Быть сыном Гарри Поттера

Было ветрено. Облака перьями затянули небо, солнце порой ненадолго пробивалось, и тогда в волосах Джинни вспыхивали золотые искры. Ее лицо с заострившимся носом было чужим, руки, сложенные на груди, слишком неподвижными, но волосы остались прежними, и от этого было больно и спокойно. Молли тоже изменилась за эти дни, похудела. Это ее не красило — казалось, из бурдюка выпустили часть воды, и он повис складками. Гарри не знал, что можно ей сказать, да и остальные мялись и отводили глаза. Артур и Джордж поддерживали ее под руки с обеих сторон. Гарри невольно покосился вбок. Там стоял Джеймс, придерживая за плечи Альбуса и Лили. Он был очень серьезен, будто не хоронил мать, а сдавал какой-то сложный экзамен. Гарри запомнились медные пуговицы на его мантии, и потом этот день каждый раз представал в памяти именно таким: ветер, редкое солнце, медный блеск в волосах жены и на пуговицах сына. И тяжелая тишина, подчеркнутая, будто гуашью, судорожными всхлипами Молли. Они вернулись из «Норы» уже затемно. Дом был пуст, словно в нем никогда и не жили. Гарри подумал, что нужно будет собрать вещи Джинни и что-то с ними сделать: может быть, убрать на полку, уменьшив. Или часть следует отдать в приют при святом Мунго? Он плохо разбирался в этом и начал с мелочей: расчески, в зубцах которой запутался рыжий волос, флаконов с духами, груды простых цепочек и бус, которые Джинни подбирала по каким-то своим соображениям. Вот эти плоские яшмовые бусины она любила носить с бордовым свитером, стилизованным под форму «Холихедских гарпий». Почему, теперь уже не спросить. Число вещей, о которых он больше никогда не узнает, стремительно множилось, давило на горло и щипало глаза. Дверь скрипнула, Гарри опомнился и опустил бусы в коробку. — Пап? — это был Джеймс. — Тебе помочь? — Не нужно, Джеймс. — Наверное, ни к чему было вмешивать его в эти сборы. — Как там Ал и Лили? — Разговаривают. Не знаю, о чем, я не стал мешать. — Джеймс подошел ближе, словно прилипнув взглядом к коробке и открытым ящикам комода. — Я… — Ты пошел ко мне, — сказал Гарри за него. В груди потеплело, будто часть мертвенно белого снега, засыпавшего дом по крышу, подтаяла и рухнула. — Ты подумал, что мне тоже нужно с кем-то разговаривать. — Не то чтобы прямо так, — Джеймс потрогал большую золотую булавку: метла и снитч, симпатичная вещица, купленная Гарри в подарок жене, когда та опубликовала свой первый репортаж. — А ты против? — Нет, Джеймс, — еще часть сугроба сползла вниз с тихим шелестом. — Я не против. Просто не хочу, чтобы тебе было слишком больно. Но ведь все равно будет? Джеймс кивнул, сжав губы, и отвернулся. Со спины он был очень похож на самого Гарри в четырнадцать лет. В лицо его, правда, не узнавали, несмотря на лохматые черные волосы и карие глаза Джеймса-старшего. Говорили, что он скорее пошел повадками в мать. Гарри не спорил, хотя и не понимал, как можно не замечать его с Джеймсом сходства, пусть не внешнего, но внутреннего. Джеймс был таким же гриффиндорцем, словно кровь деда и отца передала ему все самое лучшее. Он не умел лгать, но уж если таил что-то в секрете, заставить его открыться было невозможно. Сколько раз нечаянно выяснялось, что шалость, за которую наказывали Джеймса, исходила от Альбуса или Лили (чаще — от Лили). Джеймс считал своим долгом защищать младших, и понадобилось немало долгих разговоров, чтобы объяснить ему: порой такая защита вредит, порождая чувство безнаказанности. Но и после Гарри не был уверен, что поступает правильно, наказывая старшего: всегда был шанс, что по каким-то своим соображениям Джеймс взял на себя чужую вину. — Давай соберем все мелочи, — предложил Гарри. Джеймс кивнул, не оборачиваясь. Они стали класть в коробку одну безделицу за другой: перья, помады, пачку салфеток с распускающимися цветами, коробочку с рассыпавшимся речным жемчугом, декоративные свечи, какие-то смятые, скрученные билеты… Время от времени кто-нибудь произносил два-три слова: смотри, мы ходили на тот матч; помнишь, Лили укололась этой брошью; а этот бумажный цветок Ал сделал в четыре, кажется, года, до сих пор хранится. Слова не уходили, повисали в темном воздухе, ткали в нем новый образ Джинни Поттер — образ памяти о ней. Джеймс ушел, когда они наполнили коробку доверху, и Гарри, уменьшив, убрал ее на верхнюю полку шкафа. На самом деле Джеймс хотел остаться, но Гарри попросил его проверить, как там младшие. Ему казалось, что он должен сделать в этой комнате что-то еще и уже без чьей-либо помощи. Оставшись один, он сел на кровать и уставился в пол. Их спальня — теперь его спальня — была наполнена тысячью иголок, и те кололи под кожу, не смертельно, но болезненно. Гарри не представлял, как их можно вынуть. Молли предлагала на некоторое время забрать к себе хотя бы младших, но Гарри не без оснований предполагал, что тогда иголок станет еще больше. Необходимость думать об ужине, уборке и стирке была словно вешки, белеющие в темноте на извилистом пути, и Гарри был благодарен Джинни за существование этой необходимости.

* * *

Наутро за столом Лили настырно возила вилкой по тарелке. Скрип металла о фарфор раздражал. Гарри постарался сдержаться. — Почему ты не ешь? — спросил он. — Не хочу, — Лили стукнула вилкой по краю тарелки, и горошина отскочила, покатилась по скатерти. — У мамы было вкуснее. — Я знаю, — Гарри сжал вилку. — Но мамы больше нет. — А я не хочу, чтобы ее не было! — Лили снова стукнула по вилке, теперь уже нарочно. На скатерть выпал кусочек омлета. — Это невозможно, солнышко, — Гарри старался держать себя в руках. Он тоже не хотел, чтобы Джинни не было. Он никогда и подумать не мог, что все выйдет вот так. Он ничего не мог сделать, чтобы было иначе, а Лили все царапала тарелку, и раздражение нарастало, готовое выплеснуться… — Перестань. — Гарри не сразу узнал голос Джеймса. — Возьми вилку нормально и ешь. А после завтрака мы пойдем гулять. Удивительно, но Лили послушалась брата: перестала скрипеть вилкой и даже нехотя отправила в рот пару горошин. Гарри перевел дыхание и благодарно взглянул на Джеймса. Тот был очень серьезен, будто на его плечах лежало по меньшей мере полмира.

