Сёстры

      — Я ощущаю знакомую боль.       — Я слышу знакомый визг…       — А мой нос напоминает мне о барбекю.       Они проходили неподалёку от лагеря, в котором пылали свиньи. Всё болото казалось тёмным, и сложно было ориентироваться в скупом свете звёзд да луны надломанной. Но проклятый огонь, мучающий свиней, мог увидеть любой за много километров, словно маяк в погружённом в ночь море.       — Мы ведь можем помочь свинкам?       — Да, Кира. Почему бы нам не помочь скотине, а не самим себе…       — Кали! Мы же быстро! Эм… верно? — она покосилась на среднюю сестру, находящуюся в задумчивости.       — Выясним. — ответила она наконец-то, после чего применила Исток на ближайшую свинью. Огонь её не угас, но на секунду ослаб. — Хм…       Повторная попытка, и проклятье спало. Свинья, не веря своему счастью, отвесила спасительнице тонну благодарностей и сбежала. Казалось, свиней можно спасти, но Киллиса не торопилась радоваться.       — Этого я и боялась…       — То, что сработает, и придётся со всеми так делать? — приподняла бровь Калиста, — Признаюсь, я и сама этого опасалась. И мои опасения сбылись. Теперь придётся каждую окропить Исто…       — Нет, Калиста, я не об этом. Я про Исток.       — А с ним что не так?       — Его надо много. А мои запасы почти на нуле, как и твои.       — А мои давно иссякли… — с грустью отметила Кира.       — Потому что ты, дура, без конца игралась со своим глупым кольцом!       — В любом случае, — прервала ругань розовая ещё до её начала, — Нам не хватит Истока. Он может накапливаться часами, и либо нам придётся ждать, либо вернуться позже.       — Но разве мы не можем…       — Кира, хоть раз послушай кого-то умнее себя!       — Но ведь… точно! — воскликнула шутница.       — А? — покосились на неё девочки. — Не думала, что это сработает…       — Я не про то! Помните, на болотах у нас под ногами то и дело освещалась вода и… грязь с трясиной?       — Ну и?       — Мы же можем точно так же осветить что угодно!       — И всего за одно применение Истока… — догадалась Киллиса, — Спасти от проклятья сразу всех… Кира… ты умница.       — Лично я поражён, Кверкус, что до такого очевидного решения пришла… не самая смышлёная из наших щитов. А? Ну конечно! Я раньше неё понял, как можно решить эту задачку! Что значит «слабо верится»?!       — Эх… — опустила руки старшая. — Теперь ещё собирать их всех в одной луже… Эй! Свиные рыла! Все сюда! Грядёт исцеление!       Такие обещания в обычном мире не сулили ничего хорошо и редко были хоть сколько-нибудь правдивыми, но отчаявшиеся свиньи послушно сбежались в кучу и запрыгнули по просьбе ящериц в одну лужу. Огонь громко шипел при контакте с водой, и та постепенно принялась закипать. Получилось этакое болотное джакузи. С дюжиной свиней, объятых огнём… очень специфическое зрелище…       Проклятая животина ожидала, глядя на тех, кто обещал спасение. Киллиса, а с нею и Калиста, подошли к луже, теперь полной свиней. Нагнулись к воде и прикоснулись к поверхности кончиками указательных пальцев, осветившихся голубым. Свечение передалось воде. Мгновение… и огонь пропал. Все животные получили долгожданное окончание мук, что так долго преследовали их.       Радостные и благодарные свиньи поскакали вокруг спасительниц да ломанулись кто куда, продолжая выкрикивать благодарности. Ради таких моментов… неважно.       Последняя спасённая свинья ещё некоторое время носилась по кругу, пока не врезалась в ногу Кире. Виновато она усмехнулась, поблагодарила душевно и убежала.       — Точно подмечено, старый друг. И хрюшки остыли, и мы можем наконец-то вернуться к спасению мира! О-о-о-о… да не подмигивала нам одна из них, старый ты развратник! Что ты бредишь?! И как бы ты себе представил дальнейшее развитие событий?!       — Что ж, — подвела итог рептилия, поправившая монокль, — Надеюсь, ничто не помешает нам наконец-то вернуться и… Сукин сын, ты ещё кто такая?!       Неживая рептилия в тряпье древнем и с таким же немолодым оружием явила себя сёстрам из ниоткуда. Казалась она сонной.       — Хм-м. Да, — грозно выглядела, да устало зевала она, без пламенного интереса обращаясь к ещё живым соплеменницам: — Так вы смеете противиться воле короля Бракка? Готовьтесь к смерти, и так далее, и тому подобное. Только побыстрее бы… — очередной зевок.       — Как-то ты это, сестрица… — подыскивала нужное слово младшая, — Без искры живос… оу…       — Да скукотища потому что! — кое-как оживилась неживая хвостатая. — То и дело кто-то приходит и снимает одно из проклятий короля Бракка. А мне тогда приходится убивать бедолагу.       — Ты наверняка душа компании на любой вечеринке!       — А я не сомневаюсь, что на похоронах ты всегда душа общества… — «закатила глаза» неживая. — Надеюсь, на этом беседа окончена. Я не люблю, когда меня отрывают от сна ради таких банальностей.       — Банальность — это то, — рассматривала старшая когти у лица, — Что ты грёбанная рабыня Бракка.       — Я верно служила королю. — опровергла её стражница, — Я выполняла его волю и в жизни, и в смерти, и всё такое прочее. Ну что? — утомлённо поинтересовалась нежить, — Мы можем наконец перейти к драке? Мне так сладко спалось в грязи, пока вы не заявились спасать этих еретических свиней.       — Эм… — голубая почесала затылок, — а скелеты спят вообще?       — Конечно, иначе я бы так не говорила.       — Ну, ты могла иметь всякое в виду…       — Нет, — махнула неживая рукой, — я, говоря про сон, его и имела в виду. А вот есть, увы, не могу, еда проваливается. Досадно, — намёк на грусть проскочил в словах, — Вид тех пламенеющих хряков навевает мысли о свиной поджарке.       — Вы в курсе, что Бракк давно умер? — вклинилась в разговор Киллиса. — Зачем вам исполнять его волю?       С нетерпеливым стоном скелет постукивала по земле костлявой ногой:       — Да, да. Я знаю, что он мёртв. Но я по-прежнему обязана выполнять его желания. Хоть его и нет в живых, его проклятие по-прежнему нависает надо мной.       — А какого рода проклятие нависает над ва…       — Что за проклятие может быть хуже этого бесконечного разговора? — как же стражнице наскучило болтать… — Как насчёт перейти к делу? — она потянулась за оружием, как и две трети живых.       — Погодите, — приподняла руки Киллиса, призывая сестёр и мёртвую соплеменницу не торопиться с кровопролитными и костедробительными процедурами. — За что нас наказывать? Свиньи ничем не угрожают никому, горят они или нет. А вы ещё так хотите спать…       — Не мне подвергать сомнению волю короля Бракка. Моя работа — предавать смерти тех, кто покушается на его наследие.       — Как и моя, когда речь заходит о родне. — парировала Калиста, держа поднятым меч.       — Король мог уготовить вам гораздо худшую судьбу, — пояснила неживая. — весь остров тому пример, я бы сказала.       — В чём вообще твоя выгода от сделки с тираном?! — гаркнула синяя, с трудом веря в такую преданность кровавому палачу.       — С королём никто не заключал сделок. Ему просто покорялись, чтобы не навлечь на себя проклятие. А что касается меня… я всегда плыву… плыла по течению. С какой стати мне было хранить верность своему дому, когда король Бракк по мановению руки мог превратить меня в ничто? Не говоря о всевозможных проклятиях…       — Иронично бояться проклятий, будучи уже проклятой!!!       — Никакое проклятие ничего не узнает, — заверила розовая, — если вы попросту оставите нас в покое. Идите себе, отдыхайте дальше.       — Как скажешь, — махнула та костлявой рукой, изрядно утомлённая всей этой болтовнёй. — В любом случае, не может быть проклятия хуже, чем это бесконечное переливание из пустого в порожнее. Уходите пр-р-р-р…у-у-у-у… ро-о-о…       — Тебе норм? — покосилась на скелета младшая, потом на сестёр и снова на неживую.       Стражница давилась собственными словами, как будто шею сжимала невидимая рука. Затем… она упала, осыпавшись грудой костей. Жизнь окончательно ушла из вековых останков…       — Браво, Килли, убийственное убеждение! Научишь?!       — Я не хотела…       — Слышите? — навострила уши Кира.       — Что на этот раз?!       — Кажется, там… сражаются?       — Ух. Держите меня Семеро!

