Смелость города берет

Еще раз стукнув кулаком по двери, Грекхэм тяжело вздохнул. Ситуация была патовая. Маркус последние пару дней бесился даже больше обычного, а магией давил так, что физически уже было невыносимо сидеть рядом. И настроение у него было под стать. Вроде и не орал же, но смотрел так, что жратва комом в горле вставала. Пацаны лишнее слово боялись сказать, даже Блетчли притих, что уже говорило о многом. Монтегю всегда, даже во времена Боула, по командным вопросом был чем-то вроде буфера между Флинтом и остальными. Все почему-то думали, что раз он зам кэпа, Марк с ним типа на равных и готов многое спустить с рук. А по факту было совершенно наоборот: с Грэма спрос был за всех вместе взятых и пиздюлей реальных обычно отхватывал только он – потому что типа не уследил. И вот теперь, перед ним встала дилемма с утра пораньше: будить или не будить. На памяти Грекхэма, Маркус за четыре года просыпал всего несколько раз, которые навсегда запомнились его хуевым настроением. Сверх-сука-хуевым! Таким, что каждый день вошел в историю команды, и повторения никто не хотел. Легче было отхватить пиздюлей за то, что Марка разбудили, чем пытаться выжить в день, когда он проспал. Ну вот, а с другой стороны у Флинта и так последние дни настроение было не лучше, чем у голодного инфернала. И то, что он бесился молча, вообще не облегчало ситуацию. Магия у него была пиздецки тяжелая и неприятная, колола похлеще ургхартовской в его худшие дни, давила всех без разбора до тошноты – от них уже в Большом зале начали отсаживаться. Да даже за хаффлпаффским столом напротив их места последние два дня сплошная прогалина была! Может, был шанс, что если он выспится, хоть чуть-чуть успокоится? В прошлые годы ситуацию как-то сглаживал Люций, мог отвлечь как-то, удар на себя взять. Сейчас было просто некому. Деррек с Флинтом, несмотря на то, что они теперь учились на одном курсе, друганами закадычными в одночасье не стали, так, приятели. Из друзей у Маркуса и раньше был один только Боул, а теперь в школе, кроме команды, у него вообще товарищей не было. Общался он более менее близко еще разве что с полукровкой Вудом, но тот никак не мог помочь в текущей ситуации. А жаль, Грекхэм бы с радостью бросил его на амбразуры, если бы это хоть как-то помогло. Вот и получалось, что весь удар на себя должен был принять он, Монтегю. Именно ему сейчас предстояло решить: выбить дверь бомбардой и быстро умереть на месте от того, что Флинт бросит в него спросонья, или корчиться в муках несколько часов подряд, пока Маркус будет со вкусом беситься от того, что он проспал. Вздохнув, Грекхэм выбрал то, что выбрал бы любой слизеринец на его месте – пытки и смерть медленную. Потому что даже при самом плохом раскладе всегда есть шанс выждать момент и повернуть ситуацию в свою пользу. Уныло шмыгнув носом, Монтегю поплелся в гостиную. Сонные пацаны сидели вокруг камина, зябко ежась от подземельных сквозняков. – Ну что? – без надежды спросил Пьюси. – Ничего, – уронил Грекхэм. – Дверь заперта, внутри что-то звенит, кто-то храпит, и на стук никто не отзывается. – И Перегрин не проснулся? – удивился Уоррингтон. – Вот на Деррека я вообще не ставил, его порой и круциатусом не разбудишь, – Грэм устало упал в кресло, чувствуя себя так, будто уже сходил на пробежку. Кассий с сомнением хмыкнул, но промолчал. Пьюси с мрачной рожей выковыривал из шоколадного кекса изюм и бросал в камин. Блетчли дрых, привалившись кудрявой башкой к плечу Эда. – И что делать будем? – спросил Уоррингтон. – Бегать, – тяжело вздохнул Монтегю. – Если не пойдем, будет еще хуже. – Хуже уже не будет, – убежденно скривился Эд. – Не знаю, как вы, а я попрошу политического убежища у ворон. – Чур я первый, – полусонно встрепенулся Блетчли, не открывая глаз. – Хорошо Малфою, он переждет бурю в больничном крыле, – Грекхэм тоже взял шоколадный кекс, с утра жрать хотелось зверски. До пробежки Флинт обычно запрещал тащить что-то в рот, но раз его тут нет, хули бы этим не воспользоваться? – А это вариант, – кивнул Эд. – Можно коллективно сломать ноги на пробежке. Затусим с Драко на пару дней. – Чур я первый! – вякнул Блетчли, а Уоррингтона передернуло. Эд из вредности дернул плечом и стряхнул Майлза на