То, что осталось

      Они сказали: «Ты всегда можешь покорить подиум, здесь или в Гонконге, а он? Он создан быть айдолом. Он так многого ещё не сделал, не написал, так много таланта, которой слишком далёк от того, чтобы быть исчерпанным и, тем более, нереализованным и похороненным. Его разум, видение, его язык и умения — всё заточено для большой серьёзной карьеры. Он шёл к этому с двенадцати лет, трудился, вкалывал, не жалея себя. Ты, правда, хочешь разрушить всё для него?»       Компания не может прикрывать их задницы вечно, тем более что они в последнее время стали настолько беспечны: мимолётные поцелуи, переплетения пальцев, маленькие сцены ревности, и долгие выразительные взгляды, которые происходят у всех на виду. SM один раз уже откупились от бывшего сотрудника, который грозился слить информацию в сми, но что если следующему нужны будут не деньги, а именно сенсация. Они давят, и Лукас действительно чувствует себя виноватым: там, где Марк может сдержаться и повести себя корректно, Юкхэю хочется показать всему миру, как он влюблён и счастлив. Он уже случайно/неслучайно выкладывал их совместные фото в свой официальный инстаграм вместо приватного, затем сразу же удалял, но что вообще можно удалить из интернета, если оно туда уже попало? Он не боится ходить по краю, потому что у него крылья за спиной от того, что Марк заставляет его чувствовать. Но только сейчас он понимает, что если мир узнает, то Марк потеряет гораздо больше, чем он сам: карьеру и, возможно, даже семью. И он просто не может позволить этому случиться.       Вначале, когда они ещё не знали, что им делать со своими чувствами, и во что может вылиться затея с отношениями, они дали друг другу слово, что если один из них встретит кого-то другого, «особенного», и это окажется серьёзно, то они не будут друг друга мучить, а сразу признаются. И Лукас, правда, не видит лучшего или более адекватного варианта. Он не может сказать, как есть на самом деле, потому что, ну, Марк — канадец: они там немного по-другому воспринимают подобные требования со стороны работодателя, он мог бы обратиться в суд, и опять же потерять карьеру. Поэтому Лукас врёт. Впервые в своей жизни так серьёзно, но так необходимо. «Ложь во благо» — напоминает он себе. Всё до банального просто: он встретил девушку какое-то время назад, и кажется, она — та самая. Именно её он видит своей женой в будущем. И матерью своих детей. Пункт, который они бы с Марком никогда не смогли реализовать. Поэтому Минхён не задаёт никаких вопросов. Он тихо соглашается, кивнув головой, и внезапно кажется Лукасу таким маленьким, словно съёживается у него на глазах. А потом непривычно для себя мямлит что-то типа «спасибо и желаю вам…» — не заканчивает и просто уходит. И Юкхэй остаётся один. С мыслями, что разрушил, наверное, один из столпов самого своего существования. И уже никогда не сможет вернуть его. Он пытается вдохнуть, но ком в горле не даёт, ноги не слушаются, словно все мышцы окаменели, и если он сделает шаг, то боится, что раскрошится. Ему больно и страшно: как теперь быть без него. Но он продолжает твердить про себя, что сделал это ради него. И ради него, это не предел, на что он способен. Он будет терпеть, как бы ни было больно отвыкать от его прикосновений, тепла и запаха. От того, как содрогается всё его тело когда он смеётся, лёжа под боком. Зато Марк будет счастлив: он будет делать то, что любит больше всего, и никто больше не сможет сбить его с пути, перетягивая на себя. А Лукас будет иметь возможность наблюдать за ним, как всегда. Только эта мысль и спасает: он всё ещё сможет видеть его, работать с ним. И потом, по рабочему расписанию у них следующим идёт камбэк опять в полном составе NCT, так же как и в прошлый раз по юнитам, а затем целиком вся группа. Дальше на очереди SuperM, так что без него Лукас не умрёт, скорее всего.       Боль то отступает, то накатывает волнами, и когда он думает, что хуже уже не будет, очередная бессонная ночь, проведённая за самокопанием, доказывает обратное. Он не только разорвал по-настоящему любовные отношения, что у них были, но и причинил боль тому, кого так хотел защитить. Теперь Марк наверняка думает, что все его признания, сделанные в пылу обожания, были ничем иным как красивой сладкой ложью — всё, что он говорил, что показывал и чувствовал. Какая ирония: любовь, что сводила его с ума и стала смыслом жизни, заставила пойти на такую жертву ради него и для него же она вдруг превратилась в пустышку, ароматную вкусную жвачку, которую пора бы уже выплюнуть.       