Innocence Died Screaming, Honey Ask Me I Should Know

Проскользнуть мимо нескольких призраков, бродивших по Дому Блаженств, даже с Бань Юэ, которая ведёт их, оказалось проще, чем можно было рассчитывать. Во-первых, они с самого начала практически ни с кем не сталкивались. В залах нет ни стражи, ни слуг, суетящихся с едой или тряпками. Единственный раз, когда они попадают в опасное положение, происходит, когда пожилая женщина, одетая в роскошную, хотя и откровенную одежду, останавливает Бань Юэ, чтобы пристать к ней с расспросами. К счастью, трём богам удаётся скрыться из виду, как только она поворачивает за угол, и её голос легко разносится по пустому пространству, предупреждая их. — Бань Юэ, — громко зовёт она. Хуа Чен не уверен, должно ли это звучать так резко, или же она просто так разговаривает. Он полагает, это не так уж важно. — Я знала, что это ты, дитя. Не видела ли ты где-нибудь нашего драгоценного гэгэ? — судя по интонации, с которой она произносит последнее слово, очевидно, что она поддразнивает. Также очевидно, по крайней мере для Хуа Чена, что поддразнивание направлено на Бай Хуа, что в равной степени поразительно и непостижимо. Сидя за колоннами, Хуа Чен и Ши Цинсюань обмениваются ошеломлёнными взглядами. — Гэгэ? — говорит она. Хуа Чен просто хмурится. По крайней мере, их может утешить тот факт, что Бань Юэ, похоже, так же опешила, как и они. — Вы имеете в виду моего Генерала? Женщина фыркает, но кивает. — Ты его видела? — Ранее, — признаётся Бань Юэ, — но сейчас он занят. — Он всегда занят, — ворчит женщина. — Я уже пыталась с ним связаться. Может быть, если бы он не отвлекался на каждый призрачный огонь, который плачется ему, он бы действительно ответил. Было бы на что смотреть, не так ли? Наш любимый князь демонов должен взять перерыв хоть раз. Бань Юэ неловко переминается с ноги на ногу. — Он ушёл по каким-то делам. Думаю, это было важно, — говорит она, похоже, не желая соглашаться с женщиной и отзываться плохо о своём генерале, но также и не желая ввязываться в спор. — До этого он был… Вы слышали, что случилось на тренировке? Это заставляет женщину задуматься. — Да, вообще-то, — произносит она тише, чем раньше. У неё есть аура самодовольства, наслаждения какими-то тайными знаниями, к которым все прочие не причастны; она отражается в её глазах. — Так это правда? Ходят слухи, что он сражался с богом. Бань Юэ наклоняется вперёд, словно собираясь открыть секрет. Понизив голос, она подтверждает: «С Хуа Ченом. Хотя я бы не назвала это сражением». Упоминания в разговоре достаточно, чтобы привлечь внимание Хуа Чена и заставить его сосредоточиться на двух призраках. Однако прежде, чем он успевает вскинуть голову, старшая из пары резко втягивает воздух, полностью забывая о своём раздражении из-за того, что её игнорируют. — Хуа Чен? — повторяет она. Одна из её рук крепко вцепляется в ткань платья. — Ты уверена? Я знала. Я знала, что это будет он. То, как она говорит «Я знала, что это будет он», заставляет Хуа Чена замереть. Хоть убей, он не может понять почему, но это звучит знакомо. Слишком знакомо. Я знала, что это будет он. Хуа Чен рискует ещё раз выглянуть из-за каменной колонны, чтобы осмотреть женщину. Она старше Бань Юэ на порядочное количество лет, и несмотря на платье с глубоким вырезом и отсутствие манер, похоже, стареет изящно. У неё длинные чёрные волосы, спадающие до талии, собранные сзади с помощью только простых косичек и украшений. Её одежда смело скроена, но этого недостаточно, чтобы принять её за женщину лёгкого поведения. Во всяком случае, то, как она одета, говорит о богатстве и статусе. Колотящееся сердце Хуа Чена становится тяжёлым, когда его посещает непрошеная мысль: статус, подобающий даже супруге князя демонов. Редкие драгоценности и украшения, которые можно на ней увидеть, не говорят конкретно об этом, однако могут. И в этом был бы смысл, думает он. Женщина, безусловно, красива, и ничто в ней не предполагает застенчивости. Такого рода доверие со стороны непревзойдённого нужно заслужить, не так ли? И по крайней мере, она, похоже, не испытывает трудностей с тем, чтобы говорить свободно. Хуа Чен почти смеётся. Конечно, Бай Хуа хотел бы партнёра, который уверен в себе и которого нелегко запугать. Несмотря на то, что он производит впечатление тихого человека, кого-то с его положением, естественно, привлекают сильные личности. — Я уверена, — говорит Бань Юэ, снова обращаясь к ней. В этом нет необходимости; женщина не обращает на неё никакого внимания. Она давно погрузилась в свои мысли, рука, которая не держит платье, касается губы в задумчивом жесте. После паузы в тишине, она, как и Хуа Чен, с энтузиазмом втягивается в разговор. — Ладно, — она поворачивается к Бань Юэ, готовясь сказать что-то ещё, но чем бы оно ни было, оно умирает на её языке. — Просто… Когда у него будет минутка, скажи ему, чтобы он пришёл ко мне. Он знает, зачем, — она уходит прежде, чем Бань Юэ произнесёт слова подтверждения, очевидно, не заботясь о том, что её послание затеряется. Когда она проходит мимо, Хуа Чен может разобрать слова, которые она бормочет себе под нос. К сожалению, он несколько раз слышит своё имя. Он наблюдает за ней, пока она не исчезает из поля зрения, её фигура скрывается за другим закруглённым углом, когда она поворачивает в другой зал. Хуа Чен должен подавить желание последовать за ней и задать вопросы. Они знакомы? А должны? Что заставляет её произносить его имя таким образом? Кто она? Кто она для Бай Хуа? Последнее не имеет отношения к делу, ему это известно. Тем не менее, он не отказывается от этого. Бань Юэ считает до десяти, прежде чем убеждается, что угроза обнаружения миновала. Хуа