пол. – Интересно, как такое Флинту объяснять будем? – с большим сомнением спросил Кассий. – Ну, Блетчли споткнулся о ветку, – предварительно вытерев руки салфеткой, начал загибать пальцы Эд, – я о Блетчли, ты об меня, а Грэм об тебя. – А чего это я последний бежал? – возмутился Монтегю. – А чего это я первый споткнулся? – одновременно с ним вякнул Блетчли с ковра, потирая ушибленную задницу. – Да, – согласился Пьюси, – неправдоподобно. Блетчли вечно сонный по утрам, он должен плестись последним. А первым пусть бежит Грэм, как идейный лидер. – Че это я сонный? – сонно и без особой инициативы продолжил ворчать Майлз. – Да, теперь похоже на правду, – глядя на него, Уоррингтон зевнул, прикрыв рот кулаком. Монтегю сунул оставшуюся половину кекса в рот и нехотя встал. – Тогда вперед, ломать ноги, – пробурчал он с набитым ртом. Гостиная наполнилась мученическими стонами и вскоре опустела. *** После трех дней перманентного раздражения, Маркус начал познавать дзен. Чары Эйба все также звенели, но Флинт вдруг почувствовал, что у него больше нет сил злиться. Он лежал, пялился в потолок, пытаясь найти в себе мотивацию встать и начать распутывать блядский кокон Гудсмита. Мотивация в виде принципа мелькала на периферии, но ее важность почему-то постоянно ускользала. В прокрастинационной прострации Маркус раскладывал окружающие звуки на составляющие. На фоне шорохов и вздохов, скрипов и храпа, звон чар из выносящего мозг треньканья вдруг показался Маркусу похожим на ритмичную музыку, а срыв на пятый такт только добавлял ей особый темп. Песня была бы хуевая, в стиле Селестины Уорлок, но Флинту в конце концов пришлось признать, что лучше уж слушать всю ночь навязчивый мотивчик, похожий на бестолковую девчачью попсу, чем бесячий до скачущих перед глазами дракклов звон. Маркус очень устал. Он так хотел поспать хоть пару часов, что не придумал ничего изящнее, чем напитать заряженное агуаменти Эйба собственной магией. Из плюсов было то, что Маркус почти сумел выспаться, а Эйб, когда чары по его же темпусу растаяли, проснулся от агуаменти, процентов на девяносто принадлежащего Флинту. Из минусов – силы Маркус отсыпал щедро, с запасом, чтобы наверняка, и от того же агуаменти пострадал он сам и Деррек в придачу. Половина спальни оказалась затоплена, а Гудсмит, стоящий по пояс в воде, в кои то веки не нашел, чё спизднуть. Он влажно проплыл в душевую, держа над головой сухое полотенце, с трудом отпихнул дверь после третьего депульсо, слив остатки воды из дортуара, и захлопнул за собой так, что с потолка в воду шмякнулась пара жирных пауков. Деррек, флегматично отфыркиваясь от воды, отжимал отросшие за лето до лопаток патлы, а Маркус был умиротворен, как буддийский магомонах. В дортуаре беззвучно появилась пара эльфов, которые начали суетиться и пытаться высушить все вокруг. Маскусу в рожу прилетел поток горячей магии, и он с трудом от нее отмахнулся, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. – Мы проспали, – озвучил очевидное Грин, кряхтя и натягивая влажную спортивную мантию на мокрое тело. – Придется бегать штрафные, – поморщился Маркус, и бросил в Деррека осушающее. – Смотреть стремно. – Знаешь, Марк, ты в последние дни пиздец, – Деррек кинул на ковер бутсы и приказал одному из домовиков, высушить их тоже. Флинт неопределенно хмыкнул и закрепил чехол с палочкой на запястье. – А когда проспишь, ты пиздец по умолчанию. То есть ты теперь пиздец в нумерологическом квадрате, – продолжил Деррек, уже завязывая шнурки. – И если ты собираешься беситься еще сильнее, мы этого не вынесем. Мы подольем тебе глоток живой смерти в тыквенный сок. Пьюси сварит, Блетчли будет тебя отвлекать, Монтегю его подстрахует. Я лично отлеветирую пару капель в твой бокал. А Кассий, ну, он тоже что-нибудь сделает, возьмет на себя Ургхарта, например. Это будет самая настоящая командная работа, как ты любишь. Просто предупреждаю. Маркус уловил юмор и заржал. Шутка, если это, конечно, была она, оказалась смешной. – Через пару дней, когда Снейп меня откачает, вам будет пиздец в кубе, – сказал он с ухмылкой, на случай, если это все-таки не шутка. Видимо, получилось внушительно, потому что Деррека передернуло. – Ну а если серьезно, – он вышел вслед за Маркусом