Марк не появляется на репетиции их юнита, ни на первой, ни на последующих. И Лукасу становится хуже. Он точно помнит, что Марк участвовал в записи их песни, и они пересекались пару раз в студии. Те пара мгновений, что давали ему сил дожить до следующей встречи. Но когда на очередной подготовке включают песню с заменёнными партиями Марка, ему становится плохо до тошноты. Никто не говорит о Ли при нём, потому что все заметили, что у них что-то произошло, но из-за этой маленькой солидарности Юкхэю начинает казаться, что он сходит с ума, и, может быть, Марк — плод его воображения, и ничего никогда не было. Его выворачивает наизнанку в туалете, всё тело покрывается плёнкой холодного пота, его начинает колотить как при лихорадке, а зрение то расплывается до разноцветных пятен, то приходит обратно в привычную норму. Тэн находит его, опирающимся ладонями на раковину и пытающимся разглядеть собственное отражение в зеркале. — Что происходит? — обеспокоенно спрашивает он, замечая, как нещадно мандражит его высокую мускулистую фигуру, но тот будто не реагирует, — Сюйси, что случилось у вас с Марком? — более требовательно наконец-то задаёт он этот блядский вопрос, который мучает просто абсолютно всех внутри NCT и вокруг. Но Тэну далеко и глубоко похую на всех остальных: все остальные не были рядом с Юкхэем, когда тот уплывал в мечтательные дали при любом лишь упоминании этого имени, когда краснел, безрезультатно открывая рот и пытаясь что-то сказать; когда загорались его глаза, и он расплывался в идиотской улыбке, потому что Марк смеялся из-за него и, не справляясь с умилением, сам лез обниматься. Все остальные не советовали ему сбавить обороты, когда он начал зажимать миниатюрного Минхёна по всем углам, буквально не давая тому прохода. И все остальные не вламывались к нему в комнату в самый разгар их «сессии», потому что они оба слишком, блядь, громкие для трёх часов ночи. И все остальные не подмечают в деталях, как эти двое стараются не рассыпаться на части, держась подальше друг от друга, потому что обоюдное притяжение настойчиво отщипывает от них по кусочку. И только ему Лукас рассказывает всё, как есть, просто чтобы убедиться, что это действительно произошло. Юкхэй идиот, и Тэн чувствует себя совершенно беспомощным по этому поводу. А ведь всё, что нужно было — это просто держать свои отношения в тайне. Но что сделано, то сделано. Да и Юкхэй не тот человек, что может держать в себе нечто подобное. Нечто огромное и всепоглощающее, оно просто рвалось наружу, желая затопить и залить собой всё вокруг, и подарить частичку этого счастья каждому, кто попадётся на пути. Да и Марк заслуживал того, чтоб от него не скрывали, какой он чудесный человек, и как он важен кому-то. Какую бурю чувств и ощущений он вызывает одним своим присутствием в чьей-то жизни. Но он не заслужил того, чтобы за него решали, как ему будет лучше. Тэн думает, что обязательно стоит поговорить с ним. Нет, он не собирается выкладывать ему всё то, что должен рассказать сам Вон. Только то, о чём стоит поделиться из собственных наблюдений: Юкхэй идиот. И он уверен, что тот поймёт, к чему это. Но Марка всё нет, и Тэн прямо спрашивает у продюсера, отвечающего за конкретно их промоушн, почему. «Улетел в Канаду по семейным обстоятельствам». Он видит, как меняется лицо Лукаса, как он моргает, принимая данный факт, и сжимает челюсти, опуская голову.       Он не вернётся. Он не вернётся, как Крис… или Лухан. И Лукас больше никогда его не увидит. От этой мысли холодок прокатывается по спине, и он зябко обнимает себя за плечи. Он почти свыкся с болью потери, как будто онемел и потерял к ней чувствительность, но вот его перетряхивает ещё раз, и онемевшие, очерствевшие участки крошатся и проваливаются, образовав дыру где-то за грудиной. Похоже на отчаяние. Он считает дни, и всё больше думает, что надо бы в обратном порядке. Иногда он ловит себя на том, что внезапно делает большой глоток воздуха, словно в забытье переставал дышать на какое-то время. Репетиции и записи идут своим ходом: удивительно, как мир может разрушаться и при этом оставаться всё таким же целым. Удивительно, как Юкхэй так безупречно может держать фасад, когда внутри всё раскурочено и восстановлению не подлежит. О да, в SM хорошие преподаватели по лжи: как они могли отпустить Марка, после того, как распинались в том, что он им так нужен? Юкхэя ломает, как хочется просто быть рядом: без секса, пусть даже без дружбы, но просто чтобы он был здесь, на виду. Хотя, он бы продал душу за возможность уткнуться носом ему в шею под челюстью и попытаться уснуть, слушая как тот говорит и смеётся, как вибрирует его горло. Иногда его спасает телефон: целые гигабайты фотографий, среди которых встречаются и интимного характера, напоминая про те дни, когда Лукас довольно упорно намекал, что хочет перейти на следующий уровень отношений. До сих пор не верится, что он смог убедить Марка сделать эти фото для него. Он понимает, что делает себе только хуже, но воспоминания всё же заставляют мозг вырабатывать эндорфины и хоть так чувствовать себя немного лучше, правда, с утра просыпаться словно в наркотическом похмелье и возвращаться в необратимую реальность. Иногда он уезжает из общежития и снимает апартаменты на сутки, чтобы побыть одному (оставляя менеджера караулить где угодно, лишь бы за дверью), и напивается до сопливых слюней. Пишет сообщения в мессенджерах на предусмотрительно заблокированные (по просьбе Марка, когда они только расстались) контакты и получает в ответ красные «флажки». Но просыпаться от настоящего алкогольного похмелья в последнее время становится приятнее, чем от того, что создаёт собственный мозг. Хороший план. Наверное, так должно было быть и сегодня. Но у Тэна сердце не на месте весь день, и он просто решает поехать к нему. Зная, кто из менеджеров с ним, он просто просит открыть ему дверь запасным ключом, который они всегда оставляют себе. И если уж Лукас не захочет пить в компании (чем бы непременно кончилось, предупреди его заранее о своём визите), то Тэн не станет настаивать.       