Чен это знает, потому что тоже считает, пытаясь увидеть, не направляется ли к ним кто-нибудь ещё, кто мог бы сорвать их прикрытие. Никого нет. Они без проблем попадают в коридор, который спрятан в глубине поместья, длинный коридор с единственной дверью в самом конце. Нетрудно догадаться, что им делать. Взяв инициативу на себя, Ши Цинсюань тянется к одной из ручек, расположенных по обеим сторонам, и тянет. Дверь не двигается с места. Ши Цинсюань хмурится. Она тянет сильнее. Дверь не поддаётся. — Гм, — произносит она и нервно смеётся. — Небольшая помощь? Хуа Чен многозначительно смотрит на Лань Цяньцю, молча посылая ему сообщение: «Она тебя имеет в виду». К его чести, молодой бог безропотно встаёт рядом с Ши Цинсюанем, взяв по дверной ручке в каждую руку. Хуа Чен не удивляется, когда это ничего не меняет. Они даже не пытаются изменить подход, дёргая, словно дверь немного заклинило. — А вы пробовали дёрнуть её? — услужливо интересуется он, небрежно прислоняясь плечом к стене, когда Ши Цинсюань и Лань Цяньцю поворачиваются к нему, и в их взглядах горит раздражение. — Может, на сей раз это сработает. — Знаешь… — начинает Лань Цяньцю, закатывая один рукав. Ши Цинсюань останавливает его, когда тот делает шаг к Хуа Чену, её протянутый веер сдерживает его. — Ваше Высочество! — оба бога поворачиваются к ней. — Я имею в виду… — говорит она, затем вздыхает, слегка нахмурившись. — Ничего. Можете просто помочь? Хуа Чен обдумывает это. — Нет, — произносит он. Реакция заторможенная: Ши Цинсюань и Лань Цяньцю мгновение смотрят на него с каким-то недоверием, открыв рты и нахмурившись. Прежде чем они начинают протестовать, Хуа Чен поднимает руку. — Вы не сможете открыть её силой, попробуйте что-нибудь ещё. — И что ты предлагаешь? Эту часть он пока не понял. Дверь, к которой привела их Бань Юэ, была большой, твёрдой и простой, за исключением ручек на каждой из створок. Она не выглядит непробиваемой, однако внешний вид часто обманчив. Особенно, если это касается Бай Хуа. Хуа Чен бросает взгляд на Бань Юэ. Призрак мало что сказал с тех пор, как вывел их из комнаты, однако она внимательно следит за ними. Пока что их усилия её не впечатлили. — Бань Юэ? — обращается к ней Хуа Чен. Она поворачивается к нему, спокойно и скрестив руки за спиной. — Да? Хуа Чен смотрит на неё, а затем на дверь, приподняв бровь. — Она заперта, — говорит Бань Юэ. Хуа Чен закрывает глаза, глубоко вдыхая через нос. Он знает, что дверь заперта. Он также знает, что для того, чтобы отпереть её, требуется больше, чем просто сила, и если есть защитное поле, которое нужно сломать, то оно не на их стороне. Что оставляет их в тупике. Застрявшими в ожидании быть обнаруженными. Коридор — тупик. Достаточно одного мимо проходящего — шумного приведения, увиденного ранее, или же тихого, или даже самого Бай Хуа, — чтобы всё пошло наперекосяк. Хуа Чен делает быстрые вычисления. Минусы перспективы провалить миссию: 1) Смерть, возможно. Вероятно, пытки. Раздражённый Цзюнь У — определённо, хотя Хуа Чену наплевать на чувства Небесного Императора, ему также интересно увидеть, настолько далеко этот человек может зайти в своей злобе, если ситуация не сложится в его пользу. В настоящий момент для Хуа Чена всё могло бы быть хуже, как бы абсурдно это ни звучало. У него есть время путешествовать, время для рисования. Конечно, у него есть — было — больше свободы, чем у других Небесных чиновников, вследствие его непродолжительного изгнания. Он очень сомневается, что Цзюнь У вновь назначит это «наказание». 2) Бай Хуа. Хуа Чен не позволяет себе вдаваться в подробности этого пункта. Плюсы: … Верно. Так что поэтому. Что-то холодное прижимается к кончикам его пальцев, заставляя снова открыть глаза. Когда он это делает, то обнаруживает, что Бань Юэ уже ушла. Всё, что осталось, — белый цветок, аккуратно вложенный ему в ладонь. Ши Цинсюань и Лань Цяньцю вновь обращают внимание на дверь. Они игнорируют Хуа Чена, когда тот очерчивает узор на нижней стороне одного из лепестков, гладких и сладко пахнущих. Не задумываясь, Хуа Чен его отрывает. Цветок аккуратно рассыпается. — Что! — Ши Цинсюань произносит это так, словно не понимает, вопрос это или восклицание. — Что ты…? Хуа Чен поворачивается. Нет ни показательного щелчка, ни грандиозного разоблачения, но когда боги вновь тянут, дверь распахивается. У неё даже нет приличия, чтобы создать видимость сложности этого процесса. Хуа Чен хмурится, глядя на это, а затем снова на цветок. Приняв решение, он засовывает цветок в складки своей мантии, ткань прижимает его к груди. — Итак? — говорит он. — Не стойте здесь без дела. Два одинаковых взгляда впиваются в его шею, когда он проходит мимо Небесных чиновников. Хуа Чен усмехается. Как оказалось, триумф недолговечен. На самом деле не стоило ожидать обратного. — Должна ли я… пробить его? — спрашивает Ши Цинсюань. Туннель, поначалу достаточно широкий для пятерых, сужается по мере того, как они идут, так, что теперь могут пройти только двое, и Лань Цяньцю угрюмо плетётся позади, пока двое взрослых возглавляют экспедицию. Ну или по крайней мере так должно быть. Ещё в сотне шагов от места, где началось сужение, дорога полностью обрывается, перекрытая твёрдым камнем. «Должна», считает Хуа Чен, однако для неё это несколько самонадеянно. Быстрый всплеск духовной энергии говорит ему, что толщина стены не менее десяти футов. Ши Цинсюань вооружён веером. «Способна ли» должно было стать отправной точкой. Хуа Чен не поднимает этот вопрос. В любом случае, ответ один и тот же. Может потребоваться чудо, чтобы её маленький кулачок пробил стену, однако потребуется ещё несколько, чтобы не оповестить ведь Дом Блаженства. — Слова «работа