из спальни и спустился за ним по ступенькам в гостиную. – Ты заебал. Раньше с твоими психами как-то справлялся Боул, храни Салазар его душу. И мы все остро чувствуем, как его не хватает. Парням тяжело, Марк. – Мерлин, зверь я что ли какой? – фыркнул Флинт. – Говоришь так, будто я вам пытки каждый день устраиваю. – Ты давишь так, что рядом думать невозможно, – Грин тронул Маркуса за плечо, заставив остановиться. Сделал страшную рожу: – Я не шучу. Парни никогда не признаются, но мы все заебались. Флинт нахмурился и сбросил руку Деррека со своего плеча. Хорошее настроение, как ветром сдуло. *** До самого выхода из замка Маркус молчал, обдумывая услышанное. Деррек больше не отсвечивал, плелся позади и держался за голову. Маркус, наверное, давил "до тошноты", как выразился Грин, но он ничего не мог с собой поделать. До пятого курса у него и правда были проблемы с контролем эмоций и, как следствие, магии, из-за чего он вечно носил браслеты-подавители, как малолетка или девчонка. После лета, проведенного в почти ежедневном общении с семейным колдопсихологом, проблема, как думал – надеялся, блядь! – Маркус, навсегда исчезла. Но, похоже, он ошибался. Разумеется, Флинт понимал, что у него непростой характер, бывало, мог вспылить и попсиховать, но ему казалось, все в меру. Казалось, что он что-то контролировал! Маркус и не думал, что настолько портит жизнь окружающим, когда бесится тихо и молча. И от этого тихо и молча бесился он только сильнее. Будто всего этого было мало, на выходе из замка Маркус заметил возвращающегося с пробежки Вуда. Разминуться не было никакой возможности, и они неуклонно приближались друг к другу. Маркус не был уверен, что он испытывает. Что-то вроде странной смеси из неловкости и злорадства. Неловко было за себя и свою тяжелую магию, и одновременно с этим появилось чувство, что если Вуду окажется так же дискомфортно, как и парням из команды, то поделом ему. Половина всего недовольства Маркуса числилась на его счету, вот пусть и терпит. У Вуда было явно благодушное настроение, он даже слегка лыбился, что с его вечно-серьезной рожей бывало нечасто. Однако чем ближе они подходили друг к другу, тем отчетливее улыбка стекала с его лица, сменяясь озадаченной хмуростью. Когда они поравнялись, Вуд быстро тряхнул руку Деррека, и тут же сказал: – Грин, свали-ка в туман. Деррек, как показалось Маркусу, облегченно выдохнул и буквально вприпрыжку поскакал в сторону поля, стремясь как можно скорее оказаться подальше. Они остались вдвоем. Оливер демонстративно размял ладони, хрустнул пальцами и протянул руку с напряженной маньячной рожей. Маркус с удовольствием смял ее, пытаясь через этот жест передать хотя бы часть своего раздражения. – Какие тестралы покусали тебя с утра пораньше? – светски поинтересовался Вуд, не прекращая борьбу пальцами. Маркус задумался, как бы ему покороче передать всю ситуацию, и хочет ли он вообще это делать. Понял, что не хочет, поэтому сказал емкое и резкое: – Нахуй иди. Вуд с укором посмотрел на большой палец Маркуса и сжал ладонь так, что костяшки Флинта хрустнули. Маркус тут же сдавил в ответ, и уже у Оливера что-то с щелчком сместилось. – Жаль, что у тебя плохое настроение, но я сейчас испорчу тебе его еще сильнее, – пропыхтел Вуд, пытаясь передавить Маркуса. Бесполезное занятие вообще-то. Руки у Вуда были узкие, и если в силе они еще могли потягаться, Маркус брал размером и кипящим в кишках раздражением. – Я посчитал статистику Миллера и Купера. Угадай, кто сосет? – продолжил Оливер. "Ну и в пизду такую статистику", – сперва подумал Маркус. Но вслух не сказал, потому что вообще-то статистика от Вуда для всех квиддичных фанатов была чем-то вроде Святого Грааля, полного чистого эфира вперемешку со слезами феникса, от чего просто так никто не отказывается, даже если по результатам выходило, что твой кумир чмошник. Именно таблицами статистики Вуд обычно "расплачивался", когда ему было необходимо поменяться с кем-нибудь временем тренировок в самый разгар сезона. Копии тут же расходились по всем фанатам Хогвартса, а оригиналы ценились на вес золота. Буквально. Фанаты за них были готовы платить реальные галлеоны. А в конце прошлого квиддичного сезона сводная годовая по охотникам