Цветение розовой сакуры

Утро 17 сентября. Ханаби.       Она глубоко вздохнула, просыпаясь, тело все еще парило в расслабленной неге. Пошевелилась и удовольствие, полученное накануне, разлилось по телу, светлоглазая сладко потянулась и почувствовала, как легкой болью отозвалась кожа и заныли внутренние мышцы, о существовании которых она раньше и не подозревала. Коджи не было рядом, но ее это не расстроило — она помнила, что с утра он должен встретить брата.       Зарделась, вспоминая то, что произошло между нею и Коджи и тот момент, когда стала его возлюбленной — той, что сохранит в сердце память о нем, Ханаби откинула одеяло и увидела на простыне следы крови. Доказательство утраченного целомудрия, которое ей не суждено предъявить своему мужу. Она закрыла глаза — мысли о предстоящей свадьбе с Хидео заставили ее помрачнеть.       Через минуту Ханаби встала и огляделась, заметив свежую записку — влажный приморский воздух еще не успел подсушить чернила на последних словах.       «Милая, я вышел встретиться с Сэдэо, пожалуйста, не скучай, я вернусь не позже десяти. Люблю тебя».       Не хотелось ждать его в четырех стенах гостиницы — это было бы слишком скучно и томительно, она решила выбраться на утреннюю прогулку к побережью залива и встретиться с ним там. Куноичи быстро написала коротенький ответ:       «Я буду на берегу моря, приходи туда, когда закончишь дела. Я тоже люблю».       С волнением и радостью представила, что здесь им можно провести утро и полдень как обычным влюблённым, не скрываясь и не тая своих чувств. Ханаби оделась на прогулку и вышла в коридор, намереваясь оставить ему записку под дверь, как накануне сделал он.       Подойдя к номеру Коджи, она присела на корточки — что в выходном кимоно совершить было не очень удобно, пытаясь просунуть записку под дверь, когда услышала голос из комнаты. Слов было не разобрать, но тембр смутно знакомый был явно… женским.       Куноичи нахмурилась — странно, Коджи собирался встретиться с братом, а не сестрой! И она включила бьякуган.       Черно-белая картинка комнаты показала собеседников: Коджи сидел спиной к Ханаби и его лицо было скрыто от нее, зато лицо женщины просматривалось великолепно, Хьюга узнала в ней ту, которую видела летом на празднике звезд. Бесцеремонная, балованная жена Сэдэо, поморщившись, светлоглазая вспомнила ее имя — Мегуми — «благословенная».       Куноичи еще не успела что-то сообразить, кроме того, что ей неприятно и надо бы потом спросить у Коджи про этот визит. Собираясь развернуться, она, почувствовала любопытство: о чем же они говорят и где его брат? Было в лице этой красавицы нечто, что задержало ее. Хьюга сразу же застыдилась — она бы не поверила, что когда-нибудь будет шпионить из ревности! Но тут ее внимание привлекли слова, которые она смогла разобрать по губам Мегуми. ***       В детстве они играли с Хинатой — находясь в разных комнатах, одновременно включая бьякуган, девочки переговаривались, сначала жестами, а потом освоив чтение по движениям губ. Благодаря таким забавам, почти все Хьюга могли общаться на сравнительно больших расстояниях — нужно только договориться о времени выхода на связь и знать, где искать друг друга. ***       Ханаби распознала слово «Хьюга» и замерла, они разговаривали о ней? Светлоглазая похолодела: что происходит? Она была уверена, что их с Коджи встреча тайная для всех. — Слышала, что здесь остановилась та девчонка Хьюга, — куноичи видела, как красивые губы Мегуми презрительно изогнулись. — Всё ещё бегаешь за ней, Коджи-сан?       