Зависимость

От удара о стену из лёгких вышибло весь воздух. Каллен здорово приложил его о камень, прижимаясь всем телом: беспощадно, безупречно-потрясающе. Здесь даже повернуться бы не вышло, не то, что сбежать. Каллен ни на секунду не оставлял в покое его рот, даже не отстранялся, чтобы сделать хоть что-то: раздеться или ещё пару раз вспороть кожу Дориана своим кинжалом, который он отшвырнул куда-то себе за спину. Он был одержим поцелуями, полуукусами и металлической кровью из лопнувшей губы, жадно собирая её языком. Дориан мог только представлять, насколько по-звериному они выглядели. Дикие и необузданные животные. Желание разрывало изнутри: Дориану нужно было ещё больше, чем эти поцелуи, чем эта кровь, эта боль и тёмное, густое возбуждение, которое источал Каллен, одержимо наполняя себя вкусом и силой мага. Каждым своим движением он брал с Дориана обещание, и будь Дориан проклят, если не исполнит его. Каллен буквально впечатал его в стену, удерживая всем телом, пока выцеловывал рот, будто пытаясь выпить всю жизнь с его губ. Дориан был обездвижен, но не беспомощен: пальцы пустили лёгкий, острый заряд молнии Каллену по плечам. Командор дёрнулся, словно до него моментально дошло, что Дориан только что этим ударом действительно застал его врасплох. Это было странно, непривычно. Гнев вспыхнул короткой вспышкой, которая тут же исчезла внутри: глаза сузились, словно от острого разочарования. В себе, не в Дориане. За то, что позволил себе на мгновение утратить бдительность. Потеряться в ощущениях. Маги — опасны, Дориан практически услышал эти слова, которые загремели у Каллена в голове. В следующую секунду он пришёл в себя: зарычал, возвращая былую решимость. От резкой боли в челюсти окатило блаженством. Каллен славно бил: от каждого удара можно было буквально разлететься на куски в горячей, опаляющей похотью агонии. Дориан прикрыл глаза, невольно думая: сколько лет ему понадобилось, чтобы довести до совершенства технику своего удара? Или он с рождения ею владел? — Оставайся со мной, — тут же прорычал Каллен, болезненно сжимая пальцами ноющую челюсть Дориана и отвлекая от посторонних мыслей, заставляя смотреть себе глаза. Его палец аккуратно стёр кровь с уголка нижней губы. — Понял меня? — Так удержи меня, — выдохнул Дориан. Каллен снова вспыхнул гневом, но что-то удержало его от следующего шага в их болезненном танце. Дориан смотрел на него, глубоко дыша, изо всех сил стараясь не задумываться над тем, что сейчас не позволяет Каллену отпустить себя — он не хотел очеловечивать этого мужчину. И всё же, в таком состоянии Каллена было слишком легко прочитать — прямо как открытую книгу. Этот человек нуждался, чтобы Дориан бил в ответ. Давал отпор. Чтобы тоже сделал ему больно. Только Дориан не мог. Он настолько устал от вечных битв, что не мог заставить себя сделать ровным счётом ничего, чтобы защититься или что-то кому-то доказать. Магия словно покинула его тело, и была настолько далека, что Дориан чувствовал себя совершенно бессильным и просто… проклятье, он просто хотел отдать себя Каллену, и пусть тот поступает с ним, как пожелает. Дориан осознанно отказывался от своего совершенного оружия, которое оттачивал и полировал ещё до того, как овладел магией. — Или ты не в состоянии настолько меня увлечь? — с насмешливой ухмылкой прошептал он, стараясь не обращать внимание на дрожащие выдохи, прерывающие собственные слова. — Тогда мне, пожалуй, следует найти кого-то др… Каллен рванул его к себе, а потом шарахнул грудью о стену с такой силой, что на несколько секунд перед глазами засияли красивые пурпурные звёзды. Командор заломил ему руку за спину, и суставы тут же протестующе заныли с такой силой, что Дориан не мог пошевелиться, скованный ощущением ярости и смертельной опасности, исходящей у него из-за спины. — Ты бы не посмел, — прорычал он, прижимаясь губами к уху Дориана. Тот дёрнулся в сторону, но командор рванул руку ещё выше, и на этот раз от боли в локте потемнело перед глазами. Но и этой боли было мало. — Ты так думаешь? Каллен начал быстро расстёгивать пряжки и крепления одежды. Он ловко управлялся с ремнями одной рукой, второй удерживая Дориана прижатым к стене, как бабочку, пришпиленную к тряпке под стеклом. — Мог бы попытаться, — протянул он, медленно стаскивая с него верхнюю часть легкой брони. — Сама твоя сущность вынуждает тебя совершать безрассудные поступки, но я бы тебя остановил. — Ты никогда не сможешь меня остановить. Если бы Каллен поднял его руку хоть на дюйм выше, она просто сломалась бы пополам. Но Каллен лишь замер за его спиной, едва касаясь губами шеи, осторожно спускаясь к тому месту, которое отметил своими зубами ещё на крепостном вале, прокусил кожу до крови. Дориан не хотел, чтобы Каллен целовал его там. Он хотел другого. И Каллен остановился, не коснувшись этого места. От его дыхания кожа покрылась мурашками, когда он низко произнёс: — Я уже остановил тебя. И знаешь, почему? Дориан покачал головой, не открывая глаз. Его локоть был в паре секунд от вывиха, член, прижатый к каменной стене, обильно тёк. — Ты знаешь, почему, — шепнул Каллен. А затем резко отпустил его руку. Прежде, чем Дориан успел хотя бы что-то сделать — или разочарованно застонать, когда Каллен отстранился, — он повернул его лицом к себе, избавляя от остатков брони, оставляя грудь Дориана обнажённой. — Встань на колени. — Пошёл ты. Каллен ловко подбил колено Дориана, после чего тот практически упал на четвереньки, оказавшись в опасной близости к проёму лестницы. — Такой ты непокорный, да? — произнес Каллен, снова запуская пальцы в волосы Дориана, подходя ближе. — Маленькая, непокорная, магическая