Зависимость

Следующие две недели Лавеллан упорно таскала Дориана за собой. Бык и Сэра, конечно, не давали заскучать, а Лавеллан… что ж. Эта девочка быстро стала Дориану другом. Видимо, в Ферелдене и Орлее накопилось слишком много дел, которые нужно было завершить до бала в Зимнем дворце. Или Лавеллан просто больше вдохновляли мысли о помощи фермерам, у которых сбежал баран, чем о консолидации власти. За это Дориан и любил её. Но идиотом тоже не был. Конечно, ему нравилась их компания, эти бесконечные шуточки, которые травили его соратники, но причина их совместной вылазки была слишком прозрачна. Лавеллан держала его подальше от Каллена. После очередного бесконечного дня, посвящённого погоне по холмам за безмозглым друффало, терпение Дориана иссякло. Лавеллан просто мариновала их в Верхних землях, подальше от Скайхолда и от… — Мы решили сюда переехать? — спросил Дориан, когда Бык и Сэра отправились в свою палатку, пихая друг друга и хохоча. Инквизитор сидела у огня и натачивала лезвия клинков. Повторяющиеся движения — снова и снова, — очень умиротворяли. — М-м? — слабо переспросила она, не отрываясь от своего дела и почти не обращая на Дориана внимание. — Если мы изначально собирались переехать в Верхние земли, я бы предпочёл, чтобы меня предупредили заранее. Любые перемены приемлемы, даже если они далеки от роскоши Тевинтера, но бродить по деревенькам, сдирать с баранов шкуры и собирать эльфийский корень, живя в палатке и еженощно страдая от твоего оглушительного храпа… Лавеллан вздохнула и заговорила, перебив Дориана: — Я беспокоюсь за него. — Что?.. — Я беспокоюсь за него, — повторила она, откидывая назад прядь угольно-чёрных волос. — За Каллена. Я знаю, ты считаешь, что мы здесь только время тратим. А Соласу нравятся вылазки во Внутренние земли. Он обожает всякие мелочи, которые нам тут поручают. Но, как я уже сказала… — За что конкретно ты беспокоишься? Она подняла несчастный взгляд, изломив брови. — Дориан… — Инквизитор. — Не начинай спорить со мной, — предупредила она, хотя лицо оставалось располагающим. — Хочешь, чтобы я это вслух произнесла? Хорошо. Ты вынуждаешь командующего моим войском отвлекаться на какую-то бестолковую чушь. Я очень сомневаюсь, что всё это хорошо закончится. Каллен… — Лавеллан замолчала, подбирая нужные слова и продолжила, почти защищающимся тоном: — всё это воспринимает иначе. И нет, — быстро добавила она. — Я не драматизирую. Он дорожит своей репутацией, все знают, что он храбр и хорош в своём деле. Это очевидно. Но есть и другие аспекты, о которых известно далеко не всем. — Какие аспекты? — Я не предам его доверие. — То есть, он уже тебе доверяет? Её бровь многозначительно приподнялась и Лавеллан молча продолжила натачивать клинок. — Что ж… — протянул Дориан, скрестив руки на груди. — Я всё ещё не понял, почему в Верхние земли сослали меня, хотя беспокоит тебя наш проблемный командор. — Проблема как раз в тебе, Дориан, — чётко сказала она, а потом нахмурилась. — Я хотела сказать… сейчас нужно дать ему время. И оградить от твоих… что бы ты там ни задумал. — Я просто хочу с ним подружиться. Она даже не моргнула. — Дориан, если ты так и продолжишь шататься за ним, пытаясь вывести из себя, рано или поздно у него лопнет терпение. А я не хочу потерять никого из вас, понимаешь? Прошу тебя. Сердце колотилось, как ненормальное. — Потому что он меня убьёт? Лавеллан сглотнула, глядя в сторону. — Может попытаться. Они неловко замолчали. Услышать ещё одно подтверждение своих догадок было… сложно. Почти уродливо. Дориан прочистил горло и посмотрел на посох, оставленный у палатки и излучающий тепло. — Потому что я маг. — Не совсем. Нет. Он резко поднял взгляд: — Тогда почему? Лавеллан выглядела усталой. — Дориан, если я расскажу тебе, ты должен поклясться всем, что тебе дорого, что никогда и никому об этом не скажешь. Дориан закивал — нетерпеливо, отчаянно. — Да, да, конечно, клянусь. Она всё-таки его