Смелость города берет

Первая идиотская влюбленность настигла Оливера Вуда внезапно и приложила крепко, словно ударило из-за спины по затылку сразу двумя бладжерами – больно до звездочек, обидно, и непонятно, как можно было этого избежать. Маркус, чтоб его гиппогрифы в гон драли, ебаный Флинт – сущий пиздец, преследующий Оливера во снах и наяву на протяжении всего его обучения в Хогвартсе, в один день вдруг стал больше, чем врагом номер один. Оливер начал засматриваться на широкие плечи и крепкие руки, накачанную задницу и Самый Шикарный Пресс во всей магической Британии и сам не понял, как пропал. Нет, свою ориентацию Вуд принял еще курсе на третьем. Немного поэкспериментировал с девчонками и парнями и понял, что вторые волнуют его гораздо больше. Впрочем, и без личной драмы самоопределения увлечение Флинтом на первое время стало для Вуда катастрофой. Оливер краснел, бледнел, грыз губы от волнения до крови, но перед ликом своего личного кошмара из кожи вон лез, чтобы не подать виду, что что-то в его отношении изменилось. За неделей шла неделя, за месяцем месяц – Оливер не заметил, как наступила весна. Близился финальный матч, признаваться перед ним было неспортивно и как-то глупо. А после матча Вуд был так расстроен проигрышем, а Флинт так зубоскалил и глумился в своей блядской манере, что стало совсем не до признаний. Оливер очнулся уже на вокзале. Вспомнил вдруг, что этот год у Флинта последний, и другого шанса может не быть. Бросился было искать его, да все, что увидел – широкая спина в черной мантии, которую затягивает в воронку аппарации. У Оливера в тот миг будто мир рухнул. Жалость к себе так сильно двинула под дых, что в носу засвербело. Отец вел его к машине и что-то рассказывал, а Оливер мечтал провалиться сквозь землю. – Ты в порядке, сын? – спросил отец уже позже, когда за окном замелькали знакомые с детства пейзажи родных земель. Оливер вздохнул, потер красные сухие глаза и покачал головой. Он решил, что с сегодняшнего дня не будет стесняться говорить все, как есть. Из-за этой тупой конспирации он уже просрал свой шанс, и мало ли что еще может просрать в будущем. На ошибках, как говорится, учатся. – Я влюбился, пап, – сказал Оливер честно. – А признаться зассал. – И теперь жалеешь? – Очень, – вздохнул Оливер, потом подумал и невесело усмехнулся. – Хотя меня, наверное, отшили бы, но... я бы не чувствовал себя сейчас таким трусом. Отец долго молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, потом остановил машину у обочины и вышел. Оливер удивленно уставился на отца, который прислонился к капоту, глядя перед собой, и, кажется, никуда не собирался ехать. Некоторое время Вуд провел в машине в тишине, погрузившись в собственную жалость, как в густую затягивающую в тоску патоку, но выходить на, по всей видимости, серьезный диалог с отцом совсем не хотелось. Редкие автомобили проезжали мимо, поднимая клубы пыли, и сидеть с каждой минутой казалось все тупее. В конце концов, когда ощущение собственного идиотизма стало уже нестерпимым, а сумерки превратились в густую ночь, Оливер тяжело вздохнул, вылез из машины и приблизился к отцу. – Ну что, готов двигаться дальше? – спросил он. Оливер тяжело сглотнул и кивнул. – Тогда вперед. Вуд тогда подумал, что речь ведь была вовсе не об этой поездке. Либо ты стоишь на месте и жалеешь себя, либо двигаешься дальше и стараешься делать так, чтобы остановок на жалость было как можно меньше. А третьего, как водится, не дано. Обрушившаяся правда жизни немного примирила с действительностью, но лето Оливер провел в перманентной тупой меланхолии, даже