шлюха. Не отпуская волос, левой ладонью он нанёс внезапный и хлесткий удар по щеке. Это было больнее, чем кулаком. Он будто прошил насквозь, и да, именно этого хотел Дориан. Поэтому прежде, чем Каллена одолели сомнения, не перегибает ли он палку, Дориан вскинул на него взгляд, полный отвращения, и плюнул. Конечно, плевок не долетел до лица: во рту почти не осталось слюны, Дориан так тяжело дышал, что перед глазами плыло, а кровь в венах горела. Но он сделал то, что было нужно. Для того, чтобы Каллен снова ударил его по лицу. Для того, чтобы он спустил свои штаны ровно настолько, чтобы вызволить член. А затем заставил Дориана открыть рот, снова касаясь разбитой губы, прежде чем направить туда свою горячую, твёрдую плоть. Он не дал Дориану ни секунды, чтобы приспособиться, поэтому на мгновение тело сковала лёгкая паника. И это было настолько хорошо, что на глаза почти накатили слёзы. Каллен начал с оттяжкой трахать Дориана в рот твёрдым членом, одержимо вплетая пальцы в его волосы, пока у того слёзы текли по щекам. Дориану пришлось насильно заставить себя успокоиться, дышать через нос, потому что, как бы он этого ни желал, (снова) вырубиться перед командующим войсками Инквизиции — идея так себе. Деревянный пол был твёрдым и холодным, стоять на коленях оказалось совершенно неудобно, поэтому каждый раз, когда он пытался сохранить равновесие, придерживаясь за бедра Каллена, тот отталкивал его руки, желая самому направлять движения головы. Когда Дориан снова ухватился за его ноги, Каллен сдался. Он вытащил член у Дориана изо рта, оставив судорожно втягивать в себя воздух, а затем крепко взял за локоть и подтолкнул к другой части комнаты. Ослабевшие ноги подгибались, колени болезненно ныли. Каллен направил Дориана на кровать, а сам пошёл к сундуку с одеждой, вытаскивая из него ремень. Его не было рядом всего несколько секунд, а Дориан так и не сумел взять под контроль своё тело, как он ни пытался бороться с лихорадочной дрожью. Каллен завёл руку назад и стащил с себя майку. Его член всё ещё поблескивал от слюны. — Раздевайся. Дориан не пошевелился, и в следующую секунду пояс со свистом рассёк воздух, слегка зацепив кожу у него над коленом. — Я сказал: раздевайся. Этой боли было слишком мало, Дориана разрывало между желанием ощутить её сильнее и жаждой того, чтобы Каллен, наконец, использовал этот проклятый пояс по назначению. Дориан быстро скинул с себя штаны, отбрасывая их в сторону. Холодный воздух касался кожи, особенно сильно обжигая горящее место над коленом. Каллен почти бросился на него, врезаясь ртом в его губы, заводя руки вверх и удерживая оба запястья Дориана над головой. Он торопливо закрепил их ремнём, перекинув его через перекладину у изголовья. Дориан с силой дёрнул, обхватив пальцами жёсткую кожу, и внутренне возликовал, что она не поддалась. Каллен здорово его связал, хотя, при желании, с помощью магии можно было освободиться за пару секунд. Магия поможет ему сбежать, если он этого захочет. Если бы он этого захотел. Стоит добавить немного магии, и всё происходящее обернётся жалким спектаклем, подделкой, только… — Вы правда думаете, что ваш ремешок удержит меня? — прошептал Дориан, когда ладонь Каллена легла на его грудь, а подушечки пальцев осторожно коснулись сосков. — Ты не сможешь уйти. Дориан отчаянно выгнулся, когда Каллен подался бёдрами к его паху. — Мы оба знаем, что я смогу уйти. И уйду. Вырвусь отсюда, и сбегу куда подальше, прыгну в объятья первого встречного мужика, которого увижу… Губы Каллена сжались. Он явно разозлился, но снова эта вспышка долбаной внутренней борьбы, он словно брал себя в руки — хотя, учитывая, что говорил Дориан, злость была бы как минимум заслуженной. Рука Каллена, словно невольно, погладила его по груди и мягко обхватила пальцами горло. — Хочешь сказать, что готов рискнуть? — Я ведь воплощение опасности, командор, или вы забыли? Каллен склонился над Дорианом, изучая его долгим взглядом. — Не забыл, — произнёс он, и невооружённым глазом было видно, как его откровенная похоть борется с остатками трезвого ума. — И ты… жаждешь подчинения. — Да… — горячо выдохнул Дориан, предвкушая то, что будет дальше, потому что по взгляду Каллена было ясно: он знает, что нужно сделать, чтобы эта потребность, наконец, отпустила. Дориан плотно закрыл глаза, по его щеке тут же скользнула слеза, щекоча кожу, и он почти ненавидел себя за эту слабость. Не нужно было открывать глаз, чтобы ощутить мягкий толчок чар Каллена. Лириуму понадобилось много лет, чтобы покинуть тело командора, но всё же способности храмовников, которым их обучают с юности, остались. Его чары были… необычны. Резкие, словно скрежет, звук металла, который обтачивает камень, высекая искры. Чары были словно чужими, словно не его. Каллен бы никогда не назвал их магией. Оружие. Фокус. Трюк, не более. — Я опасен, командор. Проклятье, я так опасен… Будь моя воля, я бы смёл весь этот мир, собрал бы воедино всю кровь, что вы пролили на поле боя, и обрушил бы её кровавым дождём на головы тех, кто… Печать Молчания (9) ударила в грудь с такой силой, что перехватило дыхание. Она полностью дезориентировала, отрезая от накопленной маны и от Тени. Это было ужасное, чудовищное ощущение, но, в конце концов, Дориан лишь беспомощно застыл. Его глаза слегка закатились, а тело слабо дрожало от невозможности использовать магию и воздействия Печати Молчания. — Посмотри на себя, — произнёс Каллен, сильно сжимая пальцами его щёки. — Что ты сделаешь, чтобы остановить меня? — Ничего, — честно прохрипел Дориан. — Именно. И почему ты ничего не сделаешь? Почему разлёгся на моей кровати, как