Межалисье

Алиса уходит, и в её Стране Чудес всё остаётся по-прежнему. Или лучше сказать - как раньше? До того, как она пришла и всё перевернулось вверх дном. Красная Королева нянчит яйцо, из которого, когда придёт время, вылупится новый Бармаглот. Она греет его в тысяче юбок и, хоть об этом не говорит, несомненно, целует на ночь в приятно гладкую на ощупь розоватую скорлупу (иначе откуда бы на ней отпечатки алой губной помады?). Вообще, языком больше особо не мелет - Мирана же вроде как наложила запрет. А потом, разумеется, подмигнула, скосив глаза, и все всё поняли, и всё вернулось на круги своя. К тому же, Ирацибете и некогда - она возится с восстановлением и переделкой замков, прилаживанием кирпичиков, выуживанием голов из зловонных рвов и подстрижкой кустов. У неё это просто получается лучше. Командовать, конечно. Рабочие и слуги боятся её - но всё-таки больше понарошку. Им нравится ощущать в себе этот сладостный испуг, щекотное предвкушение скорой казни, которая если и состоится, то не займёт больше пятнадцати минут - у палача много опыта, так что к обеду домой все всяко поспеют. В Стране Чудес никто не умирает по-настоящему - иначе крошка-Алиса бы, чего доброго, испугалась. Жив даже Красный Король, но он, уж простите за каламбур, такая мелкая фигура на этой шахматной доске, что всё больше разводит кроликов - вот-вот не станет от них никакого спасу, коль скоро с ними можно бороться только полным съедением. Мирана приставляет отрубленные головы на место и со вздохом возвращает всё как было, уже даже не отмечая, как с каждым восставшим из мёртвых редеет её Белое войско. Красная Королева ворчит - можно бы, мол, оживить и Бармаглота, пришив ему на место голову и язык симпатичными алыми нитками (вот бы кто помог на раз справиться с кроличьим засильем - аппетит у зверя такой же здоровенный, как и размер); но против этого восстаёт лучший портной, имеющийся у них в распоряжении, а именно Шляпник. Шляпник грустит больше всех - он первый друг Алисы и скучает, хотя врёт ей, конечно, напропалую. Никогда он не был нормальным. Может, разве что скрывал внутреннее безумство, нагнетаемое вдыхаемыми то и дело парами ртути и прочими радостями жизни, под внешним лоском, но вот оно вырвалось наружу - кто от этого проиграл? Его самого вроде бы всё устраивает. Ни капельки не поучаствовав в возведении селенья, где раньше жил, на прежнем же месте, он возвращается во главу затерянного в лесу, скудного, прямо-таки скудоумного пиршества, туда, где стрелка часов застыла навсегда на пяти, а вот чай никогда не стынет - он холодный заблаговременно. Ну, или горячий. Тут уж как кому заблагорассудится. Чеширский предпочитает сливки - вежливо лакает из чашки, оттопырив коготок, а после подпирает лапами тяжеленную голову ну совсем человеческим жестом и неусыпно смотрит за тем, чтобы за столом никто не соблюдал манеры и вообще царило отменное помешательство. Он как гордая мать семейства - если надо, бьёт по рукам хвостом, очень вежливо и завуалированно грозится (тоном, который не подразумевает шутки) проглотить Мальямкин целиком, не разжёвывая (отделить бы её только от шпаги перед этим), и вовремя умеет чиркнуть спичкой. Огня Шляпник боится по-настоящему. И следы от ожогов у него на спине ноют до сих пор. (В конце концов, если бы они были совсем фальшивыми, блестящими и сказочными, в чём заключалось бы всё веселье?) Он затихает и долго потом молчит, не участвуя в беспорядочном обмене репликами, задумчиво глядя на Чешира насквозь сквозь чашку с отбитым донцем и золотым ободком по краю, словно это помогает ему хорошенько сосредоточиться. Чешир глядит в ответ и загадочно улыбается, шевеля при этом ушами, то ли седыми, то ли попросту серыми. В домашних условиях коты при всём желании и имеющихся в запасе девяти жизнях живут не дольше двадцати лет - хорошо, что в Стране Чудес этот закон не изобретён или же всего-навсего не записан. Тут даже года не то чтобы сменяют друг друга - возможно, они попросту идут вспять. Алиса приходит всегда осенью. А Бравный день не может случиться иначе как летом. Потом - зима, долгое выжидание, но у жителей королевства есть