.

.

.

      — Смотри же, Кверкус! Ещё чудовища Великого Жёлудя!       Гремел бой. Лязгали кости и сталь. И при участии… ну надо же! Ифана, Красного Принца и Зверя! Против дюжины оживших скелетов во главе с крупным, напоминающим амфибию исчадием Пустоты! И за битвой не утихающей следили рептилии со скалы над полем брани, пока их спутники сражались на палубе… как-то оказавшейся посреди болота половины целого корабля… скелеты всё лезли к ним, а исчадие издали швыряло в них опасную магию, разнося корабль в щепки да предавая тот огню при каждом попадании. Помощь им будет явно не лишней.       — Погнали! — Калиста подступила к краю, обнажив двуручный меч, и…       — Кали! Высокова… всё-таки прыгнула…       Увернувшись от заклинания исчадия Пустоты, разящего с приличного расстояния от корабля, бен Мезд отправил в того болт, начинённый слабой взрывчаткой. Маленький взрыв, не сильно больше взрыва петарды, на время выбил из колеи монстра, дав шанс сразиться с подлетевшим скелетом.       Впрочем, того на себя взял красный ящер. Резким ударом в бок убогим щитом (отнятым здесь же у одного из скелетов) он скинул мертвеца с палубы. Тот перелетел перила, с диким воплем глубоко уйдя в зыбучую грязь.       Храбрый гном тем часом сражался на равных со здоровым скелетом, носящим… недурную треуголку под стать капитану бравого судна.       Двуручный топор мертвеца против двух топориков Зверя. И силы кажутся равными, но победа… пусть и техническая, но присуждается по итогу низкорослому капитану, когда, словно с самого неба, на хлипкие доски рядом со скелетом приземляется синяя громадина.       — Чё за…       Не успевает сообразить гном, как с оглушительным треском старые доски проламываются прямо перед ним, и скелет с ящерицей проваливаются под палубу, матерясь так, словно служат вместе на этом корабле больше века матросами.       Гном, пожав плечами и так и не сообразив, что же это было, поднял с пола упавшую с черепа треуголку, напялив ту на лысину:       — Как раз!       Раздаётся треск костей откуда-то сбоку. Очередной неживой несётся на него, взобравшись на палубу. Но тому в глазницу, пробивая череп насквозь, прилетает болт сверху, и уже второй скелет, разваливаясь в процессе, падает в дыру.       — Хм… — только и произнёс Зверь. Подняв голову, единственным глазом он отыскивает на скалах над собою едва различимую в темноте арбалетчицу, взводящую новый болт и так радушно, тепло ему улыбающуюся. — Хах! Наши чешуйчатые девчонки к нам пожаловали!       — Как раз вовремя! — Одинокий волк, уйдя от острого клинка, кулаком врезал нежити по «носу». Та значительно отступила, оправляясь от удара, а Ифан схватился за ладонь с выступившей кровью. — Сглупил малёха…       Скелет, оправившись от удара, зарычал и снова понёсся на человека. Тот, не имея возможности дать отпор или какой-либо поддержки, ломанулся прочь. Перескочил образовавшуюся дыру в палубе и понёсся дальше, а за ним прыгнул над ямой скелет, но из темноты дыры показалась синяя рука, схватившая скелета за ногу и утянувшая его в бездну.       — А?       Из отверстия показалась Калиста, что не без труда выбралась и, бегло оглядевшись, наткнулась на уронившего челюсть неживого, что рассчитывал напасть на низкого гнома, а не на почти трёхметровую рептилию…       Посмеиваясь, Калиста сделала шаг к мертвецу с поднятым над головой мечом. Враг поднял руки, защищая череп, но его спасло… наверное, божественное вмешательство. Иначе как объяснить, что синяя ящерица, только сделав шаг, провалилась обратно, когда доска под её ногой ударила её по лбу подобно граблям.       — СУКА-А-А-А-А-А-А!       Только и слышалось от теряющейся в бездне рептилии, а скелет, уронивший челюсть, пожал плечами, нападая на Зверя со спины:       — Я те покажу, как в спину бить! Костлявый выродок!       От взрыва и последовавшей контузии исчадие вне палубы наконец отошло и приготовилось снова бить по кораблю магией, рассчитывая погубить каждого, ещё не умершего ни разу, на нём.       Сгусток опасной, губительной силы полетел прямо на палубу, грозясь со всеми покончить разом, да вот только пришла с самих небес помощь с белоснежными крыльями.       Киллиса, приземлившись мягко на скрипучие доски, телекинезом увела магический сгусток монстра в сторону. Там, где расплескалась ядовитая жижа, даже самые живучие сорняки завяли…       Последний скелет пал. Принц срубил тому череп, а его самого ногой скинул в образовавшуюся дыру в палубе, из которой только и слышались глухие ругательства.       Остался последний, но самый страшный противник… нехилое такое исчадие Пустоты, прыгнувшее прямо на палубу, отчего весь корабль содрогнулся, а доски захрустели, потрескались.       — Вы… паразиты…       — Пф, и это я слышу от исчадия… — закатил глаза принц, ломанувшись на монстра с мечом и щитом. Из арбалета по него стрелял бен Мезд, а с топориками нёсся гном.       — Вы… отмеченные…       Извернулась тварь, и болт Ифана пролетел мимо. Затем монстр отпрыгнул от оружия ящера с гномом. Подался вперёд, рассчитывая цапнуть могучими челюстями, да только сомкнулись те на пустоте. Зверя и принца спасла Киллиса, вовремя потянув их телекинезом на себя. Так она их, конечно, повалила на спины и проволокла по палубе, но зато от клыков тварюги уберегла.       Хвостатый да низкорослый, конечно, челюстей избежали, а посему исчадие переключилось на Одинокого Волка. Человек ушёл, сиганув вбок взводя новый болт. Раздосадовано взревев, порождение Пустоты наметилось атаковать ещё кого-нибудь, но в него прилетел огненный болт с высоты.       Недовольствовало исчадие, отступая назад и пытаясь стряхнуть с себя пламя. Проходя сбоку от дыры в палубе, оно получило добавки, которой никто в здравом уме не попросит…       Из темноты бездны выскочила Калиста! В этот раз без меча, но с ножом в каждой руке. Ими она вонзилась в спину монстра. Ими, словно ледорубами, взобралась она к самой голове и покромсала ему глаза десятком молниеносных ударов.       Тварь ревела. Боль и гнев смешались воедино в порыве неистовой злобы. Чудовище схватило синюю противницу, уже видя ту мёртвой под своей тушей, но не тут-то было! Ножи она не выронила. И ныне вместо глаз кромсала лапу монстру, которой он удерживал её.       Очередной рёв, и тварь злобно швыряет Калисту в случайную дыру в палубе, из которой чешуйчатая противница не так давно выбралась… форменное совпадение…       Кое-как пытаясь вернуться в мир, монстр прислушивается. Зрения его лишили, может, навсегда (чего бы всем хотелось), а, может, лишь на время, а потому остались только обоняние и слух.       Переглянулись гном с красным ящером, и тихо пошли к исчадию с разных сторон. Ифан отошёл назад, тихо взводя болт, а Киллиса, последовав примеру остальных, тоже отходила, готовя новое заклинание. Но вот незадача. Скрипнувший пол её выдал. Монстр повернулся к ней всем телом и понёсся, не раздумывая.       Зверь и ящер бросили затею скрытно подобраться к исчадию и пустились за ним следом, но не могли угнаться, как бы быстры ни были их ноги.        — Эй!       Кира чего-то крикнула… и Киллисе показалось, что она поняла её задумку без лишних раздумий. Взмах руки в сторону сестры и взмах на палубу перед собой. Голубая телепортировалась перед сестрой с поднятым и взведённым арбалетом.       Выстрел.       Болт прилетел исчадию в ноздрю, глубоко вонзившись в недра содержимого черепной коробки. Хлопок глухой на грани слышимости, и потекло из ушей, ноздрей и глаз красное, жёлтое, серое.       Оно остановилось, взвыв от нового потока мучений. Задёргалось, когда на него вскочил ящер, отбросивший щит и вонзающий в спину меч, ударами снося торчащие у чудовища всевозможные отростки, плавники, трубки…       Это только спина! По ногам его рубил гном, каждым ударом рассекая хитин и плоть до костей. И не забудем об Одиноком Волке, что даже в такой темени видел слабые места в теле монстра и знакомил их с болтами, глубоко впивающимися в мягкие места на теле.       От непрерывного потока всё новых и новых ранений исчадие издало слабый вопль да рухнуло мордой на пол, слегка скатившись за счёт склизкой кожи к дыре в палубе.       Напоследок оно задрало голову, всё ещё сочащуюся содержимым черепа. Исчадие булькало. Рычало. Повторяло слово: «паразиты», пока его череп не пробило показавшееся из дыры копьё.       — Так этого прислужника Великого Жёлудя! Так его! Отрада для глаз!       Монстр окончательно опустил пасть на пол. Секунду лежал неподвижно, но стоило синей руке выдернуть копьё, как мёртвое тело скатилось в дыру, исчезнув в темноте нижних палуб, словно вернувшись в бездну, из которой тварь и выползла…       Ифан, подойдя к дыре, протянул руку, и за ту схватилась когтистая ладонь. Немного усилий, и он помог синей союзнице выбраться из бездны, что унесла с собою несколько неживых, целое исчадие и… Калисту она так и не забрала… очевидно, она сильнее всех поглощённых, что ни для кого не откровение…       — Весело тут у вас! — усмехнулась Кира, утирая пот. Она побаивалась, что трюк с телепортацией аукнется ей чем-то болезненным, но всё обошлось.       — Агась. — приподнял Зверь треуголку, солидарный с младшей, — А с вами ваще полный расколбас! Ха-хах!       — Не хочу никого отвлекать от радостей победы, — встряла Киллиса, — но одна ли я услышала, как исчадие, — розовая скромница отошла от бездны в палубе в сторонку, — Назвало нас отмеченными?       — Да, и я слышал. — кивнул Ифан, тряхнув заросшей головой. — Но с чего бы ему нас так называть?       — Очевидно, — вклинялся принц, — они пришли за нами. Им что-то надо, либо они нас боятся и такими засадами намереваются убить.       — Пф, — издала старшая, утирая копьё от чёрной крови исчадия, любуясь на очищенной поверхности своим отражением, — Видала я убийц и поспособнее.

