Смелость города берет

Так сложилось, что впервые Маркус испытал стыд публичного унижения летом перед своим повторным седьмым курсом. Еще в июне, буквально через неделю после приезда домой из Хогвартса, он сбежал из дома в спортивный лагерь во Франции. Тогда было плевать куда, лишь бы подальше от давящего молчания отца. Лагерь был обычный, для крепких середнячков. И несмотря на то, что он попал в сильнейшую группу, уровень у Маркуса все равно был выше. Неизрасходованная на тренировках энергия находила выход в пассивной агрессии, так что отношения с другими игроками тоже не заладились. На поле Маркус постоянно был раздражен, срывался на лажающих сокомандников и даже успел несколько раз пожалеть о своем решении приехать. А потом все окончательно пошло по пизде. Ее звали Марго, она играла ловцом в другой группе. У них было разное расписание тренировок, во времени совпадали только завтраки, ужины и редкие матчи смешанным составом, так что Маркус заметил ее не сразу. Она была такой низкой, что упиралась носом ему в солнечное сплетение. У нее были длинные пшеничные волосы и карие глаза. Другие парни постоянно оказывали ей знаки внимания, и все равно она позволяла Маркусу ходить за ней хвостом, позориться косноязычием и предпринимать неловкие попытки ухаживания. Маркус чувствовал себя самым последним дебилом, но почему-то все равно хотел продолжать. По вечерам он рано сбегал с ужина, чтобы тискаться с Марго в кустах у поля до отбоя. Она часто лезла целоваться. Маркусу не нравилось – приходилось очень низко наклоняться, губы быстро начинали болеть, а язык казался толстым и неповоротливым. Процесс явно не приносили ему того удовольствия, о котором все так много говорят. Зато, пока они целовались, можно было от души помять в ладонях мягкую грудь. Все случилось одним пасмурным днем. Из-за низких черных туч, несмотря на еще непозднее время, было почти темно. Кусты шуршали на ветру. Разорвав поцелуй, Марго потянулась к его брюкам, а Маркус – сам не понял почему – перехватил ее руку. Может, все-таки что-то услышал, или сработал какой-то из вшитых в мантию артефактов. А может, он просто запаниковал. – Сними их, – сказала Марго. Ее голос был резким, ударил по ушам после нескольких минут обоюдного молчания. Маркус растерялся. Конечно же ему хотелось увидеть ее тонкие пальчики на своем члене, а лучше толкнуться им в ее рот и смотреть, как скользят по стволу красные расцелованные губы, но из-за заминки и досады на самого себя настроение пропало. Момент явно был упущен. – Давай немного позже. – Я хочу сейчас! – губы Марго – все еще красные, блестящие от их смешанной слюны – капризно изогнулись. Маркус отпустил ее руку, позволяя ей приблизиться. Марго сунула полы мантии ему подмышку, быстро расправилась с застежкой и спустила штаны до самых щиколоток. А потом кусты снова зашуршали, загорелись Люмосы, послышался свист и смех. Маркус оглянулся – вокруг стояло семь мальчишек, двое были из его собственной команды. – Пот'яси бу'очками, Ф'инт! – крикнул Ренье с сильным французским акцентом. – Давай, детка, покажи себя! – загоготал Фрэнк Финдерман – вроде немец, но по-английски говорил, как на родном. Марго поднялась с колен и победно рассмеялось. Маркус вздохнул, не почувствовав ни капли смущения. В общих душевых за прошедшую неделю они все равно десятки раз видели друг друга голыми. На Флинте не было ни единого места, которое кто-нибудь не успел рассмотреть. – Ха-ха, очень смешно. Тебе что, восемь лет? – спросил он у Марго, натягивая штаны обратно. – Нахуя все это? – Ой, заткнись! Ты правда думал, что я хочу с тобой встречаться? – она закатила глаза и продолжила, смелея под общие смешки. – Ты вообще себя в зеркало видел? Ты некрасивый! И зубы у тебя огромные. И целуешься ты так же ужасно, как делаешь трансильванский блок. Маркус никогда не имел иллюзий по поводу своей внешности и слышал он уже это не раз – и про рожу свою, и про