Я пытался сказать нет

Пока город тонет в наркоте и разврате Я сижу в трёхкомнатной хате Чёрные трубы на красном закате Нужно позвонить и сказать ей Что У меня всё ровно, хотя всё равно Подъезжай позже с вином Можно виски со льдом Но мы не будем близки ни сейчас ни потом Стоп Мысли вслух — ручей-компот Речей-забот, но я не твой — ничей, как кот Стой! Не клади трубу Подойди к окну Посмотри — закат! Красив, пиздат Массив из льда и железобетона Наушник — моно, второй — поломан, дурное слово Режет хлеще, чем канцелярский нож листы картона Вещи — суть не то, чем кажутся в полутонах одного пантона Твой внутренний мир оценил бы наконечник патрона! Пардон, мы похожи на дальних знакомых? Говорим о погоде, о быте, о модных фасонах… Конечно не будем о страсти и криках, охах и стонах!

Корчить приятелей И делать вид, будто я никогда не сдирал с тебя платье И, роняя посуду, не валил на белую скатерть Будто бы ты не рыдала, не дарила подарков на память А я не пытался тебя вернуть и оставить... Ну вобщем-то хватит! Хули опять начинать тут !?

43ai — «Черные трубы»

***

Время тянулось мучительно медленно. Секунды растягивались в минуты. Минуты в часы. За стенкой слышался храп Сережи, спал он всегда очень громко, но раньше Антону было плевать. Раньше Антон проваливался в сон, как только касался затылком подушки. Раньше Антона не беспокоили любые шорохи. Раньше Антон лишь на секунду закрывая глаза не видел, как с него нагло срывают рубашку против воли. Раньше. Как будто жизнь разделилась на «до» и «после». Да он проживал подобное. Но с Арсом он всегда знал на что идет. Знал условия. С какой-то стороны ему это нравилось. А сейчас у него отняли контроль, не предупредили, не готовили, не любили… На глаза Антона в который раз за этот злосчастный день навернулись слезы. Истерик больше не было. Ему абсолютно не хотелось кричать, бить кулаками об стену, падать на пол от бессилия, да он бы и не смог, но предательские слезы всё равно регулярно скатывались с уголков глаз по щекам, иногда оседая на языке соленым привкусом. Стерев влагу с лица, он медленно поднялся с кровати. В глазах потемнело. В висках начало стучать. Затылок стал каменным. Затошнило. Организму явно не хватало сил, даже на самые простые телодвижения. Постояв еще с минуту на ватных ногах Антон опомнился, вдруг на него нахлынули воспоминания о том, как под бутылочку вина они с Сережей вскрывали замок на крыше. Парень подошел к креслу на котором лежала скомканная в клубок одежда, которая была на нем сегодня. Взяв её в охапку и нащупав в кармане зажигалку мальчик тихо пошел к входной двери. Уже открывая замок парень услышал приглушенный голос Иры. — Тош, ты куда? — девушка сидела на кухне, теплый, желтый цвет от лампочки на вытяжке красиво падал на её лицо. Подруге видимо тоже не спалось. — На крышу, сжигать одежду… — весьма односложно ответил Антон, ожидая, что его сейчас абсолютно не поймут и начнут отговаривать. — Подожди. — Девушка быстро поднялась, на секунду скрылась в их с Сережей комнате, вынеся такую же охапку своей одежды, она сбросила её у выхода, зашла на кухню, открыла ящик под раковиной, взяла какую-то канистру — Пошли. Друзья молча вышли из квартиры, было ощущение, что никто из них даже не дышал. Их шаги отчетливо отдавались эхом на контрасте усиливая и утяжеляя тишину. Не то чтобы в такой атмосфере им было комфортно, просто говорить, смысла не было, оба понимали, что ни одни, даже самые важные слова сейчас не помогут. Поднялись на последний этаж, открыли люк и забрались на верх. Ветер разом хлынул в лицо. По спине пошли мурашки. Холодно. Почти ноябрь. Ребят это сейчас волновало меньше всего. Небо сегодня было чистым. Кристально чистым. Была видна каждая звезда, невероятно мерцающая на контрасте с черным, как смоль небом. Нет не фиолетовым, не тёмно зеленым, не глубоким синим, а именно черным. — Темно. — резюмировал Антон. — Самое темное время перед рассветом. Зайдя за будку лифта, чтобы из окон соседнего дома не было видно огонь ребята скинули всю одежду в кучу, Ира открыла канистру и массивно облила вещи. — Спирт. — ответила девушка на непонимающий взгляд Антона. Парень в свою очередь достал свою любимую зажигалку, подаренную когда-то Арсом и поджог. С интересом посмотрев на резко