Контраст

Всю жизнь майора Грома можно было описать как бесконечные поиски приключений на свою красивую задницу, другого определения для этого придумать нельзя. Его жизнь представляла собой круг, не имеющий ни конца ни начала, состоящий лишь из бесчисленных работа-работа-дом-работа-шава-работа-дом-работа. Как уже можно заметить «дом» в этой череде появляется слишком редко, и оно не удивительно. Привыкший бороться со вселенским злом Игорь появлялся в стенах своей квартиры с той же регулярностью, что цветет папоротник по древним легендам. Поспать на скрипучем диване раз в несколько дней – уже хорошо. Местом силы, где «стены лечить должны», по словам уважаемого Прокопенко, старую квартиру Грома назвать можно было с трудом. Привычная камера, с жмущимися к стенам преступниками при виде майора, и та приятнее. Там хотя бы нет давящего со всех сторон одиночества. Майор всегда был один. С того самого момента, когда Гром узнал в возрасте шестнадцати лет о смерти отца, он закрылся от всех. Успешно прячась в течение двух лет от органов опеки, чтобы не попасть в детдом, он научился жить самостоятельно. Конечно, жизнью назвать это было сложно. Скорее существовать или выживать. Закончив лишь девять классов, Гром самостоятельно готовился к поступлению в академию МВД. Как ни странно, получилось у него это вполне неплохо. Мальчиком он был не глупым, да и телосложением вышел хорошим, благо отец не давал ему сидеть спокойно, вечно отправляя то на бокс, то на карате, желая, чтобы сын всегда был в форме. Плюсом Фёдор Прокопенко периодически помогал, подсовывая необходимую литературу или ненавязчиво давая советы. В общем, сложив все факторы, удачу из которых также убирать было нельзя, Игорь поступил в академию. И вполне успешно учился там, если не считать нескольких почти удавшихся попыток отчисления (бороться за правосудие он любил с детства). Академия была закончена, образование получено, шеврон нашит на рубашку, а Прокопенко все также бьёт его газетой по голове за то, что вечно ходит один. – Напарник тебе нужен, бестолковый, – возмущенно бубнил полковник, – напарник, который спину тебе прикроет в случае чего. А лучше ещё и девушку найти, чтобы домой хотелось возвращаться. Праведному гневу предела не было, но Игорь знал, что Прокопенко хочет только лучшего для него. Как ни странно, полковник был единственным человеком, который насильно, буквально за уши, притаскивал молодую задницу Грома к себе домой и окружал его маломальским уютом. Игоря нельзя было удивить одиночеством, пустой квартирой, отсутствием поддержки окружающих людей: "а позвоночник мне на что?", – но вот заботой удивить его было можно, и даже слишком просто. Настолько просто, что это пугало. Тётя Лена неодобрительно качала головой, замечая новые ссадины на костяшках, но молчала, зная, какой ответ получит. Она заботливо складывала пирожки для Игоря, надеясь на то, что хотя бы какое-то время он будет пить не пустой кофе. Гром ценил заботу этих людей как никто другой. Они для него стали семьёй, к которой иногда можно было прийти, если случалось что-то серьёзное. Но майор никогда не злоупотреблял их добротой, повторяя себе, что у них своя жизнь, а у него - своя. Но после первой же зарплаты Игорь купил аккуратный браслет для тёти Лены, который она никогда не снимала. Она была действительно самым светлым и добрым человеком, которого Игорь когда-либо встречал. Поэтому ей совсем не обязательно было знать, через что приходилось проходить "бесстрашному оболтусу", как она его называла. Долгое время жизнь майора Грома лишь в этом и состояла: работа, дом, работа. И домой он мягко говоря не торопился. Но сейчас, как только часовая стрелка доходит до цифры «5», Грома ветром сдувает с рабочего места. Для коллег майора, которые привыкли, что Гром живет за своим столом, такой поворот все еще кажется странным, хотя на рабочем месте гроза всех бандитов не задерживается уже больше года. Весь отдел гадает, кому же удалось растопить ледяное сердце майора, а Прокопенко, довольно подмигивая, спрашивает мол «Девушку нашел?». На эти заявления Гром лишь неопределенно двигает плечами. После ночного дежурства и последующего за ним дневного силы были примерно на отметке ноль, но это не мешало Игорю шагать, не