* * *

Произошедшее было случайностью и именно этим убивало Гарри. Джинни случайно оказалась на пересечении Лютного с Косой аллеей: просто шла в магазин «Все для квиддича». Свихнувшийся псих выскочил из переулка прямо перед ней и принялся швыряться проклятьями. Когда авроры скрутили его, у психа шла пена изо рта и бешено вращались глаза. Разум к нему так и не вернулся. Потом выяснилось, что в Англию он прибыл откуда-то из Восточной Европы. В результате психа, спеленатого Инкарцеро и накачанного Успокоительным, вернули по месту жительства, где он и обрел пристанище в лечебнице до конца своих дней, которые не обещали быть долгими. В Диагон-аллее пострадали шестеро: ребенок, по касательной зацепленный тяжелой порчей, двое игроков из «Соколов», попытавшихся задержать преступника и получивших пачку Режущих в лицо, расплывшаяся еще больше после заклятия Жабы пожилая ведьма, молодая преподавательница Хогвартса, покупавшая методическую литературу. И Джинни Поттер. Последствия у всех были различны. Спортсмены вряд ли когда-нибудь смогут вернуться на стадион, ведьме предстояло быть похожей на земноводное до конца дней, ребенок и учительница шли на поправку, а Джинни Поттер после долгой борьбы за ее жизнь похоронили под белой плитой рядом с Фредом. Гарри долго не мог смириться — не с проклятием, а с тем, что оно было случайным. Пока мунговцы изобретали все новые — и одинаково бездейственные — способы лечения, он в сотый раз просматривал в думосбросе воспоминания очевидцев, советовался с коллегами, искал связи психа с УПСами или иной организованной преступностью, шерстил библиотеки в поисках старинных книг по снятию проклятий. Даже Малфой, которому, видимо, пересказали ситуацию, прислал тогда два или три фолианта из личной библиотеки. У Гарри в голове не укладывалось, что ничего нет, что случившееся — рок, судьба, чудовищное невезение. Он понял это за несколько дней до смерти Джинни — просто понял, и все. Любой мог попасть под это проклятие — и этим любым оказалась его жена. Так уж совпало, повторял он про себя, так уж совпало, — пока не оказался далеко от больничного коридора, в каком-то маггловском баре, куда случайно аппарировал. Виски не пьянило, будто проливалось в какую-то черную дыру, он посидел у стойки пару часов и аппарировал обратно. В Мунго его перехватил Рон и потащил от палаты Джинни к лестнице, а потом в туалет, влил стакан какой-то гадости и сунул голову под холодную воду. Несколько придя в себя, Гарри уставился на правый ботинок, носок которого срезало при аппарации, как ножом. Очевидно, виски из бара все же попало по назначению. Мокрого и притихшего, Рон сдал его с рук на руки Гермионе, и та очень толково закончила курс отрезвления, напоследок сказав, что Джинни он может понадобиться с минуты на минуту, и что напиться можно будет и после. После Гарри пить не стал. Ему казалось, что он оскорбит память о Джинни, если станет искусственно глушить боль. И у него были дети, их дети, и надо было как-то жить. Алкоголь в эту схему никак не вписывался. Схема была странной, изломанной, маложизнеспособной — как любой механизм, из которого вынули одну из главных деталей и соединили оставшиеся в обход на живую нитку. Гарри все боялся, что нитка порвется. Дом по-прежнему был полон Джинни: ее рабочие блокноты, одежда, любимая ложка, любимое место у камина, — и ходить по нему было все равно что царапать ожог, где ни коснись, все равно болело. Но они дотянули до осени, и Лили стала съедать завтрак, пусть и под настойчивым взглядом Джеймса, а в Альбусе порой прорывалась прежняя болтливость по пустяковому поводу. «Все наладится», — говорила Молли, прижимая платок к глазам, и Гарри начинал ей верить. — Следи там за ними, хорошо? — попросил он Джеймса на перроне. Тот выпрямил и без того прямую спину. — Конечно, пап. — Пиши, если что-то понадобится. — Конечно. — Приезжайте на рождество. — Обязательно приедем, пап. Лили и Ал замахали из окна. Поезд окутался клубами пара, из которых вырвался пронзительный свист. Джеймс сделал шаг к вагону. Гарри перехватил его и обнял обеими руками, неудобно прижав боком. Но Джеймс не возмущался, молчал, только сердце часто билось где-то у Гарри под запястьем. — Я люблю тебя, сын, — смущаясь, проговорил Гарри. У них не были приняты подобные выражения чувств. Но Джеймс не сопротивлялся, не протестовал, только извернулся, обняв отца свободной от сумки рукой. Когда Гарри отстранился, Джеймс бросил на него быстрый взгляд и забросил сумку на плечо. И Гарри вдруг понял, как мать в далеком восемьдесят первом сумела защитить его от смертельной опасности. Он бы сейчас тоже так смог. Ради Джеймса. Ради любого из них.