продажная девка? Дориан не хотел отвечать, не хотел произносить эту фразу. Он был слишком слаб и слишком беззащитен. Каллен наклонился ближе, едва касаясь губами губ Дориана. То, как он произнёс следующие слова, почти граничило с открытой угрозой: — Говори. Скажи это, или скажу я! — Потому что я твой! — выдохнул Дориан, не находя в себе смелости поднять взгляд и увидеть, как Каллен отреагирует на эти слова. — Я твой. — Да, — прорычал тот, обхватив его лицо обеими руками, а затем наклонился и горячо поцеловал. Создатель, как же он целовался… Словно собственник, словно преступник, ворующий нечто чужое, отбирая всё, что Дориан мог дать — равно как и то, что не мог. Язык нырнул вглубь рта, губы беспорядочно припечатывали рот Дориана, так же уверенно, как фразы, которые он произносил снова и снова меж этими печатями: — Ты мой, Дориан. Понял меня? Дориан лишь тряс головой, чувствуя, что теперь плачет по-настоящему — от тактильной и эмоциональной перегрузки. — Да, ты мой, — шептал Каллен, протягивая руку к его члену, обхватывая его, двигая пальцами по жаждущей плоти и оглаживая всей ладонью. — Посмотри на себя… отдаёшься храмовнику, лишённый своей магии и высокомерия… Дориан шумно дышал, закатывая глаза — от движений руки по члену в глубине живота разливалось блаженство. Он хотел сказать Каллену, чтобы прекратил, но он бы не остановился. Каллен никогда не послушает мага. И Дориан был бессилен перед ним. Каллен сдёрнул с ног штаны, отшвырнув их на пол, впервые представая полностью обнажённым, хотя с плотно закрытыми глазами не было ни единого шанса увидеть его тело. Он широко раздвинул Дориану ноги и плюнул себе на пальцы, покрывая член слюной и прижимая головку ко входу в его тело. — Ты примешь меня на сухую, — предупредил Каллен дрожащим голосом. — У тебя не осталось магии для подготовки. Дориан прикусил губу, не открывая глаз, и когда Каллен надавил, — куда медленнее, чем в прошлый раз, — стало больно настолько, что крик сам вырвался из горла. Рука зажала ему рот, заставляя замолчать: и физически, и окутывая чарами. Каллен плотно прижался лбом к руке, сдерживающей крики Дориана, а Дориан стонал и стонал, потому что больно было настолько, что ему казалось, что он сейчас просто умрёт. Жжение и наполненность были слишком сильными, невыносимыми. Каллен застыл только тогда, когда вошёл до конца, невозможно глубоко. Он осторожно отнял пальцы от губ Дориана и тут же наклонился, заменяя их своим ртом. Его руки провели по волосам, и хотя кожа головы всё ещё болела после того, как Дориана грубо дёрнули за волосы у стены, было приятно, потому что сейчас в движениях Каллена не было злобы. Он очень медленно вышел, а потом мягко вошёл обратно, гортанно застонав Дориану в рот. Тело будто разрывало на куски от насыщенности ощущений, потому что сейчас магия совершенно их не подавляла. Когда Каллен, наконец, начал его трахать, это было медленно и мучительно. Через какое-то время Дориан ощутил, как что-то упрощает скольжение, и ему пришло в голову, что это вполне может быть его собственная кровь. Он был растерзан во всех отношениях. Поцелуи Каллена изменились — становились чем-то иным: тревожным, непривычным. Паника отступила за накатывающей волной блаженства, поэтому в голове судорожно забилась мысль: что можно сделать, чтобы вернуть командора к привычной резкости и злобе. Но руки Дориана были связаны, а магия истощена Печатью Молчания, не было возможности сопротивляться или навредить — а это единственное, что Каллен ненавидел больше всего на свете. Даже говорливый рот, благодаря которому его презирала большая часть общества, оказался в ловушке. Губы Каллена не отпускали его, лаская с осторожностью, касаясь языком, проскальзывая глубоко внутрь, словно в попытке заявить о себе или распробовать вкус. Каллен начал прерывисто дышать, едва не всхлипывая Дориану в рот на выдохах. Дориан был беспомощен, в то время как Каллен в полной мере заставлял его чувствовать страшное, ведь сейчас казалось, что он не переживёт, если всё это закончится — а это разумеется закончится, ведь мир, что окружает их, состоит из напрасных ожиданий и предрассудков. — Прошу тебя, стой, — прошептал Дориан, пытаясь отвернуться, но Каллен следовал за его губами неотрывно, будто они были центром его Вселенной. — Пожалуйста… — Нет. Каллен начал трахать его быстрее и сильнее. Измученное тело Дориана молило об освобождении, это чувство наслаивалось на другие, сосредоточенные на том, что делал Каллен, и это… Дориан не выдерживал. — Ударь меня, — взмолился он. Каллен покачал головой, он отказывался делать больно, лишь наклонился и снова поцеловал, поглаживая пальцами лицо Дориана, вытирая его слёзы. И Дориан начал биться в его руках, пытаясь освободить запястья, чтобы хоть как-то заставить Каллена разозлиться, хотя бы немного. Ему необходимо было разбудить этого опасного льва, вынудить его наброситься на него — вернуть грубость: знакомую, безопасную, порождённую ненавистью. Но ремень не поддавался. Каллен гладил его, сжимал член ладонью, водил ею вверх и вниз в восхитительном, идеальном ритме. — Не могу… не заставляй меня чувствовать… — Чувствовать что? — Каллен длинно и мягко лизнул жилу на шее Дориана, и это оказалось слишком интимно, этих мест он не позволял касаться никому, с кем бы ни спал. Сердце предавало его, и тело следовало его примеру. Агония, терзающая внутренности, делала сознание таким лёгким, почти невесомым. Дориан чувствовал себя в безопасности. Дориан чувствовал себя… драгоценным. Он будто больше не был существом из насущного мира. — Каллен, — взмолился он, и по мере того, как удовольствие нарастало, на глаза вновь