замечая усталости, в направлении дома. Только вот не совсем своего. Хотя, наверное, уже своего. Раз уж, подходя к красивому зданию, Гром привычным движением поправляет старую куртку и достает ключи из внутреннего кармана. Стоит только двери закрыться за его спиной, плечи Грома расслабляются и их тут же обвивают такие знакомые руки, что так правильно ложатся на него. – Тебя так долго не было, – шепот в самые губы, – я так соскучился, – искренне, без наигранности. Несмотря на внешнюю суровость, Гром мягко улыбается, вовлекая рыжеволосое чудо в нежный поцелуй, притягивая Сережу за талию ближе к себе, но не слишком. Он вернулся после ночного дежурства и первое, что ему нужно – это принять ванну. Нехотя отрываясь от довольно улыбающихся губ, Гром встречается взглядом с Олегом, стоящим в кухонных дверях. Игорь обменивается с ним незаметными кивками с легкой полуулыбкой и скрывается в ванной. Все прекрасно знают, что сначала водные процедуры, а потом уже все остальное. Поэтому Игорь совсем не удивляется, когда обнаруживает, что комната заполнена ароматами расслабляющих эфирных масел, а ванна уже набрана и клубы пара причудливо исходят из нее. Гром на секунду прикрывает глаза, вдыхая влажный воздух полной грудью, и он уверен, что знает, с каким лицом довольный Сережа старательно выбирал подходящее масло, ожидая одобрения Олега. Не медля ни секунды Гром скидывает всю одежду и направляется к манящему объекту. Как только тело обволакивает теплая вода, не горячая и не слишком прохладная, такая, как нужно, Игорь окончательно расслабляется, откидывая голову на бортик. Думать ни о чем не хочется, сейчас все слишком хорошо. Единственная мысль, которая теперь не покидает разум сурового майора – он больше не одинок. Он нашел место, куда хочется возвращаться, людей, которые ждут его каждый день, которые окружают его теплом и любовью. Гром никогда не чувствовал себя настолько спокойно, уверенно и счастливо, он знал, что он в безопасности. Здесь живет только любовь. Полностью абстрагировавшийся от мира сего Игорь не сразу замечает вошедшего в ванную комнату Олега. Он медленно обходит комнату и, пододвигая стул к бортику, садится аккурат напротив головы майора. Игорь медленно открывает глаза, встречаясь взглядом с Волковым, на губах играет легкая улыбка, и Олег нависает над Громом, наклоняясь к губам. Игорь едва успевает шепнуть нелепое «Соскучился?», но ответ тонет в настойчивом поцелуе. В нем нет той же нежности, что с Сережей, в нем дурманящая разум власть, которой хочется поддаваться. И Гром поддается. Всегда. Так же, как и сейчас. Игорь готов растечься лужей от переизбытка чувств, но лишь недовольно стонет, когда Волков отстраняется. Намек понят, пока что на этом все. Гром устраивает голову поудобнее, прекрасно понимая, что сейчас главный далеко не он. Олег немного отодвигается и запускает пальцы в короткие волосы, начиная массировать кожу. На эти действия майор снова закрывает глаза и удовлетворенно стонет, еще чуть-чуть и он начнет мурчать, как наглый кот, съевший миску сметаны. Волков аккуратно, чтобы не попало в глаза, выливает немного воды из стоящего неподалеку ковшика на волосы Грома и снова запускает пальцы в волосы. Кто бы мог подумать, что способный убить одним взглядом Олег Волков, любит мыть волосы своих мальчиков, наслаждаясь, как они скользят сквозь пальцы, переливаясь в тусклом свете. Игорь с Сережей никогда не задавали вопросы по этому поводу. Зачем спрашивать, если приятно от этой процедуры абсолютно всем? Поэтому и сейчас Олег выдавливает шампунь на ладонь и начинает осторожно массировать голову, пропуская волосы между пальцами. Проходится большими пальцами по затылку, ведя к темечку. Гром полностью потерялся в ощущениях, отдавая всего себя Волкову, доверяя всего себя. Казалось, Игорь был готов вручить свое сердце и душу в сильные руки, что растирают затекшую шею. Только он давно уже это сделал. Его сердце и душа поровну разделены между Сережей и Олегом, и Гром ни секунды не жалел об этом. Он никогда не чувствовал себя настолько открытым, как рядом с этими двумя. Они – его все. И это уже нельзя изменить. Пока Олег будет продолжать разминать шею, плавно спускаясь к плечам, Игорь будет тонуть в этих чувствах. А Олег никогда