the smell of blood

             День Дазая Осаму начался не с самой веселой ноты. И проспать, мучаясь в томительном возбуждении от ушедшего сна, опоздать на работу, где Куникида снова накричал за опоздание — было лишь началом затянувшегося разгулья.       Будучи омегой, Дазай часто слышал, что работа в детективном агентстве не очень подходит его натуре — беззаботной, ленивой и праздной. Но как можно отказаться от приключений и участия в привлекательных авантюрах? Для его по-омежьи романтичного естества, приправленного чтением художественной литературы, отказ от этой работы казался немыслимым.       Он откинул кудрявую голову назад, из-за чего шейные позвонки смачно хрустнули, и совсем нехарактерно для себя, глубоко и скорбно, вздохнул. Пожалуй, за все свои двадцать два года Дазай Осаму сталкивался с одной проблемой: невозможностью найти постоянного альфу.       Он все думал — а в чем, собственно, состояло его затруднение? Он был хорошо сложен — взять хотя бы длинные модельные ноги и тонкую талию, что можно обхватить двумя ладонями, — и был в этом общий минус, состоящий в его болезненной худобе. Впрочем, асаркия не придавала ему неказистой костлявости — быть может, лет в пятнадцать, когда фигура ещё не сформировалась достаточно, а сейчас же мясцо обхватило его торчащие кости, придав ту мягкую, желаемую округлость и притягивая взгляды окружающих, что были удостоены рассмотреть сие прелести неприкрытыми плотной тканью брюк. Были у него и те романтичные, взлохмаченные кудри, что обычно выдают древнегреческую изящность, присущую Афродите. К слову, богине и символу всех живущих на свете омег. В общем, изъяном в Дазае скорее был его исполинский для Японии рост и взбалмошенный, омерзительный по-своему характер.       По крайней мере, так сказал Куникида спустя час их нежелательного знакомства.       Ну, ещё мешала ему по жизни одна черта, точно омегам не свойственная. Просто не нравился Осаму запах окружающих его альф — слишком приторные, слишком сладкие и романтичные. Как вообще человек может пахнуть фруктами, либо цветами? По мнению Дазая, это было ужасно. И возбуждение все не приходило с возрастом, отличаясь от поведения и развития омег. Быть может, страдал Осаму некой болезнью, психологической травмой, пришедшей из дальнего детства? А сейчас в преддверии начала течки похабные сны для Дазая — абсолютного девственника, ищущего свой идеал в потухших глазах клиентов и хранящего свою честь и невинность для «того самого», — стали частыми гостями, будто бы присосавшимися к бледной, прозрачной коже подобно клещам. В приметные сны Осаму привык верить, и сегодняшний, таящий в себе красивого незнакомца, протягивающего крепкую руку, сулил не просто встречу, а безмерную, сладущую любовь.       — Опять бездельничаешь? — воскликнул Куникида, заставив Осаму сморщить тонкие брови. Почему Куникида его не взлюбил оставалось некоей тайной, к разгадке которой лежал огромный, ржавеющий ключ — Куникида был идеалистом, педантом и просто занозой в своей плоской заднице, и будто назло светлым духам, что так благословлял директор их конторы, — тоже омежьей. Из Куникиды омега получился ещё более разительным и невозможным, чем из Дазая, что в принципе, не мешало искать ему свой идеал пронзающим взглядом на улице.       — Ну что ты, Куникида, — как можно слащавей протянул Дазай, стараясь хоть голосом уничтожить ту яростную мину, приросшую к лицу педантичного детектива. — Это не безделье, а активный мыслительный процесс. Попробуй когда-нибудь.       Омега сжал ладонь в кулак, будто бы грозясь ударить напарника — что было не редкостью в их смазанных буднях, но промолчал. Поправил быстрым движением галстук и кинул на острые колени Дазая бумаги.       — Новое дело, напарник, — последнее слово он выплюнул, будто протухшую болотную воду, — мафиози совсем разбежались, кажется.       — Мы не следим за мафиози, — Дазай насупил брови, рассматривая малейшую добытую информацию. — С детективами у них разговор короткий.       — Они воруют омег, Дазай. — Детектив вопросительно вскинул голову — в мафии были привычны бордели и публичные комнаты, способные превратить все заведение в улицу красных фонарей, но омеги, приходившие туда, выбирали путь самостоятельно, от тяжёлой жизни или от неудовлетворения — не суть. — Замечены пропавшие, — он указал тонким пальцем на приложенные фотографии. — Скорее всего, мафия превысила свои полномочия.       — Вы говорили с посредниками? — Куникида кивнул, и Осаму взволнованно отвернулся — альфа, возглавляющий мафию, несомненно пугал его блеском своих кровяных глаз, глядящим, к слову, лишь с фотографии и вызывал неприкрытое ничем ощущение, что встречались они не раз. — Что ж, — его карие глаза опасно сверкнули, — у меня уже есть план по спасению. Ты когда-нибудь переодевался в наряд… Лёгкого поведения? — светлые глаза Куникиды заискивающе забегали.       — Меня пугает твой тон, Дазай, — он сложил на груди руки. — Но это звучит логично, как ещё вторгнуться на территорию мафии незамеченными? — он понизил голос. — А… Спать с клиентами нужно будет?       — Нет, конечно, Куникидушка. Но зато омег там с радушием примут.       — Даже омег твоего роста? — он придирчиво осмотрел высоту Осаму, хотя и сам был не ниже.       — Особенно омег нашего роста.