отправил одолженной у матери совой пару писем на имя Флинта без адреса, надеясь, что умная птица сама найдет, кому его всучить, но та вернула оба конверта обратно нераспечатанными. Видимо, у Флинтов стояла защита от тупых влюбленных гриффиндорцев. В конце концов Оливер дал себе обещание, что найдет возможность связаться с Маркусом после школы, если его не отпустит за год, и выдохнул с облегчением, будто все, что ему было нужно – это понимание, что не все потеряно. *** Сидя за столом в большом зале Оливер вполуха слушал беззаботный треп близнецов, сидящих напротив, и жевал пирог с почками, стараясь наесться как можно скорее. Ему еще Хуч караулить под дверями ее личных покоев, чтобы выбить гриффиндору лучшее время для тренировок. Интересно, думал Оливер, кивая невпопад на вопросы Ли Джордана, каким будет квиддич без Флинта. И кто у змей станет капитаном – Монтегю или Ургхарт? Он окинул слизеринский стол взглядом и чуть не грохнулся с лавки, когда увидел хмурую флинтову рожу. – Слышь, Ли, – позвал Оливер тихо, – а че это Флинт тут? Он разве не выпустился? – А ты не в курсе? – охотно отозвался Джордан. – Руны он завалил с треском, вроде как и теорию, и практику, ну вообще в хлам. – И ладно бы еще просто завалил, – вклинился в разговор один из близнецов, кажется, Фред. – Психанул и обматерил Бабблинг на чем свет стоит, – заржал второй, возможно, Джордж. – И на пересдачу не пришел, – продолжил Фред. – А может его и не пустили после стольки-то этажного, – засмеялся Джордж. – Короче, Флинт у нас первый за пятьдесят лет второгодник, – закончил Фред. – А вы откуда это знаете? – удивился Вуд. – Мы все знаем, – в один голос гордо молвили близнецы. Джордан слева заржал. Оливер снова посмотрел на слизеринский стол, чувствуя себя оглушенным и неуместно счастливым. Флинт, будто почувствовав его взгляд, резко поднял голову и взглянул в ответ – так мрачно, словно слышал, о чем говорили гриффиндорцы. Потом медленно кивнул в сторону выхода и поднялся со скамьи. Оливер сперва хуйню всякую подумал, типа ого, он заметил, хочет что-то сказать, а вдруг, ну, то самое... а потом вспомнил, что уже года три как караул у покоев Хуч они несли вдвоем, чтобы барсукам с воронами и шанса не дать. Сразу стало неловко. Обозвав себя дебилом, Оливер тоже встал и двинулся в сторону выхода из Большого зала. Персиваль Уизли, не просто так считавшийся лучшим другом Оливера Вуда, шевельнул палочкой, накидывая на него чары отвлечения внимания, и продолжил читать какой-то толстенный том. Отсутствие гриффиндорского капитана за столом еще долго оставалось незамеченным для всех четырех факультетов. *** Маркус ходил вдоль стены недалеко от Большого зала и бесился. Кажется, еще в поезде все разговоры вокруг были только о том, что он остался на второй год. Хуйня конечно, если уж у всех такая скучная жизнь, что и поговорить больше не о чем, пусть треплются, но когда он увидел прибалдевшую рожу Вуда и ржущих близнецов, бросающих на Флинта красноречивые взгляды, а потом рожа у Вуда сделалась совсем тупорылой и по-дебильному счастливой, злость вдруг так ударила под дых, что кулаки зачесались эту самую рожу срочно подправить. Уж от кого он мог бы ожидать издевательств, но только не от Вуда. Стычки стычками, но Маркус его как соперника уважал, и дальше квиддича, куда-то в личное, их противостояние никогда не заходило, а тут такая подстава. Вроде и не сказал еще ничего, а один вид этого ебаного злорадства на лице Вуда выбесил почти до красноты перед глазами. Стыдно еще стало, ну, совсем немного. Сам Маркус к своей второгодной ситуации отнесся