британской сборной, рассчитанная Вудом на две недели раньше официальных спортивных СМИ, произвела в квиддичном сообществе Хогвартса взрыв энтузиазма и ушла на открытом близнецами Уизли аукционе почти за сотню! У Маркуса были, наверное, все возможные копии и всего три оригинальных таблицы, на которые постоянно покушался Дэвис, имевший, по слухам, целую коллекцию. – Блядь, – убито вздохнул Маркус, чувствуя себя так, будто это была их с Вудом сравнительная таблица, и Вуд его уделал, что, разумеется, было бы полным абсурдом, потому что бессмысленно сравнивать теплое с мягким, и охотника с вратарем. Флинт покачал головой: – Не поверю, пока не увижу своими глазами. – Завтра принесу, – Оливер довольно сверкнул глазами и разжал пальцы. – У нас же все в силе? Маркус тут же отпустил его руку, мысленно засчитав себе победу. – А почему что-то должно измениться? – спросил он и довольно ухмыльнулся, заметив, как Оливер скривился, разминая затекшую ладонь. – Потому что у тебя жопа вместо лица, – фыркнул Вуд. – Нахуй иди, – повторил Маркус, но уже со смешком. Накопленное внутри раздражение подулеглось, перестало давить изнутри так, будто сейчас разорвет Флинта по швам и хлынет из всех трещин. Обещанная Вудом статистика творила с людьми и не такую магию. Маркус снова поймал дзен. *** У Оливера была идея, как помочь Джеку преодолеть страх, но для ее воплощения Вуду предстояло совершить невозможное. После встречи с Флинтом, у него было такое хорошее настроение, что Оливер буквально кожей ощущал потребность действовать. Дело и правда было непростым. Необходимо было свести воедино коммуникацию с Макгонагалл, Хуч и мадам Помфри так, чтобы каждая думала, что он уже обо всем договорился с двумя другими. Макгонагалл должна была, опираясь на заключение мадам Помфри, дать добро на то, чтобы Слоупер повсюду, даже на занятия, носил с собой метлу. Мадам Помфри должна была дать свое заключение, опираясь на экспертное мнение Хуч о характере проблемы Джека и добро Макгонагалл на все мероприятие. Ну, а Хуч не хотела тратить время на изучение проблемы Джека и формирование своего экспертного мнения, пока на всю авантюру не согласится Макгонагалл, а мадам Помфри не подтвердит сам факт наличия психологической проблемы. Оливер ощущал себя слизеринцем, пытаясь разработать план действий в этом хитросплетении из политики и условностей. Он не умел врать, да и не хотел этого делать, поэтому, испытывая духовный подъем и жажду действий, он решился обратиться к самому мощному оружию в своем арсенале. В Большом зале он подсел к близнецам. У Оливера было универсальное правило, как не запутаться в одинаковых Уизли. Тот, что слева, всегда был Джорджем, а правый Фредом. И даже если они только что поменялись местами, левым снова становился Джордж, а Фредом нарекался правый. Оливер искренне считал, что не было смысла придумывать что-то сложнее, общаясь с полными магическими близнецами. Они были абсолютно идентичны. Настолько, что вряд ли их различала родная мать, что уж говорить об Оливере? Теоретически, какой метод тут ни применяй, вероятность угадать была пятьдесят на пятьдесят. Оливер считал, что этого достаточно. – То есть ты думаешь, что для крошки Джека, – резюмировал гипотетический Джордж. – Еще не все потеряно? – подхватил вероятный Фред. – И если он будет везде ходить с метлой, – продолжил Джордж. – Он начнет ей доверять и сможет побороть свой страх? – закончил Фред. – Именно так, – Оливер задумчиво кивнул, наколов на вилку кусок омлета. – Самым слабым звеном здесь мне видится Хуч. Если сможем убедить ее посмотреть на Слоупера... – Все надо делать иначе, – улыбнулся Фред. – Предоставь это нам, – Джордж подпер рукой острый подбородок. Они переглянулись и кивнули друг другу, сделав эту свою штуку с ментальной связью. Оливер понятия не имел, как именно это работает, но был уверен, что они способны общаться друг с другом не открывая рта вовсе. Он однажды видел, как они без какого-либо рецепта готовят экспериментальное зелье, молча лавируя по лаборатории и перебрасываясь склянками с ингредиентами, как жонглеры горящими саблями – после такого Вуд уже ничему не удивлялся. – У вас есть идеи? – спросил Оливер, запивая тост тыквенным соком. – Шантаж! – воодушевленно