***

      Чуя запустил ладонь в волосы, взлохматив их ещё больше обычного. Кое, если бы увидела такое его запущенное состояние, то не только бы наругала, но ещё бы и избила следом своим красочным веером. Усталость налегла, будто наваждением — ещё бы, очередное задание совсем затянулось. Совсем недавно Чуя Накахара повысился в статусе, став главой исполнительного комитета, и не то чтобы руки его отмывались от чужой крови, но определенно ночью заснуть мешал застывший естественный человеческий запах, смешанный с металлическим, схожим с глазами босса портовой мафии.       — Накахара-сан, все в порядке? — учтиво поинтересовался Акутагава.       Альфа его несомненно радовал, стремлением ли выполнять приказы, либо же завидной исполнительностью. Не оглядывался на боль и кровь, не дерзил и молчал. Идеальный подчинённый с отсутствием выхода в более властные звания. Босса из Акутагавы Рюноскэ совсем бы не получилось, учитывая его характерную исполнительность и способность подчиняться другим.       — Да, Акутагава, — Чуя повернул в его сторону голову, устало улыбнувшись. Голова нестерпимо болела, а запах крови все не выветривался, не испарялся. Будто бы пропитал всю одежду багровыми пятнами, что невозможно отмыть никаким моющим средством. И это было, к сожалению, правдой. Собственный аромат Чуи был омерзительным, металлическим. Словно пах он смертью. Любой человек, клюнувший на его запах, должен был оказаться безумцем. Ну, либо к примеру гематофилом.       — Не хотели бы расслабиться сегодня? Чистка превысила все ожидания. — Чуя улыбнулся, радуясь осмотрительности подчинённого и кивнул. Позвал одним пальцем руки к себе, будто собачку — и многие бы возразили и воспротивились, но Рюноскэ ниже наклонился, пряча серые глаза за челкой.       — С удовольствием, — глухо выдал он, направляясь в сторону дома наставницы, где всегда для него двери были открыты и приветливы. И хоть расслабиться полностью там не предстояло возможности — стоит заснуть и нож уже приставят к горлу, но что-то туда тянуло. Прежде, в юном возрасте, Чуя почти не выходил из здания, ведь это и было подарком Кое — лишение его девственности. Чуя был хорошим альфой, несмотря на свой небольшой рост мог похвастаться силой и стойким характером — то, что нужно для портовой мафии. Так считал и Огай, все быстрее продвигая его по карьерной лестнице. И точно стараясь привязать к себе альфу любыми способами, хотя к чему? В верности он поклялся, придя сюда.       ...Чуя брезгливо осматривал лица предполагаемых ночных спутниц, крепко сжимая в пальцах их щеки и поворачивая головы из стороны в сторону. Омег он уважал, любил и лелеял, но не видел смысла обращаться с ними по-джентельменски, когда свое тело они, не спросив, продали и пахли смешанно, ужасающе мечено. Возможно, на коже их ещё не зажили укусы прежних клиентов, оставив кровавые подтёки и собственный запах. Омега смотрела влюбленно, задумчиво хлопнув ресницами и соблазняюще выставив губы. Чуя, возможно, и остановился бы на ней, но что-то внизу живота тянуло, будто бы среди этих смешанных, собранных запахов угадывался один — нетронутый и особенный, пьянящий, сладкий. Чуя встряхнул кудрями и все же подтолкнул омегу в тонкое плечико в сторону служебных комнат. Шаги давались тяжело, будто тело потеряло прежнюю антипатию к гравитации, налилось свинцом и гнетом, тянулось балластом к полу и, как оказалось, не только у него. Со стороны кто-то вскрикнул высоко и тонко, всхлипнув, заставив внимание Чуи обратить в сторону от улыбающейся проститутки. Переведя взгляд, он наткнулся на темную взлохмаченную макушку омеги, потирающего красную щеку. Напротив стоял тот же мужчина, что обычно с улыбкой встречал Накахару-сана и жестом приглашал его внутрь. Сейчас он будто потерял ту учтивость и пристойность, проявленную к уважаемой персоне. Он ещё раз занёс тяжёлую крепкую руку, заставив омегу сжаться сильнее и опустить голову, прикрываясь кудрявой челкой, и размахнулся, пронзая воздух свистом. Тут же поперхнувшись, потому что рука неожиданно застыла, будто удерживаемая чем-то инородным. Мужчина оглянулся, чуть ли не вскрикнув от боли в запястье и так и застыв — с выпученными наружу глазами и приоткрытым ртом.       — Накахара-сан? Что случилось, вас что-то не устраивает? — он запнулся, взвыв от боли. Чуя вывернул его руку за спину, заставив мужчину согнуться.       — Не устраивает, — хруст кости разрушил убивающую тишину — все свидетели вздрогнули от ужаса, исходящего волной от исполнителя, и чуть ли не упали от этого на колени. — Чему учила Кое, перед тем как взять тебя на работу? — Кое действительно оберегает омег своего дома — не разрешается их бить по лицам и телу, оставляя следы, потому что грязное тело снижает спрос. Быстрее омегу могут выкинуть на улицу пинком под многострадальную задницу, но это обычно случай крайний.       Чуя перевел взгляд на понурую омегу, все ещё прижимающую руку к собственной горящей щеке. И остановился, судорожно втягивая воздух. Ясно было, что именно этот омега настолько соблазнительно пах — спелой малиной, сладкой, пленительной, и запах его тянулся по комнате, заставив Чую покрыться мурашками, а член его стремительно подняться, будто указывая, кого следует сейчас забрать в комнату вместо стоящей в ожидании девушки. Лицо омеги было прикрыто кудрями, и Чуя не хотел сейчас чего-то больше, чем откинуть их в сторону, открывая вид на обязательно миловидное личико и мечтательно-раскрытые глаза. Он дрожал — вероятно и не от страха, хотя лёгким его терпким ароматом пропитался ближайший воздух — скорее от холода, так как глаза цеплялись за длинные, оголенные ноги, прозябшие и дрожащие так же, как и хозяин сей красоты. Необычна была такая одежда для ойран, что привык видеть Чуя — обыкновенно и традиционно их одевали в длинные цветные кимоно, сползающие с тонких плечиков и Чуе действительно хотелось бы увидеть такое на худосочном теле омеги. Но сейчас на нем было потрепанное, разорванное в нескольких местах белье, чьи свисающие лоскуты он дрожащей свободной ладонью удерживал и получалось это не так хорошо, как хотелось бы, раз многие альфы кидали голодные взгляды на открытые участки его кожи. Омега ещё раз глухо всхлипнул, горбясь и сжимаясь сильнее, заставив тем самым оторвать пожирающий взгляд Чуи от своего тела.       — Он отказал клиенту, ударив его, — пояснил стоящий на коленях мужчина. — Следовало бы наказать его, кинуть в карцер, — карцер был приемлемым наказанием для сбившихся с пути работников. Одиночество, голод и мороз плохо воздействовали на них, заставляя сходить с ума. И Чуя прежде бы согласился, ушел бы следом за точно также прозябшей ойран, уже тоскливее глядящей на его статную фигуру, если бы не сладкий, манящий запах, исходящий от провинившегося омеги.       — Не стоит, — мужчина вопросительно согнул бровь, услышав твердый голос исполнителя и тут же заскулил от боли — исполнитель нажал ногой на лежащую на полу руку. — Я сам разберусь с ним, — и, кажется, первое желание Чуи сбылось — омега испуганно поднял голову, явив стоящим пред ним карие распахнутые глаза. Будто оленьи — наивные и мечтательные. Тут же зажмурившиеся от жёсткой хватки пальцев Чуи, сжавшихся на его запястье. Заказанная омега удивлённо взглянула в спину исполнителя, потеряв дорогого клиента, и осмотрела нового работника, гневно сверкающего глазами в спину рыжего альфы — удивительно было, что раньше она его и не видела.       Чуя тем временем устремился в том же направлении, пережимая руку омеги до синяков и раздражаясь с каждой секундой сильнее. Тот семенил неспешно, все время спотыкаясь и поддерживая лоскуты спадающей одежды, но не вырываясь. Он снова споткнулся, ойкнув, и Чуя, разозлившись, развернулся на каблуках, собираясь накричать или как минимум поругать, но запнулся, увидев красное пятно от ладони на неприкрытой щеке и влажные дорожки слез, текущих с новой силой по бледной коже. Чуя вздохнул, из-за чего волосы по всему телу поднялись от возбуждения и протянул к омеге обе руки, заставив его зажмуриться в страхе, но лишь прижал к себе ближе, отметив заметную разницу в росте, — омега был довольно высок, что можно понять, зная незначительный рост Накахары, — подсунул руку под плечо омеги и вторую под колени, подняв в воздух. Всё-таки, несмотря на маленький рост, сам Чуя был довольно силен даже в сравнении с другими мафиози. Омега удивлённо ойкнул, удивившись настолько, что перестал удручённо всхлипывать и посмотрев в смущённо-приближенное лицо Чуи.       — Ты бы поправил, — он указал подбородком на и вовсе спавшую порванную рубашку, открывшую мягкую горошину соска, что так ревностно омега пытался скрыть. — Ты ведь здесь впервые, верно? Странно, таких, как ты, сразу гребут с руками.       Эта смущенность и восхитительная растерянность не была основным качеством омег дома Кое, потому навела на странные мысли. Омега наконец оторвал миндальный взгляд от чужих светлых веснушек и глянул вниз, скрывая, впрочем, сразу себя ладонями. А Чуе так хотелось оттянуть тонкие руки, обхватить набухший ореол соска губами и оттянуть, обязательно, чтобы тот припух ещё больше и омега сладко застонал. И как напряжённость его была оправдана! Яркий запах, что так привлек Чую был свойственен течным, изнывающим от жажды омегам. От течки организм менялся, мышцы матки сокращались и пережимали сосуды, заставляя получать в нее меньше кислорода и посылая в мозг болевые сигналы. Лицо опухало, глаза блестели, грудь тяжелела, увеличивалась немного в размерах из-за повышенного уровня гормонов. Что уж говорить о естественной смазке, выделяющейся с силой из ануса — ужасно пахнущей собственным ароматом омеги, возбуждая окружающих альф и облегчающей омеге проникновение. В обычные дни смазка тоже выделялась, но лишь при возбуждении, а здесь почти постоянно. Течка соответствует периоду половой активности омег, что в принципе должно наоборот отбивать потенциальных партнёров из-за повышенного процента возможной беременности. И в целом, процесс это довольно болезненный, но въевшийся в историю, будто с образованием человечества.       Омега наконец сконфуженно кивнул, отвлекая Чую от размышлений. И правда, невозможно было связать багровые щеки, явно ставшие такими не от болезни или тепла — кожа, что успел коснуться Чуя, была ледяной, — а скорее от смущения, что мелькал в карих глазах и подрагивающих, манящих губах. Чуя бы и поспешил коснуться их, но перед глазами предстала дальняя, закрытая дверь и в нос, помимо сильного запаха ягод, ударил аромат свежих простынь и насыщенных масел, свойственных для публичных комнат. Кровать стояла мягкая — можно было назвать ее царской — и слава Богу, не засыпанная алыми лепестками, коим фактом удивили Чую работники при прошлом его визите. Тогда пришлось выбегать из здания, стараясь унять раздражающий в носу зуд — на цветы у него явно была аллергия.       Омега глухо вскрикнул, стоило Чуе кинуть его на постель, и подпрыгнул на ней же, испуганно упустив остатки одежды; вот они и опали совсем, открыв рыжему вид на белую мягкую кожу, и так и хотелось запятнать ее собственными укусами, но с этим он старался не терять голову — стоило сильнее сжать зубы, и омега считалась твоей полноценной парой. Он позволил себе рассмотреть распростёртого на постели парня, пока он ещё не успел схватить лежащую рядом простынь. Впрочем, омега вообще старался не двигаться и так и застыл, не кинувшись раздевать альфу, не стараясь прикрыть открывшуюся кожу. Лишь зажмурился, когда под коленом альфы кровать ещё раз скрипнула, а пальцы его потянулись к алеющему на мягкой щеке следу, что грозилась к утру обзавестись синяком — настолько кожа была белоснежна. Пушистые ресницы омеги дрогнули, испуганно распахнувшись и встретив перед своим лицом нос к носу альфу, подозрительно долго застывшего ладонью на белом лице.       