подруга, так что эту клятву он, мать его, исполнит. Инквизитор тяжело вздохнула, будто на её плечах возлежал целый мир. — Каллен пережил столько горя. С ним много чего случилось ещё до того, как ему стукнуло двадцать. О таких травмах почти ничего не известно, но некоторые в моём клане говорили, что они могут проявляться спустя годы, влияя на психику и… суждения. И на другие вещи тоже. Каллен доверился мне, и я не стану повторять, насколько это могло его изменить. Он каждый день борется со своим прошлым, а теперь ещё и отказался от того, что все эти годы облегчало ему жизнь. Дориан внимал каждому слову, а потом кивнул: — Лириум. Я больше не чувствую от него запаха лириума. — Могу сказать честно: я считаю Каллена верным другом и надёжным советником, лучше него никто не отличит союзника от врага, но когда дело касается магов… его отношение к вам необъективно. Кроме этого… — Она отложила клинки и взглянула на Дориана. — В тебе есть определённые черты… личности, которые выводят его из себя. Возможно, «выводят» — не совсем подходящее слово, но самое верное из тех, что приходят на ум. Он прикладывает все силы, чтобы игнорировать тебя так же, как Соласа или Вивьен. И даже если ты не прекратишь каждый день его донимать, думаю, он всё равно будет верен своей позиции. Она умоляла его понять. Отвали. Оставь Каллена в покое. Даже выражалась предельно ясно, предоставила ему и аргументы, и факты. Но Дориан из всех её слов услышал лишь одну фразу. Он прикладывает все силы, чтобы игнорировать тебя.

*****

Они вернулись в Скайхолд через неделю, и всё, чего хотел Дориан, можно было пересчитать по пальцам одной руки: принять ванну, уложить волосы, съесть что-то кроме дорожных пайков, выпить вина, а затем немедленно найти командора Каллена. На этот раз он точно знал, что делать. — Почему ты больше не пьёшь? — спросила Сэра, заглядывая Дориану в кружку с элем. — И куда делось твоё моднявое вино? Она уселась прямо на стол в «Приюте Вестницы», хотя Блэкволл и Бык сидели как нормальные, воспитанные обществом существа — на устойчивых стульях. Был ранний вечер, и Дориан чувствовал себя настолько чистым, что его кожа практически пела. — Иногда, — протянул Дориан, — я предпочитаю сливаться с серой толпой. — Пф-ф-ф. Ага, заливай. — Да, Винт, — хохотнул Бык, прищурив единственный глаз, — сам себя подъебал. Дориан пожал плечами и бросил взгляд на открытую дверь, оценивая густоту сумерек снаружи. Был почти вечер, но пока не стемнело. — Следующий круг за мой счёт? — спросил он, поднимаясь и направляясь к вечно деятельному и остроумному Кабо, который деловито протирал грязной тряпкой грязную кружку. — Нам ещё один круг, симпатяжка, — прощебетал Дориан с широкой, зубастой улыбкой. Кабо что-то проворчал, но всё же взялся за выполнение заказа. Когда Бык подошёл к стойке следом за ним, Дориан прекратил улыбаться и закатил глаза: — Сиськи Андрасте, да отвали ты от меня. — Это не сработает. — Мне кажется, я могу себе позволить выпить в таверне, Бык. Может, я и оставил позади своё вопиющее богатство и всё прилагающееся, но… — Каллен не станет тебя трахать. Эта фраза застала Дориана врасплох, он на секунду замолчал, почувствовав, как краснеют щёки — сказано было громко, кто-то наверняка услышал. — Как же мне теперь с этим жить! — драматично протянул он, скорее на публику, чем для Быка. — Тебя прямо штырит по этому делу? — спросил Бык блаженным, тягучим голосом. — Потому что если так, Винт, я могу провести тебе единоразовую сессию. — Ты мой спаситель. Бык усмехнулся и покачал головой. Кабо подал их напитки, с ворчанием забрал у Дориана золотую монету. — Уж не знаю, как ещё сказать. Я просто пытаюсь быть хорошим другом. Ты вот совсем себя не любишь? Или наоборот доказываешь, что ты настолько крут, что заставишь кого-то типа Каллена, который тебя ненавидит, забить на свою ненависть и выебать тебя, перегнув через стол? Ох, воображение… — Нет, — почти раздражённо