В просторной квартирке-студии темно и подозрительно тихо, не то что бы человек, пьющий в одиночку, обязательно должен устраивать мини-вечеринку для себя любимого. Менеджер остаётся у двери, на случай, если гостю всё же не обрадуются. Тэну не нравится эта темнота, но он не хочет врываться в интимное пространство друга, врубая свет, поэтому просто зовёт его, давая знать, что это он. — Не разувайся, — раздаётся тихий голос со стороны предполагаемой кухни. Читтапон охотно идёт на почти приглашение, замечая тусклый свет от покачивающегося абажура, опрокинутого почему-то на пол. Под ногами неприятно хрустят толстые осколки стекла. — Ты что-то разбил? — Всё. Весьма многозначно и многозначительно. Юкхэй сидит на полу, вытянув одну ногу и подогнув другую, прислонившись спиной к кухонной барной стойке. Насколько позволяет заметить освещение, он выглядит изнурённым, что едва ли может поднять голову, чтобы взглянуть на друга. Обеими руками крепко обнимает себя поперёк торса. — Не хорошо устраивать погром в арендованной хате, — Читтапон старается звучать ободряюще, присаживаясь на корточки рядом. — Я не хотел устраивать погром в общежитии, — устало соглашается младший и, всё-таки, пытается улыбнуться. Тэн кладёт руку на его предплечье, прижатое к телу, и чувствует, как пальцы проскальзывают по мокрой коже. Он заметно дёргается, обрывая касание, ввиду собственной брезгливости, о которой Лукас прекрасно знает и скорее будет подтрунивать, нежели обидится, но влага на пальцах становится липкой, подсыхая, и стягивает кожу. — Сюйси, что ты сделал? — Тэн смотрит на свою ладонь, чернеющую в блеклом свете. — Я не хотел… — Сюйси! — с ужасом осознаёт, насколько собственный голос пропитан паникой. И всё происходит как в замедленной съёмке: он тянется к Лукасу, но тот закрывает уставшие глаза и заваливается на бок, ускользая от его рук. Тэн поднимается и бежит к выходу, надеясь, что менеджер не ушёл далеко, совершенно не думая про телефоны. Ноги скользят на осколках по полу, и он хватается за стену, попадает ладонью на выключатель, зажигая центральный свет. На полу калейдоскопом рассыпаны обломки зеркала, чистые и окрашенные в градации красного. И Лукас посреди этого самым ярким алым пятном. — Сюйси? — Смеётся Марк, переспрашивая, — Как это пишется? S… — XUXI, — по латинским буквам проговаривает Лукас, протягивая руку, и прихватывает того за пальцы. — Серьёзно? — Ли не обращает внимания, как переходит на английский, — Вау, это круто. Такое имя могло бы быть у какого-нибудь секретного агента. Он слегка пожимает его руку в ответ и отпускает, достаёт из кармана куртки согревающий мешочек и принимается дербанить его в ладонях. — Ты замёрз? — тихо спрашивает Юкхэй, идя следом, — Можем вернуться. Марк оборачивается, не останавливаясь, и мотает головой, закусив губу. — Прикалываешься? Раз в тысячелетие нам могут сказать «идите погуляйте полчасика», а ты предлагаешь вернуться? Погода тёплая, хоть и зима. На улице тёмно, будто уже ночь: небо шикарное, усыпанное звёздами. И здесь их никто не знает, гуляй — не хочу. — Ты весь дрожишь, — Лукас перехватывает его запястье и тянет к себе, — простудишься ещё. — Я канадец, — упирается младший, смеясь над упрямством нового друга, — эта погода для меня практически купальный сезон. Но Лукас всё равно затягивает его в объятия, потому что сильнее, и накрывает полами своего расстёгнутого пальто. Ли хихикает, но обнимает его в ответ, вспоминая вечные шутки Тэна про то, что тайцы всегда горячие, и утыкается носом ему в ключицу. Он такой огромный — Марк ни за что бы не поверил, что они ровесники, не зная наперёд. Он ощущает под ладонями, как перекатываются его большие мышцы на спине, когда тот обнимает его крепче. И не замечает, как начинает гладить и ощупывать его, чуть надавливая пальцами. Он останавливается, только когда его ладони уже на животе Юкхэя, и тот прислоняется лбом к его виску, касаясь кончиком носа скулы. Марк поднимает лицо, чуть не соприкоснувшись с ним губами, и испуганно отшатывается, разорвав объятия. — Сюйси, я… — Прости, — опережает его Юкхэй.       