(Не)Такая как все

      Тихо потрескивал огонь в камине, пуская небольшие языки пламени в воздух комнаты, что был наполнен гнетущим молчанием.       Тусклый свет большущей люстры, что висела здесь будто ещё с прошлого века, лишь немного освещал длинный деревянный стол, на котором были тарелки с нетронутой едой. За этим столом сидели шестеро.       Пять подростков, что тупо уставились в свои тарелки и лишь иногда гневно поглядывали на больших размеров арку, что служила входом в залу. Но убийственно спокойный мужчина, что сидел на хозяйском месте за столом, заставлял их молчать. Глаза сухо метнулись на деревянные часы.       — Где её носит…       — Тишина! — мужчина стукнул кулаком по столу, от чего содрогнулись и тарелки, и дети. Глаза, один из которых был обрамлён в дорогой золотой окуляр, смотрели на вход.       Во всеобщей тишине послышались сначала тихие шаги, почты не слышные, что с каждой секундой становились всё быстрее и громче, пока во входе не появилась черноволосая девушка. Она резко остановилась на пороге и, сильно запыхавшись, произнесла:       — Прости, папа, я опоздала, — голос не дрогнул. Твёрд и спокоен, совсем не отражал то волнение, что крылось где-то за маской убийственного спокойствия.       Седой мужчина сердито гаркнул и открыл свои ручные часы.       — Семь минут, — острый голос заставил кожу девушки покрыться мурашками, — целых семь минут мы ждём тебя, Номер Семь!       — Прости, — отчеканила девушка, не отрывая взгляда от ботинок. На мгновение, повисла тишина.       — Садись на своё место. Надеюсь, хоть это ты сделаешь быстро?       Ваня не заставила никого ждать. Быстром шагом она дошла до своего места. Самый дальний стул с левой стороны, где её почти не было видно. Подходящее место для такой, как она.       Взгляды братьев и сестры без слов высказывали негодование, Ваня это знала, хотя и не видела. Уже привыкла.       Она не хотела опаздывать, никогда этого не делала. Но в этот раз мама купила ей новый сборник нот для скрипки, и девушка попросту не заметила, как прошло целых три часа, которые она провела за любимым занятием — игрой на скрипке.       — Перед тем, как мы приступим к еде, я хотел бы вас уведомить, юные люди, — Реджинальд сделал долгую паузу, чтобы привлечь внимание детей. — Завтра на музей искусств ровно в 13 часов планируется нападение в террористических целях, — он посмотрел каждому в глаза, кроме Вани. Конечно: ей нет места в таких миссиях, и отец попросту про неё забывает. Ничего, это уже давно не ранит. — И вы, как мои дорогие спасатели этого города, как ученики благородной Академии Амбрелла и мои ученики должны защитить мирных людей и обезвредить злодеев. Вам всё понятно?       — Почему мы просто не предупредим полицию об этом? Разве терроризм не их компетенция? — в своей манере спросил Пятый. Ваня всегда поражалась его возможности не поддаваться гнетущему страху к отцу. Пятый всегда был уверен в себе. Возможно, даже немного зазнавался, но она знала, что он неплохой. Ну, хотя бы не достаёт её, как другие братья.       Он был серьёзен и смотрел прямо в глаза Реджинальду, и девушка на миг улыбнулась. А папа злится.       — Потому что полицейские — ненужное сборище жалких людей на побегушках у федералов, Номер Пять! — мужчина сжал вилку в кулаке. — Это ваша миссия. Ваша очередная тренировка. И больше никаких вопросов, — он замолчал. Немного задержав взгляд на Пятом, что уже потерял интерес к болтовне, и посмотрел на Ваню. — Номер Семь!       Девушка подняла взгляд на папу. Чего он хочет? Вряд ли пригласить на миссию вместе со всеми.       — После ужина останься на пять минут. Ты поняла меня?       Сердце бешено клокотало. В горле пересохло, и она беззвучно глотнула.       — Да, папа, — Ваня встретилась глазами с Лютером. Он нахмурился и отвёл взгляд, будто всё это его не касалось. Надо же, наш чувствительный мальчик вырос? Хотя… Было ли хоть когда-либо ему дело до своей бездарной тихони сестры, чьё присутствие он часто игнорировал, не замечая, на фоне всеобщей любимицы Академии — Эллисон, что, кстати, сейчас строила из себя хорошую сестру, сочувственно улыбаясь прямо в глаза. Фу, как же наигранно. Нестранно, что её мечта стать актрисой — талант притворяться у неё явно есть.       