ответил Дориан. — Не доказываю. Я не спешу налакаться, потому что не хочу похмелья завтра утром, когда у нас будет генеральная репетиция Зимнего дворца, и эти жуткие мундиры начнут выжигать мне глаза своим цветом. Бык фыркнул и забрал со стойки три эля, не тронув кружку Дориана. Секунду смотрел на него, а потом бросил: — Ты достоин большего. Дориан остался за баром, уставившись в свою кружку. Ему ничуть не становилось легче от того, что прямо перед ним стоял Кабо, хотя он и пытался делать вид, что очень занят своими делами, а не слушает и наблюдает. Слова Быка больно стучали в голове, но спокойнее и лучше от них тоже не становилось, потому что… они не соответствовали действительности. Несмотря на свою наглость и распутность, Бык был добряком. Доброта и честность — понятия не сочетаемые. И Бык не знал Дориана. Не знал его жизни до всего этого безумия, не знал, какие маски ему приходилось носить — многих он до сих пор так и не смог себе простить. Он выпил эль, вытер рот рукой, как какой-то ферелденский варвар, и вышел из таверны, не сказав никому ни слова.

*****

Вечер мягко перешёл в ночь, и дверь в башню командора была закрыта, но Дориан видел свет, исходящий из-под неё. Он простоял, уставившись на эту щель дольше, чем рассчитывал, прислушиваясь к малейшим звукам внутри — в основном это были шорохи и шаги. Это нервировало, это волновало, и стоило признать: в такой ситуации он ещё не был. Дориан осторожно постучал, плотно закрыв глаза и ощущая бьющийся внутри страх. Голос Каллена показался уставшим, слегка приглушённым: — Да? Дверь открылась легко, но громко. Создатель, здесь все двери так скрипят? Раньше Дориан не замечал. Он открыл её до упора, и прежде, чем произнёс хотя бы что-то из задуманного, застыл, уставившись перед собой. Картина была уничтожающая. Командор Каллен стоял у подножия лестницы в ботинках и брюках — больше на нём не было ничего. Он был без рубашки. Одна нога уже на нижней ступеньке. Взгляд устремлен на Дориана, рот слегка приоткрыт: выражение, напоминающее лёгкий шок. Дело даже не в том, что Каллен был красив (а он был красив), и не в том, что Дориан мог видеть иссечённую шрамами грудь, несущую на себе отпечаток многолетней боли и торопливых фронтовых исцелений на скорую руку. Дело в том, что сейчас он застал Каллена в момент уязвимости… и за это его могли прикончить. Командор резко отошёл от лестницы. Он впился взглядом в Дориана, его губы скривились, плечи напряжённо застыли, а руки сжались в кулаки. Дориан уже почти восстановил способности своего речевого аппарата, когда Каллен прорычал: — Разворачивайся и проваливай отсюда. Живо! Сделай глубокий вдох, приказал себе Дориан. А потом протянул руку и захлопнул за собой дверь. От хлопка Каллен не вздрогнул — лишь сузил глаза, и Дориан впервые ощутил исходящую от Каллена угрозу. — Я лишь хочу задать вопрос, — мягко сказал Дориан, потому что, скажи он чуть громче, голос бы точно дрогнул. — А потом уйду и больше не вернусь. Оставлю вас в покое. Даю слово. Судя по застывшей позе, Каллен прямо сейчас просчитывал, сколько понадобится времени, чтобы выхватить меч, и успеет ли он это сделать, прежде чем Дориан метнёт в него огненный шар. Проработка деталей, проигрывание сценария. Он готовился к бою, напряжённый и злой, и вся эта ярость была направлена только на Дориана. Дориан обожал находиться в центре внимания. — Ты несёшь чушь. — Один вопрос. И я исчезну. Дориан смотрел, как Каллен моргает, как сжимается его челюсть. — Спрашивай. Единственное, чего ему хотелось — не смотреть на Каллена, пока он говорит. Хотелось произнести это бодро, вероятно, с ухмылочкой, или даже нагло прислонившись к стене, чтобы получилось прямо в лоб, без приукрашивания, иначе Каллен просто потеряет терпение и убьёт его. Выдержать зрительный контакт с разъярённым и слегка растерянным бывшим храмовником было трудно, но Дориан справился. И произнёс: — Что вы сделаете, если я вас ударю?