* * *

Дом будто законсервировали. Гарри появлялся там редко, предпочитая проводить время либо на работе, либо в «Норе». Лишь в начале декабря, когда невесомый снег сделал мир праздничным и чистым, он подумал, что стоит навести порядок и как-то подготовиться к рождеству. Конечно, встречать праздник они будут у Молли, но Гарри не хотел, чтобы вид неуютных комнат испортил детям и без того не слишком праздничное настроение. Он взялся за дело: сначала неуверенно, потом с энтузиазмом, все более втягиваясь. Вещи Джинни, полгода назад молчаливо напоминавшие о ней, теперь стали просто старыми вещами: Джинни ушла из этого дома, переселилась в тенистую долину, где лишь память могла ее отыскать. Комната за комнатой, дом менялся, сбрасывая старую шкуру, обновляясь, словно была не зима, а весна. Гарри чувствовал, что поступает правильно, и те, кто навещал его — а навещали часто — стали позволять себе улыбки и шутливые замечания, чего не случалось со дня похорон. В тумбочке, в нижнем отделении, обнаружились старые записи Джинни: тех времен, когда она только начинала играть в «Гарпиях». Расписания тренировок, схемы, турнирные таблицы, вычерченные уверенной рукой, — пожелтевшие, с истрепавшимися краями, странички были еще достаточно прочными. Гарри не знал, зачем Джинни хранила эти записи; впрочем, она редко что-либо выкидывала. Ее мир состоял из множества кусочков, складывающихся в цельную картинку только ей одной понятным образом. Гарри не понимал, почему нельзя выбросить старую пижаму Джеймса, как не понимал, чем персиковые занавески отличаются от песочных, и любил эти загадки, как неотъемлемую часть Джинни, его Джинни. Наверное, старые записи тоже что-то значили, занимали свое место в ее системе координат, может быть, были точкой отсчета для чего-нибудь. Машинально он продолжал листать странички, пока что-то не зацепило рассеянный взгляд. Гарри присмотрелся. Некоторые записи были сделаны не черными, а бледно-бирюзовыми чернилами, чуть блестящими на свету. Эта особенность была присуща невидимым чернилам: при письме они выглядели ярко-бирюзовыми, а через несколько минут исчезали бесследно. Но срок годности рано или поздно заканчивался, и скрытые такими чернилами записи проступали бледным отпечатком первоначальной бирюзы. Гарри вчитался в ту запись, что сейчас была перед его глазами. В голове не было никаких мыслей, и он не осознавал легкого беспокойства, охватившего его. Необходимость писать невидимыми чернилами была странной. Для чего бы было Джинни делать это? Может, под рукой не оказалось обычных чернил? «Встретилась с ним еще раз, не знаю, зачем. Это какое-то сумасшествие. Я ничего к нему не чувствую, и когда случайно вспоминаю об этих встречах, все кажется мне отвратительным. Но когда мы сталкиваемся лицом к лицу, меня будто не остается — вот этой меня, Джинни Поттер. Только оболочка, без памяти и без привязанностей. Я даже сходила провериться на приворот — популярные спортсмены часто так делают, никто не удивился. Все чисто. Я не знаю, что делать». Гарри перевернул несколько страничек, надорвав одну. О чем это Джинни? «Чемпионат закончился. Едва дождалась. Мне не придется видеть его, товарищеских матчей с «Соколами» у нас в расписании нет. Надеюсь, к началу следующего чемпионата это безумие пройдет. Я так не могу». Гарри посмотрел на дату. В следующем чемпионате Джинни не смогла участвовать. Причину этого они позднее назвали Джеймсом. Он пролистал странички назад. Еще одна бирюзовая запись. «Кирк идеален, настолько идеален, что я не нахожу причины вспылить, разозлиться на него. Он не говорит лишнего, настойчив не более чем нужно, четко видит границы — вне гостиничного номера никто не заподозрит, будто между нами есть что-то, кроме шапочного знакомства. Не назойлив, не болтлив, небросок, вся его идеальность из сплошных «не». Я не могу объяснить, зачем он мне нужен. Пусть я совершила ошибку — но зачем я повторила ее?». Методично Гарри пролистал все блокноты — бирюзовые записи были только в одном. Он возненавидел бирюзу. Этих записей было не более десятка: начиная с первой — «Не понимаю, как это произошло?» — и заканчивая той, про финал чемпионата. Он долистал блокнот до конца, и вдруг перед глазами снова мелькнул ненавистный цвет: на обложке, с внутренней стороны. «Не знаю, что делать. Вдруг Джеймс окажется не похожим на Гарри? Вдруг он родится черноглазым? Кажется, это возможно. Я не знаю, что делать. Почему я была настолько беспечна? Нет, глупа. Я была дурой. Большей дурой, чем когда-либо в жизни. Я боюсь. Я никогда никому не смогу этого объяснить». Почему Джеймс мог родиться черноглазым? Гарри очень долго искал ответ. Мозги ворочались, будто ленивый слизень, он не хотел видеть ответа, лежавшего на поверхности, но отрицать очевидное было невозможно. Джинни боялась, что Джеймс родится черноглазым, потому что он не был сыном Гарри. Гарри вспомнил, как восхищалось при виде Джеймса старшее поколение: «Вылитый Джеймс Поттер!». Нет, всего лишь некий Кирк из «Соколов». Обманываться легко. Обманывать тоже. Он прижал ладонь к пылающему лбу. Следовало сжечь эти блокноты, не читая. Совершенно не нужная правда была хуже лжи. Впервые в жизни он предпочел бы неведение знанию. Знание требовало действия или хотя бы разговора, но говорить было уже не с кем, и все решения, какие можно было принять, он должен был принять один. Хотя какие тут могут быть решения? Требовалось просто принять, и Гарри был не уверен, что сумеет это сделать. А Джеймс приезжал через две недели.

* * *

Дни летели и тянулись одновременно. Гарри жил слоистой, двойной жизнью: в обычном темпе — в обычном времени и в странно замедленном, растянутом — пятнадцать лет назад. Там Джинни объяснялась с ним, они ругались, иногда расходились, иногда мирились, иногда — в постели, но, так или иначе, ситуация разъяснялась, разрешалась. Однако Гарри так до сих пор и не знал, как смотреть на реального Джеймса. Он боялся, что один взгляд выдаст все, что он думает. Да, это было невероятным — но не более невероятным, чем то, что он ему не отец. Ожидая детей на вокзале, он грел руки в карманах — перчатки остались дома — и вытоптал в свежем снегу плотный кружок. — Нервничаешь? — спросил кто-то сбоку. Гарри узнал голос и повернулся. — Здравствуй, Малфой. Да, немного. — Первое рождество без нее. Тяжело, понимаю. Сочувствую, — слова были сухими, полуофициальными, но не раздражали. Гарри кивнул в знак признательности, припоминая, что Малфой вроде бы недавно развелся. Значит, сын остался с ним. Или у них с бывшей женой равная опека? Вряд ли. Малфои наизнанку бы вывернулись, но не доверили бы воспитание наследника не члену семьи. У них-то все просто. — Ты тоже, я слышал, теперь один, — сказал он, заполняя паузу. — Да, — подтвердил Малфой. И, будто подслушав мысли Гарри, добавил: — Но мне проще. Гудок прибывающего поезда оборвал незначительный диалог. Гарри вглядывался в окна вагонов, ища лица детей, и замахал рукой, углядев среди школьников улыбающегося Ала. Лили махала рукой из-за его спины, видны были только короткие косички и ладошка. Вместе с остальной толпой они высыпались из вагона и побежали к отцу. Гарри обхватил обоих сразу, только сейчас по-настоящему соскучившись по ним. Пока Ал и Лили рассказывали что-то, настойчиво требуя внимания, Гарри увидел Джеймса. Тот вышел в числе последних, беседуя о чем-то с сыном Малфоя. Они приятельствовали с первого курса. Джинни не одобряла это, Гарри только пожимал плечами. Он верил, что Джеймс не наделает глупостей — не тот характер. Мальчишки расстались, махнув на прощанье друг другу, Малфой поспешил к отцу. Гарри широко улыбнулся подходившему Джеймсу. — С приездом! Он знал, что должен обнять Джеймса, но на руках повисли Альбус и Лили, и облегчение от имеющегося оправдания смешалось в душе с отвращением к самому себе. «Он ни в чем не виноват». — Держитесь за порт-ключ! — произнес он чересчур оживленно, морщась от фальши в собственном голосе. — Один, два… три! Три руки ухватились за учебник по гербологии, и вскоре в прихожей их дома образовалась куча-мала. — Не мог взять что-нибудь другое, па-а-ап! — протянула Лили, стягивая теплый плащ. — Учебники и в школе надоели. — Да она чаще на стадионе пропадает, чем в библиотеке! — тут же сдал сестру Альбус. — По мнению рейвенкловца, все, кто уходит из библиотеки за час до закрытия, — тупые! — парировала Лили. Гарри улыбался, слушая их перепалку, пока не перехватил взгляд Джеймса. — Быстро переодеваться! — скомандовал тот. — И чтобы никаких брошенных на полу вещей и шоколадных лягушек под кроватью. Альбус показал ему язык, но послушался. Следом умчалась Лили. — Строго ты с ними, — сказал Гарри, затылком ощущая, как пусто и тихо стало в прихожей. — Иначе нельзя, на шею сядут, — Джеймс помялся. — Я сделал что-то не так? — спросил он. — Что? С чего ты взял? — Гарри был искренне удивлен. — Ты как будто не рад мне, — Джеймс стоял посреди прихожей, не раздеваясь, не выпустив сумку из рук. Внутри Гарри что-то больно сломалось. — Конечно же, рад, Джеймс, — он схватил Джеймса в охапку и прижал к себе, вдыхая еще морозный запах его пальто. — Очень рад. Сумка стукнулась об пол.

