Первородные

      Яйца болели. Оно и немудрено, ночь выдалась ударно-трудовой. Сначала трудиться пришлось в «Свистке и утке», а потом – ударять, пахом и в поте лица, по упругим бёдрам Лолы и Виолы. Или как зовут этих девчонок с правой и левой стороны постели?.. Но дело этого стоило. Три столетия переговоров только ради того, чтобы Озёрный Край согласился предоставить свой чернозём для общего пользования. Ангелы местные – молодцы, ничего не скажешь, отхапали себе самый плодородный кусок ещё одиннадцать тысяч лет назад и чихать хотели на растущую небесную численность. С одной стороны шельф этот чёртов, с другой – проклятая земля на половине планеты. Посевные места ограничены, а ртов всё больше. И плевать городу Журу, что Эдем под боком, словно отношения к ним не имеет.       Когда размашистая подпись Луки появилась на пергаменте, пара мужчин напротив единодушно выдохнула.       – Теперь можно и отметить, - темноволосый серафим по имени Мамон щёлкнул пальцами. Рядом с ним тут же возникла полная хозяйка таверны. – Принесёшь нам самый лучший Глифт из своих погребов, Тизилла? Женщина раскатисто хохотнула:       – Для тебя я бы настояла его во мгновение ока, - она добродушно, по-матерински потрепала молодого ангела по плечу, - не водись у меня заначек.       – А это что? – Пока Мамон общался с дамой, их гость удивлённо рассматривал, как Сатана убирает документ в кожаную торбу и достаёт ещё несколько чистых свитков и пузырёк с подозрительно красной жидкостью. – Я, к слову, не пью, судари. Лука пил. Пил безбожно. Но слухи о чиновниках, что заключали с ним сделку в этот вечер, обгоняли даже драконов, разносясь по Империи со скоростью ветра. Ангелы говорили разное: кто-то рассказывал, как, однажды, эти двое обыграли наместника Арса в шахматы, в которых тот был настоящим докой, и получили в своё распоряжение несколько талантливых разработчиков месторождений, тут же отправленных в Проклятые Земли, к горному хребту Узум; другие сообщали что самый гениальный из союзов, заключенных Сатаной, не обошёлся без эдемских терм, коллекционной бутыли Глифта из личного хранилища Фидеро и очаровательного ангелочка, известного в определённых кругах под именем Софи, что провела с четырьмя распаренными и голыми мужчинами всю ночь, пересаживаясь с одних коленок на другие. Хотя речь шла не о коленях вовсе… а иначе, как «Безубыточная карусель», этот саммит с тех пор и не называли.       – Это не пить, - хмыкнул Сатана, дёрнув уголком рта так, словно мог видеть его, Луки, размышления. – Это запивать.       – Что запивать? – Выражение отчаяния застыло на лице уроженца плодородного края.       – Заявление, что вы продали нам душу, сударь. – Мамон присоединился к игре.       – Совершенно секретное, - очаровательно подперев точёный подбородок рукой, Сатана почти ласково смотрел на Луку. – Придётся написать, а потом съесть. Полный, одутловатый визави, прибывший из Жура, замер и, кажется, даже не мигал.       – Эх, - тряхнув копной тёмных кудрей, Мамон растянул рот в улыбке. – Это шутка, Лука.       – Чтобы сделать наше общение более тёплым и неформальным, - с королевской безмятежностью, присущей всем Первородным, Сатана откинулся на колченогий стул. – Расслабьтесь. «Из тёплого теперь только мои портки… - некстати пронеслось в голове. Лука лишь крякнул. – Знали б вы, что про вас говорят, поостереглись бы так подшучивать…».       – Давайте лучше вернёмся на постоялый двор, господа. – Толстяк неуклюже поднялся из-за стола. – Меня там дочери заждались. Очаровательные девицы первой юности. Лола и Виола. «Точно, дочери», - мужчина потормошил двух девушек, уснувших беззаботным сном праведниц, хотя ни одна из них ей не являлась и до ночного свидания, а теперь – и подавно. Что ж, он попортит дам ещё немного, прежде, чем выпроводить восвояси. Сёстры – это всегда занимательно.