вспыхнувший, своеобразный костер, кинул туда и её. Выудил из кармана пачку сигарет. Одну протянул Ире, вторую положил в рот и прикурил от уже довольно высокого огня немного опалив брови. Девушка повторила ту же манипуляцию. Они сели на пол наблюдая за тем, как горят их воспоминания, унося с собой душераздирающую боль и принося пусть и незначительное облегчение. Кажется только что появился воздух, по крайней мере дышать стало ощутимо легче. Будто железные оковы просто исчезли с легких, не все конечно, но от этого уже намного лучше, верно? Глаза мальчика вновь начали наполняться влагой, но от этого наконец начало становиться легче. Он стряхнул пепел и выкинул окурок куда-то за край крыши. Как же Антон хотел оказаться на его месте, ведь им он почти и был. Парня уже скурили до самого фильтра, пустили пепел на ветер, осталось лишь выкинуть ненужную оболочку. Ира кажется читала мысли мальчика. Она взяла его за руку и крепко сжала, будто боясь отпустить, потерять, будто если девушка разожмет пальцы, наступит конец света, будто вот-вот и Антон действительно спрыгнет. У парня в этот момент в голове щелкает выключатель. Секунда. Антон уже в миллиметре от лица девушки. Они учащенно дышат друг другу в губы. Ира второй рукой дотрагивается до щеки мальчишки, проводя ледяными пальцами вниз к подбородку и тянется к парню вливаясь в долгий, слишком страстный, слишком мокрый, слишком глубокий, слишком неожиданный, слишком ненужный, поцелуй. Ни один из них сейчас не понимает что и зачем делает. Потом-то они поймут, что это нужно было для возврата контроля, для того чтобы показать, что ими никто не может управлять, что они делают это по собственной воле. Дальше накроет и понимание того, что всё равно они ни черта не контролировали, что действовали под гнетом эмоций. Дойдет и сожаление. Но сейчас… Сейчас с Иры уже слетает домашняя футболка, руки девушки развязывают шнурки на спортивках Антона, сам он возится с бюстгальтером, пытаясь расстегнуть его. В головах обоих пусто, абсолютно, штиль. Терморегуляция нарушена, на улице как-никак тридцатое октября, ветер, огонь начинает потихоньку догорать, а им плевать. Как только парень справляется с нижним бельем, Ира переползает к нему на колени массируя шею, облизывает выпирающие ключицы и сразу же кусает. Проходится по выпирающим ребрам, утыкаясь носом в яремную впадину. Руки Антона дрожат от возбуждения, адреналина и холода. Он оглаживает ледяными пальцами грудь девушки, от чего соски набухают, аккуратно проходит по розоватым линиям на коже, оставшимся после лямок от лифчика. Парень проводит напряженной ладонью от ключиц до шеи немного сжимая её придушивая, затем отстраняясь вовлекает в новый поцелуй. Ира стягивает с Антона штаны вместе с боксерами, отползая назад проходясь руками по ребрам и размашисто вылизывая каждый сантиметр тела мальчика от груди до бедер и встает на колени. Антон приподнимается к девушке забирая ей волосы. Никаких страхов. Никаких сомнений. Никаких мыслей. Всё тот же штиль. Всё та же пустота. Ира оглаживает головку члена пальцем и насаживается на него, плотно охватывая губами. Антон слегка стонет, надавливая на голову девушки. Еще пара неритмичных, для пущего эффекта движений и мальчик отводит голову Иры в сторону и кончает. Нет, ему не стыдно, что он финишировал чуть больше чем за минуту, ему плевать, плевать буквально на всё, впрочем, как и Ире. Их обоих с головой накрыла апатия. Девушка одеваясь мельком взглянула на небо. — А вот и рассвет… — хмыкнула она, парень улыбнулся ей в ответ. Уже через пару минут они сидели рядом друг с другом, как будто ничего и не было, наблюдая как отступала ночь, сменяясь предрассветными сумерками. Как из сереющей темноты постепенно проступали неясные очертания окружающего мира — силуэты домов, деревьев. Небо на востоке светлело. Вокруг царила сонная тишина. Светлое пятно на горизонте становилось больше и больше. Ветер с бешеных порывов, перешел на ласкающие потоки. Утренняя влага стелилась над землей. Природа замерла, будто готовясь к чуду. Все четче становились окружающие предметы, линяя горизонта всё отдалялась, позволяя рассмотреть оживающий город. Наконец, около самого горизонта вспыхнула ослепительная каемка солнечного круга. Она еще совсем маленькая, но уже