* * *

И дальше все вроде бы пошло легко: вечерние чаепития, визиты к Уизли, прогулки по предпраздничному Лондону. Лили и Альбус не замолкали ни на минуту, за полгода у них накопилось столько нерассказанного, что потребовалось бы еще полгода, чтобы сообщить обо всем. Джеймс рассказывал куда меньше, у него наверняка уже были свои секреты, и Гарри слушал его с улыбкой, вспоминая себя в этом возрасте. Его манера говорить, размахивать руками, приглаживать волосы — все было настолько родным, что щемило сердце. По ночам Гарри не мог заснуть, снова и снова перебирая в голове записи Джинни, а утром исподтишка наблюдал за Джеймсом, стараясь, чтобы тот не заметил его внимательных взглядов. Порой ему казалось, что за одним столом с ними сидит совсем чужой человек, а в следующий момент воспоминания о крошечном первенце на руках Джинни затмевали все. Гарри не знал, что ему делать, и больше всего боялся, что Джеймс заметит его странности. Но первым их заметил Рон. Как-то вечером он заглянул к ним в гости. Дети ушли на каток, и Гарри коротал время в привычных мыслях о вине и ответственности, о долге перед семьей и каких-то моральных дилеммах. На самом деле мысли давно уже не хотели оформляться в четкие формулировки и плавали в голове, будто рыбы, сталкиваясь друг с другом и лениво шевеля заостренными плавниками. Рон сгрузил на стол пирожные и фруктовые рожки, прихваченные для юных Поттеров, и присел рядом. — Какой-то ты странный в последнее время, — сказал он без предисловий. Гарри пожал плечами. — Это удивительно? — Вообще-то да. Осенью ты выглядел усталым, но не подавленным. А сейчас ты другой. — Аврорская наблюдательность и интуиция Рона сейчас работали против Гарри. С другой стороны… Он вдруг понял, что может все рассказать Рону. Не Гермионе, не Молли, а именно Рону. — Знаешь, — начал он уверенно, и Рон обратился в слух, — пару недель назад я разбирал старые блокноты Джинни… — Ох ничего себе, — сказал Рон, когда он закончил, и с силой потер лицо. — Ничего себе. — Ну да, — согласился Гарри. Озвученная правда стала легче, она словно заполнила комнату. Мысли обратились в слова и уже не бились изнутри в черепную коробку. — В голове не укладывается, — Рон уронил кулак на стол. — Я не знаю, что делать. Я боюсь, Джеймс обо всем догадается, — Гарри не заметил, что почти повторяет слова Джинни из последней ее записи. — Знаешь, она могла ошибаться, — Рон ухватился за спасительную ниточку. — Если у нее это было… одновременно, — его руки сжались в кулаки, — она могла точно не знать, кто из вас… — Могла, — согласился Гарри. — Поэтому я проверил. Дважды. Обычным способом и маггловским. Результат одинаковый. У меня только двое детей, Рон. А ведь я всегда считал, что именно Джеймс — самый настоящий Поттер. — Потому что он первый, — буркнул Рон. — Я тоже так думаю о Розе. — Я ведь даже посмотрел на него, — сказал Гарри, и Рон не сразу понял, о ком это. — А что, сказал, что проверяю некоторые детали по делу миссис Поттер и мне известно, что они находились в связи. Он ничего не отрицал. — Ты прямо так, что ли? — оторопел Рон. — Нет, конечно. Взял для Оборотного волос МакМиллана, а его самого отправил на весь день разбирать архивы. — Гарри хмыкнул. — Не мог же я заявиться в своем облике. — И как? — Я не знаю, — зло и растерянно признался Гарри. — Он… обычный. Самый обычный. Я, наверное, понял бы, если бы это был кто-то из «звезд». Но он ничем не лучше меня. — Ну, — Рон взлохматил волосы, — мы тоже изменяем не с моделями. — Я не изменял Джинни, — твердо произнес Гарри. Рон махнул рукой. — Да я так, к слову. Проблема-то не в этом. — Не в этом, — согласился Гарри. — Ты хоть любишь его? — спросил Рон напрямик. Гарри покачал головой. — В том-то и дело, Рон. Я не знаю. Он мой сын, я знаю его с пеленок. Всегда гордился им, и он мной, кажется, тоже. А теперь, выходит, он мне никто. Я не могу уложить это в голове. — Такое попробуй уложи. — Теперь и Рон был озадачен. — Но он ни в чем не виноват. — Я знаю… — начал Гарри. Что-то толкнуло его, он обернулся. В дверях стоял Джеймс, сжавший губы так плотно, что от них осталась только бледная полоска. — Джеймс! Джеймс развернулся и исчез в коридоре. Гарри рванулся за ним, но услышал хлопок аппарации. Они опросили всех друзей Джеймса, совами и через Каминную сеть, хотя дело близилось уже к полуночи. Никто не видел Джеймса, не получал от него писем и не знал, где он: ни Ал с Лили, ни МакГонагалл, ни Скорпиус Малфой. Потом обратились в аврорат и в больницы. Во втором часу ночи Рон убедил Гарри, что нужно поспать, напомнив, как они сами нарушали школьные правила, забираясь ночью то в Запретную секцию, то в Запретный лес. «Не пропадет», — сказал Рон, и Гарри кивнул, понимая, что наравне с беспокойством к немедленным поискам его подталкивает еще и вина перед Джеймсом. Он боялся, что с ним что-нибудь случится, — но не меньше боялся и того, что Джеймс не простит ему этого «никто», и если и объявится утром, то совсем чужой — куда более чужой, чем после записей Джинни. Но утром появился не Джеймс, а Малфой. — Скорпиус исчез, — сказал он вместо приветствия. — И я уверен, что без твоего Джеймса здесь не обошлось.