А Чуя все не мог оторваться от оголённой кожи, спускаясь от глаз к прямому носу и пухлым, наверняка мягким губам, притягивая к себе омегу поближе и впиваясь в них же, другой рукой спускаясь по холодной шее, пытаясь согреть, и ниже, срывая последние лоскуты с тела, ведя по худым плечам и предплечьям, что можно было бы вполне обхватить одной ладонью. Омега вообще был подозрительно худ — не таким, как Чуя обычно любит, и захотелось посмотреть ниже, на соблазнительные округлости бедер и ягодиц, а их, как жаль, не было видно из-под совсем обвисшей ткани — оставался он лишь в рубашке. Чуя резко отпрянул от пронзившей язык боли, чувствуя вкус собственной крови и болезненно оттягивая омегу за темные волосы. И встретился с полубезумным, растерянным карим взглядом.       — Отпусти меня, — приказным тоном сказал омега, обхватывая запястье Чуи двумя руками и пытаясь отцепить от собственных волос, но хватка лишь усилилась, заставив его сжать зубы, блестевшие кровавыми каплями, когда губы чуть приоткрылись. Его голос был мягким — свойственным певичкам, что так часто можно было встретить здесь, — совсем отличающимся от грубого голоса Чуи. К слову, здесь всё-таки помогло ежедневное курение на протяжении долгого времени, он помнил ещё, как Кое — его опекунша и путеводитель в ряды мафии — застала его за сигаретой и после чуть не прожгла ему собственный голубой глаз. Но привычку вывести не смогла, всё-таки работа была связана с тратой последних нервных клеток.       — С чего вдруг? — вскинул брови Чуя, ещё более распаляясь от непокорности; быть может, это игра, выбранная омегой для плотских утех? Его карие глаза блестят, но не от слез, а будто от азарта. И запах страха пропал, будто бы Чую было возможно не бояться — а кровь уже покрыла его внешнюю оболочку, отпугивая почти любого. Нормальные омеги — то есть не те, кого можно было купить за деньги, — отпрыгивали в сторону, стоило им вздохнуть запах крови. И Чуя лишь позже понял, что он был его естественным ароматом. Но омега даже не хмурился, не отводил в сторону нос, а наоборот — будто принюхивался к горячей коже альфы.       — Мне больно, выбери себе кого-нибудь другого, — Чуя все же отпустил густые волосы, боясь их вырвать с корнем, хватая рукой лежащую рядом простынь и накрывая покатые промерзшие плечи. Омега вопросительно расширил глаза, все же натягивая простынь сильнее.       — Ты же замёрз, — пояснил Чуя, противясь своим словам, ухватывая омегу за лодыжку и подтягивая ближе. — Не хочешь объяснить, что забыл здесь, дорогой истинный? — парень вздрогнул и ещё больше напрягся. — Не пытайся лгать, ты тоже это понял по запаху, верно? Так вот, — Чуя снова приблизился к нему, заставив вжаться в изголовье кровати и злобно выдохнул: — Мне не нравится, что мой истинный — шлюха.       Чуя уже стремительнее раздвинул его бедра, внедряясь между ними, и сдёрнул порванное тряпье окончательно, впрочем, себя не порадовав — кожа омеги была покрыта шрамами, скрытыми прежде тканью; тонкими, будто от порезов, царапинами, но и там, если не считать россыпи маленьких родинок и запаха чужого не чувствовалось, лишь синяки на мягкой коже напрягали, так и потянув провести подушечками пальцев по ним. Простынь под неожиданно округлой задницей промокла сильнее, и омега заскулил, прогнувшись в спине и попытавшись сжать бедра, — чего Чуя ему не позволил, врываясь сразу двумя пальцами в горячие недра, а другой рукой хватая оба запястья в жёсткую хватку.       — Подожди, — будто противясь своим словам, омега вскинул бедра, сильнее раскрываясь и буквально затягивая мозолистые теплые пальцы в себя. — Да девственник я, придурок! — Чуя наконец остановился, оглядывая с подозрением напряжённое, словно струна, тело.       — Девственник? — Чуя красноречиво обвел глазами помещение, но пальцы, впрочем, вытащил, руки так и не разжав. — Ты издеваешься надо мной? — Чуя, будучи мафиози, столкнулся со многим и к шлюхам в целом привык, но была в нем эта скупость и собственность, свойственная без исключения всем альфам и заставляющая искать его в романтичном плане души невинные, возможно, поимевшие немного партнёров. Это было парадоксально, учитывая современный мир — любой мог позволить распоряжаться своим собственным телом, как будет угодно, но мафия грозила выбирать лишь одного партнёра и на долгое время. Если поставил метку, то скорее всего путь в бордель закрыт — будь добр принять нового члена семьи. Это, конечно, если брак был не по расчету, но в таких случаях и метку не ставили.       — Омег воруют, — он все же вскинул бедра, чувствуя противную пустоту и пачкая простынь ещё сильнее. — Стали пропадать мирные люди, — он как-то заискивающе отвёл карие блестящие глаза в сторону, — и меня тоже заставили.       — Я знаю владелицу этого заведения, — Чуя недоверчиво отклонился, отпустив руки и поймав жадный взгляд омеги, будто бы просящий вернуться. Обвинять Кое — его наставницу и замену собственной матери — было чревато, и Чуя с удовольствием бы отстоял ее честь, но что-то в словах его напрягало. Действительно, он не очень похож был на проститутку и, может, попал сюда совершенно случайно? — Она служит мафии и предать не может. Чего мне стоит поверить тебе?       Омега наконец поднялся, опираясь слабыми руками на простынь, и передвинулся к коленям альфы — тот смотрел настороженно, но не противился, — усаживаясь на них, пачкая смазкой грубую ткань брюк и вовсе не стесняясь теперь свой наготы, он упёрся ладонями в крепкие плечи.       — Ну как же, — рука поскользила по сильной груди, медля на рельефных мышцах — кто-кто, а Чуя собой занимался, — и спустилась к напряжённой ширинке, вырывая из Чуи судорожных вдох. — Я ведь твой истинный.       Миг — и к тонкой коже на шее альфы прижалась острое лезвие его же кинжала, царапая немного и угрожающе. Чуя усмехнулся, не заметив лишних движений омеги, движений отточенных. И не двинулся, даже когда капля крови спустилась вниз, усилив собственный запах.       — Чего остановился? — спросил Чуя, заметив сомнение в карих глазах и вовсе уже не дрожащие пальцы — будто минутный спектакль был лишь фарсом, ловящим исполнителя в сети омеги. Возможно, именно с этим омегой не стоило расслабляться; был он подозрительным и если кто-то не заметил — уже прижимал к шее альфы кинжал, несмотря на все усиливающиеся выделения смазки. Возможно, секретным агентом, чья миссия — казнь.       — Послушай, — неожиданно мягко заговорил он, отвлекая Чую от негативных мыслей. — Давай разойдемся просто, я бы хотел помочь остальным, и ты мне вовсе не нравишься. Я не буду нагнетать; убивать тебя тоже не мечтаю.       — Ты подаёшь противоречивые знаки, — явно указал на промокшие не по своей участи брюки Чуя.       — Физиология, — неожиданно губы омеги растянулись в улыбке и сам он немного поерзал, заставив скулить и себя и альфу. — Ладно, ты просто не сопротивляйся и дай мне уйти, а я, пожалуй…       — Нет, — прервал поток слов Чуя.       — Нет? — прошла лишь секунда промедления, но омега не заприметил момента, когда Чуя исчез из его поля зрения, схватил за запястье и вывернул его, к счастью, не ломая, как сделал это с работником борделя.       — Меня моим же оружием, — Чуя снова приблизился к яростному лицу и выдохнул реплику в ухо. — Ты, кстати, испортил мне брюки, как расплатишься? — впрочем, ясно было, что Чуя ни на йоту в слова омеги не верил.       — У меня даже одежды запасной нет, хотя ладно, она была не моя, — Чуя хмыкнул, но заметил, как голос омеги дрожал. — Не отпустишь? — он кивнул на зажатую руку.       — Отпущу, — выдохнул Чуя и тут же перевернул все тело омеги, вжимая его лицом в подушку. Длинные ноги возмущённо задвигались, пытаясь побольнее ударить мучителя, и омега сам же успокоился, заглушено проскулив от боли, пронзившей живот. Естественный и горький металлический аромат альфы забил всю комнату и лёгкие парня. И он, как ни странно, безумно нравился ему. Осаму и прежде замечал за собой садистские наклонности, тянущиеся прямиком из прошлого. А Чуя чуть не выпустил тонкие запястья, испугавшись такой реакции, но вовремя перевел глаза на округлые ягодицы, блестящие смазкой в тусклом комнатном свете и скомкано кивнул, убеждаясь в причине. — Ты как? — пальцами Чуя прошёлся по худой спине, вызывая у омеги дрожь.       — Как себя должен чувствовать обнаженный человек, прижатый чужим альфой к постели? — выдохнул он сквозь сжатые зубы, но не удержался от стона, когда пальцы наконец прошлись к сжатому колечку мышц, проникнув одним. Омега даже не воспротивился ласке, подняв бедра. — Давай уже быстрее.       — Я обязательно буду нежным, — усмехнулся Чуя и наконец отпустил краснеющие запястья, спускаясь уже двумя ладонями вниз и обхватывая ягодицы, раздвигая их. — А потом заберу тебя с собой и посажу на цепь. Ты же слышал, что мафия делает со своей парой? — омега подозрительно покорно замолчал, и Чуя, побоявшись очередного выпада, наклонился к остро пахнущей жилке на шее и прижался к ней губами, тут же всасывая нежную кожу. Хотелось оставить как можно больше следов, чтобы вся кожа пропахла. Как только пальцы вернулись в горящее огнем чрево, то омега снова подал признаки жизни.       — Я не люблю коротышек, — он вскрикнул от болезненного укуса, пронзившего спину. И Чуя хотел бы показать свое недовольство ещё и громким хлопком по ягодицам, но сейчас они были заняты немного другим делом — растяжка произошла быстрее обычного из-за обильной смазки.       — Ты, кажется, достаточно высокий, — омега нахмурился, ожидая ответного оскорбления, но Чуя лишь перевернул его на спину, сильнее раздвигая ноги и поглаживая прижатый к животу член, заставляя партнёра прижать свободные руки ко рту в тщетной попытке сдержать стон. — Высокий и очень красивый.       Восклицание померкло в крике, ведь кудрявая рыжая голова пропала, и Чуя, подняв нижнюю часть тела омеги полностью, запустил горячий язык в причинное место; тут же простонал от сладкого, пьянящего сознание вкуса. Вылизать анус полностью не представляло возможности, а смазка вытекала лишь обильнее, но омега впервые за все время спустя несколько вполне себе невинных движений юрким языком кончил себе же на живот и задрожал, будто в конвульсии, сжав бедрами крепкую шею. Чуя в последний раз лизнул тлеющую на языке смазку и приподнялся на локтях, ближе подтянув к себе дурманящее тело. Взгляд омеги был будто за гранью сознания, выбеленный и отстранённый, направленный к верху. Он даже не заметил, как ширинка на испачканных штанах взвизгнула, и хорошо — если бы он сравнил конкретный член альфы, что не совсем соответствал его мелкому росту, то попытался бы ускользнуть, даже несмотря на течку.       — Эй, — привлек к себе внимание Чуя, пройдясь тыльной стороной ладони по поврежденной щеке, почему-то отдающей неприятным жжением в сердце. Карие глаза прошли долгий путь, прежде чем встретились с голубыми и нежными. — Запомни этот момент, хорошо? — и толкнулся внутрь, не дав времени на понимание собственных слов.       