зубы. Но именно ее слова задели неожиданно сильно. Маркус и не думал, что его можно так обидеть. Еще неприятнее было от того, что она устроила из этого шоу, намеренно желая выставить Маркуса на посмешище. В глотке комом встали невысказанные детские обзывательства в духе "сама дура" – Флинт с трудом сглотнул их, протолкнул куда-то в желудок, где они свернулись холодным копошащимся клубком, заставляя чувствовать отчаянную ледяную злость. – Благодарю, – ответил Флинт, сжимая зубы. – Буду знать, над чем работать. Оставшиеся две недели лагеря Маркус постоянно слышал за спиной смешки и шепот, так что за пределами площадки больше ни с кем не общался. А еще доказал каждому, кто был на той поляне, что в трансильванских блоках он гораздо лучше, чем в блядских поцелуях. И твердо решил извиниться перед профессором Бабблинг, когда начнется новый учебный год. *** Сидя в Большом зале на завтраке, Маркус поглядывал на преподавательский стол, ожидая появления Бабблинг. Первый в этом году урок по рунам ему предстоял уже завтра. Принести извинения было необходимо до него – так это будет расценено как искреннее раскаяние. Если же протупить и пойти извиняться после – может сойти лишь за жалкую попытку подхалимства. Бабблинг вроде бы училась на слизерине, так что она вполне могла заметить разницу. В ожидании Маркус вяло грыз тост и вполуха прислушивался к распаляющемуся с каждой минутой Монтегю. От недовольства Грэхема воздух стал на пару градусов теплее, а виски неприятно сдавило. Но Малфой, получив власть над питанием команды, оказался на удивление беспощаден. Навстречу пламенному гневу Монтегю и, что удивительно, Деррека он привел сухие холодные факты. Даже притащил ворох откопированных из спортивных журналов страниц, посвященных питанию квиддичных спортсменов. Диета была не то чтобы хуевой, разумной даже, но очень жестко накладывала ограничения на самое вкусное. Сам Маркус уже несколько лет придерживался особого питания, а вот парням, которые не собирались после школы идти в большой спорт, такое было вовсе необязательно. – Ты охуел? – спросил Монтегю, продолжая сверлить взглядом свиток со списком того, что, по мнению малого, нельзя было есть будущим квиддичным чемпионам. – Никакого сладкого? Это что вообще значит? – Это значит никаких пирогов с патокой, булочек с кремом, пудингов, кексов, печенья, – Малфой загибал пальцы, а под конец ловко вырвал у Майлза из рук тост, когда тот уже подносил его к открытому рту. – Тосты с маслом, вареньем или джемом тоже нельзя. – Тыквенный сок хотя бы можно? – мрачно спросил Блетчли. – Сок можно любой, – снисходительно кивнул Малфой. – А шоколад? – оживился Уоррингтон. Малфой обернулся через плечо, в ту сторону, где по идее был Запретный лес. – Шоколад не только можно, – ответил он, передернувшись всем телом, – но и нужно. – А жареное? – Монтегю пыхтел как Хогвартс-экспресс, широко раздувая ноздри. – Чем, блядь, тебе не угодило жареное? – А жареное жирное, – припечатал малой, выглядя до нелепости серьезным. – То есть куриные ножки в обед тоже нельзя? – возмущенно вскинулся Монтегю, вскочив с лавки. Малфой дернулся и нахмурился, но, стоит отдать ему должное, стоически остался сидеть на месте, глядя на Грэма снизу-вверх исподлобья. – Если хочешь, чтобы метла перестала тебя выдерживать, то можно все, – съязвил он. – Ты охуел? – повторил свой вопрос Монтегю на несколько тонов громче, стаканы на столе тонко звякнули. У Маркуса амулет от сглаза, вшитый в мантию в районе правой лопатки, так накалился, что невольно заставил вздрогнуть. Флинту даже искать не надо было – смотреть так умел только декан. Наверняка услышал вопль Монтегю и сейчас мысленно прикидывает, где и как будет ебать их за снятые еще до первого урока баллы. – Грэм, сядь и заткнись, – рыкнул Маркус. Монтегю взглянул в ответ, поджал губы и со злостью бросил свиток на пустую тарелку. Потом помедлил, борясь с желанием поспорить с Маркусом, но