Вопреки всему

      Расследование продвигается именно так, как и планировал Эл. Благодаря жучкам, установленным в конференц зале, мы уже точно знаем, что один из директоров Яцубы — Кира. Осталось лишь вычислить, кто именно. А затем вывести его на чистую воду и заставить рассказать, как он убивает преступников и своих врагов, чтобы после передать его суду, где он понесёт кару за содеянное.       После моей выходки прошло уже три дня. Я всячески пытался вывести Эл на эмоции, но он никак не реагировал. Он был настолько сосредоточен на деле, что это даже раздражало. Что я только не делал, чтобы хотя бы мельком вызвать подобие тех эмоций в нем, но ничего не выходило. Ни когда я демонстративно целовал Мису у него на глазах, ни даже ночью, когда всячески пытался смутить его откровенными разговорами, или же просто расхаживая в трусах по всей комнате и рассуждая о деле. Ему по прежнему было неловко, когда я так делал, но вывести его на эмоции и ещё раз увидеть взгляд бездонных чёрных глаз, метающих в меня молнии, или услышать колкость в свою сторону, как той ночью, не выходило. Он был непробиваем и рассудителен, как никогда. Мне уже начало казаться, что, возможно, я ошибся и ничего, кроме соперничества и мнимой дружбы, между нами нет. Осознание, что я мог ошибиться в своих выводах, откровенно раздражало и почему-то даже немного расстраивало меня.       Когда очередной рабочий день подошёл к концу и все разъехались по домам, мы отправились спать. На сегодня я решил оставить свои попытки вывести Эл из себя: просто не было настроения, и сразу завалился в кровать, быстро отрубившись.       Глубокой ночью я проснулся в холодном поту, резко сел на кровать, что отдалось сильной головной болью, от чего я зажмурился. Когда боль утихла, я попытался вспомнить, что такого мне приснилось, но не смог. Было лишь липкое ощущение ужаса от пережитого кошмара. Голова гудела и была тяжёлой, а в горле стоял неприятный ком и совсем пересохло. «Мне срочно нужен стакан воды», — пронеслось у меня в голове, и я решительно поднялся с кровати.       Только сейчас я обратил внимание, что Рюдзаки пристально и даже озабоченно смотрит на меня, сидя на стуле перед ноутбуком. Опять он ещё не ложился, хотя в данной ситуации мне это на руку, а то пришлось бы его будить. — Мне нужно попить, — говорю, стараясь казаться максимально спокойным, хотя сердце до сих пор бешенно бьётся об ребра.       Видимо вид у меня не очень, как бы я не старался скрыть своё состояние, потому что озабоченность с лица Рюдзаки не пропадает, и не отрывая от меня взгляд, он говорит: — Сейчас позвоню Ватари и попрошу принести. — Не нужно его будить, уже поздно, — отзываюсь я.       Во-первых, уже глубокая ночь, а во-вторых, мне и так уже достаточно того, что Эл видит, в каком я состоянии, и так смотрит на меня. Не хватало, чтобы кто-то ещё узнал об этом. Я не люблю быть слабым перед кем-то. Осознание того, что Эл явно видит, что я не в порядке, только усугубляет ситуацию. — Он привык к подобным просьбам, так как знает мой ненормированный график, и ему будет не сложно, — спокойно отвечает Эл. — Я хочу сам дойти до кухни и налить себе стакан воды, — уже более требовательно говорю я. — Но ты не можешь, мы ведь скреплены цепью, — констатирует Эл, а я начинаю закипать.       Контроль покидает меня, и я не выдерживаю. — Так встань и сходи со мной! — рявкаю и с силой тяну эту чёртову цепь на себя.       Рюдзаки, явно не ожидавший этого, не успевает среагировать и падает со стула. Я успеваю его поймать в самый последний момент.       Наши лица находятся настолько близко, что я ощущаю аромат клюквы и шоколада от Рюдзаки, видимо от пирожных, которые он ел недавно, а еще замечаю новую эмоцию на лице детектива. В своём ужасном состоянии я не могу разобрать, что это, но прежде никогда не видел его таким. Поняв, что мы слишком долго находимся в таком неловком положении, я ставлю его на ноги и решительно тяну за собой в коридор, бросив: — Пошли уже!       