.

.

.

      — Не поверите, кого мы встретили!       — Своё божество?       — …СВОЁ БОЖЕС… — Кира в лёгком недоумении наклонила голову на бок, — Это было НАСТОЛЬКО очевидно?       Группа после выматывающей схватки присела у борта судна, сыгравшего арену предыдущей драки. Они сидели да зализывали раны. Во многом стараниями Киллисы с её исцеляющей магией, да и Одинокий Волк помогал другим с ранами. Убийца, умеющий оказывать первую помощь. Вот уж правда: талантливый человек талантлив во всём…       — Так, значит вы тоже встретили… — уточнила Калиста. Ифан твёрдо кивнул, порыкивая от болезненных ощущений при лечении, когда Киллиса взялась за него. — Охренеть… Значит, ты видел Зорл-Стиссу? — обратилась она к сородичу.       — А вы? Тоже её видели? Неужели? Зорл-Стисса сочла, что вы достойны её внимания?       — Причём всю нашу весёлую компашку!       — Что ж, — смерил младшую соплеменницу принц, — хотя бы в этом мы с вами схожи. Возникает вопрос: может ли бог продолжить считаться таковым, если ему приходится умолять кого-то принять утраченную богами силу?       — В случае с Люцианом было по-другому? — буркнул Одинокий Волк.       — Стоит ли вступать в столь мелочные споры, — подала голос розовая, — Если у нас есть миссия от самой богини?       — Семантика вас, очевидно, не интересует, — сделал заметку красный ящер. — Зато явно интересует сила, которую вам пообещали… — Киллиса отвела глаза, стыдясь это признавать. — Подобно тому, как у осла вешают перед носом морковку. Это-то я понять могу.       — Эх… — издал невесёлое бен Мезд. — А ведь ещё вчера всё казалось намного проще…

.

.

.

