полюби меня сильней

      Лето в Финляндии в этом году выдалось особенно тёплым: лёгкий ветерок обдувает ещё бледную кожу, птицы щебечут с самого раннего утра, потому что в городе почти не темнеет из-за белых ночей, которое так нравится туристам из южных регионов и так надоело жителям северной страны. В городских парках уже давно расцвели маргаритки, гортензия и петунии, а покрытые яркими зелёными листьями деревья и вечнозелёные ели спасали от жары, создавая тень, в которой было хорошо спрятаться от палящего солнца, особенно сидя на изысканной деревянной лавочке или на мягком нейлоновом пледе. Множество жителей Хельсинки вышли на прогулку, пока бесконечные дожди вновь не взяли погодное первенство, а некоторые предпочли уехать загород в уютные летние коттеджи у воды, где было немного прохладнее, чем среди городских улиц.       Алекси, утомлённый долгой ездой на машине, улёгся на больших садовых качелях с книгой Матти Йоэнсуу под названием «Харьюнпяа и кровная месть». Он бы с уверенностью мог сказать, что это один из его любимых авторов отечественной литературы, либо же он просто любил читать детективы и ему было всё равно, кто их пишет. Тем не менее, сейчас для Каунисвеси это было отличным способом отвлечься от всех тяжёлых мыслей, которые преследовали его на протяжении прошедших двух недель. С каждым днём он всё больше и больше понимал, как сложно работать с крупной музыкальной группой, от которой требуется чуть больше, чем раз в полгода выпустить небольшой релиз, записанный в домашней студии поздней ночью.       Они с Йоэлем спонтанно решили уехать в загородный дом Йоонаса, который пустовал большую часть года, потому что осенью и зимой там было холодно, хотя он хорошо отапливался во всех его помещениях, а весной и летом уже не хватало времени собраться и приехать туда. Уже несколько месяцев ребятам не удавалось поехать туда всей компанией, так что изредка кто-то ездил туда, взяв с собой одного или двух человек.       — Может ты поднимешь свой зад и поможешь мне отнести вещи в дом? — демонстративно спросил Йоэль, встав прямо перед Алекси, который уже полностью погрузился в криминальный мир книги.       Йоэль, хоть и выбрался на природу отдыхать, всё равно притащил с собой гитару, которая была симпатично украшена стикерами, и несколько исписанных его рукой листов бумаги, где он делал пометки для новой песни, работа над которой шла уже не один месяц. Ноутбук, на котором хранились все важные файлы и программы для сведения, остался на переднем сидении машины Алекси, но Хокка точно был готов везти в лес всю свою студию вместе с креслом, ему помешало лишь то, что у Каунисвеси был не самосвал или фура.       — Зачем тебе всё это? — поднял свои кристально чистые глаза Алекси, — мы ведь договаривались, что следующие два дня никакой работы и интернета. Неужели ты совсем не устал?       — Устал, но… — Йоэль не успел закончить фразу, когда его потянули за запястье, и он упал на качели рядом с Алекси, который нежно взял его холодные руки в свои.       Алекси знал, что для Йоэля эти выходные будут не из простых, потому что он привык работать день и ночь, забывая поесть и лечь спать, но именно поэтому они поехали сюда вдвоём, именно поэтому он сам сидел за рулём бесконечное количество часов дороги, наблюдая за тем, как Хокка пытался напечатать что-то на клавиатуре макбука, но постоянно попадал пальцами мимо, потому что в какой-то момент ровный асфальт сменился грубой сухой землёй близ хвойного леса, которым были покрыты ближайшие окрестности.       Рассматривая длинные тонкие пальцы Йоэля с грубой кожей вокруг ногтей, Алекси даже не заметил, как Хокка уснул, откинувшись на спинку качели. Длинные светлые волосы падали на его лицо, немного развеваясь от лёгких порывов дневного ветра, а грудь медленно вздымалась и опускалась, пробуждая в Алекси какие-то смешанные эмоции. Он аккуратно убрал мешающие волосы с бледного лица Йоэля и внимательно всмотрелся в него, разглядывая каждый сантиметр его физиономии. Тёмные круги под глазами были похожи на пятна от чёрного кофе, который разлили на белую скатерть, а сухие розовые губы покрылись корочками, где-то были кровяные подтёки: видимо, Хокка приобрёл привычку кусать кожу, когда переживает.       