не перестанет. Волков сжимает чужие плечи, пальцами нащупывая самые напряженные места, и уверенными движениями расслабляет их, заставляя Грома поддаваться натренированным рукам. Когда Олег доводит Игоря до состояния беспамятства от переизбытка ощущений, он снова возвращается к волосам. Легким движением смывает пену и последний раз проходясь по широким плечам, скользит взглядом по торсу и встает, оставляя Грома одного. Тот лишь бубнит под нос что-то нечленораздельное и негодующе осознает, что придется раскрывать глаза и возвращаться из столь чудесного забытья. Где-то на задворках сознания Игорь понимает, что у него стоит. Но сейчас это не важно, с этим можно разобраться и попозже. Сейчас главное – выбраться из воды, начинающей уже остывать. Пока Гром копошится в воде, Олег выходит из ванной, направляясь к чем-то занятому Сереже. Он возится в пакетах, доставая какие-то предметы, с абсолютно удовлетворенной улыбкой, кажется у него все идет по плану. Интересно по какому, думает Олег, останавливаясь в шаге от Разумовского. Сережа замечает появившегося Олега и виснет на нем, обнимая за шею. Проворные руки обвивают талию, притягивая ближе. – Вы сегодня долго, – в самые губы. – Ревнуешь? – ухмыляясь. – Если бы я мог, – чистая правда. Сережа оставляет невесомый поцелуй в уголке губ, трется носом о скулу и разворачивается в сильных руках, созерцая баночки, расставленные на столе. – Что на этот раз придумал? – заинтересованно спрашивает Волков, даря мимолетный поцелуй в шею. – Как Игорь выйдет, расскажу, – подставляя шею под ласки, отвечает Сережа. Олег лишь понимающе хмыкает. Предугадать, что творится в голове Сережи, было очень сложно, особенно если это что-то касалось отношений. Сережа часто придумывал всевозможные способы времяпровождения, и далеко не всегда это было связано напрямую с постелью. В гениальной голове Разумовского жили тысяча и один способ как провести время вместе, начиная с лесной прогулки на лошадях и заканчивая связыванием и многим чем еще. Поэтому пытаться понять, что задумал Сережа, бесполезно, только силы зря потратишь. Пока эти двое миловались в заходящих лучах, как раз выбрался Гром из водяного плена. Вышел он как обычно в одних спортивках. Действительно, зачем носить что-то кроме спортивных штанов? Дразнит. – С легким паром, – бодро произносит Сережа, взглядом снимая с Игоря остатки одежды. – Ага, – исчерпывающе. Гром вытирает остатки воды с взъерошенных волос полотенцем и бросает его на ближайшую спинку стула, приближаясь к парочке. Расслабленный и до сих пор до конца не пришедший в себя Игорь немедленно склоняет голову, вовлекая Разумовского в медленный поцелуй, и чувствует чужую руку на талии, явно принадлежащую не Сереже. Отстранившись, стоит только чуть приподнять голову, Гром сразу же сталкивается с губами Олега, сплетая языки в неторопливом танце. Таком не похожем на их привычный. Разумовский завороженно наблюдает за мужчинами, а в глазах пляшут черти, не предвещающие ничего хорошего, ну, приличного уж точно. Когда поцелуй прерывается, Сережа берет за руки своих парней и ведет в направлении огромной кровати, на которой могла бы поместиться волейбольная команда. Но ее делили лишь три человека. И не жаловались. Разумовский жестом призывает Олега с Игорем сесть на край, сам при этом остается стоять возле кровати, соблюдая дистанцию. Если бы не предвкушающая улыбка, можно было бы подумать, что Сережа решил отчитать мальчиков за что-то. Но нет. Все далеко не так. – Волче, будь хорошим мальчиком и сними майку, – голос низкий, слегка охрипший. Олега дважды просить не нужно. Он повинуется, не раздумывая, и смотрит прямо в глаза напротив, прожигая, не давая и шанса на отступление. – А теперь ложитесь, – Сережа показывает пальцем на кровать, скорее приказывая, а не прося, – на животы, – уточняет. Игорь с Олегом мимолетно переглядываются, успевая заметить веселые огоньки, разгорающиеся где-то в глубине. Они подчиняются. Пока Сережа старательно чем-то шуршит, Игорь ложится, подкладывая под голову подушку, и обнимает ее, устраивая голову удобнее. Олег следует его примеру, кладя голову так, чтобы видеть лицо Игоря, на котором отражалось нескрываемое предвкушение. Спальню окутывает полумрак, разбавленный неярким