ещё немного весны в промежутке, чтобы помириться, сцепиться мизинчиками и не держать друг на друга зла, когда всех по пояс заметёт снегом. Злоба ведь тоже холодная, приводит к обморожению, вредна для здоровья - это всякому известно. Вот и Шляпник не сердится долго - знает, что Чеширский по-настоящему не причинит ему вред, не разведёт большого огня. У него же лапки. Разведёт он уж скорее сахар в сливках - дурная привычка, как ни взгляни. Мальямкин будет браниться под нос, опасно переполняя чайную чашку терпения (не самый вместительный сосуд, надо заметить) обрывками "куда уж толще", Мартовский Заяц - истерически гоготать, обнаружив, что проковырял в парадной скатерти дыру и теперь его точно выпорют, а сам Кот попробует шутки ради поддержать светскую беседу - отхлебнёт пару глотков, утрёт белые капли с усов и переспросит: - Так ты скучаешь по Алисе? - Конечно! - воскликнет Шляпник, подсыпая в чай мяты, шалфея и цианида. Тогда уже Чешир скользнёт поближе, на одно из вечно пустующих мест, верно ждущих своих спятивших, и лукаво уточнит: - По которой именно? Никто в Стране Чудес точно не знает, сколько на свете бывает Алис. К ним прибивает то одну, то другую, словно плавучий мусор на берегу, кусочки чего-то ну попросту необъятного. Эта - постарше, эта - поменьше; покруглее и постройнее, победнее и побогаче - с ними и приключения случаются соответствующие, как раз такие, чтобы можно было немного испугаться, но справиться. Главное - делать вид, что Алиса всегда одна, а все другие вовсе и не те. Шляпник наиболее в этом упорствует, хотя, казалось бы, он-то должен замечать разницу лучше всех. На этот раз - не настаивает, так уж и быть, радостно обобщает. - Да по всем вместе! Когда она с нами, никогда не бывает скучно. Как в тот раз, когда... - Тебе чуть не отрубили голову? - внимательно поводит ушами Чешир. Все прочие за столом - даже подоспевшие как раз к позднему ужину близнецы - делают вид, что они совсем ослепли и оглохли, онемели. Тихо звенят ложечками в чашках да пускают пузыри ртом, то ли задремав, то ли надумав утопиться от неловкости. - Каждый раз, - наслаждаясь произведённым фурором, продолжает Кот выступление на бис. Кажется, выше говорилось о том, что он ничегошеньки не поджигает из вежливости? Что ж, забудьте: Шляпника, вот, ему воспламенить - раз плюнуть. Такая уж ядовитая, кислотная, огнеплещущая у него слюна. Террант барабанит по столу длиннющими пальцами с вечно синячными костяшками в ритме, о которого у Мартовского Зайца обвисают уши, как у плюшевого кролика, и уточняет с нехорошей улыбкой: - А где в это время был ты? - В который из раз? - Чеширский задумчиво возводит глаза к потолку неба, на котором зажигаются первые звёздочки. - Дай-ка вспомнить... Вёл Красное войско к последней мирной деревушке Королевства в обмен на восхитительный рыбный пирог? - у Шляпника грубые, но тёплые ладони с жучиным треском сжимаются в кулаки, и Чешир, понимая, что почти перешёл черту, в мгновение своего холодного голубого ока находит нужный ответ: - Да нет же, нет. Что же это я! Я примерял твою шляпу. - Постоянно, снова и снова? - недоверчиво уточняет Шляпник. Близнецы принимаются кивать головами вразнобой, точно китайские болванчики с рабочего стола Алисиного отца. Может, так они и появились на свет? А из чего тогда её неуёмное воображение вылепило эту напряжённо цедящую друг друга взглядом парочку? Как она сделала их такими в свои-то шесть - или это просто они выросли вместе с нею? Отразив в себе, точно в зеркале, неудачного женишка с его глубоководной рожицей, жадно лапающего служанку в кустах сестриного мужа, после с бесконечно наглой уверенностью тягающего Алису за подбородок... Некоторые тёмные вещи и мысли, которым нигде больше не было места. Даже такие, которые принадлежали не ей, не этой Алисе конкретно, но Алисам в общем и целом. - Каждый раз, - нехотя подтверждает Чешир. - Очень уж мне нравится эта шляпа. Шляпник заметно расслабляется, откидывается на спинку стула. Мрачное и густое у них внутри, конечно же, никуда не делось, но, в конце концов, это сёстры-Королевы мирятся, а все остальные, как правило, и не