Сотни тысяч поцелуев для тебя

Солнечный свет уже почтил их скромную обитель своим присутствием, когда он наконец открыл глаза, но то были первые несмелые прикосновения, — краснеющим золотом — самый ранний оттенок, какой только могло предложить зимнее утро. Снаружи наверняка так промозгло сейчас. Но здесь холод не может достать его. Здесь — в постели, под пушистым одеялом и в объятиях крепко спящего Чайльда. Избалованный Предвестник Фатуи. Кэйа сморгнул сон и, не отрываясь от подушки, повернул голову в сторону. Одеяло соскользнуло и обнажило плечо Чайльда. Неохотно он оторвал руку от чужой груди — размеренное движение вверх-вниз в такт дыханию, — и снова натянул одеяло, чтобы тот не замерз. Ладонь проскользила по коже, и Кэйа замер. В утреннем свете Чайльд сиял так, как это удавалось не многим драгоценностям. Свет цеплялся за кончики рыжих волос, окунал их в чистое золото, рассыпался по обнаженной коже, очерчивая каждую крохотную веснушку, которую оставило знойное летнее солнце, расцеловавшее плечи Чайльда во время бесконечных тренировок с мечом. И теперь Кэйа оставлял на них свои поцелуи, легкие, как перышко, и мягкие, как трепет крыльев бабочки. По поцелую каждой обнаруженной веснушке, а потом еще раз и еще. Губы двигались все дальше и дальше, пока он не склонился над Чайльдом полностью, а рука, первоначально намеревавшаяся укрыть их обоих, теперь нарочно отодвигала одеяло, чтобы дать ему доступ к большему. — Кэйа, — прошептал Чайльд хриплым со сна голосом, — Кэйа... щекотно... — и хихикнул. Тихий короткий звук, но его было достаточно, чтобы Кэйа отвлекся и поднял голову. Чайльд смотрел на него, щурясь от яркого света. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — рыцарь поднял бровь. Чайльд вытянул шею и откинулся назад, поглубже зарываясь головой в подушку. — Не помню, чтобы я такое говорил... На его лице расплылась самодовольная улыбка, резко переросшая в ухмылку и едва сдерживаемый смех, стоило Кэйе нырнуть вниз и атаковать его — щеки, веки и даже подбородок — поцелуями. — Нгх... Кэй!.. Он немного сопротивлялся, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, но спасения от вездесущего Кэйи не было. Рыцарь сел ему на живот и, крепко обхватив лицо Чайльда двумя руками, замер, завороженный холодной синевой чужих глаз. Несколько безмолвных, не прерываемых даже дыханием, секунд они не двигались. А потом Кэйа склонился ниже, и Чайльд прикрыл глаза, ожидая нескольких поцелуев в щеку или один настоящий. И с удивлением почувствовал, как мягкие губы коснулись его шеи, один, два, три раза. Поддался прикосновениям, когда мозолистые ладони мягко повернули голову набок, и поцелуи потянулись вниз к ключице. Воздух между ними был таким теплым. Пока Кэйа не откинулся назад, опираясь руками по обе стороны головы Чайльда и глядя на него сверху вниз с такой любовью, с таким открытым, ничем не сдерживаемым обожанием, что на щеках Аякса расплылся жгучий румянец. — Ну вот, — произнес Кэйа, тепло улыбаясь. — Пропустил несколько. Теперь все. Чайльд провел руками вверх по его плечам, а затем спустился вниз к бедрам. — Ты уверен? — усмешка слишком явно отразилась в его голосе, и он был так очевидно влюблен, но сейчас это совершенно его не волновало. — Знаешь, ты прав. — Кэйа невозмутимо посмотрел ему в глаза. — Ты прав, я мог пропустить одну. Мне стоит еще раз поцеловать каждую твою веснушку, просто на всякий случай. И, наконец, в утреннем воздухе раздался смех Чайльда, тихий и осторожный, но самый сладкозвучный для Кэйи, уткнувшегося в бледную и теплую веснушчатую кожу.