Он сделал три длинных надреза, ему не нужно было стараться, ведь из-за занятий с весами его вены так отчётливо проступают под кожей. Девчонки обожают такие руки у парней. Врачи говорят, что его спасло то, что он сделал это куском битого зеркала: паршивая и неточная работа, а на правую руку так и вовсе не хватило концентрации и силы. И, конечно, ему повезло, что ему вовремя оказали помощь. Повезло. Каждый раз, когда Тэн навещает его в больнице, ему всё меньше и меньше кажется, что Лукас считает это везением. Первые пару дней он наотрез отказывался с кем-то говорить, но корпоративный психолог всё же убедил его сотрудничать и пройти терапию на благо самому себе. Наверняка угрожали, что сообщат родителям о случившемся. Но на самом деле, из-за серьёзности ситуации, компания постарается держать инцидент в тайне как можно тщательнее. Не зря же к нему пускают только тех, кто непосредственно уже в курсе, и только по предварительному согласованию с руководством и строго без телефонов. С Тэном уже «проводили беседу», но он же не идиот, чтобы болтать о таком. Более того, он бы с удовольствием изъял этот эпизод из своей памяти, а не прокручивал вновь и вновь. Хотя собственное состояние его не особо заботит в последние дни. Он гладит Лукаса по плечу, пока тот лежит на койке, отвернувшись от него. Ему стыдно за свой поступок, поэтому он не хочет разговаривать, но Читтапон считает, что это к лучшему, ведь если ему стыдно, то вряд ли он попытается повторить подобное. — Мне нужен телефон, — голос Юкхэя непривычно низко скрипит, — я, правда, хочу позвонить родителям, но на этот раз без контроля психолога. Наедине. — Если хочешь, я могу одолжить телефон у Хендери, скажем, и попробовать пронести сюда. Мой естественно заберут, но не будут же они меня ощупывать? — всё же с небольшим сомнением усмехается Тэн. — Мне нужен мой, — тихо отказывается Вон, не поддержав затею. Читтапон вздыхает, думая, что Марк вмиг бы уладил всё, как по мановению волшебной палочки. Марк всегда имел над Лукасом некую власть: может, не всегда знал о ней и не сразу научился пользоваться, но, в целом, он мог контролировать Юкхэя и заставлять делать, что нужно. Это пошло ещё со времён, когда Лукас только присоединился к NCT и, влюблённый, делал совершенно всё, о чём бы Марк ни просил или просто вскользь ни упоминал, пытаясь произвести на того впечатление. Забавно было наблюдать, как просто абсолютно все видели и понимали, чего именно Лукасу от него так хотелось, но только не сам Минхён. На тот момент в U Минхён был самым младшим и уже привыкшим к повышенному вниманию к себе, но «новенький» довёл до того уровня, когда Марка это внимание начало немного пугать. Лукас уже тогда был склонен к болезненной одержимости: ответные взгляды, прикосновения, каждая просьба и благодарность делали его счастливым, словно под кайфом. Именно в таком блаженном состоянии он вернулся в общагу в тот вечер, когда Марк впервые позволил целовать и прижимать себя. Он мечтательно улыбался, рассевшись на полу в прихожей, поднял сверкающие глаза на Тэна и назвал Марка своим «соулмейтом» на тайском. На тайском это слово имеет не такое радостно-розовое значение, но самым близким по смыслу всё же действительно оказывается английское «soulmate», хотя дословно переводится как «души-любовники, которые не могут существовать друг без друга». Буквально. По легенде, если двое не могут по какой-либо причине быть вместе в этой жизни, то они стремятся закончить её, чтобы попытаться в следующей. Три года назад это признание показалось Читтапону довольно милым. Может потому, что было сделано на тайском, ведь он любил Лукаса чуть больше остальных, в том числе, и за тайское происхождение. А сейчас… Сейчас ему тоскливо до изнеможения смотреть на спину друга в больничной сорочке, на его перевязанные предплечья, на остывшую нетронутую еду на столике возле койки. Он помнит, как Марк оставлял Юкхэю кучу голосовых сообщений, зная, что тот становится беспокойным, когда не может дозвониться, а они уже не виделись так долго, и их адские рабочие графики (особенно у Марка, которому нужно было чуть ли не находится в нескольких местах одновременно) просто не позволяли им пересечься. Самые банальные послания и пожелания, но его голос, сам по себе, творил чудеса с настроением и состоянием Юкхэя. И Тэн знает, что именно поэтому Лукасу так отчаянно нужен свой телефон. — Можно и завтра я тоже приду? — тихо спрашивает Читтапон и замечает, как вздрагивают плечи друга, и он, наконец-то, поворачивается к нему лицом, выглядя почти испуганным. — Прости, я не хотел, чтобы тебе показалось, что я не хочу с тобой разговаривать, — виновато и осторожно проговаривает он, — я просто устаю после разговоров с психологом… — Помогает? — Тэн искренне надеется, что да, но тот пожимает плечами, ничего не говоря.       