местных жителей. При малейшем намеке на солнце туда приходили мамы с колясками, папы с футбольными мячами и подростки с барбекю. Но здесь обычно никого не было. Мне казалось, я была хозяйкой этого места. И лишь изредка делилась им со странным бродягой или собачником. Это было мое собственное небольшое пространство, где я могла посидеть, поразмышлять и попытаться разобраться в проблеме, которая в тот момент занимала мои мысли, вдали от гиперактивной мамы и тесной спальни. Сегодня проблем было две: Вероника и Тони. Здесь, наверху, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать вчерашние события. Решить проблему с Ронни было легко. Для этого надо лишь вымолить прощение и пару дней позаискивать перед ней. Я была уверена, что она не извинится передо мной. Но ведь так устроен мир, верно? Я могла дружить с Вероникой только при условии, что даже не надеялась отыскать у нее совесть. Вздохнула, разблокировала телефон и набрала ее номер. Раздались гудки, я услышала голос Вероники: – Я с тобой не разговариваю. Я всматривалась в пейзаж подо мной. И решила, что могу справиться с этим… здесь, наверху. – Да ладно, Ви, мне жаль. – Черт возьми, так и должно быть! Меня никогда так прежде не унижали. Ее никогда так не унижали? Ее никогда так не унижали? Мои щеки покраснели от ярости, но мой голос остался спокойным. Злость не решит проблему. – Я же сказала, что мне жаль. И это правда. Задумавшись, она немного помолчала. – Да, думаю, ты просто позавидовала, что мы с Тони так хорошо поладили, – наконец сказала она. Я сглотнула: – Возможно. Наверное, поэтому. Я пыталась говорить без сарказма, и мне это почти удалось. Она ухватилась за мое признание как адвокат защиты: – Так ты признаешься, что она тебе нравится? «О господи! И зачем только я позвонила?» – Такого я не говорила. В смысле да, она хорошо выглядит и все такое. Но мне не удалось узнать ее получше. – Не думаю, что ты в ее вкусе. Рука, держащая телефон, затряслась. – Почему это? – тихо спросила я. – Ну не думаю, что ему нравятся угрюмые и язвительные. Мне кажется, такой, как Тони, нравятся дерзкие девушки. «Ну конечно». – Такие, как ты, Вероника? – Возможно, – со злостью ответила она. – Хотя вряд ли мы теперь об этом узнаем, да? После того, как ты рассказала ей, что у меня было ЗППП, как у какой-то шалавы. Я переложила телефон к другому уху. Скорее бы это закончилось. – Вероника, я же сказала, что мне очень жаль. Просто я позавидовала тому, как легко ты знакомишься с девушками, и распсиховалась. Надеюсь, мы снова друзья. Еще одна выдержанная пауза. – Да. И не поступай так больше, хорошо? «Какое облегчение!» – Вообще-то, – продолжила Вероника, – мне не нравится эта Тони. Мне она показалась самовлюблённой. Я чуть не рассмеялась. Честно говоря, таких людей, как Вероника, мне не понять. Ей уже никто не верил. Но ее самоуверенности можно только позавидовать. – Согласна. Самовлюбленная. Во сколько ты завтра идешь в колледж? Мы поговорили еще несколько минут, вернувшись к привычным темам, а потом я повесила трубку. С облегчением откинула голову и вдохнула свежий летний воздух. Я думала, она намного дольше заставит меня страдать. Может, какой-нибудь ее частичке было стыдно. А потом я громко рассмеялась над своей наивностью, напугав проходящего мимо собачника. Разобравшись с Вероникой, я переключилась на Тони. В моей памяти сразу же всплыло воспоминание: сжатые челюсти и сосредоточенный взгляд, когда она посмотрела в мои глаза. Я решительно оттолкнула его в сторону, намереваясь позже разобраться в этих эмоциях и разложить их по полочкам. Я предполагала, что когда-нибудь это произойдет. Ведь должна здесь быть хотя бы одна девушка, которая, не достигнув девятнадцати лет, была хороша собой. Но меня беспокоила сила моего влечения. Я только повстречала ее, а уже не могла выкинуть из головы. По-моему, здесь два варианта развития событий. Первый и самый реалистичный: она с трудом меня вспомнит, не говоря уже о каких-то эмоциях, и я почувствую себя отвергнутой и несчастной. Или второй: она влюбится в меня, потом поймет, что я не подхожу ей, бросит ради какой-нибудь красотки, и я почувствую себя отвергнутой и несчастной. Так что есть только один выход: перестать думать о ней. У меня сейчас нет моральных сил, чтобы справиться с предательством девушки. Моя голова уже и так слишком занята – пытается предотвратить обморок. Нет, я не позволю себе влюбиться в нее. Или в кого-нибудь еще. Я не готова. Приняв это решение, я почувствовала себя лучше. Затем понаблюдала, как самолет исчез в тонком слое облаков. Солнце начало садиться, поэтому я не спеша пошла по поляне, напоследок наслаждаясь пейзажем. А потом, убедившись, что никто не смотрит, вприпрыжку побежала в сторону дома.