накатывали слёзы. — Умоляю. — Ты мой, — снова выдохнул Каллен, прижимаясь к нему губами, целуя так, словно это было единственным наказанием, на которое он был способен. Член входил в тело Дориана всё глубже и глубже, сильнее и быстрее, но, Создатель, сейчас ему не было больно, внутри сияло лишь блаженство, словно вся магия мира слилась между ними, порождённая движущимися телами, их ненавистью и жаждой. Дориан ухватился за это слово — ненависть. Каллен ненавидит тебя, сказал он себе. Он так сильно тебя ненавидит. — Скажи, что ненавидишь меня, — в отчаянии прошептал Дориан. Пальцы Каллена скользнули по его нижней губе. Он тяжело дышал приоткрытым ртом и, не отрываясь, смотрел на него застывшими, потерянными глазами. — Я… Но этих жизненно необходимых слов не последовало. Каллена накрыло оргазмом, его лицо мученически исказилось от удовольствия, и Дориан мог поклясться, что никогда ещё не видел на этом лице такого разбитого выражения. Один лишь его вид вызвал внутри нечто уничтожающее, и когда большой палец Каллена скользнул по головке члена Дориана, собственный оргазм подхватил его и швырнул в бездну удовольствия, подобно землетрясению, выбивая из реального мира вместе с командором. Каллен не отрывался от его губ, выпивая каждый звук, издаваемый Дорианом, словно впитывая их в себя, а тот будто ослеп: мир перестал существовать, его тело зависло в пустоте. Нечто, схожее с электричеством, охватило его существо, накрывая острыми волнами, заставляя тело судорожно изгибаться, заставляя верить в то, в чём Дориан давно разуверился. Это чувство натянулось струной, кристаллизировалось, застыло и… осталось в нём. Дориан знал: он только что изменился. Этот мужчина изменил его навсегда, и казалось, будто… Нет, пожалуйста. Нет, что угодно, только не это. Каллен вытер его оставшиеся слёзы дрожащими пальцами. Дориан открыл глаза и увидел, что он смотрит на него сверху вниз, и лицо его выражает столь откровенное чувство, что больно смотреть — так сильно тянуло и скручивало в груди, что было невозможно жить — существовать, — в едином с ним пространстве. Все ощущения постепенно угасали, — все, кроме того, единственного, которого Дориан боялся наиболее, но в то же время трепетно прислушивался к нему, как бы это ни было глупо и самоубийственно. Каллен мелко дрожал всем телом, выскальзывая из него. Это получилось слишком заботливо — Дориан сухо сглотнул, желая вернуть всё, как было раньше. Он оставался на месте, не смея пошевелиться и, даже если бы захотел, он всё ещё был связан, а магия возвращалась только сейчас — медленной, крошечной струйкой разливаясь по телу. Каллен сел ровно между его бёдер, доверчиво подставляя Дориану грудь — местами она была горячо-покрасневшей, а местами наоборот — бледной. Краем ума Дориан подумал: сколько же сил уходит у храмовника, чтобы исполнить Печать Молчания? — но этот вопрос не задержался у него в голове. Ощущений было… слишком много. Они оба всё ещё были обнажены, Каллен всё ещё никуда не сбежал. Он сидел на месте, спокойно глядя Дориану в глаза. Взгляд Каллена медленно заскользил по его телу, отмечая все раны и ссадины, одну за другой, как и в прошлый раз. Каллен не торопился, пока осматривал Дориана, и кончики его пальцев рассеяно вырисовывали узоры у мага на бедре. — Развяжи меня, — Дориан хотел бы, чтобы его голос прозвучал увереннее. Каллен словно не слышал его, продолжая нежно поглаживать кожу. Он поднял взгляд на Дориана и — проклятье, — что это был за взгляд? Чем было всё это? Дориан тяжело сглотнул и попытался собраться с духом. — Я сказал, развяжи меня. — Всё… — хрипло спросил Каллен, прочищая горло. — Всё в порядке? Дориан едва сдержался чтобы не закричать, мол, нет, конечно же всё не в порядке, как Каллен вообще мог настолько сглупить и предположить обратное? Разве что… Именно этого он и просил, ведь так? Заставь меня умолять, заставь умолять остановиться, но не останавливайся. Заставь меня пожалеть, заставь меня плакать. Каллен заставил Дориана умолять и просить. Заставил его плакать, заставил его отчаянно сожалеть. Вот только по неверным причинам. Стараясь не смотреть на командора, Дориан задействовал те крупицы магии, что вернулись к нему, и разорвал толстый кожаный ремень, освобождаясь. Не церемонясь, он столкнул Каллена с себя и принялся собирать свою одежду. В ушах пронзительно звенело, а желудок сжимало так, будто его сейчас стошнит. Лунный свет снова проникал в комнату, купая ее в серебристо-белом сиянии. — Дориан, — позвал Каллен, и, услышав мягкие шаги, маг внутренне съежился в ожидании. Доброта или жестокость — чем бы это ни оказалось, — будут невыносимы. — Я думал… — О чем ты думал? — закричал Дориан, развернувшись и отбросив свои вещи в сторону. С глухим стуком те упали рядом с лестничным проемом. — Чего, по-твоему, я от тебя хотел? — Я знаю, чего ты хотел, — ответил Каллен с раздражающим спокойствием, хотя выражение лица у него было хмурым. — Но ты нуждался в ином. Рот Дориана приоткрылся, а глаза расширились в удивлении. — Как ты посмел решать, что мне нужно? Кем ты себя возомнил? Создатель, я знал, что южные храмовники заносчивы, но чтобы настолько! — он горько, ошарашенно рассмеялся. — Это… Это… Каллен поймал суматошно жестикулирующие руки Дориана, прервав его бессвязные попытки заговорить. — Это — что? Дориан попытался освободиться. — Ты не имел права так поступать. — Ты же сам попросил меня… — Ты не имел права вот так насиловать меня! Каллен моментально отпустил его, делая шаг назад. — Что? — Что слышал, — прорычал Дориан дрожащим голосом. Он пинком отбросил оставшуюся одежду к лестничному проему. Его сапоги аккуратно стояли у