*****

Дориану было десять, и он снова попал в беду. Он сидел в кабинете своего отца, на стуле с высокой спинкой, глядя куда угодно, только не туда, куда нужно. Кабинет был красивым, модно обставленным, здесь хранилась куча редких, ценных вещей и книг. Дориану хотелось сжечь все до одной. Галвард Павус тяжело вздохнул. — Дориан, ты даже не слушаешь меня. — Я умею слушать, глядя в другое место, — сказал Дориан, переводя взгляд на свои ногти. Всё ещё обломанные и грязные, с песком и засохшей под ними кровью. — Я не сержусь, — повторил Галвард. — И не разочарован. Я просто очень, очень испугался. Ты мог умереть, Дориан. Остальные дети сказали, что ты сам вызвался туда подняться, а они просили тебя этого не делать. Я прекрасно понимаю, что каньон — это что-то вроде… — он неопределённо махнул рукой, — местной достопримечательности, которая прекрасно подходит, чтобы доказать свою храбрость. Я и сам пытался на него взобраться, когда мне было лет пятнадцать, но, сынок, тебе десять, и ты мог умереть. Каньон никто не сможет покорить, особенно такой ребёнок, как ты. — Я почти взобрался на самый верх, — твёрдо сказал Дориан. — Да, я знаю. — У меня соскользнула нога. — Если бы не ребята постарше, мы с твоей мамой сейчас были бы бездетными. Дориан уже достаточно вырос, чтобы понимать, когда подобные слова должны оказывать особенный эффект. Мысль о собственной гибели должна была сработать, как сдерживающий фактор. Отец хотел напугать его или, как минимум, добиться обещания, что он больше не сделает ничего подобного. А у Дориана из головы не выходил момент, когда нога заскользила по камню, не встретив препятствия на пути, и всё тело сжалось от болезненного осознания: я просчитался… и сейчас умру. Да, ощущение было ужасным, это абсолютная правда, но оно не было… плохим. Оно было самым захватывающим и невероятным из всех его предыдущих подвигов. Дориан уже знал, что вернётся в каньон. — Ты прав, отец, — сказал он, теперь глядя Галварду прямо в глаза, чувствуя в себе достаточно моральных сил, чтобы скрыть свои истинные намерения. — Это было глупо. Я не должен был рисковать. Признаю, я просто хотел произвести впечатление на ребят. Выражение лица Галварда слегка потемнело при упоминании друзей Дориана, которых он совершенно не одобрял. Особенно одного мальчика. — Тебе не нужно никому ничего доказывать, — сказал он своему сыну. — А даже если бы было нужно — рисковать своей жизнью и своей родословной недопустимо. Ты — будущее дома Павус, Дориан. — Да, отец. Галвард будто почувствовал, что Дориан врёт. Снова вздохнул, разочарованный тем, что у него в очередной раз не вышло достучаться до своего сына. — Мне не нравится дорожка, которую ты для себя выбрал. — Да, отец. — Ладно, ступай. Пусть тебе исцелят руки. Дориан вскочил со стула, радуясь, что ему позволили уйти. Когда пальцы сжали ручку двери, Галвард сказал: — Ты мой сын, Дориан. И ты всегда можешь обратиться ко мне. Десятилетний Дориан обернулся и удивлённо моргнул. — Спасибо, — ответил он, не зная, что ещё сказать, потому что желание поскорее уйти не утихало. За пределами стен его ждал целый мир, полный опасных мест и людей, захватывающих ощущений, которые можно будет испытать, если рядом не будет родителей или нянек. Но отец действительно пытался что-то до него донести, и это было не просто так. Дориан очень постарался быть искренним, когда добавил: — я попытаюсь быть осторожнее. И он почти попытался.