под тяжелым взглядом молча опустился на лавку, всем видом однако показывая, будто делает одолжение. Будь это кто-то другой, Маркус бы шкуру спустил за столь явное неподчинение, но Монтегю должен был стать капитаном после него. Флинт весь прошлый год готовил его к этой роли, постепенно взваливая на его плечи все больше и больше обязанностей. Поэтому в том, что Грекхэм чувствовал себя вправе противоречить ему, не было ничего плохого. Даже наоборот, Маркус обрадовался – Грэм растет. Хотя для виду все равно залепил ему несильный подзатыльник. Пока Флинт еще на посту, команда не должна ни на мгновение сомневаться, кто из них двоих главней. – Диета вменяемая, – сказал он, когда молчание затянулось. – Я давно так питаюсь. И на спортивных сборах кормят примерно так же. Малой, раз взялся за это, следи, что мы кладем в тарелки, особенно первое время. Запрещай все, что посчитаешь вредным. А остальным, – Маркус обвел притихшую команду взглядом и рявкнул: – слушаться! Со всех сторон раздались вымученные стоны. Ничего, пусть пострадают. Может, Маркус и сжалится над ними через недельку-другую, если привычка не приживется, но попробовать лишним не будет. – А мюсли почему нельзя? – мрачно уронил Деррек, видимо, придя в себя после потери почти всего мучного – он был ярым фанатом выпечки. – В них много простых сахаров, – отозвался Малфой, стоически делая вид, что не замечает злющего взгляда Монтегю. – Каких-каких сахаров? – вкрадчиво уточнил Деррек. – Ты это только что придумал, а? – Грин, не начинай снова, – тихо попросил Уоррингтон, взяв Деррека за локоть. – Я тоже об этом читал, там и правда много чего нельзя – как-то не так оно усваивается, и идет не в мышцы, а в жир. – Ну скажи тогда, шкет, – Монтегю покосился на Маркуса и ткнул в сторону Малфоя вилкой. Флинт не сомневался, что, если бы его за столом не было, вместо вилки он взял бы палочку. – Что, мать твою, из сегодняшнего завтрака вообще можно? Малфой посмотрел на стол и взгляд его сделался растерянным. – Э-э-э, можно по одному тосту... без ничего... – он нервно пригладил волосы, которые больше не зализывал насмерть заклинаниями, как в том году, – и... сок? Маркус почувствовал, как над столом буквально сгустились тучи, и сам начал злиться – придется снова всех успокаивать, а он никогда не умел терпеливо несколько раз повторять одно и то же. – Тосты без ничего и сок, – медленно протянул Монтегю звенящим голосом. Как назло, амулет под лопаткой снова потеплел. Маркус сперва скосил взгляд в сторону преподавательского стола, но декана за ним уже не было. Он вскинул голову, намереваясь найти того, кто так откровенно на него пялится, и тут же напоролся на пристальный взгляд Вуда. Вспомнился вчерашний разговор в темном пыльном кабинете и признание, с которым вообще непонятно было, что делать. Маркус снова почувствовал себя неуютно, будто это Вуд его отшил, а не наоборот. Вуд кивнул в приветствии и, как ни в чем не бывало, почесал по своим делам. В Большой зал медленно и сонно вплыла профессор Бабблинг. Маркус был категорически не готов извиняться прямо сейчас. *** За все время обучения в Хогвартсе для Флинта не было ничего скучнее, чем История магии. Это мнение, похоже, разделяли многие студенты, потому что даже на приветственном пиру в Большом зале под лопаткой жгло не так сильно. Хотя, пожалуй, большую часть внимания на себя перетянул Поттер. И дементоры. Сейчас же Маркус сидел в аудитории, полной скучающих семикурсников, и никакого Поттера и, хвала Моргане, дементоров на горизонте не предвиделось. Шепот вокруг него клубился и нарастал пропорционально его раздражению. Справа и слева то и дело звучали "Флинт" и "Бабблинг", кто-то даже устроил тотализатор, и уже к середине урока это настолько заебало, что Маркус с трудом удерживал себя от желания немедленно и собственноручно отбить охоту трепать языком каждому сплетнику. Желательно несколько раз, чтобы наверняка. Последний