Видимо, он что-то ответил и Мегуми примирительно махнула рукой: — Успокойся, я не собираюсь мешать тебе ее обрабатывать, в конце концов, ты это делаешь для деревни Облака — не влюблён же ты всерьёз! — красавица Мегуми запрокинула голову и засмеялась.       Почувствовав, как внутри нее все обрывается, девушка все же, не отключила бьякуган. Она продолжала читать слова, хотя, в голове шумели и бились мысли — что это значит? — Знаешь, Сэдэо не верит в твой успех, а я верю, — она зазывно улыбнулась, глядя так порочно. — Ведь я знаю, каким ты можешь быть… привлекательным и милым, Коджи… когда захочешь.       Она явно провоцировала и ждала его реакции.       Ханаби замерла, что же сделает Коджи? Он продолжал сидеть.       Женщина расхохоталась, ее лицо на миг стало разочарованным, а потом злым: — Я не ревную и не завидую ни капли, Коджи. Ты же не способен любить никого кроме себя! Но мне интересно, что тебе пообещал Райкаге за эту девчонку? А если ты ее обрюхатишь и заберешь ребенка, он, наверное, подарит тебе поместье или новое звание? Кем предпочитаешь стать — новым советником?       Светлоглазая больше не могла слушать — она бросилась к себе.       Как в тумане, схватила накануне собранную заплечную сумку и вылетела из гостиницы, спустя полчаса, куноичи уже была в дороге как шиноби, надеясь лишь на свои ноги, в горячке не нанимая лошадей как делала в последнее время, путешествуя в статусе главы Хьюга.       Будучи не в себе, Ханаби использовала технику быстрого перемещения, стремглав покидая это место и этих людей.       Светлоглазая выбрала кратчайший путь — через лес.       Несколько часов пути вымотали ее, Ханаби упала на землю среди деревьев и зарыдала, больше не сдерживаясь — что же она наделала? И другой вопрос: что делать дальше? Она осталась лежать на траве, скрючившись от душевной боли и физического изнеможения.       Солнце двигалось к точке зенита, постепенно прийдя в себя, куноичи осознала, что оказалась посреди леса без еды и воды, не имея теплой одежды, и ей предстоял ещё долгий путь. Это немного отрезвило, она поняла, что сейчас не до страданий, нужно добраться домой, пока ее не хватились.       Раскрыла сумку и переоделась в более удобную тренировочную одежду, сжала зубы и, включив бьякуган, наметила цель — выйти из леса до наступления вечера и добраться до ближайшего места, где можно нанять лошадь до Конохи. «Пора включить голову, детка» — пронеслись в голове слова бабули, которая часто говаривала так малышке Ханаби. *** Раннее утро 17 сентября. Коджи.       Коджи лежал и обнимал спящую Ханаби, прижавшуюся к нему. Вдыхая запах ее длинных темных волос, сознание мужчины перенеслось в прошедшую ночь. Ее взгляд, когда она прикоснулась к нему сама и заглянула в глаза так, что у него перехватило дух.       Ханаби позволила ему оказаться сверху и он не спешил — желал, чтобы эта ночь стала особенной для нее. Вместо того, чтобы немедленно овладеть ею, Коджи целовал, дожидаясь, чтобы любимая расслабилась — Ханаби уже привыкла к любовной игре, позволяя дразнить себя языком, тихонько покусывать ей губки, а потом вновь нежно ласкать их. Она обняла его и ответила на поцелуй, повторяя его действия. Коджи едва не застонал, проявляясь несолидно перед неопытной возлюбленной — было так приятно; он сместился к беззащитной шейке, испытывая к той неподдельное вожделение, очень сильно хотелось впиться в молочно-белую кожу, оставляя розовые следы страсти, которые утром побагровеют и расскажут всем, что юная красавица была ночью с ним…       Но он сдержался: легкими поцелуями Накагава прошел шею и остановился на груди, ощущая атласную шелковистость молодой кожи, вдыхая аромат — непередаваемый легкий запах, дурманящий, усиливающий горячую пульсацию нижней чакры. Коджи не мог игнорировать собственные ощущения — сколько бы ни старался сначала порадовать возлюбленную. У него бывали разные женщины, но с Ханаби он мог едва контролировать себя и только мысль том, что он — ее первый мужчина, сдерживала Накагаву. Он повторял себе, что не допустит, чтобы у нее остались плохие воспоминания об их любви.       