Вздохнув, Каунисвеси аккуратно и медленно встал с места, откладывая книгу рядом со спящим парнем. Он старался не разбудить его, хоть и был уверен, что он спал крепким сном, которого у него не было уже очень долгое время. Ему бы хотелось, чтобы Йоэль спал в кровати, как это делают нормальные люди, но он не сможет перенести его в дом хотя бы потому, что Хокка был выше, хоть и худой как спичка. «Надеюсь, его шея будет не слишком сильно болеть, когда он проснётся», — подумал Алекси и пошёл к открытому багажнику, из которого нужно было вытащить ещё пару сумок с едой и одеждой. В рюкзаке Каунисвеси завалялся шоколадный батончик, который он решил съесть прямо сейчас, потому что не ел ничего с самого раннего утра, когда они выехали из Хельсинки.       Он разбирал рюкзак Йоэля и раскладывал всё по местам, потому что знал, что сам Йоэль этим заниматься не станет, скинет всё в одно место, а одежду повесит на стул, ибо был уверен в том, что так намного проще, и убираться будет меньше. Алекси же ходил по всем комнатам, вешал верхнюю одежду в отведённый для этого гардероб рядом с прихожей, расставил зубные щётки в ванной, убрал пасту и несколько бутылочек с шампунем и гелем для душа в шкафчик над раковиной, туда же сложил бритву Йоэля, надеясь, что он найдёт её утром, когда скажет, что ему надоела вечная щетина. А если не найдёт, то забьёт и скажет, что ему очень идут усы. Иногда Алекси не понимал его и ход его мыслей.       Йоэль видел уже десятый сон, когда его разбудил доносящийся из дома грохот и финский мат, который так редко можно услышать из уст Алекси.       — Чёртов стол, ненавижу! — из выходящего в лесную чащу окна вылетела тарелка и, врезавшись в ствол высокой хвои, разбилась вдребезги, разлетаясь во все стороны. — Чтоб тебя лоси на поляне драли, грёбаное икеевское дерьмо!       Протирая сонные глаза, Хокка привстал, потягиваясь и разминая затёкшие конечности. Он даже не заметил, как уснул, поэтому не сразу вспомнил, как вообще оказался на качелях и почему Алекси так громко ругается на мебель. Йоэль зевнул и посмотрел в сторону разбитой тарелки. Йоонасу это вряд ли понравится, потому что это посуда его матери.       — Я сейчас кого-нибудь убью, — выбежал на веранду Алекси и посмотрел на только проснувшегося Йоэля.       — Успокойся, в чём дело? — сонно пролепетал Хокка, поворачиваясь к нему. Он снова потёр глаз кулаком, отчего выглядел как маленький котёнок, которому помешали спать пятнадцатый час в день. — Зачем ты кидаешься посудой?       — Стол, который мы покупали в Стокгольме год назад, — начал Алекси, подбежав к парню, — развалился. Прямо у меня на глазах.       — То есть как, развалился? — уточнил Йоэль. — Просто взял и…       — Просто взял и, — Алекси активно жестикулировал руками, изображая взрыв, — пуф! И нет стола! Я теперь не знаю, как мы будем жить.       — Это не трагедия и не конец света, — захохотал Хокка, проводя ладонью по животу Каунисвеси, — забей, правда. Мы легко соберём его назад. Сядь лучше ко мне. Давай, иди сюда.       Алекси немного остыл, когда Йоэль похлопал рукой по месту рядом с ним, предлагая сесть. Он, нахмурившись, плюхнулся на качели, заставив их со скрипом качнуться назад, отчего Хокка ойкнул вслух.       — Как спалось? — быстро перевёл тему Алекси, поворачивая голову к Йоэлю. Теперь он мог смотреть ему в глаза, а не на спящее лицо. Хотя круги под глазами оставались прежними, светлая радужка словно затмевала их собой. Алекси очень любил глаза Хокка и часто рассматривал их на фотографиях, если удавалось их там разглядеть, а делал он это по одной простой причине: долго пялиться в чьи-то глаза было очень странным и не столь комфортным для человека, в чьи глаза пялятся не отрываясь.       — Я… нормально, — мешкаясь, ответил Йоэль, смущённый таким пристальным взглядом Каунисвеси. Он чувствовал между ними что-то, чего не было между ним и, например, Нико, который был ему настолько близок, что они спокойно могли делить одну постель на двоих и пользоваться одной ванной комнатой одновременно.       