вторая молодость

я ушла в загул. я знала, что нужно время, я знала, что это - не конец всей моей жизни и моей эмоции, что жизнь идёт, все проходит, но мое тело считало иначе. оно считало, что я не переживу. было чувство, что я умираю. будто все мои органы медленно отказывали, будто сердце не выдерживало таких частых ударов, лёгким не хватало воздуха, печень не реагировала, желудок не чувствовал голода... я стала чаще нюхать. тут спасибо Юре - прошлые связи и некое "наследство" немного утешали. секс стал ярче. но мне было больно. я трогала чужие тела и видела ее. я вдыхала никотин и представляла ее ебучие "кисс". однажды я совсем с ума сошла. я купила вместо "ротманс" "кисс", села на балкон, включила какую-то ванильную попсу и аккуратно раскуривала их на балконе, все надеясь, что она вот-вот выглянет и взглянет на меня теми глазами, какими смотрела раньше. в шараге каникулы. кое-как сдала. из сожаления при виде моего бледного лица и впалых глаз преподаватели ставили зачёты с закрытыми глазами, молча указывая на дверь. больно. страшно. я в жизни в таком напряжении не пила чаю. я пришла домой к Роме, чтобы обсудить с ним Юру и в целом побыть рядом. села за стол, сложила на нем руки, потирая большим пальцем ручку от кружки и слышала, как отчётливо бьётся мое сердце. его гитара в углу уже запылилась, что добавляло грусти и тяжести происходящему. уже сумерки; тени от деревьев было видно на доме напротив, когда Рома ходил туда-сюда по кухне и наводил чай. он тоже отчего-то нервничал, останавливался периодически и дёргал ногой, теребил шнурок толстовки. за стенкой тихонько играл телевизор, который смотрела больная бабушка, с которой он жил. -ты сама как после случившегося? - нарушил он тишину, покашляв. -я отлично. веришь? - я подняла на него красные то ли от недосыпа, то ли от злобы глаза, уставившись и максимально открыв веки. -нет, не верю. он сел напротив, с тяжёлым вздохом шлепнувшись на стул. внутри меня распирало волнение, будто куча кошек скреблись и шептали: "поплачься ему, поплачься", но, как говорила моя бабушка: "в целом, всем похуй, сколько ты выплачешь и за кем ты все выплачешь..." -я действительно любила. вот прямо искренне. я даже не знала, что я так умею. - не поднимая взгляда, я почесывала рукой другую руку, теребя запястье. - ты же видел, с какими глазами я об Алине говорила, говорю и буду говорить. это больно. -она не звонила? -звонила, в дверь ломилась, писала... я везде заблокировала и решила, что не хочу слушать глупые оправдания. я не дура, Рома. -нет, Сонь, ты дура. сколько раз дрожала рука над телефоном, пока я допивала десятый бокал все в попытке написать и всё-таки поговорить. но, блять, какая же я нахуй гордая. и рука не дрожит... -мы с ней виделись. она утверждает, что ничего у нее с Женей не было. -я так привыкла и потихоньку начала смиряться, я не хочу ей верить. не хочу. мне чуть легче. совсем чуть... я припадаю взглядом к стенке, видя боковым зрением, как тени машин за окном играются прямо напротив нас. изжевав губу, с дрожью в голосе всё-таки выдаю: -нет, нет, я пизжу; мне ничуть не легче. чай, как назло, все никак не остывал, да и пить не хотелось совсем. напряжение диалога чувствовалось в воздухе. мне все представлялось, как Алина сейчас где-то ходит - одна ли или с Женей - по темноте, а фонари освещают ее розовые волосы и делают их рыжими, а она смеётся, курит, смеётся, плачет, снова смеётся... или как я встречу ее в лифте. что я ей скажу? я даже не повернусь, скрою дрожащие руки и тяжело вздохну. признаться, это было моей самой мощной пьяной выходкой. в три часа ночи мы с подругами пришли к нашему с Алиной подъезду, нашли в гараже знакомого баллончик, начеркав: "Алина, я..." и не дописали. потому что я не знала, что я? люблю? скучаю? ненавижу? обожаю? схожу с ума? ревную? страдаю? все так же верно жду?... -что с Юрой? - осилилась спросить я через тяжкий выдох. -состояние стабильно тяжёлое, считай, ребра ему теперь можно реально пересчитать... -выживет? -хуй его знает, Сонь. хуй его знает... - последнюю фразу он произнес особенно четко и с расстановкой, - так ему и надо, карма. в России все по-прежнему грустно. бабушка за стенкой кашляет, пока чай все так же стынет нетронутым. -я могу предложить тебе секс. - он кладет передо мной конфеты - наивный - будто я их съем, если чай пить не стала. - но не со мной. тебя кто больше привлекает? -думаешь, поможет? -ну, легче часом точно станет. -мне все равно с кем. никогда не думала, что скажу это, но "мне все равно с кем". звучит по-шлюшьи. -тогда вечером приезжай вот... сюда. - Рома тычет пальцем на какую-то бумажку, где номер, и я киваю, последний раз кидаю на него благодарные глаза и ухожу. -до свидания, Ольга Петровна! -до свидания, Алиночка. до свидания... -Соня, бабуль... - закрывает за мной дверь Рома, - Соня!... я закидываю голову вверх, когда девушка с ярким каре, чем-то напоминающая Алину, ласкает мою голую грудь губами, не расстёгивая джинс. по инерции я двигаюсь, позволяя и даже более - прося. без лишних нежностей я просовываю ей руку в джинсы, пока она стонет, и, парадокс - я даже не знаю ее имени. пара засосов на теле, верно, сделают легче. завтра станет лучше. мне было жарко, холодно, пока я аккуратно входила пальцами в нее, а она второпях снимала с меня джинсы. -я таких, как ты, ещё не встречала. - шепчет она, откидываясь головой назад и прогибаясь в спине. ярко-розовые (у Алины был нежный) волосы раскиданы на подушке, иногда освежая память. девушка цепляется руками за простыни, и я сама чувствую, что мокрая насквозь, прогибаюсь ей встречу, тяжело дыша. джинсы сняты, тело безобразно голое - ещё один грех в мой бесконечный список. в голове мелькало ее тату... -чуть реще! - грязно кричит она, пока я доставляю ей удовольствие, и я покорно слушаюсь. когда она облегчённо выдохнула, облизала губы и принялась благодарить, меня настигли ненужные мысли, что это всё-таки не то. я сбежала. не помогло, не стало легче часом, Рома все наврал... -не нужно! убери руки...