под прикрытием» что-нибудь для тебя значат? — холодно спрашивает он. — «Нет» было бы подходящим ответом. — Тогда нет, — говорит Хуа Чен. Лань Цяньцю делает шаг вперёд, зажигая пламя на ладони. — Я думаю— — Я не спрашивал. Молодой бог таращится в ответ. — В чём твоя проблема? — требовательно спрашивает он. Хуа Чен холодно смотрит на него сквозь мерцание пламени. — С тобой? Или вообще? Лань Цяньцю хмурится с задумчивым и омрачённым выражением лица. Между ними висит густая тишина, настолько напряжённая, что он почти удивляется, когда никто не обнажает меч. Но момент проходит. Лань Цяньцю усмехается и отворачивается, прерывая транс. — Что это? — слышать голос Ши Цинсюаня неприятно, его нервы всё ещё напряжены из-за Бога Войны с Востока, и Хуа Чен изо всех сил старается закатить глаза так, чтобы это не было слишком заметно. — Барьер, — отвечает он. — Они у нас на Небесах тоже есть. Если Повелитель Ветров и замечает сарказм, капающий с его языка подобно кислоте, она это игнорирует. Вместо этого она приседает, наклонившись к земле и прижав ладонь к кирпичной кладке пола. На одной из плит вырезан одинокий цветок на слегка наклонившемся стебле, неспособном выдержать его вес. К текущему моменту Хуа Чен до боли знаком с этим символом. Настоящий цветок в его кармане внезапно тяжелеет. — Как ты открыл дверь в первый раз? — спрашивает Ши Цинсюань, не отрывая взгляда от пола, пока говорит. Почему-то это не облегчает того чувства, что приходит, когда на него всё же смотрят. Он суёт руку в складки своей мантии. Его указательный и средний пальцы легко находят холодный цветок, словно это отработанное движение. Привычка, о которой он не подозревал. Цветок мягкий, как всегда. Кажется, он никогда не вянет и не становится хрупким. Если подумать об этом, то цветок из Храма Водных Каштанов тоже не начал увядать, несмотря на то, что Хуа Чен сделал больше, чем просто смотрел на него часами, не потрудившись переместить его куда-нибудь поближе к солнцу. Хотя он полагает, что если цветы не возражают против того, чтобы расти здесь, из всех мест, тихий ветхий храм тоже не будет для них неподходящим. — Как-то так. Как и в первый раз, лепесток легко поддаётся его прикосновению. Хуа Чен действительно чувствует лёгкое раскаяние, отделяя его от бутона, что просто нелепо. Это всего лишь цветок. Бедняжка даже не живая, к тому же далеко не безобидная. Фактически, можно с некоторой степенью уверенности утверждать, что одного упоминания о нём в сети духовного общения было достаточно, чтобы несколько — не ноль — Небесных чиновников до смерти перепугались. И тем не менее. Хуа Чен не уверен, как именно работает механизм, однако он точно работает. Как только лепесток распадается, стена, блокирующая остальную часть туннеля, аккуратно рассыпается на щебень и пыль, по которым они могут беспрепятственно пройти. Никто не делает первого шага вперёд. — Это…? — Ши Цинсюань начинает спрашивать, словно впервые замечая цветок. По изгибу её губ отчётливо видна настороженность, однако больше она ничего не говорит, кроме наполовину сформулированного вопроса. — Бань Юэ, — поясняет он, отвечая на некоторые вещи, которые Повелитель Ветров оставляет недосказанными, но не на все. Это нормально. Это не его работа — объяснять ей всё. Хотя он вынужден признать, что вид, как она мысленно соединяет точки между цветком, Белым Цветком, белыми лепестками и самим Хуа Ченом, действительно беспокоит. На ум приходит картина с маленькой статуей, руки которой бережно держат цветок. Он надеется, что Ши Цинсюань не прослеживает связь так далеко. Однако то, как она переводит на него взгляд, говорит о том, что она это сделала. — Хорошо, — это всё, что она говорит. Они идут дальше. Трио проходят через ещё три своеобразных контрольных точки, на каждой из которых выгравирован один и тот же символ. Решение этой проблемы не меняется с новыми препятствиями: Хуа Чен просто отрывает лепесток, а затем они проходят дальше. Ничего плохого от того, что они обезобразили цветок, не происходит, несмотря на растущее волнение других богов. С каждым падающим лепестком Хуа Чен слышит, как они задерживают дыхание, ожидая звука шагов. Этого не происходит. Тем не менее, неотъемлемая часть использования символа непревзойдённого в качестве того, что ведёт их по поместью, позволяя оставаться незамеченными, явно давит на всех троих. Рука Лань Цяньцю постоянно лежит на рукояти меча, и Ши Цинсюань вцепился в свой веер до побелевших костяшек. Никто не поручает Хуа Чену ничего, кроме распоряжения цветком; это, по-видимому, и является задачей. Не то чтобы он возражал против такой организации. Его нежелание делать что-либо на самом деле утомительное, и он находит какую-то часть себя успокоенной фактом, что никто не пытается отнять у него цветок или попытаться открыть путь самостоятельно. Он не знает почему, но что-то в глубине души подсказывает ему, что это было бы плохой идеей. Третья остановка, к общему облегчению, оказывается последней. Хотя цветок далеко не пустой, у него также нет бесконечного числа лепестков, и Хуа Чен не хочет думать о том, что произойдет, когда они закончатся. Оказывается, ему и не нужно. Сначала до них доносится зловоние крови, медные нотки с оттенком мускуса, застоявшееся в подземном туннеле. Затем они слышат резкое, неровное дыхание, прежде чем мужчина, к которому оба пункта относятся, наконец предстаёт перед ними. Лань Цяньцю придвигается ближе, пламя на ладони светится. Свечение отражается от каменных стен, отбрасывая странные тени на лицо мужчины. Это не имеет значение — Ши Цинсюань взглянул на него и резко выдохнул. — Это ты! Мужчина вскидывает голову, цепи звенят в такт движению. На его лице