* * *

Оказалось, что Скорпиус вечером ушел спать довольно рано, — Малфой считал, что именно в это время поблизости от мэнора ошивался Джеймс, и Скорпиус провел его через охранные барьеры. А в восемь утра Скорпиуса уже не было в комнате — зато там обнаружился чужой мокрый шарф и признаки методичных сборов. Мальчишки взяли одежду, еду, кое-какие артефакты и пару книг из библиотеки — каких именно, Малфой сходу сказать не мог, но обещал проверить. Аврорат и больницы были поставлены в известность и об этом происшествии, но новостей пока не было. Рон пообещал придумать для семьи историю, объясняющую отсутствие Джеймса за праздничным ужином. Оба надеялись, что сведения не просочатся в газеты — по крайней мере, до того, как будет съеден рождественский пудинг. Но пудинг был съеден, а за ним еще несколько ужинов, однако беглецы так и не объявились. Занятия в Хогвартсе уже начались, пришлось сообщить о случившемся МакГонагалл. Вся школа, сообщали Ал и Лили, взахлеб обсуждала отсутствие Малфоя и Поттера-старшего, выдвигались самые невероятные предположения, в которых фигурировали Тайная комната и возродившийся Волдеморт. Гарри по Каминной сети опросил всех гриффиндорцев, охотно беседовавших с национальным героем. Школьники гордились грандиозным ощущением причастности к тайне, однако ни один не сказал ничего толкового, не дал даже тончайшей нити, за которую можно было бы потянуть. У авроров тоже пока не было никаких новостей. Они все больше склонялись к тому, что беглецов следует искать в маггловском мире. Альтернатива была нерадостной: если подростки находились среди магов, но при этом их магия не фиксировалась ни одним из обычных методов, значит, эту магию что-то блокировало. А это уже попахивало похищением. Поэтому родственники предпочитали придерживаться первой версии, тем более что никаких требований ни Поттеру, ни Малфою не выдвигалось. — Пора что-то делать, — сказал Малфой. Он сидел на том же месте в гостиной Поттеров, где обычно сидел Рон. В последние дни Гарри постоянно пересекался с ним: в аврорате, в Хогвартсе, по Каминной сети, пару раз бывал в мэноре. Малфой тоже навещал особняк на Гриммо в поисках новой информации о сыне. Гарри считал, что дело не столько в новостях, сколько в чувстве общности: родственники родственниками, но никто не мог понять Малфоя в этой ситуации лучше, чем он. — Смотри, — в такт своим словам Малфой легонько постукивал пальцами по столу. — Они взяли с собой артефакт, блокирующий попытки отследить использование магии. Это позволит им пользоваться простейшими заклинаниями без риска быть обнаруженными. Далее, книги, которые они прихватили: кулинарная магия, хозяйственная магия… Явно рассчитывали где-то жить самостоятельно. Наверняка это была идея Скорпиуса, он всегда продумывает каждую мелочь. Гарри промолчал. Хвастовство Малфоя было настолько привычным, что даже грело — хоть что-то вокруг не менялось. — Не знаю, зачем им сборник ритуалов, — Малфой задумчиво описал пальцем полукруг по столешнице. — Но, опять же, ничего опасного там нет, довольно стандартные ритуалы. Не думаю, что они натворят что-то серьезное. — Не стоит недооценивать их изобретательность. — Гарри вспомнил себя в четырнадцать. Малфой, судя по молчанию, тоже. — Я хочу сказать, что при должном уровне осторожности они смогут скрываться очень долго, — наконец подвел тот итог. — А мозгов на это у них хватит — все-таки рейвенкловцы. — Удивительно, Малфой — и не на Слизерине, — само собой сорвалось с языка Гарри. — Удивительно, Поттер — и не спасает мир, — мгновенно отреагировал Малфой, будто ждал подначки. — Так что ты предлагаешь? — Гарри еле удержал улыбку. — Поиск по крови, конечно. — Ничего, что это не совсем легально? — Да ладно тебе, Поттер, — Малфой поднял на него понимающий взгляд. — Ты же заранее согласен. Потому что это может дать результат, и ты это отлично знаешь. Малфой был прав и в том, и в другом, и Гарри не стал спорить. Конечно, аврорат закроет глаза на проведение кровного ритуала без лицензии, которую в любом случае пришлось бы ждать несколько дней. — Ритуал может провести Флитвик, — предложил Малфой. — Согласен? — Флитвик? — Гарри не знал, что профессор настолько хорош в ритуалах, что Малфой готов доверить ему поиски сына. — Тем более он их декан, — Малфой снова стукнул пальцами по столу, будто ставя точку в обсуждении. Гарри глубоко вздохнул. Деваться было некуда, придумывать ложь — некогда. — Ритуал можно провести только с тобой, — выговорил он. — Что? — Малфой искренне изумился. — С ума сошел? Не хочешь найти сына? Или… — Или, — перебил его Гарри. Потребность расставить все точки над «и» затмила все остальное. — Джеймс не мой сын. — Что? — повторил Малфой. Кажется, его способность удивляться достигла предела. — То, — отрезал Гарри. — Джеймс не родной мне по крови, а значит, в моем случае поиск не сработает. Ищи Скорпиуса, и будем надеяться, что они вместе. — Хорошо, — кивнул Малфой, явно думая о другом. — И давно ты знаешь? — спросил он с интересом. — Недавно, — ответил Гарри, садясь на стул. Усталость последних дней неожиданно навалилась на него каменной плитой. — Но, Малфой, если хоть кто-то еще об этом узнает… — А Джеймс знает? Поэтому он и сбежал, да? — вопросы Малфоя, словно стрелы, били точно в цель. — Думаю, для него это было крушением всего. Скорпиус рассказывал, как он к тебе относится. Ты для Джеймса не просто идеал отца, ты его личное божество. А теперь оказалось, что он-то к божеству отношения не имеет. — Прекрати! — Гарри стукнул кулаком по столу, уронив чашку. — Это не так. И ты ничего не можешь знать. — Я, конечно, не могу быть уверен, что совершенно прав, — вопреки словам, он выглядел как раз совершенно уверенным, — но со стороны многое виднее. Для младших ты просто отец. Любимый папочка. Но Джеймс… В их возрасте нужны кумиры. Джеймс выбрал тебя. — А Скорпиус — тебя? — спросил Гарри. Ему нужно было хоть немного отойти от темы, чтобы глотнуть воздуха и не задохнуться. — Нет, — Малфой помрачнел. — Отца. — Твоего? — теперь удивился Гарри. — При всех твоих недостатках, ты лучший объект для подражания, если выбирать между вами двумя. — Ты знаешь не обо всех моих недостатках, — хмыкнул Малфой. — Слышал, из-за чего я развелся? Гарри покопался в памяти. — Честно говоря, нет. В газетах почти ничего не было. — Знал бы ты, во сколько мне обошлось это «почти ничего», — бросил Малфой. — Астория узнала, что я ей изменяю. Точнее, увидела своими глазами. Поттер, никогда не оставляй думосброс в ненадежном месте. — У меня только служебный, — отмахнулся Гарри. — И что? — И потребовала развода. — Жестко, — посочувствовал Гарри. — А помириться не пытались? Я вот думаю, что если бы узнал об… увлечении Джинни, то, наверное… не знаю, постарался понять, что ли. Она ведь не собиралась к нему уходить. И даже не любила его. А у тебя явно было просто увлечение, раз ты после развода не женился на ней. — На нем, — поправил Малфой, чересчур спокойно уставившись в лицо замолчавшего Гарри. Лимит удивления на сегодня, похоже, у обоих был исчерпан. — Это Забини? — наконец спросил Гарри, чтобы прервать неловкую тишину. Малфой пожал плечами. — Какая разница? Разницы и в самом деле не было. Разговор замялся, и они быстренько свернули его, к обоюдному облегчению, договорившись, что Малфой спишется с Флитвиком и сообщит результаты. Заснул Гарри не сразу. В эти полгода он вообще спал плохо, а в последние дни тем более. Неожиданные новости смущали воображение. Против желания он представлял, как бы это могло быть между Малфоем и Забини. Наверняка грязно, шумно, неловко… Он сунул руку под одеяло и быстро передернул, смущаясь, что дрочит не на воспоминания о жене, а на малфоевские откровения.

