Перегоревшие чувства

И он был настоящим

      Барвинок — красивый, как правило, небесно-голубой цветок, с которым связано множество легенд и красивых сказок. Он выглядит не очень ярко, но вот с его стойкостью не сравниться, — отличается необычным сочетанием нежности цветов с невероятной природной стойкостью, — наверное, ни одно травянистое растение. Он может расти и на солнце, и в тени, и при этом нормально себя чувствует как на влажных почвах, так и на сухих.       Ещё с древних времён барвинок наделяли магическими качествами. Считалось, что он может защитить от болезней и злых духов. И отчасти так оно и есть, ведь лечебные свойства этого растения неоспоримы.       Листья барвинка отличаются удивительной прочностью и живучестью, сохраняя свежий вид даже под снегом, — вот почему перенесённый из леса в сады и парки барвинок стал символом жизненной силы, а посаженный на кладбищах — символом вечной любви и доброй памяти.       Акааши любит цветы, и этот цветок напоминает ему Бокуто, такого же стойкого, но нежного. Кейджи надеется, что однажды этот цветочек — ас и капитан Фукуродани, а также неоспоримо привлекательный доигровщик — в конечном счёте обретёт всё то, что так давно желает. Не важно, что это: победа, любовь, вечная жизнь.       Акааши желает другу только самого лучшего не потому, что они просто товарищи по команде, не потому, что они друзья и совершенно точно не потому, что они хотят продолжить общение и после старшей школы.

***

      Этот вечер три команды провели перед костром. Они расположили в большой круг широкие брёвна, что лежали возле реки. В самом центре они развели костёр. Это место служит отличным кругом общения и вечерних посиделок.       Как и сегодня: вечер, всё вокруг мрачно и только видно, как горит огонь, и слышно, как трещат сверчки. Первый раз они собирались так в июле, а в этот раз — в августе. Это был их последний летний вечер со всеми вместе. И они решили вспомнить прошлые товарищеские матчи, дали обещание, что ещё будут проводить их в этом учебном году.       Некома, Карасуно, Фукуродани. Эту историю завязал Куроо Тецуро, начиная с самой идеи.       — Давайте вспомним всё хорошее и не очень начала этого учебного года? У нас ещё всё впереди!       Остальные поддержали и тоже радостно воскликнули эти слова. Все прекрасно знали, что впереди ещё предстоит много матчей, много побед и проигрышей. Их ждут множество разных ситуаций, проблем, знакомств и различных конфликтов.       Прохладный лесной воздух освежал с ног до головы, кому-то было даже холодно. Костёр горел ярко, вздымаясь вверх. Яку завораживал огонь — красный, яркий, заметный издалека. Будто звезда. Тогда Яку посмотрел на звёздное небо, куда-то ввысь, это выглядело намного красивей горящего пламени, хотя Мориске больше нравился огонь, но это для кого как. Казалось, что в звёздах скрыта какая-то тайна, этим они напоминали сине-зелёные глаза Акааши. Яку нечасто разговаривает с Кейджи, но по немногословным фразам Кенмы о его впечатлении насчёт связующего Фукуродани, которые слышатся в разговоре со Львом, когда тот с любопытством спрашивает о тренировках с членами других команд, Мориске может сделать вывод, что Акааши такой же спокойны и тихий, как Кенма. Что удивительно, Козуме никогда не жалуется на него после тренировки, нежели на Куроо или Бокуто, говоря о том, какие они оба шумные.       Просто посмотреть на Кейджи — в его глазах будто целая вселенная, а звёзд в них бесчисленное количество, таких мелких, будто крупинки сухого песка. Не все это видят.       — Признаться, мне повезло с командой, — начал Акааши, когда Бокуто отошёл за стаканом воды. — Правда, настолько близких друзей я не нашёл, но эти люди были со мной всё это время, за что я им очень благодарен. Играть в одной команде с вами, ребята — одно удовольствие. И Бокуто… — на лице Акааши появилась еле заметная улыбка. Настолько она была нежной и доброй, что Кейджи и сам удивился такому действию, заметив слегка удивлённый взгляд Конохи. Обычно Акааши так не улыбается, да и говорит он немного. — Возможно, он и есть тот, из-за кого я совершенствуюсь всё больше и больше.       — Знаете, Бокуто энергичный, — подметил Куроо. — Акааши, ты не устал?       — Нет, — коротко выдал брюнет, когда услышал тихий шорох за спиной. Это был Бокуто.       Он медленно подошёл к Акааши со спины и накрыл на того плед, чтобы связующий не замёрз. Затем Бокуто перешагнул через бревно и сел рядом с Кейджи. Состроил ожидающий чего-то взгляд и задал вопрос присутствующим, вытирая с лица Акааши капли воды, которые попали на того впоследствии неуклюжего движения руки Котаро.       — О чём разговор?       Акааши поморщился. Большие пальцы Бокуто тихонько спустились вдоль носа связующего. Прикосновения были такими нежными и аккуратными, казалось, Бокуто боялся сломать Акааши, будто в тот момент в голове Котаро вдруг всплыла мысль о том, что Кейджи сделан из хрупкого фарфора.       — О нас, о третьегодках, — ответил Куроо.       А ведь и правда. Это же их последний год. В следующем учебном году второгодки и первогодки уже не увидят третьегодок в спортзале. От такого становится как-то грустно и больно. Сердце сжимается, а лёгкие перестают дышать: факт того, что все те, кто идут с остальными до конца, окончат школу и больше не будут играть с ними в одной команде на турнире старших школ, очень печалит. Даже первогодки, которые проведут с третьегодками всего год, сильно привяжутся к ним. Осталось ещё два семестра.       — А, да! — воскликнул капитан Фукуродани. — Это же наш последний год в старшей школе!       Акааши дёрнулся, когда сидящий рядом сокомандник резко и буйно ответил на слова Тецуро.       «Бокуто… Этот парень позитивен. Что ещё сказать? Вообще, я много могу рассказать о нём, так как… нет, я не приглядываю за ним, нет, далеко нет — оправдание. Когда я впервые вступил в клуб, Бокуто показался мне достаточно буйным и энергичным. И я подумал, что мы с ним вряд ли сможем хорошо сдружиться, однако я слегка ошибся».