***

      Пальцы тронули едва заметную морщину на переносице, вбивая в неё настойку из молодильного отвара. Толку никакого, но хотя бы перестанет корить себя, что не предпринимает мер.       – Сир, дозволите? – В покои пошкрябался дряхлый камердинер, заставляя рассматривать его тяжёлое, стремящееся к земле лицо с затаённым ужасом. Понимать, что тебя ждёт та же участь, и старость неизбежна, было физически больно.       – Входи, Отис, - Эрагон, восседающий у зеркала в ночной рубахе, всегда старался выглядеть дружелюбным и мудрым. Получалось с переменным успехом. Одно дело великодушно раздавать приказы собственному слуге, который хоть и тоже из Первородных, но не наделён ни мощью особой, ни умом резвым, совсем другое – докладывать Шепфе в окружении прочих серафимов. С самого начала своего существования, каким он его помнил, стоящий там, где-то у побережья, нагой и безропотный, ангел сразу невзлюбил единственную на свете вещь – терять лицо: будь то от неловкости ситуации или от древности лет. На повестке дня было собрание в главном зале. Это значило, что явятся все до единого. От Гавриила, что поддержит в любом голосовании, до ловеласа Кроули. С кем он там в очередной раз помолвлен? Артизея? Эрелия? Чернила на прошлых свадебных приглашениях остыть не успели, а этот молодцеватый тип, бросивший невесту, уже обзавёлся новой. Моральный облик коллеги мало волновал Эрагона. Злили разухабистые разговоры после и весёлые, задорные постукивания по плечу с лицами «Вот ты красавчик!». Словно значимость в этом круге определялась не только деяниями во благо Империи, но и тем, на сколько ты состоялся, как мужчина, в самом первобытном значении: амуры, девки, сплетни. Похвастать подобными достижениями ангел не мог. Ни женщины, ни, тем паче, мужчины, его особо не интересовали, а томление плоти белокрылый находил скучным и не стоящим внимания действом, хоть и прибегал к услугам профессионалок редкий раз. Слушая кулуарные беседы в клубах дыма, вырывающихся из трубок, хотелось вскочить с кресла и гаркнуть «Вы – Высшие существа или бесы с проклятых земель? Почему мы обсуждаем размеры грудей в салоне какой-то Аделаиды, что в Цитадели, а не размеры надоев из Мурсии?». Темы неуловимо схожи, но пропасть между их сутью огромна. За последние несколько тысяч лет, когда Эдем оказался полностью отстроенным между Озёрной провинцией и Горами Основателей, что служили естественной защитой непонятно от кого, Эрагон даже определился с антипатиями. Почётную медаль шута горохового мысленно, но абсолютно заслуженно вручил Мамону. Не проходило и заседания, чтобы этот кучерявый выродок не подшучивал над его волосами, достойными отдельного звания Чуда Господнего. Грамотой вавилонского блудника наградил всё того же Кроули. А напоследок оставил самый лакомый кусочек – Сатану. Долго размышлял, флагшток с какой отметкой воткнуть в этого высокомерного, тщеславного и чересчур успешного ангела, созданного первым, и придумал. Заслуженный, иронично подписанный трофей с дарственной надписью «Отец грешников» адресовался и намертво врос в сознании Эрагона в образ мужчины, которого он люто, совершенно не по-божески на дух не переносил, потому что слишком хорошо знал. Сначала – за пыл и рвение жить хорошо. А потом – за то, что, живя хорошо, Сатана делал многое, чтобы другие существовали не хуже. Запал не оставлял Шепфу равнодушным. И, раздери грифоны, это вызывало зависть!       – Как вам уложить волосы сегодня, сир? – По-стариковски прокряхтел адъютант, выводя из забвения памяти. Спустя час ангел был готов к совету. Но сначала стóило уладить личные дела.

