Принадлежность

В детстве Симба воспринимает эту новость иначе. Злится поначалу, винит мать в том, что в своё время она разбивает сердце его дяде, а потом ему объясняют, что насильно не полюбишь. Никогда, что этак, что иначе. И Симба вникает в слова родителей, понимает, что обида и гнев в словах Скара отнюдь не напускные. Симба начинает понимать одержимость дяди в детстве. Мельком, не акцентируя на этом внимания, но понимает. Понимают это и Сарафина с Налой, и Муфаса, и даже сама Сараби. Но последние лишь молчат из чувства такта. Муфаса хочет верить, что брат оставит в покое его семью, что не будет провожать его взглядом необъятной ненависти, а Сараби… она просто хочет быть счастливой. Со Скаром это тяжело. Симба знает историю дяди лучше любой сказки. Он, на деле, ребёнок совсем, но тщедушно улавливает в его бытии, за что тот так не любит этот мир. Симба ставит себя на его место — всё сразу же становится таким простым, таким ясным, что он удивляется своему уму. Ведь Скар — дитя войны, лишенное родителей ещё в детстве, а после принятое королевской семьёй враждебного прайда и вынужденное каждое чёртово утро просыпаться и слушать, как он обязан перед королём с королевой за то, что в своё время те подбирают его гнилую шкуру в свою семью. Симба думает, что тоже ненавидел бы всех после этого, но тут же отгоняет эти мысли прочь: папа с мамой вряд ли были бы довольны, узнай они о его размышлениях. Скар не знает, как назвали его родные родители, но старое имя, данное приобретенной семьёй, откликается в подсознании горечью и заставляет оскалиться. Ахади ведь даром времени никогда не теряет, как он помнит из слов единственной львицы, поддерживавшей его. Он зовёт его Ушинди, зовёт его победой, но это, как ему приходится вскоре понять, ни разу не проявление отцовской любви. Это потеха. Самая настоящая. Потеха над тем, что вражеский прайд разгромлен, и его старое имя — пожизненное упоминание того, что он вынужден звать отцом того, кто убил его родителей. Симба знает, что тогда-ещё-не-Скар не любил свою новую семью. Ни Уру, которая вовсю жаловалась мужу на нестерпимый характер пасынка, ни Ахади, который ставит под удар все его шансы иметь хорошую жизнь, ни Муфаса, прекрасного и лучшего в глазах прайда, которого ему вечно суют в пример с надобностью и без. //«Да ты должен целовать землю, по которой ходит Муфаса, за то, что жизнь дала тебе возможность зваться его братом!»// Но он любил Сараби. Красавицу-принцессу из другого прайда, умную и вгоняющую в восторг, а ещё так мерзко смотревшую рядом с его братом и не важно, что эти двое помолвлены. Сараби прекрасна — это Ушинди запечатывает в память так глубоко, как может. У Сараби лучшие во всём мире глаза, у неё самая красивая шерсть и самая лучезарная улыбка из всех, которые ему только доводится видеть. Сараби затаскивает его в клетку одержимости, но забывает её закрыть. Ушинди — а теперь ещё и Скар — дикий зверь, который в любой миг может напасть и ранить, и он понимает, что должен отобрать её у всех: у её семьи, у прайда, а особенно у Муфасы. Но его брат следит за ней так тщательно, как может, кричит на него, награждает шрамом, и тот теряет все шансы заполучить её. Симба понимает одержимость Скара его матерью. Он понимает, что ему стоит бояться за неё, когда проходят месяцы после того, как гиены угрожают ему расправой, если он вернётся в прайд. Он вспоминает, как обычно смотрит на неё Скар, и начинает бояться. Не за себя. За неё. Скар ведь непременно захочет от неё львят. Симба винит себя за то, что из-за его необдуманности и трусости его мать будет вынуждена лечь под ненавистного ей льва, и потому старается об этом не думать. Но хитросплетение их жизни удивительно. Он ненавидит дядю, когда ему два года. Ненавидит просто за то, что, кажется, нутром чувствует все страдания Сараби, чувствует, как каждый шрам её выжигается на его теле, а любое слово, сказанное им, чтобы сделать больно, отдаётся и в нём. Симба знает: Скар не будет церемониться ни с кем, даже со львятами, но с его матерью — в первую очередь, и уже за это он ненавидит его. Но он со временем находит в джунглях Налу, — вернее, она его — и ему приходится следовать за ней, чтобы вернуться, чтобы защитить её, пускай на душе кошки всё ещё яростно скребутся. Симба ненавидит дядю за многое. За то, что он позволяет гиенам оказаться в землях прайда. За то, что он одаряет его мать унизительной пощечиной. За то, что он лжёт ему, что заставляет поверить во все бредни, потому Симба сталкивает его в пасть гиенам без всякой жалости и спешит вниз, к Сараби, чтобы успокоить и напомнить, что он дома. Симба знает одно: он хочет её защищать. Он хочет, чтобы она встретила свой следующий рассвет не в зловонном хохоте гиен, хочет, чтобы она не жила в страхе от мысли, что Скар придёт требовать от неё львят. Симба хочет, чтобы она жила долго. И Сараби, которая зарывается в его гриву и трогательно повторяет, как же он вырос, тоже хочет этого. Но она всё равно умирает спустя некоторое время, слишком рано, а Рафики, осматривая её труп, качает головой и сообщает, что удар Скара не остаётся без последствий и мозг оказывается поражён. И Симба в такой момент ненавидит Скара буквально за всё. За то, что всё имеющееся у него тот отбирает: и трон, и детство, и отца. Симба ненавидит дядю за то, что его одержимость забирает у него мать. Потому что своей любовью, болезненной и неправильной, он не даёт ей покоя даже после собственной смерти.