гвоздь в крышку гроба его терпения вбил треклятый Вуд. Перед возвращением на второй год Маркус, конечно же, раз или два думал о том, что теперь придется видеть его рожу не только на поле, но и на некоторых совместных уроках. До сих пор из всех квиддичных соперников Флинт пересекался в аудиториях только с флегматичным Ддойлом. Он один раз вышел на замену вратарем у воронов на четвертом курсе, а до тех пор, несмотря на то, что они были одногодки, Маркус даже не знал о его существовании. Говорить с ним оказалось так же скучно, как летать на древнем школьном Чистомете по кругу, а на поддразнивания он не реагировал никак – только медленно, будто через силу, моргал. Маркусу надоело через месяц. Но Вуд не был Ддойлом. Вуд на Маркуса всегда реагировал! С Вудом не могло быть скучно, и Маркус сбрехал бы, если бы сказал, что не ждал этих совместных уроков с ним. Вуд не был бы Вудом, если бы все не испортил. Он сидел тремя рядами ниже и вертел своей тощей задницей так активно, будто присел на угольный мох. Пару раз он оборачивался, находил Маркуса взглядом и пялился до тех пор, пока не получал локтем в бок от своего рыжего зануды. А когда откуда-нибудь раздавались отчетливые смешки, Вуд сутулился. Это над Флинтом здесь вообще-то смеялись, какого вообще хуя Вуд реагировал так, будто над ним? Что это было – какое-то ебаное сочувствие? Жалость? Маркусу такого было не нужно. С нездоровым вниманием к своей персоне Флинт мог справиться сам, спасибо, блядь, большое. К ужину Маркус был взвинчен до предела. В Большом зале он сел спиной к гриффиндорской лавке, чтобы глаза его не видели одного тупого любителя посочувствовать. Очень удачно большая часть учеников тоже оказалась вне поля его зрения. Пялиться в стену было скучно, но Флинта сейчас все устраивало. Ему необходимо было собраться с мыслями. Напротив упал Монтегю, окинул стол тяжелым взглядом, открыл рот, чтобы что-то сказать, но, взглянув на Маркуса, заткнулся и бросил себе на тарелку несколько печеных картофелин. Деррек, севший справа, грустно вздохнул и шепотом попросил Уорингтона отодвинуть подальше мясной пирог. Блетчли, никогда не отличавшийся проницательностью, ткнул Маркуса локтем в бок. – Чего такой грустный, капитан? – спросил он, накладывая на тарелку печеные овощи. – Тоже прочитал про поражение Стрел на малом кубке с австрийцами? Десять часов игры – двести семьдесят на сто восемьдесят – да такого уже лет тридцать, наверное, не было! Харцманн у Эплби снитч буквально из-под носа вырвал! Там колдофото с этим моментом на весь разворот. Маркус тяжело вздохнул. Свежий выпуск ММС он берег до выходных, потому что знал – в воскресенье без полетов будет умирать со скуки. – Майлз, передай, пожалуйста, соль, – сказал как всегда бдительный и тактичный Ургхарт. – И никакой палочки! – добавил он строго, когда Блетчли потянулся к чехлу на запястье. – Но она ведь на другом конце стола, – заныл тот. – Ну так возьми и сходи. – Марк, – не выдержал Монтегю, стоило Блетчли отойти на несколько шагов, – не знаю, какой фестрал тебя укусил, но даже сидеть рядом стремно. Давишь так, что башка трещит. Мелких вон трясет. Угомонись, а? Маркус посмотрел на Малфоя – как на самого мелкого. Тот увлеченно листал травологический справочник и с аппетитом уплетал овощной салат за обе вполне себе румяные щеки. Ну, насколько они вообще могли быть румяными у Малфоя. Амулеты у него наверняка были посильнее Грэмовских, и никаких неудобств он явно не чувствовал. Маркус все равно вздохнул и поднялся на ноги. В конце концов, он не любил бегать от проблем, предпочитая, наоборот, сталкиваться с ними лицом к лицу как можно скорее, чтобы не трепать себе нервы дольше, чем необходимо. Зачастую это оборачивалось для него выговорами и отработками, а иногда и ночами, проведенными в больничном крыле, но Маркус не жалел об этой привычке. А еще довести ситуацию до логического финала было лучшим способом прекратить