мелькает что-то вроде удивления, но оно быстро сменяется решительностью — Я тебя знаю? Ши Цинсюань издаёт звук, который кажется скулящим, насмешливым и недоверчивым. — Мин-сюн! — восклицает он, указывая на мужчину веером. — Как ты вообще мог такое сказать? Я твой лучший друг! — Я никогда в жизни не видел тебя, — твёрдо отрицает он — Мин-сюн. Хуа Чен никогда не утруждал себя тем, чтобы выучить большинство имён Небесных чиновников, и из-за экономии времени, и по личным причинам. Однако нетрудно угадать личность человека, скованного перед ними. В конце концов, есть только пять повелителей элементов, и один из них — Мин И, более известный как— — Господин Повелитель Земли? Ши Цинсюань машет рукой в его сторону, не отвлекаясь от скованного бога. — Да, это он. Вы встречались раньше. — Разве? — его бровь скептически приподнимается. — Да, — говорит Ши Цинсюань, в то время как Мин И говорит: «Нет». — Да, встречались, — настаивает Ши Цинсюань, несмотря на возражения друга. Она по-прежнему не удостаивает Хуа Чена взглядом, полностью сосредоточившись на цепях, сковывающих запястья в синяках. — На перевале Баньюэ. Мы оба были там. Каким-то образом, несмотря на значительную потерю крови, лицо Мин И слегка бледнеет. Хуа Чен озадачен на мгновение, прежде чем вспоминает одетую в чёрное совершенствующуюся, путешествовавшую с Повелителем Ветров в их первую встречу. Она — ну, он, — тогда мало что сказала самому Хуа Чену, однако произвела хорошее впечатление, обрушив здание на Пэй Су. Хуа Чен чувствует, как уголок его рта подёргивается. — Значит, ты всех своих друзей заставляешь заниматься кросдрессингом…? Мин И смотрит на него через плечо Ши Цинсюаня, не очень довольный напоминанием о том, что он был женщиной. — Ваше Высочество, — сухо говорит он. Хуа Чен знаком с этим тоном; он подразумевает «Ты», и отнюдь не по-доброму. — Мне жаль, что я пропустил ваше возвращение. Намёк понят. Мин И, очевидно, не имеет привычки церемониться. — Я полагаю, это вы послали Восходящего Огненного Дракона? — спрашивает Хуа Чен во время тактического отступления. Он сбережёт выяснение отношений с Повелителем Земли на время, когда никто не будет чертовски избит и прикован цепями к стене. — Да. Хуа Чен критически смотрит на него, и даже если запаха было бы недостаточно, нельзя отрицать кровавый беспорядок вокруг Мин И, его одежды запачканы, а лицо потемнело от ран. Хуа Чену трудно представить, что Бай Хуа мог стать причиной чего-то подобного, несмотря на всё, что на него указывает. Конечно, он на это способен, но почему? Что привело его к этому? Исходя из того, что видел Хуа Чен, этот человек обладает поистине впечатляющей способностью к контролю над своей собственной властью. Даже в те несколько редких случаев, когда казалось, что что-то его расстраивало, он никогда так не набрасывался. Между гневом и пытками есть толстая грань, переходить которую, как он уверен, Бай Хуа не любит. Ши Цинсюань, должно быть, разделяет его недоверие. Подсунув руку под Повелителя Земли, она поднимает его на спину, стараясь не тревожить его раны. Наполовину дразня, наполовину беспокоясь, она спрашивает: «Мин-сюн, я думала, ты умеешь драться? Как тебе удалось разозлить Белого Цветка достаточно для этого?» Хуа Чену тоже любопытно это узнать. Мин И, однако, явно не нравится обсуждать эту тему. — Заткнись, — рычит он. Возможно, этот тон может подействовать на Повелителя Ветров (маловероятно, если учитывать, как она закатила глаза), но Хуа Чен никогда не игнорировал проблему только из-за того, что попытка её решения может вызвать ещё более трудную ситуацию. — Почему Белый Цветок, — он почти называет его Бай Хуа, но не делает этого, — хочет усложнить вам жизнь? От него не ускользает то, как напрягаются плечи Мин И. Что-то в его выражении лица незаметно меняется, становясь холодным и неутешительным для Хуа Чена. Тишина затягивается на большее количество времени, чем следовало бы, и Повелитель Земли не говорит ему заткнуться, как и не отвечает на вопрос. Хуа Чен настолько озабочен отсутствием реакции от Мин И, что едва замечает, как они достигают двери, и толкает её, открывая, без раздумий. Он сразу же понимает свою ошибку, когда пытается перенести вес на ногу, которая уже перешагнула порог, но обнаруживает, что падает вперёд, потеряв баланс. — Бля… — начинает он, но внезапное чувство невесомости крадёт ругательство из его рта. Приземление несколько сбивает его дыхание, прижимая его к земле не слишком ровно. Или… блять, нет. Он приземлился не на землю. Под ним раздаётся кашель. Хуа Чен его игнорирует, словно это сделает ситуацию менее реальной. — Хуа Чен? Ему даже не нужно открывать глаза, чтобы узнать, что происходит дальше, но он всё равно это делает. Это почти поэтично, словно комедия об ошибках, разворачивающаяся прямо перед ним; словно что-то, вышедшее прямиком из наихудшего воображаемого сценария. — Гэгэ, я— И это всё, что он успевает сказать, прежде чем Ши Цинсюань делает прыжок, так изящно проваленный Хуа Ченом, её одежды трепещут, когда она и Повелитель Земли падают прямо на Хуа Чена. У него нет времени говорить и двигаться, так что Хуа Чен останавливается на единственном возможном порядке действий: обхватает Бай Хуа и тянет. Угол неудобный, но это работает. Хуа Чен регулирует свой центр тяжести таким образом, чтобы на этот раз, когда они смещаются в сторону, его спина ударилась об пол, что позволяет Бай Хуа по инерции упасть на Хуа Чена. Раздаётся удивленный звук, когда воздух резко вышел из лёгких, и Хуа Чен не может с уверенностью сказать, что он исходил не от него. К сожалению, он смущённо осознаёт, что колено князя демонов оказалось между его собственными коленями, и оно