«Я снова разочарован в своём умении понимать людей»

      Шёл оживлённый разговор между командами. Акааши стало немного скучно. Он даже не понимал о чём говорили его товарищи — пропустил тему разговора. Глаза начали закрываться. Голова становилась всё тяжелей и в конце концов упала на плечо сидящего рядом Бокуто. Заметив это, капитан Фукуродани пододвинулся ближе к связующему, чтобы тому было удобнее. Бокуто был немного удивлён — как можно спать, когда вокруг так много говорят. Устал?       Связующий проснулся, когда до его барабанных перепонок пронёсся высокий визг Хитоки, которая пряталась за Хинату, утверждая, что видела змею. Акааши сонно взглянул в их сторону, собираясь что-то сказать, однако сонливость его победила, и голова Акааши резко опустилась вниз, но тут же поднялась, потому что связующий промахнулся и не почувствовал плечо Бокуто на щеке. Бокуто, конечно, заметил это, придержал падающего Кейджи и проводил его до палатки. В это время Инуока, который помогал Хитоке с палаткой и тоже испугался змеи, в страхе дрожал где-то в стороне, потому что спрятаться было не за кого, а идти страшно. Хината осмелился проверить версию Ячи, хоть и сам был напуган. И это оказалась змея. Всего лишь уж. Но в тот момент у Хитоки сердце в пятки ушло, она действительно сильно испугалась, в темноте ей было не до того, уж это или кто-то ещё.

***

      Все уже находились в палатках. Акааши спал всё это время, но, когда все только начали видеть сны, проснулся — он спал достаточно для того, чтобы теперь чувствовать себя бодрым и выспавшимся. Сначала он удивился, когда вышел из палатки, думая, что спящий рядом Бокуто просто ещё не проснулся, но оказалось, ночь ещё не закончилась. Это было где-то в половине третьего, когда Акааши вышел из палатки и поднялся на небольшой холмик, чтобы посмотреть на летнее звёздное небо. Вскоре к нему присоединился Бокуто, которого связующий вообще никак не ожидал увидеть в такое время в лесу, ещё и лохматым с чёрными мешками под глазами, будто и вовсе не ложившимся спать.       — Проснулся? — Акааши лежал на спине, убрав руки за голову. Он, ожидавший ответа капитана, прикрыл глаза и вздохнул с какой-то тяжестью, будто вдыхать воздух ему давалось с трудом. — Выспался? — открыв глаза, Акааши тихим, чуть хриплым голосом, отвечал на положительный кивок Бокуто.       — Я присяду?       — Конечно.       Так, находясь рядом друг с другом в нескольких сантиметрах, прошли безмолвные минуты Бокуто и Акааши. Котаро хотел говорить — он мог заговорить на любую тему, но в этот раз не знал, что подобрать — атмосфера вокруг была какой-то апатичной, холодной и серой, поэтому Бокуто не решался начинать разговор на скучную тему, которая легко бы усыпила и Кейджи и самого Бокуто. Акааши тоже выглядел понуро, он отлично вписывался в эту атмосферу. Смотрел на звёзды, думал, молчал.       Бокуто и сам почувствовал некую грусть и пустоту. Она просыпалась в нём сама, причины не было, но Котаро в миг получил столько горечи, сколько не получал за все восемнадцать лет, что он существует — ему так казалось. Чтобы немного отвлечься, Бокуто задал вопрос.       — Чего ты хочешь больше всего?       Атмосфера давила, душила, горло жгло, в глазах мутнело, а Бокуто стало совсем плохо после ответа Акааши. Ту ночь капитан Фукуродани запомнил надолго.