распространение сплетен. И Флинт чувствовал себя увереннее от понимания, что имеет контроль над тем, каким этот финал будет. – Э-эй, Марк, ты куда? – встревожился Монтегю. – Дело одно есть, – ответил Маркус, на ходу хлопнув по плечу возвращавшегося на место Блетчли. Бабблинг уже давно сидела за преподавательским столом. Пока Маркус шел к нему, собрал на себе десятки любопытных взглядов. – Профессор Бабблинг, могу я попросить минуту вашего внимания? – начал Маркус, остановившись в паре шагов от преподавательского стола. Достаточно далеко, чтобы не вторгаться в зону комфорта всех рядом сидящих учителей. И достаточно близко, чтобы навострившие уши студенты почти ничего не слышали. – Конечно, мистер Флинт, – прохладно ответила Бабблинг. – Что у вас? Маркус мысленно повторил заготовленную речь. На написание двух предложений он потратил не меньше недели и в конце даже обратился к отцу, чтобы тот взглянул на результат. Маркус глубоко вдохнул, как перед входом в Корноуэльское пике. – Мое поведение на экзамене в начале лета было неприемлемым. Я понимаю это и хотел бы принести вам свои искренние извинения, профессор. Маркус наклонил голову и сдуру даже шаркнул ножкой, как иногда делал провинившийся на поле Малфой – у него выглядело это на удивление умилительно, Маркус почти всегда тут же переставал злиться. Видимо, в исполнении Флинта получилось скорее нелепо, потому что Хуч скрыла смешок за кашлем. – Мистер Флинт, – возмущенно вскинулась Макгонагалл, – Ваш поступок никак иначе, чем вопиющим безобразием, не назвать. Вы и без того наделали много шума. Не кажется ли вам, что принести извинения профессору Бабблинг было бы уместнее лично, а не на виду у всего Большого зала? Маркус вскинул голову, слегка растерявшись – он и без того много нервничал перед этим извинением. Столкновения с Макгонагалл именно сейчас не входило в его планы. – Но оскорбление, которое я нанес профессору Бабблинг, было публичным, – заметив одобрительный кивок Снейпа, Маркус продолжил увереннее: – Мне показалось справедливым принести публичные извинения. А еще – подумал Маркус – так гораздо меньше шансов, что его извинения не будут приняты. Ведь, чисто технически, для младших он подает хороший пример – а значит Бабблинг, как учитель, обязана это поощрить. Макгонагалл, по всей видимости, не нашла, что ответить. Она лишь кивнула и с недовольным видом вернулась к своему пудингу. – Спасибо, мистер Флинт, – ответила Бабблинг. – Ваши извинения приняты. Тон ее голоса показался Маркусу более теплым, чем раньше, так что он посчитал это победой. Возвращаясь к своему месту, Маркус бросил взгляд на гриффиндорский стол. Вуда за ним не было. За весь вечер Флинт так и не смог понять, что чувствует по этому поводу – облегчение или разочарование. *** Из девяти дисциплин, которые Оливер проходил на седьмом курсе, две были общими для всех четырех факультетов, три являлись предметами по выбору и, по счастью, только одну из оставшихся четырех гриффиндор изучал совместно со слизерином. Даже не зная расписания, учитывая, что всего в неделю было по двадцать пять уроков, по крайней мере до первых каникул Оливер должен был сталкиваться с Флинтом в аудиториях примерно семь и три в нумерологическом периоде раз. Однако, несмотря на то, что Оливер ходил на травологию и маггловедение, а Флинт на зелья и древние руны, они оба выбрали нумерологию. К тому же всю аппарацию в этом году, в отличие от предыдущего, решили поставить исключительно в первом семестре. Это означало, что количество встреч с Флинтом на уроках увеличилось до десяти в неделю. То есть в среднем Оливер видел его в аудиториях дважды в день. Если прибавить к этому завтрак, обед и ужин, Флинта становилось как-то слишком много в жизни Оливера. В любое другое время он даже порадовался бы, однако, как оказалось, это было совсем не то, что нужно, когда пытаешься пережить первую неловкость после отказа. Оливер пока не думал, что