светом пары настольных ламп, не дающих погрузиться в полную тьму. Было тихо, но эта тишина не давила, скорее успокаивала, обещая нечто большее за проявленное терпение. И признаться честно, Олег с Игорем были готовы ждать сколько угодно. Закончив возиться около стола, Сережа подходит к кровати, держа черный бутылек. Он закусывает губу в нетерпении: – Волче, тебе придется убрать руки из-под головы, – и Олегу даже не нужно смотреть на Разумовского, чтобы догадаться, как он сейчас улыбается. Волков послушно вытаскивает руки, кладя их вдоль туловища, и ждет. А Сережа долго ждать не заставляет, он медленно садится между двумя мужчинами, наслаждаясь видом накаченных спин. И шепчет едва различимо: – Закройте глаза. Когда Сережа убеждается, что его пожелание выполнено, он приступает к тому, что планировал пару дней. Руки мелко дрожат от волнения, смешанного с предвкушением. В руках у Разумовского красуется небольшая баночка, наполненная черной жидкостью, и кисточка, предназначенная находиться где угодно, но только не в спальне. Но Сережу это мало заботит, поэтому он осторожно погружает художественную принадлежность внутрь, наблюдая, как краска пропитывает нетронутый до этого момента ворс. Сейчас начнется искусство. Расслабленный до этого момента Игорь с плотно закрытыми глазами вздрагивает, чувствуя прикосновение холодного объекта к пояснице. Кожа моментально покрывается мурашками, стоит только кисти пройтись вдоль позвоночника, обильно покрывая ее черным. Сережа с восторгом в глазах смотрит за тем, насколько прекрасно черный сочетается с едва загорелой кожей Грома. Краска плотным слоем пересекает спину, словно разделяя ее. Майор полиции дрожит, чувствуя, как высыхающая краска слегка стягивает кожу. Он выгибается дугой, когда Сережа, наклоняясь, как дикий зверь к своей жертве, дует на черный след. Воздух, соприкасаясь с влажным следом, остужает его не хуже льда, вызывая очередной табун мурашек. Окунув кисть в баночку, начинает вести короткие полосы от позвоночника по ребрам, не упуская из виду крепко сжимающие простыни пальцы. Игорь изо всех сил старается не застонать, чтобы Олег ни о чем не догадался. Гром мог бы с этим неплохо справиться, но вот Разумовский, проходящийся холодной кистью по самым чувствительным местам, придерживается совершенно другого мнения. Он ждет, предвкушает, когда же суровый майор сдастся. Он слишком хорошо его знает, все его места, куда нужно надавить, которые нужно погладить, поцеловать, чтобы услышать сдавленный выдох, вырванный из самой глубины. И Сережа добивается своего, впрочем, как и всегда, Игорь проигрывает в этой игре и едва различимо стонет его имя, когда Разумовский размашистым мазком окрашивает поясницу черным. Сережа улыбается, сдувая со лба прилипшую челку. Становится определенно жарко. Разумовский решает переключиться на Олега, давая Игорю время перевести дыхание, потому что, судя по его часто вздымающейся грудной клетке, оно ему было необходимо. Сережу все еще потряхивает, но уже не от волнения, а от удовольствия. Что может быть лучше, чем наслаждаться, наблюдая за тем, как хорошо твоим мужчинам? Но об этом Сережа уже не думает, потому что он видит, как вздрагивает Олег, когда кисть прикасается к его плечу. Разумовский медленно ведет полосу от плеча к запястью, очерчивая запястье несколькими линиями, с искрами в глазах замечая, как Волков закусывает губу. Это лишь подстегивает его и в следующее мгновение Сережа оставляет след на загривке и дует, окутывая холодным воздухом и Олег едва не скулит, прогибаясь в пояснице. Сережа, словно демон из старых сказок, который знает о тебе абсолютно все. И пользуется этим без зазрения совести. Пользуется и наблюдает за сладостными муками, созданными им самим. Увлекшийся созерцанием растекающейся капли краски от линии ровного позвоночника Сережа не замечает, что Игорь с Олегом уже давно открыли глаза и, судя по довольным ухмылкам, явно запланировали они что-то не очень хорошее для Разумовского. Сережа только хотел окунуть кисть за новой порцией краски, как его руку резко останавливают, ловко забирая баночку из рук, а другие сильные руки легко заваливают на спину и быстро завязывают шелковую ленту, припрятанную для таких случаев под подушкой, на глазах. Все