поразительная яркая. В тот момент, когда она зажглась на востоке, кажется проснулись первые птицы. Послышался шорох в кустах и ветвях деревьев, первое несмелое чириканье. Солнце постепенно все больше выглядывало из-за горизонта. С дерева слетела птица, колыхнув ветку. Где-то залаяла собака, скрипнула дверь, зазвучали голоса людей. Вот уже показалось полное солнце, и стало до слез больно на него смотреть. Наступил новый день. Прошло еще около двадцати минут в полной тишине, когда с лестницы послышались весьма неуверенные шаги. Они становились всё громче, пока не стало понятно, что человек уже на крыше. Глубокий, облегченный выдох. — Да вы охуели совсем! Как будто и так мало поводов для волнения дали! — Только сейчас ребята синхронно обернулись. Это был Сережа. Волосы взъерошены, в домашней одежде и тапочках, до жути напуганный и уставший. — Нет еще и полуголые! Придурь! Время остановилось. Понимание содеянного начинает долбить в висках. «Полуголые» — несколько раз проносится у Антона в голове. Он быстро осматривает себя и Иру на предмет улик. Только после этого анализа до него доходит, что друг имел в виду верхнюю одежду. Сережа снимает с себя какую-то толстовку на молнии и натягивает её на плечи Иры, треплет Антона по макушке и тяжело вздыхает — Так и знал, что вас здесь найду. Арсений звонил… — теперь помимо пульсации в висках образуется неприятный ком в животе, начинает крыть тревога и паника. Он забыл об Арсе. Об Арсении. О мужчине, который ради него год ходил психологу. О том, кто старался измениться ради него, поддерживал. О том, кто не сказал ни слова, когда Антон решил остаться у Сережи, хотя ему объективно было больно. О том, кто ездил по всей Москве, в поисках мальчика. О том, кто любит и любим… — Он очень переживает. Спрашивал пойдешь ли ты в вуз или тебя отмазать. — еще один болезненный укол. Антон весь ежиться внутри, как можно сильней стараясь сдержать слезы. В голове наступил мысленный диалог. Нет не так, там был бунт, что было делать — непонятно. С одной стороны хотелось увидеться с Арсом, сказать ему спасибо, обняться. Он близкий, дорогой человек. С другой, он всё еще его боится. Антону стыдно, Антону страшно, Антону больно. Стыдно за то, что перед Арсением он ломался, как целка, а с Ирой — получите, распишитесь. Страшно за реакцию Арсения, потому что он ревновал Антона именно к Ире. А больно было… Да за всё… За свою глупость, за спонтанность, а главное за то, что причинил боль любимому человеку. Далее по списку следовали угнетения по поводу предательства лучшего друга, одного из самых близких людей, спасавшего из любых ситуаций, всегда поддерживающего и прощающего. — Я пойду. Одолжишь одежду? А то моя… — Антон украдкой кидает взгляд на кучу пепла вперемешку с не догоревшими остатками ткани. Мальчик долго сопротивлялся походу в вуз, но всё же решился. Слишком пугающе оставаться один на один со своими мыслями, было ощущение, что еще немного и они поглотят его целиком, оставив лишь ели живую физическую оболочку. — Я даже спрашивать не буду нахера вы это сделали, но видимо так надо… — Сережа выдавил из себя заметно усталую улыбку — Хочу тебе напомнить, что в квартире всё еще стоит шкаф с твоей одеждой. — парень еще раз оглядывает эту парочку. Оба не выспавшиеся, уставшие, со стеклянными глазами смотрящими куда-то в никуда, растрепанные, в мятой одежде. Громкий, вымученный вздох. — Может не пойдете никуда, а? Выспитесь, умоетесь, поедите? Как вам такой расклад? — его беспокойство и растерянность было видно даже затылком. — Сереж… — Ира перевела взгляд сначала на мальчика, потом на своего парня — Антон из-за ноги много пропустил, а мне просто отсутствовать нельзя, тем более без уважительной причины. Меня же живьем съедят и не поморщатся. Ты же знаешь… — девушка непринужденно улыбнулась, поднялась и легко поцеловала Сережу. Антона накрыло негодование. Он не понимал, как Ира настолько просто скрывает эмоции, как она так быстро переключается. Сверху уверенно уселась и зависть. Конечно мальчик не знал, отпустила ли девушка ситуацию с Ильей и Лешей, переносила ли она её легче, и что она чувствует по поводу отсоса своему другу гею на крыше, но смотря на её легкость и искренность казалось, что ничего и не было, что ей плевать и что всё то, что