стены, рядом с обувью Каллена, и, каким-то образом, это ранило сильнее, чем всё остальное за последние два дня. Он схватил их и тоже швырнул к лестнице. — Я недооценил вас, командор, — голос звучал удивительно равнодушно, не смотря на то, что внутри у него всё буквально кипело. — Вы выиграли, абсолютно и безоговорочно. Я покидаю Инквизицию и не планирую возвращаться. — Покидаешь? — Вы задаете слишком много вопросов, храмовник! Да, покидаю! — Почему? — Дориан попытался уйти, попытался развернуться и начать уже спускаться по этой проклятущей дурацкой лестнице, но Каллен с лёгкостью притянул его обратно. — Почему ты уходишь? — Как будто тебе не всё равно! — выплюнул Дориан. Каллен собирался что-то сказать, но быстро совладал с собой, сдержавшись, и желание влепить ему пощёчину, причинить боль, заставить его сожалеть об этой… этой человечности, едва ли не чесалось изнутри. Потому что это было неправильно, так неправильно. Каллен был лишь монстром, ужасным чудовищем, способным причинить ту жестокость и ту боль, в которых Дориан нуждался, которых заслуживал и желал. Ничем более! — Ты не можешь уйти, — фраза была сказана сильным, почти приказным тоном и в этот момент командор уже больше походил на самого себя. Обеими руками Дориан пихнул Каллена в грудь, оттолкнув его прочь. Каллен споткнулся, едва не упав. Дориану хотелось толкнуть еще раз, хотелось сбить его с ног, но ему не хватило бы сил. — Вообще-то, я могу делать что пожелаю! Я не какой-то жалкий, заурядный фермерский мальчишка с заблуждениями о величии, навечно зависимый от Церкви. Я могу пойти куда угодно и делать что угодно! Что-то сломалось в Каллене в этот момент; трещина в мраморе. — Я не буду вечно зависим. — Нет, ты просто найдешь себе новый поводок, — злобно бросил Дориан, неспособный остановиться. — Очередную великую цель, ради которой можно отдать свою жалкую жизнь. Если уже не нашёл. Нисколько не сомневаюсь, что Лавеллан станет тебе куда более лояльной хозяйкой! Стороннему наблюдателю сцена наверняка показалась бы забавной. Оба стояли абсолютно обнажённые, покрытые кровью, синяками, следами от укусов и семенем. — Почему ты уходишь? — Чтобы оказаться подальше от тебя конечно, зачем ещё? — Ты нужен Лавеллан. — Не так уж и нужен на самом деле. — Дориан, просто остановись на секунду! Дориан ударил Каллена по лицу, дыша так тяжело, словно вот-вот задохнётся. — Кто ты? — требовательно спросил он, качая головой, — Кто ты? Каллен прижал свою ладонь к щеке, по которой пришелся удар. — Ты знаешь, кто я, — тихо произнес он, опуская взгляд. — Ты читал письмо. Мерзкая, жалящая правда уже готова была сорваться у Дориана с губ, но так и замерла, невысказанной. Разум отчаянно пытался принять произошедшее, осознать произнесённое Калленом. Дориан словно с размаху врезался в стену. — Ч-что? — Моё письмо, — продолжил Каллен, избегая смотреть в глаза. Он опустил руку, обнажив чёткий след от руки Дориана, той самой, на которой оставил порез едва ли с полчаса назад. — Я знаю, что ты прочел его. Гнев Дориана, эта абсолютная квинтэссенция предательства и унижения, не исчез полностью, но замер, пойманный в горле, придавленный чем-то другим, чем-то совершенно невыносимым. Каллен покачал головой и отвернулся, каждый миллиметр его тела замер в напряжении. — Ты узнал худшее обо мне. Я подумал… — Подумал — что? Понадобилось несколько секунд прежде чем Каллен смог заставить себя заговорить. — Что даже прочитав письмо, ты всё равно пришел сюда. Что, может быть, для тебя оно не важно. Дориан никогда не был хорош в таких вещах, а сейчас и вовсе, если таковое вообще возможно, меньше всего походил на достойного человека. Ему хотелось разорвать Каллена на части, вскрыть ему грудную клетку и вонзить туда свою руку. Так же как он поступил с ним самим. И вот она — возможность. Возможность посмеяться над Калленом, холодно выплюнув, что он понятия не имеет, о чём речь. Поддразнить его в отместку, заставить его сожалеть о собственной слабости. Ведь слабость — презренна. Но вместо этого единственным, что он произнёс вслух, было: — Я ещё здесь, не так ли? Каллен слегка повернулся, оставаясь стоять к Дориану спиной. В бледном лунном свете можно было рассмотреть каждый шрам, когда-либо нанесенный командору, каждую травму, несовершенством выделявшуюся на его бледной коже. — Здесь ли? Дориан вынудил себя быть осторожным, несмотря на желание оттолкнуть и сбежать подальше. — Это никак не связано с письмом, — выдавил из себя он, надеясь, что Каллен не станет выспрашивать подробностей. — Это… Я слышал, что вы уходите через несколько дней. — Кто тебе сказал? — Вивьен, — ответил Дориан без колебаний. Последовала долгая тяжелая пауза, нарушившаяся только когда Каллен громко сглотнул и произнёс: — Ты решил уйти, чтобы не пришлось мне? — Вы гораздо важнее для Инквизиции, нежели я. — Я не ухожу. Я собирался уйти и поэтому не поехал с остальными — чтобы найти себе замену, но… — от хрупкой неуверенности, прозвучавшей в голосе командора, у Дориана пробежали мурашки по коже. — Не думаю, что теперь в этом есть необходимость. Когда Каллен наконец-то взглянул на него, Дориан понял, какую ошибку совершил. Понимание этой ошибки врезалось прямо в его, уже кровоточащую, грудь, добавляя очередной глубокий порез на сердце и… Пускай. Почему нет? В любом случае, он уже умирает, не так ли? — Я был так разгневан из-за того, что ты прочёл его, — признался Каллен, подойдя ближе к магу; каждое слово давалось с трудом. — Я не мог вынести и мысли о том, что ты всё знаешь, но сейчас я… Сейчас все иначе. — Потому что… — Потому что ты пришёл сюда, — было видно, что Каллену некомфортно. Откровенные