делать с этим дальше. Все его мысли, когда Флинт не маячил перед глазами, занимали предстоящие пробные полеты в субботу. Он исписал целый ворох пергаментов планами по проведению проверок для новичков. Ведь недостаточно попросить кандидата пролететь змейкой или сделать восьмерку, необходимо было всесторонне изучить их поведение на метле. Был у Оливера случай на третьем курсе, в самый первый год капитанства, когда отлично показавший себя на пробных полетах парень, на первой же тренировке оказался совершенно неспособным к резким поворотам влево, если поднимался до ста восьмидесяти футов, а это лишь немногим выше колец! А когда Оливеру было пятнадцать, на сборах он лично встретил загонщика, который боялся публичных матчей – три недели на тренировках парень все приемы отрабатывал на ура, но слился, когда дело дошло до финального турнира. Оливер, конечно, был сторонником идеи о том, что любые страхи можно перебороть. Однако игроки, у которых были проблемы, чаще всего, стеснялись их признавать. Вместо того, чтобы работать над собой, они лишь отсрочивали неизбежное. Оливер был не против помогать, но это возможно, только если он будет знать о проблеме, а игрок будет желать ее решить. Увы, провести такие пробы, на которых каждый кандидат сможет показать весь свой потенциал, было физически невозможно – времени бы просто не хватило. У Оливера было всего четыре сентябрьские субботы, по часу на каждую. И последнюю он предпочитал оставлять свободной – для тех, кто придет, не записавшись заранее. По его опыту, ежегодно на пробы приходило не меньше десяти человек, поэтому удавалось уделять каждому не больше двадцати минут. За двадцать минут сложно было успеть что-то еще, кроме змейки, восьмерки и, возможно, Драконьих горок. Или лучше вместо горок петлю Попова? Выглядит она, конечно, мудрено, но в исполнении совсем несложная. А может, вообще убрать горки и петли, и вместо этого заставить их летать на скорость? Нет, нет, скорость очень важна для охотников и ловцов, но вот загонщикам и вратарям куда важнее маневренность и умение уверенно держаться на метле даже без обеих рук. А ведь еще надо было рассказать обо всем Энджи. И на пробы взять ее, дать возможность сформировать свое мнение. Мерлин всемогущий, она же не сможет отсматривать их так же быстро, как Оливер! Наверняка ей потребуется больше времени на каждого, ведь у нее совсем нет опыта. – Если ты прямо сейчас не начнешь писать эссе по трансфигурации, это будет твой первый тролль в году, гарантирую, – сказал Перси, оторвавшись от своего пергамента. – Я еще смогу написать его в воскресенье, – возразил Оливер, раздумывая, получится ли все-таки включить в пробные полеты стометровку зигзагом на скорость. Времени займет всего несколько минут, зато результаты многое скажут. – Не сможешь, – Перси раздраженно выдохнул, будто разговор вызывал у него зубную боль, – на воскресенье ты оставил чары и маггловедение. – Маггловедение я напишу быстро, – отмахнулся Оливер. – Всего-то надо рассказать о том, как провел лето в маггловском мире. – Ты всегда так говоришь, а потом оказывается, что не делал на каникулах ровным счетом ничего маггловского. Ты вообще летом слезал с метлы? Оливер поднял голову от пергаментов и взглянул на Перси. – Э-эм, – он честно пытался припомнить, чем занимался кроме квиддича. – А, погоди, я ведь ходил гулять с отцом по Лондону! Мы прошлись по этой, как там ее, ну... ну такой самой главной улице! Еще там был мост и башня с часами. И большое такое колесо Прозрения, которое ме-е-едленно поднимает тебя на высоту. Прикинь, несколько девчонок там визжали от страха. Ну, там и правда высоко, футов четыреста пятьдесят на вскидку. Школьные чистометы на такой уже с ума сходят. Ну да, о чем я? Потом мы гуляли по парку и ели такие забавные маленькие крекеры, они еще как-то прикольно назывались... э-э-э, Мордред, нет, не могу вспомнить. Ну а в конце мы зашли в лавку "Все для