Не все истории заканчиваются

— Спасибо, что пришли сюда. Это очень важный день для компании. И для меня... Секундочку...— она отвернулась и перевела дыхание. — Простите, я жутко нервничаю. Знаете, многие говорят, что самое важное — это карьера и какие-то цели, но для меня самое главное — это люди. Это те люди, что прошли с нами через такую merde¹. Простите за мой французский. — приложа на сердце руку, сказала Пэнс; и со всех сторон послышались смешки. — Конечно, есть те люди, с которыми мы напивалися до пьяну. — она отсалютовала бокалом шампанского Забини. — Есть такие, которых мы на дух не переносим. Да, Уизли? — послала ему свою, как и всегда, сногшибательную улыбку, оголяя ряд ровных белых зубов. — Есть те, о которых мы позабыли... Прости, меня Даф. Я была сукой. — та ответила кивком и улыбнулась ей, как бы говоря «прощаю». — Есть такие, о которых мы и не спросим. Я вообще стараюсь не засорять свой круг общения, но бывают промахи. Есть лжецы, предатели. Согласитесь, куда без них сегодня? — А есть такие, вернее самых верных, они спускались с нами в преисподнию. Некоторые остались там, наверное, и я бесконечно благодарна этим людям... Я никогда не забуду Фреда Уизли (да, из семьи Уизли меня бесит только один), Нимфадору Тонкс и Римуса Люпина, Северуса Снейпа, (в особенности как он нас гонял по Зельям) и этого старика Дамблдора с лимонным дольками, который постоянно молчал, но все знал и понимал. Ну, давайте не будем о грустном, этот вечер не о том. Пожалуй, вернусь к своей речи (вы представить себе не можете сколько я её готовила, а потом репетировала). — Есть родные, а среди них чужие. Есть братья, есть друзья. Есть те с кем мы жизнь прожили. — снова отсалютовала бокалом, но на этот раз Драко. — А есть те, для кого мы придумали заботу. Эти люди в мыслях наших всегда, наверное навечно. В них мы продолжение ищем. — она говорила это, смотря только одному человеку в глаза, так, как будто вокруг были только эти двое, и никого больше. — Знаете, такой человек есть в зале. Мне пришлось с ней столько пережить, но я бы никогда и ни на что это не променяла. Ради нее я научилась любить. Я уверена, что даже под действием гребанного Обливиэйта не смогу ее забыть. Не смогу забыть всего, что с нами было. — Пэнс говорила это от сердца, и на её лице была поразительно искренняя улыбка. Ту, что она видела по утрам предназначенную только ей. Тем временем Пэнси Паркинсон продолжала. — Я никак не смогу забыть твои руки под моей одеждой. Я не могу забыть те нежности, что мы вытворяли в гостинной, пока твои друзья играли в квидич. Джинни и Гарри крикнули в ответ —Поверь, мы знали. Вы так прожигали друг друга взглядами, что приходилось уходить, чтобы случайно не попасть под ваше пламя любви. Зал похихикал. — Я не могу забыть те вечера у камина, когда ты читала очередную книгу, а я перебирала твои волосы. Ты их подстригла недавно, и кудряшки, которые я люблю, так забавно подпрыгивали, когда ты шла на очередной урок или бежала в библиотеку. Она трактовала свою речь посвещенную мне, а я стояла и улыбалась, заливаясь румянцем. — О, и я просто обожаю смотреть, как ты краснеешь, а доводить тебя до стеснения еще больше. Хотя, казалось, мы уже три года как вместе чего стесняться?! Но ты видимо другого мнения. — Я не смогу забыть, как ты нарушаешь все правила, но при этом ни одного. У тебя великолепные мозги, и я уверена, тебе это говорили, но я скажу ещё раз, а может и больше. Я ни разу не встречала такую умную девушку и, если я шутя называю тебя глупой, знай, я прекрасно понимаю, что это не так. Мне просто до чёртиков нравится видеть тебя в гневе и раздражать. Вид, что мне по счастливой случайности выдаётся наблюдать, просто шикарен, а ты даже про это не знаешь. — Я не могу забыть те вечера за чашкой кофе и просмотром дурацких магловских фильмов, что ты так обожаешь. (чтоб ты знала, я их не выношу, но ради тебя пойду и не на такое). Я не могу забыть твои слезы и улыбки во время их просмотра. Я не могу забыть, как ты забавно морщишь носик, когда я целую тебя в