*****

Мучительно-долго Каллен просто молчал. Не давал вообще никакой реакции. Дориан даже засомневался, услышал ли — может, он слишком тихо спросил или Каллен отвлекся на фантазии о том, как убивает его голыми руками? Но нет, в том, как застыл Каллен, было что-то, кричащее: услышал. Дориан сделал осторожный шаг вперёд. Каллен отмер. — Нет, — предупреждающе прорычал он, яростно сверкнув глазами. Одну руку он сжимал так, что костяшки совсем побелели, а вторая потянулась к мечу, висящему на своём месте, у командорского бедра. — Не смей. Но Дориан посмел. Сделал ещё один осторожный шаг, и теперь они находились на расстоянии выдоха друг от друга. — Ну, — негромко спросил Дориан, — что же вы сделаете? Каллен выплюнул со всей ненавистью, на которую был способен: — Попробуй, и узнаешь на собственной шкуре, маг. На этот раз фраза показалась чем-то совершенно другим. Каллен не пытался запугать Дориана. Его трясло. Дрожь была мелкая, почти незаметная, она пробегала по его телу и — да, — по большей части она была вызвана гневом, яростью, но был и иной оттенок. Дориан почти ощущал его вкус. — Все говорят, чтобы я держался от вас подальше, — произнёс он, осторожно делая ещё один шаг к нему, и теперь расстояние между ними превратилось в интимное, ведь Каллен бы никогда, никогда не отступил перед магом. — Лавеллан даже забрала меня на вылазку, чтобы уберечь нас обоих. Но от чего? Что вы на самом деле хотите со мной сделать, командор? Убить? Это было бы слишком просто. Вот он, я, безоружный. — Маги не бывают безоружными. Дориан не удержался — его губы слегка дрогнули, ощущения были зыбкими и опьяняющими. Он всё выше поднимался к запретной вершине. — Это так, — признал он, замерев и не отводя глаз. — Но мы оба знаем, что даже в этом случае вы одержите победу. А значит, я спрошу снова, что вы сделаете, если я ударю вас? Зрачки Каллена расползлись во всю радужку, глаза стали почти чёрными. — Ты идиот. — Признаться, я сомневаюсь, что вы убьёте меня. Сейчас вы знаете, что я собираюсь делать. Напади я внезапно — да, вы бы действовали рефлекторно, и тогда не несли бы ответственности за свои действия, но, раз вы знаете, что я собираюсь просто ударить вас, а не поразить магией, скажите… вы бы причинили мне боль? Это сработало. Это сработало, и Дориан сейчас определённо творил какую-то херню, но какая разница, если это приносило такие ощущения? Он настолько завяз в опасности, что оставалось лишь поддаться ей — другого выхода не было. Командор не пытался скрыть своей ненависти, но у Дориана было определённое влияние на этого человека. На этого красивого светловолосого мужчину, воплощающего в себе весь Церковный свет и… дрожащего от потребности. Потребности причинить Дориану боль. И Дориан отвечал ему — собственной нуждой. Он не столько хотел боли, боль была лишь частью всего действа, а не основой. Если бы он желал только боли, пошёл бы к Быку. Он хотел риска. Риска того, что Каллен не сможет себя контролировать. Что он не остановится, не заставит себя остановиться. Каллен был нестабилен. Каллен был совершенен. Дориан резко поднял руку, но он оказался быстрее. Поймал запястье с громким хлопком, такая хватка явно оставит после себя синяк. Каллен очень быстро дышал. — Если продолжишь, я не остановлюсь, даже когда ты начнёшь умолять. О, да. Каллен, мать его, совершенен. — Я не стану умолять, — мягко ответил Дориан, не в силах оторвать взгляд от губ Каллена. Сильная рука сжимала его запястье с такой силой, что ещё немного, и кость могла треснуть. — Умолять меня не учили. Теперь они стояли настолько близко, что если бы Дориан хоть немного подался вперёд, их тела бы соприкоснулись. Каллен бы почувствовал, насколько твёрдым стал его член, как он