зажимает его одежды. Одна рука Бай Хуа держит голову Хуа Чена, а другая лежит на его бицепсе, что оставляет самого Хуа Чена в ловушке непревзойдённого. В то же время Ши Цинсюань приземляется там, где эти двое находились всего секунду назад. Достаточно близко, чтобы Хуа Чен мог почувствовать порыв воздуха, шевелящий его волосы. Ши Цинсюань быстро поднимается на ноги. Бай Хуа быстрее. Хуа Чен, ошеломлённый, медленно встаёт, его правая рука тянется, чтобы накрыть слишком быстро бьющееся сердце. — Гэгэ… — снова говорит он. — Гэгэ? — Ши Цинсюань вновь его перебивает. Вспышка раздражения настигает Хуа Чена, и он стискивает зубы, чтобы не сделать что-то глупое. — Хуа Чен, кто это? Тогда он осознаёт, что Бай Хуа без маски. Фактически, он в точности такой, каким Хуа Чен его представлял: совершенствующийся в белых одеждах и с добрым лицом, с волосами, наполовину собранными в пучок. Не тот Белый Цветок, с которым знакомы боги, а тот, которого знает Хуа Чен. И тот, с которым он не знает, что делать сейчас. Он мог бы солгать. Ши Цинсюань и Лань Цяньцю не узнают его, пока Бай Хуа не скажет что-то. Может, они ничего не заметят. Это… маловероятно, признаёт он. Даже если Повелителю Ветров это лицо не знакомо, она вполне может установить связь. Она слышала, как женщина-призрак раньше называла Белого Цветка «гэгэ», а теперь ещё Хуа Чен? Если думать об этом достаточно долго, то всё очевидно. Не говоря уже о том, что Ши Цинсюань удручающе наблюдательна, когда Хуа Чен этого не хочет, — если она увидела цветок в его храме и слышала категорическое отрицание того, что они с ним друзья, то теперь она может увидеть это насквозь. И действительно, кто ещё это мог бы быть? Есть только один ответ, который имеет смысл. Ши Цинсюань в конце концов придет к этому знанию. А вот Лань Цяньцю — нет, потому что он идиот, но это не утешает. Знание одного человека уже достаточно опасно. Хуа Чен видит, как крутятся шестерёнки в голове Ши Цинсюань, как соединяются кусочки головоломки. Она почти у цели. У него мало времени. — Я могу объяснить, — говорит Хуа Чен. Произнося это, он смотрит на Ши Цинсюань, однако слова адресованы Бай Хуа. Быстрый взгляд говорит ему, что непревзойдённый знает это. — Хорошо. — Стой, нет, — говорит Ши Цинсюань, прежде чем Хуа Чен успевает произвести хоть слово. Её глаза пристально смотрят на призрака позади него. Она знает. — Зачем тебе что-то объяснять? Это он держит в заложниках Небесного чиновника! На это заявление Бай Хуа приподнимает бровь. Он ненадолго переводит взгляд на Мин И, словно впервые замечает его присутствие. — Его? — спрашивает он. Здесь некого больше иметь в виду. Немного удивлённая, Ши Цинсюань, защищаясь, говорит: «Да, его! Ты собираешься отрицать, что держал Повелителя Земли в своих туннелях, когда мы сами его там нашли?» — А что вы делали в моих туннелях, интересно. Несмотря на мягкий тон, Хуа Чен чувствует себя некомфортно. Это очень хороший вопрос, на который ни у кого из них нет достойного ответа. Что он там делал? Например, предавал доверие Бай Хуа. Шпионил от имени Небес. Незаконно проникал. Собирал доказательства. Странно осознавать, что на каком-то уровне Бай Хуа это всё знает. Он должен; иначе зачем привёл Бань Юэ в туннели? Зачем ей было прятать их в комнате, где их не найдут, вместо того, чтобы сдать своему генералу? Зачем ей было отдавать цветок Хуа Чену, полагая, что он каким-то образом знает, что с ним делать? Это не могло быть полностью не запланировано. Хуа Чен может не знать многого о маленьком призраке, но он знает, что она не зашла бы ради них так далеко, если бы думала, что это будет во вред её наставнику. Кроме того, он хорошо помнит её слова: «Может, моя работа заключается не в том, чтобы остановить вас». Хуа Чен бросает обеспокоенный взгляд на Бай Хуа, но на этот раз призрак уже не обращает на него внимание. Похоже, его больше интересует человек, стоящий прямо за плечом Ши Цинсюань. — Это, — говорит Бай Хуа, — действительно очень смело. Ши Цинсюань и Мин И застывают. Это не имеет значения; слова адресованы не им. — Белый Цветок, — лицо Лань Цяньцю искажено ненавистью, кулаки дрожат от едва сдерживаемой ярости. Он выплёвывает обращение, словно кислоту. Это единственное предупреждение, которое они получают перед тем, как он обнажает свой меч и направляет отполированное лезвие перед собой. Тот факт, что он находится недостаточно близко, чтобы ударить Бай Хуа, не играет никакой роли — оскорбления достаточно. Очевидно, урок он не усвоил. Краем глаза Хуа Чен замечает под одеждами Бай Хуа движение Жоэ; шёлковая лента скручена и напряжена, готовая к сражению. Хуа Чен видел, как непревзойдённый обращается с мечом, но не за пределами тренировочного боя. Тогда был товарищеский поединок. Но это — у него появляется чувство, что сейчас всё по-другому. Дверь, должно быть, привела их в оружейную Бай Хуа; по всей комнате расставлены стеллажи от пола до потолка, тщательно заставленные мечами, саблями, щитами — всё в идеальном состоянии. В любой другой раз Хуа Чен хотел бы заблудиться в этой комнате, любуясь выставленными на обозрение тщательно подобранными сокровищами. Однако сейчас его взгляд прикован к одной точке и только к ней: к блеску чёрной стали, выглядывающей через плечо Бай Хуа. Должно быть, он затачивал его до того, как прибыли Хуа Чен и остальные, если судить по отброшенному точильному камню и ремню. — Убери эту штуку, — холодно говорит Бай Хуа. Он не тянется к своему мечу, но движется так, чтобы тот попадал на свет; предупреждение ясное. — Тебе будет больно. — Это угроза? — требует Лань Цяньцю. Он не опускает лезвие. Ши Цинсюань и Хуа Чен поворачиваются, чтобы посмотреть на него. Даже Мин И, который