щеку. Слезы сами не произвольно лились из глаз, а в сердце поселились новое чувство, такое нежное и тёплое, что до сего там не было. В голове была мысль: она помнит. Она помнит каждый момент их совместной жизни. — Я не могу забыть, как ты танцуешь под модную музыку и прыгаешь на кровати, словно ребёнок. Я уверена, что если у нас появятся дети (а они появятся), то мне придётся следить сразу за двумя, потому что я уверена, сколько бы тебе не было, двадцать шесть или сорок, а может, восемьдесят, ты всегда будешь маленьким ребёнком. — Я не могу забыть свою ревность, когда Уизли так на тебя смотрит, а ты ему улыбаешься (да, вот так я раскрыла секрет своей нелюбви к Уизли, вы теперь знаете, почему я его не переношу). Лицо Рона нужно было видеть. У нас была и есть только дружба, но Пэнс всегда была ревнивой. Когда она ревновала, становилась еще красивее, хотя, казалось бы, куда еще? Мне всегда нравились наши скандалы, эта битая посуда, красные щеки аристократки, что была постоянно белой, как снег; и растрепаные чёрные волосы, но больше всего мне нравился в наших ссорах умопомрачительный секс. — Я не смогу забыть, как ты тянула руку на уроках, подпрыгивая на месте, чтобы тебя заметили, хотя тебя и так все видят. Я вспоминаю, как делала это на последних курсах, только за тем, чтобы она меня заметила. Кажется, получилось, и очень удачно. — Я не могу забыть, как ты хмурилась, когда не знала, что ответить на очередное предложение Трелони о будущем (и я помню как ты её терпеть не могла, в этом мы с тобой похожи). Да. Я ее буквально не переносила. Трелони верила в судьбу и твердила, что нужно верить в ее благосклонность, я же всегда говорила, что это мы создаём свою судьбу, и, словно прочитав мои мысли, Пэнс продолжила. — Я не могу забыть, как ты постоянно утверждаешь, что не веришь в судьбу и мы все должны делать сами, своими силами, что только мы можем что-то изменить. Она с хитринкой посмотрела сначала на Гарри, а затем и на Рона, и расплылась в мечтательной улыбке. Я могу сказать точно, она мечтает увидеть вживую то, о чем только что мечтала. — Я не смогу забыть, как ты гоняешь своих дружков, как закатываешь глаза на их очередную реплику (это ты явно переняла у меня, и даже не спорь, мы обе знаем, что это так), как ты шутя их бьешь, (одно из самых моих любимых зрелищ, не считая тебя голой в нашей постели) как они в испуге из-за твоего гнева пытаются тебя успокоить, чтобы им не прилетело. Так стыдно, одновременно приятно и гневно мне не было никогда. Только Пэнс может одновременно сделать комплимент и оскорбить (хоть и не меня); и я никогда не признаюсь в том, что мне в ней это чертовски нравится. — Я не смогу забыть, как ты перечитываешь «Гордость и Предубеждения» в двадцатый раз, что я подарила тебе на наше первое Рождество. Я не смогу забыть, как ты будешь перечитывать книгу, что я так люблю, но все равно не поймёшь, что я в ней нашла. Ты делаешь это каждый год, но все так же её ненавидишь. Конечно, я ведь пытаюсь тебя понять, иногда это просто невозможно, но я не перестаю пытаться. Ты даже просила бросить эту затею, говоря «Не трать свое время на эту ерунду». Но я настолько же упертая, насколько ты не закомплексована. — Я не смогу забыть твой шок, когда я сказала, что терпеть не могла учиться танцам, потому что в наказание я танцевала на стекле. Я всегда думала, что ты обожаешь танцевать и потащила тебя на бал, ты просто великолепно танцуешь, особенно вальс, а когда вечер был закончен, ты тихонько мне сказала, что больше чем кукурузу и мямлей ты ненавидишь танцевать. Мне было дико стыдно за это. — Я не смогу забыть наши ссоры из-за пустяков, но я ужасно хочу, чтобы они продолжались. Хочу видеть тебя в ярости от моих выходок, и я уверена, мне когда-нибудь влетит за это. Всегда знала, что мы две ненормальные. Мы, как наркоманки, находимся в экстазе от наших ссор и злых лиц. — Я не смогу забыть твоё пение по утрам в душе. Твой голос это нечто, я бы назвала тебя ангелом только за голос, но прекрасно понимаю, что ты не святая. Всегда думала, что