***

      Осталось четыре месяца до третьего семестра. И шесть месяцев до окончания старшей школы. Бокуто сдаёт экзамены, играет в волейбол, не забывает выполнять домашнее задание и часто волнуется за Акааши, который не появляется ни на тренировках, ни в школе вообще. На сообщения не отвечает, вне зоны доступа почти всё время, не открывает дверь, когда Бокуто приходит к нему. Бокуто просто не знает, где его искать. Это продолжается уже месяц.       Весь этот месяц Акааши находился дома. Он не открывал двери, кто бы это ни был. Он сидел в своей небольшой комнате, не желая выходить из дома, даже когда на улице столь прекрасный солнечный день, хоть и холодный. Все его сокомандники ходили в школу, проводили время на улице, а он, зарывшись в серый плед, готов был уснуть в тёплой земле.       Днями напролёт Акааши скручивался на кровати от невыносимой боли в голове, ногах и руках. Кейджи мог ходить — это было не только больно, но и тяжело. Боль в конечностях будто растекалась по ним внутри, незаметно перетягивая мышцы. Таблетки от головы не помогали, и все обезболивающие средства не приносили положительных изменений. Эта неисчезающая боль порядком надоела Акааши: всегда спокойный парень больше просто не мог игнорировать эту непрекращающуюся боль, что только нарастала с каждым днём. Акааши хотелось просто перестать что-либо вообще чувствовать, ему хотелось просто лечь и спокойно заснуть, отдохнуть, ведь с этой болью парень каждую ночь только и делает, что мучается с невыносимым дискомфортом в конечностях, из-за чего и засыпать получается с трудом.       Чёрные синяки под глазами стали намного заметнее — Акааши отчётливо видел их в отражении зеркала, теперь уже не всматриваясь, как раньше. Вот, что делает ежедневный трёхчасовой сон: поспать нормально ночью уже не выходит, Кейджи отсыпается днём, когда боль более-менее успокаивается, хоть и ненадолго.       Аппетит совсем пропал, Акааши истощал, стал каким-то хилым и даже поднять руку, чтобы достать с полки пачку таблеток, теперь занимает у него немалые силы. Акааши заметил, что пьёт слишком много лекарств, но ничего не может поделать, ведь они действительно не помогают его многозначительной проблеме, а он всё надеется, что в какой-то момент таблетки начнут действовать и избавят его от этой мучительной боли. Просто этот момент ещё не пришёл.       Акааши слышал стук. Он хорошо слышал голос Бокуто за дверью. Но Акааши не хотел открывать, он совершенствовался долгое время, он не боялся физической боли, но он боится показать Бокуто, насколько он потерялся в себе, разочаровать друга и сокомандника — самого лучшего для него аса, которому теперь просто не в силах пасовать. Акааши слышал, как Бокуто звал его, как отчаянно он просил связующего открыть дверь. Знакомый, уже полюбившийся голос, резал слух — было просто невыносимо слышать совсем нерадостные ноты в речи Бокуто, который зовёт Акааши громче с каждым разом, с каждым днём, не сдаваясь. Ох, как Акааши хотелось быть таким же в тот момент — упорным. Он хотел подняться обратно, наверстать всё то, что утратил за это недолгое время.       Вспоминается та ночь, когда Акааши произнёс своё желание. Чего же он хочет больше всего? В тот момент Акааши действительно думал над вопросом и дал на него ответ серьёзно.       — Хм… сложный вопрос. Больше всего… лечь под деревом, чтобы тёплые лучи солнца падали мне на лицо, а я, погруженный в апатию, размышляю о жизни, затем мои глаза мягко закрываются, я лежу, чувствую покой, постепенно засыпаю и больше никогда не открываю глаза…       Тот ответ Акааши обдумал хорошо, но совсем не представлял, что в будущем захочет осуществить этот уютный план, который так и всплывал каждый раз, когда Акааши тихо и достаточно пассивно бился то ли в гневе, то ли в истерике от усталости — в каком-то непонятном состоянии, при котором просто уже ничего не хочется, не знаешь, что делать, и даже просто гулять по комнате от одного угла к другому, размышляя о чём-то, кажется каким-то бессмысленным и пустым занятием, сидеть в четырёх стенах становится просто невыносимо, но выход на улицу вообще никак не радует; смотря в окно, думаешь, ничего нового, ничего такого, что могло вернуть тягу к жизни.       — В это время листья опадают. Листья, что спадают с деревьев, подобны людям, которые умерли или потеряли всё, жизнь не вернуть, так же как и листья обратно на деревья не приклеить.       Такие мысли стали часто посещать голову Акааши, отчего его понурое состояние не давало ему нормально что-то сделать: теперь каждый раз, когда он находил сил, чтобы открыть дверь и наконец выйти из дома, в его голове всплывала мысль о том, что может случиться что-то плохое, когда он выйдет. Когда появляется аппетит, что теперь очень редко случается, Акааши собирается перекусить, но что-то его резко останавливает, будто если он съест это именно сейчас, что-то произойдёт.       Кейджи вообще не хотел заниматься чем-либо, желания не было, он будто потерял смысл в действиях и даже в самом существовании. Боль возвращалась. Голова кружилась, у Акааши было такое чувство, будто его тошнит. Так и есть. Он питается лишь таблетками и другими различными лекарствами — он чего-то добивается? Акааши мог жить по-другому, как раньше, но он не может вернуть прежнего себя. Он потерялся, ослаб и не может больше жить в покое. Так он думал. Иногда к Акааши приходили страшные мысли: он желает сдаться в таком месте, где его не найдут, и никто не сможет стоять рядом и оплакивать его холодное тело.       Бокуто не мог игнорировать такое долгое отсутствие Акааши. После того вечера он виделся с Кейджи лишь раз, и уже во втором семестре его невозможно было найти в школе. Уже прошла неделя октября — пятая неделя отсутствия Кейджи — Бокуто не приходил к Акааши, он уже не уверен, что связующий может находиться там. Бокуто не знает, где его искать.       Поднимать настроение Котаро в клубе стало тяжелее без Акааши, но чаще Бокуто не думал о проигрыше, не думал о соперниках, ему было не до этого. Его не расстраивали неудачи или окружение, его расстраивало лишь то, что он не пробивает пасы Акааши, он играет не с ним, он не может с ним поговорить, даже увидеть. А ему очень хочется взять и обнять Акааши так сильно, чтобы тот больше не скрылся, прижать его к себе и не отпускать. Бокуто готов был биться в отчаянии, разбивая руки в кровь, но он не терял надежды. Он верил, что Кейджи вернётся, и всё будет хорошо, как раньше.       Уверенности в том, что с Акааши всё в порядке, не было, но Бокуто приходил каждые три дня и стучал в дверь. Звал Акааши. Первую неделю октября Бокуто не приходил. И следующую тоже.       Акааши был в покое, но его терзало это одиночество и, казалось, снаружи оно тоже будет его преследовать. Акааши и не заметил, что Бокуто не приходит уже давно. Кейджи потерялся во времени, ему казалось, он уже вечность сидит в четырёх стенах, но даже с такими мыслями связующий не собирается выходить. В середине третьей недели Бокуто всё-таки пришёл. Он не мог долго держаться.       Кейджи снова слышит знакомый голос. Он вскочил с кровати, забыв о боли в конечностях и подбежал к двери, спотыкаясь на ходу. «Акааши!» — слышится за дверью, к которой Кейджи прислонился, упав на пол. Слёзы падали из глаз, горло болело, сказать что-либо было трудно. Как давно он не слышал этот родной голос.       — Бокуто…       Всхлипы Акааши были слышны по ту сторону двери, и Бокуто вздрогнул. Он думал, всё будет так же, как и в прошлые разы — ни звука, будто в доме никого нет. Котаро уже и не надеялся на то, что Акааши будет у себя дома, и он действительно испугался, когда услышал его тихий голос, который звучал как-то болезненно, и это ещё больше беспокоило Бокуто.       — Акааши, ты дома? Открой дверь.       Акааши сидел у двери при каждом приходе Бокуто, ему было больно, но он молчал, он просто надеялся, что о нём забудят. Когда капитан Фукуродани не появлялся долгое для него самого время, Акааши так и принял тот факт, что о нём действительно больше не волнуются. Но Бокуто снова пришёл, в этот раз так внезапно, что связующий чуть ли не прилетел к выходу — так сильно он соскучился.       — Акааши! Выходи!       Акааши открыл дверь. Бокуто никак не ожидал увидеть связующего на полу, в ту же секунду он присел к Акааши и сжал того в объятия. Кейджи был слабым, и Бокуто понял это. Сначала он удивился, когда Акааши вдруг резко ответил на объятия и прижался к груди Котаро сильней.       — Бокуто, прости меня…       Акааши не мог успокоиться, с каждой секундой становилось всё хуже: голова кружилась, руки дрожали, а горло будто резало изнутри; в тот момент он не понимал, чего хочет, что делает и как справиться с болью. Противоречивые мысли танцевали чечётку в голове Акааши: ему хотелось остаться в руках Бокуто, которые теперь казались намного больше, но ещё хотелось закрыться, накрыть на себя плед и во тьме снова остаться одному, Акааши хотелось выйти на улицу, пройтись по парку, сходить в школу, наконец прийти в клуб и снова поиграть в волейбол, и хотелось слиться с сырой землёй. Он не знает, чего по-настоящему хочет, и это состояние преследует его уже долгое время, это опустошает и делает жизнь бессмысленной.       Внезапный приступ тошноты заставил Акааши выбраться из тёплых объятий и побежать в ванную.       — Акааши, ты болен? — обеспокоенный Бокуто не мог игнорировать действия друга, но ответ напугал его ещё больше.       Акааши страдал от тошноты и прилива слёз, задыхаясь в них, перед глазами начали маячить пятна разного цвета, после чего сразу же темнело. А темнело так, будто у Акааши плохое зрение, он видел лишь размытый силуэт Бокуто, что стоял у входа в ванную комнату.       — Да, я болен. Я болен этой жизнью!       Котаро успел ухватить падающего Акааши, который в момент уснул. Кейджи впервые за последние несколько недель мог спать нормально. Бокуто перенёс его на кровать, — Кейджи теперь стал ещё легче и значительно меньше в руках Котаро из-за плохого сна и отсутствия аппетита — но Акааши явно дал знать о своём нежелании ложиться одному, толкая ладонью щёку друга. Тогда Бокуто лёг рядом.       Акааши в тот день чувствовал себя по-настоящему спокойно, приливы тепла исходили от груди, будто само сердце согрелось в процессе длительных обнимашек.       На утро Акааши проснулся один, что его удивило — он ведь точно вчера виделся с Бокуто, это не мог быть сон. Акааши встал с кровати, боли в ногах он не почувствовал, наверное потому, что отдохнул — для проверки этого утверждения он прошёл по комнате два небольших круга. Бокуто услышал шаги и пришёл посмотреть, правда ли Акааши уже проснулся. Увидев друга, Кейджи удивился, хотя и мог себе представить, что сокомандник находился здесь всё это недолгое время. Акааши постарался выпрямиться и поприветствовал друга, который с лёгким удивлением смотрел на то, как Кейджи медленно шагал по комнате.       — Доброе утро, Акааши! Ты голоден?       Акааши подумал над вопросом, ответ последовал отрицательный, но Бокуто всё равно заставил связующего сесть за стол, повторяя на ходу уже известный для самого Акааши факт — да, он стал тощим, он стал меньше.       — Бокуто.       Акааши выглядел сонным: растрёпанные волосы, спутанные в узлы, уставшие глаза — такие, будто Кейджи играл в видеоигры всю ночь, хотя лицо у него выглядело получше, чем у великих геймеров, которые играют в игры днями напролёт.       — Я правда не голоден.       Акааши продолжал сидеть за столом, но не прикасался к еде, а в мыслях кружилось: «Откуда у меня дома нашёлся рис?» и «Когда Бокуто научился готовить карри?»       — Я не буду это обсуждать. Ты должен всё съесть.       Бокуто в самом деле не хотел спорить с Акааши, но в частности из-за того, что хотел накормить связующего. Кейджи оказался более упрямым, чем представлял себе Бокуто, хотя с этой проблемой Котаро быстро справился — он заставил Акааши поесть.       Когда связующий Фукуродани закончил с едой, поблагодарил друга и подошёл к окну, которое уже очень давно не открывалось. Лучи утреннего солнца попали на лицо Акааши, и связующий то ли с тяжестью, то ли с облегчением глубоко вздохнул, после чего повернулся к Бокуто, который как бы невзначай облокотился на стену у выхода из кухни, скрестив руки на груди, будто ожидая каких-то конкретных слов от Акааши.       Кейджи ничего не сказал — он молча прошёл мимо Бокуто обратно в комнату. Открыв полку небольшой тумбочки у кровати, он достал оттуда таблетки. Конечно, Акааши запивал их водой, поэтому с таким же невозмутимым лицом вернулся в кухню, где его остановил Котаро вопросом, для чего эти таблетки. У Кейджи не болела голова, не болели ни ноги, ни руки, да и вообще на удивление Акааши чувствовал себя хорошо, но делал всё на автомате. И эта куча ненужных, особенно на данный момент, лекарств и запасное обезболивающее, если в течение часа боль после принятия нужных — по мнению Акааши — медикаментов не утихнет, на самом деле просто бесполезна, ведь можно обойтись и одной капсулой для уничтожения боли, а потом просто лечь и попытаться поспать. Но Акааши сам себя разрушал.       Потому что эту боль терпеть уже просто невозможно!       И, наверное, Бокуто просто не понимал и даже не мог представить, какого было Акааши всё это время, но он взаправду беспокоился за друга. И когда Кейджи уже вынимал пластинку с таблетками, Бокуто в миг оказался сзади связующего и остановил действие, придержав плечи связующего своими руками.       В этот момент дыхание Акааши замедлилось, а спустя пару секунд и вовсе остановилось, будто передав все эти силы сердцу, чтобы то колотилось, как сумасшедшее. Оно билось так сильно, что Акааши на миг показалось, будто оно пробивает грудину. Какой-то непонятный жар резко поступил к лицу, отчего бледная кожа, на которую уже больше месяца не попадали прямые солнечные лучи, стала краснеть с такой же бешеной скоростью, с какой сокращалось сердце. Акааши не испытывал такого даже при самых неловких ситуациях. Парень удивился самому себе, но не стал ничего себе надумывать, ведь этого просто не может быть — Акааши не отрицает, что ему нравится Бокуто, да, он восхищается им, уважает его и ценит, но Кейджи ни при каких обстоятельствах не мог вдруг взять и начать чувствовать к нему что-то в таком роде. Нет, это абсолютно невозможно.       Акааши наконец выдохнул, когда положил лекарства на стол, около которого стоял, и Бокуто, отпустив друга, взял коробку таблеток и убрал в полку под стол — мало ли, что там у Акааши в голове, а если вспомнить его вчерашние слова насчёт жизни, то лучше спрятать их или выкинуть от греха подальше.       Бокуто присел у окна. Колеблясь — он явно хотел что-то сказать — и мешкая пальцами, он раздумывал над своей репликой, что казалось Акааши странным, не похожим на обычного Бокуто. Кейджи заметил, что друг хочет что-то наконец выдохнуть, но не решается. Он заметил и по взгляду, который будто умолял связующего ответить на непроизнесённый вопрос — Бокуто надеялся, что Акааши догадается сам — и по действиям: Бокуто то перебирал пальцами, то в безмолвные неловкие минуты просто хватался за голову из-за очередного неудачного разговора или же, наконец собравшись с мыслями, то начинал что-то говорить, то раздражённо вздыхал, так и не начав реплику.       Акааши понял, что его сокомандник находился в замешательстве, хотелось как-то помочь ему, но связующий всё ещё колебался с поступившим к лицу жаром, опускал голову, пытаясь не привлечь внимания покрасневшими щеками. И каждый раз, когда Бокуто нервно поворачивал голову в сторону Акааши, уже собираясь начать разговор, связующий резко отворачивался, чтобы Котаро не заметил прилива то ли смущения, то ли температуры, может быть и всё вместе на бледном лице Кейджи.       И снова это неловкое молчание нависло над ними, как чёрные тучи над городом, которому уже очень давно хочется видеть тёплое яркое солнце на небе. Тишина продолжалась недолго.       — Что с тобой, Акааши?       Задать вопрос получилось не так, как планировалось, но времени на размышление ушло не мало, и Бокуто подумал, что уже пора хоть что-то выкинуть, потому что сидеть в такой тишине с каждой минутой становится всё более невыносимо. Акааши же и не думал о таком разговоре, поэтому ответил он первым, что пришло в голову, ведь обдумывать ответ — снова стоять в неловкой тишине и ловить на себе выжидающий взгляд Бокуто.       — Мне вроде хочется жить, а настроение угнетает так, что хочется вырыть себе могилку и лечь туда, заснуть и не проснуться…       Акааши удивился с самого себя, когда эти слова повторно пронеслись у него в мыслях. Он посмотрел на Бокуто, который в этот момент был в неком недоумении. Он нахмурился и встал ровно, скрестив руки на груди, будто выжидая продолжения реплики.       — А иногда, думаешь, что будет, если я умру? Вот сейчас я чувствую что-либо, вижу, могу двигать конечностями, а что будет, когда я умру? Ведь до рождения, я тоже не чувствовал, что будет после смерти? Мне всё хочется узнать…       Акааши действительно продолжил, но мысль не была подведена к конкретному выводу, и тогда Бокуто подошёл к связующему с максимально серьёзным лицом, протянул руку.       — Я понял тебя.       Акааши сглотнул, чего не ожидал от себя, но подал руку Бокуто, который в миг развернулся и повёл связующего к выходу. Он боялся за Акааши, а в тот момент Бокуто пытался мыслить здраво, что прерывалось нервным беспокойством, будто каким-то сумасшествием. Действия были будто непокорны разуму, а мысли путались между собой. Бокуто поднимался на крышу.       Рука Акааши всё ещё была сжата в руке Бокуто, но они будто не существовали друг для друга в тот момент, будто каждый был сам по себе. И это вызывало мурашки по телу. Холод по спине Акааши прошёлся после фразы: «Мне тоже всегда было интересно проверить». Акааши будто вернулся в реальность после небольшого ухода в себя, услышав это и увидев улыбку Бокуто, которая потом исчезла из поля зрения Кейджи, потому что Котаро уже открывал вход на крышу.       Открылся вид на город с высокого здания. Бокуто пробежался вперёд, что заставило сердце Акааши снова трепетать в бешеном ритме.       — Двадцать этажей под нашими ногами! Акааши, ты слышишь? Двадцать этажей!       Улыбка не сходила с лица Бокуто, а его руки были подняты вверх, будто подзывая Акааши. Кейджи, конечно, прошёлся по крыше вместе с Бокуто, держа того за руку, боясь отпустить. Но это не особо помогло — Котаро всё равно бегал и прыгал по кругу, улыбаясь и радуясь.       — Ты прыгнешь, если голова не закружится?       Бокуто сел на край крыши и посмотрел вниз, задав этот вопрос Акааши, который стоял сзади него и еле заметно дрожал то ли от осеннего холода, то ли от страха за друга, но состояние связующего было сонным, он был готов лечь и снова заснуть.       Качаясь влево-вправо, Бокуто что-то напевал себе под нос. Акааши сел рядом, положив голову на плечо Котаро, таким образом спрашивая, неужели он собирается прыгнуть. Бокуто удивился и как-то по-детски нахмурился, обняв Акааши за плечи.       — Я тебя не оставлю.       И только сейчас Бокуто подумал, что Акааши неправильно мыслит. Нет, не так. Бокуто не может сказать, правильно Акааши мыслит или нет. В этом мире нет ничего полностью конкретного, правильного, совершенного. Говорят, надо верить в лучшее, и всё наладится. Но если просто верить, ничего не выйдет. Итога не будет, если не начать действовать. В проблеме Акааши есть кое-что, за что можно зацепиться. Люди, которые уже сломаны точно не найдут нить надежды. Однако люди, которые страдают таким же способом, как и Кейджи, могут найти себе мотивацию в своих же словах, не осознавая, что говорят то же самое, потому что когда человек с такой проблемой говорит это себе, он не верит, что что-то возможно изменить, а когда говорит кто-то другой, то появляется надежда, ведь мы прислушиваемся к другим. Можно увидеть большой смысл в словах другого человека и найти путь к решению проблемы, просто потому что нам кажется, что мы неправы. Однако не у всех так.       Мысли о смерти достаточно часто встречаются у людей. Но многие прошли через это. У каждого в жизни есть такие моменты, в которых близкие люди предавали, бросали и тому подобное. Но люди пережили это.       — Понимаешь, ты можешь пережить все эти мысли, Акааши. Ты сильнее, чем думаешь, и ты справишься с этим. Не лезь в петлю раньше времени.       Акааши молчал, он не знал, как ответить на это, а Бокуто продолжал.       — В жизни ещё будут хорошие моменты. А люди бывают разные. И все они по-своему эгоистичны, по-своему добры и так далее. Неужели ты собираешься сдаваться?       В жизни Бокуто тоже были страдания. Но он жив, хоть и тоже когда-то всплывала мысль уйти. А страдания продолжаются, но и он продолжает жить. Естественно, Акааши будет расстраиваться — это эмоции. Но так быстро принимать решение уходить — не совсем правильно. Это жизнь. Нельзя обойтись без боли и страданий. Иногда они наоборот помогают. Боль — это тоже чувство. Как бы было плохо жить без неё. Да, это бывает неприятно, но жить без боли ещё более отвратительно.       — Зачем существует боль?       Акааши заговорил, словно по-детски, отзываясь о неприятном ощущении, которое терзает его уже долгое время.       — Без боли тебя уже не будут считать полноценным. Мир без чувств и эмоций — просто кукольный театр.       Бокуто рассуждал серьёзно, стараясь подбирать нужные слова, как это обычно делает Акааши, но в этот раз они будто поменялись местами. И всё-таки Акааши тоже не всегда будет спокойным — он тоже человек и нервы у него такие же, как у человека. Он тоже может чувствовать и боль, и печаль, и радость, он просто держится и контролирует свои эмоции, но Акааши — не игрушка и не машина. Он тоже может сорваться, и это время настало.       Можно было бы чувствовать всё, кроме боли? Это тоже неправильно. Боль — это часть счастья. Когда мы чувствуем боль, у нас ведь и мысли негативные появляются. Эти мысли помогают поддержать жизнь. Ты находишь выход, решение ситуации с помощью боли впоследствии мыслей, которые она вызывает. Без боли мы бы ничего не поняли. Например, кого-то бьют. Этот «кто-то» ничего не чувствует. И ему нормально. А люди, которые его любят, ценят, не хотят, чтобы ему было больно. Они стараются оберегать этого «кто-то», но ему-то плевать — он не чувствует боли. А они чувствуют, когда осознают, что не могут помочь ему. Это эгоистично по отношению к тем людям, что ценят его. Они хотят защитить этого «кто-то», а ему хоть бы что. Он ведь не чувствует боль, всё будет нормально. Нет, не нормально: он не чувствует боли, но из-за него другим людям больно.       — Что я могу изменить, Акааши?       Бокуто взаправду напоминал барвинок — он исцелял, уничтожал все негативные мысли и с ним было как-то удивительно спокойно и тепло душе.       — Если я уже умирал, то мне просто плевать на весь мир!       Бокуто встал и раскинул руки в стороны, будто удерживая равновесие. Акааши стало больно дышать: холодный воздух резал горло, а голова начала болеть так, будто в неё вливали какую-то густую тяжёлую жидкость, которая давила изнутри, пробивая мозг и черепную коробку. Он смотрел на радостного Бокуто, который словно не видел перед собой конец крыши и смеялся как-то по-странному, будто не своим голосом. Сердце сжалось, а из глаз покатились слёзы.       Кажется, одиночество это не так уж и плохо — и хорошо и плохо. Возьмём, к примеру, то, что оставаться прикованным к другому человеку как-то ненормально. Поэтому есть выход — позвать одиночество. Думаю, без него мы, люди, бы не смогли испытать некоторых вещей. Вот есть же чему научиться в компании друзей, значит можно научиться чему-то, вовсе не имея их. Это как равноценные стороны одной медали.       Но все бы плевали на эти слова и оставались при своём мнении: друзья, любовь, одиночество — нет разницы. А прыгать с моста — теперь отличный подарок на день рождения. И в каком-то сонном бреду оставаться настоящим профессором философии и давать советы, как уже опытный психолог, вовсе не зная ничего о психологии и философии, считается адекватным и совсем не странным, совсем не подозрительным. Не осуждайте. Всё это действительно нормально. Или же бред полный? Искривлять губы в глупой улыбке спросонья, потирая липкие от слёз глаза после длительного зевка, не запрещено законом.       Любовь? Её нет идеальной. Если идеал — это прекрасный принц на белом коне, который спасает принцессу, заточённую в башню, то можно смело сказать, что идеала в мире нет. Сказка? Так и есть. Любовь — это когда он, теряя голос, зовёт тебя, раздирая горло, и даже когда ты, уже потеряв надежду на поимку своего хорошего настроения, будешь вливаться слезами в пол, он молча сядет рядом и подождёт; когда даже ты просто невзначай улыбаешься, он скажет: «Я никогда не видел такой красивой улыбки». Похоже на сказку, но сказки не правдивы.       Холод пробирал до костей, а вокруг царила гробовая тишина, лишь ветер качал деревья, наклоняя их. Находиться на краю крыши в такой ветер было небезопасно, а Кейджи всё не мог перестать плакать. Какая-то горечь наполняла его изнутри, будто росла в нём с каждой секундой. Это убивало, раздирало, добивало кости, голова невообразимо болезненно пульсировала, а руки были ледяными.