Девушка шумно вдохнула, когда Коджи мягким движением развел ей ноги — обещая себе, что отпустит, если любимая не готова. Но Ханаби позволила раскрыть и увидеть себя беззащитную, но, одновременно, полностью покорившую его — показала то сокровенное, что до сих пор было недоступно никому другому. — Любимая… Накагава опустил голову, целуя ее внизу, продолжая дарить ласки груди, поглаживая и потирая соски. Девушка тяжело задышала: мурашки пробегали по телу, сменяясь теплыми волнами возбуждения, светлоглазая понимала: уже не сбежать, сейчас она полностью в его власти — обнаженная, и… он смотрит на нее там, щечки пунцовели, но было и другое чувство — жажда, рожденная внизу живота — чувство жара и какая-то тяжесть, томительная и… сладкая. Вечером — во время поцелуя, Ханаби уже переживала что-то похожее, но сейчас это было сильнее. Губы возлюбленного спустились еще ниже, она попыталась приподняться на подушке в момент, когда почувствовала, что в нее что-то проникает, Ханаби невольно охнула и напряглась. Тогда Коджи вернулся к ее губам, прошептав: — Я хочу подготовить тебя... Девушка опустила взгляд на его руку, накрывшую лобок, покраснела и хотела отвернуться, но мужчина не позволил, впившись новым поцелуем. На секунду отстраняясь, он попросил: — Пожалуйста, любимая. И она поняла, расслабившись, теперь рука любовника могла двигаться свободнее, куноичи почувствовала поглаживания — иногда ее пробирало, когда его ладонь касалась какой-то точки чакры. Затем Ханаби снова почувствовала его. — Там так узко, — мучимый желанием прошептал мужчина и снова стал целовать шею светлоглазой легкими касаниями губ и языка, продолжая рукой ласкать влагалище. Ханаби кивнула — она помнила вид возбужденного органа и сама не верила, что сможет принять его. Возникло неосознанное желание — потрогать его, едва ли когда-нибудь она могла заподозрить в себе такое распутство. Рука сама потянулась и прикоснулась к члену, обжигаясь его горячей, но неожиданно нежной кожей, остановилась, не зная, что ей делать дальше, и лишь погладила. Коджи вздрогнул, ощутив прикосновение ладони — юная и невинная избранница вряд ли подозревала, как близок он к тому, чтобы сорваться. Дыхание сбилось, он простонал: — Ханаби… не надо… Она одёрнула ладонь, еще сильнее заливаясь краской, но уже от обиды, желая отстраниться, закрывая руками тело — он отвергал ее! Коджи не сразу понял, что происходит с ней и отчаянно прошептал: — Я могу не выдержать… пожалуйста, дай мне сначала сделать тебе хорошо. Произнес это, но в тот же миг понял, что больше не в состоянии терпеть, он резко сместился — уже двумя пальцами заходя в нее, убедился, что она уже хорошо увлажнена, развел пальцами складочки ее лона и приник ртом к неискушенному ласками естеству, вырывая еще один пораженный вскрик девушки. Непередаваемо: горячий язык и губы страстно целовали, она закрыла ладонями лицо — это было безумие, но такое… Хьюга не могла признаться, что хотела, чтобы это продолжалось. — Ханаби? Последний вопрос, страдальческое лицо возлюбленного, и она, уже лишенная всякого благоразумия, жаждущая его, прошептала: — Хочу… стать твоей. Ханаби ощутила как что-то твердое и горячее упирается в до сих пор сомкнутые створки любовных врат, она