разговоры едва ли давались ему легче, чем Дориану, но он попросту был сильнее. — Я увидел, как ты держишь коробку. Даже зная правду, ты всё равно пришел сюда. Каллен с усилием выдохнул, на лице проступила легкая тень отвращения. — Утром я избавлюсь от него. — От письма? — От него тоже. — Слова звучали подобно обещанию. Он стоял достаточно близко, чтобы Дориан мог почувствовать тепло, исходящее от Каллена, рассмотреть тонкую плёнку пота на его коже, появление которой не имело никакого отношения к тому, чем они только что занимались. — Я сожгу их оба. Нужно было сжечь их еще много лет назад. Наверное, я ждал что кто-то найдет их и всё узнает, чтобы я… Чтобы я мог… Создатель, это просто грёбаная пытка! Он зашипел сквозь стиснутые зубы. Дориан хотел остановить Каллена, сказать, чтобы он нахрен заткнулся. Потому что он никогда не умел хранить секреты или проявлять к ним должное уважение, потому что всегда был лишь язвительным, сломленным тевинтерским магом. Но, пойманный в гипнотическую ловушку ошеломляющей, безыскусной искренности Каллена, он не произнес ничего из этого. — Понимаю. Когда неловкость между ними стала невыносимой, Каллен закатил глаза и неловко потёр основание шеи. — Я всё еще презираю тебя и всё, что тебя касается. — Что ж, хорошо, — Дориан скрестил руки, скрывая предательскую дрожь. — Не хотелось бы, чтобы происходящее между нами свелось к банальной вежливости и терпимости. — Я не должен был так поступать с тобой, — Каллен произнёс это почти хладнокровно. — Ты желал от меня иного. Дориан прекрасно понял, что имелось ввиду. — Да, не должен был, — резко согласился он, но желание спорить уже почти покинуло его. Да, он все еще злился, но теперь эта злость была направлена в основном на себя. За то, что не рассказал Каллену о письме до… до всего этого. А теперь? Разве мог он рассказать ему теперь? — Больше так не делайте, — добавил Дориан после паузы. Не будет никакого больше, маг. Он ждал, готовился услышать именно такой ответ. — Не стану. Блядь. — И я… — продолжил Дориан, сдавшись общей атмосфере происходящего. — Сохраню в секрете то, что написано, эм, в письме. Командор одарил Дориана полу-подозрительным прищуром. — Очевидно. — Да, весьма очевидно, — он прочистил горло. — Я тогда… пойду, пожалуй. Дориан успел миновать несколько ступеней вниз по лестнице, когда Каллен нарушил тишину. — Дориан, — маг замер, не решаясь оглянуться. — Можешь забрать книгу обратно, если хочешь. Почему это происходило с ним? Что именно он сотворил, чтобы заслужить такое? Рот сжался в тонкую линию; Дориан невидяще уставился в мутное пространство перед собой. Он сумел заставить себя коротко кивнуть и продолжил медленный, обнажённый спуск в холодную, одинокую тьму.

*****

В последующие дни, пока уже неактуальный срок, отведенный Каллену на подготовку, подходил к концу, Дориан пытался собрать воедино осколки своей разбитой жизни. Склеить, какие ещё можно, выбросить остальные. Он написал отцу и это далось тяжело. На то, чтобы найти компромисс между тем, что он действительно хотел написать и тем, что могло подарить его отцу хоть немного утешения, ушёл целый день. Отправив письмо, он почувствовал себя немного лучше, но даже призрачная видимость облегчения ощущалась предательством. Словно он уже двигался дальше, уже забыл её. Если он не работал, то проводил время с Сэрой. Объявив себя главной в отсутствие Лавеллан — это проигнорировали все, кроме Коула, — она принялась решать самые нелепые, самые восхитительно незначительные проблемы Скайхолда. Проблемы простых людей, как она их называла. Дориан, на самом деле, никогда не понимал, никогда не интересовался проблемами простых людей, но Сэра предлагала ему тот вид утешения, в котором, как он думал, не нуждался, пока ему не стало сложно без него обходиться. Они неплохо общались, в этом Дориан был уверен. Может быть, он даже осмелился бы назвать их общение настоящей дружбой. Сэра была частью обыденного, реального мира. Никакой бессмыслицы, никакой хандры, никаких сожалений и, в особенности, забота о регулярном питании. Она взяла его под своё крыло подобно суровой, своенравной сестре, и Дориан ей позволил. А он нуждался в обыденности, действительно нуждался. Потому что Каллен не игнорировал его. Каллен не ходил вокруг молчаливым и хмурым, притворяясь будто Дориана не существует. Даже на людях Каллен перестал источать неприкрытую враждебность к магу, и в моменты, когда здравая часть рассудка в нём побеждала, Дориан ругал себя за то, насколько сильно он радовался таким изменениям. Но на самом деле, поначалу это больше шокировало. Наутро после… инцидента Дориан превратился в безбилетного пассажира корабля «Сэра», следуя за ней по пятам подобно потерявшемуся щенку. Каллен, который, как Дориан полагал, официально должен был возглавить Инквизицию в отсутствие Лавеллан, очевидно, решил на время пренебречь своими обязанностями и поучаствовать в повседневной жизни Скайхолда. Он завтракал за одним столом с Дорианом, Коулом, Сэрой и Варриком. Хотя было полно других мест, где можно поесть, были другие свободные столы и скамьи, другие люди, готовые составить ему компанию. И всё же, он теперь сидел именно здесь, рядом с Дорианом. Каждый день. Каллен редко, если такое вообще случалось, заговаривал с ним. Но постоянно смотрел. Он весьма искусно контролировал проявления своих эмоций и, да, вполне вероятно, что он попросту умело скрывал свое неизмеримое отвращение к магу, показывая тем самым идеальный пример для подражания. Но Дориан не верил в это, не мог позволить себе положиться на такие обнадёживающие предположения. Весь мир перевернулся с ног на голову, и