Help!

В самолете они напились. Славно так напились, вдрызг — нужно было успокоить нервы. Ведь из Лондона они вырывались с боями. Очевидно, что у продюсера и пиарщиков были на них совсем другие планы. После тура требовалось записать ещё два интервью и начать съёмки документального фильма. У них было запланировано три эфира на радио. Им нужно было возвращаться в Италию, ведь уже совсем скоро в Риме состоится финал Евровидения и они должны выступать в интервальном акте. Никакие отпуски в этот плотный график не вписывались. Они ссорились со своей командой — громко, яростно, резко. Кричали друг на друга — как никогда за годы совместной работы. Крыли друг друга матом. Вик превратилась в один момент в дикую кошку, прыгнула на продюсера с явным желанием выцарапать ему глаза. Тот отбросил её, словно тряпичную куклу, и тут уже не выдержал Итан, и через мгновение его крепкий кулак врезался в слабенький продюсерский нос. В общем, скандал разразился славный. Но в Киев они всё равно полетели. Дамиано не знал, как будут пиарщики отмазывать их, не знал, как юристы станут утрясать все обязательства. Но вины не чувствовал. Был выжат, как лимон. Думал — надо бы заплатить команде больше в этом месяце, премию какую-то выписать, что ли. Уж чего-чего, а денег теперь у них было предостаточно. Они и не знали, что с этими деньгами делать. Дамиано, к примеру, купил дом, оборудовал там звукозаписывающую студию. Выбрал лучшие инструменты, монитор, пульт. Но опробовать студию они так и не успели — пришлось ехать в тур. И в новом доме он за последние полгода, кажется, и не был. Всё складывалось ужасно глупо. Дамиано летел в Киев, был чертовски пьян, на его плече посапывал Итан. Чувствовал, словно вся тяжесть мира давила ему на спину. На краешке сознания промелькнула мысль о том, что с такими темпами выгорания до двадцати семи он может и не дотянуть. И только в аэропорту его начало отпускать. Они тащили свои инструменты (тут Дамиано вдруг осознал, что в суматохе побега никто из них не взял с собой одежды), и вокруг них было множество людей. Но никто из этих людей не обращал на них внимания. Это было странно. За год они уже привыкли перемещаться короткими перебежками, закрывать лицо, носить большие тёмные очки и прятаться от вспышек фотокамер и огней смартфонов. В Киеве, кажется, их никто не знал. Быть того не может, подумал Дамиано. Они, чёрт побери, звёзды. И в Украине у них такая огромная фанбаза! Почему же никто не просит автограф? Не пытается сделать селфи на ходу? Не хватает за руки? Итан, Вик и Томас тоже выглядели немного обескураженными. Пьяно улыбались, оглядываясь вокруг. Не выпускали инструменты из рук. Ровно до того момента, когда Вик остановилась внезапно, застыла завороженно на мгновение, резко вдохнула. А после бросила чехол с басом на пол и помчалась куда-то вперед, в толпу. Среди прочих встречающих Вик увидела высокую фигуру Игоря. Она налетела на него, словно ураган, запрыгнула на руки, обвила ногами, спрятала лицо в изгибе его шеи. Игорь держал её крепко, говорил что-то на ухо. Смотреть на них было почти что неудобно. Словно подсматривать за чем-то крайне интимным. Сокровенным. Но Дамиано на них и не смотрел. Потому что рядом с Игорем стояла Катя. Маленькая, хрупкая, изящная. Закутанная в тёплый худи. Без грамма косметики на лице. Смотрела на него. Улыбалась кончиками губ. И словно электрический разряд прошёл сквозь его тело. Он поднял чехол с басом и медленно двинулся к ней. Остановился за полшага. Дрожал от её взгляда. Горел из-за него. Катя улыбалась. Не двигалась. Смотрела на него снизу вверх. Была очень близко. Была очень близкой. Дамиано взял её за руку, прижал её маленькую узкую ладонь (горячая, надо же) к своей груди. Сердце колотилось так сильно, словно собиралось взорваться с минуты на минуту. Дамиано думал — простоит так до скончания веков. Лишь бы только вдыхать её запах. Чувствовать её кожу. Смотреть в её глаза. В его голове играла музыка. Впервые за долгие месяцы. К ним подошли Томас и Итан, из-за спины Игоря появился Тарас. И они обнялись уже все вместе — крепко, словно лучшие друзья. Сообщники. Хранители одной тайны. — У нас есть неделя, — сказала негромко Катя, смотря ему в глаза. — Через неделю у нас концерт во Львове. Нам нужно