И вопреки моим ожиданиям он спокойно следует за мной. «Что это с ним?», — проскакивает у меня в голове, но я быстро забываю об этом, так как жажда и мерзкое состояние берет своё.       Налив стакан воды делаю несколько жадных глотков. Ком в горле пропадает и становится значительно легче. Допив оставшуюся воду, наливаю ещё один стакан и направляюсь обратно в спальню. Рюдзаки тише обычного просто следует за мной.       Я решительно прохожу в комнату, оставив стакан рядом с кроватью, и ложусь обратно. Эл тоже ложится, отодвигаясь на самый край. Я лежу на спине, закинув руку за голову, сон не идёт. И это меня раздражает. Бросаю взгляд на Рюдзаки и замечаю, что он пристально смотрит на меня. — Чего ты так смотришь? — Ты кричал во сне, Лайт. — Да, мне приснился кошмар, такое бывает, знаешь ли, — раздражённо бросаю я, не в силах контролировать эмоции. — Я знаю, что людям, бывает, сняться дурные сны, но сам ни разу не видел подобного, а что именно тебе приснилось? — спрашивает Рюдзаки.       Слышу знакомые нотки любопытства к новой информации в его голосе, но состояние берет своё и я лишь едко бросаю: — Я не могу вспомнить, но явно что-то неприятное, а тебе как будто есть до этого дело?       Эл ничего не говорит, но я замечаю, как меняется его лицо, перед тем как он отворачивается от меня.       Мне становится совестно — я чрезвычайно груб, хотя он этого не заслуживает. Эл просто спросил о моем состоянии, попытался отвлечь беседой, а я веду себя как настоящий мудак. Да, мы не добрые друзья, но всё же это слишком даже для таких непростых отношений, как у нас.       Мне бы стоило извиниться, но я слишком горд и упрям, чтобы в открытую признать, что я повёл себя как сволочь с самого момента, как проснулся от кошмара, и до ситуации сейчас. Поэтому вместо того чтобы сказать: «Рюдзаки, извини, просто мне правда не по себе из-за кошмара», я просто отворачиваюсь и пытаюсь заснуть.       Сон никак не приходит, и я ворочаюсь с боку на бок уже который час. Я злюсь, мысли мечутся в голове одна за другой, не могу расслабиться. Я не понимаю, что со мной, раньше такого никогда не было. Какое-то мерзкое ощущение не отпускает меня.       Рюдзаки, который, как я думал, уже давно спит, поворачивается ко мне и говорит: — Согласно исследованиям о бессоннице, свежий воздух и недолгая прогулка могут помочь расслабиться. Если хочешь, пойдём прогуляемся? — Я думал, ты спишь, — немного вздрогнув от неожиданности, отвечаю я.       Ведь был уверен, что он точно спит, уж больно тихо тот лежал. — Достаточно сложно уснуть, когда ты вертишься каждые пять минут, дергая цепь, и недовольно ворчишь, — подмечает Эл.       Я снова чувствую некий укол совести: помимо того, что вел себя некрасиво, так ещё и поспать не даю, и соглашаюсь на прогулку. — Я бы правда прогулялся, потому что сейчас сна у меня ни в одном глазу. А лежать мне уже надоело.       Эл лишь кивает, и мы быстро собираемся. Уже через десять минут мы готовы покинуть здание штаба, но у самого выхода Эл делает то, от чего мои глаза лезут на лоб. Он освобождает меня от наручника.       Шокированный его поступком я просто смотрю на него, пытаясь понять, что происходит.       Рюдзаки видеть моё замешательство и говорит: — Не хотелось бы пугать возможных случайных прохожих, ты же не собираешься делать глупости, Лайт.       Я киваю, дав понять, что нет, и мы выходим из здания. Ночной город встречает прохладой, которая немного приводит в чувства, мы уверенно идём в сторону набережной. Я до сих пор весь как на иголках и иду достаточно быстро первые пару минут, но стоит дойти до набережной, и я замедляю шаг, вдыхая полной грудью солоноватый морской воздух.       