квиддича" в Косом переулке, и я забрал новую полироль "Три М" – их просто так не купить, я заказывал за месяц, а срок доставки дважды менялся! Перси выразительно изогнул рыжую бровь. – Восемь дюймов, Оливер. А твой рассказ едва ли займет один. И это в том случае, если ты припишешь про квиддичную лавку. А ты сам знаешь, что скажет профессор Бербидж в этом случае. – Никакого квиддича в этом кабинете, – уныло процитировал Оливер. – Вот именно, – Перси красноречиво посмотрел на Оливера. Он как никто умел вернуть его с небес на землю. – Ты прав, – вздохнул Оливер. – Схожу за учебниками. Он встал и начал аккуратно собирать исписанные пергаменты. В сумке для квиддичных бумаг у него было отведено свое отделение. Это пришлось сделать после того, как он случайно сдал Снейпу вместо эссе планы с распасовками. В том году лучшие комбинации слизерин прерывал, едва взглянув на них, поэтому у Оливера не осталось сомнений, что Снейп перед возвращением скопировал свиток и отдал его своей команде. – Оливер, Хвала Моргане, ты еще здесь! – воскликнул кто-то громким шепотом. Оливер закрыл сумку и бросил ее обратно на стул. К нему быстрым шагом приближался Деррек, а сзади плелся с недовольной рожей Флинт. На мгновение их взгляды встретились, у Оливера моментально пересохло во рту. Он не был уверен на все сто, но, кажется, Маркус избегал его всю неделю. С того вечера они не перекинулись ни одним словом – только приветствовали друг друга кивками, если пересекались в коридорах или в Большом зале. С другой стороны, именно из-за этой напряженности между ними Оливер смог наконец успокоиться и осознать, что никаких сплетен о его влюбленности не поползло. Флинт по какой-то причине молчал, и Вуда это полностью устраивало. – Привет, Грин, – Оливер встряхнул протянутую руку. – Флинт. – Вуд, – в тон ему отозвался Маркус. Руку он сжал совсем чуть-чуть и тут же отпустил. Это не шло ни в какое сравнение с их обычными приветствиями, в которых не меньше минуты они пытались убить друг друга пальцами, лыбясь при этом, как долбанутые психи. Оливер хмыкнул себе под нос. Осознавать, что Флинту теперь неприятно его касаться, было на редкость хреново. – Слушай, Вектор вроде как согласилась позаниматься со мной дополнительно, – Деррек сел напротив Оливера, разыскивая что-то в своей сумке. Флинту ничего не оставалось, кроме как сесть на соседний – ближайший к Оливеру – стул. Он откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Вуд буквально почувствовал исходящую от него ауру отчуждения. "Не влезай – выебет", – словно бы говорил весь его вид. И это "выебет" в данном случае было крайне далеко от некоторых вечерних фантазий Оливера. Вуд пожал плечами и обратил все внимание на Деррека. – Вау, поздравляю! – сказал он искренне, помня, как упорно Перегрин пытался добиться этого в прошлом году. – Это круто. – Ага, так и было бы, – мрачно кивнул Деррек, наконец достав уже порядком истрепанный по краям свиток, – если бы не дополнительное условие. Или вроде того. Если вкратце, я должен решить несколько задач, чтобы она убедилась, что на меня стоит тратить время. Я справился со всеми, кроме последней. Деррек подтолкнул свиток на середину стола. Оливер потянулся и развернул его. – Выручай, а? Бьюсь со вторника. Завтра надо сдать, а у меня всякая хрень получается. Оливер вчитался в условия задания и хмыкнул. Нужно было рассчитать потенциальную силу заклинания Люмос, произнесенного в одиннадцатый день одиннадцатого месяца одиннадцатилетним волшебником. – Ого, – тихо присвистнул Оливер. – Ага, – вздохнул Деррек. – Трансфигурация, – напомнил Перси, не отрываясь от своего эссе. Оливер сунул свиток с условием задачи прямо поверх его пергамента, удерживая на весу, чтобы не смазать свежие чернила. – О, – заинтересованно выдохнул Перси. Только после этого он поднял голову и удивленно поприветствовал Деррека и Флинта. Над столом повисла задумчивая тишина. – Месяц точно надо