***

      Утро. Акааши проснулся, о чём пожалел. Он схватился за голову, потому что боль сразу подступила огромным наплывом. Кейджи, не теряя времени, побежал за таблетками. Заглотнув сразу целую ладонь медикаментов, он расположился на кровати в надежде на скорое исчезновение боли.       Стук в дверь.       — Акааши, это неправильно — сидеть дома и убиваться! Четыре месяца, Акааши, четыре месяца! Мы знаем, как тебе тяжело, но не нужно быть ребёнком. С ним всё хорошо! Пора уже принять всё случившееся!       Ничего они не понимают. Куроо не прав, он не знает, каково это — терпеть всё больше нарастающую боль, которая сопровождается наплывом эмоций. Но Акааши открыл им дверь.       — Мы просто поговорить с тобой.       — Да.       Уставшее лицо, заплаканные глаза, которые отчего-то всё ещё слезились и смотрели куда-то в пустоту, никакого даже намёка на улыбку, взъерошенные чёрные волосы, и тёмно-серые круги под глазами — так теперь выглядел Акааши. Такого болезненного, утопающего в горечи и скорби Кейджи Акааши, Куроо не ожидал увидеть. Настолько несчастного.       — Акааши…       — Нет.       — Ты не можешь просто губить себя, — Куроо сделал паузу. — Я приходил к нему.       Это было последним, что слышал Кейджи, потом в глазах потемнело. Что он сделал и чем он провинился, раз судьба с ним так жестоко обошлась, он не знает. Теперь он желает создать свой мир, оставив сознание где-то, где существуют лишь они вдвоём, где он не будет страдать, а Бокуто будет рядом — живой и здоровый.       Галлюцинации участились. Акааши временами чувствовал себя спокойно, когда боль наконец проходила, но его охватывал несуществующий холод и бесконечные мурашки по коже. Дрожь пробегала по телу, когда Кейджи смотрел в окно, когда дверца шкафа с одеждой со скрипом чуть открывалась, когда он поворачивался спиной к двери, и даже тогда, когда выходил из комнаты. А порой ему мерещились странные существа, которых на самом деле существовать не должно — всякие дряни из его головы казались реальными, будто они стояли перед связующим или ходили по его комнате.       В некий вечерний час Акааши сел на кровать вместе со своим серым котом. Он спокойно сидел на краю мягкой мебели и уже засыпал. Кейджи сидел напротив с тарелкой лимонного печенья и пакетом яблочного сока — пытался скрасить серые дни хоть чем-то. Лимонное печенье его не особо привлекало, поэтому он просто пил яблочный сок, который почему-то по вкусу напоминал обычную воду. Но вскоре началась гроза. Акааши вздрогнул, услышав грохот и удивился, почему кот всё ещё спокойно лежит. Тогда Кейджи решил погладить кота, но тот будто растворился в воздухе. И тогда Акааши вспомнил, что у него никогда не было животных, лишь в детстве он просил у родителей домашнего питомца, которого так и не получил. Шума больше не было слышно, но Акааши ясно видел чёрные тучи, что нависли над городом, и вспышки молний, когда посмотрел в окно.       Акааши пришёл в себя только после того, как Тецуро похлопал его по плечу. С другой стороны сидел Яку, очевидно, пришедший поддержать связующего Фукуродани.       — Акааши, он жив.       Голос Яку согревал, он звучал понимающим тоном. Акааши и Яку нечасто общались, но чувствовали какой-то комфорт, находясь в одном помещении, они никогда не чувствовали неловкость рядом друг с другом. Также было и с Сугаварой, который в редкие моменты оставался с ними. Втроём они почти не собирались, лишь иногда обменивались парой слов.       В груди стало жечь, Акааши уже знал, что это: сначала лёгкое головокружение и холод по всему телу, ком в горле, который потом сменялся приливом тошноты. Кейджи резко приставил ладонь ко рту и побежал в ванную комнату.       Куроо вздрогнул, но направился за связующим. Акааши в свою очередь пытался бороться с головной болью, которая только усугубляла всю эту ситуацию. Тецуро вызвал скорую.