ты ещё спишь в это время. — Я не смогу забыть, как ты носишься по нашей квартире с котом в руках и целуешь его, пытаясь как-то примирить нас (ты же понимаешь, что не выйдет, я эту морду на дух не переношу). И тут засмеялась уже я, не обращая внимание на зал. Было действительно тяжело сделать так, чтобы эти двое не сгрызли друг друга. Хотя, если быть честной, то ненавидишь Живоглота только ты. Он наоборот мастится к тебе, и может твою одежду завалить шерстью, из-за чего ты бесишься. Но, чтобы ты не говорила, ты врёшь. Я помню, как ты уснула на диване с ним в обнимку, помню, как утром все же целуешь эту морду, как ты говоришь, пока думаешь, что я не вижу. — Я не смогу забыть, как ты по утрам пытаешься приготовить завтрак, но он все равно подгарает, а я все также буду говорить, что все прекрасно. Давай просто признаем, что готовка это не твоё. А вот за это немножко обидно. Я старалась, но признаться, я не люблю готовить, у тебя это получается лучше, как ни странно. — Я никогда не смогу забыть, как я нервничала при знакомстве с твоими родителями. Я не смогу забыть, как моих ты назвала Миссис Персей и Мистер Патриция. О... я не забуду твое лицо, когда ты осознала, что сказала и я буду всю свою жизнь тебе об этом напоминать. Смеялась не только я, но и весь зал. Тогда я чувствовала себя такой дурой. — Я не смогу забыть наше первое путешествие (не самое удачное, мы тогда отравились и слегли на две недели, так и не побывав на море). Не смотря на всё, это были самые лучшие две недели в моей жизни. Мы провели все путешествие в больнице, но в одной палате. Там было столько смеха и радости, тогда нам это было нужно. Помню, как ты поморщилась когда ела больничные пюре. Этот вид лица навсегда останется в моей памяти. — Я не смогу забыть твои глаза, полные счастья и неподдельной детской радости, когда я принесла домой щенка. Кто еще не в курсе — его зовут Бусинка и это бульдог. —послышались смешки. — Нет, нет не смейтесь! Имя выбирала не я. Я знаю, сейчас ты готова меня прибить за эти подробности, но все, что я могу сказать; прости. Она знала меня настолько хорошо, что поняла; я буду злиться за эти подробности. — Я не смогу забыть наше первое свидание. — зал улыбнулся, думая о красивом вечере, но Пэнс продолжила. — Нет, там не было ничего романтичного, и не надейтесь. Я на столько тогда распереживалась, что просто забыла попросить забронировать в ресторане нам столик, и мы пошли в парк аттракционов. И вместо того, чтобы как все влюблённые парочки купить сладкой ваты и пойти на колесо, мы с ней пошли в своих платьях от Chanel и Giorgio Armani на американские горки. И знаете, что ? Мы такая чокнутая парочка, что нам понравилось. — Я не смогу все это забыть, и не забывайте вы. Берегите таких людей, как самое настоящее сокровище, и я хочу делать это всю свою жизнь. Хочу видеть тебя заспанной, злой, уставшей, радостной, соблазнительной и любящей. Она поставила стакан и спустилась со сцены. Маленькая красная коробочка виднелась в белых руках. Пэнс подошла ко мне близко близко. — Я хочу задать тебе вопрос: Гермиона Джин Грейнджер, ты выйдешь за меня? — и уже шёпотом мне на ушко. — Готова связать свою жизнь с такой ревнивой стервой, как я, которая будет бесить тебя до конца твоих дней? Захлебываясь слезами, от счастья я энергично закивала. — Да. Да, черт возьми! Зал взорвался аплодисментами, а я укрепила свой ответ нежным, почти стеснительным поцелуем. (все же я не привыкла показывать свою личную жизнь в обществе) Я тихо спросила у Пэнс: — Ты была на столько уверена, что я не смогу отказать, что сделала мне предложение на публику? — Был процент того, что ты скажешь «нет», ты же видела, как я нервничаю! Мне понадобилось три, мать твою, года, чтобы наконец закольцевать тебя! — Честно, я бы согласилась уже на втором. — с прищуром сказала я. — А я думала, что ты будешь против... — Нет. Я улыбнулась и втянула её в новый поцелуй. Уверенная в том, что все будет хорошо. У нас все будет хорошо. Мы будем так же ссориться, бесить друг друга и любить от всего сердца...