ссорятся. Возможно, какое-то зло должно существовать для равновесия в мире беспрестанно. Однако девятнадцатилетние Алисы об этом, как правило, не задумываются - может, другие, те, которые старше и (трудно в это поверить, но всё-таки) ещё страньше... Да, с ними здесь тоже случаются приключения им под стать. Не всегда у них хороший конец. И Страна Чудес в это время выглядит совсем по-другому, ну попросту неузнаваемо. Наверное, можно сказать, что её обитатели - где-то посередине, они - всё и сразу. Когда никого нет - тогда сразу не добрые и не злые, не славные и не гадкие, просто сами по себе, как все другие, все нормальные... Ну, или не очень. Может статься, как все ненормальные. Зима подкрадывается всё ближе, снег засыпается в чай и открытые в разговоре рты, а когда он оседает на рыжие кудри Шляпника, его причёска становится совсем уж похожей на мухомор. Чешир от снега чихает - может быть, непереносимость или аллергия какая-то; он говорит, жалобно прикрываясь внушительной лапой, исчезая вплоть до улыбки, что, если бы мог, обязательно впал бы в спячку. Но кошки умеют всё. Кто виной тому, что Чеширского мучает бессонница? Когда первый, едва коснувшийся зелёной травы снег быстро тает и даже высыхает совсем незаметно, пестроцветная компания располагается поверх её острых клинков искуснее стайки индийских йогов, болтая и смеясь, перекатываясь с боку на бок, затевая шуточные поединки. Мальямкин сражается на шпаге с огромными болотными комарами, противопоставляющими ей жала; эта дуэль не на жизнь а на смерть, но иных честь и гордость Сони-Мыши и не потерпит - к тому же, она, как правило, побеждает. Близнецы дрыгают ногами и хихикают от того, как щекочут под коленками стебельки травы, а на лицах - усы принюхивающегося Мартовского Зайца. Март - единственное время, когда он сам на себя не похож, кажется серьёзным и строгим, прямо под стать Белому Кролику. Впору поступать на королевскую службу - может, в этом причина, по которой остальную часть года он считается за помешанного. Ему хорошо и тут. Шляпник с Котом задают друг другу шутливую трёпку - и в какой-то момент уложивший противника на лопатки, как всегда, Чешир, вкогтившийся всеми лапами ему в камзол, начинает мурлыкать, утаптываясь, а потом и вовсе ложится недавнему противнику на грудь и прикрывает глаза, прислушиваясь. Он только говорит, что дремлет, не верьте ему, он бдит - Шляпник знает это лучше многих прочих, потому что по-настоящему Чеширский решается заснуть только зимой, у него на кровати, в ногах, свернувшись клубком. Не помогает - во сне заклятье всегда спадает (а может быть, только и начинает действовать). Кот обращается человеком, и ему тесно и неуютно, неловко, пока он снова не откроет глаза. И, конечно, Шляпник даст ему поносить свою легендарную шляпу даже просто так, без угрозы казни. И угостит сливками, утопив в них целую сахарницу, и погладит по пушистой спинке, и не напомнит ни про одну из Алис. В конце концов, когда она ещё здесь появится? Все они - что Алисы, что жители королевства - заслужили немного покоя; но только немного, чтобы не стало скучно. Некоторые битвы ведутся только по этой причине. Некоторые склоки повторяются лишь веселья ради, как зима, Бравный день и королевские казни. Но кончается всё не плохо и не хорошо - жизнью кончается и зажжённой в изголовье свечой, в свете которой двое, и трое, и пятеро, и всё немногочисленное население Страны Чудес может прочитать в Оракулуме, как в книжке с картинками, что с ним станется в очередной предсказуемый день с причудливым наименованием. Ничего страшного, всё только очень странное, но тут уж кому о чём - Валет увидит ещё одни сутки, когда его ни во что не ставят, и плотно сожмёт губы; Мирана покраснеет и захихикает, как девчонка; Мальямкин пожмёт плечами и уйдёт по глубокому снегу, покрытому ледяной коркой, на очередную безвестную, бессмысленную, но такую сладкую битву, о которой не сложат песен. Шляпник с Котом переглянутся и ухмыльнутся на один лад, замышляя пакость. Они не заметят огонь, но всё-таки он будет здесь, более того - делом их руко-лап. В Стране Чудес всё наоборот, и зима - любимое время года.