Хрусталь

      В воздухе еще пахло летним теплом. Осень еще цвела.       После легкого и приятного учебного сражения за оценки Бриджер пообещал сделать маленький сюрприз музе своего сердца.       Уже спускаясь по ступенькам школы, он накинул ей черную повязку на глаза и вел ее, оберегая от любого препятствия, от любого неверного движения. Под его охраной она плыла, танцевально-робко перебирая ногами.       И вот, ее лицо мягко обдувал влажный ветерок. Она чувствовала, как его грудь воздымалась и тяжело опускалась под ее руками, обхватившими его рельефный торс, облаченный в кожаную черную куртку. Как бы нарочно, прижавшись к нему она ощущала возраставшую скорость мотоцикла и сравнивала нынешнюю с той, с какой Эзра гнал по прямой трассе. И знаете, кареглазая подруга хулигана была уверена, что та скорость не имела ничего общего с нынешней: он ехал аккуратно и не так быстро. Тогдашняя дышала дерзостью, смелостью и жаждой разогнаться до той скорости, при которой в кровь адреналин выделялся бы ежесекундно. Его непреодолимую любовь к скорости уступала место лишь страху за своего маленького ангела, укрывшего его от холода и невзгод своими бархатными крылами.       Их телесные узы преодолели весьма немалое временное расстояние от школы — часа полтора — точно.       Пока Врен не могла увидеть своего избранного в покорной верности и вечной любви — это не мешало довольствоваться тактильными ощущениями и вызванными ими же эмоциями.       И наконец… Пару поворотов в неизвестную сторону и рычавший ранее мотоцикл умолк в миг. Девушка перекинула одну ножку через седло и слезла не без помощи своего ночного гонщика, как его называли друзья. Дрожа внутри от неуверенности, своевольница не подавала тому виду. Черная повязка, как мгла темнеющего неба, спорхнула с ее лица и бесстрастно пала в листву. Сабина потерла глаза, а секундой позже пронзительно тонко ахнула, терпя душе выворачивающий шторм эмоций и переживаний. Ее душа, подобно бабочке в последний день умирающего лета, затрепыхалась, всколыхнулась, как угнетаемая порывами душистого ветра трава в солнечный полдень. Прикрывая раскрытый рот руками, она старалась тщетно не кричать. Одержимая эмоциями она озиралась по сторонам и часто хлопала пышными ресницами. Она просто не могла поверить, что в этом тоскливом от серых будней городишке есть место существования этому волшебному пейзажу. Небольшое потемневшее от холода озерце таило в себе тревожную красоту осеннего леса. Деревья, укрывавшие его, горели своей пестротой. Облака на лазурном небе были настолько воздушными и перистыми, что, казалось, будто это вовсе не облака, а распухшая перина. С одного берега, поросшего камышом и прочей растительностью, на другой такой же растягивался резной деревянный мост с округлым навесом из зеленого прозрачного пластика, спасавшего не раз воркующие парочки от снега и дождя. Неподалеку от берега стояли крытые беседки, украшенные работой тех же мастеров, чьими руками и был изготовлен чудесный мост.       — Ну, как тебе, — едва ли дотронувшись до ошеломленной девушки в красном укороченном жакете, он неловко улыбнулся, — тебе нравится?       — Эз… — Почти незаметно пошевелила розовыми губами ошеломленная подруга.       — Я все еще жду похвалы… — Хихикнул парень, толкнув ее локтем.       — Это… это невозможно описать. — Прошептала девушка, сама, не заметив того, уже крепко сжимала его ладонь в своей.       — Это сделали мы. — С гордостью заявил Бриджер, не противясь ее действию, пронизанным только искренностью чувств. — Я и еще несколько детдомовских… — моих друзей.       — Как? — Изумилась та, обратившись на статного юношу, глядя на кого, язык не поворачивался сказать о нем «детдомовский неудачник». — Вы, что…? Сами, да?       — Да, — ответил Эзра без всякого отягощающего сердце чувства, — правда, только материал на мост и беседки долго выклянчивали у дядьки одного. А пластик для навеса купили на общие карманные деньги.       Художница стояла в онемении от восхищения синеоким, обыкновенным парнем, в котором разглядела гораздо, гораздо больше, чем скромного талантливого мальчишку. В ее глазах он возрос во стократ. Ее сильно удивляло, что он так простодушно смотрел на различные ситуации в жизни и не видел ничего необычного в своей талантливой добродетели. Ведь ей как никому иному было известно о его благородной деятельности в школах и детских домах и садах. Что-то починить — починит за бесплатно, что-то покрасить — покрасит, да еще и своей краской. Мама, вне всякого сомнения, гордилась таким сыном. И не только она.       