происходит слишком неожиданно, и Сережа даже не успевает возмутиться, потому что его тут же затыкают горячие губы, что сильно сжимают его собственные. Разумовский стонет в поцелуй, чувствуя, как мозолистые руки проникают под футболку, пересчитывая подушечками ребра. Судя по движениям, это Олег, но Сереже сейчас абсолютно все равно, кто это, потому что чужой язык в последний раз приходится по его губам и отстраняется. В эту же секунду футболка Разумовского благополучно отправляется на пол, а две пары глаз с жадностью изучают полуобнаженное тело. Олегу с Игорем хватает одного взгляда, чтобы прийти к решению, что вести будет Волков. Именно поэтому Олег берет в руки баночку с краской, оценивая её, а Гром аккуратно, чтобы не снять повязку, кладёт голову себе на колени и невесомо царапает шею ногтями, получая в ответ громкий вдох. Сережа давится воздухом, когда кисточка прикасается к животу, чуть выше пупка, и ведёт вверх, до самой ямочки между ключицами. Олег снова набирает краску на кисть и обводит контур сосков, вырисовывая ровные круги. Сережа задыхается. Закончив, он снова ведёт по впалому животу, а Гром не сдерживается и проводит руками по худой груди, сжимая пальцами соски, размазывая краску по коже. Разумовского прошибает от этих действий. Он стонет, выгибается, подставляется под умелые руки, прося, выпрашивая большего. Игорь гладит каждый сантиметр кожи, до которого способен дотянуться, наблюдая за тем, как Волков одним слитным движением стаскивая штаны с Сережи, оставляя того в чем мать родила. От контакта с воздухом Разумовский дрожит, прижимаясь ближе к Грому в поисках тепла. И он его получает, когда Олег горячей ладонью проходится от стопы до паха, обдавая жаром. Но это длится недолго. В следующее мгновение этот же путь повторяет холодный ворс. И Сережа теряется в ощущениях. Всего слишком много. Слишком горячо и холодно одновременно. Слишком хорошо от вездесущих рук. Слишком хочется большего. Его ведет от переизбытка чувств. – О-олеж, – запинаясь, на выдохе, – И-игорь, – воздуха катастрофически не хватает, – по-пожалуйс-та, – как и самообладания. Просьба теряется между стонами, но кому надо, её услышали. Мужчины одним слаженным движением переворачивают Сережу на живот, ставя в коленно-локтевую. Разумовский сразу же выгибается, умоляя о большем. Голова уже не соображает, все мысли давно испарились. Осталось только желание. Олег несколько секунд любуется открывшимся видом и оглядывается по сторонам, пытаясь найти необходимый бутылек. Предусмотрительно оставленная на столике смазка сразу же оказывается у Волкова в руках. Он целует ямочки на пояснице, проходясь по ним языком, чувствуя солоноватый привкус пота. Параллельно с этим Олег выдавливает на руку смазку и растирает её между пальцами. Он поднимает голову и смотрит Игорю в глаза и тонет в них, его затягивают в себя эти тёмные омуты, ни шанса на спасение. Не отрывая взгляда, Волков проникает одним пальцем в податливое тело, с наслаждением отмечая, как прогибается под ним Сережа. Палец двигается свободно, практически не встречая сопротивления, поэтому к нему сразу же добавляется второй, они старательно растягивают, подготавливая, а Сережа плавится. В это время Гром надавливает большим пальцем на губы Разумовского, обводя их контур, и властным движением широкой ладони гладит скулу, прикасаясь к повязке, и стягивает ее, давая возможность Сереже открыть глаза. Но опомниться ему так и не позволяют, потому что Игорь сразу же целует, по-хозяйски раздвигая губы языком. Гром приподнимает корпус Сережи, заставляя того прогнуться, и кладет его руки себе на плечи, от чего Разумовский тихо стонет ему в шею. Олег наблюдает эту картину и добавляет третий палец, другой рукой оглаживая прогнувшуюся спину. Игорь не отстает и одной рукой зарывается в густую рыжую шевелюру, оттягивая волосы, заставляя оторваться от шеи и сам припадает к нежной коже губами. Другой рукой он спускается по животу, невзначай задевая член, и Сережа уже скулит, не в состоянии больше ждать. Сережа забывает, как дышать, как говорить, как мыслить, сейчас он способен только чувствовать. И он чувствует, как пальцы надавливают на простату, еще чуть-чуть и перед глазами начнут взрываться фейерверки. Этого просто