Рюдзаки был прав — прогулка помогает, мне становится значительно лучше и напряжение потихоньку отпускает. Только сейчас я замечаю, что Эл забрался на парапет и идёт по нему на шаг позади меня, не сводя с меня глаз. Я поворачиваюсь к нему, останавливаясь и говорю: — Ты был прав, прогулка помогла, мне намного лучше. — Будем возвращаться или хочешь постоять немного и посмотреть на воду? Согласно исследованиям, которые я изучал, это тоже успокаивает. — Тогда, пожалуй, я бы посмотрел на воду, — отвечаю я и, облокотившись о парапет руками, подперев ими голову, устремляю свой взор к горизонту, смотря, как плескаются гребешки волн вдалеке.       Эл пожимает плечами и, присев на корточки рядом, тоже смотрит куда-то в даль. Мы оба молчим. Я чувствую, что уже полностью отошёл, раздражение ушло, трезвость мыслей вернулась. Пока мы стоим и просто смотрим на волны, начинает уже светать. — Уже почти утро, — подмечаю я, посмотрев на часы, на которых время показывает 5:06 утра. — Да, совсем скоро рассвет, а если быть точным, через 12 минут. — Тогда пора возвращаться. — А смысл? Поспать уже явно не удастся, ну по крайней мере мне, я привык вставать в 6:00. — Я тоже уже не усну, может, пройдёмся за кофе? В конце набережной есть круглосуточное кафе. — Кофе определённо пойдёт мне на пользу после бессонной ночи, — отвечает Эл, и мы двигаемся с места.       Рюдзаки продолжает идти по парапету, но уже наравне со мной. Первые лучи предрассветного солнца пробиваются сквозь темную полосу горизонта, окрашивая всё в оранжевый цвет. Я бросаю взгляд на молчаливо идущего Рюдзаки и будто вижу его по-другому. Последние несколько дней я вёл себя как последний мудак, а он сегодня реально помог мне, несмотря на мою грубость. Несмотря на наше соперничество, просто отнёсся ко мне по-человечески, и я почувствовал изменения в себе по отношению к нему. Я, конечно, ему об этом не скажу, но задирать его по крайней мере в ближайшее время желание у меня пропало.       Пока я все это обдумывал, мы как раз дошли до кафе и зашли внутрь. Аромат свежесваренного кофе сразу заполнил лёгкие и немного взбодрил. Улыбчивая официантка поинтересовалась нужен ли нам столик, ответив ей, что мы возьмём кофе с собой, проходим сразу к кассе. Быстро определившись с заказом, оплачиваем его и, получив две порции ароматного бодрящего напитка, выходим на улицу, чтобы вернуться в штаб. — Рюдзаки, подожди минуту, — останавливаю я его и захожу обратно в кафе, оставив его немного озадаченного стоять на улице.       Вернувшись через пару минут, я вручаю ему небольшую картонную коробочку. — Что это? — приподнимая глаза в удивлении, спрашивает Эл. — Малиновые маффины с маскарпоне, меня заверили, что они невероятно вкусные, — улыбнувшись, отвечаю я. — Несомненно это так, но по какому поводу? — уточняет Рюдзаки, принимая угощения. — Будем считать, это мои извинения за сегодня. — Только за сегодня? — не удержавшись и съязвив, говорит Рюдзаки, но потом резко меняется в лице, убрав ехидство и снова став серьёзным, поняв, что расслабился и позволил себе сказать лишнего.       Так всё-таки я тебе нравлюсь, детектив, раз ты не удержался и уколол меня этой фразой? Я ведь уже почти поверил, что мои наблюдения и выводы на твой счёт неверны. Ты — отличный игрок, Рюдзаки, и тут ты явно почти переиграл меня. Вот только теперь я и сам не уверен, что хочу продолжать этот фарс. Сегодня во мне явно что-то изменилось, и причиной этому ночной кошмар и твоё отношение ко мне после.       Я посмотрел на Рюдзаки, который весь напрягся после вылетевшей необдуманной фразы, явно ожидавший от меня новой порции колкостей или ещё чего похуже, но я лишь улыбнулся, коротко ответив: — Не только, — и направился неспешным шагом обратно в штаб.       Рюдзаки ещё несколько секунд стоял, не двигаясь, широко распахнув и так огромные глаза, смотря мне в спину, и лишь потом догнал меня.       До штаба мы дошли молча. Каждому было над чем подумать.