В зале разнёсся звук столовых приборов. Все взялись уплетать жареную картошку с куриным филе, что их мама с любовью готовила для своих, хоть и не родных, но любимых детей. Ваня со всеми доедала свою порцию, хотя есть всё равно не хотелось, злить отца не хотелось ещё больше.       — Ну как, дети, было вкусно? — в комнату вошла всегда идеальная мама в отглаженном шифоновом платье и с безупречной причёской. Хоть она и была роботом, Ване казалось, что чувств в ней намного больше, чем у её отца, даже если всё это умножить на два.       — Да, мам, спасибо, — отозвался Диего, и все согласно закивали.       — Хорошо. Мистер Харгривз, с вашего позволения, дети пойдут к себе. Уже пора ложиться, — она лучезарно улыбнулась. И когда от мужчины не последовало отрицания, дети, стараясь по тише отодвинуть стулья, потопали к себе в сопровождении Пого — странного дяди шимпанзе.       — Ваня, милая, ты идёшь? — обратилась к ней Грейс, ведь только она сидела за столом.       — Сейчас она уйдёт отсюда. Только преподам этой бестолочи урок, — мужчина резко, с противным звуком отодвинул кресло.       Ваня постаралась вжать голову в плечи на сколько это возможно. Хоть это и происходит нередко, но эта тоненькая деревянная тростинка, что неизвестно зачем повешена будто картина возле камина, каждый раз пугала её до дрожи в пальцах, которые сейчас и пострадают.       — Реджи, — растерянно позвала женщина, стараясь и далее улыбаться, но улыбка дрогнула, а глаза заметались то к девушке, то к мужчине, и будто хотела ещё что-то добавить, но он её перебил       — Проследи за детьми, Грэйс. Твоя помощь здесь не понадобится, — он закатил рукава коричневого пиджака и аккуратно взял тростину, разглядывая её, будто творение высокого искусства. — Ты всё ещё здесь?       Мама посмотрела на Ваню с сожалением в глазах, будто говоря, что она не сможет ничего сделать и, постукивая каблуками по деревянному полу, пошла к лестнице.       Мистер Харгривз медленно подошёл к темноволосой девушке и остановился прямо за её спиной.       Ваня закрыла глаза и глубоко вдохнула. Лишь пару минут, она должна протереть пару минут.       — Знаешь, Номер Семь, в моём детстве эта тростина значила намного больше, чем просто орудие для наказаний, — Ваня его не видела, нет. Но могла поклясться, что отец сейчас улыбается сухой, тусклой улыбкой. — Наказание — вид урока, и, в первую очередь, оно должно образумить тебя. Это ты должна понимать и хотеть учиться на своих ошибках. Поэтому я спрашиваю, ты считаешь, что я тебя наказываю справедливо? Ты хочешь этого?       «Как можно хотеть ощутить боль? Я не мазохистка, но тебе ведь плевать. Ты лишь хочешь удовлетворить свою зверскую натуру».       — Да. Это вполне заслуженно.       Мужчина хмыкнул.       — Я всегда знал, что ты умная девочка. Бездарная, но умная, — он сделал паузу. — Руки.       Ваня закрыла глаза и медленно подняла руки, положив на стол. Жаль, теперь она ещё минимум дня два не сможет играть на скрипке.       Скользкий, тонкий звук разрезал тишину, а потом боль. Адская боль, ведь кожа на на внутренней стороне ладони разорвалась в маленькую, пока что одну полоску. Ваня тихо заскулила.       Так продолжалось лишь двадцать секунд, но этого хватило сполна, после Ваня побежала в свою комнату и с чувством полного опустошения и несокрушимой обиды держала руки под холодной водой. Когда она бежала по лестнице, ей показалось, что она видела кого-то. Будто кто-то стоял прямо за входом в залу и смотрел на неё. Номер Пять? Хотя вряд ли, это, скорее всего, просто глюки от слишком сильной боли.       Она тупо уставилась на свою скрипку. Успокаивалась, когда представляла, как смычком водит по тонким струнам, издавая пронзающие и прекрасные звуки. Не хотелось думать ни о братьях, которым, казалось, и дела нет до сестры, ни о наказаниях, ни о будущих днях. Лишь скрипка было её утешением. Некоторое время она сможет на неё лишь смотреть.       Сколько лет она задавала себе вопрос, почему? Почему именно она среди стольких детей родилась без способностей? Почему отец и семья относятся к ней, как к пустому месту?       Если тебя растили с мыслью, что ты самая обычная, когда эталон — исключительность, что делать, если в тебе этого нет? Когда ты никак не можешь смириться с мыслью, что…

«Я — Ваня. И я обычная».