На выходе из крыла с vip-палатами, у поста старшей медсестры, где нужно расписаться о посещениях, он замечает знакомую скукожившуюся фигурку в капюшоне, с ногами умостившуюся в кресле ожиданий. — Марк? — почти не веря, зовёт он, заставляя того поднять голову. Да, его глаза блестят чёрными горошинами, и он снимает капюшон, здороваясь. — Что ты здесь делаешь? Когда ты вернулся? — нетерпеливо спрашивает Тэн, садясь рядом. — Пару дней назад. Я звонил тебе, но трубку взял Хендери и сказал, что ты должен быть здесь… — Марк затихает, кусая губу, и натягивает рукава худи на кончики пальцев, комкая в кулаки. — Как твоя семья? — его беспокойное напряжение не ускользает от глаз старшего. — Ну, наша двоюродная бабушка попала в больницу, и… и мы все честно думали, что она выкарабкается, но она не смогла. — Он чуть качает головой, продолжая теребить манжеты, — И моя мама тяжело это приняла, потому что она заботилась о ней всё то время, и её мама почти в том же возрасте. Она очень переживала, даже обратилась к психологу, и мне… я должен был её поддержать, поэтому остался. — Но сейчас всё хорошо, ведь ты вернулся? — Ну… да. Да и я не могу долго сидеть, ничего не делая, — он немного улыбается, — это начинает сводить меня с ума, — и вновь замолкает. — Мне никто не сказал, — вдруг перебивает он Тэна, только собравшегося открыть рот, — я уже два дня здесь, и никто даже не обмолвился, что он попал в больницу. — Ну, я бы сказал тебе, — честно признаётся старший и с укором добавляет: — если бы ты позвонил мне сразу, как вернулся. — Как он? — Марк заламывает себе пальцы, кусает губы и не смотрит в глаза. Тэн вздыхает, и как бы ему ни хотелось, что бы Минхён знал правду, он просто не может взвалить на его и без того уставшие плечи такое. — Нервное и эмоциональное переутомление. — И рассказывает ему официальную версию, — Знаешь, как говорят в таких случаях: «отдых и витамины поставят его на ноги». Марк умный мальчик, он всё понимает. — Хочешь увидеть его? — Тэн косится в сторону приветливой медсестры, — Может быть, я смогу провести тебя… — Нет, — Ли резко встаёт и одёргивает свою худи, — не хочу столкнуться там с ней. Она… наверное, не отходит от него. — Ни разу её не видел, — не врёт Тэн, поднимаясь следом, надеясь, что это как-то приблизит Марка к пониманию происходящего. Но Марк понимает только то, что её нет рядом, и у Лукаса нервный срыв. Он складывает один плюс один, и чувствует себя ещё паршивее, чем когда узнал, что Вон здесь.       Марк трудоголик. Для него лучший способ справляться с невзгодами — это вкалывать так, чтобы сил не оставалось на дурные мысли и эмоции. Он быстро втягивается в рабочий процесс и навёрстывает то, что пропустил. NCT готовятся к большому камбэку, а учитывая, что мир, наконец-то, вышел из кризиса пандемии и социальной изоляции, и выступать они будут перед живой аудиторией, то он обещает быть просто грандиозным. И дьявольски насыщенным: с возвращением фанмитингов и концертных туров. Никто из артистов не захочет пропустить такое. Юкхэй возвращается в строй меньше чем через неделю. Он выглядит изголодавшимся (во всех смыслах) и злым, но настроенным решительно. Марк знает его достаточно хорошо, чтобы понимать: злится он на себя и не хочет подводить команду. А Марку хочется хотя бы просто поздороваться. — Говорят, у тебя новые татуировки? — он подходит к нему во время небольшого перерыва, когда оба оказываются у бара с водой, и кивает на его бандажи, выглядывающие из-под рукавов клетчатой рубашки. Юкхэй замирает на секунду, а затем молча пьёт из бутылки. Это вопрос времени, но татуировки, в любом случае, будут: проще прятать их, чем шрамы. — Покажешь? — Когда они будут закончены, — немного резко отвечает Вон, избегая глядеть в глаза. — Конечно. — Марку словно напомнили, что больше это не его привилегия — видеть все его незавершённые татуировки первым, и, неуверенно улыбнувшись, добавляет: — Рад, что ты вернулся к нам. Лукас провожает его взглядом, хмурясь и сжимая пластик в руке так, что начинает чувствовать, как боль струной вытягивается на внутренней стороне предплечья. Нервы натягиваются, и он, в целом, ощущает слишком много: пульсирующий спутанный кокон эмоций и чувств, но самого нежного и трепещущего он там не находит. Словно у него сердце вынули, словно забрали саму способность любить. Но то, что осталось, красной леской тянется следом за Марком и свивается вокруг. Злость, отчаяние, голод, потребность. Ревность.       Лукас ревнив. Марк осознал это не сразу, но он хорошо помнит момент, как однажды это чувство взяло контроль, когда они в очередной раз ссорились из-за их дружбы с Джено и совместных (почти откровенных) фоток, подобие которых SM бы никогда не позволило опубликовать им с Юкхэем. Только в тот самый раз всё отягчалось тем, что Лукас улетал в Китай на три месяца для съёмок в шоу, а Ли возвращался в Dream. Закончилось тем, что Вон разбил свой огромный айфон о стену в сантиметре от головы Марка, и оба не могли сказать наверняка, промахнулся он или в стену и метил. Они практически не общались три месяца, но даже тогда у Марка не возникало и намёка на мысль, что между ними всё кончено. И когда Юкхэй вернулся, у них был страстный примирительный секс, даже, Марк бы сказал, жёсткий, потому что тот предпочёл без прелюдий перейти к делу, чтобы убедиться, какой он тугой, и что у него никого не было за всё то время. Не считая пары таких моментов, когда Юкхэй показывал жёсткую сторону своего темперамента, что пугало и заводило Марка одновременно, их отношения, в целом, были нежными и доверительными. В какой-то момент Марк всерьёз задумывался о том, что это уже не просто подростковая влюблённость или роман «по обстоятельствам», но прошло чуть больше полугода, и они здесь. И сейчас нужно решать, какой вариант выбрать из тех, что им остались: быть друзьями или общаться исключительно по рабочим вопросам. Или попытаться вернуть… Нет. В конце концов, это просто подло и нечестно: надеяться, что Лукас одинок и раним, и ждать, что он придёт к Марку за утешением. Нет!       