философски – ну проведет еще год в школе, лучше программу освоит, руны эти сраные, может, все-таки сумеет запомнить – поменять ублюдочный факультатив Маркус отказался наотрез, принципиально. Мать поплакала немного и успокоилась. Отец, правда, посмотрел так тяжело и с каким-то, ну, сожалением что ли, и не сказал ничего. Лучше бы наорал или высек, посадил за книжки на все лето, назвал бы разочарованием рода... Молчание было хуже всего. Перед отцом стыдно было до головокружения. И перед Вудом вот тоже вдруг стало. Вуд, будто слыша, что все мысли о нем, вылетел на Маркуса, словно из ниоткуда – хлопнулся об спину и заржал гиппогрифом – радостно так, блядь, будто квоффл поймал за дюйм до кольца. – Флинтяра, блядь, я чуть об тебя не убился, ты че в темноте бродишь? – смеясь, спросил Вуд. Маркус сцапал его за края мантии, приложил к стене посильнее и шею локтем придавил, чтобы ржать перестал. Вуд смехом захлебнулся, закашлялся, глянул из-под челки, будто Агуаменти окатил. – Смеешься, Олли? – хмуро спросил Маркус, нависая над Вудом так близко, что еще немного и они столкнутся лбами. Вуд шумно засопел и губы облизнул. – Над чем? – сдавленно спросил он. Маркус чуть ослабил давление на шею и немного отодвинулся, чтобы не задушить тщедушного дятла ненароком. – Походу, над тем, что я на второй год остался, – мрачно выдал он, не отводя взгляд. Вуд вдруг расплылся в улыбке – дебил-дебилом – глазами засверкал и залыбился широко, зубасто. Маркус аж воздухом подавился от такого открытого издевательства. – Я рад, пиздец, Флинт, ты даже не представляешь! – подбросил Вуд дров в огонь ярости. – Что же тебя так обрадовало, блядь? – дрожа от злости прорычал Маркус, усиливая давление на клокочущее смехом горло. – Я ж в квиддич тебя так и не уделал, кх-ха, а тут последний шанс, ох, блядь, ну и вообще, не представляю, кх-хак бы о времени с Монтегю или Ургх-хартом договаривался, кхе-кхе, а с тобой и поменяться можно иногда, если припечет, ох-х, сука, полегче, Флинт, задушишь! Маркус резко отступил назад, не веря своим ушам. То есть гриффиндурок не издевался, а... был рад? Снова его видеть и... соперничать? Вуд надсадно кашлял и ощупывал горло. – Ебнутый псих, – прохрипел он, поглядывая из-под челки, но как-то без злобы, с интонацией, которую Маркус не смог понять. – Ну, есть еще причина... – начал было Вуд, но тут двери большого зала открылись и раздался звучный, хоть и весьма отдаленный, голос мадам Хуч. – Все как обычно, господа капитаны. Кто первый доберется до дверей моих покоев, тому и лучшее время. – Но мадам, – застонал ублюдок Дэвис. – Флинт с Вудом еще посреди пира свалили и, наверное, уже там. Это нечестно! Диггори что-то поддакнул, но издалека Маркус слов не расслышал. – А победителей не судят, господа! – ответила Хуч. Маркус переглянулся с Вудом, и они со всех ног побежали по коридорам. Вуд, ушлепок, прибежал раньше. Маркус за лето снова вырос, новые ботинки пиздецки жали, еще и на повороте его занесло, и он плечом в стену влетел. Они только и успели, что дыхание перевести, как Дэвис с Диггори выпрыгнули из-за угла. Долговязый Дэвис отставал всего-то на полшага, но Диггори, завидев близкий финиш, сцепил зубы и сделал несколько рывков на пределе сил, буквально зубами выгрызая победу. – С-сука-а, – застонал отставший Дэвис и осел, тяжело дыша, – ненавижу вас всех. – Умей проигрывать, Роджи, – ухмыльнулся запыхавшийся Диггори. – Привет, парни, у вас кто победил? – спросил он, пожимая руки. – Олли первый, – поторопился сказать Маркус, пока Вуд придумывал, как бы покрасивее его засрать. – Не удивительно, смотри на него – кожа да кости. Нам в спину сквозняком дунуло, его и снесло к двери. Дэвис заржал. – Не всем же быть откормленными троллями, – фыркнул Вуд в ответ. – И как только метла твою тушу выдерживает... – а затем, даже не дав Маркусу шанса на словесную пикировку, отвернулся и залыбился. – Как лето, Седрик? – Ох, Ол, Чжоу ко мне на целых две недели приехала, прикинь, – расплылся Диггори в идиотской улыбке. – С отцом ее познакомил. – Надо ей штрафных кругов накинуть на первой же тренировке, – проворчал Дэвис, – за подрыв морального духа команды. – Ты не прав, Роджер, – серьезно ответил Оливер. – Надо уметь квиддич от личного отделять. Маркус фыркнул от неожиданности – уж от кого, а от Вуда он ожидал бы такой позиции в последнюю очередь. Больше него на квиддиче был двинут только сам Маркус, и Вуд бы конечно с этим еще поспорил. А Маркус считал, что соперники на поле ну никак не могут быть друзьями в жизни. Иначе липовое это либо соперничество, либо дружба. Настоящему другу ты в игре бладжером в зубы со всей дури не залепишь, и играть против него грязно и яростно, будто не на жизнь, а на смерть, тоже не будешь. Разве нет? У Маркуса никогда не было каких-то особых отношений с соперниками, ну может только с Вудом, но их отношения можно было назвать какими угодно, только не дружескими. – ...ладно-ладно, отвалите, – проворчал Дэвис под двойным прессингом от Диггори и Вуда, – пусть встречается с кем угодно, вон хоть с Флинтом, главное, чтобы на матчах не дурила. – О, я только за, – усмехнулся Маркус, подвигав бровями, и заржал еще громче под подозрительным взглядом Диггори. Пусть ревнует сколько влезет, Маркус даже подумал пару раз в коридорах с ней попиздеть ни о чем, и чтобы вокруг народа было побольше, чтобы сплетни с подробностями поползли. Вот это будет настоящий подрыв морального духа. Диггори на своей девчонке был помешан чуть больше, чем полностью. Вывести его из равновесия таким образом было слишком привлекательной идеей. Жаль Вуд на баб не смотрит даже, уж чтобы его моральный дух ослабить, Маркус и в Хогсмид пригласить кого-нибудь времени не пожалел бы. Хуч вырулила из-за поворота неожиданно, даже шагов не было слышно. – И кто кого? – спросила она по-деловому, доставая из рукава несколько свитков. – Вуд, Флинт, Я и Дэвис, – охотно ответил Диггори. – Поздравляю с победой, мистер Вуд. Вот ваше время, – она отдала один свиток дебильно лыбящемуся гриффиндурку. – Это вам, мистер Флинт. Это ваше и ваше. А теперь марш по своим гостиным! Дэвис, переругиваясь с Диггори вполголоса, двинул по коридору вперед. Вуд пошел следом медленнее и дернул Маркуса за рукав, чтобы тоже поотстал. Когда они остались в коридоре одни, Вуд огляделся, толкнул ближайшую дверь и затащил Маркуса в пыльный заброшенный класс, тут же зажигая Люмос и откладывая палочку на парту. – Че еще? – мрачно спросил Маркус, стараясь ни к чему не прислоняться. Чистящие чары у него получались на редкость отвратительно, мантии загорались, намокали, рвались или становились еще грязнее, чем были, но никак не чистились. – Думаю, будет честно поменяться временем, – сказал Вуд, протягивая свой свиток. – Ты первым из зала вышел, и первым бы добежал до двери Хуч, если бы меня не ждал. – Сдурел? – удивился Маркус. – Я тебя ждал, чтобы рожу твою начистить. Думал, ты лыбишься, потому что злорадствуешь. – О, – сказал Оливер и руку со свитком опустил. – Ну, тогда это был только твой выбор. Маркус нехотя кивнул. Нет, как слизеринец он бы с удовольствием воспользовался шансом и заграбастал добровольно предложенное лучшее время – три дня в неделю утреннее самое