всё ещё опирается на спину Ши Цинсюань, недоверчиво смотрит на молодого бога. «Да», кажется, говорит он, и ещё «Ты, блять, тупой?» Бай Хуа не формулирует это столь грубо. — Это факт, — говорит он. Просто, словно это должно быть очевидным. Хуа Чен вынужден согласиться. Никто другой — правда, никто, — не мог быть таким дерзким. Больше никто бы не посмел. Лань Цяньцю краснеет от злости, и он становится ещё более хмурым. — Ты— ! — Я пытался быть вежливым, — перебивает его Бай Хуа. Слова сжатые и резкие. — Я хотел сказать, что тебе следует уйти сейчас, пока я ещё оставляю тебе выбор. Его рука чуть шевелится сбоку. Хуа Чен действительно надеется, что до момента, когда придётся вытаскивать оружие, не дойдёт. У него нет иллюзии, что он способен победить Бай Хуа в реальном бою, а у Лань Цяньцю определённо нет шансов. Двое других, Ши Цинсюань и Повелитель Земли, даже не заслуживают внимания. Повелитель Ветров — не бог войны. Она не подходит для прямого боя, как остальные, но даже в этом случае они бы проиграли. Кроме того, её отягощает Повелитель Земли, который в своём нынешнем состоянии больше мешает, чем помогает. Хуа Чен не слишком оптимистично настроен по поводу всего этого. Несмотря на протесты Ши Цинсюань, Лань Цяньцю всё же проталкивается вперёд их небольшой группы. — Ты до сих пор не дал нам хорошего оправдания, — обвиняет он Бай Хуа. Пауза. Затем: «Я должен перед вами объясниться?» Это сказано опасно. Хуа Чен насквозь чувствует этот лёд, который вложен в вопрос. Такой тон от Бай Хуа он слышал только однажды, когда они были в Яме Грешников. Это время было не лучшим для Кэ Мо. Лань Цяньцю уже наносит второй удар; ещё один, и Хуа Чен ожидает, что поединок закончится ничем иным, кроме как разрушением. — Конечно, нет, гэ— Белый Цветок, — он пытается сгладить промах как можно быстрее, не желая осознавать, как естественно «гэгэ» пытается сорваться с языка. — Его Высочество имел в виду, — он старается бросить едкий взгляд на Лань Цяньцю, — он уверен, что это всё недоразумение. Прошу прощения у милорда за вторжение. Хуа Чен уверен, что из всех пятерых он меньше всего привык играть миротворца. Он всегда был склонен к конфронтации, подстрекательству, а не к посредничеству. Но сейчас у них заканчиваются варианты. Понятно, что Лань Цяньцю взял на себя роль агитатора, что неотвратимо заставляет их облажаться. Что бы ни происходило между Богом Востока и Князем Демонов, это далеко не в прошлом. Это старая рана, которую протыкали и резали, пока она не открылась полностью. Никто не хочет прощать и забывать. За исключением того, что это, может быть, неправда. Он думает, что Бай Хуа пробовал раньше. Он добровольно отпустил Лань Цяньцю после их боя. Он даже подстроил всё так, чтобы Хуа Чен наверняка победил и вернул назойливого бога, избавив их от некоторых проблем. Если бы только он сразу убежал, не так ли? А теперь они в дерьме, и винить некого, кроме их самих. Кого-то в большей степени. Непревзойдённый делает глубокий размеренный вдох и медленно выдыхает. — Хорошо, — говорит он, — Повелитель Земли возвращён. Мои поздравления, — он пытается улыбнуться. — Могу ли я ещё чем-нибудь вам помочь? Хуа Чен вздрагивает. Он единственный. В первый раз, когда Бай Хуа произнёс эти слова, не было никого, кроме его самого. Могу ли я ещё чем-нибудь вам помочь? Что бы то ни было, я рад помочь. Тебе нужно только попросить. Тогда всё было иначе. Тогда Хуа Чен ещё не помогал двум Небесным чиновникам умыкнуть третьего из-под носа непревзойдённого. Конечно, он должен был. Это был план, единственная причина, чтобы оказаться здесь. Но этого ещё не произошло. Он всё ещё мог притвориться. Может, он бы не справился с миссией. Может, Ши Цинсюань и Лань Цяньцю сами бы во всём разобрались, а ещё лучше — ушли. Они могли доложить, что искать некого, что уже слишком поздно. Ему было всё равно. Правда, ему было всё равно. В конце концов, Небеса никогда не делали ему одолжений. И он вернулся всего неделю назад? Или две? Недостаточно долго, чтобы Цзюнь У отправил его делать грязную работу, это уж точно. Заметил бы он, если бы Хуа Чен просто не вернулся? Заметил бы кто-нибудь? Что если Хуа Чен действительно принял предложение Бай Хуа выпить чаю, и ничего больше? Но эти «а что, если» уже осуществились. Теперь даже этого не осталось. Он удивляется, когда голос отвлекает его от мыслей. — Почему он здесь? — челюсть Ши Цинсюань напряглась, словно нужно было подготовиться, прежде чем говорить. Одна из её рук придерживает Мин И. Другая, как замечает Хуа Чен, сжимает веер так крепко, что костяшки побелели. Она пристально смотрит. — Что Мин-сюн тебе сделал? Бай Хуа отвечает не сразу. Хуа Чен не уверен, что он вообще собирается это делать, и судя по всему, Ши Цинсюань тоже. Каждую секунду, пока затягивается тишина, видно, как напрягаются её плечи. В конце концов, Бай Хуа фыркает. Звук идёт через нос, почти как смешок. Так и было бы, если было, над чем смеяться. — Почему ты не спросишь об этом его самого? — говорит он, кивая на Мин И. Повелитель Земли встречает его взгляд с нечитаемым выражением лица. — Одно дело — спланировать спасательную операцию для похищенного, и другое — подсылать шпиона, не правда ли? В наши дни Небеса так бесстрашны. Сначала они отправляют вас сюда, а затем зовут вас обратно. Бедный Цзюнь У, кажется, не может принять решение. Хуа Чен резко втягивает воздух. Смутно он слышит, как Ши Цинсюань делает то же самое, когда смысл слов Бай Хуа ставит всё на свои места. Шпион? Это объяснило бы некоторые вещи. Глаза и уши, нацеленные на небезызвестного Белого Цветка, принесли бы бесценную информацию Небесам, которые, несмотря на все усилия, так мало знали о