***

      В подвалах Фидеро снова чем-то воняло. «Зря этому безумцу выделили целый этаж, пусть и цокольный», - зло всколыхнулось в мозгу. Зайти сюда без жимолости, всунутой в петлицу, было истинной пыткой. Игнорируя любые правила безопасности, заклинатель только и делал, что создавал очередные, никому ненужные «шедевры», чем неимоверно радовал их милосердного Бога и огорчал лакеев, призванных убираться в бесконечности хитросплетённых коридоров чаще обычного.       – Доброе утро, Эрагон, - стеклянный взгляд смуглого, чернявого и короткорослого Фидеро говорил красноречивее приветствия: заклинатель не спал несколько ночей.       – Приветствую, - ангел прошествовал, стараясь не задеть ничего вокруг. По первозданности он уже ронял пробирки заклинателя и отлично усвоил урок: магическая сыпь, из которой то и дело норовит брызнуть гной, очень неохотно поддаётся лечению и чрезмерно активно выплёскивает содержимое на окружающих. – Оно – живое? – Не удержавшись, белокурый мужчина замер напротив стеклянного куба, в котором переливалась, словно Глифт в хрустале, синяя материя.       – Пока нет, - Фидеро быстро подскочил, вызывая позывы оставить завтрак на камне пола – от одежды пахло всеми миазмами лабораторной самодеятельности, - но я планирую вбросить энергию в субстанцию и получить мощнейшее Запирающее Заклинание, которое потом смогут использовать другие.       – Очень интересно. – Нет. Сумасшествие наступало на пятки обитателю подвалов и пугало гостя в белоснежном камзоле, но причина нанести визит казалась приоритетнее. – Скажи, ты получил моё послание? – Ангел облокотился на высокий столик с затейливой резьбой, но тот подвёл. Накренился, смахивая с себя, по счастью, лишь кипу свитков, и недружелюбно затрещал.       – Ох, - заклинатель всплеснул руками, - прошу, собери их. Не люблю, когда мои разработки на полу валяются. – Эрагон недвусмысленно посмотрел себе под ноги. Вся площадь была усеяна пергаментом. – Да, - тут же добавил Фидеро, - разработки на полу валяются. Но я этого не люблю.       – Ты мне не ответил, - из вежливости собеседник поднял один свиток. Может быть два. И замер в привычной, выжидательной позе. Он давно усвоил – лучше тянуть время и молчать, тогда оппонент сам всё сделает, расскажет, если требуется… Одним словом, так или иначе нарушит затянувшуюся паузу.       – Я не помню, - легкомысленно пожал плечами коренастый брюнет. – Раз ты тут, то в письме было нечто важное, и ты озвучишь это повторно. – Безумный ум демиург скрестил с самой простой логикой. И оказался прав.       – Мой интерес крутился вокруг амулетов молодости, - уклончиво бросили в ответ. Взгляд ангела проскользил по шкафам, замечая, как в темноте полок, утопленных в недрах, мелькают собственные отражения: «Что-то новенькое. Зеркала?..».       – А зачем нужны эти амулеты? – Фидеро не заинтересовался. Отвернулся и поспешил к огромному столу в центре комнаты. Присел на корточки, оказываясь вровень со столешницей, и не мигающим взором уставился на детали астролябии. – Только посмотри! Благословенные чудачества! Издав мысленный стон, ангел проследовал в его сторону:       – Я видел навигационные приборы.       – О не-ет, - ловкие пальцы коснулись медных стрелок, заставляя зажить их от малейшего импульса, - это не просто звёздный компас, определяющий углы небесных широт и время суток, это инструмент, способный управлять временем.       – Замедлять… вечность? – Чуть не ляпнул «старение», но вовремя прикусил язык.       – Что? – Осоловело вскинув голову на собеседника, заклинатель потряс неухоженной шевелюрой, молившей о цирюльнике. – Конечно нет. Наша планета окутана энергетическим коконом, который способен сделать, сотворить, изменить абсолютно всё. И хранит этот кокон в себе тоже всё. – Размашисто изобразил руками круг. – Но ни один Бессмертный не управится с этакой мощью. А эта маленькая штучка, - ладонь хлопнула подле астролябии, и стрелки её завращались пуще прежнего, - может создать воронку в любую точку памяти водоворота. – Заклинатель задумчиво почесал кончик носа. – Прям как нужный ящик открыть в архиве Зáмка Советов! «Ты и сам в этом Зáмке, - мелькнуло на периферии сознания, - а мелешь так, словно сидишь в своём особняке и отношения не имеешь к тем, кто тут хорохорится и вершит судьбы».       – Давай поговорим об амулетах, - подумав об одном, Эрагон привычно произнёс совсем иное. – А потом я с удовольствием послушаю о твоих новых наработках…