будет играть. Дамиано кивнул. Неделя так неделя. Это, в общем-то, даже больше, чем он просил. Намного больше. Вдруг нахлынула волна какого-то необъяснимого восторга. Словно вернулась на минуту прошлогодняя роттердамская горячка. Хотелось смеяться. Хотелось разговаривать. Обо всем. О всяких глупостях. Лишь бы говорить. Лишь бы быть вместе. Лишь бы чувствовать, что тебя понимают. Видят. И они начали говорить все одновременно, то и дело сбиваясь на смех. Вик, активно жестикулируя, рассказывала о драке с продюсером, и сейчас эта история выглядела до одури смешной, и они хохотали уже всемером. — А где Иван? — спросил Томас, когда они все вместе двинулись к выходу из аэропорта. — Ему нужно собраться перед дорогой. Он заберет нас завтра утром. — Перед дорогой? — удивлённо вскинул брови Итан. — Мы не остаемся здесь? — Нет, — улыбнулась Катя. Держала Дамиано за руку. Сжимала его пальцы. — Едем в место силы. Дамиано было, впрочем, всё равно, куда ехать. Чувствовал себя лучше некуда. И хотел снять с Кати одежду. Чем быстрее, тем лучше. Они сели в три такси. Разъехались по трём разным адресам. Итан с Томасом ехали к Тарасу. Вик — к Игорю. Дамиано оставался с Катей. Они сидели на заднем сиденьи машины, и руки Дамиано были у Кати под худи. Её кожа была горячей и мягкой. От прикосновений горели кончики пальцев. Они целовались так яростно, что перед глазами плыли разноцветные пятна. Слишком долго не были вместе. Слишком долго друг друга не чувствовали. Автомобиль вёз их сквозь ночной город, и жёлтые фонари с интересом заглядывали в окна. И вдруг Дамиано услышал знакомую мелодию. По радио играла Zitti e buoni. Катя рассмеялась и что-то сказала водителю. Тот ухмыльнулся в ответ и выкрутил звук на максимум. Гитарные рифы гремели, и Дамиано опустил стекло, высунул голову в окно, подставил лицо холодному майскому ветру. Услышал, как Катя поёт его песню. Начал петь сам. Не петь даже — кричать. Он кричал свою песню городу, и город принимал его. Такого неправильного. Такого озлобленного. Такого уставшего. Такого живого. Они летели мимо высоток, мимо их жёлтых окон, мимо широких проспектов. Киевский ветер трепал его волосы. Катя касалась его члена через штаны. Пела его песню. Дамиано не хотел, чтобы дорога заканчивалась. Был свободным. Когда такси остановилось во дворе одного из домов, водитель всё же попросил фото на память. Дамиано рассмеялся — за такую поездку он готов был подарить ему хоть все фотографии за свою жизнь. Они поднимались на раздолбанном скрипучем лифте, и Дамиано снова почувствовал обморочную лёгкость. Был ужасно уставшим — но по-хорошему уставшим. Словно после долгой прогулки. Несколькочасовой музыкальной сессии. После Евровидения. Расслаблялся. Отпускал себя. Всё-таки побег был превосходной идеей. Смотрел на Катю. Был ей ужасно благодарен. И когда они переступили порог её крохотной квартирки, ощутил себя — дома. Казалось, был здесь уже множество раз. — Ты голоден? — спросила Катя, стаскивая свои кеды и стягивая через голову худи. Осталась в простой белой футболке. Без бюстгальтера, конечно же. — Нет, — ответил Дамиано и притянул её к себе. Поцеловал глубоко. Дрожал от её губ. Её языка. Её вкуса. Но Катя прервала поцелуй, провела нежно рукой по его лицу. Остановила пальцы на губах. — Не сегодня. Он поцеловал эти пальцы и горестно застонал. Она улыбнулась: — Отсыпайся. Через шесть часов подъем. — У меня совсем нет одежды, — прошептал он, прижавшись лбом к её лбу, касаясь носом её носа. Катя тихонько рассмеялась: — Что-то придумаем. Он стягивал с себя грязную, пропахшую алкоголем и потом одежду. Долго стоял под душем. Смывал с себя усталость. Злость. Страх. Плавился под обжигающей водой. Растворялся в ней. Не чувствовал больше боли. Прислушивался к себе. Кажется, призраки Beatles отступили. Когда он вышел из душа, Катя уже лежала в постели. На коленях у неё свернулся калачиком кот-сфинкс. У изголовья горел ночник. — Иди ко мне, — прошептала Катя, и он нырнул нагишом под тёплое одеяло, обнял её, положив голову на мягкую подушку. Чувствовал себя снова живым. — Точно спать? — прошептал ей в ухо. — Точно. Просто хочу тебя почувствовать. Они лежали, обнявшись, под тяжелым одеялом. Тихо урчал кот. Засыпали. В голове у Дамиано рождалась мелодия.