раннее, за два часа до завтрака, а в выходные наоборот после обеда. Но поблажки от Вудилы ему были не нужны. Еще чего! Ему досталось тоже неплохое – один утренний день и два дня после уроков перед ужином, а в выходные с самого утра до завтрака, но это было уже не совсем то. За шесть лет, что Маркус был в команде, лучшее время слизерин получал только трижды, и тренировки по утрам почти каждый день были охуенно продуктивными, ни один игрок не отвлекался на недоделанные уроки, сдачи, пересдачи, отработки, случайно сдвинутые факультативы или еще хуже свидания, душевные терзания и прочую хрень. – Слышь, – сказал Маркус, неожиданно вспомнив, – а что еще за причина? – Какая причина? – переспросил Вуд. – Ну тогда, перед тем как мы Хуч услышали, ты сказал, что есть еще одна причина, почему ты радовался как дебил. – А-а-а, – Вуд криво улыбнулся и выпрямился. Маркус только сейчас понял, что он тоже вырос за лето. Не столько вытянулся, сколько как-то... взрослее что ли стал. В прошлом году он под взглядом Маркуса часто тушевался, краснел, мямлил что-то, брехал почти через слово. Маркус уж не знал о чем, просто чувствовал. А теперь вот смотрел прямо и даже взгляд не отводил. – Нравишься ты мне, – сказал Вуд. – Нравишься, типа как классный квиддичный игрок и соперник, нравишься? – хмыкнул Маркус. – Нравишься, типа я дрочу на тебя еще с прошлого года, нравишься, – ответил Вуд. Маркуса словно бладжером по башке ударило – так он удивился. – Э-э-эм, – протянул он, не в силах ответить что-то еще. Да и что тут скажешь? Надо, наверное, как-то отшить. Хотя Вуд в целом не выглядел так, будто вообще ждал ответ. Он посмотрел на Маркуса немного, а потом, словно потеряв интерес, развернул свой свиток и читать начал, светя в него палочкой, будто не знал написанное там наизусть. Совсем не помогал, с-сученыш. – А я на тебя не дрочу, – наконец выдал Маркус и почему-то почувствовал себя дебилом, хотя вообще-то это он отшивал Вуда. – Да, я так в общем-то и думал, – Вуд будто и не подозревал, что его отшивают – улыбнулся облегченно, свиток в карман мантии сунул и вдруг коротко заржал. – Знаешь, давно хотел тебе сказать. Будто камень с души... – А че не сказал? – тупо спросил Маркус, не потому что было интересно, а вроде как для поддержания разговора. – Да ссыкло потому что, – легко признался Вуд. Маркус невнятно промычал согласие – даже подъебать как следует не смог – и уставился мрачно куда-то в угол кабинета. Как он ничего не заметил? Может, Вуд брешет? Может – Маркус даже вскинулся от такой мысли – это его собственный способ подорвать его, Флинта, моральный дух перед играми? Он пристально посмотрел на Вуда, тот уже не лыбился, смотрел прямо перед собой, куда-то за плечо Маркуса, и теребил мочку уха. И губы еще грыз, как обычно. Нервничал, походу, все-таки. Нет – Флинт даже головой покачал – этот так не смог бы, не тот характер, не та порода. Может, от Дэвиса с Диггори чего-то такого еще можно было бы ожидать, но Вуд не признает полумер. Ему если и побеждать, то на все сто процентов. – Ну, ты это... – уронил Вуд в тяжелую нависшую тишину, – подумай, что ли. – О чем? – тупо переспросил Маркус, а потом понял и зачем-то кивнул, хотя думать было в общем-то и не о чем. – А я пойду, наверное, – сказал и свалил. Маркус постоял в тишине несколько минут. Потом зажег Люмос, чтобы не навернуться в темноте, и медленно побрел в подземелья, думая, как Вуда угораздило, и что теперь с этим делать. *** Оливер чувствовал, как от облегчения у него против воли уголки губ ползут вверх. Он сказал. Признался, глядя Флинту прямо в глаза. Ох и охреневшая