Отряд не заметил

2010 — Еду. Она только кивает в темноту, прикрывает глаза. Долгожданная тишина, она вдалеке ото всех, разве что стук своего сердца мешает расслабиться — тарахтит как заведенное. Откидывается на подушки, а в голове «Сурганова тебя не съест, успокойся уже». Как по команде, усталось берет своё и её качает в сон. Стука в дверь не слышит, как и щелкания замка открывшейся двери. Не замечает и звука шагов, и копошений в дверях, даже вибрации своего телефона, пока чужое дыхание не опаляет ей щеку. — Мм… Пришла наконец, — голос сонный и голова пока ещё набита ватой. — Привет-привет. Где тут руки помыть? — Ты как всегда, — криво ухмыляется, — Дверь прямо и налево. — Ну, а девушка потом! — блестит улыбкой и скрывается в недрах номера. Арбенина снова прикрывает глаза. Так странно, вроде уже много лет прошло, они знают всю подноготную друг друга, которая не должна вызывать ничего кроме чувства въедливого «опять за свое», закатывания глаз и, на крайний случай, щемящей ностальгии, не более, а сердце, успокоенное минутами молчания, все равно подпрыгивает и начинает сучить лапками, как муха угодившая в варенье. Тоска, склеивающая все внутренности в один тягучий комок. Кажется, ещё немного и этот шарик из нежности и боли вот-вот лопнет, прольётся липкой жижей на кровать, обнажая все ее мысли. В это же время похоже, что Сурганова затапливает ванную, не иначе. Под плеск воды хочется представить, что они где-то на краю земли, возле океана, а она сама лежит в позе морской звезды, лениво и счастливо перебирая пальцами их общую вечность. — Все хорошо? — Света возвращается из ванной, а вместе с ней и доктор, отмечающий круги под глазами пациента. Диана вскидывается, подскакивает. — Да, прости, устала. Света же думает о том, что для того, чтобы этот электровенчик устал нужно постараться. Она садится на край кровати и внимательно смотрит. Пытается уловить и услышать всё, что думает Диана. А Диана пытается отучиться реагировать нелепым внутренним собачьим повизгиванием на то, когда Света оказывается поблизости. Заткнуть-уговорить себя не ластиться к ладоням хозяйки, которая выкинула тебя и забыла. Даже если она сама жаждала полной свободы, вращения всего мира вокруг нее одной, а Сурганова должна была быть только её и ничья больше. Так мыслить дико эгоистично и всё же… Почти как в нулевые, но в те времена всё было сложнее: Сурганова то вгрызалась в шлейку поводка их привязанности, то металась в агонии, потому что ничего не могла изменить. И она это видела, и поводок делала все туже, приладила шипы. Ей ведь и самой было больно смотреть на эти страдания, она все-таки любила, пусть рвано и без лебединой верности, но любила. А когда она решилась отпустить поводок, то поняла, что все это время шлейка была двойной: то есть ведущего не было, на них была двойная петля. Именно тогда она поняла, как одиночество вгрызается в горло, как слезы катятся стихами, когда некому рассказать себя, потому что все — не те. Когда пишущиеся строки были равносильны соломинкам для утопающего. Потому что страшно, по-детски страшно оставаться наедине со вздернутой любовью, качающейся маятником туда-сюда, туда-сюда. А накинуть двойную петлю теперь можно только одному, и сучее-злополучное «снайперов всегда двое» превращается в труху. Она не могла иначе, она и сейчас не может… — Иди ко мне. Совершенно не ждёшь этих слов, а они приходят сами, отворяют створки уюта и нежности, и присаживаются на кровать в виде Сургановой. Света хлопает по коленям и Диана не хочет протестовать, не может. Укладывается на знакомую и одновременно почти забытую мягкость. В уголках глаз щиплет — как давно так было в последний раз. Чувствует как сильные руки ласково обхватывают ее голову, большие пальцы проходятся за ушами, массируя, успокаивая. Веки закрываются сами собой. — Я скучала, — и эти слова Сургановой, дрожащие и обреченные, звучат как бы в противовес уверенным движениям чутких рук. Диана поворачивается, утыкаясь лицом в Светкины бедра, обнимает руками и едва различимо даже для самой себя бурчит, что тоже скучала. Света улыбается, гладит по макушке и слышит как постепенно дыхание становится размеренным. — Спи… Динь. Когда они разъезжаются в разные стороны, то Света дольше обычного едет домой. Все светофоры, как один, загораются красным, не отпуская от места встречи. Добравшись, ещё долго сидит за рулём, подносит руки к лицу, шумно и жадно вдыхает оставшийся перченый запах Арбениной. Смаргивает слёзы и видит новое сообщение: «Свет, спасибо за встречу… Извини, что уснула, совсем замоталась». Спешно набирает, еле попадая по нужным буквам: «Ничего, с тебя станется)». Откладывает телефон на сидение, собираясь с силами, чтобы наконец выйти из машины, пока на дисплее не появляется «Буду в Риге с группой. Приедешь?».