* * *

Малфоевский филин прилетел рано утром. Гарри показалось, что он едва-едва провалился в тягучий и теплый сон, как в стекло забарабанили. В записке сообщалось, что Флитвик к полудню будет в Малфой-мэноре. Ответив коротким «Ясно», Гарри натянул на голову одеяло, но сон был уже перебит. В голову лезли мысли о Джинни, о Джеймсе, о Скорпиусе и, тут же, о Малфое. Вчера произошло что-то нелогичное. Гарри поморщился при воспоминании об этом. Но нарисованные накануне воображением картинки снова замелькали перед глазами, и Гарри решительно откинул одеяло. Холодный душ прояснил голову и разогнал кровь. Растеревшись полотенцем докрасна, Гарри причесался и тщательно вычистил зубы, стараясь сосредоточиться на том, что делает. Похоже, долгое воздержание начинало создавать проблемы, но это сейчас не было первостепенным. Флитвик уже был в мэноре — чертил пентаграмму и не задавал лишних вопросов. Малфой с плохо разыгранным равнодушием наблюдал за работой. Гарри подумал, что, наверное, ему нечасто приходится просить о помощи: обычно любая работа без проблем оплачивается галлеонами. Ни Люциуса, ни Нарциссы в кабинете не было. Гарри вообще видел их лишь однажды за все время, что появлялся в мэноре, и то издали, в аллее парка. — Неужели им совсем не интересна судьба внука? — негромко спросил он, присаживаясь на диван рядом с Малфоем. — Отец сказал, что если сегодня ничего не получится, он сам возьмется за дело, — так же полушепотом ответил Малфой, не сводя глаз с Флитвика. Но губы дернулись, выдавая недовольство и досаду. — А Скорпиус знал о твоем… увлечении? — еще тише спросил Гарри. Малфой промолчал, и Гарри понял: знал. — Зачем рассказывали-то? — покачал он головой. — А ты мне на первом курсе про дракона рассказывал? — бросил Малфой. — Вот так и Скорпиус… — Значит, он поэтому сбежал? — догадался Гарри. Малфой резко повернулся к нему. — А ты думал, ради твоего бесценного Джеймса? Да, он решил, что я позорю семью. Да, он меня ненавидит — и это в лучшем случае. Может быть, он даже хотел бы, чтобы между ним и Люциусом не было никакого слабого звена. У тебя, Поттер, их трое, а у меня единственный сын. Ты не представляешь, чего стоило оставить его в семье. Но он остался не ради меня. А вот сбежал — из-за меня. Чтобы досадить. Чтобы сделать больно. Чтобы… — Малфой, — Гарри попытался остановить его: Малфой говорил торопливо, монотонно, глядя куда-то за плечо Гарри. — Малфой! Он закрыл его рот ладонью. — Послушай себя. Ты говоришь, что он хотел причинить тебе боль. Значит, он понимает, что небезразличен тебе. И ты ему небезразличен. Все наладится. — Да пошел ты, — Малфой поднялся и отошел к окну. Гарри остался сидеть, потирая ладонь, нагретую чужим дыханием. — Все готово! — сообщил Флитвик. Гарри сжал кулаки. Неужели они уже сегодня найдут Джеймса? Он почувствовал, что измена Джинни, терзавшая его столько месяцев, поблекла, отошла на задний план. Сейчас его волновал только Джеймс. И Скорпиус. Очень хотелось, чтобы тот тоже нашелся и помирился с отцом. Малфой сбросил мантию и закатал рукав рубашки. Надрез — и кровь частыми каплями побежала в серебряную чашу. На дне собралась приличная лужица, когда Флитвик остановил кровь и залечил порез. — Все нормально? — спросил Гарри, когда Малфой, белый, как его рубашка, откинулся на спинку дивана. — Прекрасно, — прошипел тот, пытаясь застегнуть манжету. Машинально Гарри потянулся помочь и, лишь проталкивая пуговицу в тугую петлю, понял, что делает. Но Малфой молчал, только часто дышал в оказавшееся перед ним ухо. Гарри поправил манжету и выпрямился. — Вот так, — сказал он, стараясь не покраснеть, и злясь, что вообще способен краснеть из-за такого пустяка. Малфой все так же молчал. Гарри старался не смотреть на него. — Готово, — Флитвик закончил как нельзя вовремя. Малфой и Гарри бросились к чаше, склонились над ней, ударившись лбами. В блестящей поверхности был четко виден угол улицы с адресной табличкой и вывеской «Сдается жилье». — Нужен справочник, — взволнованно сказал Малфой. — Нет, — Гарри покачал головой. — Это в Лондоне. Я знаю эту улицу. По странному стечению обстоятельств, он был там однажды на задержании. Возможно даже, произнес дома ее название, и оно случайно осталось в памяти Джеймса. А может быть, это было просто совпадением. — Спасибо, профессор, — Малфой пожал Флитвику руку. Гарри еще не приходилось видеть Малфоя, искренне благодарящего кого-либо. Оказалось, ничего особенного. — Не думал, что мои ученики способны на подобную глупость, — словно извиняясь за Джеймса и Скорпиуса, проговорил профессор. — Удачи в поисках. — Спасибо, — поблагодарил и Гарри, чувствуя сосущую пустоту в животе. Надо было придумать, что он скажет Джеймсу, когда найдет его. — Аппарируем? — Малфой протянул ему руку, и Гарри крепко сжал сухие горячие пальцы.