Омега всхлипнул, самостоятельно поднимая бедра и помогая толкнуться, рыча и запрокидывая голову. А Чуя все не мог остановиться, стенки сжимали слишком сильно, неразработанные и тем самым безумно желанные. Вонзался и вонзался внутрь, кусая мягкую грудь и облизывая. Прошёлся по ней языком вверх, убедившись, что омега сейчас невнимателен и впился зубами в шею, сомкнул на ней челюсти, чуть ли не выгрызая мясо, и в тот же момент вогнав узел. В наваждении, он зарычал, ещё раз зацеловав свободные от укусов места, а бедра сжав пальцами. Ноги омеги дрогнули, расслабившись, а рука нежно прошлась по красному от духоты лицу, стирая со лба капли пота. Впрочем, в висок тут же врезалась тупая сторона клинка, брошенного прежде в истерике в сторону, и Чуя обмяк, уткнувшись носом в чужой живот.       Осаму наконец приподнялся, чуть ли не замурлыкав от выпущенной из узла спермы — вот извращенец! кончил от удара в висок. Повезло, что выносливость у Осаму была завидная и за выматывающее времяпровождение он ещё мог двигаться. Чуя все же поверил его напускной отстраненности и даже посмел пометить. А возвращаться в прошлое бремя совсем не хотелось Осаму. Он посмотрел на красивое расслабленное лицо альфы, нежно погладил его и убрал волосы, думая, сколько придется сидеть здесь, ожидая, пока спадет узел. И это случилось довольно быстро, к счастью Осаму; альфа ещё раз излился, несмотря на то, что находился без сознания, и перестал сжимать чужое естество в тисках.       — Вот же коротышка, — прошипел Осаму, вставая. — Тебя бы на цепь, — и откинул отяжелевшее тело в сторону, наконец свободно вздыхая. Комната пропиталась металлическим запахом, и Осаму жадно его вдохнул. Впервые запах альфы казался настолько для него соблазнительным. Чего только стоило омеге заметить в себе это пристрастие в подростковом возрасте и проявить любовь к истерзанию собственного тела. Он помнил, как ругался Мори, замечая мальчика в окровавленной ванной. И после эти привычки никуда не ушли, чуть ли не превращая собственные бедра и запястья в мясо, благо, что шрамы успели зажить, стать практически незаметными. Но это не отменяло того факта, что со временем руки снова начинали пахнуть кровью. И в первый раз альфа смог вызвать в нем такое поразительное возбуждение — дело было ли в истинности, либо в собственном безумии — омега не знал. Осаму, ещё раз оглянувшись, схватил лежащие на полу одежды, злясь от короткой длины испачканных брюк и рубашки — благо, Чуя был плотнее и она натянулась уже без труда, вытащил из них телефон, мгновенно взломав и запомнив важные вещи. Старые контакты Мори-сана, таящего секретную информацию прошлого Дазая Осаму. И сочувственно оглянулся, накрыв голое тело спавшей, испачканной простыней — времени убирать уже не было — и поцеловал в пострадавший висок. Чуя лишь сонно причмокнул губами, откинув голову на подушки.

***

      Ацуши Накаджима попал в это агентство практически случайно, встретив детективов около месяца назад и будучи спасённым ими из лап мафиозников. К слову, этот случай и развязал затихшую прежде войну между агентством и мафией и добавив лишних проблем. Все сотрудники лишь улыбались учтиво, не обвиняя жертв ни в чем и даже взяв Ацуши к себе на воспитание, узнав его трагичную историю жизни — из детского дома прямо в бордель, где, слава богу, коснуться его не успели.       Мимо прошел взволнованный Куникида, что в целом не было необычным — сейчас настороже был каждый сотрудник, ожидая нового удара в спину от мафии, но все не получая его. Были скрытные вылазки, взрывы в торговых центрах, ограбления, но ничего существенного, способного нанести конкретный удар, не было.       — Это определенно затишье, — шептал Фукудзава, рассматривая последние отчёты. И все кивали, соглашаясь не пойми с чем. — Будьте начеку, они могут придумать, что угодно.       Ацуши вздохнул и посмотрел в окно, заметив счастливо улыбающегося Дазая и его недавно появившегося альфу. Вроде бы звали его Одасаку, как обычно называл его сам Дазай и был он мужчиной весьма обаятельным — высоким, выше самого Осаму, имеющим приятную, выразительную улыбку. Дазай с ним совсем светился в последнее время, но все отнекивался, что Ода лишь друг. Осаму, заметив внимание ученика, повернулся в его сторону и приветливо помахал. В последнее время он все светился искренней радостью, щеки его зарумянились, а сам омега поправился, что лишь пошло на пользу, сглаживая по-подростковому торчащие части тела.       — Проводишь, Одасаку? — счастливо воскликнул Осаму, уже подхватив альфу под руку и уводя в сторону.       — Конечно, Дазай. Не хотел бы заглянуть по пути в книжный? — он досадливо перевел глаза в сторону, не заметив сверкнувшие в недобром блеске карие омуты.       — Для тебя что угодно, — Осаму взмахнул кудрявой челкой, и Ода чуть ли не поперхнулся от усилившегося сладкого аромата.       — Скажи, Осаму, почему ты пьешь блокаторы? — Ода догнал его, пытаясь посмотреть в лицо, но почему-то Дазай все уворачивался от взгляда.       — Омегам опасно находиться в нашем жестоком мире, — пояснил он, театрально сжимая плечи тонкими пальцами, что в принципе на Оду подействовало. Он укрыл рукой омежьи плечи, прижимая его ближе к себе. Осаму был привлекательным, интересным, умным. Хорошим другом, как успел заметь Сакуноскэ. Он обязательно бы попробовал с ним отношения — это он понял, ещё когда пару недель назад встретил его в книжном магазине. Эта встреча была довольно комичной — высокий омега случайно врезался в него, опрокинув книги. И Ода не был бы альфой, если бы не помог ему, а после и не познакомился. Ну, а после обстоятельства немного изменились.       Дазай прошел вперёд, будто не замечая напряжённой ладони на своем плече и лишь ойкнул, будто и не удивившись, когда в руку ему впилось что-то острое, будто медицинский укол, пронзивший, возможно, не мало пленных. Пленных портовой мафии. Ода вовремя подхватил обмякшее тело омеги, жестом успокаивая прохожих — мол, бывает, давление. И немного удивился, когда рукой задел живот Осаму. Сейчас, когда он был особенно близко, в нос врезался запах чуждый, пугающий. Запах смерти.