воскликнул Фред. – И подкуп! – радостно добавил Джордж. – И Снейп, – ухмыльнулся Фред. – И Монтегю, – скривился Джордж. Оливер обреченно провел рукой по волосам и с надеждой посмотрел на потолок, пытаясь найти там другой способ решения проблемы. Потолок отражал только тяжелую серую хмарь и сыпал иголки дождя, которые растворялись, не долетая до студентов. Лучших решений не было, а желание сворачивать горы никуда не делось. – Что нужно от меня? – уточнил Вуд, заранее смирившись с возможным пиздецом. – Расслабься, капитан, – хитро подмигнул Фред. – Мы все сделаем сами. – Ты в таких вещах абсолютно никчемен, – беспощадно добавил Джордж. *** На завтрак Маркус так и не попал, поэтому к обеду умиротворенность была под большим вопросом. Флинт хотел жрать, бесился из-за проебанного графика и морально готовился к злоебучим древним рунам, которые стояли после обеда. И, наверняка, снова давил. Чтобы не травмировать своих и без того нервных парней, Маркус решил проблему творчески и радикально – он собирался только взять еду и пообедать где-нибудь в другом месте: во дворе замка или в какой-нибудь пустующей аудитории. Вообще-то именно Флинт еще в первый год своего капитанства внедрил практику совместных обедов. Он считал, что для команды с разновозрастными игроками, будет не лишним проводить время вместе. И делать это в Большом зале во время трапез показалось ему охуеть каким удачным и оптимальным решением. Пацаны сперва собачились, конечно, но в целом действительно стали лучше взаимодействовать и в жизни, и на поле, так что практика укоренилась. Маркус обычно был против того, чтобы кто-то отступал от традиции, в особенности не терпел любых нарушений правил, в первую очередь, от самого себя, но голодный магобуддист в нем пожал плечами и философски изрек, что похуй. Пока история с Гудсмитом не кончится, Флинт будет и дальше не высыпаться и беситься на ровном месте. В таком случае, он продолжит давить и будет приносить пацанам только негатив и дискомфорт. Ну и нахуя? Каким бы резким Флинт ни был, он действительно старался заботиться о команде, пусть и в своей радикально-тоталитарной манере. Сейчас лучшим проявлением заботы ему показалось на время лишить команду своего общества. Однако, войдя в Большой зал, Маркус заметил сплошную пустоту на месте, где должны были сидеть парни. Любопытство пересилило, и Флинт отправился на свое привычное место, ожидая, когда подтянется народ. Он дожевывал порцию картофеля с печеным гусем, перечитывая конспект по древним рунам, когда на лавку перед ним опустился Деррек. – Э-э-э, Марк? – позвал он осторожно. – Тут такое дело... Маркус молча кивнул, показывая, что слушает, и параллельно пытаясь разобрать свои каракули в конспекте. Грин помолчал немного, закатал рукава мантии, налил себе стакан сока из графина и громко глотнул. – Пацаны в больничном крыле, – выдал, наконец, Деррек. Маркус медленно поднял голову. Рожа у него, наверное, была как никогда красноречивой, потому что Перегрин скривился, удерживая перед собой стакан, как щит. – Продолжай, – гаркнул Маркус севшим голосом. – Как бы, это... – Деррек выдохнул, осознавая всю иронию ситуации, и свою незавидную роль гонца, что принес хуевые вести. – Ноги они сломали на пробежке. – Все разом? – Маркус приподнял бровь. – Ага. Говорят... – Грин поерзал на лавке, ощущая себя максимально тупо, и опять мученически скривился, – говорят, скользко было. Он замолк, глядя прямо на Маркуса. Флинт тоже молчал, переваривая услышанное, и отчаянно пытаясь не заржать. – Пиздец, – губы сами собой все-таки расползлись в блядской ухмылке, – узнаю, кто придумал, сдам в рабство Ургхарту на все выходные. Деррека передернуло, а Маркус все-таки заржал. – Хотя хули тут думать? – продолжил он, отфыркиваясь от смеха. – Уверен, что автор идеи – Пьюси. Это он у нас самый, сука, креативный. – Слышь, Марк, ты не злись на них, – осторожно сказал Деррек. – Я же тебе говорил, они в отчаянии. Веселье пропало разом, будто фините наложили. Маркус потер лицо ладонями, смахивая улыбку. – Знаешь, че, Грин? Ты иди к ним после уроков, – Флинт подпер ладонью подбородок. – Скажи, что я не злюсь, ага. И наказывать не собираюсь. Но если завтра на пробежке кого-то не будет, выебу, даже не