изнывал без прикосновения. Каллен закрыл глаза, не отпуская его и не ослабляя хватки. — Ты умеешь использовать исцеляющую магию? — спросил он так тихо, что Дориан почти не расслышал слов. — Да, — солгал он. — Умею. Когда командор открыл глаза, последние остатки сдержанности испарились. Он ударил Дориана в лицо, и силы этого удара было бы достаточно, чтобы снести с ног, но Каллен успел его поймать. Лицо обожгло болью, лишив разума и способности думать. Каллен схватил его за запястья и с силой дёрнул на себя, поставив ровно. Затем освободил одну руку, чтобы грубо провести пальцами по лицу Дориана, смазывая тонкую полоску крови с таким выражением лица, которое не сулило ничего хорошего, но… он ведь спросил, сумеет ли Дориан исцелиться, верно? — Такой высокомерный, — процедил, покачивая головой, будто обращаясь сам к себе. — Вы все одинаковые. Храбритесь, а потом умоляете остановиться. Дориан усмехнулся. — Я не стану умолять, церковный мальчик. И Дориан мог поклясться, что сквозь кромешную тьму его глаз, в которых горело жуткое предвкушение, он увидел вспышку невольного восхищения. — Посмотрим, — с мягкой яростью произнёс Каллен. Он оттолкнул Дориана, развернул его и, больно вывернув руку за спину, замер. Другая рука крепко сжала талию, удерживая на месте. — Ты хоть представляешь, как близко подошёл к острию моего меча? — прошипел он. — Сколько раз я хотел наказать тебя за то, что ты посмел снова шататься за мной, посмел снова меня провоцировать…? Дориан попытался сглотнуть, но Каллен неожиданно схватил его за волосы и рывком запрокинул голову, обнажая горло. В основании шеи болезненно жгло. — Что, не будет остроумных замечаний? Уже слишком поздно, чтобы затыкаться, теперь меня не успокоит твоё молчание, маг. В ответ Дориан попытался высвободить руку, но Каллен был грёбаной цитаделью, он будто олицетворял собой Скайхолд. От неловкого движения Дориан подался назад и неожиданно ощутил твёрдый член, настойчиво прижимающийся к его заднице. От этого ощущения у него закружилась голова, потому что он оказался прав, прав, прав. Каллен потащил руку ещё выше по спине Дориана, так, что ему пришлось выгнуться. А затем толкнул его к столу, и не было зрелища более горячего, чем Каллен, сметающий со столешницы всё, что там лежало, но взгляд всё равно приковался к мечу, который тот поставил у книжных полок, и теперь острие блестело сталью в тусклом свете свечей. Каллен мог выхватить его в любой момент. Когда командор впервые ткнул Дориана лицом в стол, это выбило из груди весь воздух, но руку он всё равно не отпустил. Дориан рванулся вперёд, рёбра сильно ломило. — Ты даже сейчас весь светишься высокомерием, — прорычал Каллен. — Какое же ты глупое создание, раз допустил подобное. Это заводило тебя? Тебя пьянила опасность, когда ты меня выводил? Дориан закрыл глаза и кивнул. — Ты избалованный, безрассудный паршивец, — шипел Каллен, раздвигая ему ноги. — Ты и сам не знаешь, на какой риск пошёл, явившись сюда. — Нет, — ответил тот, — я осознавал риски. Каллен замер и замолчал. — Осознавал? — Да. — И всё равно пришёл, — выдохнул он. Рука скользнула по спине Дориана, удерживая его больно прижатым к столу. — Тогда расскажи мне, чего ты хотел, маг. Дориан попытался вспомнить, как складывать слова, но как только рука Каллена зарылась в его волосы и резко потянула, все мысли вылетели из головы. — Скажи, тебя заводило, что я мог в любой момент выйти из себя? — Больше… чем следовало. — Да, — прошептал Каллен, наклоняясь к лицу Дориана и почти касаясь губами его уха. — Потому что даже в этом ты должен был обойти своих мерзких собратьев, да? Ещё сильнее, ещё опаснее, ещё соблазнительнее. Много времени прошло с тех пор, как я исполнил предсмертное