Murdered dreamer

Был дождливый вечер. Рейх, укутанный в плед сидел на подоконнике, пил очередную чашку кофе и думал как бы признаться его столице в любви. Также ему дали кучу документов, а настроения их заполнять совсем нет. Берлин в это же время был на балконе и наблюдал за каплями, которые все падают и падают. Похолодало. Столица ушла с балкона, закрыла дверь и стала искать теплый плед, чтобы согреться, но не нашла его. Поиски продолжились бы, если бы не Рейх, который резко вошел к спальню. - Отдай пожалуйста плед. Я замерз. - вежливо попросила страна изображая то, что она имеет в виду. - А что мне за это будет? После этих слов, Берлин медленно опустил смущённый взгляд вниз, в руках теребя край свободной футболки, прикусил нижнюю губу и не спеша поднял свой взор, чтобы посмотреть Рею в глаза. Затем столица подошел немного ближе и робко прикоснулся своими губами к его. Нацист понравился ход мыслей в голове у старшего. Бархат губ объял невероятным теплом, даря фейерверки красочных чувств. Он порывисто запустил дрожащие от нахлынувших эмоций пальцы, в его океан шелковистых волос, испуская горлом тихий стон наслаждения. Рейх прижимал его хрупкое тело, не давая шанса на освобождение. Словно дикий зверь Фриц до крови кусал нежную кожу любимых губ, после чего старательно слизывал поступающие капли алой крови. Столица же, была не против, а вкус железа на языке пьянел страну не хуже вина, от чего мысли в голове младшего спутывались в мутный клубок. - Ну что, доволен? - прерывая поцелуй поинтересовался Берлин, забирая из рук Рейха плед и закутываясь в него. - Может да, а может и нет, но я знаю одно. Ты меня очень возбуждаешь. - с пошлой улыбкой на лице говорил нацист. - Может повторим? - Еще чего. - сказала страна, постепенно покрываясь румянцем. - Мне это не понравилось. - Ты не умеешь врать, дорогуша. - Так я и не... - не смогла договорить столица, потому что Фриц руками обхватил его талию, прижимая к себе и снова затягивая в поцелуй страну. Для Рея это стало, как наркотик. Эти девственные вишневые губы, так и манили его, параллельно возбуждая. Но тут взгляд немца упал на стояк у столицы. - Ты же не хочешь, чтоб это продолжилось дальше, а твой член походу думает по другому. Не так ли? - с издевкой требовал ответа младший. Ему так хотелось поиздеваться над ним, но одновременно и трахнуть это хрупкое тело, как кажется ребенка, но нет, достаточно взрослого "человека". - Я-я-я-я-я... - становлясь цвета помидора пытался сказать старший, но из-за смущения не мог. Рейху надоело ждать ответа и он решил действовать просто так. Тогда на его лице появилась ухмылка. Подойдя к любимому он поставил руки по обе стороны от его головы, тем самым прижимая столицу к стене. Немчура приблизился к его ушку и своим бархатным баритоном задал риторический вопрос: - Помочь или сам? - Ч-что!? - спросил страна, постепенно понимая к чему клонит Фриц. Рей начал снимать с Берлина футболку, оголяя его торс. Он выглядел красиво, его слегка накаченный пресс и худощавость делали из него какого-то особенного для Рейха. Столица в спорах всегда побеждала гуманным способом, и тут это очень видно, но этот факт никак не мешает немцу любить его всем сердцем. Дальше за футболкой последовали штаны. - А как же ты? - спросил Берлин. - Если хочешь, можешь помочь. - сказал Рейх. Столица начала расстёгивать пуговицы на рубашке фюрера. Пальцы дрожали в предвкушении, и пуговицы из-за этого не давались стране. - Давай я сам. - выпалил немец, расстегивая оставшиеся пуговицы и приступая в штанам. - Я сам. - говорил старший, снимая с Рея штаны, а вместе с ними и боксерки. Нацист, оставшийся голым начал снимать оставшиюся одежду с парня. Когда все было сделано, Рейх повалил Берлина на кровать нависая над ним, параллельно целуя эти любимые губы. Но все временно, как и воздух. Разорвав поцелуй, Фриц раздвинул ноги столицы и уселся между ними. Взяв с тумбочки смазку он нанес её на пальцы и вошел сначала одним из них, потом двумя, а следом оставшимися, принося при этом старшему жуткий дискомфорт. - Если ты собираешься меня трахнуть, то не тяни время. Давай! - требовал Берлин. Последовав совету, Рей вытащил пальцы и подставил головку к заднице страны. - Ты сам попросил. Нацист вошел наполовину и остановился, давая любимому привыкнуть. Зажмурившись, старший закрыл себе рот рукой, пытаясь хоть так заглушить рвущиеся наружу звуки. Как же это тяжело было сделать. Щёки загорались новой волной румянца. А из рта сами по себе вырывались стоны. Поняв его намерения, Рей убрал его ладонь и нежно поцеловал в губы. - Малыш, не надо глушить свои мелодичные стоны. И пожалуйста, попытайся смотреть на меня. Хорошо? - Д-да. Пока столица привыкал к размерам, нацист слегка покусывал его ключицы, от чего у страны по коже мурашки бегали. Дождавшись разрешения на дальнейшие действия Рейх постепенно начал двигаться, с каждым толчком все больше и больше ускоряясь и входя глубже. А от Берлина только и слышалось: - ахх~ - мх~ - ах~ - хах~ - кха-а~ - мф~ - мфх~ Можно подумать его насилуют, но нет. Он стонет с улыбкой на лице, и только иногда она перерастает в фальшивую улыбку из-за боли, ведь это его первый раз когда он снизу, а не какая-нибудь девушка. Рейх его понимает и старается, чтобы было поменьше этого фальша. Он в таких случаях либо целует его, либо кусает. - Все нормально? - делая маленькую паузу спросил Фриц. - Да... - пытаясь не выдать правды отвечал тому Берлин, ведь ему кажется, что вот-вот и Рею надоест эти няньки с ним, и он его выебет, даже не смотря на то, что он его любит. Рейх остановился поняв, что происходит и начал слегка покусывать кожу шеи у старшего, но случайно укусил сильнее и оставил тому "метку", которая останется с парнем еще на долгие времена. - Ай, больно же. - сказал Берлин показывая свою обиду. Фриц решил промолчать и не подавать виду, но его выдала заботливая, добрая улыбка от понимания того, что хоть его любовь и старше него в несколько раз, но он все тот же ребенок. - Эй! Хоть бы пожалел. - надувная щёки промямлила столица. - Потом пожалею. - отвечал Рейх, гладя старшего по голове, и продолжая начатое. Постепенно в комнате становилось жарко. Послышались быстрые вздохи и выдохи, шлепки кожи о кожу и в конце концов такие сладкие стоны Берлина. Это была музыка для ушей нациста. Никто не хотел останавливаться. Движение становились быстрее, жестче. И вот наконец плоть внутри стала тверже, а значит скоро разрядка. И вот окончательный резкий толчок, выбивающий из страны громкий стон. Немец выгибается в спине, а Рейх изливается в тело младшего, тот же себе на живот. Кое-как отдышавшись Фриц выходит из обессиленного тела, аккуратно ложится рядом, притягивая столицу к себе. Единственное на что оставалось сил старшему - это повернуться к фюреру и носом уткнуться ему в грудь после чего они оба погрузились в мир фантазий и чудес.