спросив причину, ясно? Деррек кивнул и залпом допил остатки сока. – А по поводу магии я придумаю что-нибудь, – пообещал вдогонку Маркус. Но Перегрин уже свалил, а Флинт еще несколько минут пялился перед собой, обдумывая письмо маме. Вообще-то он не любил писать домой во время учебы слишком часто. Если с отцом у них были довольно деловые отношения, и они обходились парой писем в семестр, то по маме Маркус начинал скучать почти сразу, и чем больше она ему писала, тем мрачнее на душе ему становилось. Флинт считал, что как-то несолидно в его возрасте тосковать по дому, так что он старался обходиться краткими отписками, сообщая, что у него все хорошо, и редко отвечал на ее надушенные объемные письма об их с отцом делах больше, чем одним-двумя предложениями, не подразумевающими обратной связи. В этот раз он тоже ограничился короткой запиской с просьбой отправить камином его браслеты-пиявки. Маркус долго колебался между правдой и ложью, и все-таки сообщил, что они нужны не ему. Ему не нравилось обманывать маму, особенно, учитывая, что она была способна быстро раскрыть любую его ложь парой метких вопросов, но Маркус совсем не хотел ее волновать – в ее-то положении. После известия о том, что школу будут охранять дементоры, она и так была сама не своя. До древних рун оставалось достаточно времени, чтобы успеть отправить письмо, поэтому Маркус быстро свернул обед и помчался в совятню. *** К вечеру среды Анджелина сменила гнев на пассивно-агрессивную хандру. Она сидела в компании Перси на красном диванчике в горошек, вяло писала эссе по трансфигурации и жаловалась на близнецов. Время от времени она превращала пустой пергаментный лист в двух сорок, которые тут же начинали галдеть, щипали друг друга за хвосты и воровали перья из пенала Перси, но далеко не улетали – Уизли резким жестом развеивал чары и возвращал свои перья на место, а Анджелина, будто соревнуясь с ним в упрямстве, снова создавала сорок, и, глядя на них, раздраженно рассуждала о близнецах. – А когда им какая-то новая идея приходит, они становятся вообще неуправляемы, – услышал Оливер, приблизившись к диванам. – Совершенно не слушаются! – Угум, – согласно покивал Перси, задумчиво перебирая страницы Трактата Вариативных Алхимических Реакций, который занимал полстола, время от времени издавал пробирающий до мурашек вибрирующий рокот и вообще выглядел так, будто съел все существующие в природе зельеварческие трактаты поменьше. Среди студентов, посещающих продвинутый курс зельеварения, учебник побаивались даже больше Чудовищной книги о чудищах и называли коротко, но емко – ТВАРЬ. Ежегодно в попечительский совет прилетала сотня сов с жалобами от студентов и их родителей на Тварь, но та продолжала занимать львиную долю места в спальнях и являлась главным спонсором укушенных пальцев и пропавших фамильяров в студенческих дортуарах. И если несчастных фамильяров удавалось отыскать между страниц пожеванными, но невредимыми, с прокушенными пальцами частенько приходилось обращаться в Больничное крыло – кусалась Тварь пиздецки больно. Оливер зевнул и постарался найти место подальше от Твари. Хотелось спать, но до отбоя было целых два часа, в которые он планировал просто посидеть в компании Перси с Анджелиной и подремать. Дремать, когда вокруг стоял гвалт, даже нравилось Оливеру. Было что-то особенно приятное в том, как мягко сон ватой оборачивал голову, превращая окружающие звуки во что-то далекое и уютное. Вуд со стоном упал в кресло, согнав со спинки сорок. Те, галдя, взлетели под потолок и начали трепать один из факультетских флагов. – Они не думают о последствиях, лгут, прогуливают занятия и, кажется, ходят в Запретный лес за ингредиентами! – закончила Анджелина уже шепотом, поприветствовав Оливера лишь коротким отрывистым кивком. Не прекращая жаловаться, она продолжала выписывать строчку за строчкой в своем эссе и оставлять пометки в учебнике, в очередной раз удивляя Вуда способностью делать два дела одновременно. – М-м-м, – вновь согласился Перси, подсушив заклинанием чернила на пергаменте, – они точно туда ходят. – То есть ты знаешь и не останавливаешь их?! – возмутилась Анджелина, вскинув острый взгляд на Перси. – Да, их сам Мордред не остановил бы, – фыркнул