Обычно кто-то из них принимал душ, а второй, ни капли не смущаясь, сидел на унитазе, спустив штаны до пола. Йоэль называл это братской дружбой и чувствовал себя совершенно спокойно, когда они с Нико оказывались в таких ситуациях. А вот Алекси — другой разговор. И дело было отнюдь не в том, что он новичок в их компании, потому что он отлично туда вписался, и даже не в том, что он самый младший и младше Йоэля на четыре года, а в чём-то совершенно ином, о чём сам Йоэль даже не догадывался и не мог понять, что же всё-таки смущает его, когда он и Алекси оставались вдвоём. Взгляд, которым одаривал его парень, был каким-то необычным и ощущался как лучики первого весеннего солнца, которого на севере ждали так долго.       Алекси словно был другим. Он не обладал свойственной «рок-звёздам» натурой, не крушил всё вокруг и не орал по ночам, стоя посреди пустой улицы в центре города. Йоэль иногда даже не понимал, что его зацепило в нём самом, если не считать его навыков работы с перкуссией, ведь на вид он совершенно простой парень, которого вряд ли можно представить в кругу заядлых гитаристов или барабанщиков. От него веяло каким-то необычным теплом, «не мальчишеским», если можно это так назвать. Йоэль остановился на мысли о том, что он просто такой, весь особенный и необычайно красивый человек. Он не мог разобраться в своих чувствах до конца, но знал, что Алекси ему действительно нравится.       — Вечереет, — вырывает из раздумий Алекси. — Пойдёшь в дом? Я сегодня пожарю картошки, м-м-м, ты же любишь картошечку, а? Картошечка вку-у-усненькая, горячая.       — Люблю, — понял, что дразнит, но не знал, как ответить должным образом. — Только я бы ещё немного поспал, ты не против?       — Не против, спи сколько хочешь, — мягко ответил Каунисвеси, легко коснувшись его головы, вновь убирая упавшие на лицо длинные волосы, которые мешали ему любоваться уставшим лицом Йоэля. — Лишь бы ты отдохнул, пока мы тут.       Йоэль улыбнулся и поплёлся внутрь небольшого деревянного дома, выполненного из дорогой древесины тёмного дуба. Йоонас и его семья не скупились на коттедж, в котором почти никогда не бывают сами. Тем не менее, и снаружи, и внутри он выглядел довольно дорого, потому что мебель, по большей части, была так же из тёмного дуба, а журнальный столик в самой большой комнате из стекла. По пути на второй этаж Хокка засмотрелся на фотографию семьи Порко, висящей в изысканной рамке, где Йоонасу было около тринадцати лет, что Йоэля изрядно позабавило, потому что в подростковом возрасте его друг был не таким смелым и обаятельным мальчишкой.       Йоэль даже немного огорчился, что время летит с такой бешеной скоростью. Что моменты, которые переживает он сам и его друзья, с каждым годом тускнеют, несмотря на их яркость и значимость в жизни. Он вспомнил, как тоже был подростком, как дурачился, как делал всё что хотел, ведь так хотел быть взрослым. Сейчас, глядя на себя в зеркало, он неосознанно проводил кончиками пальцев по лицу и ощущал щетину на нём, видел свои грубые руки, замечал, как увеличиваются мешки под глазами из-за работы, которая увеличивалась чуть ли не каждый месяц. Он так давно не находил момента, чтобы просто сделать глубокий вдох, а за ним облегчённый выдох. А ведь ему даже не сорок, но уже сейчас он ощущал себя стариком на фоне молодых ребят, да даже на фоне Алекси, смотря на которого, складывалось ощущение того, что он ещё ребёнок, потому что по-детски весел и даже немного наивен. Хокка любил это в нём. Возможно, это и есть то, что так зацепило его в Каунисвеси. Радость к жизни и отсутствие такой скучной взрослой чопорности, которая ходила за ним по пятам.       Он даже не стал переодеваться, а как есть упал на кровать и моментально уснул, потому что слишком устал от работы, мыслей и от самого себя. Сон — единственное место, где ему не приходилось бежать. Хокка даже не знал, куда и зачем он бежит, просто бежит зачем-то.