***

      Чуя не любил, когда в собственный выходной его могли вытряхнуть из постели прямо в гребущие руки Мори Огая. И взятие в заложники члена вооруженного детективного агентства ситуации абсолютно не сглаживало — что ему дело до мелких сошек, обвинивших мафию будто случайно в преступлениях, что совершать никто не пытался. В судную ночь детективы узнали, что мафия обращает людей в рабство, напаивая их наркотиками и заставляя отдаться полностью. На то обвинение Чуя вопросительно вскинул рыжую бровь, пряча внутренний гнев, что словно зарослями разрастался в сердце — ведь омега, которому впервые в жизни Накахара соизволил поставить метку, сказал точно такие же слова. А после чуть не разбил альфе череп своей обманчиво-слабой ручкой. И все бы в порядке, если бы все оказалось неправдой. Тот самый работающий в борделе мужчина, которому Чуя сломал правую руку, действительно решил, что так сможет заработать больше денег.       Под приемом Чуи Накахары он выдал все, что успел сделать. И мафия правда не знала о таком глобальном промахе, но детективному агентству сообщить не успела. А потом удар за ударом, нападение за нападением, несмотря на то, что отступник уже кормил своим сгнившим мясом червей. И даже мирные люди были втянуты в огни бойни и вражды. А Чуя все искал с ними контакт, одновременно с тем ища своего омегу. Тот будто сквозь землю провалился, а имени его Чуя и вовсе не знал. Знал внешность, запах, но найти все не мог. Умел ли омега так тщательно скрываться, либо каким способом смог уйти от исполнительных рук Накахары Чуи? И среди проституток его тоже не оказалось, а значит говорил он правду.       И вот сейчас мафия в ответ на публичное обвинение во всех грехах решила взять заложника из детективов. Главой исполнительного комитета также оставался Чуя и допрашивать часто приходилось ему самому. Он не был кровожадным, но боль доставлять умел и после таких допросов не всегда выживали. Оставалось лишь надеяться, что допрос не начали раньше без его присутствия.       Наконец рука коснулась двери, и Чуя сильнее надавил на нее, открывая. На стуле спиной к нему сидел подозрительно знакомый парень, дергающий связанными руками в попытках освободиться. И кажется, это у него не раз получалось, раз теперь охрана держала его за хрупкие плечи, пригибая к стулу. Чуя вскинул руку, приказывая отойти, и пленник, кажется, обрадовался, когда на его худые плечи перестала давить тонна веса. И тут же будто сжался, стоило атмосфере накалиться, а Чуе подойти сзади, запахом крови естественному смешаться с кровавым наработанным — крови душ, собравшихся в этой комнате.       — Ну что, ты готов? — спросил Чуя, прежде чем развернуть стул вместе с самим плененным. И чуть не уронил челюсть, взглянув в знакомые карие глаза. Омега сконфуженно хлопнул ресницами и постарался пошире улыбнуться.       — Привет, коротышка, — он осмотрел злое лицо Чуи, и улыбка его стала напряжённее. — А ты не вырос.       — Вышли, — взвыл Чуя, стараясь держать ярость в сжатых кулаках ладоней. Охранники переглянулись, но подчинились — не в их полномочиях было отказывать главе исполкома, особенно, когда его феромоны стали метаться яростными стрелами — если бы здесь оказался более слабый омега, то уже упал бы в обморок от напряжения.       Чуя же поднялся, сдирая черные кожаные перчатки с рук — обычно он их надевал для пыток, но сейчас возможность этого отсутствовала. И со всей силы ударил кулаком по стене, вслед за вышедшими за дверь охранниками, из-за чего в ней буквально пробилась дыра и пошли трещины.       — Проблемы с гневом? — сказал омега, пытаясь сгладить ситуацию, но голос его был ужасно напряжен. Чуя развернулся, думая, почему не услышал запах омеги, когда им должна была пропитаться вся комната. И снова его не почувствовал. Он приблизился к нему вплотную, буквально почувствовав жар его скрытой кожи и поднял за подбородок, открывая шею. Предположительно там должна была стоять метка, но сейчас она была скрыта бинтами. — Они первое время все тело покрывали, — усмехнулся пленник. — Зачем было так кусаться? Тебя не кормят? Тогда понятно, почему не растешь.       Чуя нахмурился и выдохнул, заставив Осаму сравнить его с разъяренный быком — того и гляди пар из ушей пойдет. Но немного дрожащими пальцами потянулся к шее, отодвинув бинты в сторону. И расслабился, заметив характерную для метки неровную кожу. Сразу пробился лёгкий запах, но был он настолько незримым, что Чуя понял: омега для чего-то пьет блокаторы. И, видимо, долго, раз запаха его даже Чуя не услышал.       — К чему это, Дазай? — протянул Чуя, спускаясь носом по резко похолодевшей шее. И впился зубами в прежнее место, заставив омегу ойкнуть от боли — она скорее всего была пронзительная, болезненная, будто огненная.       — Ты сказал, что на цепь меня посадишь. И вообще, почему Одасаку оказался членом мафии? Он был милым, — Чуе потребовалось вспомнить, кто именно такой Одасаку и зарычать — его запахом пропитался бежевый плащ омеги. Член мафии из низших слоев, попавший в низы лишь потому, что никого не убивает — самый ужасный промах для мафиози, ведь без этого выбиться в высоты сложно.       — Тебе что-нибудь сделали? — благополучно проигнорировал вопросы Чуя, откидывая содранные бинты в сторону и немного приподнимая омегу под круглую задницу, чтобы освободить руки от стула, но не от наручников. Он не мог не отметить, как похорошел Осаму с их прошлой встречи, поправился и стал похож на идеал Чуи — а в принципе, он стал им сразу после знакомства. Но сейчас казался будто моложе и аппетитнее, заметно округлел и зарумянился, так и хотелось укусить его за розовую щеку.       — Нет, не совсем, — всё-таки выдохнул Осаму, чувствуя, как руки альфы прошли по всему телу и вызвали стыдную реакцию, тело само реагировало на горячие прикосновения. — Чуя, — он впервые позвал альфу по имени, и Чуя удивился, что тот его вообще знал, но поднял на лицо омеги голубые глаза, почему-то сейчас казавшиеся какими-то грустными и отчаянными, — Что ты сделаешь со мной? — а Чуя все думал, что не знает, как поступить. Заставлять омегу выступать с ним в союз лишь потому, что они истинные, можно лишь насильно, а он в отношениях не особо к этому привык. Тем более метка может сойти через время, может быть через годы, но Чуя с удовольствием оплатит это время сполна.       — Отпущу, конечно, — прошептал Чуя, поднимая омегу на руки и с удовольствием отмечая ту разницу в весе, что произошла за время их разлуки. Карие глаза уставились на него с удивлением, а теплые руки внезапно обхватили Чую за шею, и он понял, что вообще-то наручники не снимал. — Ты что, мог освободиться все это время?       — Нет, они же стояли над душой здесь, а вдруг бы вырубили, — прошептал Осаму запредельно тихо, откидывая наручники на землю и поудобнее устраиваясь в крепких руках. — Видимо, ваш босс сам приказал следить за мной, будто... знал слабости.       — Ты вроде детектив, боишься, что навредят? Вроде это издержки профессии, — они как-то глупо для остальных — если бы здесь кто-нибудь был — стояли на месте, а Чуя все не мог оторвать взгляда от карих пленительных глаз и перестать прижимать к себе мягкое тело.       — Да, вроде, — он перевел глаза вниз. — Знаешь, я все мечтал встретить хорошего альфу, что не будет смотреть на мои недостатки. И даже после знакомства с безупречным Сакуноскэ понял, что не нашел его, — Чуя заметно поник, продвигаясь к выходу. Он собирался подержать омегу у себя ещё немного, чтобы создать видимость допроса, хотя никто бы против не был — в мафии чтили союзы и поощряли пары, позволяли альфам и омегам кидаться прочь, если их паре угрожает опасность. Какую-нибудь информацию он бы попробовал выпытать из омеги, но не здесь — где его вздернутый нос морщился от запаха чужой крови и каждый может нанести ему наказывающий удар. — Но ты, возможно, заслужишь мое внимание, — добавил омега с промедлением.       — Почему ты так резко передумал? — Чуя остановился, ставя омегу на ноги, но поддерживая его за плечи. — Ты ведь меня, вроде как, ненавидел, — Осаму даже не смущённо, а издевательски улыбнулся.       — Не думаю, что кто-нибудь согласится принять меченую омегу, — Чуя кивнул, подтверждая догадки. — И ещё беременную.       Чуя снова кивнул, а после подумал, что ему послышалось — Осаму напряжённо и теперь понуро смотрел на изменения на его лице, вздрогнув, когда горячие ладони альфы нервно прошлись по животу, а потом он и сам наклонился, прижавшись носом прямо к одежде. Снимая ее, поднимая к верху и думая, насколько он глуп, раз не заметил прежде округлившийся совсем немного животик и изменившийся запах.       — Поэтому запах почти отсутствовал? — спросил Чуя, щекоча волосами голую кожу омеги и прижимаясь уже ухом. Он не мог видеть, как омега кивнул.       Осаму вскрикнул от удивления, когда руки Чуи снова подхватили его, покрутив из стороны в сторону, будто они находились в романтичном фильме, и уже не пустив, а сам он открыл двери пыточной, думая, что больше его омега сюда никогда не заглянет. Стоило ещё наведаться к врачу, а после достать уже пыльные кольца и…       — Эй, — стукнул Дазай его в плечи, заметив отстранённый счастливый взгляд альфы. — Я вроде пленник, видел, как на нас охрана оглядывается? Что делать с враждой будем?       — Думаю, что перемирие свершилось, — ответил Чуя, подтягивая омегу на руках и продолжая дорогу. — В любом случае, придется убить их, если что-то не нравится. Зайдём к боссу, он все поймет, если понадобится.       — К боссу? — неожиданно омега сжался в его руках, хотя Чуя уже понял его отработанные сцены, будто бы жизнь — игра и сам он в ней актер. — Думаю, он не очень обрадуется, увидев меня. В прошлом мы были немного знакомы.       — Немного? — удивился Чуя, отодвинув от себя парня.       — Да, кажется, раньше я был членом исполнительного комитета. Мне было … Десять? — Десять. Чуя сконфуженно кивнул. Ему было десять. — Кстати, твой запах очень привлекательный, ты знал? — Чуя удивлённо посмотрел вниз, осматривая омегу на признаки сумасшествия.       — Мне никогда такого не говорили. Чем же я пахну?       — Кровью, — невозмутимо ответил Осаму. — Я пытался добиться этого запаха, когда резал собственную кожу. А, оказывается, я слышал твой запах в детстве, верно?       — Не помню тебя, — отрезал Чуя и покачал головой. — Но попал в мафию я в шестнадцать.       — Тогда точно видел, — Осаму снова скрепил руки в замок на крепкой шее. — В шестнадцать лет я сбежал из портовой мафии.

End.