Уизли, зарисовывая в эссе корни синеглазки. – Куда мне? С этим Оливер мог бы категорически согласиться. Близнецов, по его скромному мнению, была способна остановить только клетка с бладжерами – и та временно. Через положенный час, отведенный на тренировку, их приходилось выпускать. – Но там же дементоры! – Анджелина с ужасом понизила голос. – Они могут пострадать! – Дементоры? – переспросил Перси и неловко увернулся от летящей в голову подушки, умудрившись всего на пару дюймов промахнуться мимо эссе и капнуть чернилами на стол. Анджелине достался Строгий Взгляд. Строгий Взгляд всегда означал, что терпение Перси на исходе. – Перси! Это очень серьезно! – Энджи, ничего не замечая, не на шутку встревожилась и даже отложила перо. – Они правда туда ходят? – Поверь мне, мои братья для дементоров несъедобны, – Перси нахмурился и принялся вытирать пальцы правой руки салфеткой, после чего взял палочку и недовольно бросил на поверхность стола чистящее заклинание. – Ты слишком хорошо о них думаешь, если до сих пор веришь, что у них есть душа. Оливер фыркнул в кулак и под тяжелым взглядом Анджелины зевнул, чтобы скрыть свой смех. Джонсон уперла руки в бока, но она входила в число тех немногих счастливцев, кто тоже понимал мрачный юмор Перси, так что по ее губам все-таки скользнула улыбка. Тут же помотав головой, она строго и серьезно сказала: – Пожалуйста, не шути так. Перси раздраженно поморщился, и Оливер точно знал, что тот хотел сказать, что вовсе не шутил. Однако, не желая больше спорить с Анджелиной (или же считая это бессмысленным занятием), он промолчал, потянувшись через стол за отодвинутой чернильницей, из-за чего его галстук оказался между страниц Твари. – Осторожно! – воскликнул Оливер, пытаясь то ли подцепить галстук левиоссой, то ли оглушить учебник ступефаем, но безуспешно. Тварь радостно зажевала галстук, сковав Перси в неудобной позе над столом. С потолка спикировали сороки и начали прыгать вокруг, громко стрекоча. Энджи наслала на Тварь заклинание щекотки, но та лишь громко сыто рыгнула, не выпуская добычи. Перси дотянулся до палочки и быстрым редукто разрезал галстук, а затем – особенно резким движением избавился от сорок. Глядя, как Тварь пережевывает галстук, из-за чего мнутся страницы и смазываются чернила, Перси резко стянул остатки галстука через голову и расстегнул верхние пуговицы на рубашке, чтобы поправить воротник. В вырезе на минуту стал заметен шрам, пересекающий ключицу. Приведя себя в порядок, Перси раздраженно захлопнул Тварь, используя отрезанный галстук в качестве закладки. Глаза у него полыхали скрытым в глубине бешенством, как бывало, когда что-то нарушало его монолитное спокойствие. – Ты скучаешь и переживаешь за них, – сказал он Анджелине, не меняясь в голосе. – А ты, – добавил Перси, повернувшись к Оливеру, – засыпаешь... – Я не засыпаю! – неправдоподобно возразил Вуд, едва не зевнув. – Я не переживаю! – яростно замотала головой Анджелина. – ...поэтому ты, – Перси махнул в сторону Энджи, никак не отреагировав на их слова, – завтра же поговоришь с ними. А ты, – он посмотрел на Оливера, – идешь спать. – Но я не хочу с ними разговаривать! – воскликнула Джонсон. – А я не хочу спать, – возразил Оливер. Перси встал с дивана и посмотрел на них сверху вниз, прикрыв веки. – А мне совершенно плевать, чего вы хотите. Он свернул эссе, сунул стопку учебников подмышку и, подхватив Тварь чарами, удалился в сторону спален для мальчиков. Оливер с Анджелиной переглянулись. – Он не любит проигрывать, – раздраженно и вместе с тем нежно улыбнулась Джонсон. – Тем более литературе. – И ему всегда нужно быть правым, – согласно кивнул Оливер. – Думаешь, он прав? – задумчиво спросила Анджелина, явно имея в виду свое примирение с близнецами. Оливер подавил зевок в кулак и пожал плечами. Во-первых, он считал неправильным напирать и навязывать свое мнение, только потому что ему хотелось, чтобы команда не ссорилась, а во-вторых, говорить девчонке, пусть даже отвечая на ее вопрос, пусть даже и Анджелине, что кто-то другой в чем-то прав, а она нет – все равно что самому шагать в открытую пасть мантикоры. А у Оливера пока были мозги, спасибо большое. *** Маркуса уже пошатывало от усталости, а котел будто бы становился