      Взгляд его упал на давнюю статую. Та от древности почти развалилась на части, а нижняя половина утопла в трясине, пока верхняя наслаждалась частичным покровом из болотной растительности.       Невозмутимо глядел он на скульптуру, давно не чувствуя былого огонька в душе. Боги никогда не помогали ему, даже до того, как вера оставила его. Так какой смысл молиться теперь?       Только думает он обратиться к остальным, предлагая продолжить путь, как понимает — болото исчезло. На смену ему пришёл совершенно другой пейзаж. Тот, что глазам предстал впервые. Мир не иначе как духов. Или уж точно не смертных.       В океане оттенков всевозможных голубых и бирюзовых цветов появляется вдруг солнечно-яркий, золотой. То призрачная фигура. От неё исходит свечение. Человеком является та. Закованная от и до в латные доспехи со шлемом, украшенным высокими перьями. Фигура подняла забрало отполированного шлема, явив глазам человека красивое лицо. Кроме красоты, невообразимой для человеческого существа, было то наделено заметной усталостью, но глаза притом пылали гневом неистовым. Взирала фигура на изумлённого гостя, да отвращение читалось во взгляде.       — Ты не молишься в моих святилищах? Что ж, я не удивлён. Ты, мой своенравный щенок.       Назвать Волка щенком? Да сплюнуть притом через плечо, скрестив руки на стальной кирасе. Фигура считает оба действа позволительными для себя.       — Ты не помнишь меня? — Ифана недоумение читается отчётливо и продолжает неизвестный, — Я — Ралик, первый среди Семерых, отец рода человеческого. Твой отец. Ребёнком ты мне нравился — такой преданный, набожный. Помнишь? Я позвал тебя за собой, и ты пошёл.       С трудом удержался смертный от привычного поклона. Он давно не крестоносец, но мышцы ещё хранили память о былых деньках.       — Я-я… помню…       Он помнил бога, но был ему не рад. Что он сделает? Призовёт его обратно в Орден, с которым ему не хотелось впредь иметь ничего общего?       Но пока такого не случилось. Ралик лишь взирал на непокорную фигуру с гримасой презрения, не думая делать Ифану скидку за счёт его шока от встречи и набожного прошлого.       — Взгляни же на себя. Моё дитя, убийца по найму. Тебе не спрятаться: я вижу мертвецов, что шепчут твоё имя, пересекая порог Чертогов Эха. Кто же за это в ответе?       — Люциан! — без раздумий кричит Одинокий Волк. Бог поднимает бровь:       — Мне и самому есть за что гневаться на Божественного. Я мог бы такого порассказать про Люциана, мой волчонок, что у тебя бы морда поседела. И всё же ты решил следовать за ним.       Ифан молчит. Ралик говорит:       — Кого теперь ты обвинишь, а? Может, нас? Богов? Но как боги могут нести ответственность за то, что творите вы, люди? Не боги сделали тебя наёмником. И не боги заставили пощадить ту эльфийку в форте Радость. — Ифан округляет глаза, — О да, и это мне тоже известно. Ты — воплощённый парадокс, Ифан. И кто за это в ответе? Кого ты обвинишь теперь? Или… всё же назовёшь истинного виновника? Кто это, Ифан?       Под суровым взором бога взгляд опускается. С уст срывается глухо раздающееся эхом среди бескрайних просторов чуждого мира:       — Я…        Смысла отрицать очевидное нет. Он не настолько силён для этого.       — Да, Ифан. — кивает божество, — Ты избрал не самый достойный путь. Но ты всё ещё жив. И что же, собираешься до самой смерти убивать, кого закажут?       Не успевает на ум прийти ответ, как божество прорезает Ифана взглядом глубоко посаженных зелёных глаз. И стоит встретиться человеку взглядом с божеством, как сознание смертного перестаёт отражать остальной мир. Ифан отмечал все переливы тона радужки от переливчатого изумруда до вкраплений серого.       Зелёные озёра поглощают его. Нет ничего другого, ничего, кроме глаз Ралика. Внезапно пред взором сгущается видение. Видит он себя — юного, фанатичного крестоносца, каким был когда-то. Задыхаясь, мчится он по лесной чаще. В руках — послание необычайной важности для народа эльфов.       — Не-е-ет… — он понимает, что сейчас видит, и пытается отвернуться, но неведомая сила удерживает его взгляд на глазах Ралика.       Ифан добрался до цивилизации, но слишком поздно. Сердце эльфийского города разнесено взрывом. Деревья предков с глухим стуком валятся наземь, повсюду слышен треск древесины и испуганные вопли. В воздухе висит омерзительный запах гнили.       Его, задыхающегося от испарений, утаскивает в безопасность волк, что появился будто бы из ниоткуда. Он выпускает человека и набрасывается на эльфийку, которая преграждает путь. Та падает, кашляя от удушливой пыли.       Она хватается за лодыжку Ифана, цепко, как тисками. Он наклоняется к ей помочь, но рука её разжимается и падает, лишённая жизни. Сквозь дымку — туман смерти — различают глаза её безжизненные зрачки, которые таращатся в пустоту.       В безжизненных глазах женщины видит он их. Имя им — легион. Тысячи погибших в тот день — все те, кого он не успел спасти. И сотни — кого убил с тех пор он сам. Горы трупов и реки крови.       — Не-е-ет…       Глазам представала картина брошенных, осиротевших детей, клеймёных рабов, проданных тому, кто больше заплатит. Все выборы, сделанные им, все исполненные контракты. Целая армия обездоленных взирает на него с безмолвным отвращением и упрёком.       В непроглядной тьме бесконечной ночи Ифан не отличает верх от низа. Головокружение охватывает его, а перед ним предстают последствия каждого выбора. Один проклятый выбор за другим.       Вина, от которой он пытался уйти, предстаёт перед ним. Всё это время она дожидалась здесь, в грязном уголке чёрного сердца. Теперь эта боль пульсирует и растекается без всяких преград.       