бедствии. Мин И, должно быть, недавно послали под прикрытием, чтобы он подобрался достаточно близко, не вызвав подозрений. Вероятно, он использовал вымышленное имя и сменил внешность, чтобы не быть узнанным. Но что потом…? Хуа Чен рискует взглянуть на повелителя ветров. О. Он знает, что было потом: Перевал Баньюэ. Тогда они были вместе, пускай и в образе женщин. Ну, Мин И. Ши Цинсюань всё ещё в женском обличии, таком же, какое было в тот день. Единственное отличие заключается в одежде. Если бы Бай Хуа тогда видел внешность Мин И, то легко бы мог связать его с Повелителем Ветров. Тогда оставалось бы только найти улики. Это не заняло бы много времени. Бай Хуа делает пару шагов вперёд, проходя мимо Хуа Чена, пока не останавливается перед Лань Цяньцю. Острие меча последнего неподвижно замерло в воздухе, в нескольких дюймах от его шеи. Бай Хуа небрежным движением отодвигает его. — Что ж? Мин-сюн, верно? Ты уверен, что хочешь играть именно так? Ши Цинсюань ощетинивается: «Оставь его в покое!» Она готовится к драке, открывая веер и выставляя его перед собой. Хуа Чен не уверен, что она планирует делать, но он лично видел, какой беспорядок она может устроить. — Ши Цинсюань, — предупреждающее говорит он. Комната, где они находятся, немного тесновата для песчаной бури, не говоря уже о полноценной атаке. На этот раз Бай Хуа действительно смеётся. — Расслабься, — говорит. — Твой друг отчитывался перед Небесами последние десять лет, не так ли? Что будет от ещё одного сообщения? Ши Цинсюань и Мин И переглядываются. Медленно она ослабляет хватку, и Повелитель Земли встаёт на ноги. Похоже, Ши Цинсюань не довольна таким развитием событий. — Что? Бай Хуа улыбается, закрыв глаза, и его плечи вздрагивают единожды. Наклонившись, он кладёт руку на плечо Мин И. Другая образует чашеобразную форму, закрывая вид на его губы, когда он шепчет что-то, предназначенное для Мин И и только для него. Когда он заканчивает, он тянется назад, аккуратно скрещивая руки за спиной. На мгновение Повелитель Земли замирает. Затем он кричит, в ярости: «Отвали!» Несколько вещей происходят одновременно. Как только Мин И произносит эти слова, он оказывается за спиной Повелителя Ветров, чей веер создаёт сильный порыв ветра, который задевает Хуа Чена и Лань Цяньцю, заставляя последнего растянуться на земле. Хуа Чен только спотыкается, врезаясь во что-то твёрдое. Вернее сказать, в кого-то. Каким-то образом каждая точка их соединения замирает и горит на коже Хуа Чена, даже сквозь слои одежды. На поясе он чувствует вес руки Бай Хуа, притягивающей его к себе, другая его рука придерживает Хуа Чена за локоть, чтобы восстановить равновесие. Жоэ, должно быть, поймала его, когда появился ветер. Белая шёлковая лента вокруг его талии ослабевает, спускается вниз по руке и возвращается обратно к запястью Бай Хуа, завязываясь. Но у Хуа Чена даже нет времени, чтобы поблагодарить, прежде чем всё возобновляется. Лань Цяньцю в мгновение ока встаёт на ноги. Он атакует Бай Хуа, размахивая мечом. — Отпусти его! Бай Хуа отпустил, его глаза сузились, внимательно наблюдая. Лань Цяньцю пропускает первый удар, который наносит ему Бай Хуа, вытолкнувший Хуа Чена из схватки. Следующий его удар предполагается сильным, однако призрак блокирует его, вытащив собственный меч; его ещё даже не полностью достали из ножен, он просто поднят, чтобы парировать удар, направленный в плечо Бай Хуа. Следующие несколько атак нечёткие. Лань Цяньцю не может нанести ни одного удара, как и Бай Хуа. Фактически, он и не пытается; на каждый удар со слишком широким размахом Бай Хуа отвечает, блокируя его притуплённым краем ножен. За его движениями почти невозможно уследить. Лань Цяньцю определённо не может за ним угнаться, отброшенный в сторону из-за того, что оступился, когда Бай Хуа ударил его по щиколотке, на которую Лань Цяньцю перенёс большую часть своего веса. Хуа Чен ловит бога за воротник, прежде чем тот успевает упасть на пол. — Оставь это, — шипит он. Не нужно быть экспертом, чтобы знать, что Лан Цяньцю далеко и безнадёжно позади, но Хуа Чен изучает боевые искусства в течение многих лет. И Лань Цяньцю хорош, этого не отнять, — у него прочная основа и хороший контроль над телом и оружием. Но он далёк от уровня Бай Хуа. Есть подозрения, что мало кто вообще может с ним сравниться. Этот человек движется со скоростью и лёгкостью, которые Хуа Чен едва ли может понять, не говоря уже о том, чтобы бороться с ним, чтобы ранить. Лань Цяньцю проводит тыльной стороной ладони по щеке. Там небольшой порез, кровь размазывается тонкой линией. Хуа Чен даже не видел, когда его нанесли. — Трус! Хуа Чен встречает это слово со скучающим взглядом. Это не худшее, что о нём говорили, особенно в лицо. Бай Хуа, с другой стороны, застывает. — Что ты сказал? Он говорит осторожно, произнося слова так медленно и тихо, что по спине Хуа Чена пробегает дрожь. Гэгэ, думает он в панике, он не имел в виду тебя! И Лань Цяньцю, помоги мне, если ты ответишь на это— — Хуа Чен! Дерьмо. Хуа Чен не хочет отрывать взгляда от двух людей, стоящих перед ним, но истеричная нотка в обращении заставляет его обернуться. Ши Цинсюань оглядывается на него с испуганным выражением лица, переводя взгляд от бога к бедствию. Она поднимает два пальца к виску. — Дела плохи, — говорит она. — Ты так, блять, думаешь? — его голос звучит слишком высоко в сети духовного общения, с оттенком настоящего страха. — Вытащи нас отсюда. Сейчас! — Точно! Она снова раскрывает веер и начинает двигаться резкими вращающимися движениями, от которых порывы ветра разносятся по оружейной, заставляя мечи, подхваченные ими, летать. К счастью, они врезаются в стены, а не в людей, хоть Хуа Чен и хорошо