***

      Боль расползалась по телу, но в тёплых объятиях она будто исчезала. Всегда так нежно придерживая, Бокуто ложился рядом, будто охраняя сон.       С того дня, когда Бокуто впервые за долгое время пришёл к другу, Котаро стал приходить чаще.       Тем вечером, когда Акааши неожиданно уснул, упав в объятия, Бокуто произнёс:       — Я хочу исполнить четыре твоих желания.       Акааши приоткрыл сонные глаза и проговорил себе под нос что-то неразборчивое, но Бокуто принял это за согласие.       — Твоё первое желание я хочу узнать прямо сейчас.       — Я всегда хотел встретить рассвет с высокой точки города.       Первое желание Бокуто осуществил на следующий день. Котаро повёл связующего на крышу, где они провели весь день и ночевали тоже. Было холодно, но Бокуто хотел исполнить желание друга. Кейджи не помнил об этом предложении и был очень удивлён. Он знал, что он не один, но ощущение одиночества и некие странные исчезновения Котаро его напрягали. Акааши всё-таки встретил рассвет.

***

      Акааши совсем не пытался убить себя, он просто на автомате принимал лекарства, а иногда с ужасной болью в голове он заглатывал большое количество таблеток просто потому, что он не мог это терпеть и находился в эти моменты то ли в гневе, то ли на грани нового наплыва непонятных эмоций. Кейджи часто посещали навязчивые мысли, но смелости совершить самоубийство ему не хватало, однако он довёл свой организм до отравления.

Все части барвинка в больших дозах очень ядовиты и могут вызвать сильное отравление, иногда даже с летальным исходом.

      Куроо волновался за друга, но когда врачи доложили, что это не вышло за рамки простого отравления, стал меньше беспокоиться, но тревога всё же осталась. Акааши был бледен и холоден, будто мёртвый лежал на больничной кровати с закрытыми глазами, серыми веками и слегка синими, некрепко сжатыми, губами.       Доктора в белых халатах и масках, запах медикаментов… Тяжело больные люди, их смерти, их надежды, их выздоровления. Акааши не нравилось ничего из этого: ни врачи, ни запахи, как в детстве из раскрытой домашней аптечки, ни болезни, ни больницы вообще. Каждый раз, приходя в это место, его чуть ли не тошнило. Каждый раз, просто увидев это здание, он прямо чувствовал этот прилив тошноты, и кровь будто закипала в жилах, чтобы согреть, ведь от одного только вида, или просто вспомнив об этом местечке, становилось холодно и мрачно. По телу пробегала дрожь, и некий холодок из ниоткуда расползался по спине, как свежая смола по дереву.       Причину этих болей Акааши так и не выяснил, но было ясно видно, что он сам себя угробил. Куроо, конечно, не мог знать наверняка, и про Бокуто он тоже не знал, но он и Яку утверждали, что с ним всё хорошо. Хотели ли они этим просто взбодрить Акааши или говорили чистейшую правду, выяснить также не удалось.       Всё время, что Акааши провёл в больнице, он думал и вспомнил о желаниях, он понял, почему Бокуто всё время спрашивал, чего хочет связующий. И почему-то только сейчас он вспомнил о том вечере, когда, засыпая, что-то проворчал, но всё равно озвучил своё первое желание. И казалось странным, что Бокуто так стремится исполнить все четыре. Да, всплывал вопрос: почему четыре? Или это было первое число, пришедшее Котаро в голову на тот момент? Акааши думал об этом, но не предавал большого значения.       Второе желание исполнилось спустя несколько дней после первого. На берегу моря никого не видно. Погода была хорошей: ветер был тихим и подгонял многочисленные невысокие волны; солнце уже давно скрылось из поля зрения, и на небе постепенно появилась смутная полоса розово-оранжевого заката; невысокая трава и редкие сильные порывы волны сопровождались морским шумом, словно оркестр под руководством дирижёра. Тёмные облака, будто серые клубы дыма, такие же рассеянные, плыли по небу, постепенно отдаляясь от берега. Трава поспешно щекотала лицо, а ветер перебирал волосы на голове. Приятное чувство — лежать на берегу и слушать море.       Акааши давно мечтал увидеть море. Он всё никак не мог сходить на побережье. Ему что-то мешало. Каждый раз.       Бокуто смог исполнить его маленькую мечту. Было прохладно, и Котаро накрыл связующего своей курткой. Акааши долгое время сидел и смотрел вдаль, видимо, о чём-то задумавшись. Но вдруг головная боль снова вернулась, а рядом уже не ощущалось присутствие друга. И его снова нет.       — Как это грустно — снова и снова терять тебя.