смотреть по лунному календарю, – подал голос молчащий до сих пор Флинт. – Здесь вроде бы нужно подключить астрономию. Посмотреть, убывает Луна или нет, и в каком положении находятся планеты. – Ага, ну это до чего мы с Марком додумались. Мне правда кажется, слишком мудрено, – Деррек развернул еще один пергамент. Весь он сверху донизу был заполнен расчетными таблицами положения планет. – Слишком много данных. – Вряд ли нам нужны все планеты, – с сомнением протянул Перси. – Речь о Люмосе, поэтому важны лишь Солнце и Луна. – Ага, наверное, – Оливер с сомнением покусал кончик пера. – Но это не главная проблема. – Верно, – Перси не глядя хлопнул Оливера по руке, чтобы он вытащил перо изо рта. – Мы не знаем, что это за волшебник. – Если это был бы одиннадцатилетний я, сила была бы одной. А если, скажем, одиннадцатилетний Флинт, то совсем другой, – согласился Оливер. – Думаю, в ответе должен быть диапазон значений. Деррек взглянул на него с отчаянием во взгляде. – Давайте вместе рассчитаем, а? Оливер покосился на Перси, но тот больше ни слова не сказал о трансфигурации. Видимо, ему тоже стало интересно. – Раз диапазон, значит, нужно использовать уравнение Авенира, – вздохнул Флинт. – Кто бы знал, как я ненавижу эту ебанину. Принесу учебник. Поднимаясь, он задел коленом ноги Оливера, вызвав тем самым целый табун мурашек. Это была совершенно новая и неожиданная реакция на Флинта. Остаток вечера Оливер то и дело бросал на него взгляды из-под челки, пока никто не видел. *** В пятницу первым же уроком стояла совместная со слизерином аппарация. Всю неделю держалась отвратительная дождливая погода, земля под ногами Оливера хлюпала, когда он шагал к квиддичному полю, где должна была пройти первая в этом году практика. Перси шел рядом, уткнувшись носом в учебник по чарам. Не фигурально, а очень даже буквально, поэтому Оливеру время от времени приходилось хватать его за локоть и обводить его по кромке самых больших луж. Несколько учеников, из тех, что раньше закончили завтрак, уже были на поле. Почти все они крутились у большого сундука с варежками. – Я достану нам по паре, – сказал Оливер, оставив Перси у гриффиндорской трибуны. Уизли всегда брал коричневые. А себе Оливер намеревался найти хоть одну фиолетовую пару, пока их не расхватали. Фиолетовые были самые новые, очень туго обхватывали руки, снижая к минимуму риск потерять кусочек себя по пути из круга в круг. Теорию Оливер знал сносно, а вот практика пока не давалась. Ему вовсе не хотелось случайно травмироваться на уроке всего за сутки до первых пробных полетов. Если он попадет в больничное крыло, Энджи без него не справится. У самого сундука Оливер столкнулся с Флинтом. Тот тут же нахмурился. Оливер надеялся, что после вчерашних посиделок в библиотеке над задачей Деррека это напряжение между ними хоть немного ослабнет, но, по ощущениям, стало только хуже. Оливер не собирался и дальше это терпеть. Он протянул руку для приветствия, глядя на Маркуса решительно и прямо. Флинт хмыкнул с сомнением, но все же слегка встряхнул его ладонь в ответном жесте. После этого он тут же ослабил хватку и уже хотел прервать контакт, но Оливер сжал пальцы с такой силой, что костяшки Флинта с хрустом сместились. Маркус бросил на него крайне мрачный взгляд и сдавил его руку со всей дури. Оливер с трудом удержался от того, чтобы не охнуть. Он включился в борьбу, и целую минуту они обменивались ожесточенным рукопожатием с перекошенными рожами. – Ничего не изменилось, Флинт, – сказал Оливер, когда боль стала невыносимой, а пальцы от напряжения свело судорогой. Фраза стала еще весомее от того, что они стояли на квиддичном поле – в самом привычном для них месте. – Хватит меня бояться. – Я не боюсь, – тут же ощетинился Флинт. – Хорошо. Оливер сильно встряхнул ладонью, наконец разрывая их рукопожатие. Когда он склонился над сундуком, фиолетовых рукавиц там больше не осталось. Пришлось брать синие.