Марк громко хлопает дверцей шкафчика в пустой раздевалке и закрывает лицо руками, опустив голову. Нет, он не хочет быть таким, он не хочет, чтобы Юкхэю было плохо без него. Если любишь — отпусти. И Марк желает ему только счастья, как бы самому ни было горько. Он проходит в душевую в футболке и в штанах, как всегда, на тот случай, если там кто-то есть. Хотя их оставили сегодня вечером только вдвоём с Лукасом, так как они оба многое пропустили, хотя Тэён и пытался убедить хореографа, что Марк прекрасно справится, но хореограф у них новый в этот раз: он не знает их всех так хорошо, не знает, на что способен Минхён, и, тем более, не в курсе, что у них было с Лукасом. В постановке танца они с Юкхэем практически отражают движения друг друга, неловко избегают взглядов в зеркала и категорически не идут на контакт, когда педагог пытается поставить их лицом друг к другу, чтобы было нагляднее, так что вполне имеет смысл то, что их оставили на дополнительные занятия. После окончания Марк остаётся с хореографом, чтобы обсудить пару вопросов, но на самом деле он просто хочет дать Лукасу достаточно времени, чтобы принять душ и убраться домой. Но, видимо, этого времени Лукасу не хватает: он поворачивает голову, долго рассматривает застывшего в дверях Марка, прижимая большое белое полотенце к груди, затем, опомнившись, продолжает вытираться, сверкая голой смуглой кожей и частями тела, которые, в принципе, Ли все уже видел. Марк перебарывает желание развернуться на пятках и выйти туда, откуда только что зашёл, и шагает в пропитанное теплой влагой помещение. Кабинки располагаются в два ряда посередине, спиной друг к другу. Не желая выглядеть так, словно бегает от него, Марк выбирает тот же ряд и проходит чуть дальше. Он не знает да и, наверное, не хочет ничего говорить, но не может не заметить лилово-розовые полосы свежезарубцованной кожи на его предплечьях. — Это из-за неё? — не выдерживает он, вешая своё полотенце на крючок. Он конечно же обратил внимание, что его бандажи не просто спортивная экипировка: левый с ограничителями движения сустава для восстановления после травм. Но предполагать какую-нибудь дикость — одно, а убедится в ней — совсем другое. Юкхэй бросает на него взгляд, чуть сведя брови, словно не до конца понимая, о чём его спрашивают и его ли вообще. И это выводит Марка из себя. — Тебе бы хотелось так думать? — холодно отзывается он и оборачивается, придерживая одной рукой полотенце на бёдрах, — Хотелось бы, чтобы у нас с «ней» ничего не получилось, и я бы сделал то, что сделал? Марк пугается того, как близко он бьёт к истине, и Лукас видит отражение паники на его лице, внимательно вглядываясь, и улыбается. — А ты знаешь, нет, — Марк так злится, что позволяет своей злости решать. — Нет, я бы, правда, хотел, чтобы у вас всё было сказочно, как ты и говорил, настоящая любовь, свадьба, дети. — Его начинает трясти, — Чтобы ты наконец свалил из группы, и мне не пришлось бы видеть твоё лицо. Он впервые в жизни хочет ударить его по-настоящему. — Что, моё лицо мешает тебе заводить интрижки? — в обманчиво шутливой манере спрашивает Юкхэй, делая шаг ближе. Марк не сдерживает смешка. — Не скромничай, думаешь, я не вижу, как наш новый хореограф смотрит на тебя? Ли уже смеётся открыто, не веря, что разговор свернул в этом направлении. — Как он постоянно говорит тебе, что ты классно двигаешься? — а тон Юкхэя становится всё ниже, глаза сверкают чернотой. — А это уже не твоё дело… Лукас просто не может позволить его маленькому ротику смеяться и при этом говорить нечто подобное. Он хватает его за плечо, тот толкает его в грудь, он толкает его спиной на стену, и Марк даёт ему пощёчину, потом бьёт кулаком. Они дерутся в первый раз. Лукас не бьёт в ответ, но заламывает ему руки и запихивает в душевую кабинку, приложив спиной о кран смесителя. О, это должно оставить приличную гематому. Марк вскрикивает от боли и оседает на пол. — Ты думаешь, я играю с тобой?! — Юкхэй поднимает его и в очередной раз прижимает спиной к стене. — Я думаю… — силится младший через боль, — что ты не имеешь права, что-либо у меня требовать. Отвали! — и толкает. Юкхэй злится, он почти теряет контроль, руки сами тянутся к бледной шее, которой он даже губами без спроса не касался. Марк испуганно всхлипывает и вцепляется в длинные пальцы, пытаясь оторвать от собственного горла. Ему кажется, что Юкхэй склоняется и пытается поцеловать его. — Марк, это ты? — с эхом