Да. Он сможет это вытерпеть. И, что важнее — он того заслуживает. Понимает это, как никогда прежде.       Ифан падает на колени, опуская взор. Ралик стоит перед ним, буравя взглядом. Отвешивает пощёчину.       — Жалостью никого не вернуть. — холодный звучит голос — Их уже ничем не вернуть. Но ты... — вдруг оттепель, — ты сам ещё можешь вернуться. Когда-то давно ты отвернул лик свой от всякого света. — ныне он глядел прямо на бога, ловя лицом и телом исходящее от него свечение, — Но повернись же обратно ко мне, и ты ещё сможешь спасти других, спасти всех.       Ралик ещё раз ударяет Волка. В полную силу. С вызовом взирает бог на своё чадо.       То делает шаг назад, с великим усилием не прикасаясь к ноющему лицу.       Бог во мгновение ока преодолевает расстояние, разделявшее их. Бьёт повторно по лицу. Знакомо, почти привычно трещат хрупкие кости носа, из которого течёт горячая влага.       Вновь отходит человек, но уже пошатнувшись.       Он стальной хваткой цепляется Ифану в запястье и поднимает над землёй. Бог трясёт его со смехом, как тряпичную куклу. Ифан ощущает, как изнутри поднимается давняя неукротимая ярость. Она горячит кровь, пульсирует, растекаясь по всему телу. Ифан наконец-то чувствует себя... собой.       Зубами хищника вонзается Волк богу в нос. Хватка ослабевает. Вырвавшись из захвата бога, нога ударяет того в грудь, опрокидывая.       К удивлению Ифана, Ралик с усмешкой поднялся, утирая кровь человека со своих лат поалевших.       — Вот за это, бен Мезд! — громыхает Ралик, — За эту яростную искру я тебя избрал, за неё я вытащил тебя с тонущего корабля. Сколько ни скрывай её под маской безразличия, а её свет пробивается всё равно. Прими себя таким, каков ты есть.       — Я тобой выбран? — с трудом удерживает Волк смешок, — Если я твой воитель, то, значит, у тебя совсем туго с выбором.       — Не дай этой искре стать пламенем, которое тебя пожрёт. — предупреждает бог. — Я выбрал тебя за непокорность, но, если надо, могу и посадить на цепь. Почему ты вообще стал крестоносцем?       Не успевает дать Ифан ответ, сбитый с толку такой быстрой сменой темы, как бог выпаливает:       — Ты услышал мой зов. Мой, а не Люциана. Так сражайся же за меня. Ты нужен мне. Семеро не покинули Ривеллон. Мы в ловушке, обессилены, грызёмся между собой. Ты, безжалостный сын человеческий, ты станешь моим воителем в этом мире. Моим пробуждённым.       — Пробуждённым? — Ифан покатал слово на языке. Пробуждённый… звучит на удивление приятно, если отбросить все идущие комплектом риски. Стоит ли оно того?       — Я дарую тебе моё благословение, яростный волк. Оно поможет тебе отыскать путь к спасению из этого места. А потом... мы ещё поговорим.       Ралик подходит к нему с лицом, исполненным достоинства. Он поднимает правую руку и прижимает к сердцу своего избранного. Ощущение тепла и благодати пронизывает смертное тело.       — Возможно, ты заметил, что я пытался помочь тебе в твоих странствиях.       — Да неужели?       — Это так. Я благословлял воду и почву под твоими ногами, помогая тебе. Теперь эта же сила дарована и тебе самому… и это лишь первый шаг. Второй будет куда весомее и откроет тебе большую мощь, если ты её пожелаешь. Только такие, как ты, могут владеть ею. Иди, пробуждённый. Иди с моим благословлением. И пусть оно всегда напоминает о том, кто ты таков: мой крестоносец.       — Я-я… — сомнения отчётливо слышались в звучании Ифана, — Я не просил о таком могуществе.       — Ты не просил, но получил. Не все награды вымолены. Не все проклятия заслужены.       — Дар на то и есть дар. Я ничего тебе не должен.       — Я вижу, ты пытаешься прикинуть, как использовать эту силу. Вижу, как шестерёнки в голове закрутились. Все развилки твоей судьбы открыты моему взору. Ты обязан мне ВСЕМ, даже не сомневайся.       Под тихое рычание Волка, бог продолжил, как ни в чём не бывало:       — Со временем я потребую многого, но пока у тебя всего одна цель: выжить. Сбежать от тех, кто пытается тебя пленить, кто желает сломить тебя, ограничить твой истинный потенциал. Сын мой… — рука, озарённая светом, как и вся божественная фигура, почти неощутимо ложится на плечо, — Ты и только ты должен покинуть это место, не пострадав. Ты и только ты должен возвыситься над менее достойными. Но прежде чем ты потрусишь прочь, позволь спросить: ты путешествуешь... в компании, верно?       — Нет.       — Я вижу истину за твоей ложью.       Не сработало. Обычно его вида, голоса, взгляда, внешности, совокупности всего перечисленного, работающего в симбиозе, хватало для убеждения любого. Но не в случае с живым богом.       — Запомни: твои спутники — не друзья. Они соперники. Они тоже пробуждённые. Но только тебе суждено стать богом, никому больше. Пусть твои когти всегда будут остры — равно как и твой взгляд. У каждой монеты есть две стороны. Возьмём, например, волка, что спас тебе жизнь. Что следует за тобой по пятам. Следи за ним. Дикий зверь может и укусить руку кормящую… до встречи, дитя моё.       — Он не станет. Они не станут…       — Кто знает, Ифан. Кто знает. Люциан тоже не стал ведь?       — …       Отходит Ифан от видения или путешествия и осознаёт себя на привычном уже болоте. Глаза глядели на ту же поросшую мхом скульптуру в трясине.       Оборачивается он к спутникам для вопроса, как тут же ловит лицом поток грязи. Следует толчок, и он падает. Глаза различают крупное исчадие, выбирающееся из трясины, очевидно, сиганувшее к ним с возвышенности. За гостем же из Пустоты несётся целая прорва оживших скелетов.       Товарищи же в лице Принца и Зверя несутся прочь, зовя Ифана за собой. Вопросы потом, решает Волк, и присоединяется к ним.