***

      Стук створок заставил оторваться от подбородка.       – Я скоро, - не выпуская бритвы из рук, Сатана снял мыльную пену острейшим лезвием. А чтобы ей было не так одиноко в рукомойнике, сделал это вкýпе с отросшей щетиной. И лишь затем, насухо растерев лицо полотенцем, вышел в гостиную. – Что-то ты рано вернулся из Цитадели, Мамон. Та рыжая кляча с постоялого двора оказалась… - он осёкся. На пороге топталось милейшее создание, не похожее на товарища ни одним, ни вторым изгибом бедра. – Меня премировали? Когда ждать обелиска и аллеи славы с щедро раскиданными лавочками для почётных гостей?       – Здравствуйте, сир, - преувеличенно бодро отрапортовала девица. Волосы чёрные, кожа поцелована белизной и добрым десятком ангелов, как он полагал, потому что пройти мимо такой – непосильная задача. Ногами, угадывающимися под подолом женского мундира, можно воссоединить все провинции и княжества без долгих прелюдий, а о скулы – заточить грифель. – Меня зовут Лилит. И я – ваш новый адъютант.       – Прелесть какая. – Не скрывая сарказма, только и смог произнести мужчина. Чести ради, на фоне предыдущего помощника, эта выигрывала по всем статьям. Статья первая – задница. Бывший адъютант Торендо, к примеру, оказался задницей в самом скучном смысле этого слова, а девице достались формы, возводящие геометрию до царицы всех наук. Статья вторая – он не просил никакого помощника! – Присядь. Брюнетка присела. Буквальным образом опустилась на корточки, вскинув руки вперёд, как легионер на плацу, и тут же выпрямилась, занимая стартовую позицию. Серафим возвёл глаза к потолку и громко фыркнул.       – Могу отжаться, вести кулачный бой, пробежать марафон со связанными крыльями, - начала перечислять она. – Готова показать весь комплекс спасательных мероприятий в полёте, но для этого потребуется выйти на улицу.       – Ты из Небесного Войска. – Ответ не нужен. И так понятно, стоило погнать Торендо вонючей тряпкой куда подальше, Отец Всемогущий озаботился новым слугой для того, кто в нём не нуждался. Значит хочет следить. – Лилит, говоришь… - Сатана кивнул на круглый стол. – Садись, Лилит. – Не удержавшись, добавил, - на стул, а не на шпагат. Или чему вас там учат в казармах…       – Есть, сир! – Женственности в ней не сыскать. Зато по породистому лицу проскользило занятное выражение – странно-хищное, мелькнувшее лишь раз, да сбежавшее тут же. Будто пытается что-то скрыть под обличьем солдафонки в зелёных одеждах, но, нет-нет, да прорывается оно на волю истинной сущностью. – Он покопался в памяти девчонки, не тратя ни капли энергии – чиста, как первый снег, ничего стоящего.       – Буду тебя тестировать. – Хмыкнув, Сатана приземлился напротив. Раз помощник неизбежен, он хотя бы натешится вдоволь. И… откажет в месте. – Откуда ты родом?       – Из Верховодья. – Брюнетка сложила руки на столешнице. Чересчур покорно опустила крылья. – Это недалеко от Долины Смерти. – Зачем-то добавила следом, хотя пояснения не требовались. Он, пожалуй, один из немногих, кто исследовал Империю с особой тщательностью, побывав от вечной мерзлоты на полюсе до проклятых широт на юге. Это именно они с Мамоном, Вельзевулом и Кроули первые вошли в Узумские пещеры, хотя местные бесы страшали, что там завелась какая-то хтонь, которая то ли окопалась в гроте, то ли, наоборот, выкопалась из него… Одним словом, где-то там она рылась.       – Какой заголовок идёт вторым? – Подцепив из стопки прессы верхний номер газеты «Священное Писание», белокурый мужчина издевательски проверял наблюдательность – успела или не успела зафиксировать текст на развороте.       – «Итоги майского пленума», - Лилит чуть прищурилась, нахмурила лоб, едва заметно двинула носом, будто принюхиваясь, как пантера в ночи. И вдруг зачастила, - «…согласно собранию, проведённому в мае сего года, численность Бессмертных выросла до рекордных…».       – И давно ты в зеркало за моей спиной пялишься?       – Никак нет. – Хлопнула глазами. Тёмными. Густыми. Неспокойными. – Зеркало слишком грязное, сир.       – Это в целях предотвращения утечки информации, - оскалились ей в ответ. – Как долго состоишь в Войске?       – Лет семьсот.       – Ходила в адъютантах?       – Никогда.       – Недостатки?       – Не разговорчива.       – Достоинства?       – Не болтлива, - опрашивал серафим очень быстро, но и брюнетка не терялась.       – Убивать доводилось?       – Низших не считала, Бессмертных – пока нет.       – Особый дар?       – Искушение. – Внезапно. Редкая разновидность способностей. Вот, значит, откуда лезет это ястребиное выражение мордашки, когда забывается.       – Что делаешь сегодня ночью? – Ожидаемо вогнал в краску: «Таковы они – тяготы и лишения воинской службы».       – Сегодня я занята. – Лилит порозовела. – Простите, сир. Это не каждую ночь. Просто сегодня я как раз дала слово… - ярко покраснела. Залилась с головы до пяток, превращаясь в созревший помидор. – Но завтра могу!       – Хорошо, попрошу дела подождать до завтра. – Он разочаровано разрезал ладонями воздух, разводя их в стороны. – Свободна. Она кивнула. Вскочила с места и поклонилась слегка, прежде чем направиться к выходу, но у самых дверей не справилась с волнением:       – Я принята? Сатана удивлённо вскинул глаза и жизнерадостно улыбнулся:       – Конечно нет. «Слишком потешная, - он проследил, как хлопнула створка, провожая взглядом. - И скрываешь что-то. За тобой приглядывать нужно будет. Возможно трахать. Не дай Скифа, придётся и влюбиться. Нет у меня на это времени, сударыня…».

***

      Пока заполняла отчёты, от злости разодрала пером хрустящие формуляры и, под неодобрительный бубнёж престола Михаила, четырежды просила дать свежие. А, не будь Лилит так увлечена проклятиями в адрес одного советника, да желанием сложить его имя в простое, но ласкающее слух «Сатана, иди ты на…», услышала бы точно, как этажами выше громыхнуло «Пропал! Его у себя нет! Его нигде нет!».