желание мага… Командор резко дёрнул Дориана на себя, прижимаясь сзади. Свободной рукой он обхватил его горло, пальцы впились в плоть, сдавливая шею. — Ты ошиблась в выборе, маленькая, ненасытная шлюшка. Дышать становилось всё труднее, мир опасно темнел, и Дориан практически перестал ощущать своё тело, но чувства оставались. Он целенаправленно толкнулся задницей назад, пытаясь показать, насколько Каллен не прав. — Ты не первый маг, который пытается соблазнить меня, — выдохнул Каллен, скользя рукой вперёд и вниз. — Знаешь, что я делал с остальными? Дориан закрыл глаза, потому что не хотел этого слышать, но слышал. Когда Каллен коснулся его члена, потребовалась вся выдержка, чтобы не захлебнуться стоном и не начать толкаться в эту руку. — Говори, что я, по-твоему, с ними делал? — приказал Каллен, притираясь к члену основанием ладони, как раз там, где ощущения были слаще всего. Он ослабил хватку на горле Дориана как раз настолько, чтобы он мог дышать и говорить. Дориан тяжело втянул в себя воздух, чувствуя, как кружится голова от нехватки воздуха и убийственного удовольствия, медленно нарастающего в теле от движения руки. — Говори. Дориан крупно вздрогнул. — Не знаю. Рука Каллена сжалась сильнее, двигаясь по ткани. — Попробуй угадать. — Я… не могу, я не знаю, — выдохнул Дориан, но он знал, Каллена не устроит такой ответ, а если движения руки прекратятся, Дориан просто умрёт, прямо здесь. — Ты… наказал их? Каллен ускорил движения. — Нет. — Ты… — задыхаясь, выдохнул Дориан, — причинил им боль. — Они заслуживали этого? — Может быть. — Ты заслуживаешь этого? — Да, Создатель, да! — Так что же я сделал с магами Круга, которые пытались меня соблазнить, Дориан? То, как Каллен произнёс его имя, натянуло в груди тугую струну, толкая настолько близко к краю, что стало больно. — Ты… ты убил их. Рука Каллена исчезла, и Дориан почти готов был начать рыдать или кричать, или умолять, чтобы она вернулась, но в следующую секунду в его шею вонзились зубы. Боль была неожиданной и острой, но настолько правильной, что это оказалось слишком. Просто слишком. Дориан кончил от этого укуса. Оргазм окатил его болезненно, уничтожающе, и в тот момент показалось, что ему больше никогда не будет так хорошо, как сейчас. Запрокинув голову на обнажённое плечо Каллена, Дориан кончал в собственные штаны, а зубы командора сжимались на его шее, пока горячие волны удовольствия одна за другой сотрясали тело. Каллен резко оттолкнул его от себя. Дориан выставил руки перед собой, упираясь в стол. Мысли путались, он ждал, что же сделает Каллен, почти напуганный тем, что должно было произойти дальше. — Выметайся. — Чт-что? Дориан оттолкнулся от стола и повернулся. Каллен не смотрел на него. Вместо этого уставился на меч, который снова оказался у него в руках. Волосы на загривке у Дориана встали дыбом. Взгляд приковался к оружию в руках командора. — Думаешь, я бы запятнал себя таким, как ты? Магом? — Каллен покачал головой, резко рассмеявшись, хотя Дориан прекрасно видел, в каком состоянии он находился. Кожа, горящая румянцем, бешено пульсирующая жила на шее. Он посмотрел на Дориана, взгляд этот оказался закрытым, холодным и далёким. — Я никогда не убивал магов, которые пытались меня соблазнить. Это стало бы прямым нарушением моего долга. — Тогда что ты делал? Каллен медленно моргнул, не отводя глаз. — Унижал их. Дориан ничего не смог поделать. Он коротко рассмеялся, вздохнул и покачал головой. Ему нечего было сказать. Он снова подумал, что одолеет этого ненормального мужчину, но его снова ударили его же оружием. — Мне даже не пришлось касаться твоего члена, чтобы ты кончил, — сказал Каллен, качая головой. — А теперь выметайся отсюда. И больше не возвращайся.