***

      Новый год они встретили вместе. Акааши планировал это ещё с прошлого Нового года. Они зажигали бенгальские огни, посещали храм и ели вкусности. Правда, состояние Акааши было сонным, но настроение у него точно поднялось. Совсем недавно он лежал в больнице с отравлением, а сейчас уже встречает Новый год.       Январь. Пошёл пятый месяц. Да, Акааши выходит на улицу и выходил. С Бокуто. Так он думал. Так ему казалось.       Бывает такое, что человек как бы есть, но его как бы нет.       Кейджи не придавал этим мыслям особого внимания. Бокуто был рядом, к чему тогда эти мысли?

***

      Зима. Сказочное время! Время, когда снег за окном кружит, как балерины на сцене, дети играют в снежки, на стёклах морозные узоры… Просто чудо!       В один зимний вечер Акааши и Бокуто вышли прогуляться. Акааши и не представлялось, что снег может быть таким завораживающим. Перед глазами раскрылась чудесная картина: под светом фонаря выглядело не так сказочно, как в дали, где снежный пейзаж освещало ещё не совсем чёрное, а слегка потемневшее небо; снег, собравшийся в сугробы, мерцал, словно тысячи маленьких, сверкающих, как драгоценные камни, искорках, которые напоминали светящиеся в небе звёзды, скрывающие в свою очередь множество загадок и тайн. Он спускался с неба мелкими снежинками и так же прекрасно сверкал, словно солнце при рассвете. Такие чудесные вечера запоминаются надолго, но волшебство в них замечают не часто.       Сердце замедляло ритм. Кейджи чувствовал спокойствие. Атмосфера была такой уютной, даже стало легче дышать. Глаза закрывались, Акааши был готов прямо на месте заснуть — лечь в ближайший сугроб и насладиться сном.       Бессонница Акааши до сих пор продолжалась бы, но, когда рядом Бокуто, он может спать. Будто с Бокуто безопасно. Уже не страшно закрывать глаза с мыслями о том, что в какой-то момент тебя может просто не стать. Акааши не хочет жить, но он боится покидать этот мир, он ещё не готов.       Плести венки из цветов, сидя на зелёной поляне — дело занятное. Акааши оно было по душе, и эта картина случайно предстала перед его глазами. И он озвучил её, не подумав о последствиях. Теперь Бокуто хотел непременно найти такое место, где много-много цветов. Но зимой цветы и зелёные поляны покрыты сугробами снега. Котаро отказывался верить в эту версию — он обязан исполнить его мечту. Он сам этого хочет.

Согласно легенде, такую невероятную жизненную силу барвинку подарила богиня Флора, пожалев неприметный цветок.

      Акааши так и не понял, как Бокуто удалось найти цветочную поляну в середине зимы, но он был действительно благодарен другу. Было солнечно, но морозило страшно. Это заставило Акааши сжаться, чтобы хоть как-то согреться, а Бокуто повязал на связующего шарф и вновь одолжил куртку. Кейджи пожалел, что вышел без неё, ему казалось, на улице тепло. Связующий забеспокоился за здоровье Бокуто, но тот отмахнулся и пообещал, что с ним всё будет в порядке.

Выращивать культуру несложно благодаря необыкновенной неприхотливости — не боится ни холода, ни ветра, и может расти даже в тени.

      Это растение не боится ни холода, ни засухи. Оно хорошо развивается под тенью деревьев и в местах с самой сухой почвой. Барвинку (или винка) больше подходит плодородный грунт с нейтральной кислотностью, но он может приспособиться к любым условиям. Этот живучий цветок может быть агрессивным и часто вытесняет из своей зоны произрастания другие растения, что обязательно нужно учитывать при его посадке на садовых участках и клумбах.       Акааши заснул за плетением венка. А проснулся в глубоком сугробе, дрожа от холода, накрытый курткой.

***

      И Акааши до сих пор не может принять эти чувства. Он влюблён, но он не признает этого. Он будет убегать, но будет рядом с дорогим ему человеком. Мир Акааши начинает рушиться каждый раз, когда Бокуто внезапно исчезает, будто что-то покидает Кейджи изнутри, будто ему вырвали сердце.       Мир рушится, и под ногами уже нет земли. Он пытается схватиться за что-то — ещё немного и он обретёт спасение, но он не может. Не может дотянуться до счастья, потому что он не знает, как оно выглядит, чтобы пытаться ухватиться за него руками. И он думает, как не утонуть в своих страданиях, он пытается ухватиться за что-нибудь, но находит лишь острые стёкла, что режут ладони в кровь. Но Акааши нужно за что-то держаться и он держится за стёкла. Верить в чудо глупо, но он продолжает взбираться наверх по стёклам, по шипам, переживая огромное количество боли. И он снова падает в бездну — в пустоту, где нет ни единого звука и света. Тьма.       — Убей меня…       Сдаться рано или поздно придётся — так он думает. Это конец. Он не хочет существовать. Он не хочет больше видеть улыбающиеся лица людей, он не хочет видеть слёзы и боль окружающих, он больше ничего не хочет.       Это было последнее желание.

***

      Акааши не знал, что тогда на крыше он был один, рядом не было Бокуто; он не знал, что на побережье он сидел один, укрывшись курткой; он и не думал, что в тот зимний вечер он стоял на улице один и Новый год встречал тоже один; не знал, что на той поляне он не был, он сидел в сугробе и перевязывал верёвки, а не венки — холод был из-за снега, а не из-за сильных порывов ветра в тот «солнечный» день. Он не знал, что Бокуто Котаро, с которым он проводил столько времени — просто иллюзия, галлюцинация, вызванная психической травмой Акааши, который всё ещё не смирился с потерей своего друга. И этот сон продолжается и сводит Кейджи с ума. Это вечное сонное состояние — последствия галлюцинаций и головных болей.       — Я помню твой голос, Бокуто, и буду помнить.

Поливать это растение не нужно, ведь оно достаточно засухоустойчиво и ему вполне достаточно естественных осадков.

      Его последние желание исполнится через считанные секунды, когда Бокуто наконец толкнёт друга с крыши. И они оба будут счастливы.

И он был настоящим