* * *

Улочка выглядела точно так же, как в чаше: немного зелени, немного пыли, вывеска, китайский колокольчик над дверью. Гарри огляделся. Перед аппарацией он успел накинуть на них Дезиллюминационное, но оказалось, что мог бы и не стараться: улица была пуста, только где-то за деревьями слышался скрип качелей и детский смех. Пожилая ведьма с круглым плоским лицом узнала Гарри, но не подала виду. Да, она сдала одну из квартир молодым людям. Да, они рассчитались наличными. Нет, она не проверяла у них документы. Жить-то на что-то надо. Она не хочет отпугнуть потенциальных жильцов. Гарри понимающе кивал. Обязательно нужно сказать Рону, чтобы проверил эту квартиросдатчицу. И особенно ее жильцов. Перед дверью на втором этаже они остановились и переглянулись. Гарри улыбнулся, как он надеялся, ободряюще. — Алохомора! Их, конечно не ждали. Скорпиус сидел в кресле с ногами, по-поттеровски взлохмаченный, читал. Джеймс застыл в дверях с чашкой кофе, судя по запаху. Гарри поразился разности их реакции: в карих глазах Джеймса отражалось смятение, взгляд Скорпиуса был холодным и злым. — Все волнуются, — сказал Гарри, прерывая общее молчание. — Хоть бы предупредили. Джеймс отвел было глаза, но тут же вновь вздернул подбородок. — К чему беспокоиться о чужом тебе человеке? — Джеймс! — Это было уже слишком. — Как у тебя язык поворачивается так говорить? Ты ведешь себя… Малфой предостерегающе положил руку ему на плечо. Гарри замолчал, и в тишине прозвучало презрительно-ленивое: — Ты теперь с ним, да? Малфой отдернул руку, словно обжегся, и Гарри понял, что тот боится. Боится собственного сына. Да что ж это такое, черт возьми! Наощупь он нашел руку Малфоя, сейчас холодную и влажную, и крепко сжал. — А если и так? — спросил он у Скорпиуса, исподлобья наблюдавшего за ними. — Если и так? Не тебе судить, знаешь ли. Твой отец тоже проходил эти уроки. И сделал правильные выводы. Скорпиус захлопнул книгу. — Я возвращаюсь домой, — произнес он, словно не замечая Гарри. — А ты — как хочешь. И аппарировал. Гарри выпустил руку Малфоя и снова посмотрел на Джеймса. — Я догадался, что вы хотели сделать. — Неужели? — Джеймс храбрился, но ему недоставало того ледяного презрения, что исходило от младшего Малфоя. Он был так же нетерпелив, как Гарри… точнее, как Джинни, если нетерпеливость заложена в крови. Гарри обошел его, взял с журнального столика книгу с ритуалами, перелистал, хлопнул ладонью по странице. — Ритуал поиска по крови. Так я и знал. Хотел найти этого… настоящего отца, да? — Ну хотел! — Гарри казалось, что с каждым словом он теряет Джеймса, будто тот по шажку отступает назад и скоро повернет за угол, навсегда растворившись в толпе. — Хотел найти и найду! И ты меня не остановишь! Гарри знал, что не остановит. Не сможет. Потому что сомневается, имеет ли он право останавливать. — Я немедленно аппарирую тебя в Хогвартс, — сказал он. — И предупрежу МакГонагалл и Флитвика, чтобы глаз с тебя не спускали. Джеймс ухмыльнулся. До угла было рукой подать. — Поттер. — Дыхание Малфоя неприятно коснулось шеи. — Поттер, не дури. Скажи ему. По шее побежали мурашки, Гарри потер ее рукой. Малфой был прав. Он почему-то гораздо лучше разбирался в том, как говорить с Джеймсом, хоть и не мог найти общий язык с собственным сыном. Джеймс уставился на него с вызовом, и Гарри на секунду пожалел, что отыскал его так быстро. — Я знаю, кто он, — казалось, кто-то выговорил эти слова вместо Гарри. — Я дам тебе адрес. Джеймс подумал и кивнул. — В ближайшие выходные, — твердо добавил Гарри. — Все это не повод пропускать занятия. Ты и так продлил себе каникулы. Джеймс снова кивнул. Гарри показалось, что он вот-вот сорвется на крик, но Джеймс только собрал вещи, покидав все как попало в большую сумку, и положил на край стола ключ. — Держи, — Гарри протянул ему захваченный на всякий случай порт-ключ. — Я сейчас аппарирую. Можешь пока привести себя в порядок и приготовиться к школе. — Спасибо, — сказал он Малфою, когда Джеймс исчез. — Без тебя я бы не решился. — Не за что, — Малфой посмотрел на него, и Гарри заметил, какой тот уставший и измученный. Наверняка он сам выглядел не лучше. — Дай ему возможность самому выбирать. — Ты своему дал, и что толку? Малфой не разозлился и не обиделся. — Это разное, — сказал он. — Любой в здравом уме выберет тебя, Поттер. — Ты в этом уверен, куда больше, чем я, — хмыкнул Гарри, а потом шагнул вперед и обнял Малфоя. — Еще раз спасибо. Давно он не оказывался к кому-то так близко. Тепло мимолетных объятий перетряхнуло его. В иной ситуации Гарри посмеялся бы над собой, но сейчас ему было не до смеха.

* * *

Выходные наступили быстро — гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Джеймс попал домой через директорский камин. МакГонагалл переживала за него не меньше, чем Гарри. И не меньше, чем за Гарри. Впрочем, переживали все. Гарри прятался от них на работе. Он не хотел говорить о Джеймсе, не хотел ничего объяснять. Он хотел, чтобы все хоть как-нибудь закончилось. — Я написал ему, — сказал он Джеймсу. — Объяснил ситуацию, предупредил о визите. Надеюсь, ты не против. — Нет, — односложно ответил Джеймс. Он был тих и далеко не так запальчив, как несколько дней назад. — Тогда аппарируем, — Гарри взял Джеймса за руку, как делал десятки раз. Но никогда его не разрывало надвое ощущением одновременной близости и отдаленности с сыном. Он указал Джеймсу дом — ничем не примечательный в аккуратном ряду других, сдававшихся внаем одиночкам и небольшим семьям. — Иди, — сказал Гарри, слегка подталкивая Джеймса. — Я буду в баре. — Ага, — выдохнул тот, не сводя глаз с двери. Гарри успел пригубить первую порцию, когда появился Малфой. — Не опоздал? — спросил он, жестом подзывая бармена. — Нет. Ты извини, что так. Рон дежурит, а остальные… Я им ничего не сказал. Пока ведь непонятно, чем все кончится. — Ничего, — Малфой провел пальцами по редеющим волосам. — Мне все равно было нечем заняться. — Все так плохо? Малфой промолчал, и это было достаточным ответом. — Тогда давай за то, чтобы было хорошо, — предложил Гарри. Малфой не отказался. Но виски не расслабляло. Гарри не мог не думать о том, как там все прошло у Джеймса. Тот появился в дверях через пару часов, и Гарри встрепенулся. Джеймс бросил быстрый взгляд на Малфоя и присел на краешек соседнего стула. — Как прошло? — спросил Гарри. — Хорошо. — Джеймс помялся. — Пап, а можно, я сегодня останусь ночевать у Кирка? У него полно книг по квиддичу, и он обещал показать воспоминания с финальных игр. Все испытанные когда-либо Круциатусы показались Гарри мелкими неприятностями в этот момент. — Конечно, — сказал он, надеясь, что голос не дрожит. — Разумеется, ты можешь остаться. — Спасибо, пап, — с облегчением улыбнулся до ушей Джеймс. — Я к обеду вернусь. Гарри проводил его взглядом до дверей и повернулся к Малфою. — Давай напьемся, а? — предложил он. — Я давно не напивался. — А давай, — с неожиданной злостью согласился тот. — Мне кажется, что я давно не жил.