еще грязнее. Снейп, чтоб его пятиноги облапали, сложив руки домиком, неотрывно пялился на потуги Флинта и едко, обидно комментировал каждое действие. Отработка шла полным ходом. По ее условиям, Флинту предстояло очистить гору грязных котлов, не используя палочку. Палочка Маркуса лежала на парте и нетерпеливо подрагивала, улавливая желание хозяина схватить ее и наложить что-нибудь непростительное на декана. Снейп, вероятно, тоже улавливал желание, а потому с каждой минутой веселился все сильнее. Маркус резко выдохнул, собираясь с силами, вывернул запястье под немыслимым углом и послал магию к кончикам пальцев, одновременно с этим рыча сквозь зубы: – Эванеско! Волна магии ударила в котел. Котел пошатнулся, накренился на бок, а нагар на его внутренних стенках вместо того, чтобы исчезнуть, вдруг загорелся. – Уморительно, – прокомментировал Снейп, насмешливо блеснув глазами. – Что, по-вашему, вы делаете своей рукой? "Хуйню", – подумал измученный Маркус. – Вот-вот, – согласился Снейп. – Движение должно быть прямым и направленным. Ровным. Декан расцепил ладони и продемонстрировал ленивый пасс, заставляя пламя в котле погаснуть. Без палочки и невербально. Быстро и красиво настолько, что дух захватывало. Маркус ощущал себя жопоруким ебланом, и это бесило до белых дракклов перед глазами. – Еще раз, – проговорил Снейп. Тыльной стороной ладони Маркус стер пот со лба и со всей дури махнул на котел рукой, не отмерив, как следует, силы. – ЭВАНЕСКО! – рявкнул он. Котел взлетел под потолок, как от щедрой левиоссы. Декан проводил его насмешливым взглядом. – Потрясающе, – едко хмыкнул он, движением пальца опуская несчастный котел обратно. – Единственная ваша удача на сегодня заключается в том, что за весь вечер вы ни разу не повторились. Еще раз. Маркус медленно выдохнул, по крупицам собирая спокойствие. Он ненавидел свои чистящие чары и ненавидел отработки у Снейпа, потому что тот знал про его проблему, и, кажется, испытывал огромное удовольствие, издеваясь над Флинтом. – Разумеется, вы всегда можете сделать всю работу вручную, – уловив настроение Маруса, предложил Снейп и указал взглядом на ведро с чистящим инвентарем: перчатками из драконьей кожи, металлической щеткой и несколькими флаконами едких зелий, которые были способны разъесть любой нагар. – Вот еще, – фыркнул Маркус. Работать руками, как какой-то маггл? Нахуй, нахуй!– Э-ВА-НЕСКО! По кабинету прокатилась волна магии, и нагар исчез. Вместе с ним пропал котел и стул, на котором он стоял. – Великолепно, – протянул Снейп издевательски. – По крайней мере, в зельях вы слегка талантливее. Это единственное, что вселяет в меня надежду. Маркус скривился. Он чувствовал себя уязвленным и униженным, в основном потому что как бы оно ни выглядело, у него получилось что угодно, но не эванеско. Котел со стулом могли оказаться в самом неожиданном и неудачном месте. И только если очень повезет, Флинт больше никогда их не найдет. Без палочки колдовать было сложно. Ощущения беспомощности, неудобства, недовольства самим собой раздражали до зубовного скрипа. Такое же чувство Маркус испытывал в детстве, когда мама заставляла его говорить по-французски, чтобы проверить, чему он научился с преподавателем. Маркус ломал язык, худо бедно справлялся после тысячи исправлений и бесился так, что с потолка падали люстры, а в комнатах лопались стекла. Вздохнув, Флинт подтянул повыше рукава рубашки и пошел за новым стулом. – Хватит, – остановил его голос Снейпа. – Как бы увлекательно ни было за вами наблюдать, мне искренне жаль мои котлы. – Спасибо, профессор, – сердечно выдохнул Маркус и рухнул, как подкошенный. Руки мелко тряслись. Маркус схватил палочку и чуть не застонал от ощущения тепла и могущества – с ней все было удобно, правильно и возможно. Все – кроме, блядь, эванеско. – А теперь, если ваш мозг еще способен на интеллектуальное усилие, я предлагаю обсудить наши действия относительно мистера Малфоя, – буднично предложил Снейп. Маркус сначала действительно забуксовал, пытаясь понять, о чем декан говорит. А когда понял – усталость, как рукой сняло. Флинт даже духом воспрял, отчаянно желая хотя бы одного единственного шанса, что ему не придется искать замену ловца. А уж он этот шанс не проебет.