проносится голос по душевой. Лукас моментально включает воду в кабинке, отпуская Марка, и осторожно поворачивается на звук чуть скрипнувшей двери. Это явно был их хореограф. — Зачем он ищет тебя? — Я не знаю, — шепчет Марк, вжимаясь в стену, но вода всё равно заливает его одежду, — может, просто услышал мой голос? Юкхэю не нравится ни ответ, ни ситуация в целом, он делает шаг назад, пытаясь выглянуть из кабинки. Дверь ещё раз хлопает, и слышатся шаркающие шаги шлёпанец по кафелю. Ли хватает Юкхэя за руку, затягивая обратно внутрь, а шаги, к его облегчению, уходят в сторону, на противоположный ряд кабинок. Юкхэй не спрашивает разрешения, когда Марк притягивает его к себе: он накрывает его губы своими, сжимая стройное тело в руках, и затаскивает под струи воды. Марк зажмуривается и что-то мычит в поцелуй, отвечая, пускает его в свой рот и обнимает за голые плечи. Вода включается в кабинке через стенку, и Лукас с собственническим рыком вжимает Марка в эту стену. Он сходит с ума от ревности, от того как Марк извивается в его руках, как промокшая тонкая футболка облипает его фигуру, вырисовывая линии рельефа. Его тело просто создано для любви и обожания. И для члена. Он грубо разворачивает его лицом к стене и недвусмысленно прижимается сзади. Ли знает, к чему это всё идёт, он касается его рук, когда те жадно впиваются в его бока, а затем опускаются на бёдра. Юкхэй стягивает его промокшие штаны с бельём на колени, приподнимает за задницу, заставляя встать на цыпочки, и трётся горячим членом между ягодиц. Марк не осмеливается издать ни звука, чтобы их не услышали, он упирается руками о кафель, практически ложась на него грудью, и прогибается, раскрываясь как можно шире. Собственный член встаёт в предвкушении, задевая чувствительной головкой мокрый край футболки. И, как и тогда, Лукас не церемонится. Он подставляет свой твёрдый член к бледно-розовой щёлочке ануса, отодвигая одну ягодицу в сторону, и толкается на пробу, но дырочка не поддаётся, и он направляет головку в сжатое отверстие рукой, задвигая силой. Марк давится воздухом, пока его сфинктер давится огромным членом, настойчиво заполняющим анал. Он дрожит, шипит через зубы и сжимает руки в кулаки. Сжимает член внутри себя так, что Юкхэй начинает видеть фейерверки под закрытыми веками. Он даёт себе пару секунд, чтобы справится с ощущением, как эта дырочка требовательно тянет и выжимает из него смазку, сокращаясь в болезненном спазме. Он не может поверить, что анус, с которым он играл так часто и брал даже без подготовки, может обратно стать таким девственно тугим всего за пару месяцев. Он наваливается грудью на спину Ли, утыкается носом в изгиб шеи, тяжело дыша и сдерживая стон, одну руку запускает в его вымокшие волосы, а вторую опускает на низ живота. И толкается. Выходит из него почти полностью и вставляет вновь, дразня краями головки кольцо сфинктера. Наигравшись, кладёт руки на его бёдра, сжимая нежную кожу до синяков, и натягивает покрасневшей дырочкой на себя, вынуждая выгнуть спину, и продолжает трахать, ритмично шлёпая его яички своими. Он пользуется его аналом так, словно имеет на него права, долбит по простате, заставляя Марка кусать собственные руки, чтобы не кричать от боли и наслаждения. Из соседней кабинки доносится чуть ли не безмятежное посвистывание, в то время как в их мешаются задушенные и загнанные вздохи с влажными шлепками и барабанной дробью упругих струй воды по покачивающейся спине. Марк малодушно надеется, что у их «соседа» пена в уши затекла или что-то типа того, потому что его тело больше не может выносить член Юкхэя молча. Между ног хлюпает, так жарко и приятно внутри, что он чувствует, как собственный оргазм подкатывает к основанию члена, закручиваясь в клубок, пульсируя. Член всё ещё долбит его попку, не сбавляя темпа, натирает дырочку так горячо, что Марк просто больше не может терпеть. Юкхэй чувствует боль в своих предплечьях, словно кожа и вены его вот-вот лопнут от напряжения, когда он насаживает Марка на себя. И эта боль яркой полосой обрамляет ощущения жаркой, влажной, пульсирующей дырки, с удовольствием принимающей его, и замешивается в неистовый ядовитый коктейль, которым он заполняет Марка до краёв, и тот, не выдержав напора, кончает на его члене, содрогаясь всем телом в оргазме и накрывая обеими руками свой рот.       