Дориан проклинал себя, свою глупость и нерешительность, которые породили эту ужасную ситуацию. Потому что всё это было обманом. Это новое, шаткое подобие симпатии, которое Каллен демонстрировал Дориану, было основано на абсолютной лжи. Дориан понятия не имел, что было в этом, Создатель побери, письме. Но Каллен был убеждён в ином. Он верил, что Дориан знал. Был тронут якобы принятием Дориана не смотря на горькую правду, какой бы она не была. Одного этого оказалось для Каллена достаточно, чтобы унять его абсолютную ненависть к магу и заставить перестать смотреть на него так, будто Дориан лично вызвал Пятый Мор. Однако на этом всё не заканчивалось, хоть Дориан и не позволял себе замечать. По крайней мере, не в открытую. Замечать, что порой, даже в присутствии других, Каллен слишком долго задерживает на нём взгляд; чувствовать в этом взгляде ту же страсть, что и прежде. Только теперь Дориан знал, что скрывалось за ней — ненависть, которая на вкус как вожделение. Дориан притворялся, будто всё это неправда. Будто всё это часть его нового и лучшего из всех планов; Не Сойти С Ума. Дориан не приближался к казармам, активно избегал всего хотя бы отдалённо относящегося к Каллену. А Каллен, по правде говоря, той же модели поведения не придерживался. В первый раз всё случилось настолько абсурдно, что Дориан до последнего не верил в реальность произошедшего. Скайхолд представлял собой лабиринт из проходов и лестниц, в котором большая часть пути проходила через темные коридоры. Той ночью Дориан не блуждал по ним бесцельно, он направлялся в свою комнату, планируя (не)спать и, быть может, прочесть ещё одну главу из книги, которую, как он стыдился признавать, все-таки забрал у Каллена обратно. И Каллен просто… магическим образом возник перед ним, вынырнув из тени за дверью. Возможно, Дориан нашелся бы что сказать, придумал бы какой-нибудь остроумный комментарий, но ему не оставили шанса. Каллен толкнул Дориана спиной к стене, поймав его губы своими. С легкостью, Каллен прижал руки Дориана по обе стороны от его лица, тут же ловко проникая языком в рот мага. Он целовался с таким жаром, с таким напором, словно происходящее — прелюдия, и они вот-вот займутся сексом и, проклятье, Дориан понятия не имел, действительно ли они собирались им заняться. Каллен выглядел абсолютно поглощённым им, почти упоённым. Его тело так плотно прижималось к Дориану, что он мог ощутить твёрдость командора, и с каждым глухим рыком и стоном, которые издавал Каллен, он чувствовал, что и сам возбуждается всё сильнее. Но тут Каллен оттолкнулся, полностью высвобождая Дориана, развернулся и… нагло ушёл. Просто взял и оставил Дориана одного — взволнованного, онемевшего, кусающего губы, с пульсирующим возбуждением во всем теле, игнорировавшем любые протесты разума. Следующей ночью это повторилось снова и тогда Дориан понял, что происходило. Каллен преследовал его. Командор, демон его раздери, Резерфорд намеренно оказывался на пути Дориана, ожидая пока тот останется один, а потом… Потом — что? Набрасывался на него, вот что. Хватал и оттаскивал, впечатывал его в любую твёрдую поверхность и, выбивая из Дориана дыхание поцелуями, творившими с ним поистине ужасные вещи, оставлял трясущимся от желания. Он всегда уходил прежде чем что-либо происходило и ни разу не заговорил. Вполне вероятно, Дориан пришёл бы к выводу, что всё это лишь плод его разыгравшегося воображения, если бы однажды на них не наткнулась Кассандра. Так что, да, это происходило на самом деле. Это случилось в узком проходе, ведущем к башне. Бедная женщина буквально не могла пройти мимо них, отчего Кассандре пришлось вежливо кашлянуть, привлекая к себе внимание. Каллен оторвался от Дориана, оглядываясь на Искательницу — тяжело дышащий, но при этом удивительно собранный. — Прошу прощения, — произнёс он, вытирая рот тыльной стороной ладони, и медленно, неохотно выпустил запястья Дориана из другой. — Вы уже получили материалы, которые запросил Блэкволл? К чести Кассандры, она умудрялась сохранять невозмутимое выражение лица всё то время что обсуждала с Калленом незначительную задержку в доставке, пока Дориан стоял рядом, пытаясь восстановить дыхание и успокоить жар, полыхавший на щеках. Проявляя удивительное терпение, Кассандра быстро взглянула на Дориана, пожелала им обоим спокойной ночи и после двинулась дальше. Тогда Дориан заговорил с Калленом. — Что ты делаешь? Что происходит? Каллен ответил поцелуем, куда более грубым чем те, что были до. Он укусил Дориана за нижнюю губу, позволив нескольким каплям крови выступить наружу. Удерживая лицо мага, Каллен провёл языком по вскрытой, разорванной коже, посылая по телу пронзительную дрожь от идеальной, восхитительной боли. И, о, она была подобна подношению… Прости меня, позволь загладить вину болью, такой, какую ты любишь. Когда Каллен отступил обратно в тени и мрак, Дориан ясно мог разглядеть собственную кровь, размазанную по губам мужчины. И Каллен… ухмылялся. Играясь, дразня. Найди меня, говорила эта ухмылка. Рискни. Вот только Дориан не стал. Не смог ответить на вызов, в то время как вся их связь была построена на фундаменте, готовом рассыпаться при малейшем признаке давления. Ощущение зыбкой гармонии между ними было ложным, и Дориан — единственный, кто об этом знал. Тем не менее, он позволил этому продолжиться. Позволил Каллену выискивать его каждую ночь и прижимать к стене там, где он его заставал, скрадывать его дыхание и любые попытки к сопротивлению, оставляя Дориана ошеломлённым и разгорячённым. Позволял, втайне наслаждаясь. Ведь он был очень, очень слаб. Но, как и всё хорошее, это не могло длиться вечно.