у него была рожа! Оливер это выражение запомнит на всю свою жизнь. Тем более Флинт, походу, не собирался немедленно его убивать – стоял, опустив руки, пялился куда-то в угол кабинета. Растерялся что ли? Ну, наверное, на его месте кто угодно бы растерялся. Оливер коротко хохотнул. – Знаешь, давно хотел тебе сказать, – пояснил он недоуменно покосившемуся на него Флинту. – Будто камень с души... – А че не сказал? – хмуро уточнил Маркус. – Да ссыкло потому что, – улыбнулся Вуд. Признаться в этом было на удивление легко. Оливер вообще чувствовал себя как под заклинанием Левиосы – будто вот-вот может воспарить к потолку. Неуместное счастливое облегчение затопило его от пяток до макушки, хотелось радоваться и любить весь мир. Оливер понимал, что уже завтра о его признании будет знать весь Хогвартс – Флинт точно не упустит такого шанса. Завтра, возможно, Вуд будет сгорать от стыда и жалеть, что его угораздило втрескаться в этого дубину. За его спиной не будут смолкать шепотки. Команда опять-таки пристанет с вопросами. Но все это будет завтра. А сегодня можно было порадоваться, что все оказалось не так страшно, как Оливер напредставлял себе за весь прошедший год. Можно даже успеть совершить что-нибудь безумное, пока Флинт еще тупит – например, прямо сейчас подойти к нему и поцеловать. Оливер даже губы закусил, пытаясь сдержаться – так сильно захотелось это сделать. – Ну, ты это... – сказал Оливер, когда желание стало слишком навязчивым и ударило в пах, – подумай, что ли. – О чем? – охреневше переспросил Флинт, а потом в его глазах мелькнуло понимание. И. Он. Кивнул! Блядь. Умом Оливер понимал, что Маркус сделал это, скорее всего, машинально, типа понял, отвали уже, дебила кусок, но в груди так сильно екнуло, и волнением моментально скрутило живот. Оливер сбежал. Когда за его спиной закрылся портрет, он успел немного успокоиться. Гостиная бурлила, словно муравейник – гриффиндорцы разбились на группы и заняли все пригодные для сидения поверхности, а те, кому не хватило места, расположились прямо на полу. Оливер пробирался вперед, машинально отмечая своих игроков. Близнецы, как обычно, были в центре внимания – не прекращая красочный рассказ о происшествии в поезде, они раздавали разноцветные конфеты младшим. Кэти с Алисией прибились к группе девчонок, меняющихся какими-то яркими тряпками. Анджелина нашлась в окружении парней с пятого и шестого курса вперемешку – все они склонились над журналом и яростно что-то обсуждали. Оливер прислушался – речь шла о восходящей звезде, болгарском ловце Викторе Краме. Гарри нигде не было видно, наверное, уже ушел отдыхать. К нему Оливер собирался подойти завтра, стоило узнать, все ли с ним в порядке после поезда и сможет ли он тренироваться и играть в этом году. Хороший капитан должен быть в курсе дел своей команды. Наконец добравшись до лестниц в спальни, Оливер заметил Перси, вокруг которого стайкой собрались первачки, образовав пробку. Он подпер плечом стену чуть в стороне, ожидая, пока друг разберется со своими обязанностями старосты. – И запомните, если вам понадобится помощь в чем-либо, не стесняйтесь обращаться ко мне, старшим товарищам или профессорам. А теперь пройдите в свои комнаты и ложитесь спать, отбой через десять минут. Первокурсники разделились на две группки и ринулись к лестницам. Девочки возбужденно галдели, но в целом вели себя прилично, а пацаны тут же начали пихаться в узких проходах. Перси, не повышая голоса, сделал несколько замечаний, поймал одного споткнувшегося мальчишку заклинанием, всучил зареванной девочке жабу и платок, вынув и то, и