слишком много. Так много и так мало одновременно. Разумовский, не отдавая себе отчета, начинает насаживаться на пальцы, призывая переходить к более решительным действиям, на что Олег лишь ухмыляется, но просьбу выполняет. Волков отстраняется, быстро стягивает штаны и возвращается на свое место. Сдерживаться с каждой секундой все сложнее, особенно когда видишь, как Разумовский, прогибаясь и выставляя задницу вперед, сплетается с Громом языками в страстном танце, забывшись, не обращая ни на кого внимания. Олега это нисколько не задевает. И именно поэтому он, выдавив смазку на член, резко входит в Разумовского и останавливается, потому что перед глазами пляшут черти, не иначе. Сережа задыхается, он давится воздухом и едва не прикусывает язык Грома. Ощущение заполненности кружит голову, и он двигает бедрами, словно в бреду. Игорь не намерен ждать в стороне и, скинув с себя спортивки, встает на колени, опуская Разумовского на уровень паха, перебирая рыжие волосы дрожащими пальцами. Сережа не дурак и сразу понимает что к чему. Хотя начавший двигаться Олег не дает ему осознанно что-то понимать, скорее инстинктивно действовать. Инстинктивно на пробу облизывать головку стоящего члена. Инстинктивно подчиняться сильной руке, задающей направление и темп. Инстинктивно подстраиваться под ритм Олега. Гром не в состоянии смотреть на то, как Сережа берет наполовину, как Волков втрахивает резкими толчками податливое тело в кровать. Это слишком. К такому невозможно привыкнуть. Игорь лишь гортанно стонет, чувствуя, как язык очерчивает набухшие вены, и тут же Сережа берет до конца, заставляя Грома откинуть голову назад, проклиная и восхваляя Разумовского. Сдерживаться уже нет сил, и Гром, переглянувшись с Олегом, подстраивается под его ритм, а Волков опускает руку на сочащийся смазкой член Сережи. Разумовский извивается в поисках больших точек соприкосновения и ему хватает нескольких резких движений, чтобы излиться в ладонь, обхватывающую его член. Перед глазами темно, а в теле немыслимая легкость, силы покидают его слишком резко, и он заваливается на бок, пытаясь восстановить дыхание, но получается плохо, и он загнанно дышит, не слыша ничего, кроме собственного биения сердца. Олег с Игорем, предусмотрительно покинувшие обмякшее тело, несколько секунд пытаются отдышаться. Но Гром не привык ждать, поэтому, подползая на четвереньках, приближается к Волкову и жадно целует. Они на пределе, притягивая друг друга за шеи, не дают отстраниться. Воздуха не хватает, тут только пот, стекающий по вискам, слюна, блестящая на подбородке, и руки, доводящие до конца. Жарко, мокро, пошло. Но настолько хорошо, что представить сложно. Они не привыкли нежничать друг с другом, поэтому после пары грубых движений рукой кончают практически одновременно, так и не отрываясь от губ. Оба валятся на спину, успокаивая бешено бьющиеся сердца. Сережа уже тихо посапывает, отправившись в царство к Морфею, наслаждаясь приятной усталостью. Гром приходит в себя первый и, не утруждая себя поиском одежды, отправляется на кухню, попутно забирая с полочки пачку сигарет. Он сидит на подоконнике, выдыхая дым в открытое окно. Мышцы приятно ломит, а вечерний воздух охлаждает горячую кожу, приводя мысли в порядок. Но побыть одному ему так и не дают, потому что следом в комнату входит Волков, сейчас больше похожий на разнеженного волчонка. Он приближается к вальяжно развалившемуся Грому, изучая его. Игорь красив. Чертовски красив. Как бы не хотелось этого признавать, но любоваться его профилем можно действительно долго. Игорь хмыкает, замечая пристальный взгляд, и выдыхает дым, обволакивающий помещение. Олег встает перед Громом, и тот раздвигает ноги, позволяя Волкову встать еще ближе. Не часто он настолько податлив. Олегу это нравится. Он забирает сигарету из губ напротив и затягивается. Смешно хмурит брови и выдыхает прямо в ухмыляющийся рот. – Опять дешевку эту куришь, – недовольно констатирует факт. – Все для тебя, любимый, – издевается Гром. И Олег затыкает его медленным, но уверенным поцелуем. Ветер приятно обдувает горячую кожу, а ноги, обхватывающие поясницу Волкова, согревают, не давая продрогнуть. Пьянящий контраст. Вся их жизнь – это сплошной контраст, но насколько же это прекрасно.