***

      Алекси, наконец закрыв машину, но так и не разгрузив все вещи до конца, пошёл в дом, украдкой глянув на спящего Йоэля. Он возмутился тому, что он лёг в чистую постель в грязной одежде с улицы и даже не снял с ног кеды, но не стал ворчать вслух и уж тем более не собирался устраивать по этому поводу скандал, только-только дождавшись, как Хокка выспится и спустится на кухню. Каунисвеси взял лежащий в шкафу плед нежно-голубого цвета и укрыл им парня просто так, хотя знал, что на улице стоит просто невыносимая жара, от которой не спасало даже то, что они находились в глубине елового леса с озером недалеко от коттеджа. Алекси был тем самым человеком, который предпочитал спать под одеялом в любое время года и не считал, что одеяло разбудит Йоэля или разозлит его.       Он решил прогуляться по окрестностям и разведать обстановку, узнать, что их вообще окружает, потому что всякий раз, когда он бывал в доме Йоонаса, они напивались и засыпали кто где. Вокруг не было ни души и царила полная тишина, из-за чего Алекси начал ощущать некую тревожность и постоянно смотрел по сторонам, когда слышал какой-то шорох в кустах. Его пугала не потенциальная нечисть, скрывающаяся в чаще леса, а дикие звери, которых, как говорил Порко, тут полно и стоит быть очень внимательным, а также носить какое-либо средство защиты, потому что отстреливать животных в этой местности было запрещено законом.       Алекси брёл по узенькой тропинке, ловко огибая торчащие из-под земли корни высоких и мощных деревьев, и напевал какую-то незамысловатую финскую детскую песенку, которую мама пела перед сном, когда он был ещё совсем ребёнком. Его не смутило то, что она просто стала крутиться у него в голове, потому что была слишком ритмичной, чтобы выбросить её из мыслей.       Он шёл уже около пятнадцати минут, не сходя с тропы всё это время, и уже начал думать о том, что заблудился, когда вышел на огромную поляну, усеянную разными цветами. Ярко-зелёная трава возвышалась над землёй, колыхаясь на ветру, а яркие полевые цветы украшали бескрайнее поле, словно огоньки гирлянды на новогодней ёлке. Равнина эта простиралась до самого горизонта и было видно, что сюда давно не ступала нога человека: вся флора была девственной, ещё не тронутой никем. Алекси, восхищённый такой красотой, сразу подумал о букете свежих цветов, которые мог бы поставить в вазу, что нашёл в шкафчике под потолком на кухне дома Порко.       Алтеи, васильки, луговые гвоздики и даже типичные ромашки росли и тут, и там. Каунисвеси юркнул в высокую траву, аккуратно срывая несколько цветов каждого вида, постепенно собирая небольшой букет. Он аккуратно ступал на землю вперёд себя, зная, что в любом месте могло быть болото или топь, а умирать здесь он не очень хотел. Его бы тут никто не нашёл. Даже Йоэль, который сейчас сладко спал на мягкой кровати.       Собирая цветы, Каунисвеси задумался о том, чтобы подарить их Йоэлю. Он не знал, как он отреагирует, но всегда можно перевести всё в шутку, если Хокка отреагирует с сарказмом, но Алекси точно знал, что тот не будет на него злиться из-за такого. Алекси хотел показать Йоэлю свои чувства, но совсем не знал как, потому что боялся быть навязчивым или отвергнутым. Он не разобрался в себе и боялся делать первые шаги в сторону парня, который был так холоден со стороны, но очень добр, когда знакомишься с ним ближе. Каунисвеси был уверен, что чувствует к Йоэлю нечто большее, чем просто дружба, но не был уверен, что Хокка чувствует то же самое. У Алекси часто сбивался ритм дыхания, когда они с Йоэлем были достаточно близко друг к другу и одни в помещении, он постоянно обращает внимание на детали тела и одежды парня, но он так боится сделать первый шаг в сторону него. «А вдруг он плохо отреагирует? Если посчитает это неправильным? Или назовёт меня гомиком или чего похуже?» — иногда думал Каунисвеси, когда мысли заходили в сторону чувств к Йоэлю. Но Йоэль абсолютно точно нравился ему.       Возможно, ему стоит признаться. Вряд ли будет хуже.