обращается с саблей. Время, кажется, замедляется, когда порывы проносятся мимо него, а лезвие режет достаточно близко, чтобы обрубить конец распущенной пряди волос. Они врезаются остриём в столб с тяжелым ударом. Отвлечения или нападения, или чего бы то ни было в исполнении Ши Цинсюань, недостаточно, чтобы надолго занять Бай Хуа. Он отбрасывает снаряды так же легко, как если бы он отмахивался от мух. Нож летит прямо по направлению к горлу Бай Хуа — невозмутимый, он полностью вытаскивает свой меч из ножен и использует его, чтобы отразить удар и безвредно отправить его в сторону. Легкими движениями он прокручивает меч один раз, два, а вторую руку прижимает к груди для защиты от любых атак духовными силами. Температура в комнате заметно опускается, когда черная сталь становится полностью видна. Меч окружает густая холодная аура, от которой у Хуа Чена перехватывает дыхание. Фансинь. Ему знаком этот клинок. Что ещё хуже: Лань Цяньцю тоже. Хуа Чен видит по лицу бога, как у того происходит апоплексический удар. Это всепоглощающая ярость. Внезапная. Неистовая. Безрассудная. Это чистая эмоция, из-за которой Лань Цяньцю погибнет на поле боя, двигаясь иррационально и без изящества. Если он не будет осторожен — а он и не осторожен, Хуа Чену это известно, — это убьёт его сегодня. Ветер мешает расслышать слова. Они не доходят до Хуа Чена и Ши Цинсюаня, но всё равно видно, как они слетают с губ Лань Цяньцю. Бай Хуа, к своей чести, не реагирует ни на одно из них. Он не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как принял боевую стойку, даже глазом не моргнул, когда Лань Цяньцю зверски размахивал мечом рубящими движениями, не подходя достаточно близко, чтобы нанести удар. Взгляд Бай Хуа устремлён в землю. Он поднимает голову только после того, как Лань Цяньцю охрип от крика и шёпотом, заглушённым воющим шумом, холодно произносит: «Беги, принц». Лань Цяньцю ревёт. Хуа Чен начинает двигаться прежде, чем осознаёт происходящее. Он не обманывает себя мыслями о том, что может одолеть Бай Хуа или остановить бой до того, как он начнётся, — нет времени на подобные заблуждения. Фансинь очерчивает в воздухе дугу, занесённый для удара. Эта часть неизбежна. Но Лань Цяньцю соображает намного медленнее. Его мечу не хватает ни силы, ни скорости, чтобы заблокировать меч Бай Хуа, не говоря уже о том, чтобы атаковать. Это означает, что как только клинки столкнутся, битва будет проиграна. Хуа Чену просто нужно добраться туда быстрее, чем Бай Хуа сможет подготовиться к следующему удару. Когда металл встречается с металлом, это сопровождается ослепляющей стальной искрой и ужасным визжащим звуком. Лань Цяньцю теряет равновесие. Хуа Чен тоже почти это делает, просто из-за ударной волны. Но он рядом. Очень близко. Он протягивает руку перед собой и— — А! Ши Цинсюань громко стонет от приложенной силы, поднимая сложенный веер над головой, а затем опуская его вниз, низко склоняясь к полу. Если атаки духовными силами были грозными, то эта просто катастрофична. Задняя стена оружейной разлетается на куски, ветер превращает дерево и камень в щепки. На этот раз он не заземляется; Хуа Чена сбивает с ног, словно он ничего не весит, и швыряет в противоположную сторону комнаты. Даже Бай Хуа спотыкается. — Хуа Чен! Ваше Высочество! Идём! Проще сказать, чем сделать. Хуа Чен поднимается, плотно зажав мантию Лань Цяньцю в руке. Ветер мог взять верх над ним, но Хуа Чен держит младшего бога мёртвой хваткой и не планирует отпускать, пока они не окажутся далеко-далеко от Призрачного Города. — Для протокола, — рычит он прямо в ухо Лань Цяньцю, крепко сжимая ткань в руке. — Я убью тебя. Они бегут. Бай Хуа не преследует их. Хуа Чен старается не думать об этом: оттащит Лань Цяньцю к Повелителю Ветров и Повелителю Земли, практически бросая его в Ши Цинсюаня, когда тот проделывает дыру в крыше Дома Блаженства. Запах крови и дыма затуманивает мысли, или возможно, его настигает адреналин. Отдалённо он знает о пожаре, хотя не может сказать точно, кто именно его устроил. Мин И, возможно, чтобы совершить побег, или это произошло из-за искры, которая появилась от столкновения двух мечей. Кровь его. Он это знает. Хуа Чен добрался до Лань Цяньцю вовремя, но это означает лишь то, что он сам поймал конец атаки Бай Хуа. Его плечо ноет, это та жгучая боль, которая обычно следует за точным попаданием. Ему повезло, что Бай Хуа хотел только навредить. Если бы непревзойдённый собирался убить Лань Цяньцю или кого-то из них, раз уж на то пошло, они были бы уже мертвы. Но он их даже не преследует. Ши Цинсюань использует свой веер, чтобы поднять их сквозь зияющую дыру в крыше. Пламя под ними разгорается всё сильнее, подхваченное последним порывом ветра. Сквозь колеблющееся марево трудно что-либо разглядеть. Между полыхающим адом и пеплом Хуа Чену кажется, что он улавливает проблеск белого. Как только Дом Блаженства начинает исчезать под ними, Хуа Чен чувствует, как цветок, спрятанный под его одеждами, выпадает. Он не может схватить его; он цепляется за Ши Цинсюаня, чтобы не упасть, и за Лань Цяньцю, поскольку, если он этого не сделает, то вместо этого попросту его задушит. Такое положение оставляет ему возможность только наблюдать, как маленький цветок падает, опускаясь на землю, подхваченный ветрами, гораздо более мягкими, чем у Ши Цинсюаня. Он едва избегает самого сильного пламени. Хуа Чен не уверен, почему цветок не горит, а продолжает падать, не превращаясь в пепел. Он падает не в руины, а на раскрытую ладонь Бай Хуа. Это последнее, что видит Хуа Чен, поскольку тёмно-серый дым скрывает горящее поместье из виду. Бай Хуа, протягивающий руку, чтобы поймать цветок. Вокруг него царит разруха.