* * *

Гарри проснулся от ощущения неправильности наступившего утра. Похмелье привычно отзывалось в голове, во рту и в животе. Дотянуться до палочки и призвать зелье приравнивалось к подвигу, а для невербальной магии слишком болела голова. Рядом кто-то пошевелился. Гарри дернулся, и в висок ударило болью. — Малфо-о-о-ой… — протянул он с облегчением. — Что тут вчера было? — В думосбросе посмотришь, — неразборчиво проговорил тот, не отрываясь от подушки. — Но ты крупно влип, Поттер. Так, как ты умеешь. Гарри нахмурился. Вечер и ночь припоминались кусками — словно яркие вспышки в темноте. Бар, снова бар, дом, кухня, виски из старых блэковских запасов. Пьяные воспоминания о Сириусе, пьяные воспоминания о Хогвартсе, пьяные выяснения, что же Малфою нравится в мужиках. Пьяный поцелуй, диван в гостиной, лестница, спальня. Дальнейшее он тоже помнил. Лучше бы забыл. Он резко выдохнул. — Вспомнил, — не открывая глаз, констатировал Малфой. — Вспомнил, — сквозь зубы бросил Гарри. — Черт, сколько времени? Скоро Джеймс придет. «Если придет», — мелькнула мысль. Он все-таки призвал зелье, отхлебнул половину, остатки протянул за спину — Малфою. Подумал было завернуться в одеяло, но махнул рукой и пошел в ванную, как был, голым. Бреясь, обнаружил на шее пятно, которое при всем желании нельзя было выдать за синяк. Это как же надо было напиться? Он водил и водил бритвой по скрипевшей от гладкости щеке, пытаясь понять, как могло так случиться, что он, примерный семьянин на протяжении полутора десятков лет, вдруг пустился во все тяжкие. «Алкоголь, нервы, воздержание», — наконец сформулировал он причины своего падения. Вопрос, почему он хотя бы не попытался подцепить в баре девушку, не хотелось даже обдумывать. Гарри просто добавил к алкоголю, нервам и воздержанию неожиданность известия о малфоевской ориентации. Объяснение было совершенно недостаточным, но позволяло хоть как-то принять произошедшее и посмотреть в глаза своему отражению. В спальне он обнаружил уже умытого и одетого Малфоя — очевидно, тот отыскал ванную для гостей. — Кофе? — спросил Гарри из вежливости. Не хотелось ничего, нужно было просто дождаться Джеймса. — Не стоит, — отказался Малфой, — дома попью. — Как? — Гарри удивился. Он почему-то думал, что Малфой дождется Джеймса вместе с ним. — Ты разве?.. — Поттер, — Малфой покачал головой. — Это ваши семейные дела. Я не могу и не должен в них вмешиваться. — Ну да, — согласился Гарри. — Тогда — увидимся? Малфой кивнул, застегивая пуговицы под горлом. Гарри уставился на него, будто видел впервые. Сейчас он отчетливо вспомнил, что умеют эти пальцы, и столь же отчетливо захотел повторения. Алкоголь можно было сбросить со счетов — в эту минуту Гарри был совершенно трезв. И ориентация Малфоя новостью тоже больше не являлась. Объяснение рушилось на глазах, а времени на изобретение нового не осталось. — Увидимся, — Малфой аппарировал, и в тот же момент в камине появился Джеймс. — Привет, — сказал он, будто последних двух недель и не было. — Я не слишком задержался? — Ну что ты, — Гарри разглядывал его, будто ожидал, что Джеймс за одну ночь переменится до неузнаваемости. — Понравилось? Он не знал, как спросить: «в гостях» или «у отца». — Да, — кивнул Джеймс, ища что-то в сумке. — Я иногда буду там бывать, ладно, пап? Гарри молчал. Джеймс поднял голову, разглядел что-то в его лице, бросил сумку и подошел ближе. — Ты чего, пап? — спросил он, смущаясь. — Все нормально. Кирк сказал, что мама была замечательной… и что ты тоже замечательный, и он себя до сих пор чувствует виноватым, что все так вышло. Ну, и что я замечательный, тоже сказал. По-моему, он скучает по молодости, по квиддичу… у него ж никого нет. Гарри сгреб Джеймса в охапку, притиснул к себе. Сказать ничего не получалось — в горле стоял комок. — Пап, тебе надо кого-нибудь завести, — шутливо сказал Джеймс через несколько минут, выкручиваясь из объятий. Его взгляд остановился на шее Гарри, и он уже серьезно добавил: — Или ты уже?.. Гарри мысленно застонал. Едва разрешилась одна проблема, перед ним уже встала другая. Можно было соврать, но он только что пообещал себе скрывать от детей как можно меньше. Ложь рано или поздно всегда выходила боком. Впрочем, такая правда тоже ничего хорошего не сулила. Но если Джеймс узнает обо всем от Скорпиуса, в способностях которого добывать информацию Гарри не сомневался, будет еще хуже. — Я должен тебе кое-что рассказать… — начал он, думая, что в семнадцать лет жить было все-таки намного проще. Эпилог — Доброе утро, мистер Поттер! Гарри кивнул и крикнул в глубину дома: — Джеймс, Скорпиус здесь! — Сейча-а-а-ас! — отозвался Джеймс, уронив, судя по грохоту, что-то тяжелое и металлическое. — Пусть подождет! — Мы хотим попробовать сварить одно экспериментальное зелье, — спокойно пояснил Скорпиус. Гарри до сих пор не мог понять, как могут дружить два столь непохожих человека. — Здравствуй, пап. Гарри обернулся к вышедшему в прихожую Драко. Как ни странно, после их почти демонстративного каминг-аута и переезда Драко на площадь Гриммо отношения того с сыном стали значительно лучше. — Я потороплю Джеймса, — сказал он, давая Драко возможность поговорить со Скорпиусом наедине. Джеймс уменьшил котел и теперь запихивал его в сумку, поверх кое-как набросанных учебников. Гарри хотел посоветовать переложить все, но не стал. Пусть сам решает, как ему удобнее. — Если все пойдет хорошо, я останусь ночевать, — сказал Джеймс, закидывая сумку на плечо. Гарри помялся, но все же решил спросить. — Ты так дружен со Скорпиусом… Джеймс, я не то чтобы лезу в твою личную жизнь, и меня это, конечно, не касается, но вы точно просто друзья? В глазах Джеймса плеснулся смех. — Знаешь, пап, — его тон был слишком серьезен, чтобы не ожидать подвоха, — я, конечно, во многом хочу быть похожим на тебя, но далеко не во всем. И уж точно не в этом. Его ботинки прогрохотали по ступеням. Гарри не торопясь спустился следом. Драко стоял посреди опустевшей прихожей и чему-то улыбался. — Все нормально? — спросил у него Гарри. — Да, — словно прислушиваясь к себе, ответил Драко. — Да, все нормально.