она переживает последние сутки никак её не трогает. Хотелось так же. Следом догнали другие мысли: «Ира сказала, что пережила попытку изнасилования не в первый раз… А что если и подобное выпускание пара с ней не впервые… Так Антон, стоять, как-нибудь потом подумаешь на этим, не подставляй подругу. Еще раз… Так, включаем режим «улыбаемся и машем».» Парень тоже поднялся с пола и обнял Сережу, через пару секунд к ним присоединилась и Ира. — Так, я всё понимаю, тоже очень-очень рад вас видеть, но если мы сейчас не пойдем собираться, то и на вторую пару не успеем… *** Утро, как назвал его Антон два точка ноль началось стереотипно прекрасно. Солнце впервые за множество грязных осенних дней выглянуло, красиво ложась на предметы рыжим теплым светом, огибая силуэт Иры, сидящей на подоконнике и пьющей кофе, запах которого уже разнесся по всей квартире, как и запах тушеных с яйцами овощей под властью Сережи готовящего завтрак. Из открытой форточки легонько дул по-весеннему теплый ветер развевая волосы девушки. Пол под ногами Шастуна немого поскрипывал, придавая аутентичности. И всё бы ничего, но… Но одно большое «но» никак не давало Антону покоя. С этим «но» не помог ни холодный душ, ни горячий кофе, ни объятия. Хотелось просто кричать. Да парню стало легче, да он снова ощутил маломальский контроль над своим телом, но стоило ли оно того? Стоило ли вновь приобретённое «я» причиненной боли двоим своим самым близким людям? Стоило ли спонтанное решение того, что он сейчас чувствует? В данный момент мальчик больше склонялся к ответу «нет». Следующий вопрос который остро стоял перед Антоном: «А стоит ли вообще говорить Арсу о произошедшем?». И тут ответ еще менее очевидный, чем прошлый. С одной стороны: зачем его ранить? Ведь это был далеко не сознательный выбор, парень не мог себя контролировать. Ему это нужно было. Слишком нужно. Да и кроме как от Антона Арсений это ни от кого и не узнает. Разве что от Иры. Но она тоже явно не жаждет об этом распространяться, у самой скорее всего такие же тараканы в голове. С другой: рассказать всё-таки наверное стоит. Потому что после этого вечера Сережа с Арсением начали опасно ближе общаться, и если Ира вдруг решиться рассказать эту страшную тайну, то друг ненароком, а то и нароком сольет всё мужчине. Тем более Арс далеко не дурак и сразу же заметит изменения в поведении мальчика и тогда последуют вопросы, на которые Антону придется отвечать. Следующее, что волновало мальчика, было скорее не вопросом, а осознанием. «Какова вероятность того, что если бы рядом была не Ира, а Арс, он бы так же накинулся на него?». Это довольно сильно ударило парня, ведь он сам отказался от общества мужчины. Как бы Антон ни пытался переложить хоть немного ответственности на своего парня у него ничего не выходило. Во всём виноват только он. Только у него руки по локоть в крови. Тут даже на Иру гнать не получится, ведь инициатором этого действа был кто? Правильно — Шастун Антон Андреевич собственной персоны. И да, конечно же, можно сказать, что Арсений вызвал этот ебучий флешбек, что именно он своими действиями заставил согласиться на поход к Илье, что именно воспоминания связанные с Поповым заставили Антона не сопротивляться, но нет. Это не так. И это приходиться понять слишком быстро. Он сам повел себя, как маленький, обиженный мальчишка. Нет бы поговорить, обсудить всё, домой поехать хотя бы. Парень просто решил вызвать ревность, заставить по переживать. «Короче сам виноват» — вывел красным у себя в голове Антон. — Как дела Олимпийский?! — вывел из раздумий Сережа раскладывая по тарелкам омлет с пережаркой. От Антона с Ирой послышалось неуверенное «У-у-у-у-у-у-у» — Тох ты бы хоть Арсу написал, а то он там переживает наверное… Мальчика немного тряхнуло. Он пошел в свою комнату и достал телефон. На нем было много пропущенных от Арсения и Сережи со вчерашнего дня и куча сообщений, начиная со старосты, заканчивая Оксаной и Димой — «Всех видимо вчера на уши подняли» — Парень разблокировал телефон читая университетскую группу. Антон улыбнулся, когда увидел, что ему ко второй паре — значит он ничего не пропустил, но счастье продлилось недолго. Следующая же строчка гласила: «Вторая пара — Актерские искусства. Преподаватель: Арсений Сергеевич Попов»