другое из рукава, и наконец упал в свободное не иначе как чудом кресло. – Рассказывай, – сказал он усталым тоном, повелительно взмахнув рукой. Оливер заулыбался, примостился на левый подлокотник кресла, неловко обхватив Перси за затылок, удерживая равновесие. Было не очень удобно, зато в таком положении он мог лишь слегка наклониться, чтобы говорить ему прямо в ухо, не опасаясь, что их разговор услышат. – Лучшее время в этом году наше, – радостно заявил Оливер. Судя по тому, как Уизли поморщился, громкость Вуд не рассчитал. – Прекрасно, – кисло выдал Перси, – громкая толпа квиддичных игроков станет снова будить ораву голодных детей с утра пораньше. – Зато мы сводим к минимуму статистику опозданий на всем факультете, – возразил Оливер. Перси фыркнул, согласия в этом звуке не было ни на кнат. Затем он расправил длинными тонкими пальцами складки на мантии, хлопнул по карманам, вынул палочку и призвал с подоконника книгу – то ли гербологию, то ли справочник ингредиентов для зелий, Оливер успел заметить лишь пару иллюстраций. – Ты признался, – сказал Перси, быстро переворачивая страницы. Оливер вздохнул. От Уизли сложно было что-то утаить. Вуд ему вообще-то никогда не говорил о своей влюбленности. Перси догадался сам, почти сразу, через пару недель или даже меньше. Немного дольше выявлял, в кого Вуда так угораздило, а когда понял, сказал только: "Сочувствую". – Да, я признался, – согласился Оливер негромко. Перси молчал, перестал листать учебник, видимо, нашел нужную страницу. – Это не взаимно, – продолжил Оливер. Говорить так, когда Уизли просто слушал и не задавал вопросов, оказалось просто. – Ну, я ведь и не надеялся ни на что, – фыркнул Вуд, – просто рад, что смог это сделать. Мне стало гораздо лучше. Вопреки только что сказанному, Оливер почувствовал себя иначе. Вся радость, буквально переполнявшая его, пока он бежал к гриффиндорской башне, будто бы выдохлась, вышла из него со свистом, как из надутого шарика. Резко, без какого-либо перехода. Еще минуту назад Оливер был счастлив и готов на любые свершения, а теперь остались лишь усталость и чувство собственной никчемности. Запоздало пришло понимание – четкое и ясное – его отшили, и Флинту он не интересен. Он парень, полукровка, воспитанный отцом-магглом, капитан, который никогда не побеждает. В нем нет ничего, что могло бы заинтересовать кого-то вроде Маркуса Флинта. И если Оливер и вправду на что-то надеялся, он был тем еще идиотом. Вуд вздохнул снова, теперь уже тяжело и устало. Он положил щеку на макушку Перси, пальцами той руки, которой цеплялся за его шею, начал перебирать кучерявые волосы на затылке. Перси лишь слегка ссутулился, распределяя вес, но не выказал недовольства. Он вообще ничего не говорил, но его молчаливая поддержка была ценнее любых слов. Откуда-то справа засвистели и заулюлюкали близнецы. – Кэп, наш братец тебе не пара, – засмеялся один. – Он зануда и уже занят, – подхватил второй. – После школы он станет Министром Магии. – И женится на Англии! Свободной рукой Оливер показал им средний палец. Перси дернул плечом, но больше никак не показал, что их слова его как-то задели. – А мне нравятся, когда с амбициями, – ответил им Оливер, оскалившись в улыбке. – И в том, чтобы добиваться кого-то, тоже есть особый интерес. Близнецы заржали и свалили. Перси выписывал свойства красного тысячелистника на пергамент – Оливер совсем не заметил, когда он успел обзавестись писчими принадлежностями. – Значит, будешь добиваться, – сказал Уизли, вновь зашуршав страницами учебника. Он не спрашивал, так что Оливеру не нужно было ничего отвечать.