***

      — Мама, где мои перчатки?!       — Маска! Я забыл маску!       В доме стояла суматоха. Эллисон, как ответственная девушка, помогала Лютеру завязать маску. Клаус и Бен, уже полностью готовые, всё время шутили, сидя на подоконнике и наблюдая за другими. Диего метался из комнаты в комнату, ведь не мог найти перчатки, которые мама уже давно нашла и несла сыну.       Ваня, опёршись о дверной косяк, с полным отстранением ко всему происходящему смотрела на ребят. Смотрела на чёрные костюмы со значками учеников Амбреллы, что были лишь у них. С грустной улыбкой она вспомнила момент из детства, когда все они примеряли новенькие костюмы, что были сшиты индивидуально каждому. Такие счастливые, весёлые, и она… стоя в простой школьной форме, даже думать не хотела об этой несправедливости. Она не завидовала, нет. Но обиду затаила на себя за свою бездарность. На папу за холодное поведение ко всем, но больше всех — к Ване. На братьев и сестру за то, что всегда считала её лишней в своей компании. Это и сделало её такой. Скрытной, нервной, заставляя всё время чувствовать себя некомфортно и нервно. Заставляя пить эти дрянные таблетки от нервов. Уже шестнадцать лет…       — Завидуешь, сестрёнка? — Ваня перевела взгляд на Диего, что стоял в соседней комнате напротив неё. Парень как раз надевал перчатки и по-кошачьи улыбался ей.       Ваня покачала головой.       — Нет, — сухо ответила девушка, пряча свои так-сяк замотанные в обвисший бинт ладони, держа их согнутыми в локтях.       «Но я бы хотела хотя бы раз увидеть это вживую, а не на экране телевизора».       — Знаешь, а ведь я иногда завидую тебе, — Ваня выгнула бровь на явно саркастическую речь. — Не рискуешь, живёшь себе спокойно, без изнурительных тренировок… А хотя нет. Думаю, лучше уж всё это, чем быть такой как все. Обычной.       Парень засмеялся и уже надел маску.       — Диего, долбонос тупорылый, ты собираешься спускаться?! Мы уже готовы и ждём твою задницу внизу!       Ваня повернула голову налево, к ним направлялся Пятый. Полностью готовый к миссии, да ещё и с уложенными волосами. Он кинул оценивающий взгляд на девушку и улыбнулся.       — Привет, Ваня! — и, не дождавшись ответа (хотя девушка не думала, что ему это нужно), он повернулся спиной и зашёл в комнату Диего.       — Ты вообще обнаглел? Своё отражение лучше так называй, а меня можешь, м-м, например, малыш, — Диего ломанным голосом засмеялся, оглядывая себя в зеркале, и Ваня также хмыкнула.       — Да я лучше тёрку лизну, — едко отозвался Пятый.       Парни вышли из комнаты, и Диего в последний момент подмигнул ей.       — Не скучай, мышка, мир сам себя не спасёт.       Ваня глубоко вздохнула, не отрывая взгляд от парней. Когда они отошли к повороту, девушка решила хотя бы посмотреть на их прыжок в пространстве. Её всегда завораживал этот дар Пятого. В свои шестнадцать парень смог добиться таких успехов в развитии способности. При этом Ваня не раз замечала, как парень один тренировался в прыжках во времени, подальше от отца. Ваня знала, что ему это было запрещено, но стучать на брата отцу она, конечно же, не собиралась. Лишь всегда тихонечко наблюдала с лестницы за его тщетными попытками, мысленно его поддерживая.       Ваня прошла по коридору и остановилась возле начала лестницы. В четырёх метрах от неё внизу ребята уже готовились вставать в круг для прыжка. Мама стояла в сторонке и, увидев Ваню, мило ей улыбнулась. Девушка неуверенно улыбнулась ей в ответ, пока не увидела, что и отец стоит неподалёку. Ровная, даже слишком, спина, на которой идеально смотрелся пиджак. Чёрная трость, острый подбородок. Он смотрел лишь на ребят.       Ваня ощутила прилив паники, от чего рука сама потянулась в карман за пузырьком таблеток. Она вспомнила, что сегодня утром пропустила приём. Замотанной рукой девушка как можно тише хотела достать лекарство, но оно предательски выскользнуло из ладони.       — Чёрт, — никто не обратил внимание на звук — все уже стояли в кругу.       Ваня наклонилась за баночкой, но нога подвернулась. С грохотом упала на ступеньки, без возможности остановиться она летела по лестнице прямиком вниз.       Она чувствовала, как всё тело болит, мысленно уже представляя, как всё испортит и отец снова её накажет. В один миг она ощутила чью-то ногу.       «О нет», — подумала девушка. Синий свет поглотил её вместе со всеми. Закружились в голове картинки, голоса, а волнение достигло предела.       Так продолжалось лишь пару секунд, пока водоворот не выбросил её на кафельный пол музея искусств…