Найти выход

            Его не предупреждают о том, что, снимая пыльную коммуналку в не особо благоприятном районе, он будет делить её с неким Дино Каваллоне. Также его не предупреждают, что этот “некий Дино Каваллоне” — грёбаный мафиозный ублюдок с временными помутнениями рассудка, безответно влюблённый в студента какого-то престижного колледжа искусств.             Стоит отметить, что чёртовы помутнения рассудка пиздец как тесно связаны со студентишкой.             (Вообще, Скуало не особо разбирается в подобном дерьме, но тот факт, что помутнённое сознание подразумевает под собой потерю возможности ясно и логически мыслить, знает не понаслышке, потому как сам лично убеждается в этом неоднократное количество раз).             (Угадайте, кто выступает в роли наглядного примера. Четыре буквы по вертикали).             Сигарета не бесконечная, и, как бы сильно Скуало ни хотелось выкурить до фильтра ещё одну, он прячет пачку в карман спортивных штанов и заходит с лестничной площадки в “родную-любимую” берлогу.             Да, студентишка — талантливый малый, не раз становившийся объектом обсуждения на фестивалях по современному искусству из-за своих проектов.             “Он многого добьётся в будущем!”             “Вы видели его работы? Согласитесь, что это здорово!”             “У парня огромный потенциал!”             Зовут его, кстати говоря, Хибари Кёя. Суперби с ним виделся раза два, они даже обменялись рукопожатиями.             А ещё Хибари повёрнут на дисциплине.             Во всём должен быть порядок. И нет, я избиваю до полусмерти не потому, что боль и страдания бесполезных травоядных приносят мне удовольствие (пиздит). Просто они не следуют правилам, а меня это раздражает (снова пиздит). Раз родители не смогли донести до их пустых черепных коробок вполне себе очевидные вещи, то придётся взять вбивание основ на себя (господи, просто перестань пиздеть).             “Вбивание основ” в буквальном смысле, если что.             Быть может, именно это и привлекло внимание Каваллоне. Кто знает, что у него, блять, на уме.             — Скуало, по твоему мнению, я отменный пикапер?             — Каваллоне, по моему мнению, ты отменный долбоёб.             — Зато честно.             Скуало то, Скуало сё.             Скуало в свои тридцать два года далеко не известный доктор наук и не второй Пикассо. У него есть определённые общественные установки, которых он придерживается, и работа, которую он ненавидит, потому как рвёт задницу за ебучие копейки (это уже стало своеобразным лайфстайлом за последние полтора года).             — Нет, ну, а если начистоту: у меня есть шанс закадрить Хибари Кёю?             — Отъебись.             — А тебя? Тебя у меня получится закадрить?             — Я тебя сейчас сам так закадрю. Прямо по твоей лошадиной морде.             Слишком преданный и временами слишком правильный. Он не станет выёбываться и строить из себя хрен пойми кого. Зато хорошенько, от всего сердца и души, может врезать по депрессивной физиономии и дать возможность выплакаться в жилетку. По праздникам.             Из плюсов — пыльная коммунальная квартира со старым, потрёпанным жизнью, радиоприёмником, и Каваллоне, который, вместо того, чтобы работать, пролистывает странички в социальных сетях и рубится в онлайн-игрушки.             В такие моменты он представляет из себя обычного, беззаботного и безгранично уставшего человека.             “Даже и не скажешь, что это чудо чудное является боссом третьей по влиянию в мире мафиозной семьи”, — так подумалось бы любому наивному дурачку. Но только не Скуало.             Ещё при первой их встрече дьявольский огонёк в карих глазах заставил насторожиться и быть предельно осторожным в общении с подозрительной кониной. Как оказалось — не зря.             Слишком хорошо его знает.             Понимает.             — Иногда мне становится противно от самого себя, — говорит однажды Каваллоне, когда Скуало приходит после работы и застаёт его за распитием какой-то разбавленной хуйни, гордо именуемой самым наилучшим вискарём, купленной в ближайшем супермаркете, — от собственного неоправданного одиночества. От того, как оно ранит — глубоко, в самое сердце. Оно заедает где-то внутри чёртовой пластинкой, кровью подступает к горлу, не даёт чётко и ясно мыслить. Как же я заебался, боже.             Замкнутый круг, из которого Дино не может выбраться. Найти выход.             А хочет ли?             Итог: очередной отказ от Хибари.             Итог: никто не сможет опустить ниже плинтуса Дино лучше, чем он сам опустит ниже плинтуса себя.             Итог: стабильные самокопания — в порядке вещей, когда находишься в это-называют-френдзоной-так-что-всё-отлично.             Суперби тогда лишь устало вздыхает и присоединяется к распитию отвратительного пойла, поскольку на ёбаное философствование после тяжёлого рабочего дня у него банально нет никакого желания и сил.             Они смотрят друг другу в глаза, кажется, целую вечность. Между ними растворяется тёплой дымкой молчание.             Хочется сказать, мол, да всё хорошо, Каваллоне, ты уже откровенно начинаешь раздражать умением мастерски накручивать проблемы на свою белобрысую голову. Успокойся, перестань тратить деньги на спиртные напитки, наконец-то выспись, на тебя, блять, смотреть уже страшно.             Когда-нибудь Хибари ответит тебе взаимностью, и будете вы счастливы, заведёте кучу детишек и приобретёте какой-нибудь коттедж с камином, около которого по вечерам будете распивать вместо спиртного горячий шоколад. Да, слишком приторно, но мысль ты улавливаешь: всё наладится.             И только попробуй объяснить кровоточащему сердцу, что болеть совсем не нужно и вообще всё заебись.             Ничего не заебись.             Скуало ещё не догадывается об этом. Или, может быть, догадывается, просто не хочет признавать.