.

.

.

      — Эх… — издал невесёлое бен Мезд. — А ведь ещё вчера всё казалось намного проще…       — Что? — усмехнулась Калиста, — Пребываешь в шоке от встречи с божеством?       — Ещё бы. Бог, в котором я разуверился, поведал мне — обо мне же — такое, во что я не верю. М-да.       — К-к-комбо! А вообще эти болота на пользу мозгам не идут. — отмахнулась в шутливой манере младшая. — Уж поверьте мне! Если я такое заметила, то… вам бы следовало начать беспокоиться!       — Ох, вот оно что… — принц, похоже… внемлет словам соплеменницы в некоторой степени. Иначе откуда в нём столько беспокойства…       — Хых, — хмыкнул в кулак наёмник. Стуча костяшками пальцев по виску Киры достаточно ощутимо, чтобы её голова немного отклонилась от удара. — Похоже на то. — поразительно, но подобное действие со стороны Одинокого Волка не вызвало никакой реакции от старшей. Возможно, ещё не отошла от битвы. Или… что-то другое? — Во что бы мы ни верили, а жить приходится здесь и сейчас. Ну что, — он поднялся с места, — За работу?       — Только за достойную плату!       — Вижу, Иган тебя плохому не научит… — закатила глаза носительница монокля к усмешке половины группы.       — Ага! А вот он от меня может понахвататься…       — Да уж. Хо-хо-хо. Мне не в первой влезать в стрёмную компанию.       — О! Зверь вернулся! — подметила Кира. Гном вернулся из кустов, поправляя штаны. — А мы болтали о встречах с богами! Присоединяетесь! Будет весело?       — А? С богами? И вы тоже? — приподнял он бровь единственного глаза. — Да ну? Слушай, Кира. Я не знаю, где ты и… другие побывали, и что видели. Но я верю, что ты в это веришь. И это самое главное, ага?       — Зверь, а вы? Ничего не видели? — наклонила голову Киллиса.       — Давайте пропустим эту часть…       — Нам он ответил то же самое, когда мы его расспрашивали… — пояснил Красный Принц.       — У-у-у-у… — издала младшая, — Встреча прошла… не ахти как круто?       — Кира, ты славная девчонка, пускай и слишком высокая по моему мнению. Но… придержи рот закрытым пока что, ладно?       — Ну… если сам Морской Зверь того пожелал…       — Я серьёзно.       Кто-то был не в духе.

.

.

.