На карих глазах что-то блеснуло. Девушка медленно и боязливо положила ему на плечи обе руки. Потянувшись к нему, она почувствовала, как он коснулся ее узкой талии и подался вперед. К губам. Прочувствовав глубину сладостного поцелуя, они нехотя отпрянули друг от друга. Еще пару мгновений их руки не ослабляли узы, связавшие их лишь физически. Утопая в бездонной голубой пропасти его глаз, она стиснула его шею в объятьях и повисла на ней. Бриджер ничуть не напрягся — она была легкой, как перышко. Ему оставалось заковать в такие же объятья ее талию. Она согнула ноги в коленях и подтянулась ближе к спортивному телу, а парень воспользовался тем и закружил с ней.       Еще долгие-долгие часы они обходили здешнее чудесное место, задумчиво держась за руки. Так много было слов сказать друг другу прежде, чем придется вернуться в мир запретно любящими Эзрой-проказником и Сабой-лапулечкой, но слова были излишни для оценки столь высоких чувств. Пара нерасторопно трижды проходила длинный тридцатиметровый мост, останавливаясь посредине и молчаливо глядя на одиноко плывшие листочки-лодочки по безмятежной поверхности воды; сидели подолгу в каждой беседки из трех, где, не стесняясь ничьего нелепо осуждающего взгляда, давали волю эмоциям, творившим волшебный смех и красивые чувства, запечатленные в незамысловатых фразах; беззаботно осыпали друг друга листвой, в которой же и валялись, заливаясь громким смехом, как дети. Они забылись надолго в этом особенном мире гармонии и счастливой любви. В Хрустальной роще…       Уж настолько был хорош этот день, что оба запамятовали о назначенном родителями времени возвращения домой. Да и опомнившись, они не особо обеспокоились о последствиях своего опоздания к ужину. Ведь старшие Врен и Бриджер, как предполагали их подопечные, были также озабоченны завалом на работе, что обязывались воротиться домой ближе к полуночи. Потому и решили чуток подзадержаться, так сказать, дать душе порадоваться этому прекрасному вечеру, заполнить который они решили душевной беседой о жизни и ее глубоком смысле.       Лишь с наступлением сумерек в густом лесу подростки двинулись в путь. С каждой минутой холодало, а на небе прояснялись огоньки звезд. К счастью, ночь была белой благодаря печально светившему блину, висевшему под синим куполом.       Удивительно, но ни Кэнан, ни Гера не беспокоили влюбленных подростков до самой темноты. Погруженные в работу с головой родители и думать забыли о звонке с мобильного телефона домой, понадеявшись на их пунктуальность. А у Врен и вовсе разрядился телефон, искать зарядное устройство для которого было лишь страшной потерей времени в его-то положении.       Подростки находились в полной уверенности за опоздание своих родителей домой. По примерному подсчету Сабина и Эзра успевали приехать первыми. Их спокойной поездке сопутствовала мертвая тишина на дороге, освещенной фонарями, свет которых отдавал синевой.       К их общему удивлению, небо зловеще куталось в сердитые тучи, а вскоре заморосил холодный осенний дождь. Дорога домой по запустелому шоссе не предвещала быть долгой в компании любимого человека: они вскоре могли хорошо разглядеть коттедж Врен, неприметно вписывавшийся в ряд похожих на него. Одно его отличало — шел уже десятый час, а высокие окна были печально темны. Соседям-семьянинам такое приходилось наблюдать с сочувствием нередко. Коттеджная улица, которую разрезала надвое асфальтированная дорога, была весьма унылой. Особенно, тот самый коттедж, что был похож немного на дворец малых размеров с башенками и тремя не выступавшими балконами. Красный кирпич казался совсем новеньким, придавал свежесть постройке, но от нее веяло иной тоской, нежели от других. На черепичной темно-коричневой крыше не обитали даже обыкновенный голуби. Казалось, дом хранил грустную предысторию своих хозяев. Свет фары мотоцикла проливались во двор через полутораметровый ажурный забор из металлических прутов, на коих завивались узорами шнурочки увядшего винограда. Оттуда также исходила грусть, да и только-то.       Голову Сабины вновь заполонили грустные воспоминания, не взиравшие на присутствие возлюбленного. Она все еще прижималась к нему. И по мере приближения к дому ее настроение ухудшалось под зловещим гнетом погоды и царившего во дворе мрака безысходности…