Марк не знает, как он не задохнулся тем вечером, когда Юкхэй целовал его, не дав даже отдышаться после секса. Он не знает, как их не спалили за этим делом, но на следующий день хореограф никак не дал понять, что каким-либо образом знает, слышал или видел произошедшее. Как, в общем-то, и они сами. Они продолжили держаться на расстоянии друг от друга, практически не контактируя. И Марку казалось, что ему даётся это тяжелее, потому что он не понимал, что происходит между ними. Между ними ещё что-то осталось, или то, что было, было на прощание? Так или иначе, по рабочей необходимости ему приходится вытащить контакты Лукаса из своих чёрных списков, хотя они в основном и пользуются групповыми чатами для связи. Он удалил все истории переписок с ним, когда они «расстались», чтобы не пересматривать, не тревожить раны. Один из мессенджеров пестрит внушительным числом непрочитанных сообщений. От Лукаса. Марк бегло просматривает их, думая, что они как-то затерялись и не были доставлены раньше, когда один из них был недоступен по той или иной причине. Все они на одну тему: «люблю, скучаю, не могу». «Прости». Марк замирает на секунду и смотрит на дату, понимая, что это не из старых переписок. Они все за прошедшие два месяца, а самое последнее «я не могу жить без тебя» от того дня, когда Лукас попал в больницу. Это просто взвинчивает его нервную систему до предела, ему становится тяжело дышать и хочется просто разрыдаться, он ходит из угла в угол, выкручивая себе пальцы, но старается, очень старается, успокоиться. Зачем Лукас сделал это? Почему? Вопросы не дают покоя его голове, но в конце он приходит к выводу, что хочет доверять Юкхэю в его выборе. Он хочет верить ему. Самое страшное, на его взгляд, что могло повлиять на решение Лукаса об их отношениях — это родители: с этим даже Марк не смог бы справиться. Всё остальное, по сравнению — не значительно.       Оповещения от группового чата U не собираются замолкать, даже не смотря на то, что они уже вроде должны быть на пути в ресторан, по поводу которого вся дискуссия и началась. Марк не поехал с ними, сославшись на усталость, зная, что Юкхэй под «домашним арестом» и тоже вынужден остаться в гостинице под присмотром менеджера. Может, им удастся поговорить. И когда Марк с этой мыслью открывает дверь, чтобы выйти из номера, Юкхэй уже стоит там с занесённой для стука рукой. — Сюйси? Где твой менеджер? — удивлённо спрашивает Ли, пропуская его внутрь. — Ушёл вниз, в ресторан. Ненадолго… Он закрывает за ним дверь, вдыхает поглубже, набираясь смелости, и разворачивается к нему лицом, тут же делая шаг назад, потому что они слишком близко. — Как твои руки? — Как твоя спина? Разговор у них не получается. В основном, из-за того что Юкхэй затыкает его рот своим, пока трахает, усадив себе на бёдра и прижав к двери. А когда они заканчивают, на разговоры не остаётся времени. Марк не может заставить его отпустить себя и перестать целовать. Они даже не могут отойти от входной двери, Юкхэй отказывается выпускать его из рук и не хочет уходить. Тактичный стук в дверь заставляет их разойтись по углам. — Та-да! — Тэн подпрыгивает на месте и демонстративно трясёт перед носом Марка пакетами, полными еды, — Мы решили не ехать в ресторан, а устроить пикник у нас! Ты приглашён, отказ не принимается, а если вдруг ты заснёшь за столом, я сам лично отнесу тебя на ручках в твою кроватку, — он совершенно очаровательно улыбается и не собирается никуда уходить без Минхёна. — Эмм, у вас? — уточняет Ли, нервно сжимая пальцы на краю двери. — Только не говори, что не пойдёшь из-за Лукаса, — Тэн видит его смятение, — я знаю, тебе тяжело, но вам нужно… Марк не хочет продлевать неловкость момента ещё дальше, поэтому просто открывает дверь шире, показывая, что Лукас стоит рядом. — А, вы уже… — Никто не должен знать, — быстро прерывает его радостное щебетание Марк, которое он, между прочим, даже ещё не начал, но по его лицу и голосу было прекрасно всё заметно. — Я ничего не знаю, — абсолютно серьёзно убеждает его Тэн, — ничего не видел и ничего не слышал. И, кажется, это сработает.

***

      — Твоя мама знает, что ты меня трахаешь?! — не сдерживается Марк, заставляя Лукаса подавится лапшой. Боже, зачем он затеял этот разговор? Тем более в комнате ожидания во время перерыва. Он крутит головой и, конечно же, встречается глазами с Тэном, который идёт к их столику с тарелкой в руках. — Отговорка, что я ничего не слышал, всё ещё работает? — не выражая никакого беспокойства вообще, Читтапон бодро присаживается к ним, а затем, пожалев потерявшего аппетит Минхёна, добавляет: — Не переживай, Миссис Вон тайка, а у тайцев своё отношение к гомосексуальной любви. К тому же, ты ей очень нравишься. Юкхэй запихивает в свой рот как можно больше еды, чтобы ещё долго не быть способным воспроизводить речь, и просто (испуганно) наблюдает. — Не говори, что вы говорили с ней обо мне… — слабо, но Марк всё же надеется на отрицательный ответ, который не получает. Он обречённо откидывается на спинку стула, забыв на ближайшее время о еде и, возможно даже, сне, и издаёт протяжный, не очень громкий, вопль. — Если хочешь, — искренне сочувствуя, прерывает его Лукас, — я скажу ей, что это ты меня? Тем более, что отчасти это правда. Марк морщится, глядя на него, абсолютно отказываясь верить в происходящее. — Ты можешь, пожалуйста… — Да, заткнись, — моментально соглашается с ним Тэн, копируя даже мимику, — твои идеи даже меня начинают беспокоить. Юкхэй не обижается и довольно смеётся над ними, протягивает руку к Марку и привычно сжимает его бедро. И Марк даже позволяет его руке с ярким орнаментом на коже остаться там, словно так и должно быть всегда.