      Только прикрыл Зверь единственный глаз, подавляя накатившую зевоту, и поднял веки, как тут же осознал, что очутился в совсем ином месте.       И в этом потустороннем краю перед ним стоял незнакомый гном... и охвачен золотым свечением был он весь. И в мозгу бывалого моряка звучал незнакомый голос.       — Маркус Майлз, — произносил он, и Зверь в привычном ужасе обхватил голову руками.       Его поглотили воспоминания, и он снова бредёт по дымчатым пескам острова Туманов. В дымке ему что-то почудилось... прямо за спиной! — но, рывком обернувшись, гном увидал лишь серую мглу.       А теперь, теперь оно над ним! — но глаза его видели лишь ничто, и мельком пронеслась мысль, что вот она какая — Пустота.       — Маркус!       Вырвавшись из липкого плена нежданного кошмара, Зверь заметил, что незнакомый гном по-прежнему стоял перед ним. Его лицо выражало сострадание пополам с нетерпением, а внешность вызывала ассоциации с благородством и серьёзно располагала к себе.       — Ты заслужил большего от своей королевы. И ты, и вся страна.       — Эх, — вздохнул одноглазый гном, соглашаясь, — Ссылка на тот треклятый остров едва не стоила мне жизни.       — И всё же ты не потерял ни волю, ни дух, ни решимость, ни храбрость.       — Да я клянусь тебе, что снова бы прошёл через то же самое и даже большее — ради свободы и безопасности своего народа!       Неизвестный гном хохотнул, однозначно обрадованный словам Зверя:       — Хо! Такая щедрость духа, такая храбрость и убеждённость! Похоже, я не ошибся в выборе. И выбор я сделал мудрый.       — Кто ты такой и где это я очутился? И что за выбор? — говорил Зверь, оглядывая мир, непривычный его последнему глазу.       Неизвестный гном привлёк его внимание и показал вниз, где несколько фигур сошлись в нескончаемой схватке. Источавшие то же золотое свечение, что и этот гном.       — Ты пришёл в Чертоги Эха. Ты пришёл в страну богов — тех самых, которые воюют друг с другом внизу.       Не успел Зверь планомерно переварить поведанное, как в единое мгновение понял всё сразу. Он ясно осознал, кто перед ним — яснее Северной звезды в зимнюю ночь: это Дюна, бог-покровитель всех гномов.       — Бог? — неуверенно издал Зверь, на что получил сдержанный кивок со слабой улыбкой. — Так мне чо… на колени падать, типа?       — Не стоит, не стоит. Не дело, чтобы пробуждённый склонялся к стопам поверженного бога.       — Погодь... погодь-погодь. Если ты бог, то где тебя черти носили, когда империя гномов распадалась на части? — со слабым осуждением спросил Зверь, на что Дюна кивнул:       — Не секрет, что наш народ впал в ничтожество. Вина за это лежит на мне. Я допустил много ошибок. И логика гласит, что если в голове нет порядка, страдает всё тело. Но, — поднял он палец, — у меня есть решение: ты. — и вот он, этот палец, направленный на гнома-революционера, — Ты мой пробуждённый. Моя замена.       — Много почтения чёт. Ты мой создатель. Отец там… бог, в конце концов!       — Так есть. Так было. — подтвердил он, — Но наш народ практичен и справедлив. Если звено в цепи ослабевает, его надо менять. В данном случае — пробуждённым. То есть — тобой.       — Пробуждённый, значица? Звучит, канеш, здорово. Солидно, я бы сказал, но… Эт чё значит?       — Ты вступил на путь, ведущий к божественности. — пояснил Дюна, — Пробудился для своей судьбы, если угодно. И ты обязан пройти этим путём, если хочешь, чтобы народ гномов жил и процветал. Ты станешь моим воителем, и, глядя на то, что ты уже прошёл и какие жертвы принёс, я не могу найти лучшего кандидата. Ты... ты защитишь наш народ.       — Ч-чего?       — Позволь, я покажу тебе.       Дюна даже не шевельнулся, а Зверь тотчас же ощутил, как его захлестнул поток невиданной мощи, как если бы его бросили в глубокую воду. Зверя насквозь пронизывала энергия со свечением.       Зверь потёр ладони, ощущая, как энергия нарастала между ними. Подняв голову на Дюну, он спросил:       — Что это за могущество?       — Возможно, ты заметил, что я пытался помочь тебе в твоих странствиях. — видя некоторое недоумение в глазу Зверя, Дюна сдержанно пояснил, — Я благословлял воду под твоими ногами, чтобы она помогала тебе. Теперь же я дарую тебе силу делать это самому. И это лишь начало. — бог уронил руку на плечо одному из своих сыновей. — Новая, большая мощь будет открыта тебе, если ты её пожелаешь. Вот поэтому я тебя и выбрал. — он убрал руку, тыкнув его в грудь, — Потому и не дал Зверю задохнуться в щупальцах кракена и утонуть в испоганенном море. Лишь ты и такие, как ты, способны владеть такой огромной силой. Теперь выбор за тобой: используешь ли ты свои новые возможности, чтобы привести народ гномов к заслуженному величию? Или растратишь их на свои собственные, корыстные цели?       — Погодь… — до Зверя внезапно дошло, — это же ты защитил меня, когда я тонул после кораблекрушения?       — Многие из вас погибли. — подтвердил Дюна, — Боюсь, что ты можешь оказаться моей — нашей — последней надеждой. Я не мог допустить твоей смерти.       — Слушай… я никогда не просил о таком могуществе.       — Ты не просил, — кивнуло божество, добавив строже, — но получил. В каждом индивиде кроется мощь империи — мощь бога. Кто-то её игнорирует, но другие... другие пытаются овладеть ею, освоить, превратить в орудие для достижения истинного величия.       — Но почему я? — воздел руки к небесам гном, — Почему именно мне, — Морскому Зверю, ты решил вверить такую силищу? Ты будто не знаешь, что я всегда был не в ладах с властями… эх… и чего ты от меня хочешь вообще? — почесал затылок Зверь, придавая себе вид самого недогадливого гнома в Ривеллоне.       — Со временем я потребую многого, но пока цель твоя проста: покинуть это царство и избавиться от тех, кто ставит свои мелочные нужды выше твоих великих целей.       — Так что же это за цели?       — Запомни: ты сражаешься за величайшее добро — за главенство гномьей расы. Перед лицом опасности твоё выживание превыше всего.       — Превыше всего? — поднял бровь Зверь.       — Даже за счёт твоей команды.       — Моей команды? — бровь сильно изогнулась. — Моя команда мне верна. Я не предам её!       Дюна чуть заметно усмехнулся. Всё ещё видя несогласие внутри Зверя, он пояснил:       — Погибнешь ты — вместе с тобою погибнет всё королевство. Такова истина.       — Всё королевство… — повторил про себя Зверь и схватился за голову. Нет уж. Цена слишком велика, если верить Дюне. Да и потом… не этого ли он сам добивался всё время? — Я понимаю и выложусь по полной. Будь уверен.       — Хорошо. Столько ещё надо сказать... так много. Слушай внимательно. — Зверь приблизился на один шаг. — Ты прекрасно знаешь, что я не единственный бог. Ты видел великую войну между нами. Не забывай ни на миг: каждый из них может искать себе воителя... возможно, даже из числа твоих спутников.       — Моих спут…       — Соревнование неизбежно, Маркус. — пояснил Дюна, понимая опасения гнома, — Проигрыш недопустим. Мы сильны. Мы поднимемся. А повести нас должен ты. Либо ты станешь моим воителем, либо превратишься в жертвенного агнца на алтаре другого божества.       — Ого… жёстко…       Глаза божества налились гневом:       — Выбери меня, или ты повергнешь нас, всё королевство и всё сущее в вечную Пустоту.       Мигом позже Зверь осознал себя на прежнем месте, на том же болоте, атакуемый стаей свирепых, жадных до чужой крови… комаров. А минуту спустя и исчадие пожаловало.