беспокойно заерзала — предугадывая будущую боль. Коджи обнял ее за плечи и встретился с неуверенным взглядом. Хьюга прочла в его взгляде столько нежности и любви, что вмиг решилась отдавая ему все — сжавшиеся ноги, разошлись. Она прошептала: — Я не знаю, что нужно делать... — Расслабься, я войду медленно, — любовно поглаживая, он расставил ножки Ханаби так, что она упиралась ступнями в кровать. Ей действительно стало легче — давление будто уменьшилось. Коджи почувствовал, что головка истомившегося пениса уже почти вошла и остался только толчок, которым он возьмет долгожданную Хьюга. Ханаби замерла, не понимая, почему он остановился? Она привыкала к ощущениям: он был уже внутри, давящий, но не вызывающий какой-то ужасной боли, о которой она догадывалась, слыша обрывки разговоров других, и которую втайне боялась. Светлоглазая успокоилась и позвала его: — Коджи… — Люблю тебя… так сильно. Мгновение, и он двинул бедрами, входя глубоко. Она ахнула от жгучей вспышки, отрезвившей ее, слезы мгновенно увлажнили глаза, и почти сразу же Ханаби обрела освобождение — он вышел и мягко обнял ее. Коджи, действительно, сцепив зубы, покинул лоно испугавшейся Ханаби, целуя и успокаивая: — Сейчас пройдет. Она вглядывалась в него, пытаясь понять, разочарован ли он. — Тебе было бы тяжело, я не хочу так. — А как? Он лег на спину и притянул ее, так, что она распласталась на нём, продолжая целоваться, он наслаждался ощущением шелковистой кожи на себе, гладя руками спину, ягодицы любимой, стараясь унять бушующее желание и уговаривая себя подождать. Ханаби лежала сверху и сначала это было очень непривычно… но потом она освоилась и, целуясь, невольно потиралась всем телом, так что он стонал, не отпуская ее губ. Прелесная куноичи повторяла движение, при этом ее изящные ножки еще больше разъехались в стороны, и она вновь ощущала тем пылающим местечком горячий член. Ласкающие руки замерли, крепче прижимая к себе, но она вновь бесстыдно изогнулась, словно в попытке теснее прижаться нежным бутоном к мужскому естеству. — Ты убиваешь меня. Он перевернул ее на спину и провел ладонью по промежности — ладонь смочилась смешанной с кровью смазкой и, он не медля больше, вошёл. Она глухо простонала и выгнулась — наполнение уже не такое резкое, но до сих пор на грани боли, во второй раз подавило ее — несколько толчков и несколько жалобных девичьих стона. А затем Ханаби почувствовала — как, ощущая его орган горячим пульсирующим стержнем, нещадно насаживающим ее на себя, ее разомлевшее тело раскрывается навстречу. Когда любимый начал двигаться, ее дыхание прервалось, но взамен ее покорность была вознаграждена наслаждением: скользящее движение члена, особенно когда он задевал какую-то волшебную точку нижней чакры, отдавалось так сладко, что она не могла удержаться от томного стона. — Тебе хорошо, любимая? — Да… да…

***

      Коджи лежал и обнимал спящую Ханаби…       Глядя на неё — уже не в мечтах, а наяву ставшую его возлюбленной, он был уверен, что им суждено быть вместе — это было необъяснимо, сам не знал как — но верил, что с этой ночи их жизнь разделена одна на двоих.       Вспомнил, что утром его должен навестить брат с женой. Он поморщился от осознания необходимости даже ненадолго покинуть любимую и вздохнул — уважая брата, который решил приехать и лично поздравить его с победой, Накагава тихо, чтобы не разбудить Ханаби оделся, написал записку и вышел в коридор.       У себя в комнате он помылся, переоделся и, зная привычку брата не опаздывать, принялся ждать его.       Было около восьми, когда в дверь постучали и он с улыбкой открыл дверь, ожидая увидеть Сэдэо.