*****

Дориан не сдержался от мягкой улыбки, когда вместо приветствия Сэра подарила вернувшейся Лавеллан поцелуй. Две хрупкие эльфийки, разделившие быстрое, но страстное касание, были одними из самых сильных и стойких женщин, которых он когда-либо встречал во всем Тедасе, и Дориан был искренне за них счастлив. Щеки у Лавеллан сияли румянцем, когда они разорвали поцелуй. Она быстро отыскала Дориана взглядом среди небольшой толпы, собравшейся их поприветствовать. И — да, — приветственные сборища действительно имели место быть в Инквизиции. Поздравления с тем, что никто не помер, и всё в таком духе. Сэра шла рядом с Лавеллан и что-то быстро ей говорила, пара слегка скрывалась за Быком, Блэкволлом и Хоуком. Солас шёл позади них. Сэра держала Лавеллан за руку, когда они направились прямиком к Дориану. Внезапные тёплые объятия включали, неожиданно, и Сэру тоже, поскольку та отказалась отпускать Лавеллан. Дориан поддался им, не став сопротивляться. — Я сожалею о твоей матери, — Лавеллан не тратила время на лишние расшаркивания, в то время как Сэра кивнула, утешающе похлопав его по плечу. Дориан даже не взглянул на Сэру. Лучше так, чем неловкие попытки выдумывать объяснения. — Я в порядке, — соврал он настолько явно, что заранее знал — Лавеллан даже не станет раздумывать над сказанным, и просто отмахнётся как от любой другой дежурной фразы, которую обычно игнорируют. — Как Крествуд? — Дождливый, — ответила она, слегка сжав его ладонь и подмигнула. — Ты бы его возненавидел. — Я сохранила всех живыми, — тем временем гордо проинформировала её Сэра. — Ну, по крайней мере, самых важных. Лавеллан хихикнула, но взгляда от Дориана не отвела. Она видела его насквозь, и, вполне вероятно, понимала, что дела обстоят куда хуже, чем она предполагала. — Это я вижу. Что ж, теперь я должна переговорить со своими советниками, — сказала она, отделившись от Сэры с той же неохотой, что и Каллен в ту ночь, когда Кассандра застала его с Дорианом на лестнице. — Но после мы можем вместе перекусить и поболтать. — Хороший план, — Сэра важно кивнула и в этот же момент Железный Бык подкрался к ней сзади, схватил за талию и поднял высоко над головой. — Ааргх, отвали! — Эх, скучал по тебе, безумная эльфийка! — пробасил он, смеясь над тем как она пиналась, пока её не поставили на место. Его взгляд остановился на Дориане. — Здорово, Винт. Выглядишь хреново. Дориан просто пожал плечами, тем самым лишь усилив подозрения Быка. Несомненно, позже ему наверняка устроят выволочку, и Дориан заранее чувствовал себя вымотанным. — Как бы там ни было, — ответил Дориан, уже шагая спиной вперед, неожиданно удивленный тем, что все вокруг пялились именно на него. — У меня полно… Должно быть, он шёл быстрее, чем предполагал, потому что, врезавшись в стену, замер; дезориентированный и удивлённый, но не настолько удивленный, как когда стена, также известная под именем Каллен Резерфорд, поймала его (почему, Создатель побери, он вечно ловил его?) и крепко удержала руками. — Осторожнее, — мягко произнес Каллен, и с легкостью выровнял Дориана, задержав руки чуть дольше положенного. — Не хотелось бы, чтобы вы упали. Рот Дориана слегка приоткрылся, или, по крайней мере, он надеялся, что только слегка. Раздумывая, мог ли он на самом деле находиться сейчас в Тени, а все это — стало быть, очередной нелепый сон, — маг нервно рассмеялся. — Командор, — ответил он, борясь с искушением потереть проклятую шею прямо как Каллен. — Как всегда — герой дня. Лицо Каллена осталось нечитаемым, мужчина являл собой образец спокойствия, разве что… вероятно, на мгновение в нём проскользнуло нечто игривое. На виду у всех, включая Лавеллан. Или, куда более правдоподобное объяснение, Дориан банально сходил с ума. — Абсолютно точно герой, — раздался глубокий, сильный голос Хоука, инстинктивно заставивший Дориана развернуться и взглянуть на мужчину, наблюдавшего за развернувшейся сценой вместе с остальными. — Но Защитник ли? Я даже не знаю. — Хоук, — резко поздоровался Каллен, и обычно теплый взгляд его медовых глаз внезапно похолодел. — Рад, что ты вернулся вместе со всеми. — Да, то ещё выдалось путешествие, — ответил Хоук, прогуливаясь, взгляд его вернулся к Дориану. — Хотя и лишённое очарования некоторых моментов, оставшихся в Скайхолде. — Счастлив, что можно, наконец, поприставать к кому-то еще, а, Хоук? — громко прервал Защитника Бык, шутливо пихнув его локтем. — Я все думал, что бедный Блэкволл рухнет в обморок, так сильно он краснел! — Едва ли, — проворчал Блэкволл, направляясь к своему месту у конюшен или, может быть, просто подальше от всей этой грёбаной драмы, в самом центре которой находился сейчас Дориан. Хоук слегка усмехнулся, будто сочтя это чем-то забавным. — Легкая добыча, — взгляд блестящих глаз был снова прикован к Дориану. — Не хочешь вместе выпить, Прелесть? Каждый волосок на затылке у Дориана встал дыбом в тот момент, когда что-то мощное и смертоносное проснулось в командоре перед ним. Он не посмел взглянуть, но смог ощутить странную магию храмовников, пробуждающуюся в Каллене, оживающую в предвкушении чего-то действительно, поистине ужасного. Но до того, как Дориану представилась возможность лицезреть всю степень безумия, готового вот-вот разразиться, Лавеллан обвила своей рукой его талию и ловко повела прочь. — Простите, мальчики! — бросила она за спину. — Сперва мне самой надо поговорить с Дорианом, так что придется вам занимать очередь. Бык, начинай пока совещание в ставке командования. Я скоро подойду. — Будет сделано, босс. Дориан позволил увести себя прочь. Путь, проложенный Лавеллан, привел их в Приют Вестника, продолжаясь всё выше и выше, прямо до укромного и тёмного уголка, в котором обычно обитал Коул. Дух отсутствовал, хотя даже будь он тут, вряд ли это остановило бы эльфийку. — Так, — произнесла она, разворачиваясь к нему и явно сдерживаясь. — Ничего не хочешь объяснить?