***

      Алекси вернулся с огромным букетом в коттедж уже когда солнце близилось к горизонту, но он мог бы гулять ещё дольше, ведь в период белых ночей на улице почти всегда было светло, и беспокоиться было не о чем. Зато Йоэль весь испереживался и уже был готов выдвигаться на поиски друга.       — Где тебя носило? — выбежал из дома в одной футболке с изображением какого-то незамысловатого персонажа из мультсериалов. — Я думал, тебя кабан или лось сожрал… Или ты в болото провалился, тьфу!       — Нет, я в порядке, — радостно ответил Алекси, всё ещё находясь под впечатлением увиденной ранее поляны, усеянной разными цветами. — Вот, цветы.       Он протянул букет Йоэлю, хотя совсем не собирался этого делать, но отступать было уже поздно. Да и некуда.       — Это… очень мило с твоей стороны, — Хокка принял букет и почувствовал, как лицо заливает краской. — Красивые.       Алекси улыбнулся, потянувшись обнять Йоэля, но тот опередил его, быстро прижав его к себе свободной левой рукой, попутно вдыхая лёгкий аромат от чёрных растрёпанных на ветру волос.       — Мне правда приятно, — сам не понимая, что на него нашло, довольно тихо произнёс Хокка, продолжая прижимать к себе Каунисвеси. Опешив от такого жеста, Алекси медленно обвил руками худощавое тело Йоэля, прикрывая светлые глаза. Он был очень удивлён такой реакцией на простые цветы, но явно не разочарован, потому что сердце в груди застучало быстрее, а душа ликовала, что всё пошло именно так, как ему бы хотелось.       — Йоэль? — По телу пронеслась толпа мурашек, когда он произнёс его имя вслух.       — Да? — немного отстраняясь, чтобы взглянуть на Алекси, спросил он.       — Мне кажется, что… ты мне нравишься… и…       Алекси не успел закончить фразу, когда ощутил вкус малины на своих губах. Хокка не терял времени зря и был готов к этому, действуя быстро. Каунисвеси не сразу ответил на сладкий поцелуй, встав в ступор от такой неожиданности, но быстро вернулся в строй, проводив холодной ладонью по щеке старшего. Из-за разницы в росте Алекси был вынужден поднять голову, но Йоэль положил свою руку на его шею, указательным и большим пальцами едва касаясь его лица, а второй рукой, в которой держал подаренный ранее букет, аккуратно провёл по спине парня, остановившись на талии.       Они отстранились друг от друга, и Алекси ошарашенно смотрел на Йоэля, который нежно улыбался, продолжая поглаживать его лицо и шею свободной рукой. Каунисвеси хотел сказать слишком много, но мог сказать слишком мало, потому что он ощущал себя так, словно сейчас задохнётся, пока Хокка с виду был абсолютно спокоен.       — Так что ты там говорил? — спросил Йоэль, глядя на Алекси.       — Мне не хватит смелости повторить это, — честно признался он, продолжая пялиться на Йоэля, иногда переводя взгляд на его влажные губы, как он теперь понял, со вкусом малины.       — Ты мне тоже нравишься, Алекси, — Мурашки по коже бегали не только когда он произносил имя Йоэля, но и когда Йоэль произносил его имя. Он резко заморгал, вдохнув побольше воздуха. — Я боялся признаваться в этом даже себе, потому что где-то внутри мне казалось, словно так быть не должно, потому что мы, вроде как, напарники, работаем в одной музыкальной группе… но ты помог мне переступить через себя.       — А я боялся, что из-за этого сломается наша дружба, — ответил Алекси, опуская голову вниз, — что ты плохо отреагируешь, не ответив взаимностью, и хорошим отношениям между нами конец. Не знаю, насколько это глупо, но я просто… не хотел быть отвергнутым тобой. Я слишком нерешительный и переживаю, если всё идёт иначе. Не так, как я задумал.       — В этом нет ничего ужасного, Алекси. Мы все в той или иной степени боимся смотреть вперёд, — сказал Йоэль, поднимая его голову так, чтобы он мог видеть его глаза. — Эй, ты что, плачешь?       Алекси изо всех сил старался скрыть это, старался не плакать, чтобы не выглядеть тряпкой перед Йоэлем, но он не мог. Сейчас Каунисвеси был слишком счастлив, потому что ему не пришлось испытывать чувство стыда или быть униженным и оскорблённым человеком, к которому он питал исключительно добрые чувства. Слёзы, как весенний ручей, хлынули из его глаз, и он не мог более контролировать их, затонув в собственных эмоциях, вызванных словами и действиями стоящего перед ним парня.       — Прости, — еле выдавил из себя Алекси, всем весом налегая на Йоэля, прижимаясь к его широкой груди, — я просто очень рад, что всё так вышло.       — Ну-ну, солнышко, — прошептал Хокка, гладя плачущего парня по голове, — иначе и быть не могло. Слышишь? Я бы не отреагировал никак иначе. Всё, спокойнее. Давай, прекращай слёзы лить, футболку мне зальёшь.       Алекси усмехнулся, шмыгая носом. Он оглядел Йоэля с ног до головы и только сейчас до него дошло, что тот стоял перед ним в одной футболке.       — Замёрзнешь ведь, дебильный, — толкнул его в плечо Каунисвеси, смеясь и всё так же хлюпая носом. Солёные слёзы жгли глаза, и он, быстро моргая, потёр лицо ладошками.       — Я уже давно весь околел. Мне кажется, что у меня сейчас отвалится задница, так что пойдём скорее в дом, — подрагивая, ответил Хокка. Алекси хохотал, с заботой глядя на него, и пошёл внутрь. Он потянул Йоэля за собой, хватая того за тонкое запястье.       Дома они вместе поставили букет полевых цветов в вазу на кухне. Йоэль вызвался помочь Алекси с ужином, но чуть не порезался на первой же картошке, так что Каунисвеси отправил его собирать развалившийся днём стол, за которым они должны быть есть. Со стороны это всё выглядело максимально буднично, но в то же время очень романтично, особенно когда за окном виднелось порозовевшее небо, а ветви деревьев еле заметно двигались на ветру.       Алекси чувствовал, как уходит тревога, которую он испытывал все эти дни и даже месяцы, пока пытался осмыслить свои чувства к Йоэлю, ведь сейчас ничто не могло заставить его усомниться в том, что Хокка не ответит ему взаимностью или разорвёт когда-то крепкую дружбу. Он ощущал лёгкость в груди и влажный поцелуй, оставленный Йоэлем на его щеке, когда тот прибежал выпить холодной воды из хрустального кувшина. И это радовало его в происходящем больше всего: беззаботность, которая царила между ними. Ничего не вызывало вопросов, словно так и должно быть.       Йоэль чувствовал то же самое. Он наконец разобрался в своих чувствах и понял, что же всё-таки его привлекало в Алекси. И это вовсе не талант к музыке, а его простота и внутренняя красота, а также доброта, которую он излучал откуда-то изнутри. Он перестал забивать голову мыслями о том, что содеянное им — неправильно и плохо, поскольку был счастлив и чувствовал себя просто замечательно, а как счастье может быть неправильным? Если ты счастлив, то можно быть уверенным в том, что ты на верном пути и делаешь всё именно так, как и должно быть, а не как-либо иначе, как «правильно». Кто вообще разделил чувства на правильные и неправильные?       — Если этот хренов стол не соберётся за ночь самостоятельно, я кого-нибудь точно прибью, — сказал Йоэль, плюхнувшись на стул рядом с Алекси, который вовсю порхал возле плиты.       — Он не соберётся. Но! — Алекси повернулся к нему лицом, — ты всегда можешь найти инструкцию.       — Засунь свои инструкции знаешь куда? — усмехнулся Йоэль, сложивший руки на груди.       — Нет. Куда? — Каунисвеси наклонил голову и дважды быстро моргнул.       Хокка махнул рукой и пошёл назад в гостиную, где его ждал полумёртвый стол из Икеи.       Когда ужин был готов, Алекси пришлось нести тарелки наверх, где был ещё один стол, но уже письменный. Это было всяко лучше, нежели держать горячие блюда в руках.       — Я когда-нибудь говорил тебе, что ты очень круто готовишь? — спросил Йоэль, уминая жареную картошку за обе щеки.       — Как будто я тебе каждый день готовлю, — хихикает Алекси, украдкой глядя на Йоэля. — Ты жуй хотя бы, когда жрёшь, свинтус. Даже свинтусы жуют, когда едят, а ты какой-то новый и очень странный вид свинтуса.       — Заткнись, просто помолчи, — толкнул его в плечо Хокка, тихо посмеиваясь.       Они сидели вдвоём и уплетали картошку, пока на улице продолжало розоветь небо, а где-то вдалеке петь птицы. Это однозначно был один из лучших вечеров, которые они проводили вместе, и Алекси хотел, чтобы он никогда не кончался.