Виновен

***

***

Если бы Бяшу спросили, о чём он жалеет больше всего — он бы просто молча улыбнулся. Но потом, оставшись наедине с тишиной, он бы тихо ответил сам себе и заплакал самыми горькими слезами, что щипцами сдавили горло так сильно и так невыносимо больно. Подушка вскоре станет мокрой, Бяша бы громко и протяжно кричал в неё от собственной беспомощности. Он так устал притворяться до одури счастливым, будто бы стал вирусом счастья, устал быть клоуном в собственной жизни. Раньше он как-то не задумывался об этом, иногда его друг Рома даже удивлялся нескончаемому оптимизму своего «кореша». Окружающие настолько привыкли к его улыбающемуся выражению лица, что даже не задумывались о чувствах самого Бяши, лишний раз позволяя себе колко пошутить. Вроде бы очередная безобидная шутка про его сумасшедшую мамашу, но становится так больно в сердце и неожиданно обидно, что хочется по-детски надуть губу, лишь бы заметили. К сожалению, этого не происходит и его приятели продолжают оживлённо что-то обсуждать. Никто не видит, как обидно Бяше. Возможно, было бы намного легче прямо сказать, что ему неприятно, обговорить эту деталь и попросить больше так не делать, нежели обижаться из-за глупых шуток. Но в голову въелась мысль, что жаловаться нельзя, он должен быть счастлив, что его хотя бы зовут гулять или в очередной раз курить за гаражи. Счастлив, что помнят его имя и даже не скупятся на телесный контакт с таким грязным отродьем, как он. Обычным «чуркой», который из-за своей же матери иногда ночует в палатке на улице, не спасающей от мерзкого холода. Холода, бушующего по ночам в их маленькой деревушке. Он хочет обычную семью с любящей матерью и весёлым отцом, который бы шутил свои старческие шутки, брал с собой в гараж, попутно рассказывая о марках машин. Иногда даже брал бы с собой на рыбалку в пять утра. Находиться в самых тёплых объятиях и слушать грубый голос по ночам, который рассказывал бы легенды о таёжных зверях, обитающих в тёмном лесу, когда Бяша лежал в тёплой кровати, тихо сопя себе под нос, так как слишком вымотался за день, играя вместе с Ромой и другими мальчишками в московские прятки или казаки-разбойники. Вновь подушка забирает жалкий всхлип и матрас неприятно скрипит под весом мальчика, когда он в очередной раз пытается выместить свою злость, даже больше на себя, нежели на кого-либо ещё. Ведь это он виноват в разводе своих родителей, в том, что его мать выпивает по ночам, ведь все беды из-за него. Так хочется попробовать домашнюю стряпню своей родительницы, ощутить чуткое прикосновение тёплых и нежных рук, что не способны резко схватить за волосы, а лишь поглаживать макушку собственного сына и шептать о том насколько она его любит. В реальности же дверь с оглушающим грохотом откроется и на пороге покажется свирепая мать с бутылкой чего-то крепкого в руках. Страшно до дрожи в коленках, видимо из-за слишком громкого плача Бяша вновь потревожил сон своей родительницы, которая вдребезги пьяная уснула и проснулась с раскалывающейся на две половинки головой. Из-за расшатанных до предела нервов она не даёт даже капли сочувствия сыну, разбудившему её. Ей глубоко всё равно, почему он плачет, она давным-давно от него отреклась, ведь в собственных бедах легче всего винить слабых и тех, кто не сможет возразить. Она давно закрепила мысль в голове Бяши, что это он во всём виноват: в разводе, в её зависимости от алкоголя и даже в том, что она не может найти себе ещё одного парня на замену бывшему мужу. Мать давно не чувствует ничего тёплого, сын для неё стал сожителем, от которого она хочет поскорее избавиться. К большому сожалению, законы РФ не позволяют ей такой вольности, вот и приходится терпеть невыносимого ребёнка по соседству. Иногда даже весело отыграться на нём в очередной раз, заставить это ничтожество чувствовать вину и потешить свою самооценку, расшатанную из-за неудач на личном фронте. Она, как гарпия, начинает громко кричать, уже привычно переходя на высокие истеричные ноты, нещадно режущие уши собеседника. Хотя какой из Бяши собеседник, это больше похоже на монолог слетевшей с катушек женщины, которую её сын до сих пор боготворит. Парень молча встанет на шатающихся ногах (ему нечего сказать против рушащихся на него обвинений), посмотрит ровно в глаза и улыбнётся самой лучезарной улыбкой, стоя напротив чудовища из самых страшных кошмаров.  — Да как ты смеешь улыбаться, отродье! Ты никто и звать тебя никак, ты должен туфли мне лизать, ведь я до сих пор тебя не выгнала, жалкое ты подобие человека! А знаешь что? Я буду рада, если ты сгниёшь в каком-нибудь старом гараже, подыхая от холода. Я буду смеяться, пока последняя клетка тела не вымрет в твоём организме, пока сама не увижу собственными глазами, как ты попадёшь в ад и будешь гореть самым жгучим пламенем, что есть в его глубинах! — тирада была наполнена ядом, который проникал в душу и с каждым словом отравлял всё существование паренька. Как же женщина, что родила его, может так ненавидеть его? Так сильно желать его смерти и настолько яростно проклинать всю его жизнь? Внутри Бяши остались только капельки глупой любви и надежды к монстру, который стоит напротив него и буквально плюёт на всё, что с ним связано. Женщина, будто оклемавшаяся от собственных эмоций, увидела то, чего не забудет никогда. Пустые глаза сына, что бессовестно смотрели на неё, пожирая и словно спрашивая: «За что?». Секунда, и она ударяет его по лицу, так сильно и с таким остервенением, с каким никогда не избивала собственное чадо. Слышится громкий шлепок, и мальчик падает на колени. Его лицо, казалось, не способно выражать ничего, кроме улыбки. Слёзы всё так же сильно обжигают кожу, оставляя красные полосы, похожие на ожоги. Он обнимает женские ноги, так сильно, как только может, боясь потерять. Но проходит мгновение, и на его голову обрушается целый шквал ударов тяжелой бутылкой. Бяша усмехается, ведь он пуст так же, как и эта бутылка, так же, как холодильник на кухне, и так же, как семейный кошелёк. — Мамочка, прости-прости, пожалуйста! — Умолять собственного палача глупо, даже жалко, но ему ничего не осталось, кроме как тащиться на коленях и чувствовать тяжёлые удары по своей голове. Интересно, где же он так нагрешил? Мать что-то кричит про неблагодарного сына и всеми силами пытается уйти от цепких рук, что крепко накрепко прижали тело к ногам. В конце-концов, вытаскивая конечность, пинает каблуком в голову. На лице появится омерзение, и появится желание ударить ещё и ещё. Туфля попадает метко в макушку, и кажется, что мать хочет раздробить в мясо череп — капли крови уже летят на деревянный пол. Родительница не щадит, хватает острыми ногтями волосы, и оттягивая от себя, с размаху впечатывает в пол. Удары не прекращаются, пока чудище не видит, как руки слабнут, и по улыбающемуся лицу льётся алая река, а тело бездушным камнем с грохотом падает на пол. В глазах ни капли сочувствия к сыну, лишь ярость согревает душу. Мерзкая ухмылка появляется на лице, каблук вновь падает ровно по макушке, и кажется, женщина вновь готова плясать на чужой голове. Однако этого не происходит, вместо этого она движется в ванную, чтобы очистить обувь. Размеренные шаги слышатся из глубины гостиной, где уже стоит гламурный чемодан со всеми вещами. На столе лежит записка с кривым почерком, которая гласит: «Пока, отродье!» Существо с накрашенными ногтями и длинными ресницами покидает здание под завывающую вьюгу, что будет развевать чёрные длинные волосы по ветру. В напоминание о ней останется только бутылка, которая будет ещё долго валяться на полу, испачканная в крови. *** — Бяша? Бяша! Бяша, очнись пожалуйста! — кто-то настырно тряс бездушное тело за плечо. Глаза немного приоткрылись, выдавая серую муть и что-то плавно движущееся. Голос звучал слишком знакомо и даже немного по-родному. Тело нещадно болело, особенно голова, мурашки покрыли всю кожу от холода. Но голос всё не успокаивался зовя и буквально вырывая Бяшу из пелены безмятежного спокойствия. Парень попытался как-то пошевелиться, хотя бы сделать малейшее движение, но острая боль окутала всё тело вновь в тот ад, что он пережил буквально несколько часов назад. Изо рта вышел хрип и ещё один, он буквально потонул в сухом кашле, разрывая горло. Глаза всё так же слезились, не давая рассмотреть объект перед ними. Тёплая рука придерживала Бяшу. На полу были видны грубые царапины — скорее всего от обуви, разлита странная жидкость вперемешку с кровью, валялась старая потрёпанная пачка сигарет. Голые ноги обдувал сквозняк со стороны двери, видимо кто-то открыл окно в соседней комнате, а человек перед ним прижал его к себе, немного согревая теплом, исходившим от чужого тела. Говорить снова, тревожа горло, не хотелось — вообще ничего не хотелось. — Бяша, ну же, друг, очнись! — опять послышался этот беспокойный голос. Мозг пытался переварить его и построить ответ, но голову пронзила резкая боль, значительно затрудняя вспомнить хоть что-то. Его снова потрясли за плечо. Интересно, когда же человек, который держит его так нежно, поймёт, что Бяша ему не рад? Бяша хочет умереть и больше никогда никого не видеть, не ощущать душевную боль и не чувствовать запах дешёвых сигарет, что они с Ромкой покупали в прилавке за школой. Точно! Это же голос Ромы, его лучшего друга. Теперь его не удивляло, почему он чувствовал этот запах. Бяша попытался улыбнуться, мышцы напряглись и вновь боль. — Надо позвонить Тохе! Он-то тебе точно поможет, дружище. — Голос отдалялся, руки держащие его так бережно, тоже исчезли, словно видение или мираж в пустыне. Однако перед этим его аккуратно подняли и положили на кровать, укрыли одеялом. Вновь наступило спокойствие. Голос ушёл куда-то вдаль, ворча что-то низким голосом. Тело вновь ощутило слабость и больше ничего не слышало.